Тема 8. Восстания рабов в римской республике

ПРИМЕРНЫЙ ПЛАН

1. Причины восстаний рабов в Римской республике.

2. Восстания рабов на острове Сицилия.

3. Восстание Спартака.

4. Причины поражения восставших.

ИСТОЧНИКИ

1. Аппиан. Гражданские войны / Пер. под ред. С.А. Жебелева, О.О. Крюгера // Аппиан. Римские войны. СПб., 1994.

2. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Кн. XXXIV–XXXV / Пер. с древнегреч. // Мишулин А.В. Спартаковское восстание. М., 1936.

3. Плутарх. Сравнительные жизнеописания / Пер. под ред. С.П. Маркиша, С.И. Соболевского, М.Е. Грабарь-Пассек. Т. I–III. М., 1961–1964. Биография Красса.

4. Флор, Луций Анней. Две книги римских войн // Малые римские историки: Веллей Патеркул, Луций Аней Флор, Луций Ампелий / Изд. подг. А.И. Немировским. М., 1996.

5. Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. С.Л. Утченко. М., 1962.

6. Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. М., 1987.

ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. История древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. Изд. 3-е. М., 1994. Гл. 10, 13.

2. Ковалев С.И. История Рима / Под ред. Э.Д. Фролова. Изд. 2-е. Л., 1986. Ч. I, Гл. 19, 23.

3. Машкин Н.А. История древнего Рима. Изд. 3-е. М., 1969. Гл. 15, 17, 19.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

4. Бюхер К. Восстания рабов 143–129 гг. до Р.Х. / Пер. с нем. Л., 1924.

5. Дьяконов А.П. О хронологии первого восстания рабов на Сицилии // Вестник древней истории. 1940. № 3–4.

6. Жебелев С.А., Ковалев С.И. Великие восстания рабов II–I вв. до н.э. в Риме. // Известия Государственной академии истории материальной культуры. № 101. 1934.

7. Мишулин А.В. Спартаковское восстание. М., 1936.

8. Хефлинг Г. Римляне, рабы, гладиаторы / Пер. с нем. М., 1992.

ЛЕММА

Римская рабовладельческая система стала новым и притом высшим этапом развития рабства в древнем мире. Рабовладельческие отношения проникли во все сферы экономической деятельности, резко выросла численность рабов, их эксплуатация была доведена до предела, а правовое положение и условия жизни значительно ухудшились. Это стало возможным благодаря великим римским завоеваниям: после каждого успешного похода в рабство обращали тысячи и даже десятки тысяч военнопленных. Однако такая захватническая политика оказалась орудием обоюдоострым, и уже в начале II в. до н.э. римляне столкнулись с первыми выступлениями рабов, стремившихся вернуть себе утраченную свободу. К концу же II столетия до н.э. и в особенности в следующем, I в. до н.э., отдельные восстания приняли вид настоящих полномасштабных войн, в которых армии взявшихся за оружие рабов не раз наносили поражения прославленным римским легионам. Но Рим был еще достаточно силен, чтобы гасить любые очаги сопротивления своей власти, и добиться окончательной победы над ним рабы, разумеется, не могли, даже под руководством такого талантливого вождя, как Спартак.

ТЕКСТЫ ИСТОЧНИКОВ

Первое восстание рабов на острове Сицилия

(137–132 гг. до н.э.)

Диодор Сицилийский «Историческая библиотека»

(XXXIV–XXXV, 2, 1–23)

«Историческая библиотека» Диодора Сицлийского (ок. 80–29 гг. до н.э.) состояла из 40 книг и принадлежала к жанру так называемых «всемирных историй». До нас дошли полностью только книги XI–XX, в которых описывается история ранней Республики, а также отрывки из некоторых других книг. Произведение Диодора представляло собой типичную компиляцию, что, впрочем, не мешает греческому историку сообщать порой чрезвычайно важные сведения, восполняя пробелы в сохранившейся до настоящего времени античной исторической традиции. В частности, по истории сицилийских восстаний рабов «Историческая библиотека» является важнейшим источником.

После окончания Пунической войны[1] дела сицилийцев в течение 60 лет во всех отношениях шли хорошо, но затем вспыхнула война с рабами по следующей причине. Богатея в течение долгого времени и приобретя крупные состояния, сицилийцы покупали множество рабов. Уводя их толпами из питомников[2], они тотчас налагали на них клеймо и метки. Молодых рабов они употребляли в качестве пастухов, остальных — так, как каждому было угодно. Господа обременяли их службой и очень мало заботились об их пропитании и одежде. Поэтому большая часть рабов жила грабежом, и была масса убийств, все равно, как если бы разбойники, подобно армии, рассеялись по всему острову. Римские преторы пытались бороться с рабами, но не осмеливались прибегать к наказаниям, благодаря силе и влиянию господ, которым принадлежали разбойники, и были вынуждены поэтому допускать ограбление провинции. Большинство рабовладельцев были римские всадники, и в качестве судей над преторами, которых обвиняли провинции, они были страшны для римских властей[3]. Рабы под гнетом страданий, подвергаясь часто неожиданным и унизительным наказаниям, не выдержали. Сходясь друг с другом в удобное время, они начали сговариваться об измене своим господам, пока не привели своего плана в исполнение. Был один сириец[4], родом из Апамеи, раб Антигена из города Энны[5], своего рода маг и чародей. Он хвастался, что может по указаниям богов, данным ему во сне, предсказывать будущее и, благодаря своей ловкости, обманул таким образом многих. Затем он начал предсказывать не только по снам, но стал прикидываться, будто видит богов наяву и от них узнает будущее. Из всей его болтовни кое-что иногда сбывалось. А так как в несбывшемся его никто не изобличал, а на удачные предсказания все указывали, то молва о сирийце широко распространилась. Наконец, с помощью некоторого приспособления он умел в припадке «вдохновения» изрыгать огонь и таким образом пророчествовать о будущем. В пустой орех или во что-нибудь подобное, составленное из двух высверленных половинок, он вкладывал раскаленный уголь и какое-нибудь вещество, которое его там задерживало. Затем, вложив все это в рот и дуя, он извлекал иногда искры, иногда пламя. Еще до восстания он говорил, что сирийская богиня[6] является ему и предсказывает, что он будет царем. Об этом он рассказывал не только другим, но постоянно говорил и своему господину. Антиген, забавляясь ловким обманом, ради шутки выводил Евна — так звали чудотворца — к гостям, спрашивал об его будущей царской власти, а также о том, как он поступит тогда с каждым из присутствующих. Евн неизменно повторял свой рассказ, ловко мороча всем головы, и прибавляя, что поступит с господами мягко. Среди гостей поднимался смех, и некоторые из них давали ему лучшие куски со стола, приговаривая, чтобы он, когда будет царем, вспомнил об их любезности. Однако вся эта комедия кончилась тем, что Евн действительно стал царем, и та милость, о которой гости просили за столом в шутку, получена была ими не без труда. Восстание началось следующим образом. В Энне жил некто Дамофил, весьма богатый и надменный человек. Он с исключительной бесчеловечностью обращался с рабами, жена его Мегаллида не уступала мужу в жестокости и бесчеловечности по отношению к рабам. Доведенные до крайней степени ярости и угнетения, рабы сговорились восстать и убить господ. Придя к Евну, они спросили его, дают ли боги согласие на задуманный план. Он с обычными фокусами заявил, что боги согласны, и убеждал рабов тотчас же приняться за дело. Собрав 400 сотоварищей по рабству, они, как только наступил благоприятный момент, вооружились, вторглись в Энну под предводительством изрыгающего огонь Евна. Ворвавшись в дома, рабы принялись за массовые убийства, не щадя даже грудных детей: отрывая их от груди матерей, разбивали о землю. Невозможно сказать, сколько было изнасиловано женщин на глазах их мужей. К ворвавшимся в Энну рабам присоединилось большое количество городских рабов, которые расправились сначала со своими господами, затем приняли участи в общей резне. Когда окружающие Евна рабы узнали, что Дамофил находится вместе с женой в своем парке, неподалеку от города, они послали туда людей, которые и притащили их связанными в Энну, по дороге всласть над ними надругавшись. Дочь Дамофила и Мегаллиды рабы пощадили из-за ее человеколюбия и сострадания к рабам, которым она всегда старалась помочь по мере возможности. Из этого видно, что все содеянное рабами по отношению к господам, не было результатом жестокости их натуры, но явилось воздаянием за совершенные над ними обиды. Дамофила и Мегаллиду, как мы сказали выше, посланные притащили в город, а затем в театр, где собралось большинство восставших[7]. Дамофил пытался что-то придумать для своего спасения, и на многих из толпы его слова начали действовать. Тогда рабы Гермий и Зевксис, смертельно его ненавидевшие, назвали его обманщиком и, не дождавшись суда народа, один вонзил ему в бок меч, а другой разрубил топором шею. Затем выбрали Евна царем — не за его храбрость или военные таланты, но исключительно за его шарлатанство, а также потому, что он являлся зачинщиком восстания. Кроме этого, что его имя послужит хорошим предзнаменованием для расположения к нему подданных[8]. Сделавшись царем в государстве восставших и созвав народное собрание, Евн приказал убить пленных эннейцев за исключением оружейных мастеров, которых он в оковах отправил на их работу. Мегаллиду он отдал ее бывшим рабыням с тем, чтобы они поступили с ней, как хотят. Своих бывших господ, Антигена и Пифона, Евн убил собственноручно. Надев царский венец и окружив себя придворным церемониалом, он сделал царицей свою сожительницу, сириянку их Апамеи. Членами совета Евн назначил людей, которые казались наиболее выдающимися по уму[9]. Среди них особенно отличался своей сметливостью и мужеством Ахей, родом из Ахайи[10]. В три дня он вооружил, насколько это было возможно, более 6000 человек топорами, секирами, пращами, серпами, накаленными палками, поварскими вертелами и прошел по всей Сицилии, продавая все награбленное. Присоединив к себе огромное количество рабов, он стремился вступить в борьбу с римскими военачальниками и часто одерживал над ними верх благодаря своему численному превосходству, так как имел в своем распоряжении более 10000 вооруженных людей. В это время некий киликиец[11] Клеон поднял другое восстание рабов. Все были полны надежд, что восставшие начнут междоусобную войну и, истребив друг друга, освободят Сицилию от мятежа; но они, против ожидания, объединились. Клеон, имея у себя 5000 бойцов, добровольно отдался под власть Евна, тем самым как бы пополнив недостаток у царя в полководцах. Мятеж продолжался уже около 30 дней. Вскоре после этого около 30000 восставших разбили прибывшего из Рима претора Луция Гипсея с восьмитысячным отрядом сицилийских войск. Скоро число мятежников дошло до 200000. Чем больше одерживали они побед над римлянами, тем меньше сами терпели поражений. Когда молва об этом распространилась, во многих местах также начались заговоры и восстания рабов: в Риме 150 рабов, в Аттике более 1000, на Делосе и других местах, но все эти движения были подавлены в каждом отдельном случае или быстрыми и суровыми мерами властей, или вразумлениями и другими средствами, поскольку они оказывались пригодными при восстании. В Сицилии же зло росло, города забирались вместе с людьми, и много военных отрядов было уничтожено повстанцами. Наконец, римский консул Рупилий[12] отбил для римлян Тавромений[13], тесно обложив его и доведя осажденных до невыразимой нужды и голода. Начав питаться детьми, они перешли затем к женщинам и кончили взаимным истреблением. Здесь был захвачен брат Клеона Коман, пытавшийся бежать из осажденного города. Наконец, благодаря предательству сирийца Серапиона Рупилию удалось взять цитадель Тавромения и овладеть всеми беглыми рабами, находившимися в городе. После пыток их сбросили со скалы. Оттуда Рупилий направился против Энны, и, обложив город, довел до отчаянья мятежников. Главнокомандующий Клеон сделал вылазку с небольшим отрядом и после героической борьбы пал, покрытый ранами. И этот город удалось взять только благодаря измене, так как по своему местоположению он был совершенно недоступен вооруженной силе. Евн с тысячью телохранителей трусливо укрылся в самом недоступном месте. Но его спутники, понимая ожидающую их неизбежную участь, — Рупилий уже двинулся против них, — перерезали друг друга мечами. А фокусник и царь Евн трусливо убежал и был вытащен из какой-то пещеры вместе с четырьмя своими слугами: поваром, пекарем, банщиком и шутом, забавлявшим его при выпивках[14]. Заключенный под стражу, Евн был изъеден вшами[15] и окончил свою жизнь в Моргантине[16] способом, вполне соответствующим его плутовству. Затем Рупилий прошел всю Сицилию с небольшими отборными отрядами от и скорее, чем кто-нибудь мог ожидать, совершенно очистил ее шаек грабителей.

Текст приводится по изданию:

Хрестоматия по истории древнего Рима / Под ред. С.Л. Утченко. М., 1962. Разд. 3. С. 199–203.

Второе сицилийское восстание рабов

(104–101 гг. до н.э.)

Диодор Сицилийский «Историческая библиотека»

(XXXVI, 2–9, 1)

В это время прибывшие из Сицилии сообщили о восстании рабов, исчисляемых во много десятков тысяч. Когда это стало известно в Риме, там очутились в весьма затруднительном положении, так как из отборных солдат почти 60000 погибло в галльской войне с кимврами и трудно было послать в Сицилию отборных воинов. Перед сицилийским восстанием рабов в Италии было много коротких и мелких заговоров рабов, как будто божество таким путем предвещало будущее огромное восстание в Сицилии. Первое движение рабов было близ Нуцерии, где 30 рабов устроили заговор, но они были быстро наказаны. Второе произошло около Капуи, где восстало 200 рабов. Но и это движение было скоро уничтожено… Сицилийское же восстание началось следующим образом. Во время войны Мария с кимврами сенат дал ему право приглашать себе на помощь союзников из числа заморских народов. Марий послал за помощью к царю Вифинии Никомеду. Тот отвечал, что большинство вифинцев, уведенных публиканами, томятся в рабстве в провинциях. Сенат вынес постановление, чтобы ни один из свободнорожденных союзников не находился в рабстве в провинции и чтобы об их освобождении позаботились преторы. Тогда в Сицилии претором был Лициний Нерва. Согласно постановлению сената, он освободил многих рабов своим судебным решением, так что в течение немногих дней больше 800 человек получили свободу. Все рабы, находившиеся на острове, были преисполнены надежд на освобождение. Но сицилийская знать, съехавшись к претору, просила его отказаться от своего плана. Нерва, подкупленный деньгами или желая угодить знати, прекратил разбор дел об освобождении, а приходившим к нему, чтобы получить свободу, с бранью приказывал возвращаться обратно к своим господам. Но рабы, собравшись, покинули Сиракузы, и, укрывшись на священном участке Паликов, начали сговариваться друг с другом о восстании. Во многих местах дерзость рабов стала проявляться вполне открыто. Первыми освободили себя 30 рабов, принадлежавших двум богатым братьям в области Галкий. Во главе их стоял Варий. Ночью они убили своих господ, когда те спали, а затем отправились в ближайшие поместья и стали побуждать к восстанию других рабов. В эту ночь рабов собралось более 120 человек. Заняв место, укрепленное самой природой, они укрепили его еще больше и приняли к себе 80 других вооруженных рабов. Претор провинции Лициний Нерва быстро напал на рабов и осадил их, но не имел успеха. Видя, что укрепление невозможно взять силою, претор обратился к помощи предательства. Был некто Гай Тициний, по прозвищу Гадей, который за два года перед тем был присужден к смерти, но избежал наказания. В этом-то Гадее претор, подкупив его обещаниями безнаказанности, и нашел помощника для выполнения своих планов. Гадей, имея у себя достаточное число верных рабов, сносится с укреплением, где засели восставшие, под видом того, что он желает участвовать вместе с ними в войне против римлян. Радушно принятый мятежниками, он был избран ими благодаря его храбрости вождем и таким образом предал укрепление. Из мятежников одни были изрублены во время битвы, другие, боясь попасть в плен и подвергнуться наказанию, сами бросились вниз со скалы. Итак, первое восстание рабов было подавлено вышеописанным образом. Когда солдаты были уже распущены по домам, кто-то принес известие, что 80 восставших рабов убили римского всадника Публия Клодия и собирают большое число людей. Претор, сбитый с толку чужими советами, когда к тому же большинство солдат было уже распущено, из-за своей медлительности дал возможность мятежникам еще лучше обезопасить свое положение. Выступив с наличными воинами и перейдя реку Альбу, он достиг мятежников, расположенных на Каприонской горе, и вступил в город Гераклею[17]. Не нападая на рабов, претор тем самым содействовал росту восстания, так как мятежники всюду разглашали об его трусости. Из окрестных мест стекалось много рабов, приготовлявшимися всеми возможными способами к битве. В первые 70 дней было вооружено более 800 человек, затем их число достигло не менее 2000. Узнав в Геракле о росте сил мятежников, претор назначил командующим Марка Тициния, дав ему 600 солдат из гарнизона Энны. Тициний напал на мятежников, но так как они имели численное превосходство и пользовались выгодами местности, то отряд Марка Тициния обратился в бегство. Много из его люде было убито, остальные. Побросав оружие, с трудом спаслись. Мятежники, имея в своем распоряжении такую вооруженную силу, еще смелее принялись за дело, и уже все рабы стали носиться с мыслью о восстании. С каждым днем поднимались новые массы рабов, и число их росло настолько быстро, что в течение немногих дней дошло до 6000. Сойдясь на собрание и организовав совет, они прежде всего избрали царем раба по имени Сальвий, который пользовался репутацией опытного человека в гадании по внутренностям жертвенных животных и в игре на флейте при оргиастических представлениях[18]. Сальвий, став царем, избегал городов, считая, что (пребывание в них) ведет к бездельничанью и изнеженности; разделив мятежников на три части и назначив такое же число командующих над каждой частью, он приказал им делать рекогносцировки по всей Сицилии и после них всем встречаться в определенное время в одном месте. При этих рекогносцировках рабы запасались большим количеством животных, в том числе лошадей, и в короткое время обзавелись более чем 2000 всадниками. Пехотинцев у них было не менее 20000, вполне подготовленных благодаря воинским упраднениям. Неожиданно напав на укрепленный город Моргантину, мятежники начали делать энергичные и непрерывные атаки. Претор, придя ночным маршем на помощь городу и имея с собою почти 10000 воинов из италийцев и сицилийцев, застал мятежников, занятых осадой. Он напал на их лагерь в то время, когда лишь небольшое количество воинов охраняло его, большое количество пленных женщин и другой разнообразной добычи. Поэтому претору удалось легко взять лагерь. Разграбив его, он подошел к Моргантине. Мятежники, в свою очередь, внезапно бросились на него и благодаря стремительности удара с более высоких позиций тот час одержали верх. Войска претора обратились в бегство. Так как царем мятежников было отдано приказание не убивать никого из тех, которые бросали оружие, то большинство, поступая таким образом, обратились в бегство. Перехитрив таким способом врагов, Сальвий получил обратно свой лагерь и, одержав славную победу, овладел большим количеством оружия у разбитого неприятеля. Благодаря человеколюбивому приказанию Сальвия, италийцев и сицилийцев погибло в битве не более 600, а взято в плен было около 4000.Так как к Сальвию благодаря его успеху стекалось много рабов, то он удвоил свои силы. Но он имел в своих руках открытое место[19], и потому снова принялся за осаду Моргантины, объявив свободными находившихся там рабов. Так как их господа, со своей стороны, обещали им свободу, если они будут сражаться вместе с ними, то рабы предпочли получить свободу от господ и ревностно бились на их стороне. Поэтому моргантинцам удалось отделаться от осады. Претор же, отменив после этого обещание свободы, данное рабам, добился лишь того, что большинство городских рабов дезертировало к мятежникам. В области Эгесты и Лилибея[20] и в остальных смежных местах отложилось много рабов. Главой их сделался Афинион, киликиец родом, человек весьма мужественный. Он был управляющим двух богатых братьев. Обладая большой опытностью в деле предсказания по звездам, он подбил на восстание около 200 рабов, бывших под его начальством, а затем соседних, так что в течение пяти дней вокруг него собралось более 1000 человек. Выбранный ими царем и надев на себя диадему, Афинион принял тактику, противоположную тактике остальных мятежников. Он не принимал в свою армию всех без различия восставших, но брал в войско лучших из них, а остальным приказывал оставаться на своей прежней работе и заботиться о своем хозяйстве, поддерживая в нем порядок. Таким путем доставлялось обильное продовольствие для воинов. Афинион прикидывался, будто боги возвестили ему посредством звезд, что он станет царем всей Сицилии. Поэтому-де необходимо беречь страну и находящихся в ней животных и запасы, как свои собственные. Наконец собрав свыше 10000 тысяч человек, он осмелился осадить еще не разоренный город Лилибей. Испытав в этом неудачу, Афинион решил оставить осаду, говоря, что это ему приказывают боги, так как в случае продолжения ее осаждающие испытают несчастье. Когда он приготовился к отступлению от города, прибыли на кораблях отборные маврусийцы, которые были посланы на помощь лилибейцам под предводительством Гомона. Ночью он со своим отрядом напал неожиданно на передвигающуюся армию Афиниона. Многих убив, немалое количество ранив, Гомон вошел в город. По этому случаю мятежники изумлялись предсказанию Афиниона, сделанному посредством гадания по звездам. Всю Сицилию охватили расстройство и целая эпопея бедствий. Не только рабы, но и бедняки из числа свободных предавались всевозможным убийствам и грабежам, бесстыдно убивая попадавшихся им рабов и свободных, чтобы не было свидетелей их безумия. Поэтому все жители городов едва-едва могли считать своим лишь о, что находилось за городскими стенами, то же, что было за стенами, считали чужим и принадлежавшим рабам в силу беззаконного захвата. И немало другого необычайного приходилось испытывать многим в Сицилии. Осадив Моргантину, Сальвий делал набеги по стране вплоть до Леонтинской равнины[21]. Собрав все свое войско, не меньше 30000 отборных воинов, он принес жертву героям Паликам и посвятил им одну из пурпурных одежд в качестве дара за победу. Провозгласив себя царем, он получил от восставших имя Трифона[22]. Когда Сальвий намеревался завладеть Триокалой и построить там себе дворец, он послал за Афинионом, как царь за полководцем. Все думали, что Афинион станет оспаривать его первенство и что благодаря раздору между ними войнам легко прекратиться… Но судьба, как бы нарочно увеличивая силы мятежников, сделала так, что вожди их вступили в соглашение друг с другом. Трифон быстро пришел со своими силами в Триокалу, и Афинион прибыл туда же с 3000 тысячами человек, повинуясь, как командующий, царю Трифону. Остальные силы Афинион отправил разорять страну и возмущать рабов. Затем Трифон, заподозрив Афиниона в намерении напасть на него, в подходящий момент приказал заключить его под стражу. Самое место, которое и без того было недоступным по своему природному положению, Трифон укрепил еще более сложными сооружениями. Сама Триокала, говорят, называется так благодаря трем прекрасным качествам[23], которыми она обладает: во-первых, благодаря большому количеству родниковой воды, отличающейся своим сладковатым вкусом; во-вторых, благодаря тому, что прилегающая местность богата виноградными и масличными насаждениями и чрезвычайно удобна для земледелия; в-третьих, благодаря тому, что Триокала была превосходной крепостью, представляя собой как бы огромную неприступную скалу. Этою скалою и всеми окрестностями города, полными всевозможных жизненных припасов, обнеся все это еще раз стеною протяжением в 8 стадий[24] и выкопав глубокий ров, Трифон воспользовался для постройки дворца. Он устроил и царское жилище и площадь, которая могла вместить множество народа. Из мужей, отличавшихся рассудительностью, Трифон избрал достаточное число, назначил их своими советниками и пользовался ими как членами совета. При всякого рода переговорах он надевал тогу, окаймленную пурпуром, и широкий хитон, имел ликторов с секирами и все остальное, что составляет отличие и служит украшением царской власти. Против мятежников римский сенат назначил Луция Лициния Лукулла, под начальством которого было14000 римлян и италийцев, 800 вифинцев, фессалийцев и акарнанцев, 600 луканцев, которыми предводительствовал Клептий, хороший командир, известный своей храбростью, и еще 600 других, так что всего у Лукулла составилась армия в 17000 воинов, с которыми он и занял Сицилию. Трифон, освободив Афиниона от выдвинутого против него обвинения, решил воевать с римлянами. Он хотел вести борьбу в Триокале, но Афинион советовал не заключать самих себя в осаду, вести борьбу в открытом поле. Так как взяло верх последе мнение, то рабы расположились лагерем близ Скиртеи в количестве не меньшем 40000 человек. Римский лагерь отстоял от них на 12 стадий. Сначала завязалась частая перестрелка, затем противники построились в боевой порядок. Успех склонялся то на одну, то на другую сторону, и много народу пало с обеих сторон. Афинион, сражаясь во главе отборного отряда всадников в 200 человек, усеял трупами все окружающее его пространство, но, раненный в оба колена, он, после того как получил еще и третью рану, выбыл из строя. Поэтому рабы пали духом и обратились в бегство. Афинион, притворившись мертвым, остался незамеченным среди трупов, и в наступившую ночь скрылся. Римляне одержали блестящую победу, так как бежали и войска Трифона и он сам. Много народу было изрублено во время бегства, так что общее число убитых было не менее 20000. Остальные под покровом ночной темноты бежали в Триокалу, хотя претору было бы легко уничтожить и этих, если бы он их преследовал. Рабы настолько пали духом, что решили было вернуться к господам и отдаться на их милость. Однако победило мнение тех, которые предлагали бороться до последней капли крови и не сдаваться врагам. Через 9 дней явился претор, с намерением осадить Триокалу. То причиняя урон врагу, то сам неся потери, он в конце концов отступил, так как силы его уступали силам мятежников, и последние снова подняли голову. Из всего того, что было необходимо сделать, претор ничего не выполнил либо по собственному бездействию, либо за взятку. За это впоследствии он был предан римлянами суду и наказан. Преемник Лукулла, претор Гай Сервилий, также не совершил ничего достойного упоминания. Поэтому и он, подобно Лукуллу, впоследствии был присужден к изгнанию. После смерти Трифона преемником его власти делается Афинион. Он без всякого противодействия со стороны Сервилия, с одной стороны, осаждал города, а с другой — смело опустошал всю страну и овладел многим.

Текст приводится по изданию:

Хрестоматия по истории древнего Рима / Под ред. С.Л. Утченко. М., 1962. Разд. 3. С. 203–209.

Диодор Сицилийский «Историческая библиотека»

(XXXVI, 9, 2; 10)

Претор Лукулл, узнав, что другой претор, Гай Сервилий, переправился через пролив[25], чтобы принять о Лукулла командование, распустил солдат, сжег палисады и обоз, желая, чтобы его преемник не имел никаких сколько-нибудь значительных средств для ведения войны…

На следующий год в Риме были избраны консулами Гай Марий (в пятый раз) и Гай Ацилий[26]. Ацилий, посланный против мятежников, одержал над ними блестящую победу благодаря собственной храбрости. Он убил самого царя восставших Афиниона в героическом единоборстве, и хотя сам был ранен при этом в голову, но вылечился. Затем он выступил против остальных мятежников, которых было 10000 человек. Они не стали ожидать нападения, но бежали в укрепленные места. Однако Ацилий неослабно принимал все необходимые меры, пока не покорил их осадой. Оставалась еще тысяча рабов под предводительством Сатира. Сначала Ацилий пробовал покорить их вооруженною силою, но затем, когда они послали парламентеров и сдались, он тотчас освободил их от наказания и, отведя в Рим, сделал гладиаторами… Невольническая война в Сицилии, продолжаясь около четырех лет, имела такой трагический конец.

Текст приводится по изданию:

Хрестоматия по истории древнего Рима / Под ред. С.Л. Утченко. М., 1962. Разд. 3. С. 209–210.

Восстание рабов под предводительством Спартака

(73–71 гг. до н.э.)

Аппиан «Гражданские войны»

(I, 116–120)

История гражданских междоусобиц в Римской республике являлась частью большого общего труда о римских войнах, написанного в середине — второй половине II в. н.э. александрийским греком Аппианом. «Гражданские войны» Аппиана — единственный имеющийся в нашем распоряжении источник, в котором дается связное изложение исторических событий почти за весь период «смутного времени»: от выступления с проектом аграрного закона народного трибуна Тиберия Гракха (133 г. до н.э.) и до похода Цезаря Октавиана в Иллирию (35 г. до н.э.). Однако достоинства данного памятника на этом не исчерпываются: его значение еще более возрастает благодаря использованию недошедших до нас исторических сочинений, бывших в распоряжении его создателя, и принятой автором строго фактической манере изложения, хотя у него есть и ошибки и неувязки с хронологией. Впрочем, историк не свободен и от известных политических идей: Аппиан преклоняется перед величием Римской империи и ее создателей — Юлия Цезаря и Октавиана Августа.

(116) В это самое время в Италии среди гладиаторов, которые обучались в Капуе для театральных представлений, был фракиец Спартак. Он раньше воевал с римлянами, попал в плен и был продан в гладиаторы. Спартак уговорил около семидесяти своих товарищей пойти на риск ради свободы, указывая им, что это лучше, чем рисковать своей жизнью в театре. Напав на стражу, они вырвались на свободу и бежали из города. Вооружившись дубинами и кинжалами, отобранными у случайных путников, гладиаторы удалились на гору Везувий[27]. Отсюда, приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских свободных рабочих, Спартак начал делать набеги на ближайшие окрестности. Помощниками у него были гладиаторы Эномай и Крикс. Так как Спартак делился добычей поровну со всеми, то скоро у него собралось множество народа. Сначала против него был послан Вариний Глабр, а затем Публий Валерий. Но так как у них было войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом, — римляне еще считали это не настоящей войной, а простым разбойничьим набегом, — то римские полководцы при встрече с рабами потерпели поражение. У Вариния даже коня отнял сам Спартак. До такой опасности дошел римский полководец, что чуть не попался в плен к гладиаторам. После этого к Спартаку сбежалось еще больше народа, и войско его достигло уже 70000. Мятежники ковали оружие и собирали припасы.

(117) Римляне выслали против них консулов[28] с двумя легионами. Одним из них около горы Гаргана был разбит Крикс, командовавший 30-тысячным отрядом. Сам Крикс и две трети его войска пали в битве. Спартак же быстро двигался через Апеннинские горы к Альпам, а оттуда — к кельтам[29]. Один из консулов опередил его и закрыл путь к отступлению, а другой догонял сзади. Тогда Спартак, напав на них поодиночке, разбил обоих. Консулы отступили в полном беспорядке, а Спартак, принеся в жертву павшему Криксу 300 пленных римлян, со 120000 пехоты поспешно двинулся на Рим[30]. Он приказал сжечь весь лишний обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке. Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал. В Пицене консулы снова попытались оказать ему противодействие. Здесь произошло второе большое сражение и снова римляне были разбиты. Но Спартак переменил решение идти на Рим. Он считал себя еще не равносильным римлянам, так как войско его далеко не все было в достаточной боевой готовности: ни один италийский город не примкнул к мятежникам; это были рабы, перебежчики и всякий сброд. Спартак занял горы вокруг Фурий и самый город. Он запретил купцам, торговавшим с его людьми, ввозить золотые и серебряные вещи, а своим — принимать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую цену и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали. Приобретая так нужный материал, мятежники хорошо вооружились и часто выходили на грабеж. Сразившись снова с римлянами, они победили их и, нагруженные добычей, вернулись к себе.

(118) Третий уже год длилась эта страшная война[31], над которой вначале смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме были назначены выборы других командующих, страх удерживал всех, и никто не выставлял своей кандидатуры, пока Лициний Красс, выдающийся среди римлян своим происхождением и богатством, не принял на себя командования[32]. С шестью легионами он двинулся против Спартака. Прибыв на место, Красс присоединил к своей армии и два консульских легиона. Среди солдат этих последних, как потерпевших неоднократные поражения, он велел немедленно кинуть жребий и казнил десятую часть. Другие полагают, что дело было не так, но что после того, как все легионы были соединены вместе, армия потерпела поражение, и тогда Красс по жребию казнил каждого десятого легионера, нисколько не испугавшись числа казненных, которых оказалось около 4000. Но как бы там ни было, Красс оказался для своих солдат страшнее побеждавших их врагов. Очень скоро ему удалось одержать победу над 10000 спартаковцев, где-то стоявших лагерем отдельно от своих. Уничтожив две трети их, Красс смело двинулся против самого Спартака. Разбив и его, он чрезвычайно удачно преследовал мятежников, бежавших к лагерю с целью переправиться в Сицилию. Настигнув их, Красс запер войско Спартака, отрезал его рвом, валами и палисадом.

(119) Когда Спартак был принужден попытаться пробить себе дорогу в Самний, Красс на заре уничтожил около 6000 человек неприятелей, а вечером еще приблизительно столько же, в то время как из римского войска было только трое убитых и семь раненых. Такова была перемена, происшедшая в армии Красса благодаря введенной им дисциплине. Эта перемена вселила в нее уверенность в победе. Спартак же, поджидая всадников, кое-откуда прибывших к нему, больше уже не шел в бой со всем своим войском, но часто беспокоил осаждавших мелкими стычками; он постоянно неожиданно нападал на них, набрасывал пучки хвороста в ров, зажигал их и таким путем делал осаду чрезвычайно трудной. Он приказал повесить пленного римлянина в промежуточной полосе между обоими войсками, показывая тем самым, что ожидает его войско в случае поражения. В Риме, узнав об осаде и считая позором, если война с гладиаторами затянется, выбрали вторым главнокомандующим Помпея[33], только что вернувшегося тогда из Испании. Теперь-то римляне убедились, что восстание Спартака — дело тягостное и серьезное.

(120) Узнав об этих выборах, Красс, опасаясь, что слава победы может достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на Спартака. Последний, также желая предупредить прибытие Помпея, предложил Крассу вступить в переговоры. Когда тот с презрением отверг это предложение, Спартак решил пойти на риск, и так как у него уже было достаточно всадников, бросился со всем войском через окопы и бежал по направлению к Брундизию. Красс бросился за ним. Но когда Спартак узнал, что в Брундизии находится и Лукулл, возвратившийся после победы над Митридатом[34], он понял, что все погибло, и пошел на Красса со всей своей армией. Произошла грандиозная битва, чрезвычайно ожесточенная вследствие отчаяния, охватившего такое большое количество людей. Спартак был ранен в бедро дротиком: опустившись на колено и выставив вперед щит, он отбивался от нападавших, пока не пал вместе с большим числом окружавших его. Остальное войско, находясь в полном беспорядке, было изрублено. Говорят, что число убитых и установить было нельзя. Римлян пало около 1000 человек. Тело Спартака не было найдено. Большое число спартаковцев еще укрылось в горах, куда они бежали после битвы. Красе двинулся на них. Разделившись на четыре части, они отбивались, пока не погибли все, за исключением 6000, которые были схвачены и повешены вдоль дороги из Капуи в Рим.

Перевод С.А. Жебелева.

Аппиан. Гражданские войны / Пер. под ред. С.А. Жебелева, О.О. Крюгера // Аппиан. Римские войны. СПб., 1994. С. 91–94.

Плутарх «Сравнительные жизнеописания» (биография Красса)

(8–11)

С именем греческого писателя Плутарха (46–126 гг. н.э.) прочно связана вершина развития биографического жанра во всей античной литературе. В работе над биографиями выдающихся греков и римлян, вошедших в его «Сравнительные жизнеописания», Плутарх использовал колоссальное количество источников, включая и недошедшие до нас произведения. Видя свою главную задачу в том, чтобы раскрыть характер своего героя, автор выдвигает на первый план именно те события, в которых различные стороны его (т.е. героя) нрава, проявляются наиболее ярко, вне зависимости от их общеисторической значимости. Оценка личности у Плутарха обусловлена ее моральными качествами, а не политической ролью. Давно и справедливо была отмечена такая черта изображения великих деятелей прошлого в «Параллельных биографиях» — таково другое название этого труда, — как стремление автора найти в главном герое каждой отдельной биографии возможно больше положительных черт, тогда как характеристика того же лица в биографии, где данный персонаж выведен среди фигур второго плана, может разительно отличаться, и притом в худшую сторону. Впрочем, присущий греческому писателю гуманизм позволял ему стать выше предрассудков и взглядов своего времени. В этом плане особенно симптоматично, что лидер восставших рабов, фракиец Спартак, получает в труде Плутарха, человека античного рабовладельческого общества, к тому же принадлежащего к его элите, высокую оценку.

(8) Восстание гладиаторов, известное также под названием Спартаковой войны и сопровождавшееся разграблением всей Италии, было вызвано следующими обстоятельствами.

Некий Лентул Батиат содержал в Капуе школу гладиаторов, большинство которых были родом галлы и фракийцы. Попали эти люди в школу не за какие-нибудь преступления, но исключительно из-за жестокости хозяина, насильно заставившего их учиться ремеслу гладиаторов. Двести из них сговорились бежать. Замысел был обнаружен, но наиболее дальновидные, в числе семидесяти восьми, все же успели убежать, запасшись захваченными где-то кухонными ножами и вертелами. По пути они встретили несколько повозок, везших в другой город гладиаторское снаряжение, расхитили груз и вооружились. Заняв затем укрепленное место, гладиаторы выбрали себе трех предводителей. Первым из них был Спартак, фракиец, происходивший из племени медов, — человек, не только отличавшийся выдающейся отвагой и физической силой, но по уму и мягкости характера стоявший выше своего положения и вообще более походивший на эллина, чем можно было ожидать от человека его племени. Рассказывают, что однажды, когда Спартак впервые был приведен в Рим на продажу, увидели, в то время как он спал, обвившуюся вокруг его лица змею. Жена Спартака, его соплеменница, одаренная однако же даром пророчества и причастная к Дионисовым таинствам, объявила, что это знак предуготованной ему великой и грозной власти, которая приведет его к злополучному концу. Жена и теперь была с ним, сопровождая его в бегстве.

(9) Прежде всего гладиаторы отбили нападение отрядов, пришедших из Капуи, и, захватив большое количество воинского снаряжения, с радостью заменили им гладиаторское оружие, которое и бросили как позорное и варварское. После этого для борьбы с ними был послан из Рима претор Клавдий с трехтысячным отрядом. Клавдий осадил их на горе[35], взобраться на которую можно было только по одной узкой и чрезвычайно крутой тропинке. Единственный этот путь Клавдий приказал стеречь; со всех остальных сторон были отвесные гладкие скалы, густо заросшие сверху диким виноградом. Нарезав подходящих для этого лоз, гладиаторы сплели из них прочные лестницы такой длины, чтобы те могли достать с верхнего края скал до подножия, и затем благополучно спустились все, кроме одного, оставшегося наверху с оружием. Когда прочие оказались внизу, он спустил к ним все оружие и, кончив это дело, благополучно спустился и сам. Римляне этого не заметили, и гладиаторы, обойдя их с тыла, обратили пораженных неожиданностью врагов в бегство и захватили их лагерь. Тогда к ним присоединились многие из местных волопасов и овчаров — народ все крепкий и проворный. Одни из этих пастухов стали тяжеловооруженными воинами, из других гладиаторы составили отряды лазутчиков и легковооруженных.

Вторым против гладиаторов был послан претор Публий Вариний. Вступив сначала в бой с его помощником, Фурием, предводительствовавшим отрядом в три тысячи человек, гладиаторы обратили его в бегство, а затем Спартак подстерег явившегося с большими силами Коссиния, советника Вариния и его товарища по должности, в то время как он купался близ Салин[36], и едва не взял его в плен. Коссинию удалось спастись с величайшим трудом, Спартак же, овладев его снаряжением, стал немедленно преследовать его по пятам и после кровопролитного боя захватил его лагерь. В битве погиб и Коссиний. Вскоре Спартак, разбив в нескольких сражениях самого претора, в конце концов взял в плен его ликторов и захватил его коня.

Теперь Спартак стал уже великой и грозной силой, но как здравомыслящий человек ясно понимал, что ему все же не сломить могущества римлян, и повел свое войско к Альпам, рассчитывая перейти через горы и, таким образом, дать каждому возможность вернуться домой — иным во Фракию, другим в Галлию. Но люди его, полагаясь на свою силу и слишком много возомнив о себе, не послушались и на пути стали опустошать Италию.

Раздражение, вызванное в сенате низким и недостойным характером восстания, уступило место страху и сознанию опасности, и сенат отправил против восставших, как на одну из труднейших и величайших войн, обоих консулов разом. Один из них, Геллий, неожиданно напав на отряд германцев, из высокомерия и заносчивости отделившихся от Спартака, уничтожил его целиком. Другой, Лентул, с большими силами окружил самого Спартака, но тот, перейдя в наступление, разбил его легатов и захватил весь обоз. Затем он двинулся к Альпам, навстречу же ему во главе десятитысячного войска выступил Кассий, наместник той части Галлии, что лежит по реке Паду. В завязавшемся сражении претор был разбит наголову, понес огромные потери в людях и сам едва спасся бегством.

(10) Узнав обо всем этом, возмущенный сенат приказал консулам не трогаться с места и поставил во главе римских сил Красса. За Крассом последовали многие представители знати, увлеченные его славой и чувством личной дружбы к нему. Сам он расположился у границы Пицена, рассчитывая захватить направлявшегося туда Спартака, а легата своего Муммия во главе двух легионов послал в обход с приказанием следовать за неприятелем, не вступая, однако, в сражение и избегая даже мелких стычек. Но Муммий, при первом же случае, позволявшем рассчитывать на успех, начал бой и потерпел поражение, причем многие из его людей были убиты, другие спаслись бегством, побросав оружие. Оказав Муммию суровый прием, Красс вновь вооружил разбитые части, но потребовал от них поручителей в том, что оружие свое они впредь будут беречь. Отобрав затем пятьсот человек — зачинщиков бегства и разделив их на пятьдесят десятков, он приказал предать смерти из каждого десятка по одному человеку — на кого укажет жребий. Так Красс возобновил бывшее в ходу у древних и с давних пор уже не применявшееся наказание воинов[37], этот вид казни сопряжен с позором и сопровождается жуткими и мрачными обрядами, совершающимися у всех на глазах.

Восстановив порядок в войсках, Красс повел их на врагов, а Спартак тем временем отступил через Луканию и вышел к морю. Встретив в проливе киликийских пиратов, он решил перебраться с их помощью в Сицилию, высадить на острове две тысячи человек и снова разжечь восстание сицилийских рабов, едва затухшее незадолго перед тем[38]: достаточно было бы искры, чтобы оно вспыхнуло с новой силой. Но киликийцы, условившись со Спартаком о перевозке и приняв дары, обманули его и ушли из пролива. Вынужденный отступить от побережья, Спартак расположился с войском на Регийском полуострове. Сюда же подошел и Красс. Сама природа этого места подсказала ему, что надо делать. Он решил прекратить сообщение через перешеек, имея в виду двоякую цель: уберечь солдат от вредного безделья и в то же время лишить врагов подвоза продовольствия. Велика и трудна была эта работа, но Красс выполнил ее до конца и сверх ожидания быстро. Поперек перешейка, от одного моря до другого, вырыл он ров длиной в триста стадиев[39], шириною и глубиною в пятнадцать футов, а вдоль всего рва возвел стену, поражавшую своей высотой и прочностью. Сначала сооружения эти мало заботили Спартака, относившегося к ним с полным пренебрежением, но когда припасы подошли к концу и нужно было перебираться в другое место, он увидел себя запертым на полуострове, где ничего нельзя было достать. Тогда Спартак, дождавшись снежной и бурной зимней ночи, засыпал небольшую часть рва землей, хворостом и ветками и перевел через него третью часть своего войска.

(11) Красс испугался; его встревожила мысль, как бы Спартак не вздумал двинуться прямо на Рим. Вскоре, однако, он ободрился, узнав, что среди восставших возникли раздоры и многие, отпав от Спартака, расположились отдельным лагерем у Луканского озера. (Вода в этом озере, как говорят, время от времени меняет свои свойства, становясь то пресной, то соленой и негодной для питья.) Напав на этот отряд, Красс прогнал его от озера, но не смог преследовать и истреблять врагов, так как внезапное появление Спартака остановило их бегство. Раньше Красс писал сенату о необходимости вызвать и Лукулла из Фракии и Помпея из Испании, но теперь сожалел о своем шаге и спешил окончить войну до прибытия этих полководцев, так как предвидел, что весь успех будет приписан не ему, Крассу, а тому из них, который явится к нему на помощь. По этим соображениям он решил, не медля, напасть на те неприятельские части, которые, отделившись, действовали самостоятельно под предводительством Гая Канниция и Каста. Намереваясь занять один из окрестных холмов, он отрядил туда шесть тысяч человек с приказанием сделать все возможное, чтобы пробраться незаметно. Стараясь ничем себя не обнаружить, люди эти прикрыли свои шлемы. Тем не менее их увидели две женщины, приносившие жертвы перед неприятельским лагерем, и отряд оказался бы в опасном положении, если бы Красс не подоспел вовремя и не дал врагам сражения — самого кровопролитного за всю войну. Положив на месте двенадцать тысяч триста неприятелей, он нашел среди них только двоих, раненных в спину, все остальные пали, оставаясь в строю и сражаясь против римлян.

За Спартаком, отступавшим после этого поражения к Петелийским горам, следовали по пятам Квинтий, один из легатов Красса, и квестор Скрофа. Но когда Спартак обернулся против римлян, они бежали без оглядки и едва спаслись, с большим трудом вынеся из битвы раненого квестора. Этот успех и погубил Спартака, вскружив головы беглым рабам. Они теперь и слышать не хотели об отступлении и не только отказывались повиноваться своим начальникам, но, окружив их на пути, с оружием в руках принудили вести войско назад через Луканию на римлян. Шли они туда же, куда спешил и Красс, до которого стали доходить вести о приближавшемся Помпее; да и в дни выборов было много толков о том, что победа над врагами должна быть делом Помпея: стоит ему явиться — и с войной будет покончено одним ударом. Итак, Красс, желая возможно скорее сразиться с врагами, расположился рядом с ними и начал рыть ров. В то время как его люди были заняты этим делом, рабы тревожили их своими налетами. С той и другой стороны стали подходить все б о льшие подкрепления, и Спартак был, наконец, поставлен в необходимость выстроить все свое войско. Перед началом боя ему подвели коня, но он выхватил меч и убил его, говоря, что в случае победы получит много хороших коней от врагов, а в случае поражения не будет нуждаться и в своем. С этими словами он устремился на самого Красса; ни вражеское оружие, ни раны не могли его остановить, и все же к Крассу он не пробился и лишь убил двух столкнувшихся с ним центурионов. Наконец, покинутый своими соратниками, бежавшими с поля битвы, окруженный врагами, он пал под их ударами, не отступая ни на шаг и сражаясь до конца.

Хотя Красс умело использовал случай, предводительствовал успешно и лично подвергался опасности, все же счастье его не устояло перед славой Помпея. Ибо те рабы, которые ускользнули от него, были истреблены Помпеем, и последний писал в сенат, что в открытом бою беглых рабов победил Красс, а он уничтожил самый корень войны. Помпей, конечно, со славою отпраздновал триумф как победитель Сертория и покоритель Испании. Красс и не пытался требовать большого триумфа за победу в войне с рабами, но даже и пеший триумф, называемый овацией, который ему предоставили, был сочтен неуместным и унижающим достоинство этого почетного отличия.

Перевод В.В. Петуховой.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания / Пер. под ред. С.П. Маркиша, С.И. Соболевского, М.Е. Грабарь-Пассек. Т. II. М., 1963. С. 242–246.

[1] Вторая Пуническая (или Ганнибалова) война окончилась в 201 г. до н.э.

[2] В описываемое нашим автором время рабовладение на острове Сицилия приняло особенно чудовищные и изощренные формы. Это выразилось, помимо всего прочего, в организации особых питомников, в которых разводили рабов на продажу, как разводят лошадей, собак и других домашних животных.

[3] Явный анахронизм. Суды перешли в римских всадников только после судебных реформ Гая Гракха, имевших место десятью годами позже разгрома первого сицилийского восстания.

[4] Большинство участников сицилийских восстаний рабов были сирийцами по национальности.

[5] В центральной части острова.

[6] Лидер первого восстания рабов на Сицилии, был, по всей видимости, связан с культом одного из сирийских божеств. Упоминание «сирийской богини» наводит на мысль о том, что этим культом был культ сирийской Матери богов. Можно предположить, что прежде чем попасть в рабство, Евн служил при храме Матери богов в своем родном городе Апамее.

[7] Из дальнейшего рассказа Диодора ясно, что рабы устроили в театре города Энны нечто вроде импровизированного народного собрания. Тем самым они следовали обычной в греко-эллинистическом мире практике: ведь и в греческих полисах театр — обычное место проведения таких собраний.

[8] Евн — по-греч. «благосклонный, благоволящий, милостивый». Впрочем, возложив на свою голову царский венец, Евн принял имя Антиоха, распространенное среди селевкидских правителей, которым в то время принадлежала Сирия.

[9] Вернув себе свободу и основав собственное государство, рабы скопировали знакомую им форму эллинистической монархии.

[10] Т.е. из Балканской Греции, которая в римской время называлась Ахайей.

[11] Т.е. пират. Киликийцами в I столетии до н.э. называли всех морских разбойников, вне зависимости от их национальности.

[12] Публий Рупилий был консулом в 132 г. до н.э.

[13] Город на восточном побережье Сицилии.

[14] Данный факт показывает, что восставшие рабы вовсе не стремились к ликвидации рабства как такового, но думали только о собственном освобождении.

[15] Природа «вшивой болезни», о которой упоминают античные авторы, до конца не известна. Кроме Евна, от нее умер Луций Корнелий Сулла, римский полководец, политик и диктатор.

[16] Город в центральной части Сицилии.

[17] На юго-западном побережье Сицилии.

[18] Как и лидер первого восстания — сириец Евн, Сальвий имел какое-то отношение к религиозному культу.

[19] Т.е. незащищенное, неукрепленное место.

[20] Северо-запад Сицилии.

[21] На юго-востоке Сицилии.

[22] Так звали узурпатора, захватившего тогда власть в Сирии. Участники второго восстания на острове были по большей части сирийцами, чем, по всей вероятности, объясняется выбор имени Трифон в качестве тронного имени Сальвия.

[23] Триокала в переводе с греческого означает «трижды прекрасная». Город был расположен в юго-западной части Сицилии.

[24] Греческая мера длинны, размер которой колебался от 176,6 до 192,28 м.

[25] Мессенский пролив.

[26] Ошибка Диодора. Коллегой Мария по его пятому консульству (101 г. до н.э.) был Маний Аквилий.

[27] Наиболее часто встречающаяся датировка начала восстания — 73 г. до н.э. Другая возможная дата — 74 г. до н.э.

[28] Имеются ввиду консулы 72 г. до н.э. Луций Геллий Попликола и Гней Корнелий Лентул Клодиан.

[29] Среди вождей восстания имели место разногласия относительно конечных целей их борьбы. Спартак, понимая бесперспективность продолжения войны с Римом, хотел собрать как можно большее число рабов и увести их из Италии, где они, оказавшись вне пределов римской власти, вернули бы себе свободу. Однако его точку зрения разделяли далеко не все. Этим, по-видимому, объясняется периодическое отделение части войска от главной армии рабов; надо сказать, что участь таких отделившихся отрядов была плачевной: римляне их всех перебили по одиночке.

[30] Почему Спартак изменил свой план, в точности неизвестно. Можно предположить, что после блестящих побед над римлянами его войны отказались уходить из Италии. Подчиняясь их требованиям, Спартак повел их на Рим, и с этого момента исход войны был предрешен, хотя прошло еще довольно значительное количество времени, прежде чем римляне смогли наконец разбить Спартака.

[31] Т.е. шел 71 г. до н.э.

[32] Марк Лициний Красс — известный политический и военный деятель конца Республики и богатейший человек в Риме. Он был назначен командующим в войне против Спартака в должности проконсула.

[33] Гней Помпей Магн (Великий) воевал в Испании против Сертория.

[34] Ошибка Аппиана. Это был не Луций Лициний Лукулл, действительно воевавший с Митридатом, а его брат, наместник Македонии, Марк Лициний Лукулл.

[35] Имеется в виду вулкан Везувий.

[36] Соляные копи, расположенные между городами Помпеи и Геркуланум.

[37] Так называемая децимация — казнь каждого десятого война из бежавшего с поля боя подразделения.

[38] Имеется в виду восстание 104–101 г. до н.э.

[39] Ок. 55 км.

Дата добавления: 2015-07-10