Глава 12. Страннолюди и стотыщпятьсотсорокдва ведра

Маленький взрослый,

Пистолет под рукой…

Кто ты, ребёнок, –

Ну кто ты такой?

Москва – город огромный, похожий на лоскутное одеяло: разномастный, аляповатый, но тёплый. И люди в нём тоже разные, неожиданные, а порой и вовсе странные.

Правда, Лесь об этом размышлял мало и исключительно по вечерам или ранним утром, когда город достаточно пустынный, чтобы не бояться неслучайной встречи – загодя любого подозрительного человека становится видно.

А сейчас он летел во весь дух по улице Бог знает в каком направлении, мимо глухой стены заросшего буйной зеленью завода. Следом нёсся полицейский с лицом бульдога и шагом в два шага Леся.

Вот кой чёрт дёрнул Леся вертеться около машины у магазина именно тогда, когда играющие неподалёку ребята года на три младше играли осколком кирпича в «суровый дворовый футбол» и, что закономерно, угодили в стекло этой самой машины аккурат на глазах у показавшегося в дверях магазина хозяина?.. Вот почему Лесь не отошёл оттуда хотя бы на пару метров?!

Ну и что, что номера у машины были татарстанские…

Детишки прыснули в разные стороны, как только хозяин машины заорал на всю улицу благим матом. Лесь тоже дёрнулся – более по привычке. А крутящийся неподалёку полицейский быстро оценил ситуацию и сделал закономерный вывод, что «вон тот в серой футболке» и есть зачинщик беспорядков как самый старший.

Так что теперь Лесь летел как на крыльях, вцепившись в лямки своего рюкзака, и гнал от себя мысль, что лицо хозяина машины показалось ему смутно-знакомым, неизвестно откуда и непонятно как – словно бы из детства, когда к папе то и дело в гости заглядывали сослуживцы. Тогда папа ещё не так увлёкся работой, времени и у него, и у друзей хватало на походы в гости… Последний год Лесь такого и представить себе уже не мог. Чудом было, если папа возвращался из командировки и не исчезал тут же на работе или наоборот – уходил с работы в срок не для того, чтобы собраться в очередную командировку, а просто так…

Мысли теснились в голове и тряслись в такт шагам, словно книжку на ходу прочесть пытаешься.

А за спиной упрямо нёсся полицейский, словно не «хулиганство» собирался Лесю оформлять, а по меньшей мере ограбление банка и торговлю наркотиками разом… Другой бы на его месте давно потерял интерес к погоне, уж больно шустрым оказался мальчик, а этому – хоть бы хны. Будто премию ему за поимку Леся выдать обещали.

Кольнуло разом и в боку – от долгого бега – и в сердце: а если… правда обещали?!

Улица резко свернул, и мальчик ринулся через неё в сторону железной дороги и заброшенных ангаров. Притаился за одним из них, скрытый от лишних глаз зарослями сирени, и судорожно перевёл дыхание.

Видела его только женщина, торопящаяся к переходу через железную дорогу, но она на вид была тихой и мирной – этакая серая мышка жизни с продуктовыми сумками в обеих руках…

– Он там! Товарищ милиционер, он за ангаром, я видела! – истеричный возглас окатил Леся словно ведром холодной воды.

А то и помоев.

Серая мышка оказалась очень громкой и деятельной.

Лесь бросился вдоль ангара, выскочил с противоположной стороны и затравленно огляделся, пытаясь найти новое укрытие, пока полицейский ломился сквозь кусты.

У дверей какого-то служебного здания задумчиво курил мужик и глядел прямо на Леся, правда, несколько отсутствующим взглядом. Мальчик подался было назад, но треск кустов подсказал, что обратный путь отрезан.

«Вот этот точно менту всё расскажет», – мрачно подумал Лесь, пытаясь найти новый путь. Взгляд мужика приобрёл осмысленность и заинтересованность, и мальчику это категорически не нравилось. Но выхода не было и пришлось бежать у него на глазах, прикидывая, где удастся перескочить через забор…

– Эй, ёжкин кот, малец, дуй сюда, – вдруг раздалось от дверей здания. – Да-да, ёжкин, быстро!

Лесь затормозил уже у забора и оглянулся. Тот самый мужик кивнул сначала ему, потом в сторону ангара, а после, повернув шею под немыслимым углом, – на дверь, на которой висело строгое «Посторонним вход запрещён».

– Ща мент подвалит!

Лесь осторожно приблизился к мужику… и тот вдруг резко сгрёб его за шею и толкнул куда-то. Лесь на мгновенье потерял ориентацию, хлопнула дверь…

Мальчик обнаружил, что сидит на полу в каком-то помещении, дверь на улицу закрыта, а за ней слышен ленивый голос:

– Да, ёжкин кот, он через забор дёрнул, чуть штаны не порвав. Я сам видел. Вон, вишь, кусты поломаны?

… Мужик выпустил Леся через несколько минут – ошалевшего и мало чего понимающего.

– В следующий раз, ёжкин кот, думай головой, куды несёшься, – посоветовал он. – А сейчас дуй через ж/д и будь свободен, ёжкин.

Лесь торопливо закивал, выдавил что-то вроде «Э-э-спасибо» и побежал в указанном направлении.

Одна его мысль занимала: странные люди – народ особый. Страннолюди, а не люди. И понять их невозможно.

И узнать.

Вон, те же ребята с Ильинки. Чем не страннолюди?..

Когда Лесь добрёл до метро и спустился вниз, он уже дышал ровно и не дёргался от чужих взглядов. Чувство, что страннолюди его берегут, вселяло уверенность, что всё обойдётся. Ведь уже сколько времени обходилось! Уже, страшно подумать, тридцатое июля!.. До второго августа – два дня!

А второе августа датой было особенной. Пора второго августа наступала где-то дней за десять до самой даты, когда становилось ясно, что июль, жаркий, солнечный и прямо-таки апофеозно-летний, стремительно катится к своему логическому для храма Илии-пророка завершению – сумасшедшей неделе подготовки к престольному празднику.

… Как всегда актовый зал превратился в цветочно-перерабатывающий комбинат, хрупкие девушки охотились на «мужскую силу», требуя, чтобы принесли снизу коробки с цветами, выкинули мусор или наполнили стотыщпятьсотсорокдва ведра водой и притащили их с первого этажа. И всё это, разумеется, бегом! Если «мужская сила» мешкала, девушки начинали таскать вёдра сами, но вот этого-то как раз никто выдержать не мог – чего девушки и добивались. Нет, в худшем случае они действительно могли бы и сами всё перетаскать, но…

По задним помещениям храма плыл тяжёлый цветочный аромат – смесь роз всех цветов, размеров и видов, лилий, хризантем, гвоздик… и, конечно же, самой обычной краски. Откуда же ещё взять бесконечное количество алых и бордовых цветов, необходимых для украшения храма и праздничной иконы?

Кто не выдерживала «эдемской» цветочной жизни, сбегал на поиски новых заданий, вентилятора и хорошей компании в «келью» – кабинет с двумя компьютерами и кучей праздношатающегося и не очень в любое время дня народу. Конечно, вечером, уже после всенощной, основная часть людей разъезжалась, но всегда оставался кто-то, кому было лень, неохота или просто некогда ехать. То дорезать визитки, то проверить огромную стопку будущих благодарственных грамот, то… Всё-таки, Ильин День на улице Ильинка, совместный праздник улицы, храма и всего ВДВ – день важный, хлопот много.

Лесь методично вставлял визитки в бэйджи, почти не глядя, больше наблюдая за происходящим на дисплее – вся задержавшаяся в храме компания смотрела «Остров сокровищ», флешка с которым нашлась у Виталика, только Таня Груздина плела феньку и следила за мультиком скорее на слух, да Василиска резала визитки, чтобы не оставлять Леся без работы.

До праздника оставались целые сутки. Кто-то планировал заночевать прямо здесь, кто-то, когда мультик закончился, стал собираться. Праше – миниатюрной рыжей девушке, в свои девятнадцать достававшей Лесю до плеча – позвонил отец, и это стало сигналом для всех.

– Ты как, к метро? – между делом поинтересовалась Василёк у Леся, когда вся честная компания остановилась во дворе у шлагбаума – кто остаётся, прощался с теми, кто уходит.

Лесь задрал голову и поглядел на набрякшие тёмные тучи, сползшиеся к вечеру.

– Не. Я тут ночую, – решился он, как только представил, как ливень застанет его на улице.

– Отлично! Мы с Соней, – она кивнула в сторону своей старшей сестры, которая болтала с Ленкой, – тоже. Чур, мне спальник, который на чердаке лежит!

– Да пожалуйста, – великодушно махнул рукой Лесь и уточнил ехидно: – Не замёрзнешь?

– Вот ещё! – фыркнула Василиска. – Это же не для тепла, это для уюта.

… Но, разумеется, спальник ей так и не понадобился. Они с Лесем слишком громко, видите ли, хихикали, за что старшие, не выдержав, объявили ультиматум: либо оба «ребёнка» сейчас же утихомириваются и замолкают, либо идут болтать куда-нибудь в другое место.

Выбрав второе, изрядно обиженные на мир и прямо-таки оскорблённые в своих лучших чувствах Лесь и Василёк, намеренно громко топая, спустились на второй этаж, подсвечивая себе путь мобильниками, пока Лесь не вспомнил, что в рюкзаке у него есть фонарик – а рюкзак он, разумеется, всюду теперь таскал с собой.

– Ну, куда пойдём? – поинтересовалась Василиска. – Я спать не хочу!

– Я тоже, – согласился Лесь и, немножко подумав, решительно направился к «кельи». Конечно, она была заперта, но Лесь уже освоился в храме – как-никак, уже третья ночёвка, а дней-то сколько здесь проведено… Поэтому, немного пошарив рукой по полкам стоящего рядом шкафа, мальчик вскоре достал искомое – запасной ключ.

Щёлчок замка – и вот, в распоряжении ребят все удобства: выключенные компьютеры, неработающий вентилятор и узенький, как скамейка, мягкий диванчик, на котором днём обычно высились груды рюкзаков и сумок.

– Садись, – сдвинув оставшееся в храме «ночевать» барахло к краю, пригласил Лесь, а сам залез на стул, опёрся о стол коленом и, дотянувшись, открыл окно. В комнату ворвались звуки ночного города, дождя, отдалённый шум машин и «Бом-м!» аккурат в этот момент начавших бить часов на Спасской башни. Лесь уселся прямо на столе и достал из рюкзака пачку сигарет, но курить сразу передумал. Всё-таки, храм, а в храме это как-то совсем… нехорошо.

– Ой, ты куришь? – удивилась Василиска.

– Бросаю, – Лесю стало как-то даже стыдно. – Уже в третий раз… Нет, в четвертый, – на душе стало ещё хуже. Что за безволие и бесхарактерность, как говорит папа?! Неужели так сложно расстаться с дурацкой привычкой?! – Ты, Вась, лучше даже не пробуй, гадость это одна, а бросать сложно…

– Понятно… А у нас дома никто не курит.

– Везёт… Хотя, наверное, папа уже окончательно завязал с сигаретами, так что у меня тоже.

– Слушай… – Василиска поёрзала, – а почему ты ночевать остался?

– Потому что дождь.

– Ну, а дома?

– А я дома не ночую, – мрачно отозвался Лесь. Не любил он такие разговоры!.. Но попросить замолчать Василиску ему не хотелось, пусть говорит и спрашивает, что хочет. Василиска же!

– Почему?

– Мамы же нет…

– Не понимаю, – нахмурилась девочка. – И что, что её дома нет?

Лесь вздохнул, подумал… и вдруг принялся рассказывать. Обо всём – и о майских, и о нынешних событиях. О встрече в ГУМе, о Максиме, Центре и о Тошиной даче… Рассказ затянулся надолго, но Василиска слушала очень внимательно и почти не перебивала глупыми вопросами, которых Лесь уже ждал. Только спросила под конец:

– И что ты теперь будешь делать?

– То же, что и неделю до этого – не попадаться им.

– Нет, я имею в виду… Ты говоришь, скоро мама вернётся – а если они к ней заявятся?

– Не, быть такого не может! – слишком поспешно и испуганно возразил Лесь, потому что Василиска озвучила его собственные сомнения. – Ну… они бы так раньше поступили, наверное, зачем тогда просто гонялись?.. – и он окончательно сник.

– А может, спросить у них?

Лесь поглядел на Василиску, будто она с луны свалилась, и на всякий случай потянулся к рюкзаку.

– Ты… в смысле?

– Ну, про Центр ты узнал, когда расспросил того дядьку из ГУМа. Так почему бы… не повторить? – Василиска нахмурилась и кивнула на рюкзак: – Пистолет-то есть. Если что – ты их сразу и…

– Не, «сразу и» не пойдёт, – помотал головой Лесь, которому от одной мысли об этом становилось не по себе. Он даже там, в Центре, не нашёл в себе силы второй раз выстрелить в человека, выстрелил в стекло…

– Ну, я имею в виду – ты же не безоружный будешь!

Лесь подтянул к себе рюкзак, поставил на колени, обнял и крепко задумался. Он и сам иногда подумывал насчёт того, чтобы наконец-то перестать бегать от малейшей, даже призрачной опасности… Ну, потому что фигово это как-то, всё время бегать и бояться. Бояться Лесь устал уже давно, ещё до поездки к Тоше на даче, но так и не придумал, что же делать вместо того, чтобы бегать.

И вот… может, Василёк права? Может, хватит бегать, а надо бы встретить их лицом к лицу? И спросить, прямо. А там – как уж получится. «Как Бог рассудит», – так, наверное, сказал бы кто-нибудь из храмовых священников. Отец Матфий или отец-настоятель… Про третьего бтюшку, тихого и неуловимого отца Романа, Лесь знал немного и, в общем-то, только по алтарным байкам Рюрика.

Мысли опять трусливо попытались сменить направление и уйти в сторону храмовых баек, но Лесь это дело пресёк и снова задумался о предложении Василиски. Но уже с другой, практической стороны: «хвоста» уже который день Лесь за собой не замечал – да и не вылезал уже трое суток из храма. И как тогда, спрашивается, встретиться с этими товарищами из Центра? Как им сообщить о желании встретиться? Через Максима, что ли?.. Леся передёрнуло: упаси Боже снова связываться с этим… этим… короче, с ним.

Нет уж, лучше изыскать другой способ, такой, чтобы Лесь успел подготовиться к встречи и в случае чего быстро и легко исчезнул.

Лучше всего для этого подошло бы какое-нибудь место, где много народу. Тогда в толпе затеряться – пара пустяков. Но разговаривать, опять же, надо будет с глазу на глаз с кем-то одним. И в укромном уголке, где никто не помешает припереть «плохого дядю» к стенке и погрозить пистолетом.

– Эй, так ты будешь… встречаться с ними? – прервала размышления Василиска, которой было слишком сложно долго сидеть молча, когда мысли все были о таком замечательном приключении.

– А? А, да… буду, наверное. Только вот как им сообщить и где встретиться… Чтобы и в толпе, если что, и в укромной каком месте, если всё будет хорошо…

– Ну, толпа будет послезавтра. Ого-го какая толпа! – тут же предложила Василиска. – Здесь, везде. На Ильинке и на Красной площади. Праздник же… А укромное место… храм?

– Да уж, здесь укромных углов много, – фыркнул Лесь, которые в первые дни в «захрамовых» помещениях умудрялся даже заблудиться.

– Ну вот, проблема решена! – тут же возликовала Василиска, но Лесь её одёрнул:

– Подожди, ещё надо их как-то сюда заманить… Хотя я знаю, как! – вдруг осенило его. – Они же по телефону моё местоположение легко вычислят! Надо просто включить телефон, позвонить маме… Ну и ждать потом. Где-нибудь… до куда можно будет в праздник на машине проехать?

– Ильинку перекрывают у Рыбного переулка, – подсказала Василиска.

– Василёк, ты чудо! Не, ты гений. Во, точно: гений! Тогда у Биржевой площади напротив Рыбного и буду их ждать.

Итак, решение принято, и на душе от этого стало совсем-совсем легко, как ещё с конца мая не было. В кои-то веки не было необходимости прятаться, бежать и бояться. Лесь даже подумал на секундочку – а не включить ли телефон прямо сейчас? Но быстро передумал. Нет, надо дождаться праздника. А пока…

– А расскажи ещё что-нибудь… об этом Центре, – предложила Василиска.

– Страшилки на ночь рассказывать будем? – Лесь даже забыл обидеться. – Да чего говорить особо… всё одно и то же. Разве что… – он наконец поймал за хвост мысль, которая его терзала уже пару недель, и начал аккуратно её за этот хвост тянуть к себе, чтобы подтащить поближе и разглядеть всю целиком.

– Что?

– Понимаешь, такое ощущение, что в мае и сейчас… Ну, будто два разных Центра. Виктор из ГУМа, Максим – это одно. А вычисление симки Василия, объявление пропавшим без вести… как будто это уже совсем другая организация. Другие методы. Вот к дяде Вите, там, у Тоши на даче, тоже заявились, не скрываясь особо. Силой, прямо… ну, то есть, и хитростью тоже, но без особых подручных средств. А потом… Как в шпионском романе. Странно это как-то.

– Ну вот и спросишь!

– Ага, остаётся надеяться, что они мне ответят правду… – Лесь сунул руку в рюкзак и погладил кончиками пальцев холодную рукоять. Как только он разберётся со всеми этими Центрами охраны от детства – первым делом позвонит папе и… и поздравит с Днём ВДВ. С папиным праздником, первым из двух – второй папа отмечал двадцатого декабря. И плевать на то, что обещал маме: никаких звонков, ничего не говорить! – плевать с высокой колокольни… ну или хотя бы с крыши храма, куда они с Рюриком однажды вылезали. Не поздравить будет неправильно, а бояться уже не надо.

… Больше к Центру и предстоящему «разговору» Леся они с Васильком не возвращались, проболтав до глубокой ночи о всяких пустяках. Это оказалось забавно и приятно – болтать с девчонкой в полумраке «кельи» под шум дождя, глядеть на горящий огнями ГУМ и в кои-то веки ничего не бояться…

И, разумеется, ребята так и не вернулись к старшим ребятам на чердак, а сами не заметили, как заснули здесь же, на диванчике, привалившись друг к другу.

Утром Леся разбудил голос, в котором он спустя пару секунд узнал голос Праши:

– Ой, Лен, ты посмотри, как это прекрасно! – громким шёпотом воскликнула девушка. – Как открытка…

Лесь медленно, неохотно начал разлеплять глаза, чтобы высказать всё, что думает, о тех, кто его будит без спроса, но тут щёлкнул фотоаппарат, и Леся как подкинуло. Чувствуя, как наливаются жаром уши, мальчишка с ужасом обнаружил, что Василиска до этого момента сладко посапывала на его локте, а в дверях «кельи» стоят Праша с изумрудно-зелёным зонтиком-тростью и большим-пребольшим фотоаппаратом и Ленка.

– А, это… Всем здрасте! Лен, там ещё вёдра надо снизу в зал притащить, нет? Я бы сбегал… – Лесь вылетел из «кельи», как будто его порывом ветра оттуда выдуло, на ходу столкнувшись с Соней.

– Где Вася? – строго вопросила Василискина старшая сестра.

– А, ну… – Лесь из-за этой «побудки» стал до ужаса косноязычным, – в «келье»… – и полетел дальше к залу. В таком состоянии он мог в одиночку все стотыщпятьсотсорокдва ведра перетаскать, да ещё и не по одному разу.

Ничего удивительно, что с Василиской Лесь за день перемолвился едва ли парой фраз – сначала было как-то неловко… а потом и вовсе не до того. Виталик ходил и клянчил у всех то плеер, то наушники – его плеер разрядился, наушники сломались, а ехать в штаб ВДВ без музыки Виталик не хотел. Флористы переводили горы зелени, создавая букеты, композиции, венки и гирлянды, и постоянно нужен был кто-то, кто потащит мусор вниз, а покрашенные внизу цветы – обратно. Парни таскали туда-сюда стулья, столы, лавки – расчищали пространство… В общем, всё было как обычно.

Вместо Василиски Лесь как бы невзначай частично рассказал план Ленке – наверняка сболтнёт этому своему «дядьке Ийону». О том, что Лесь планировал устроить засаду, он, разумеется, не говорил, только что хочет поглядеть вблизи на своих «преследователей» в праздник, потому как в такой день, если что пойдёт не так, будет очень удобно ускользнуть в храм, затерявшись среди людей… Но в целом возвращаться к этим мыслям Лесю было некогда весь день: дел на последний день осталось немерено, так что все только и делали, что носились туда-сюда между цветами, швабрами и бумагами.

… Спохватился Лесь только поздним вечером, когда в кабинете «варягов» гладил прямо на партах одолженным у алтарников «на пять секунд» утюгом себе белую рубашку. Рубашка эта, в свою очередь, тоже была одолжена – у Кости, потому как за своей Лесь был не самоубийцей домой соваться. Вернее, как… Он уже после того, как договорился с Костей, съездил домой. Уже начало темнеть, когда он дошёл до подъезда, и интуиция потребовала: посмотри вверх, мало ли!.. Он посмотрел – и увидел, что в его окне горит свет, и, позабыв, что решил не бояться, а ситуация очень даже удобная для их с Василиской задумки, дал дёру.

Поэтому теперь остервенело гладил чужую белую рубашку и всей душой надеялся, что завтра наступит как можно скорее. Снова вернулась эта мысль: устал бояться. Поскорее бы со всем этим разобраться, поздравить папу и ехать к маме.

Лесь с остервенением догладил рубашку и повесил её на «плечиках», зацепив за полку правого стеллажа, отнёс утюг на место и снова вернулся в кабинет. «Я боюсь?» – спросил он у мечей на стене. Те молчали – ждали своего часа, своей жизни. Лесь погладил один из них по навершию, взял со стеллажа книжку про славянского мальчика Кукшу, попавшего к викингам, и уселся на партах. Как когда-то давно, в мае… Только сегодня он будет здесь ночевать, и храм для него – ну, один из вариантов дома.

Нет, он не боится. Это будет даже легче, чем перетаскать с первого этажа в зал те Ленкины стотыщпятьсотсорокдва ведра.

Дата добавления: 2015-07-08