Политические репрессии и насильственная депортация в отношении этнических немцев белорусского восточного полесья в 30-40-е гг. ХХ В.

Для тоталитарных режимов характерны такие политические методы как массовые репрессии и депортации населения. Период 20-30-х гг. ХХ в. в истории СССР – время нарастания политических репрессий, достигших своего апогея в 1937 г. В 30-е – начале 50-х гг. в Советском Союзе депортации подверглись более 40 социальных групп и тотальной депортации от 10 до 15 народов. В числе «наказанных народов» были и советские немцы. Изучение трагедии белорусского анклава немцев СССР в период политических репрессий и в связи с началом Великой Отечественной войны только начинается.

По данным Всесоюзной переписи населения 1926 г. из 7075 немцев, проживавших в БССР, 3356 человек приходилось на Мозырщину. При этом здесь насчитывалось 69,2% всех сельских немцев Республики. Основной анклав местных немцев составляла территория Наровлянского района: колонии (поселения) Березовка, Антоновка, Красиловка, Майдан, Осиповка, Хатки, Дубровская; Каролинского (Ельского) района: Анзельмовка (в 1929 г. переименована в Роза-Люксембург), Наймановка; Лельчицкого района: Дубницкая, Средние Печи, Дубровка; Житковичского района, Калинковичского - д. Хатыни. Кроме Мозырщины немцы компактно проживали и в Речицком районе - хутора Заходы (некоторое время Заходы находились в составе Василевичского района).

Городских немцев в регионе было значительно меньше, чем сельских. По переписи 1926 г. в городских поселениях Гомельского округа проживало 292 чел. немецкой национальности (в том числе в Гомеле – 271 чел.), Речицкого округа – 18 чел., Мозырского – 62 чел.

По официальной статистике на 17 января 1939 г. в БССР насчитывалось 8448 чел. немецкого населения. Всего же немцев в СССР в это время было 1427232 чел.

1930-е гг. были временем усиления политических репрессий в отношении немецкого населения Беларуси. Они проводились в связи с неприятием немцами насильственной коллективизации, сохранением немцами своих религиозных убеждений в условиях усиления гонений на религию и церковь, преследованием активистов кампании обращения за гуманитарной помощью к Германии во время голода 1932-34 гг. и т.д.

В начале 30-х гг. следствием сложной социально-экономической обстановки в СССР явился массовый голод в ряде районов страны, особенно на Украине, в Поволжье в 1933-1934 гг. Форсированная индустриализация осуществлялась в основном за счет «выкачки» всех средств из деревни через насильственно созданные колхозы и с усилением социально-экономического и политического давления на единоличника. В связи с голодом резко возрос объем помощи немцам, проживавшим в СССР, со стороны зарубежных, в первую очередь, немецких организаций - «Братья в нужде» (Берлин), «Общество по оказанию помощи братьям в России» (Берлин), «Союз зарубежных немцев». По некоторым данным, советским немцам, компактно проживавшим на Украине, в Северо-Кавказском крае, Республике немцев Поволжья, в 1934 г. было передано более 600 тыс. немецких марок и 14,5 тыс. долларов. Наряду с деньгами высылались и продуктовые посылки. Благотворительная помощь адресовалась и немцам, проживавшим на территории Восточного Полесья Беларуси. Данная территория также была поражена голодом.

Помощь имела адресный характер. Инициаторы на местах собирали заявления-просьбы и отвозили их в Германское посольство (Москва) и консульства (Москва, Киев). Германские диппредставительства через соответствующие организации в Германии организовывали переводы и посылки адресатам по линии «Торгсин». Как правило, разовый денежный перевод составлял 8 немецких марок. Были случаи многоразовой помощи. Акция по получению помощи приобретала массовый характер. Так, осенью 1933 г. в немецких колониях (поселениях) Наровлянского района было собрано заявлений-просьб: в Майдане - 35, в Осиповке - 40, в Березовке - 25, в Хатках - 40, в Антоновке – 45. Только за период 27-30 января 1934 г. помощь получили 144 семьи из 350 немецких семей Наровлянского района. Как отмечали органы ОГПУ, за эти деньги (8 марок) «они сумели приобрести в Торгсине, в среднем, по 4 п 10 ф муки на семью, в то время как из фонда, занаряженного Наркомснабом БССР для обеспечения нуждающегося населения, сельсовет выдает от 5 до 16 клгрм. на семью».

Данная ситуация усилила и без того негативный официальный общественно-политический стереотип немецкого населения. Советские немцы являлись «неудобным» этносом для советской власти. Они стойко противились коллективизации, с ее усилением были охвачены массовым движением за выезд в Сибирь, эмиграцию в США и Германию. Истинно и глубоко верующие немцы не принимали советского вульгарно-насильственного атеизма. Формирование устойчивого образа советских немцев как «внутреннего врага» для советского режима было обусловлено и внешнеполитическим фактором. По мере усиления позиций Национал-социалистической партии в Германии немцы в СССР все больше рассматриваются как потенциальная опасность для советского государства. Так, в июле 1932 г. в циркуляре ОГПУ «О борьбе с разведывательной и вредительско-диверсионной работой немецких фашистов против СССР» отмечалось усиление «открытой фашистской пропаганды» среди советских немцев.

В ноябре 1933 - январе 1934 гг. органами ОГПУ были произведены аресты среди немецкого населения Ельского и Наровлянского районов. Активистам сбора заявлений о помощи и доставки их в Германские диппредставительства инкриминировалось участие в «немецкой фашистско-повстанческой организации», созданной по заданию германских дипломатов. Следствием было «установлено», что целью «организации» являлось:

«1. Количественное увеличение контрреволюционных повстанческих кадров и подготовка их к активным повстанческим выступлениям в помощь Германии, с целью захвата БССР и УССР; 2. Проведение повстанческой агитации и организация массового обращения немцев в германские Представительства за помощью, используя это как метод обработки немецкого населения на сторону Германии, тем самым восстанавливая против Советской власти; 3. Срыв всех мероприятий Советской власти и особенно коллективизации сельского хозяйства в немецких колониях».

Материалы следствия констатировали, что обращением в германские представительства с сентября 1933 г. было охвачено 95% немецкого населения Ельского района, под влиянием «контрреволюционного элемента» за 1933-1934 гг. в Сибирь и другие местности выехало 60 немецких семей, коллективизация в Роза-Люксембургском немецком сельсовете проведена на 1,8%, немецкий колхоз «Ротэ Фанэ» в колонии Наймановка в 1933 г. развалился.

Постановлениями внесудебного органа - Тройки при Полномочном Представительстве ОГПУ по БССР от 10 и 26 февраля 1934 г. 20 немцев - жителей Наровлянского и Ельского районов были приговорены к заключению в исправительно-трудовые лагеря на разные сроки - от 3 до 8 лет.

Однако 1934 г. ознаменовался ростом движения за получение помощи. Органы ОГПУ квалифицировали его как «результат контрреволюционной деятельности ликвидированной организации немцев, остатки которой по заданию Германских консульств вели дальнейшую работу». Обращениями за помощью было охвачено около 30 населенных пунктов 7-ми сельсоветов Наровлянского, Хойникского, Брагинского, Мозырского районов. Наряду с расширением территории движение приняло интернациональный характер. Кроме немецкого населения в нем уже участвовали местные белорусы, украинцы, поляки, чехи. Количество задействованных семей доходило до 1000. При арестах было изъято около 300 единиц списков просителей и заявлений.

Активисты движения - «вербовщики», по терминологии ОГПУ, выявлялись в Комаринском районе. Большой размах кампания обращения за гуманитарной помощью получила в Речицком районе.

Есть все основания оценить движение за получение помощи как одну из форм латентного (скрытого) сопротивления населения тоталитарному режиму. После произведенных арестов и сами просители, и сборщики заявлений отдавали себе отчет, что осуществляют в официальном смысле «противоправное» дело. Активистами движения, как правило, являлись священнослужители различных конфессий, члены религиозных сект, крестьяне-единоличники. Необходимо отметить большой вклад в осуществление кампании помощи лютеранского пастора Улле, проживавшего на Житомирщине и с 20-х гг. регулярными наездами выполнявшего свои религиозные функции среди немецкого населения Мозырщины. Для немецкого населения получение гуманитарной помощи кроме материальной поддержки было также мостом духовной связи с их невозвращенной родиной (на массовые просьбы местных немцев в 1930-1931 гг. о разрешении выехать в Германию власть ответила отказом). В целом же местных активистов движения независимо от их национальности и религиозного фактора, если исключить надуманную ОПТУ версию о «фашистско-повстанческом» характере движения, объединяло неприятие большевистской власти, насильственной коллективизации, усиления тоталитаризма. Характерно содержание одного из типичных заявлений-просьб: «Прошу обратить на мою просьбу внимание и дать мне помощь, т.к. мы сегодня помираем с голоду, нас Советская власть мучает, гонит в колхоз, но мы не идем, над нами издеваются, считают нас врагами... я верующий...».

В донесении полномочного представителя ОГПУ по БССР Заковского секретарю ЦК КП(б)Б Гикало от 11 мая 1934 г., как тревожный симптом, обозначался тот факт, что «заявления о помощи стали адресоваться не только в Германские консульства, но и в Американское консульство в Москву, которое якобы подобные заявления также принимает и из США высылается денежная помощь». В документе приводится фрагмент просьбы о помощи: «… Американскому послу. Мы узнали о том, что через Ваше представительство Вы желаете оказать нам помощь, а поэтому мы с радостью обращаемся. Мы живем в СССР и терпим голод. Даваемую помощь мы с радостью примем».

Властями были приняты самые разнообразные меры, чтобы не упустить данную кампанию неповиновения из-под контроля и пресечь ее. Начиная с 1934 г. вопрос о работе с немецким населением Мозырщины становится постоянным в повестке заседаний Бюро ЦК КП(б)Б. На местах после «глубокой разъяснительной работы» была организована «добровольная инициатива» по отказу населения от «провокации» - «фашистской помощи» с публикацией соответствующих материалов в районных газетах, производились аресты.

5 ноября 1934 г. ЦК ВКП(6) разослал шифрованную телеграмму в партийные органы до обкомов включительно. Партийное руководство и органы НКВД упрекались в том, что ослабили работу среди немецкого населения, и это привело к активизации антисоветских и контрреволюционных элементов. ЦК требовал добиться полного прекращения связи населения с заграничными «буржуазно-фашистскими» организациями. Было предложено усилить репрессивные меры - вплоть до расстрела. В целом за 1934 г. в СССР было арестовано около 4 тыс. немцев, не считая населения других национальностей.

Руководство БССР отреагировало адекватно. 24 ноября 1934 г. ЦК КП(б)Б сообщал в ЦК ВКП(б), что в течение 1934 г. несколько раз «специально обсуждалось положение в немецких национальных сельсоветах», был принят «ряд мероприятий по укреплению хозяйственного и политического положения» немецкого населения. В том числе: «За этот год органами б.[ывшего] ОГПУ арестовано 80 человек из активных антисоветских элементов, действующих в качестве агентов немецких консульств в Москве и Киеве, часть из которых была осуждена и выслана в лагеря, а часть должна судиться в ближайшее время». Отмечалось, что НКВД и НКЮстиции БССР поручено «на месте организовать открытый политический процесс против арестованных активных антисоветских элементов - организаторов подписки. Поручено НКВД провести дополнительные мероприятия по изъятию ядра контрреволюционной группы, работающей среди немецкого населения в Наровлянском районе, Березовском сельсовете». Особо подчеркивалась установка, данная партийно-советскому руководству Ельского и Наровлянского районов, «о недопустимости в дальнейшем проявления либерального отношения к антисоветским элементам».

Усилились аресты, в Мозыре был проведен ряд судебных процессов. Во многих случаях они имели открытый характер, предполагая значительную идеологическую «воспитательную» миссию. Наиболее крупным из таковых было судебное заседание выездной сессии Специальной судебной коллегии Верховного Суда БССР 21-24 декабря 1934 г.

По делу проходило 15 обвиняемых, в том числе 6 немцев. По приговору 10 человек были осуждены на отбывание наказания в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) - сроком от 5 до 10 лет, 1 человек - оправдан, 5 человек (из них - 3 немца) были приговорены к расстрелу, замененному Верховным Судом СССР 14 января 1935 г. на десятилетние сроки заключения в ИТЛ. Ход судебного процесса подробно освещался в местной печати, характерны заголовки газетных статей: «Никакой жалости к классовым врагам», «Суд над контрреволюционной группой».

В 1935-1936 гг. органы ОПТУ «добирали» оставшихся активистов кампании за получение помощи с возбуждением против них уголовных дел и вынесением карательных приговоров. В целом репрессии 30-х гг. в связи с благотворительной помощью из Германии были составной частью политики насилия тоталитарного режима над собственным народом.

С 1929 г. осуществляются массированные репрессии в отношении церкви, во многом обусловленные активной ролью ее руководителей в противостоянии насильственной коллективизации и неприятии советского режима.

Религиозный компонент выступал важной составляющей в сформированном штампе обвинения арестованных в «контрреволюционной работе среди немецкого населения по срыву коллективизации и других мероприятий Советской власти» с последующим вынесением карательных приговоров. Так, в июле 1932 г. «контрреволюционным группировкам из состава бывших кулаков и руководителей религиозных общин» Ельского и Наровлянского районов в вину, в частности, вменялся тот факт, что «из 2027 немцев Роза-Люксембургского сельсовета ни один из коренных жителей не состоит в колхозе». В декабре 1936 г. были осуждены «евангелисты»-«члены контрреволюционной националистической группировки из немцев-единоличников» Ельского района за антиколхозную пропаганду. Таких примеров можно привести множество.

Даже в 1936-1937 гг., после массовых и постоянных арестов и высылок служителей религиозного культа, активных верующих, власть констатировала «активизацию сектантских группировок, использующих религиозные настроения для проведения антисоветской контрреволюционной работы» среди немецкого населения.

Основным рычагом «втягивания» немцев в колхозы явились чрезвычайные меры - репрессии.

В первой половине 30-х гг. органы ОГПУ провели ряд операций по аресту местных немцев из Наровлянского, Ельского, Лельчицкого, Василевичского (Речицкого) районов - якобы участников самими же органами надуманных, инспирированных «антисоветских, контрреволюционных организаций». Оперативно-следственные названия этих «организаций» красноречиво свидетельствуют о характере инкриминированных обвинений: «контрреволюционная группировка из состава бывших кулаков и руководителей религиозных общин» (1932 г.), «бандгруппа из бывших и настоящих кулаков», «немецкая контрреволюционная повстанческая фашистская организация» (1933 г.), «немецкая националистическая диверсионно-повстанческая организация» (1934 г.) и т.п. Наряду с предъявляемыми обвинениями в антисоветском характере кампании обращения за помощью в зарубежные организации во время голода 1932-34 гг., контрреволюционной деятельности религиозного руководства немецких общин, попыток организации массового эмиграционного движения, диверсиях и т.д. основной фабулой-штампом проходит обвинение в «противодействии всем мероприятиям Советской власти, проводимым в деревне, и особенно коллективизации». В следственных делах приводятся примеры антиколхозной мотивации: «колхозники - советские рабы», «коллективизация довела всех до голода», «все немцы (местные. - В.П.), состоящие в колхозах - враги немецкого народа», «лучше умру, но в колхоз не вступлю, душа колхозника в рай не попадет, колхозы - это пекло», «если мы вступим в колхозы, нас всех будут жечь на костре». Отмечаются конкретные результаты антиколхозного противостояния. Подчеркивается «антиколхозная активность» религиозного актива. Из 35 немцев - членов общины баптистов Лельчицкого района (д. Дубровка, Дубницкое, Средние Печи) на февраль 1933 г. колхозником не был ни один. По информации на начало 1934 г. два раза предпринималась попытка и провалилась организовать колхоз из немцев - жителей х. Заходы Речицкого района из-за «происков сектантов».

В итоге арестованные, как правило, подвергались заключению в исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) на разные сроки. А в начале 1934 г. 6 местных немцев из осужденной группы в 15 чел. получили приговоры от 8 лет ИТЛ до расстрела в том числе и за «призывы к невступлению в колхозы и выходу из колхоза колхозников».

Обобщая ситуацию с коллективизацией немцев в Наровлянском районе в целом, начальник местного райотдела НКВД отмечал в декабре 1934 г., что в колхозах находится 36% немецких хозяйств. При этом 25% - только вступивших, «после ликвидации (подчеркнем, очередной. – В.П.) к/р формирований».

В арестах, проводимых органами НКВД в среде местного немецкого населения во ІІ половине 30-х гг., ярко выражен «антиколхозный след». Так, в 1936 г. в Ельском районе была «вскрыта» очередная «контрреволюционная националистическая группировка из немцев-единоличников». Помимо прочего арестованные в разные годы и по разным «операциям» НКВД обвинялись в «срыве коллективизации немецких хозяйств» (1935 г.), «разложении колхозов» (1937 г.), «активной вредительской деятельности в колхозе» (1938 г.). По данным следствия и обвинения на 1936 г. в д. Антоновке в колхозе состояло 28 немецких хозяйств из 58. В д. Красиловке этого же Наровлянского района 15 хозяйств немцев-единоличников к июлю 1938 г. не вступили в колхоз.

1930-е гг. были временем политических репрессий в отношении немецкого населения и Беларуси, и Украины. Можно предположить, что во многих случаях белоруско-украинский контактный регион являлся для органов ОГПУ-НКВД единой «криминальной зоной», а такие агентурно-оперативные разработки, как «Колонисты», «Патриоты», «Вояжеры», «Вояжеры-2», «Пастор», относились и к белорусским, и к украинским немцам. Так, по делу «Пастор» лютеранский пастор Улле из Житомира проходил как «известный руководитель фашистских организаций на Украине и Северном Кавказе, созданных по заданию германских диппредставительств в СССР». Ему вменялось в вину создание на территории Белорусского Полесья сети «немецких фашистских повстанческих организаций», которые должны были «в случае войны Германией с СССР вооруженным путем содействовать захвату УССР и БССР с целью создания фашистского государства». Штамп «захвата УССР и БССР» проходил практически во всех обвинительных заключениях в отношении местных немцев - «участников» «антисоветских контрреволюционных» организаций, надуманно инспирированных советскими спецслужбами.

Для власти немцы все больше становились «криминальным этносом» в политическом отношении. Не случайно так называемые «национальные операции» НКВД, аресты по «национальной линии» в 1937-1938 гг. не обошли стороной и местных немцев, как и поляков, латышей и население других национальностей. Показательна в этом плане историческая память, сохраненная в устной традиции. По информации Н.М.Скоростецкой в 1937 г. в д. Роза-Люксембург был арестован 141 человек (немцы, поляки, чехи, белорусы). Вернулись только 2 немца: Карл Гоппе и Эмиль Элерт. На вопрос, «Почему в 30-е годы спецорганы арестовывали местных немцев?», А.Ф.Рихтер отвечает, что считали их «врагами народа», «бо гэта ж немцы» (выделено нами. – В.П.).

Вершиной «терминологического творчества» органов НКВД можно считать «немецко-фашистско-шпионско-вредительско-диверсионно-повстанческую организацию», «раскрытую» в 1937 г. в Ельском районе [29]. Вместе с тем, в 1967 г. на запрос Управления КГБ при Совете Министров по Гомельской области Главное архивное управление при Совете Министров СССР ответило: «Среди документальных материалов Особого архива ГАУ при СМ СССР сведений о немецкой шпионской повстанческой организации, действовпавшей в 1930-37 годах на территории Роза-Люксембургского сельсовета Ельского района … не обнаружено».

С середины 30-х гг. над местными немцами нависла угроза насильственного переселения – депортации. Имелся прецедент: в течение 20 февраля-10 марта 1935 г. из приграничных Киевской и Винницкой областей было выселено (на восток Украины или в Сибирь?) около 2 тыс. немецких семей – зачистка территории от неблагонадежного для властей этноса. И уже 18 марта 1935 г. в специальной записке Наровлянского райотдела НКВД «О массовых выездах немецкого населения из Березовского национального немецкого сельсовета» наряду с констатацией массового стремления немцев выехать на Кавказ («масса хозяйств распродали уже свое имущество и собираются выехать») отмечаются «cлухи о массовом выселении немцев из Украины». Житель колонии Майдан Самуил Брандт после прочтения письма от братьев с Украины обратился к односельчанам: «Немцы в СССР являются пасынками, их высылают уже второй раз, первый раз их выслали в 1915 году, … русских почему-то не выселяют, а нас выселяют». В «Записке» указывается, что в ожидании высылки из БССР всех немцев «многие из немцев на сегодняшний день режут коров, свиней, сушат сухари и ждут выселения». По постановлению СНК СССР от 28 апреля 1936 г. из УССР необходимо было выселить в Казахстан 15 тыс. польских и немецких хозяйств как «политически неблагонадежных». Начиная с 1937 г. депортировалось группами немецкое население из отдельных областей Восточной Украины.

С началом войны подозрительность советской власти в отношении немецкого населения СССР, сомнения в его политической благонадежности резко возрастают. Усиливаются меры «профилактического» характера.

В самом начале Великой Отечественной войны, 23 июня 1941 г., в Роза-Люксембургском сельсовете были арестованы 7 немцев-мужчин: Грасс Август, Грасс Райнгольд, Фаль Густав, Турек Райнгольд, Кукук Рудольф, Гоппе Эвальд, Найман Герберт и одна немка – Найман Герта. В вину им вменялось то, что «будучи враждебно настроенными по отношению к Советской власти и сойдясь между собой на почве антисоветских взглядов, систематически проводили антисоветскую агитацию, используя в этих целях религиозные предрассудки наиболее отсталой части населения, устраивали контрреволюционные сборища, на которых под видом исполнения религиозных обрядов проводили ярую антисоветскую агитацию и обсуждали вопросы повстанческого характера. Вся эта антисоветская группа лиц … восхваляла фашистскую Германию и проявляла пораженческие настроения, ставя своей целью создать недовольство населения существующим строем». В действительности же означенные «сборища» представляли собой чтение религиозных книг, пение религиозных текстов, в том числе и у постели больных. Но – религиозных! Да еще – на немецком языке! А здесь – начало войны с Германией. К тому же, Грасс Август и Найман Герберт арестовывались в 1938 г. по обвинению в принадлежности к «шпионско-повстанческой деятельности», но были освобождены из-под ареста в 1939 г. (в период некоторого смягчения репрессивной системы) «за отсутствием достаточных материалов для привлечения к судебной ответственности».

Арестованные были вывезены в Новосибирск, где в тюрьме и проходили допросы. В целом арестованные не признали обвинений в антисоветской деятельности. Так, Найман Герта на допросе показала: «При похоронах я читала религиозные книги и пела песни религиозного содержания, как это у нас немцев принято, то об этом я не скрываю. … Виновной в предъявленных мне обвинениях по ст.58 п.10 ч.ІІ и 58. п.11 УК РСФСР себя не признаю, т.к. я участницей контрреволюционной группы никогда не была и антисоветской агитацией среди населения не занималась». По приговору от 28 мая 1942 г. немцы-мужчины были приговорены к расстрелу, а Найман Герта – к 10 годам ИТЛ.

Были проведены аресты и в среде городских немцев. Так, 27 июня 1941 г. в г. Гомеле были арестованы Адольф Барбас, Павел Грининг.

В 1941-42 гг. в СССР проводились тотальные превентивные депортации советских немцев, т.к. их национальность совпадала с титульной нацией врага. Они были отнесены к потенциальным коллаборантам.

Принудительное выселение полесских немцев было осуществлено в 1941 г. – буквально перед немецко-фашистской оккупацией территории Восточного Полесья. Их выселили вглубь России, затем, в связи с продвижением немецких войск, в основном в Казахстан. Власти боялись возможного сотрудничества местных немцев с германским оккупационным режимом. Ю.В.Саковец отмечает, что их выслали отсюда, «так як яны немцы». Я.Я.Бурим: «их выслали, вернее, эвакуировали, як немецкую семью» (выделено нами. – В.П.). Факт высылки вспоминают и другие очевидцы-местные жители. Депортации избежали лишь некоторые, как правило, отсутствовавшие немцы. «Местных немцев советская власть с началом войны вывезла в Ельск, затем в Россию (Тамбов). Кто хитрее, вернулся, сбежал. Бомбили эшелоны и немцы тоже возвращались». «Местная власть относилась настороженно к немцам. Перед войной и во время войны многие были сосланы в Сибирь, но по дороге туда из-за бомбежек возвращались назад». «С началом войны немцев выслали (например, на Тамбовщину, в район г. Русеева, д. Крандевка?)». «Или перед войной, или с ее началом выслали почти всех немцев (на Тамбовщину, в Казахстан)».

Пока нам не удалось установить точную дату депортации немцев Беларуси в 1941 г., как и соответствующий руководящий документ, по которому она проводилась. В изученных нами около сотни личных дел немцев, находившихся на спецпоселении, данная информация отсутствует. Сами дела состоят из анкет, заводившихся на спецпоселенца по достижении им 16-ти летнего возраста спецкомендатурами МВД СССР по категории учета «Немцы. 1941 г.», автобиографий, протоколов допросов и других документов.

В общем плане время и причина выселения немцев определены следующей официальной формулировкой: «1941 г. – высланы в административном порядке по национальным мотивам (немцы)». Более конкретны во временном смысле следующие записи: «В 1941 г., когда фашисты напали на нашу Родину, нас выслали в Казахстан», «с августа 41 г. – на с/поселении», «с началом Великой Отечественной войны переселили в Курскую область, с приближением фронта – в Казахстан», «в июле 41 г. эвакуировали в Тамбовскую область», «с августа 41 г. по май (ноябрь) 42 г. – в Курске (Курской области)». Один документ фиксирует точную дату депортации: «1.VIII.41 г. по эвакуации в Воронежскую область». Для полноты картины приведем показания из анкеты учетно-фильтрационного дела репатриантки Иды Цыльке – уроженки д. Анзельмовка, переправлявшейся в 1945 г. через польскую границу в СССР: «В 1941 г. в июле была советским командованием эвакуирована (выделено нами. – В.П.) в Курскую область».

Т.о, вполне достоверно можно считать, что депортация местных немцев была осуществлена до августа месяца 1941 г., когда немецко-фашистскими войсками были захвачены Мозырь (22.VIII.1941 г.), Ельск (23.VIII.1941 г.), Наровля (27.VIII.1941 г.). В частности, уже 22 июня 1941 г. первый секретарь Лельчицкого РК КП(б)Б поставил задачу выселить немецкое население из д. Дубницкое в течение 24-х часов. В связи с этим в уточнении нуждается точка зрения известного специалиста в области изучения принудительных миграций в СССР П.Поляна. Первыми депортированными в 1941 г. советскими немцами были не крымские, выселенные в конце августа, как отмечает он, а немцы Белорусского Восточного Полесья. Другое дело, что здесь имеется безусловная разница в масштабах депортации, в количестве выселенного немецкого населения.

В целом же в связи с началом войны и в ее ходе перемещению было подвергнуто около 1,2 млн. из приблизительно 1,5 млн. советских немцев – из России (862,5 тыс. чел.), Украины (392,7 тыс.), Крыма (51,3 тыс.), Азербайджана, Грузии, Краснодарского края и других местностей СССР. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» отмечалось, что среди немецкого населения имеются десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах немцев Поволжья. «Чтобы предотвратить серьезные кровопролития, ПВС СССР признал необходимым переселить все немецкое население в другие районы». В результате только с территории АССР Немцев Поволжья было выслано 366,7 тыс. чел. К 25 октября 1941 г. из 873578 немцев, подлежащих выселению по «государственному заданию», было депортировано 856168 или 98%. К началу 1942 г. на спецпоселении числилось 1031,3 тыс. немцев, из них 800 тыс. составляли те, кого депортировали из Европейской части СССР.

Изученные нами архивные дела представляют местную географию принудительного выселения немцев в 1941 г. – Ельский район (д. Роза-Люксембург, д. Наймановка, д. Добрынь), Наровлянский район (д. Березовка, д. Осиповка, д. Хатки), Василевичский район (д. Заходы), Паричский район.

В конечном счете большинство гомельских немцев оказались в Казахстане (Акмолинская, Актюбинская, Алма-Атинская, Восточно-Казахстанская, Талды-Курганская области). В основном это были женщины, дети, старики. Военнообязанные мужчины с началом войны были призваны в армию. Однако специальным приказом от 8 сентября 1941 г. военнослужащие немецкой национальности были «изъяты из Красной Армии» и «мобилизованы» в так называемую «трудовую армию» с казарменным положением и лагерным режимом. Проживая в концлагерных условиях, они работали на стройках, в шахтах и т.п.

Эта участь постигла и полесских немцев. Так, Даниил Зис служил в Красной Армии с июля 41 г. по 1 января 42 г., Герберт Дребант – с 24 июля по октябрь 41 г., затем был «мобилизован в промышленность», Эрих Решке – с 11 июля по 5 октября 41 г., «мобилизован в промышленность», Райнгольд Рангнау – до ноября 41 г.

Документ №

[Управление НКВД БССР по Гомельской области. 23/III-39 г. №3789]

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

Дата добавления: 2015-07-08