Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Ошо, известный также как Багван Шри Раджниш просветленный мастер нашего времени. «Ошо» означает «подобный океану», «благословенный». 12 страница



По мере продвижения вверх явления набирают глубину и приоб­ретают новые измерения. То, что было лишь физиологией, приобре­тает измерение психологии. То, что было не чем иным, как биологи­ей, становится психологией. У нас одна биология с животными, но у нас другая психология.

Когда любовь взмывает еще выше (или глубже, это то же самое), тогда в ней начинает появляться нечто духовное. Она становится метафизической. Только Будды, Кришны, Христы знают такое каче­ство любви.

Любовь распространяется повсюду, как и другие ценности. Когда любовь на сто процентов чистая, вы не можете разделить любовь и осознанность, тогда они перестают быть двумя понятиями. Вы не можете разделить даже любовь и Бога, и они перестают быть двумя понятиями. Отсюда утверждение Иисуса о том, что Бог есть любовь. Иисус делает эти понятия синонимами. Он демонстрирует ясное по­нимание.

Внешне все кажется отделенным от всего остального, внешне существование представлено в множестве форм. По мере вашего приближения к центру множественность начинает таять, раство­ряться, и начинает возникать единство. В центре все едино.

Поэтому твой вопрос, Вирендра, правилен, только если ты не по­нимаешь высочайшее качество любви и осознанности. Он абсолют­но неуместен, если у тебя есть только проблеск Эвереста, высочай­шего пика.

Ты спрашиваешь: «Осознанность ценнее любви?»

Нет ничего ни более высокого, ни более низкого. На самом деле, вообще нет двух ценностей. Существуют два пути, которые ведут из долины к пику. Один путь - это осознанность, медитация, то есть путь дзен, о котором мы сейчас говорим. Другой путь - это путь любви, путь преданных, бхакти, суфиев. Эти два пути существуют отдельно, когда вы начинаете путешествие, и вам нужно выбирать. Что бы вы ни выбрали, это все равно приведет вас на ту же вершину. И по мере своего приближения в пику вы удивитесь тому, что к вам приближаются путешественники, которые следуют другим путем. Постепенно пути начинают сливаться друг с другом. Со временем вы достигаете высшего, и пути становятся одним путем.

Человек, следующий путем осознанности, находит любовь как следствие своей осознанности, как ее побочный продукт, как тень. А человек, следующий путем любви, находит осознанность как след­ствие своей любви, как ее побочный продукт, как тень. Это две сто­роны одной моменты.

И помните о том, что, если осознанности недостает любви - зна­чит осознанность все еще не чиста, она пока что не познала сто про­центов чистоты. Осознанность еще не стала itacmoHiifeir, должно быть, она смешана с бессознательностью. Свет не чист; в вас еще есть пятна тьмы, которые до сих пор работают, действуют, влияют на вас, господствуют над вами. Если в вашей любви нет осознанно­сти, то это пока что не любовь. Наверно, это нечто более низкое, ко­торое ближе к похоти, чем к молитве.



Итак, пусть критерий будет таким: если вы следуете путем осоз­нанности, тогда пусть любовь будет критерием. Когда ваша осоз­нанность неожиданно распускается в любовь, уясните себе, что воз­никла осознанность, что вы достигли самадхи. Если вы следуете пу­тем любви, тогда пусть осознанность действует как критерий, как пробный камень. Когда неожиданно, откуда ни возьмись, из самого центра вашей любви начинает пробиваться пламя осознанности, уясните себе... радуйтесь! Вы пришли домой.

Ошо,

Почему знания священных писаний не помогают обрести исти­ну?

Маниши,

Это не твои знания, вот почему. Они заимствованы. Можете ли вы заимствовать истину? Истину невозможно передать, никто не может дать ее вам. Даже живой мастер не в силах передать вам ис­тину. Вы можете познать ее, но ей невозможно научить. Что же го­ворить о безжизненных священных книгах, какими бы святыми они ни казались? Наверно, они возникали из какого-то изначального ис­тока. Наверно, какой-то мастер, пробужденный человек, явился ис­током этих книг, но теперь они стали всего лишь словами. Это толь­ко слова об истине, информация об истине.

Быть Кришной - это совсем не то же самое, что читать Бхагавад- гиту. Быть Магометом, пребывать в гармонии, глубоком согласии, купаться в своем бытии, позволять бытию касаться и сжимать ваше сердце - это одно, а просто читать Коран - это как еле слышное эхо отдаленного крика в горах. Это не сама истина, а полная луна, отра­женная в озере. Если вы прыгнете в озеро, то не поймаете луну. На самом деле, если вы прыгнете в озеро, то исчезнет даже отражение луны. Священные писания - это всего лишь зеркала, отражающие далекие истины.

Веды существуют, по крайней мере, пять тысяч лет. Они отра­жают нечто в возрасте пяти тысяч лет. На зеркале накопилось много пыли, то есть множество толкований, комментарий - именно это я подразумеваю под пылью. И вы не можете знать точно, что говорят Веды. Вы знаете только комментаторов, толкователей, а их тысячи. Перед вами толстая стена из комментариев, и у вас нет силы просто столкнуть ее. Вы будете знать об истине, и не только это: вы будете знать комментарии и толкования людей, которые вообще ничего не переживали.

Знания передают для других целей. Да, есть возможность переда­чи знаний о мире, потому что мир вне вас, он объективен. Наука - это знания. Само слово «наука» означает именно знания. Но религия это не знания.

Религия - это переживание по той простой причине, что она пол­ностью занимается вашим внутренним миром, вашей субъективно­стью, что доступно только вам и никому больше. Вы не можете при­гласить даже любимого человека в свое внутреннее бытие. Там вы абсолютно одиноки, и именно там пребывает истина.

Знания будут все время увеличивать, украшать, обогащать вашу память, но не ваше существо. Ваше существо - совсем другое явле­ние. На самом деле, знания создадут препятствия. Человеку нужно разучиться всему, чему он научился, ведь только тогда он достигает своего существа. Нужно быть невинным. Неведение является сокро­венной сутью человека. Познание создает расстояние.

Маниши, ты спрашиваешь меня: «Почему знания священных пи­саний не помогают обрести истину?»

По той простой причине, что, если вы накопите знания, то начне­те верить в умозаключения Вы сделаете вывод о том, что есть исти­на, не зная ее, и ваш вывод станет величайшим препятствием. К ис­тине нужно приближаться нагим, в полной чистоте, в безмолвии, в состоянии невинности, детского удивления и восторга, когда вы еще ничего не знаете, не наполненные мусором, который называется знаниями, не наполненные Ведами, Библиями и Коранами, но без­молвные... без единой мысли, без единого вывода, ничего не зная об истине. Когда вы приближаетесь к истине вот так, она неожиданно появляется. Истина появляется здесь и сейчас, и вы восклицаете: «Вот истина!» Вы начинаете бурно радоваться в себе.

Истина не отделена от вас, это ваша сокровенная суть. Поэтому вам не нужно узнавать ее от кого-либо. Тогда чем же будут зани­маться мастера?

Дело мастеров - помочь вам отбросить свои знания, помочь вам разучиться всему, помочь вам попасть в состояние, в котором нет обусловленности. Ваши знания означают, что вы будете всегда смотреть через завесу, и она будет все искажать. Знания безжизнен­ны Необходимо сознание, знание, состояние видения, а не знания. Как вы можете знать то, что живо, посредством того, что мертво?

В переполненный автобус протиснулся человек. Спустя какое-то время он вынул свой стеклянный глаз, подбросил его в воздух, а по­том вставил его в глазницу. Через десять минут он снова вынул свой стеклянный глаз, подбросил его в воздух, а потом вернул его на ме­сто.

Дама, стоявшая рядом с ним, ужаснулась.

- Что вы делаете? - закричала она.

- Я просто пытаюсь увидеть, есть ли впереди свободные кресла, объяснил мужчина.

Стеклянный глаз - вот что такое знания. Вы не можете видеть через него, поскольку это невозможно.

Отбросьте все свои умозаключения: индуистские, христианские, мусульманские, джайнские, иудейские. Откажитесь от всех знаний, которые навязали вам. Каждого ребенка отравляют знаниями роди­тели, общество, церковь, государство. Каждого ребенка лишают не­винности, неведения. Поэтому каждый ребенок постепенно так об­ременяет себя знаниями, что теряет всю радость жизни, весь экстаз бытия и просто уподобляется толпе, становится ее частью.

На самом деле, в тот миг, когда вы полностью обусловили ребе­нок, вы исполнены счастья, и вы называете это явление религиоз­ным образованием. Вы очень счастливы оттого, что ребенка посвя­тили в религию его родителей. Но вы только и сделали, что разру­шили его способность собственного познания. Вы уничтожили его подлинность. Вы уничтожили его очень ценную невинность. Вы за­крыли его двери и окна. Теперь ребенок станет жить замкнуто. Он будет жить во внутренней тьме, окруженный всевозможными глу­пыми теориями, системами мысли, идеологиями и разной филосо­фией. Он заблудится в джунглях слов и не сможет легко выбраться из них.

Даже если он встретит мастера, если он встретит Будду, то и то­гда для того чтобы разучиться всему, ему понадобятся годы, потому что заученное становится почти вашей кровью, костями, плотью. Идти против своих знаний - это все равно, что идти против самого себя, против своей традиции, против своей страны, против религии. Вы считаете себя предателем. Вам кажется, что вы что-то предаете. На самом деле, вас предало ваше общество. Оно испортило вашу душу.

Каждое общество занимается этим до сих пор, и каждое общество преуспело в таком деле. Поэтому вы редко находите Будду. И ребе­нок редко избегает ловушек, которое общество расставило вокруг него. Ребенок неосознан, его легко обусловить, загипнотизировать. Именно это происходит в храмах, школах, колледжах, университе­тах. Все они служат прошлому, а не будущему. Их дело - увекове­чить прошлое, мертвое прошлое.

Здесь у меня прямо противоположная работа. Я здесь не для того, чтобы увековечивать прошлое, поэтому я против всех знаний. Я полностью за обучение, но обучение означает невинность, откры­тость, восприимчивость. Обучение означает: «Я не знаю, но готов - готов познать». Знания означают: «Я уже знаю». Знания - это вели­чайший обман, которым общество обусловливает умы людей.

Мое дело - служить будущему, а не прошлому. Прошлого боль­ше нет, а будущее наступает каждый миг. Я хочу, чтобы вы стали невинными, стали видящими, знающими, а не эрудированными, чтобы вы стали бдительными, осознанными, а не бессознательно цепляющимися за умозаключения.

Ошо,

Почему мне нужно так много времени, чтобы понять вас?

Панкаджа,

Из-за твоих знаний. Панкаджа написала много книг, она извест­ный автор. А здесь я сделал ее уборщицей. Поначалу ее занятие причиняло сильную боль ее эго. Наверно, она надеялась однажды получить нобелевскую премию! И она удивляется тому, чем она здесь занимается. Ее книги превозносят и восхваляют, а я вместо того чтобы дать ей работу, которая питала бы ее эго, дал ей занятие, которое расшатывает ее эго: ее обязанность - чистить туалеты. Пан- кадже было трудно проглотить обиду, но она мужественный чело­век, и она стерпела. И постепенно она расслабилась.

Панкаджа, это не относится только к тебе. Каждому человеку требуется время для того, чтобы понять меня. Чем успешнее ты бы­ла в мире, тем больше времени нужно для того, чтобы понять меня, потому что сам твой успех - это не что иное, как подпорка, новая подпорка эго, а эго - это препятствие. Эго нужно расшатать, полно­стью вырвать, с корнем, раздавить, сжечь, чтобы от эго ничего не осталось. Это трудная, тяжелая работа.

Иногда вам кажется, что мастер жесток. Но мастер вынужден быть жестоким, потому что он любит вас, потому что он сострадает вам. Поначалу его поведение может показаться парадоксальным, потому что, если у вас есть сострадание, тогда вы не можете быть жестоким. В этом сложность работы: если мастер по-настоящему сострадателен, тогда он не может благожелательно относиться к то­му, что питает ваше эго.

Итак, я всеми способами расшатываю эго Панкаджи. Она плачет, стенает и капризничает... но постепенно все упорядочивается. Буря улеглась, и воцарилась полная тишина.

На самом деле, если вы задумаетесь о множестве своих жизней, то есть о таком невероятно долгом сне, таком невероятно долгом сновидении, тогда пребывание со мной в течение двух или трех лет не покажется вам долгим сроком, если тишина начала пронизывать ваше бытие. Даже если вы пробудитесь через тридцать лет, все рав­но это совсем недолго.

Ко мне приходят много людей, они спрашивают: «Ошо, когда у меня случится сатори!»

Я отвечаю: «Очень скоро», но помните о том, что именно я под­разумеваю под такой фразой. На это может уйти тридцать, сорок, пятьдесят лет, но все равно это очень быстро. Если принять во вни­мание ваше невероятно долгое путешествие во тьме, то тридцать лет, по прошествии которых мы сможем создать свет, - это в дейст­вительности самый короткий срок, который только может быть.

Но все случается гораздо быстрее. Здесь создают самые разные ситуации,' поэтому процессы можно ускорить. Панкаджа, еще не поздно, а слишком рано. Я вижу в тебе изменения. Весна не далеко. Уже пробились первые цветы.

По сути, именно таким и было твое призвание, но тебе понадоби­лось очень много лет жизни, чтобы добраться до меня. То, чем ты занималась до приезда ко мне, в действительности не было частью твоего сердца, а было всего лишь трюком ума, поэтому ты не реали­зовалась. Ты смогла стать успешной, знаменитой. Все так, ты смогла этого добиться. Но твое занятие не принесло тебе удовлетворение, не принесло очень глубокой радости, потому что, до тех пор, пока не начнет расти что-то принадлежащее твоему сердцу, удовлетворение невозможно, самореализация невозможна.

Теперь ты на верном пути. На этот раз все будет происходить бы­стрее. Скорость тоже накапливается. Если ты наблюдала за весной, то понимаешь, что сначала распускается только один цветок, потом десять цветков, потом сто цветков, потом тысячи цветков, потом миллионы...

В духовном росте происходит совершенно то же самое. Но каж­дый человек спотыкается во тьме, бредет ощупью во тьме. Один че­ловек становится поэтом, не зная о том, в этом ли его призвание, этого ли по-настоящему желает его сердце. Другой человек стано­вится музыкантом, не зная о том, наполнит ли его жизнь такое заня­тие. Еще кто-то становится художником... Людям нужно кем-то становиться, ведь им необходимо зарабатывать себе на жизнь и до­биваться самоутверждения. Поэтому люди все время бродят ощупью во тьме и чем-то становятся.

Панкаджа, тебе повезло, что ты поняла, что твое прежнее занятие было в действительности не твоим по своему духу. На свете много невезучих людей: напрасно растратив свою жизнь, они понимают, что занимались не своим делом. Они выполняли работу других лю­дей.

Я прочел об одном знаменитом нейрохирурге, одном из самых известных докторов мира. Его провожали на пенсию. Даже когда ему было семьдесят пять лет, его руки сохраняли прежнюю моло­дость. Он мог делать операции на мозге даже в возрасте семидесяти пяти лет, у него еще не дрожали руки.

На вечеринке все ученики, студенты, коллеги, были счастливы. Все были очень рады за доктора. Но сам доктор был печален. Кто-то спросил его:

- Почему вы грустите? Вы же самый известный нейрохирург в мире. Вы должны радоваться!

- Да, я должен радоваться, - согласился доктор. - Я тоже так ду­маю, но что я могу поделать? Прежде всего, я никогда не хотел ста­новиться нейрохирургом. Я хотел стать танцором, а, между тем, я самый паршивый танцор, которого только можно сыскать. Мой отец заставил меня стать нейрохирургом. В каком-то смысле он был прав, потому что танцами ничего не заработаешь. Сама моя идея о танцах казалась ему глупой, поэтому он силой принудил меня стать нейрохирургом. И я стал доктором, стал знаменитым. Теперь я вы­хожу на пенсию, но я грущу, потому что моя жизнь прошла впус­тую. Прежде всего, я никогда не хотел быть нейрохирургом. Какая же мне разница, знаменит я или нет? Я очень хотел стать просто хо­рошим танцором, пусть даже никому неизвестным. Мне было до­вольно и этого.

Опрашивая подозреваемого, следователь листал его дело.

- Я вижу, вас часто арестовывали, - заметил он. - Здесь значится: вооруженный грабеж, воровство, развратные действия, развратные действия, развратные действия...

- Все верно, сэр, - смиренно ответил рецидивист. - Мне понадо­билось некоторое время для того, чтобы выяснить, что у меня полу­чается лучше всего.

Панкаджа, ты пришла ко мне в свой час. Радуйся же! Празднуй! Все начало изменяться. Ты была подобна твердому камню, когда пришла сюда, а теперь ты становишься такой же мягкой как цветок. Весна не далеко.


Ошо,

Большинство религий отрицательно относятся к работе, как будто это наказание трудом, как будто в работе нет ничего ду­ховного. Не могли бы вы поговорить с нами о работе?

Пармананда,

Будды всегда жизнеутверждающие, но религии, выросшие после них, все сплошь отрицают жизнь. Это странное явление, но здесь нужно кое-что понять, а именно почему оно вообще имеет место. Все происходит снова.

Такое впечатление, что, когда Будда говорит, его неизбежно по­нимают неправильно. Если вы не понимаете его, это нормально, но люди на этом не останавливаются - они неправильно понимают Будду, потому что люди не могут смириться с мыслью о том, что они ничего не понимают. Лучше понять неправильно, чем вовсе ни­чего не понять, ведь тогда у вас, по крайней мере, есть какое-то по­нимание. Всех Будд понимают неправильно, их неверно истолковы­вают. Как только они умирали, люди сразу же забывали о том, что те проповедовали, и организовывали прямо противоположное.

Иисус любил жизнь, он радовался жизни, но христианство отвер­гает жизнь. Видящие Упанишад были в полном смысле жизнеут­верждающими людьми, они очень любили жизнь, но индуизм отвер­гает жизнь, это же верно в отношении буддизма и джайнизма.

Только посмотрите на статую Махавиры, и вы увидите, что он наверняка любил свое тело, он любил жизнь и существование. Он так прекрасен! О Махавире говорят, что, вполне возможно, никогда прежде не было и никогда в будущем не будет более прекрасного человека, который ходил по земле. Но посмотрите на джайнских му- ни, то есть на монахом-джайнов, и вы убедитесь в том, что они от­вратительны. Что же произошло?

Будда в полную силу утверждает жизнь. Разумеется, он утвер­ждает не вашу жизнь, потому что ваша жизнь вообще не является жизнью, это замаскированная смерть. Он осуждает вашу жизнь, но утверждает настоящую жизнь, вечную жизнь. Но именно здесь его неправильно поняли. Его осуждение вашей ложной жизни приняли за осуждение самой жизни. И никому не было дела до того, что он утверждал жизнь, настоящую жизнь, вечную жизнь, божественную жизнь, жизнь пробужденных людей. Вот истинная жизнь. А у вас какая жизнь? Это просто ночной кошмар. Но буддисты, а именно буддистские монахи и монахини, живут вопреки жизни.

Пармананда, как раз из-за этого непонимания, которое кажется неизбежным... я вижу, как подобное происходит и со мной. Что бы я ни сказал, мои слова тотчас же неправильно понимают во всем ми­ре. Мне это доставляет истинное наслаждение! Странно, но такое положение дел кажется естественным. В тот миг, когда вы что-то говорите, вы можете быть уверенными в том, что ваши слова пой­мут неправильно по той простой причине, что люди истолкуют их согласно своим умам. А их умы крепко спят. Они слышат во сне, и они не могут слышать правильно, не могут услышать все. Они слы­шат только части.

Даже такой человек, как Успенский, который прожил с Гурджие­вым несколько лет, не смог услышать все его учение таким, каким оно было. Успенский написал знаменитую книгу «В поисках чудес­ного» и показал ее своему мастеру Георгию Гурджиеву, и тот ска­зал:

- Прекрасная книга, но нужно написать подзаголовок «Отрывки неизвестного учения».

- Но при чем здесь отрывки? - удивился Успенский.

- Потому что здесь есть только отрывки, - объяснил Гурджиев. - Вы не услышали все полностью из того, что я говорил вам. А в принципе, все написанное вами восхитительно...

Успенский был одним из искусных писателей, известных миру. Он обладал писательским мастерством, логикой, он прекрасно вла­дел словом. Поэтому Гурджиев сказал:

- Вы хорошо написали книгу, просто замечательно, но в ней одни только отрывки, а они не могут раскрыть истину. Напротив, отрывки скроют ее. Поэтому назовите книгу «Отрывки неизвестного уче­ния». Учение так и осталось неизвестным. Вы просто получили не­сколько проблесков там и тут, а потом сложили их все вместе, вы как-то создали из них нечто цельное, но это все равно не истина, не настоящее учение.

Успенский все понял. Поэтому эта книга до сих пор носит подза­головок «Отрывки неизвестного учения».

Что же говорить об обычных людях? Успенского нельзя было на­звать обыкновенным человеком, ведь он обладал необычайным ин­теллектом. На самом деле, именно благодаря Успенскому Гурджиев стал известен миру, в ином случае о нем никто никогда не узнал бы. Очень трудно понять то, что пишет он сам. Лишь немногие люди в мире читали именно его книги, потому что их очень трудно читать. Гурджиев пишет так, чтобы всеми способами затруднить вам пони­мание его слов, осознание того, что он хочет сказать. Предложения


нескончаемы... к тому времени, как предложение прекращается, вы уже успеваете забыть его начало! И он использует слова, которые он сам выдумал, которые нигде не существуют. Никто не знает, какой смысл несут эти слова. Таких слов нет ни в одном словаре. По сути, они никогда не существовали прежде, он просто выдумал их.

И Гурджиев пишет так скучно, что, если вы страдаете от бессон­ницы, то такие книги окажутся для вас полезными. Вы читаете три... в лучшем случае, четыре страницы, а потом непременно засы­паете. Я ни разу не встречал ни одного человека, который прочел его книги от начала до конца.

Когда опубликовали первую книгу Гурджиева «АП and everithing», в этой книге были разрезаны первые сто страниц, а ос­тавшиеся девятьсот страниц так и остались неразрезанными. В книге был вкладыш с такими словами: «Прочтите введение, которое со­ставляет первые сто страниц. Если вам захочется читать дальше, то­гда вы можете разрезать остальные страницы. В ином случае верни­те книгу и заберите свои деньги обратно». Трудно прочесть даже первые сто страниц этой книги.

Это был способ. Для того чтобы читать такую книгу, необходима большая осознанность. Книга была написана не для того, чтобы ин­формировать о чем-то. Она была всего лишь способом сделать вас осознанными. Ее можно читать, только если вы очень сознательны, если вы сознательно приняли решение: «Мне нужно прочесть эту книгу от начала до конца. И я не усну, не остановлюсь, что бы ни происходило, пусть даже мой ум будет говорить мне о том, что я вот-вот перестану читать ее».

Если вы принимаете такое решение... очень трудно выдержать тысячу страниц белиберды. Да, кое-где там сокрыты прекрасные истины, но вы встретите их, только если прорветесь через чушь. Вы найдете бриллианты, но их очень мало среди мусора. Иногда вы бу­дете находить бриллиант, но для этого вам придется прочесть пять­десят, шестьдесят скучных страниц.

Я видел тысячи книг, но книги Гурджиева исключительны. Я не видел никого, кто мог бы создать такой скучный текст. Но Гурджиев намеренно создал его, ведь таким был его метод.

Если бы вы пришли к Гурджиеву, то он в первую очередь велел бы вам громко прочесть в его присутствии пятьдесят страниц этой книги. Задача была не из легких! Вы не понимаете ни слова, ни еди­ного предложения, а текст не кончается. Гурджиев сидит и смотрит на вас. Вам нужно прочесть пятьдесят страниц, тогда вас можно

п* принять в ученики. Если же вы не можете совершить этот простой подвиг, тогда вам отказывают.

Успенский прославил Гурджиева на весь мир, но даже он не смог постичь саму суть учения Гурджиева, он понял только отрывки. Ус­пенский понял все частично.

И всегда помните о том, что истину невозможно поделить на от­рывки. Вы не можете понять только части истины. Вы понимаете или всю истину, или вовсе не понимаете ее. Но очень трудно при­знать тот факт, что вы не понимаете. Знающие люди, то есть ученые, профессора, не могут признать, что они не понимают, поэтому они все время неправильно толкуют.

Самым губительным неверным толкованием явилось то, что все жизнеутверждающие учения превратили в ненавистнические. На самом деле, вы живете в отрицательной тьме. Когда говорит Будда, он делает это из положительного состояния света, но к тому време­ни, как его слова достигают вас, они уже успевают погрузиться в отрицательную тьму. Ваша отрицательная тьма меняет цвет этих слов, их значение, их смысл, оттенки этих слов. И тогда именно вы создаете церковь. Вы создаете христианство, индуизм, мусульманст­во, джайнизм. Вы создаете самые разные «измы», вы порождаете всевозможные религии.

Да, Пармананда, большинство религий относятся к работе отри­цательно, потому что они против жизни. Поэтому религии не могут быть за работу, они не могут быть созидательными. Они учат отре­каться от жизни. Как же они могут учить творчеству? И они учат тому, что жизнь - это наказание, как же они могут говорить, что жизнь духовна? Вас наказывают за ваши прошлые жизненные кар­мы, поэтому вы и рождаетесь. В Советской России так наказывают: за проступки там просто ссылают в Сибирь.

Когда в Индии всем заправляли британцы, по-настоящему про­винившегося человека обычно ссылали на далекие острова: Анда­манские или Никобарские. Там плохой климат, он нездоровый. Там нет условий для жизни, ведь на тех островах ничего не растет, а есть там только тяжелая работа. Таким было наказание.

Все эти религии, ненавидящие жизнь, говорят вам, прямо и кос­венно, что эта земля подобна Андаманским и Никобарским островам или Сибири, а вы заключенные. Вас забросили сюда, вас ввергли в жизнь, чтобы наказать. Это полная чушь.

Жизнь - не тюрьма, а школа. Вас присылают сюда учиться, вас присылают сюда расти. Вас присылают сюда для того, чтобы вы становились более сознательными, более осознанными. Земля пре­красное божье средство.

Я так отношусь к жизни: жизнь - это не наказание, а награда. Вас награждают предоставлением вам замечательной возможности рас­ти, видеть, знать, понимать, быть. Я называю жизнь духовной. По сути, для меня жизнь и Бог - это синонимы.

Ошо,

Почему индусы считают себя более духовными, нежели другие народы?

Джон,

Прошу тебя, забудь бедных индусов. Им больше нечем хвастать­ся. Вы можете похвастаться чем-то: деньгами, властью, атомными или водородными бомбами, самолетами, прогулками по луне, про­никновением в глубокие тайны жизни, наукой, технологией, вы мо­жете хвастаться изобилием своей жизни. А бедной Индии больше нечем хвастаться. Она может похвастаться только чем-то невиди­мым, чтобы это не нужно было доказывать. Духовность - это такое явление, которым вы можете хвастаться, и никто не сможет доказать истинность ваших слов, как, впрочем, и опровергнуть их.

На протяжении тысяч лет индусы так сильно страдают от голода и бедности, что им приходится как-то объяснять свое состояние. Они подвели все к тому, что быть бедным - значит быть духовным. Индийский духовный человек отрекается от всех удобств и стано­вится бедным. И только когда он становится бедным, индусы при­знают его духовным. Как же человек может быть духовным, если он не беден?

Бедность стала основой индийской духовности. Чем вы беднее, тем больше в вас духовности. Даже если вы больны, вас все равно считают духовным, ведь болезнь демонстрирует пренебрежение к телу. Истязайте свое тело, поститесь, ничего не ешьте, не удовле­творяйте потребности тела, и тогда вы выполняете какую-то духов­ную работу.

Итак, вы посмотрите на индийских так называемых духовных святых, и многие из них покажутся вам физически больными, глу­боко страдающими, их лица бледны из-за постов. Но если вы спро­сите их учеников, они скажут: «Посмотрите, какая золотая аура лу­чится вокруг лица нашего святого!» Я знаю таких людей. Вокруг их лиц витает аура лихорадки, да и только! Но их ученики скажут: «Это золотая аура - показатель духовности!»

Кейсерлинг пишет в дневнике, что, приехав в Индию, он впервые понял, что бедность, голод, болезни - это необходимые условия для духовности. Это логическое объяснение. Каждый человек хочет быть выше другого, превосходить другого.

Иначе индусы не могут заявить о своем превосходстве. Они не могут соревноваться в науке, технологии, промышленности, но они могут состязаться в духовности. Они лучше умеют поститься, голо­дать. На протяжении тысяч лет индусы практикуют голодание, по­этому они привыкли к нему, им легко голодать.

Американцу очень трудно голодать. Он ест пять раз в день, то есть почти целый день. И я еще не считаю перекусы между приема­ми пищи. Американцу трудно поститься, но для индуса пост стал почти естественным явлением. Его тело привыкло голодать. Тело обладает прекрасной возможностью приспосабливаться.

Индус может сидеть на жарком солнце, почти в состоянии горе­ния из-за палящего солнца, и ему это все равно. Вы не можете си­деть на солнце, потому что привыкли к кондиционерам. Индус мо­жет сидеть в холодную погоду, голышом в Гималаях. Вам это не под силу. Вы привыкли к отоплению. Тело привыкает.

И тогда индусы могут заявлять: «Вот это духовность. А ну-ка по­соревнуйтесь с нами!» А вы не можете соревноваться с ними. Разу­меется, если вы не можете соревноваться, то вам приходится кла­няться индусам и признавать, что у них есть какой-то ключ. У них нет никакого ключа, у них нет ничего, кроме очень долгой истории бедности,

В деревне людоедов в самом сердце Африки жена предводителя племени и по совместительству охотника за головами пошла в мест­ную мясную лавку купить ребрышек на обед мужу. Осмотрев това­ры, она спросила мясника:


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.02 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>