- Давай руки, потом ты мне обработаешь.
Честно говоря, в эту минуту я пожалел, что мелкий остался внизу. Потому что не сомневался – будь он здесь, от глубоких кровоточащих порезов и кислотных ожогов через десять минут не осталось бы и следа. А пластырь регенерировал кожу слишком медленно, особенно учитывая, что нам еще предстояло делать.
Вторая плита с грохотом полетела вниз по трубе, когда обломилась последняя заклепка, которую мы не собирались трогать. Пол чертыхнулся, вытащил световую шашку и кинул ее следом за плитой. Пролетев пару десятков футов, она с шипением упала на застрявший в сужении воздуховода бронелит.
- Не поднимем, - с досадой сказал Пол.
А Ли плюнул и махнул рукой:
- Да хрен с ней. Кто увидит?
- Роботы-ремонтники, - мрачно ответил Стефан. – И наварят новую.
- Наварят-не наварят, - я с трудом согнул и разогнул занемевшие пальцы. – Все равно теперь ничего не сделать. До нашего возвращения так или иначе лаз никто заделать не успеет.
Когда мы оказались по ту сторону воздуховода, я лег животом на арматуру, чувствуя, что совсем выдохся. Полу тоже было плохо: он, как и я, на отдых не уходил, но у меня же еще был сумасшедший рейд двое суток назад.
- Что? – Чиф подполз ко мне, отвинтил крышку термоса и налил в нее несколько глотков шоколада, от одного запаха которого мне тут же захотелось сблевать. – Парни, подождите.
- Сейчас, - сказал я, борясь с головокружением. – Пара минут, и я буду в норме. Сейчас.
Пол тоже вернулся, отодвинул Чифа, положил горячие пальцы мне на шею. Два из них были замотаны пластырем, неприятно царапнувшим кожу. Затем пошарил в кармане, достал небольшую коричневую ампулу.
- Держи, на двенадцать часов хватит. Но потом будет неслабый отходняк, сразу предупреждаю. Хуже, чем с похмелья.
- Ага, - сказал я и отломил пластиковую крышечку. – Я знаю, Пол.
Запах у тримата был отвратный, вкус чуть лучше. Я полежал еще минуту, чувствуя, как боль в измученных мышцах отпускает, а все тело наполняет удивительная легкость. Такая, что кажется: откройся сейчас шлюз наружу – и Пространство примет меня, как принимают младенца руки матери. Звезды будут качаться рядом, как гирлянды фонариков в праздник клана, любую можно достать рукой и сжать в кулаке. А Корабль… ну что – Корабль. Пальцем толкни, и он полетит сквозь миры, на одном только моем желании.
Эйфория прошла довольно быстро, оставив после себя гадкое послевкусие, словно заплесневевший сухарь. Но сил ощутимо прибавилось. Я кивнул Полу, встал на четвереньки и пополз вперед, на свое место. Мне еще предстояло найти ферму, где готовились снимать урожай.
Все в этот раз шло не так, все было плохо. Я полз и полз по бесконечному, как Пространство, кольцевому тоннелю. Полз - мокрый от пота, с до предела обострившимися чувствами, с бешено колотящимся сердцем, намертво застрявшем где-то в том месте, которого ночью касался Нор перед тем, как залезть в свой спальник. Полз среди скрежета ремонтных механизмов, тяжелых вздохов пневматики, звонкой капели конденсата, полз на голом адреналине, насильно выдавленным в кровь стимулятором, краем сознания с ужасом думая о том, чем мне придется расплачиваться за эту заемную силу.
Светящиеся пятна дисплеев плясали перед глазами – сотни литров воды и питательного бульона, десятки градусов тепла – ни одной цифры, даже отдаленно близкой к нужным мне значениям. Если бы я не знал, что раз в сутки как минимум с одной плантации снимают клетчатку, я бы сдался и повернул назад. Я должен был найти нужное ответвление – нюхом, глазами, интуицией – как угодно, но должен был. В конце концов я буквально уткнулся лбом в кроваво-красные нули, дрожавшие на дисплее. По-моему, это была чуть ли не последняя плантация в южном полушарии яруса. Во всяком случае, дальше тоннель перегораживала закрытая диафрагма.
Трясущимися пальцами я достал стопку наклеек, криво налепил четыре над развилкой. Затем сел, вытащил термос и напился, плюнув на экономию. Подыхать от обезвоживания в мои планы никак не входило.
Все, что происходило дальше, я запомнил не очень отчетливо.
Побочные действия тримата мне были известны, Блич рассказывал в подробностях. Тело действовало на автомате, отключив рассудок, провалившийся в какую-то вязкую муть. Сил было много, даже больше, чем нужно. Их хватило на то, чтобы вернуться к рейдерам, а затем снова проползти размеченной дорогой к плантации. Нюх тоже не отказал, скорее, еще и обострился – я чувствовал, как за титановыми перегородками обслуга ферм видит скверные сны, мучается завистью, трахается в укромных углах, сыто мечтает о бездельной жизни.
Я без напряга принимал у рейдеров мешки с клетчаткой и легко поднимал их к вентиляционному отверстию в потолке, где ждал Чиф. И так же легко тащил на себе свою долю к шахте. Даже спуск не отпечатался в сознании как что-то сложное – мне казалось, я легко скольжу по перекрытиям вниз, а сто фунтов за плечами весят немногим больше, чем пустой мешок. В какой-то момент я подумал, что не так уж страшен тримат, если дает такие преимущества и такие возможности. А Блич сильно преувеличивает. Конечно, пить эту дрянь каждый день нельзя, но для рейда такой стимулятор просто незаменим.
Внизу, когда фермеры бережно забрали у нас груз, Пол подошел ко мне, вгляделся в лицо и подтолкнул по направлению к нашим отсекам.
- Иди спать, Вен. Иди сейчас, пока не накрыло. Потом так ломать будет, захочешь – не уснешь. Иди, слышишь?
Я кивнул, хлопнул его по плечу.
- Не забудь сказать, когда следующий рейд. Сам видишь, вслепую нельзя.
- Псих! - сообщил мне Кинз, глядя не то с уважением, не то со страхом, а может быть – и с тем, и с другим вместе. – Да тебе надо неделю в лазарете провести, чтобы оклематься. Какой рейд еще.
- Нельзя, - сказал я и кивнул на людей, которые тащили мешки в сторону ферм. – Сам же видишь. Натаскаем клетчатки, тогда буду отлеживаться.
- Иди спать, - повторил Пол и отвернулся.
По дороге к каюте меня скрутил голодный спазм. Захотелось есть – чуть ли не до обморока, и я свернул к столовой. Было уже поздно для завтрака и еще рано для обеда, но почему-то по дороге мне попадалось довольно много людей. Я долго соображал, в чем дело, пока не понял, что сегодня день Седьмой, то есть законный выходной в мастерских, учебных классах и вообще везде, кроме ферм и синтезаторных.
В столовой Тамир отсалютовал мне поварешкой, я подошел к стойке и забрался на высокий стул. Тамир покосился на группу парней и мужчин в углу и положил мне настоящую гору из каши, обильно политую мясным соусом. Двойную порцию.
Совесть не мучила меня ни секунды. Да, голод, и рацион уменьшен для всех. В обычное время я бы попросил Тамира половину вернуть в общий котел. Но сейчас наступило время не совсем обычное, а та работа, которую я сам на себя взвалил, требовала полной отдачи сил. Если я начну недоедать, то не смогу ходить в рейды, а без меня там ни Айвану, ни Полу делать нечего.
Наевшись, я отодвинул пустую миску, вытянул ноги, откинулся на спинку стула и расслабился. Шевелиться не хотелось; возбуждение, вызванное стимулятором, отступало, а его место медленно, но неотвратимо занимала мертвенная усталость. Даже те эмоции, что время от времени накатывали на меня из угла, где толпился народ, разбивались об эту усталость, как поток воздуха о диафрагму воздуховода.
- Чего они там суетятся? – лениво спросил я у Тамира.
Он опять покосился на толпу, перегнулся через стойку.
- Игра… Сам же знаешь, ставки. Кто первый, кто последний…
- И как? – непреодолимо хотелось прикрыть глаза. – Есть темные лошадки? Или опять Дорсет в фаворитах?
- Ты только не психуй, - Тамир понизил голос до шепота. – Дорсет… он Лейна в Игру увел. И того паренька, Нора…
Сон смыло, как пот ионным душем. Я вскочил, оттолкнув стул, который с грохотом упал на пол.
- Что? Кого?!
Шум в углу мгновенно стих, Тамир отшатнулся, а мне показалось, будто в глаза плеснуло красным. Дорсет увел в Игру Нора? В Лабиринт, в эту мешанину из гнилого железа, пластиковой пены, свихнувшихся роботов и темноты?
- Убью! – сквозь зубы сказал я, сам не зная, кого собираюсь убить: Дорсета, Лейна или этого мелкого дурачка, не подозревающего, во что влип. – Вот пусть только вылезет – сверну шею, и пускай меня судит Совет кланов!
29.
Cпал я плохо. Можно сказать, вообще не спал. Потому что попробуйте уснуть, когда в голове неизвестно что творится. Я понимал, что беспокоиться глупо – Вен не первый год по вентиляционным шахтам Корабля лазает, и пока я не имел об этом никакого представления, все было гораздо проще. Но теперь я, к сожалению, знал. И даже мысленно прикидывал, где они сейчас могут быть. Это оказалось мучительнее всего.
Я пытался с собой договориться. Я три раза объяснил себе: никому не легче от того, что я тут кручусь в своем спальном мешке и психую. Я в деталях припомнил, как меня послали. И обозвали «мамочкой». И что от моей заботы тошнит.
Помогло мало.
Тогда я стал думать о Раде. О том, что послезавтра, все говорят, выходной и, наверное, мне можно будет ее куда-нибудь пригласить. Вот только куда?.. Парков у них тут, скорее всего, нет. А жаль – очень увлекательно отыскать в зарослях лавочку и, спрятавшись там, целоваться. Или погулять вдоль озера. Или даже просто голоса птиц послушать. Пусть птицы не настоящие, поют-то все равно хорошо…
Ну да не страшно, спрошу у самой Рады, чем они в выходные тут занимаются.
А потом с размышлений о свидании и поцелуях я съехал на какие-то вовсе малоприличные вещи. Причем даже без участия Рады.
Когда понял, спрятался в спальник с головой. Бесполезно. Еще и жарко стало. Вылез, сердито посмотрел на пустую кровать рядом. Потому что все равно же все из-за него. Нечего было меня сухариками кормить. И обнимать тоже совсем незачем было. Не знал я, как оно бывает, и не мучился. А теперь вот что?..
В общем, за всеми своими размышлениями, мучениями и борьбой с собственным телом уснул я только под утро. И едва не проспал. Вскочил перед самыми третьими склянками, плеснул водой в лицо, натянул комбинезон – и бегом к Гренделю.
Правда, пользы от меня оказалось немного – и у него, и потом в синтезаторной. Потому что думал я все время не о том.
И Лейн еще этот – так и зудел, так и зудел над ухом. Я уже давно отключился от того, чего он там бормочет, а он все не отставал. Даже в столовую со мной после смены потащился. Шел рядом и нудел – опять, кажется, о своей Игре. Я ему раз пять уже объяснял, что в игры не играю, он же будто и не слышал – только и знал распыляться. Я поначалу еще улавливал нить его монолога, а потом надоело. Что за дурость – сигать куда-то вниз, в темноту и обломки, а потом ползти наперегонки обратно. Очень умная игра, ага.
- …а еще Вен потрясающий любовник, правда?
Я даже с шага сбился и развернулся к Лейну:
- Что-о?.. – потом опомнился – ему-то неоткуда знать, о чем я полночи думал. – И с какой стати мне должно быть об этом известно?
- Да я так, пошутил, - разулыбался он. – Смотрю, ты меня совсем не слушаешь, ну и…
- Несмешно пошутил, - отрезал я и вошел в столовую.
Это ненормальный – за мной. И за стол один со мной присел. Как будто звали его. Я уже начал опасаться, а не попрется ли он за мной и в каюту ночевать. Еще мне не хватало… подарочка.
- Привет! Я к вам, - на соседний стул плюхнулся Дорсет.
Вот уж по кому я нисколько не скучал.
- Места свободные кончились? – мрачно поинтересовался я.
- Да нет, просто захотелось посидеть с приятелями, Игру предстоящую обсудить…
И тут они оба с жаром опять понесли о своей Игре. У Лейна даже глаза разгорались, когда Дорсет начинал что-то вроде «А вот в прошлый раз, я помню, после первого десятка конструкций ка-ак хрупнет что-то под ногой…». В общем, я опять отключился. Вспомнил, что выходной уже завтра, а я так и не знаю, в каком флате живет Рада. Хотя ведь Лейн должен знать, точно!
- Лейн, - позвал я, влезая в их бесконечный разговор – все равно паузы не дождусь, - а как мне найти Раду? Я забыл у нее спросить.
Он вдруг обрадовался непонятно чему:
- Так тебе Радка нравится, да? – но тут же бросил взгляд на Дорсета, и радость с лица смыло мгновенно. – Ой… Ну-у… Э-э…
- Спасибо за содержательный ответ, - фыркнул я и развернулся к своей каше.
Что еще за ерунда? Не хочет говорить – не надо, у Блича спрошу. Он тоже наверняка знает.
За столом воцарилась напряженная тишина. Я как раз допил тоник, когда в упор смотрящий на меня Дорсет спросил:
- Так ты идешь с нами? Вроде, теперь при тебе нет никаких термосов.
- Вряд ли, - отозвался я. – Не привлекает меня подобная ерунда. Да и призы какие-то сомнительные.
- Почему сомнительные? – обиделся Лейн. – Кто выходит из Лабиринта первым, тот победитель. А кто последний – проигравший, и он два месяца обязан служить победителю, как раб своему господину. Исполнять все прихоти и желания.
- Обойдусь, - отмахнулся я. – Семнадцать лет жил без рабов - ничего не потерял, - и отодвинул стул.
- Трусишь, значит? – прищурившись, уронил Дорсет.
- Можешь считать и так, - пожал я плечами и поднялся.
- Да, рейдеры рассказывали – ты и в рейде храбростью не отличился, - бросил Дорсет мне в спину.
Я остановился и медленно повернулся.
- А ты думал – никто не узнает, да? – довольный Дорсет развалился на стуле и смотрел на меня с презрительной усмешкой. – Мол, все что там – это там, а здесь – это здесь? Нет, любезный, у нас не так. Все знают, что ты струсил и в кордегардию не пошел. Это из-за тебя Бена подстрелили. Он, между прочим, до сих пор в лазарете, а ты по нашим девушкам таскаешься.
Я огляделся вокруг – по-моему, вся столовая перестала жевать и следила за нами. Кто настороженно, кто просто с любопытством. Но ни на одном лице я не увидел хотя бы мимолетного сомнения в словах Дорсета. Они и правда так думают? Они все?
- Ага! Прикусил язык-то? Нечего ответить? Трус! – еще раз припечатал Дорсет. – Давай, беги скорее отсюда, потому что Игра – она для настоящих мужчин, а не для маменькиных сынков-сосунков!
- Во сколько надо быть на месте? – спросил я.
- Игра начинается с полуночной рындой. И заканчивается с полуденной, - быстро ответил Лейн.
- В полночь я буду, - с этим я и вымелся в коридор.
Сил моих не было стоять на всеобщем обозрении.
Незадолго до рынды во флат постучали. Я удивился, но открыл. И увидел белобрысого мальчишку – маленького, лет восьми, наверное.
- Тебе чего? – спросил я.
- Привет! – улыбнулся он. – Я Лео, брат Тамира, - и он важно протянул мне руку.
- Нор, - я пожал ладонь.
- Я знаю, - кивнул он. - Ты же идешь сегодня в Лабиринт, правда?
- И ты уже в курсе, - я вздохнул, - ну иду, и что?
- Я пришел тебя проводить! Ты же не знаешь, где все собираются.
- Я бы и сам нашел, - буркнул я, но перешагнул порог и запер дверь. – Ладно, раз специально прибежал, то, конечно, провожай.
- Ой, а там, говорят, стра-а-ашно! Ты не боишься? – мальчишка от волнения то забегал вперед, то подпрыгивал рядом.
- Не боюсь. Кого бояться-то?
- А там, говорят, старые роботы!
- И что? Роботам нет никого дела до людей.
- Ну да! – не поверил он. – Как схватит, как утащит!
- И многих уже утащили? – поинтересовался я.
- Вообще-то, я не слыхал, чтобы кого-то утащили…
- Вот видишь. Так что не повторяй ерунду, которую говорят другие.
- Чего это сразу ерунду? Если до сих пор не утащили – не значит, что совсем не могут!.. А Михась тоже с вами сегодня пойдет!
- Да? Такой кнопка?
- Чего это – кнопка? – он обиделся. – Ему уже было четырнадцать в прошлом месяце. А с четырнадцати берут в Игру! Он у Дорсета записался.
- Ну и дурак, - вздохнул я.
- Ага, он, значит, дурак, что идет, а ты умный.
- И я дурак, - согласился я.
Лео помолчал немного, но, видно, эмоциям у него внутри было тесно, и чуть погодя он снова решил поделиться:
- Я бы тоже пошел, только меня пока не берут.
- Правильно делают.
- Чего это правильно, если ты сейчас только говорил, что там бояться нечего? – он подозрительно уставился на меня.
- Бояться нечего взрослым. А если робот наткнется на такого, как ты, – подумает, деталь какая отвалилась, да и приварит куда-нибудь.
- А я буду визжать! И кричать! Я знаешь как громко умею!
- У робота все равно ушей нет, - усмехнулся я. – Он не услышит.
- Ну… может, другие услышат… - Лео призадумался, потом поднял на меня карие глазенки, прищурился и наставил палец. - Ты обманываешь! Робот не может меня перепутать с деталью, потому что я не из того материала сделан!
Я хихикнул.
- Ну, когда он разберется, из какого ты материала, то просто отшлепает по мягкому месту. Чтобы не лазал, где не надо.
Наверное, про роботов он все-таки ни в чем не был уверен, потому что опять ненадолго замолчал. А потом заныл:
- Нет, тебе-то чего, тебе везет – ты вот в Лабиринт идешь, а еще тебя в рейд брали. А мне до рейда еще неизвестно сколько расти и расти! И что – так все время и сидеть около брата: «Туда не ходи, сюда не лезь, туда не смей!». Я тоже хочу чего-нибудь героического!
Ага, куда уж более героическое – с малолетками по заброшенным конструкциям ползать…
- Вот будет тебе героическое испытание, когда Тамир ремень возьмет, - пригрозил я. – И всыплет обоим: и тебе, и Михасю.
- Он не возьмет, он добрый, - улыбнулся Лео. – Отругает – может быть. Но меня не за что, потому что я тебя сейчас провожу – и домой побегу. А если ты не скажешь – он про Михася и не узнает даже. Тамир думает, Михась будет возле входа ждать – он сказал, его встречающим назначили.
- Кем?
- Встречающим. Когда все играющие прыгают в шахту, наверху, в операторском зале, остаются двое встречающих – они записывают, кто во сколько вернется. У нас все по-честному.
- Конечно, по-честному. Только кое-кто врет родным.
- Чуть-чуть не считается! – искренне возмутился Лео.
Я не выдержал и засмеялся. Забавный он был – штаны на лямках закатаны почти до колен, карманы топорщатся от разных, но, несомненно, нужных вещей, едва поспевающие за хозяином ботинки на толстой подошве, и торчащий на затылке вихор.
Мы дошли до шахты атриума, и Лео, не замедляя шага, в нее нырнул. Я облизал губы, вздохнул и прыгнул тоже. И приземлился на задницу.
- Ты неправильно прыгаешь, - деловито сообщил мне провожатый. – Надо сгруппироваться, тогда устоишь на ногах.
- Я не успеваю, - пожал я плечами.
- Дело привычки. Сначала все падают, а потом научаются. Нет, научиваются. А, неважно!.. Это спальный уровень. Тут все общежития расположены. Нам еще ниже, - и не успел я охнуть, как Лео опять пропал в шахте.
Пришлось отправляться следом. На этот раз я шлепнулся не сразу, а целых две секунды постоял на своих двоих.
- Уже лучше, - одобрил Лео. – Со временем у тебя обязательно получится. Пошли! – и он поскакал куда-то в сторону.
Я старался поспевать за ним, поскольку понял: «Сам найду» - это я погорячился. Ничего бы я сам в такой темноте, когда от лампы до лампы ярдов десять, не меньше, не нашел. Или нашел бы, но гораздо позже рынды. А, с другой стороны, может, и ладно?..
Мы вышли в огромный зал и направились к большой яме с неровными краями, Лео скользнул вдоль нее и вдруг нырк – и пропал внутри. Когда я подошел к месту, где он скрылся из виду, то обнаружил что-то вроде лестницы, образованной расплавленным бронелитом. Вернее, когда-то от невыносимого жара он расплавился и потек, а потом застыл слоями, так что теперь многочисленные поколения мальчишек спускались по нему к своим опасным развлечениям. Спустился и я.
- Заставляешь себя ждать, верхний, - с ленцой протянул голос Дорсета.
Их там кучковалось человек семь или восемь – я не успел еще ни разглядеть, ни посчитать. И опять эти синюшные лампы…
- Брось, Дорсет, мы вовремя, - не смолчал Лео.
- Вот это и есть Лабиринт? – спросил я.
- Лабиринт внизу, где коллайдер, - ответил мне Лейн. – Это бывший операторский зал.
- Так, подобьем ставки, - вмешался Дорсет. Он, по-видимому, не мог не командовать. – Я, Генри, Пауль, Михась, Джей и верхний уходим в Игру. Джон и Сердж остаются в операторской. Ничего не забыл?
- Забыл, - сказал я. – Лейна.
- Я не… - начал Лейн.
- Верно, и Лейн, - кивнул Дорсет и наступил ему на ногу.
Затем чуть склонился к его уху и что-то быстро зашептал, поглядывая на меня. Лейн сначала неуверенно отказывался, мотал головой, потом пожимал плечами, но вскоре кивнул.
- Значит, семеро, - громко объявил Дорсет. – Повторяю правила для верхнего, потому что остальные их знают. По сигналу рынды все прыгают вниз, в шахту. Где кого сдует – неизвестно. Задача – за двенадцать часов выбраться обратно. Кто придет последним и кто поднимется позже полуденной рынды – проигравшие. Единственный прибор, который есть у каждого с собой – фонарик. Применять какие-либо вспомогательные страховочные материалы типа цепей с карабинами – запрещено. Кто сорвался вниз – тот сорвался и лезет вверх заново. Не трусь, Норичек, это не рейд – на дне не ждут твои злобные друзья с излучателями. И гравитация там пониженная, не разобьешься. Так что не ори слишком громко.
Я не отреагировал.
- Ну, про награду победителю и наказание побежденному я тебе уже озвучивал, - Дорсет обращался исключительно ко мне. – Кстати, можешь познакомиться: Джон и Сердж находятся в моем подчинении с прошлой и позапрошлой Игры… Тебе еще не страшно?
- Я не привык бояться хвастунов, - процедил я.
Надоел он мне со своими рисовками – ужас как.
Лео отчетливо хихикнул.
- Надеялся меня задеть? – Дорсет шагнул навстречу. – Мне плевать, что ты думаешь. Потому что я три раза выходил оттуда первым. И сегодня выйду в четвертый. А каким придешь ты – еще неизвестно.
- Значит, ты трижды был дураком. И сегодня станешь им в четвертый раз, - откликнулся я. – Потому что только дурак в твоем возрасте будет ползать по разломанным конструкциям наперегонки с малышней.
В синюшном свете лицо Дорсета показалось мне еще более неприятным, чем в нормальном. Неужели я мог посчитать его безобидным?
- Не забывай, ты тоже согласился ползти – вместе с дураком и малышней, - прошипел он.
- У меня случилось помутнение рассудка, - честно заявил я.
- Признайся – опять струсил? Так мы запишем тебе проигрыш и не будем заставлять лезть вниз, - ехидно-великодушно проговорил Дорсет. – И будут у меня после Игры два раба вместо одного.
Лейн молчал. Остальных можно было вообще не брать в расчет – они все выглядели младше, лет по четырнадцать-пятнадцать, разве что Пауль был где-то моего возраста.
- Прислуживать тебе я не хочу еще больше, чем прослыть идиотом. Поэтому придется быть последовательным в идиотизме и дойти до конца, - сказал я.
- Что ж, мое дело предложить… - мне показалось, или в голосе Дорсета проскользнуло удовлетворение? - Итак!
Мальчишки зашевелились, собираясь у широкого раструба шахты. Замерли в напряженных позах. И едва по Кораблю разнесся удар рынды, дружно ухнули вниз. Я помахал на прощание Лео и тоже прыгнул. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этому их способу спуска?..
Меня сдуло в сторону достаточно быстро и выкинуло в какие-то перекрытия – опять на задницу, разумеется, поскольку я забыл сгруппироваться, но стоит ли обращать внимание на мелочи?.. В общем, до самого дна я не долетел. И это, судя по всему, считалось неплохим стартом, поскольку упрощало задачу.
Здесь было темно. По-настоящему. Только вверху синел кружок света, к которому мне, собственно, и надо было добраться.
И еще здесь не было тихо. Что-то шуршало, скрипело, постанывало и трещало. Старый металл не желал смириться с тем, что уже никому не нужен, и разрушаться в тишине и покое.
Тут, в дышащей звуками темноте, я готов был поверить, что старые роботы действительно все еще бродят среди ржавых конструкций, не в силах залатать то, что ремонту не подлежит. Если здесь сохранился хоть какой-то источник энергии, не исключено, что роботы по-прежнему функционируют. Другой вопрос – их техническое состояние и как на них подействовало разрушение здешнего центра управления. Ведь некоторые автоматы изначально были достаточно автономны, а некоторые – завязаны на пульт. Разумеется, по всем правилам сразу после разрушения управляющего центра роботы второго типа должны были отключиться, а первого – не воспринимать людей в качестве объектов. Поэтому я, собственно, так убежденно и разглагольствовал с Лео. Но когда топчешься в темноте на разваливающихся конструкциях, отовсюду доносятся подозрительные шумы, а до спасительного синего кружка света ползти и ползти… М-да, пожалуй, я понимаю, откуда взялись страшные мальчишечьи истории.
Я потрогал ближайшую стену, достал фонарик и тихонько присвистнул. Задача оказалась труднее, чем я предполагал. Покореженные фермы, уходящие вверх, были покрыты слоями расплавленного бронелита и застывшей пены, которой тушили пожар. Я взялся за один из выступов, дернул, и он обломился под пальцами. Печально. Выходит, положиться тут почти ни на что нельзя.
Ну, сам виноват, нечего было соглашаться. Я подумал, выбрал самый надежный на вид край, засунул фонарик в карман комбинезона и полез, осторожно нащупывая, за что ухватиться и куда наступить. Хорошо хоть ботинки переодел – рейдерские все же были менее скользкими.
Когда удалось выбраться на участок, свободный от потеков – дело пошло живее. Очень помогала пониженная гравитация – лезть вверх оказалось несравненно легче, чем в лифтовой шахте. Так что особых трудностей я не испытывал, только не слишком удобно было останавливаться, включать свой осветительный прибор, запоминать дальнейший путь, после чего его выключать, прятать и идти на ощупь. Но пристроить фонарик так, чтобы он все время светил наверх, было некуда. Я продвигался довольно споро, и поскольку физическая нагрузка не была сверхъестественной, даже начал потихоньку усмехаться. Вот эту глупость и считают Игрой, опасной для жизни? В ней соревнуются и даже гордятся победами? Нет, ну я еще понимаю – четырнадцатилетние пацаны, им действительно может приходиться трудно, но Лейн и Дорсет совсем упали в моих глазах.
Сорвался я совершенно неожиданно – и так и не понял, почему. Приглядел подходящую арматурину, за которую можно уцепиться, выключил фонарь, нащупал, ухватился, переступил ногами – и вдруг полетел вниз. Правда, почти тут же совершенно случайно пальцы проехались по железяке, на которой я их судорожно сжал, так что свалился не слишком глубоко. Ладонь ободрал, конечно, зато боль отрезвила и заставила относиться к испытанию серьезнее. К тому же я обнаружил, что оказался среди наплывов затвердевшего бронелита, и теперь придется ползти с еще большей осторожностью.
К первым склянкам я был весь мокрый и думал, что синий кружок света наверху вообще недостижим. Ко вторым съехал вниз еще раз, на этот раз расцарапав пузо – все-таки, как я ни старался проверять, под ногой что-то хрустнуло и обломилось. Но опять удалось задержаться. От бравой удали остались одни ошметки, и опору для ног и рук я теперь выбирал так, точно мне на ней предстояло жить. Или вить гнездо. Уж очень не хотелось подняться последним. И не только из-за боязни попасть в распоряжение Дорсета. Стоило представить презрительную гримасу на лице Вена – эх ты, мелкий, в детской-то забаве не преуспел, а ко взрослым лезешь, - как внутри все вскипало, и кровь начинала бежать по венам быстрее.
К третьим склянкам я старался не смотреть ни вверх, ни вниз – ни то, ни другое мне не помогало и не вдохновляло. Руки все-таки устали, предплечья затекли, и тупо хотелось присесть и никуда не двигаться. Часа два. Я даже фонарик перестал включать так часто – уже на ощупь получалось определить, за что держаться можно, а за что лучше не стоит.
Вдруг прямо надо мной что-то страшно зашуршало, потом послышался тихий вскрик. Я инстинктивно вцепился в ферму, на которой стоял, и вытянул в сторону руку – как раз, чтобы цапнуть кого-то за штаны и притянуть к арматуре.
- Спасибо, - сдавленно проговорили рядом.
- Держишься? – поинтересовался я.
- Ага.
Я отпустил парня и включил фонарик. Рядом со мной, щурясь от света, тяжело дышал Михась. Он тоже был мокрый – пот блестел на лице.
- Там, повыше, робот. Пихается, - пожаловался он. – Я хорошо шел.
- Я верю, - через силу улыбнулся я. – Ладно, вдвоем прорвемся… Передохнул? Тогда вперед.
И мы стали пробираться наверх вместе. Михась и правда шел очень неплохо. Мне сразу стало веселее, а заодно и напряженнее. В конце концов, не мог же я позволить вообразить четырнадцатилетнему мальчишке, будто мне тяжелее, чем ему? Разговаривать мы почти не разговаривали – все-таки Михась оказался молчаливым пареньком, не сравнить с Лео, - но я то и дело посматривал на него, а он, если вдруг вырывался вперед, оглядывался на меня.
- Вот тут, - указал Михась, когда мы забрались на очередной выступ, - где-то здесь он был, робот… Такой… с кучей ног.
Мы оба включили фонарики, посветили в разные стороны – тишина и покой. Никаких роботов. Только металл скрежещет и покряхтывает.
- Ушел уже, - успокаивающе проговорил я, - давай дальше.
Он все-таки нам попался – почти у самого выхода. Выскользнул из темноты, сверкнул фосфоресцирующими датчиками, поймавшими луч фонарика Михася, и деловито засучил ногами – крупный, примерно до колена, похожий на гигантского паука. Из тех ремонтников, чье функционирование менее всего зависело от общего пульта – они только получали сигналы, приходящие на него от неисправного оборудования, а дальше действовали самостоятельно, консультируясь с управляющим центром в случае нештатных ситуаций. С тех пор, как они лишились сигналов, а их призывы на пульт оставались без ответа, несчастным роботам оставалось только потерянно бродить по разоренному хозяйству и время от времени браться за безнадежное дело починки: ни один кабель не давал нужного напряжения, ни один датчик не показывал верных параметров, все было разрушено и мертво. Но понять тщетность своих усилий и выбраться наружу могли только люди. Роботы были не способны принимать решения подобного рода, а вытаскивать их отсюда, чтобы перепрограммировать и прикрепить к другому управляющему центру - слишком много мороки.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |