Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Философия: энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина.- М.: Гардарики, 2004. 62 страница



 

Введение в философию. СПб., 1911; Интуитивная философия Бергсона. М., 1914; Мир как органическое целое. М., 1917; Основные вопросы гносеологии. Пг., 1919; Бог и мировое зло. Прага (Берлин), 1941; Условия абсолютного добра. Париж, 1949; Воспоминания. Мюнхен, 1968.

 

Старченко Н.Н. Мир, интуиция и человек в философии Н.О. Лосского. М., 1991; Гайденко П.П. Иерархический персонализм Н.О. Лосского // Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1995.

 

 

ЛОТЦЕ (Lotze) Рудольф Герман (1817—1881) — нем. философ и ученый. Л. стремился к синтезу метафизики нем. идеализма (от Г.В. Лейбница до Г.В.Ф. Гегеля) с естественными науками и медициной. Л. различает три сферы: действительности, истины и ценностей. В работе «Микрокосм» (3 т., 1856—1864) с опорой на науку осмысляется отношение человека к этим трем сферам. В конечном счете мир предстает как духовный (по своей природе), личность постигается как монада, отношение к Богу изображается как (преимущественно) этическое отношение. В «Логике» (1874) Л. представляет мышление и познание чисто предметно, проводит четкое различие между бытием вещей и их значимостью (Gelten — новое понятие, введенное Л. для смысловых содержаний и ценностей). В «Метафизике» (поздний вариант — 1879) метафизика членится Л. традиционно (при отвлечении от филос. теологии) на онтологию, космологию, психологию. Л. в общем и целом принимает механическую интерпретацию природы. Он отказывается признавать какой-то особый виталистский принцип, обусловливающий функционирование организма. Механическая интерпретация природы предполагает существование отдельных вещей, находящихся во взаимодействии. Но, по Л., взаимодействие возможно только между членами органического единства. А постоянство каждой вещи по отношению к своим изменчивым состояниям можно постичь по аналогии с отношением души, или единства сознания — к своим состояниям. Можно поэтому говорить не только о концепции природы как органического целого, но и об идее вещей как в некотором отношении психических или духовных сущностей. Механическая каузальность, воспринимаемая наукой как таковая, есть в действительности Божественная деятельность. Но личностный Бог — это не Абсолют, в отношении к которому вещи суть лишь модификации Божественной субстанции. Каждая вещь есть центр деятельности и существует «для себя». Бог выражает себя в мире путем реализации ценностей, реализации морального идеала. Мы можем приобрести знание этих ценностей опытным путем. Даже наша вера в бытие Бога зиждется в конечном счете на моральном опыте и постигаемых в этом опыте ценностях. Этот же опыт лежит в основе нашего убеждения, что мир не может быть лишь механической системой. Т.о., метафизическая интерпретация мира должна опираться на опыт, а не на последние основания мышления или какие-то самоочевидные истины. Философия отказывается от возможности последнего постижения мира и довольствуется реакцией всего человека на «чудо действительности».



 

Medizinische Psychologic ober Physiologic der Seele. Berlin. 1852; Metaphysik. Berlin, 1879; System der Philosophie. Berlin, 1912. Bd 2.

 

ЛУКМАН (Luckmann) Томас (р. 1927) — проф. социологии ун-та в Констанце (Германия), ученик и последователь А. Шюца, ведущий представитель феноменологической социологии знания. После смерти Шюца реализовал задуманный тем проект кн. «Структуры жизненного мира». Подобно Шюцу, филос. обоснование социальных наук и возможность выхода из переживаемого современной наукой кризиса Л. видит в феноменологии жизненного мира. По замыслу Л., феноменология жизненного мира должна стать «универсальной социальной наукой», «матрицей» всех социальных наук, способной с помощью метаязыка дать описание универсальных структур жизненного мира. Это необходимо для того, чтобы человек и его жизненный мир заняли в научной космологии соответствующее место, утраченное ими со времен Г. Галилея.

 

В 1966 Л. опубликовал совместно с П. Бергером труд «Социальное конструирование реальности», в котором разрабатывается феноменологическая версия социологии знания. Эта версия противопоставляется авторами всей предшествующей социологии знания, предметом которой было теоретическое знание. Последнее, по мнению авторов, не только не исчерпывает всего запаса знания, существующего в обществе, но и играет далеко не главную роль в жизни большинства людей. Поэтому «ядром» социологии знания должно быть обыденное, дотеоретическое знание, которым человек оперирует в своей повседневной жизни. Теория Бергера и Л. предполагает анализ «социального конструирования реальности», ее предметом являются процессы и механизмы, с помощью которых происходят возникновение, функционирование и распространение знания в обществе. Использование феноменологического анализа в качестве метода освещения знания «реальности повседневной жизни» позволяет социологам воздерживаться от причинных и генетических гипотез, а также от утверждений относительно онтологического статуса анализируемых феноменов. Социальная реальность предстает в их концепции в качестве феномена «жизненного мира», как нечто непосредственно данное сознанию индивидов, существующее в их коллективных представлениях и конструируемое интерсубъективным человеческим сознанием. При этом снимается качественное различие между социальной реальностью как объективной реальностью, существующей независимо от сознания людей, и социальной реальностью как общественным сознанием. Основная работа Л. по социологии религии «Проблема религии в современном обществе» была написана в 1963. Центральным понятием его концепции религии является «трансцендирование» (выход за пределы биологического существования человека), понимаемое им в духе идей философской антропологии (М. Шелер, X. Плеснер, А. Гелен) как процесс конструирования смыслового универсума. Трансцендирование, согласно Л., неотъемлемая сторона человеческой жизни, наиболее ярко проявляющаяся в религиозности. Религиозность — качество самой природы человека, неизменно присутствующее в ней во все времена. Меняются лишь формы ее проявления, которые Л. связывает с социальными изменениями, происходящими в данном обществе. Л. — один из первых социологов религии, обративших внимание на то, что при упадке «церковно-ориентированной религии» внецерковная религиозность может сохраняться и даже возрастать. Т.к. сакрализация мира, по его убеждению, необходима неспособному жить без опыта трансценденции человеку, последний вынужден создавать в современном секуляризованном обществе свою собственную «приватную» религию. По мнению Л., именно эта возникающая на основе различных религий и культов «невидимая религия» гарантирует человеку «автономию» и возможность «самореализации». Л. занимается также разработкой социологии языка, рассматривая влияние языка на сознание, обыденную жизнь и конституирование социальных структур.

 

The Social Construction of Reality (with P. Berger). New York, 1966; The Invisible Religion. New York, 1967; The Structures of the Livesworld (with A. Schutz). Evanston, 1973; The Phenomenology and Sociology. New York, 1978.

 

 

ЛУКРЕЦИЙ (99—54 до н.э.) — рим. философ. Творчески подытожил в латиноязычной поэме «О природе вещей» (7415 строк) атомистическое учение Левкиппа, Демокрита, Эпикура. Главный враг Л. — религия. Она не оплот морали, напротив, «религия больше и нечестивых сама и преступных деяний рождала». Л. отрицает роль богов — все происходит «без помощи свыше», ничто не творится «по божественной воле», иначе мир не был бы так несовершенен и так неприспособлен к человеку. Однако боги существуют. Они — олицетворение самодостаточной атараксии (безмятежности) эпикурейских мудрецов: «чуждые наших забот и от них далеко отстранившись, всем обладают они и ни в чем не нуждаются в нашем». Главная ценность — разум, опирающийся на чувства и превосходящий их: безграничная Вселенная, пустота и «основные начала» не даны в чувствах — они лишь мыслятся. Главная истина — «из ничего не творится ничто», что раскрывается Л. как вечность материи: «вся существует материя вечно». Главные проблемы — начала обычных тел и природа души. Обычные тела имеют свойства (то, что нельзя отнять, не разрушив их носителя) и явления (то, что можно отнять, не разрушив). Общее свойство тел — способность «противодействовать и не пускать» по отношению друг к другу и ощущаемость по отношению к человеку. Обычные тела состоят из «основных тел», как слова из букв. Основные, или изначальные, тела вечны и неизменны, не погибают и не возникают, не переходят друг в друга и не делятся (атомы). Они тверды, «крепки, плотны и вески». Л. думал, что «должно пребывать нерушимое нечто, чтобы не сгинуло все совершенно, в ничто обратившись». Все тела находятся в пространстве как пустоте. О наличии пустоты говорит движение. Общее свойство пустоты — непротиводействие телам и неощущаемость.

 

Время — явление: «времени нет самого по себе», оно не существует «вне движения и покоя». В основе всех движений — вечное сверхбыстрое падение в бездонное пространство «основных тел» под действием силы тяжести (их веса). Эти равновесные тела падают параллельно и односкоростно, отчего взаимодействие между ними и образование из них миров невозможно, не будь самопроизвольного отклонения этих тел: «уносясь в пустоте, в направлении книзу отвесном... тела изначальные в некое время в месте неведомом начинают слегка отклоняться». «Основные тела» разнородны. Они отличаются друг от друга величиной (а тем самым и весом) и формой.

 

Основные, изначальные тела не обладают жизнью и чувствами.

 

Вселенная бесконечна и в пространстве, и во времени. Бесконечно и число изначальных тел (атомов), иначе они затерялись бы в бесконечной Вселенной. Нет ничего единственного в своем роде — так же и наш мир не одинок. Эти многие миры рождаются не по воле богов, а сами собой постепенно и стихийно. Они смертны: «их жизни предел точно так же поставлен». Плодородие земли зависит от разнообразия в ней основных тел. Наблюдающийся упадок плодородия говорит о приближении нашего мира к гибели.

 

Смерть и жизнь нераздельны: «Не было ночи такой, ни дня не бывало, ни утра, чтобы не слышался плач младенческий, связанный с воплем, сопровождающим смерть и мрачный обряд погребальный».

 

В основе религии — вымысел о бессмертии души в загробном мире. Однако душа смертна, ибо телесна, она состоит из частиц тепла, воздуха, ветра и четвертой сущности: «никакого ей нету названия, тоньше ее ничего и подвижнее нету, и элементов ни в чем нет более мелких и гладких. Первая в членах она возбуждает движение чувства, ибо, из мелких фигур состоя, она движется первой; следом за нею тепло и ветра незримая сила движутся, воздух затем, а затем уж и все остальное». Людей мучает то, что их не будет, но не то, что их не было.

 

А.Н. Чанышев

 

 

ЛУКЬЯНОВ Анатолий Евгеньевич (р. 1948) — философ-востоковед. Окончил филос. факультет МГУ (1975), аспирантуру филос. факультета МГУ (1978). Преподавал в Российском ун-те дружбы народов (1978—1993), Российском государственном гуманитарном ун-те (1993—1997), с 1997 — главный научный сотрудник Ин-та Дальнего Востока РАН. Доктор филос. наук (1992), проф. (1995). Руководитель Центра изучения духовных цивилизаций Вост. Азии Ин-та Дальнего Востока РАН (с 1997), зам. председателя Общества российско-китайской дружбы (с 1998). Автор шести монографий, основное направление исследований — становление и развитие вост. и зап. философии: сравнение генезиса др.-кит., др.-инд. и др.-греч. философии; формирование кит., инд. и греч. мифологии в ключе архетипов культур Дао, Ом и Логоса; происхождение и исторические модификации даосистской философии в циклах «Лао-цзы — Чжуан-цзы» и «Чжуан-цзы — Лао-цзы»; исследование графической и иероглифической системы Дао «И цзина»; историко-философский анализ конфуцианской философии; типология цивилизаций, пути построения диалога вост. и зап. цивилизаций; перевод с др.-кит. классических филос. текстов — «И цзин», «Дао дэ цзин», «Лунь юй», «Чжун юн». На основе письменных источников и данных исторической и археологической науки раскрывается процесс формирования культуры Дао, разрабатывается концепция культурогенного происхождения кит. философии, выявляется ее терминологическое и понятийное самоопределение, реставрируется объемная модель архетипа Дао, дешифруется генетический код спиралей Дао ицзиновского, даосистского и конфуцианского учений, выдвигается гипотеза космоплане-тарного архетипа как критерия идентификации национальных культур, способа их коммуникаций и взаимного адекватного понимания.

 

Становление философии на Востоке (Древний Китай и Индия). М., 1989; Лао-цзы (философия раннего даосизма). М., 1991; Истоки Дао: древнекитайский миф. М., 1992; Дао «Книги Перемен». М., 1993; Начало древнекитайской философии. «И цзин», «Дао дэ цзин», «Лунь юй». М., 1994; Лао-цзы и Конфуций: философия Дао. М., 1999.

 

«ЛУНЬ ЮЙ» («Суждения и беседы») — основополагающий письменный памятник конфуцианства, записан в 5 в. до н.э. учениками Конфуция в стиле кратких изречений — монологов, диалогов, дидактических максим и т.д. Наиболее близко передает взгляды Конфуция, канонизирован в 1 в., состоит из 20 глав.

 

Основная идея «Л.ю.» — воспитание человека конфуцианской цивилизации, которая в ретроспективе строится на основе почитания, любви и веры в древность, в перспективе — на основе расширения человеком дао, в настоящем — на основе создания из человеческого субстрата нового человека семьи Поднебесной. Он должен обладать глубоко осознанным (чжи) человеколюбием (жэнь), которое укрепляется чувством долга (и), реализуется в ритуале (ли) и скрепляется доверием (синь). Небо задает ему первый импульс человеческого становления в виде небесной судьбы как нравственной программы и природы/натуры. Далее он сам совершенствует полученную природу с помощью принципа «почитания родителей и старших братьев» (сяо ти), завещанного предками. Процесс становления завершается усвоением культуры (вэнь). В соответствии с этим в «Л.ю.» строится философия дао и дэ: дао генерируется из семейных отношений «почитания родителей и старших братьев» и представляет собой гармоничное сочетание пяти вышеназванных норм (жэнь, и, ли, синь, чжи — в дальнейшем у чан, «пять постоянств»), дэ обобщает и фокусирует их в центре нравственного мироздания. Духовным и политическим предводителем Поднебесной ставится «благородный муж» (цзюньцзы), уравновешивающий в себе физическую естественность и интеллектуальную культуру. Это субъект высшего совершенства, кто хранит культуру, в ком «следование середине» порождает дэ и кто движет и развивает дао в нравственных нормах «пяти постоянств».

 

«Л.ю.» оказал огромное влияние на всю кит. культуру и сохраняет актуальное значение в современности в контексте построения странами «конфуцианского культурного региона» «конфуцианской духовной цивилизации».

 

Переломов Л.С. Конфуций: «Лунь юй». М., 1998; Беседы и суждения Конфуция. СПб., 1999.

 

 

«ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ» — характеристика, данная Г.В. Лейбницем реально существующему миру. Бог, создавший этот мир, воплотил, по убеждению Лейбница, лучший из всех возможных (мыслимых) миров: мудрость позволила Богу представить все внутренне непротиворечивые миры, доброта дала ему возможность выбрать лучший из них, и его сила позволила ему реально воплотить данный мир. Свойство быть «Л. из м.» оказывается, т.о., простым следствием трех атрибутов Бога: его всезнания, всеблагости и всемогущества.

 

ЛЮБОВЬ — интимное и глубокое чувство, устремленность на др. личность, человеческую общность или идею. Л. необходимо включает в себя порыв и волю к постоянству, оформляющиеся в этическом требовании верности. Л. возникает как самое свободное и постольку «непредсказуемое» выражение глубин личности; ее нельзя принудительно ни вызвать, ни преодолеть. Важность и сложность явления Л. определяются тем, что в нем, как в фокусе, пересекаются противоположности биологического и духовного, личностного и социального, интимного и общезначимого.

 

Разработанная терминология различных типов Л. существовала в др.-греч. языке. «Эрос» — это стихийная и страстная самоотдача, восторженная влюбленность, направленная на плотское или духовное, но всегда смотрящая на свой предмет «снизу вверх» и не оставляющая места для жалости или снисхождения. «Филия» — это Л.-дружба, Л.-приязнь индивида к индивиду, обусловленная социальными связями и личным выбором. «Сторге» — это Л.-привязанность, особенно семейная, «агапе» — жертвенная и снисходящая Л. «к ближнему».

 

Осмысление Л. в мифе и древнейших системах философии берет Л. как «эрос», видя в ней космическую силу, подобную силе тяготения. Для греч. мысли характерно учение о Л. как строящей, сплачивающей, движущей и соразмеряющей энергии мироздания (орфики, Эмпедокл). Даже Аристотель видит в движении небесных сфер проявление некоей вселенской Л. к духовному принципу движения — неподвижному перводвигателю (что было теологически переосмыслено в средневековой философии и отразилось в заключительном стихе «Божественной комедии» Данте: «Любовь, что движет солнце и светила»). Продолжая эту линию, Посидоний разработал учение о всемирной «симпатии» вещей и природных сил, необычайно популярное вплоть до Ренессанса и Нового времени (И.В. Гёте). Другая линия античной философии Л. начинается с Платона, истолковавшего в диалоге «Пир» чувственную влюбленность и эстетический восторг перед прекрасным телом как низшие ступени лестницы духовного восхождения, ведущего к идеальной Л., предмет которой — абсолютное благо и абсолютная красота (отсюда упрощенное выражение «платоническая Л.»). Доктрина Платона, платоников и неоплатоников об «эротическом» пути к абсолюту типологически сопоставима с индуистской мистической доктриной о «бхакти» — экстатической Л., представляющей собой один из четырех возможных путей просветления.

 

Христианство усмотрело в Л. сущность своего Бога и одновременно главную заповедь человеку. При этом речь шла о жертвенной, «все покрывающей» и безмотивной Л. («агапе») к «ближнему» — не к «близкому» по роду или по личной склонности, не к «своему», но к тому, кто случайно окажется близко, и в особенности к врагу и обидчику. Предполагалось, что именно такая Л. сможет побудить любящих принять все социальные дисгармонии на себя и тем как бы отменить их.

 

Ренессанс проявляет интенсивный интерес к платоновской теории «эроса», восходящего от эстетики чувственного к эстетике духовного («Диалоги о любви» Леоне Эбрео, 1535). Б. Спиноза радикально переосмыслил схоластическое понятие «интеллектуальной Л. к Богу», это центральное понятие его «Этики» означает восторг мысли перед глубинами мирового бытия, не ожидающий для себя никакой ответной Л. из этих глубин. Философия энциклопедистов 18 в., полемизируя с аскетизмом, подчеркивала радостную естественность чувства Л. и сопряженный с ним «правильно понятый интерес» индивида, часто смешивая Л. со «склонностью» и «благожелательностью», а счастье с гедонистическим самоудовлетворением. В эпоху Французской революции 1789 Л. была понята как порыв, разрушающий рамки сословных преград и социальных условностей, воссоединяющий в стихийном единстве «то, что строго разделил обычай» (Ф. Шиллер). Представители нем. романтизма (Новалис, Ф. Шлегель, Ф.К. фон Баадер) и нем. классического идеализма (И. Г. Фихте, Ф.В.И. Шеллинг, молодой Г.В.Ф. Гегель) толковали Л. как метафизический принцип единства, снимающий полагаемую рассудком расколотость на субъект и объект. С этой гносеологизацией проблемы Л. у романтиков соседствует вникание в «темную», «ночную», иррациональную психологию Л., порой предвосхищающее психоанализ. Важнейшая линия осмысления Л. на протяжении 19 в. связана с противопоставлением ее «рациональному» буржуазному делячеству. В предельно обобщенном (и отвлеченном) принципе Л. для Л. Фейербаха лежит родовая сущность человека, подвергающаяся отчуждению и извращению во всех религиях мира. Ч. Диккенс и Ф.М. Достоевский противопоставляют эгоизму принципиальной бесчеловечности Л. как жалость и совесть, Л.-самопожертвование, которая «не ищет своего». Одновременно с этим в пессимистической философии 19 в. ставится задача «разоблачить» Л. Так, для А. Шопенгауэра Л. между полами есть иллюзия, при помощи которой иррациональная мировая воля заставляет обманутых индивидов быть слепыми орудиями продолжения рода. На рубеже 19—20 вв. З. Фрейд предпринял систематическое перевертывание платоновской доктрины Л. Как и Платон в «Пире», Фрейд постулирует принципиальное единство истока, соединяющего проявления половой страсти с явлениями духовной жизни; но если для Платона одухотворение «эроса» означало его приход к собственной сущности и цели, то для Фрейда это лишь обман, подлежащее развенчанию переряживание «подавляемого» полового влечения («либидо»). После Фрейда западноевропейский идеализм предпринимает ряд попыток восстановить понимание Л. как пути к глубинной истине и одновременно самой этой истины. В философии жизни Л. выступает в качестве одного из синонимов «жизни», начала творческой свободы и динамики. М. Шелер видел в Л. акт «восчувствования ценности», благодаря которому личность входит в духовное пространство свободы, характеризующей ценностный мир, и впервые по-настоящему становится личностью. Мотив абсолютной свободы Л. в смысле ее недетерминированности подхватывается экзистенциалистами. Представители религиозного экзистенциализма (М. Бубер, Г. Марсель) говорят о Л. как спонтанном прорыве из мира «Оно» в мир «Ты», от безличного «иметь» к личностному «быть».

 

С.С. Аверинцев

 

Л. чрезвычайно многообразна, она имеет многие виды и формы. Можно говорить об эротической (половой) Л. и Л. к самому себе, Л. к человеку и к Богу, Л. к жизни и к родине, Л. к истине и к добру, Л. к свободе и к славе и т.д. Выделяются также Л. романтическая, рыцарская, платоническая, братская, родительская, харизматическая и т.п. Существуют Л.-страсть и Л.-жалость, Л.-нужда и Л.-дар, Л. к ближнему и Л. к дальнему, Л. женщины и Л. мужчины и т.п. Предложено множество классификаций Л., но все они или неполны и не охватывают всех ее разновидностей, или лишены ясного внутреннего принципа. Самое простое и, как кажется, естественное упорядочение разновидностей Л. — это представление всей области Л. в виде ряда «ступеней», движение по которым подчиняется определенным принципам (см.: Ивин А.А. Многообразный мир любви // Философия любви. М., 1990. Т. 1). Учитывая классическую традицию, можно выделить девять таких «ступеней»: эротическая Л. и Л. к самому себе; Л. к ближнему; Л. к человеку; Л. к родине, к жизни, к Богу и т.п.; Л. к природе, и в частности космическая Л.; Л. к истине, к добру, к прекрасному, к справедливости и т.п.; Л. к свободе, к творчеству, к славе, к власти, к богатству и т.п.; Л. к игре, к общению, к собирательству, коллекционированию, к развлечениям, к постоянной новизне, к путешествиям и т.п.; влечение к пище, пристрастие к сквернословию и т.п. По мере движения от первой «ступени» к последней уменьшается эмоциональная составляющая Л., непосредственность и конкретность этого чувства. От «ступени» к «ступени» падает также интенсивность Л., охват ею всей души человека. Эротическая Л. и Л. к детям могут заполнить всю эмоциональную жизнь индивида; Л. к творчеству или славе чаще всего составляет только часть такой жизни; пристрастие к игре или к коллекционированию — только один аспект целостного существования человека. Уменьшается от «ступени» к «ступени» и охватываемое Л. множество людей. Эротическая Л. захватывает каждого или почти каждого; Бога, истину или справедливость любят уже не все; Л. к славе или к власти — удел немногих. С уменьшением непосредственности и конкретности Л. растет социальная составляющая этого чувства. Она присутствует и в Л. к себе, и в Л. к детям, но она гораздо заметнее в Л. к власти, к свободе или к богатству. Одновременно все более выраженными и распространенными становятся влечения, полярно противоположные отдельным видам Л. Эротическая Л. не имеет, как кажется, своей ясной противоположности; но уже Л. к жизни достаточно отчетливо противостоит влечение к разрушению и смерти; Л. к истине еще резче противостоит пристрастие ко лжи; почти одинаково распространены и сильны Л. к свободе и неприязнь к ней, «бегство от свободы». И наконец, от «ступени» к «ступени» стандартная оценка тех ценностей, на которые направлена Л., становится все ниже. Можно скорее понять и простить крайности эротической Л. или Л. к жизни, чем крайности стремления к славе или к богатству; равнодушие к красоте извинительнее, чем равнодушие к близким.

 

Несмотря на чрезвычайное разнообразие Л., у разных видов Л. есть существенное внутреннее сходство. Прежде всего, Л. социальна по своей природе. Можно даже сказать, что она является высшим проявлением социальности человека. Это очевидно в случае эротической Л., меняющей свой стиль и способ существования от эпохи к эпохе. Но это достаточно отчетливо видно и в случае гораздо менее ярко выраженных разновидностей Л., таких, как, напр., Л. к азартным играм, которая всегда предполагает напарников, или Л. к коллекционированию антиквариата, которая невозможна в среде, где древнее не отличается от просто старого и ветхого.

 

Л. является ведущей потребностью человека, одним из главных способов укоренения его в обществе. «Что любовь есть вообще драгоценное благо, счастье и утешение человеческой жизни — более того, единственная подлинная ее основа — это есть истина общераспространенная, как бы прирожденная человеческой душе» (С.Л. Франк). Всякая Л. всегда является Л. к конкретным, данным в чувстве вещам. Л. к абстрактному, воспринимаемому только умом, не существует. «Мыслимое не может быть любимым» (Гегель). Л. универсальна: та или иная ее форма доступна каждому. Л. всегда означает новое видение: с ее приходом и ее предмет, и его окружение начинают восприниматься совершенно иначе, чем раньше. Особенно радикально меняет видение эротическая Л. Это «страшное землетрясение души» (Г. Гейне) способно заставить человека смотреть по-новому букв. на все, включая и самого себя. Новое видение, сообщаемое Л., это прежде всего видение в ауре, в модусе очарования. Оно придает объекту Л. особый способ существования, при котором возникает ощущение уникальности этого объекта, его подлинности и незаменимости. Ощущение подлинности находит свое выражение в ритуале и культе, когда объект Л. воспринимается как близкий и в то же время недосягаемо далекий и неприкосновенный.

 

Л., создающая ореол вокруг любимого объекта, сообщает ему святость и внушает благоговение. О том, насколько сильным может быть последнее, говорит, напр., то, что даже самые уродливые изображения Богоматери находили себе почитателей, и даже более многочисленных, чем хорошие изображения. «Самое глупое и бесполезное, — пишет В.В. Розанов, — говорить влюбленному, что «предмет» его не хорош, потому что суть влюбления и заключается в неспособности увидеть, что предмет «не хорош»... Ореол, вне которого не видится предмет любви, — это самое непонятное в ней. Но если бы ореол отсутствовал, все любви пали бы на одного или немногих избранных, наилучших в духовно-физическом отношении людей».

 

Шопенгауэр и Фрейд полагали, что Л. ослепляет, притом настолько, что в любовном ослеплении человек способен совершить преступление, ничуть не раскаиваясь в этом. Однако Л. не ослепление, а именно иное видение, при котором все злое и дурное в любимом предстает как только умаление и искажение его подлинной природы. Недостатки любимого, замечает Франк, подобны болезни у человека: ее обнаружение вызывает не ненависть к нему, а стремление выправить его.

 

Идея, что сущность Л. в отождествлении влюбленного с предметом его любви, есть уже у Платона, описывающего как любящие были когда-то одним существом, разделенным затем на две, обреченные искать друг друга половины. «Между любящими разрывается перепонка самости, и каждый видит в другом как бы самого себя, интимнейшую сущность свою, свое другое Я, неотличное, впрочем, от Я собственного» (П.А. Флоренский). Соединение двоих в одно связано с изменением видения и возникающим в результате этого ореолом. Ситуация, когда два человека становятся одним и одновременно остаются двумя личностями, парадоксальна. Она ведет к тому, что Л. приобретает не только облик совпадения и согласия, но и характер конфликта и борьбы. «Условием отождествления «другого» со мною, — пишет Ж.П. Сартр, — является постоянное отрицание мною, что я — этот «другой». Объединение есть источник конфликта и потому, что, если я ощущаю себя объектом для «другого» и намереваюсь ассимилировать его, оставаясь таким объектом, «другой» воспринимает меня как объект среди других объектов и ни в коем случае не намеревается вобрать меня в себя: «...Бытие-для-дру-гого предполагает двойное внутреннее отрицание». Однако, хотя Л. всегда включает не только единство, но и конфликт, она почти всегда приносит с собою ощущение радости, счастья и специфического внутреннего освобождения.

 

Перечисление особенностей Л. не может быть полным. В ней всегда остается что-то невыразимое, непонятное и даже мистическое.

 

Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1909. Т. 7; Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1914; Франк С.Л. С нами Бог. Париж, 1964; Фрейд З. Избр. Лондон, 1969. Т. 1; Гегель Г.В.Ф. Философия религии. М., 1976. Т. 1—2; Ибн Сына (Авиценна). Трактат о Любви. Тбилиси, 1976; Федоров Н.Ф. Соч. М., 1982; Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987; Сартр Ж.П. Первичное отношение к другому: Любовь, язык и мазохизм // Проблема человека в западной философии. М., 1988; Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1988; Философия любви. М., 1990. Т. 1—2; Kama Sutra of Vatsyayna. Bom-bey, 1961; Scheler M. Istota i formy sympatii. Warszawa, 1986.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 157 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>