1 страница. Дождь выстукивает по стеклу торопливую дробь, и мне кажется

1.

Дождь выстукивает по стеклу торопливую дробь, и мне кажется, что буквы на экране монитора вздрагивают в такт. Если он не прекратится сегодня, то это будет слишком даже для нашей славящейся сыростью страны. Прикрыв глаза, я чуть надавливаю на них пальцами и представляю, как мой город постепенно уходит под слой серой дождевой воды. Как исчезают под ее толщей деревья, крыши домов, и в качестве пафосного финала тонет табличка с надписью «Добро пожаловать в Лидс!»

Представилось мне все довольно ярко, но даже это не казалось катастрофой по сравнению с почти до конца заполненной текстом страницей, на которой нетерпеливо мигающий курсор не сдвигался с места уже около получаса. Нет, у меня не завис компьютер. Просто я опять не могу закончить фразу. Десятки тысяч комбинаций слов проносятся в голове, но ни одна из них не является подходящей. Потому что здесь дело вовсе не в словах и их сочетаниях. А в том, что я опять застрял. Застрял точнехонько на самой середине романа, глава сорок четвертая, страница двести тридцать первая.

Я раздраженно отодвинулся от стола и спрятал руки в широкие рукава домашнего свитера. Как же это противно… Сюжет уже ожил, герои требуют продолжения, а я не могу. Я не могу писать дальше, как будто у меня пальцы, когда я их подношу к клавиатуре, перестают двигаться. И я сижу, уставившись на этот чертов экран, как будто в нем заключается смысл жизни. Из шкафа, стоящего у противоположной стены на меня укоризненно смотрят корешки шести моих изданных романов. Довольно успешных, если учесть, сколько сейчас на литературном рынке мистических триллеров. И все они были написаны легко, кроме второго, на середине которого меня впервые и настигло то, что все писатели шутливо зовут барьером, стеной, затором, один из моих коллег это даже запором обласкал. Все мы над этим явлением так издевательски подшучиваем, потому что в глубине души до жути его боимся.

В принципе, выход у меня сейчас есть. Оставить этот застопорившийся роман в покое и попытаться внести необходимые коррективы в один из черновиков, которые у меня спрятаны про запас. О существовании этих семи недороманов не знает никто, кроме соседского мальчишки, с которым мы в последний год как-то незаметно сдружились: я, в общем-то, был не против того, чтобы кто-то слегка разбавил мое одиночество – после разрыва с моей второй по счету почти невестой оно стало близко к невыносимому; а он... Меня до сих пор удивляет, что ему, восьмилетнему школьнику, может быть интересно во мне, стремительно приближающемся к тридцатилетию, весьма необщительном и даже мрачном типе, который больше всего в жизни любит смотреть в монитор своего компьютера. Но факт остается фактом, Стив приходит ко мне несколько раз в неделю, поболтать, выпить чаю с любимым нами обоими горьким шоколадом и… прочесть еще пару десятков страниц одной из моих неотредактированных рукописей. Более того, парнишка любит задавать настолько интересные вопросы, что я их записываю, - мне кажется, ответив на них, я смогу считать любой из черновиков полноценной историей. Вот такое у нас взаимовыгодное общение, которое поначалу омрачалось только одной мелочью – привычкой Стива прибегать ко мне в футболке, а то и вовсе в майке, оставлявшей открытыми не только плечи, но вдобавок еще и полспины. Мы быстро пришли к компромиссу: если на улице тепло или жарко, он, заходя в мой дом, надевает прихваченную с собой рубашку или легкую куртку.

Мелодичный звук дверного звонка заставил меня вздрогнуть и вынырнуть из так сильно увлекших мыслей.

- И кого это, интересно, принесло? – пробормотал я, поднимаясь со стула. Широкие штанины моих любимых джинсов проходились по полу с приятным звуком, пока я шел к двери. Но сейчас в этом шорохе мне слышалось собственное беспокойство, - я сегодня никого не ждал.

***

Пепельно-золотистые локоны, небрежно рассыпанные по плечам. Серьезные, изящно подчеркнутые макияжем серые глаза. Легкая, подвижная, как у девчонки-подростка, фигурка. Всегда строгие, застегнутые до последней пуговицы блузки и непременные шпильки. Знакомьтесь, это мой литературный агент – Сьюзан Хэтчфилд.

Сегодня, как и в любой день из пяти лет нашего непрерывного общения, я смотрел, как Сьюзан грациозно проходит в мою гостиную, и жалел, что ей почти на десять лет больше, чем мне. И что у нее есть муж и сын. Впрочем… заводить отношения с собственным литературным агентом, мне все равно кажется дурным тоном.

- Томас Каулитц, ты когда должен был прислать мне продолжение «Бабочки»? – поинтересовалась Сьюзан, стягивая с рук узкие, наверняка не сохраняющие ни капли тепла перчатки. – Просто забыл или…

- Или, - со вздохом ответил я, опускаясь рядом с ней на диван. – Чай, кофе? – попытался я хотя бы отсрочить разговор на эту пренеприятную тему. Сейчас я как никогда жалел о нашей договоренности высылать ей по пять глав, как только они написаны. В нормальном состоянии меня это не напрягает. Наоборот – дает стимул работать чуть быстрее, чем, если бы я писал сразу целый роман, никому его не показывая.

- Если ты опять не можешь писать, то лучше – виски.

Я невесело засмеялся. В день, когда Сьюзан прикоснется к спиртному, наверное, даже рыба из моря от любопытства повыпрыгивает. Интересно, почему это она так забеспокоилась именно в этот раз? Когда я застопорился на середине второго романа, у нее, как у человека, получающего выгоду от моей писанины, было гораздо больше причин для переживаний; я же мог оказаться автором, который способен выдать только один роман. Почему именно сейчас она так не смешно и нервно шутит?

- Сьюзан, я справлюсь с этим. Мне просто нужно немного времени, - уверенно соврал я, глядя ей прямо в глаза. Отлично получилось, как будто у меня в кабинете на мониторе не бьется в истерике уставший от неподвижности курсор.

Сьюзан смерила меня пронзительным, как осенний ветер, взглядом и отрицательно покачала головой.

- Я так не думаю.

Не поверила. Жаль. Мне действительно сейчас не поможет ничего, кроме времени. Лекарств от писательских барьеров пока не придумали.

- Сьюзан…

- Нет, Том. Так не пойдет. Надо что-то делать, а не сидеть, сложа руки, и ждать, пока заявится муза или кто там тебе писать помогает, - она раскрыла сумочку, окидывая быстрым взглядом содержимое, ловко выудила темно-зеленый рекламный буклет и протянула его мне.

- Что это? – я с недоумением взял в руки буклет и прочел два выведенных серебряными буквами слова: «Поцелуй Дождя».

- Это отель недалеко от Сандерленда, на побережье Северного моря, - произнесла она так, как будто для меня это могло хоть что-то прояснить.

- С мягкими стенами и большими дядями в белой униформе?

- Дурак ты и не лечишься, - фыркнула Сьюзан, но тут же сделала серьезное лицо. – Это просто неплохое место для отдыха. Том… Пожалуйста, пообещай мне что ты туда поедешь.

- Но зачем? Если мне здесь не пишется, то хоть в Африку поезжай, толку не будет.

- Там – будет, - настаивала она. – Просто поверь мне, поблагодаришь потом.

Странное было у нее выражение глаз… Примерно также она смотрела на меня, когда мы познакомились. Я – бесцельно стоящий на крыльце издательства с возвращенной рукописью в руках и фразой «слишком сложный сюжет для среднестатистического читателя» в голове, она – внимательно, обеспокоенно и с нескрываемой жалостью разглядывающая меня. Сьюзан говорила, что тогда просто вышла покурить. Но я как-то не очень ей верю. Мне думается, она случайно или не очень случайно слышала мой разговор с редактором. И еще – что она прочитала мой первый роман еще до того, как предложила мне свою помощь там, у дверей выгнавшего меня издательства. У нее наверняка был доступ к рукописям. Сьюзан не из тех, кто действует вслепую или под влиянием минутных эмоций.

- Хорошо, - неожиданно для самого себя согласился я. – Я поеду туда. Поболтаюсь там с неделю, может, соблазню пару горничных, но не могу обещать, что это как-то продвинет «Огненную Бабочку».

- И не обещай. Я и так знаю, что ты оттуда вернешься с диким желанием писать дальше, - улыбнулась она. И даже в этой улыбке сквозила едва уловимая жалость и непонятная мне грусть.

***

В полной темноте руки привычно проходятся по одежде: невысокий, но полностью застегнутый ворот широкой куртки, складки которой не позволяют угадывать очертания моего тела, просторные, смахивающие на штаны рэперов джинсы. Нащупав дверную ручку, я выхожу из темной ванной. Я всегда переодеваюсь так – в единственном помещении, где нет окон и малейшего намека на свет. Только так, в полной темноте я могу не опасаться, что меня снова коснется кошмар, унесший жизни всей моей семьи.

Но это если выражаться языком художественной литературы. А вот мой психолог обрисовал бы эту неприглядную картинку гораздо проще и доходчивее – навязчивый страх, фобия. И боюсь я обнаженного тела. Не важно, своего или человека, который находится рядом со мной.

Я еще раз окинул критическим взглядом содержимое не застегнутого чемодана. Только самые необходимые вещи. Я не собираюсь жить в этом отеле долго, неделю бы, которую я пообещал Сьюз, продержаться.

Смысла в этой ее затее я по-прежнему не вижу. Поездка не принесет мне ничего, кроме множества шансов заработать обострение фобии. Продолжить книгу мне это явно не поможет. Но я поеду туда. Просто чтобы быть уверенным в том, что я сделал для преодоления барьера все, что было в моих силах, даже то, что казалось бессмысленным.

С этими мыслями я закрыл чемодан и понес его в машину. Хватит сомнений, пора освободить место для надежды.

2.

Побережье Северного моря встретило меня густым туманом и едва уловимым запахом цветущего вереска. Цветы кустарника и море прятались в молочно-белой массе, оседавшей каплями влаги на лице, зато трехэтажное, выглядевшее довольно древним здание отеля возвышалось прямо передо мной и, казалось, внимательно рассматривало меня, неизвестно зачем явившегося сюда этим осенним утром.

- Ну, что, может, обратно в город? – спросил таксист, немного опустив стекло окна.

- Н-нет, спасибо, - нерешительно ответил я и зашагал к серому, кое-где поросшему мхом, отелю, называвшемуся «Поцелуй дождя». Странно, почему он мне это предложил? Что уже были вот так приезжавшие сюда и сбегавшие от одного только мрачного вида?

Только войдя в холл, я почувствовал, как замерз. Теплый воздух так приятно окутал меня, что я на мгновение даже остановился и закрыл глаза. Надо же, а по внешнему виду этого строения и не скажешь, что внутри может быть тепло.

Женщина, стоявшая за стойкой ресепшена, была занята тем, что пыталась объяснить какой-то нервной девице с ужасно длинными светлыми волосами, что ее сейчас же переселят в двухместный номер, и беспокоиться ей, в общем-то, не о чем. Больше обслуживающего персонала поблизости не наблюдалось, и мне не оставалось ничего, кроме как поставить чемодан на пол и занять себя разглядыванием стоявшей посередине холла скульптуры. Две фигуры из темно-зеленого мрамора: одна изображала мужчину, стоящего на коленях, вторая - … кого-то вроде демона. Высокий, в длинном развевающемся на ветру плаще, волосы крупными локонами лежат на плечах, а лицо… морды горгулий Собора Парижской Богоматери отдыхают. Непонятно, зачем ставить такую мерзость прямо на входе. Чтобы слабонервных отпугивать что ли? Так тут вроде должно быть просто спокойное местечко для отдыха туристов, а не аттракцион наподобие комнаты страха…

- Сэр? Я могу вам чем-то помочь? – обратилась ко мне ресепшионистка, и я с радостью оторвался от разглядывания чудовища. Длинноволосая девушка окинула меня взглядом, в котором мелькнуло узнавание, и проследовала за мужчиной в форме, который нес два ее огромных чемодана.

- Да, для меня должен быть забронирован номер. Томас Каулитц.

- Минуточку, - она быстро набрала на клавиатуре компьютера мое имя. – Да, все верно. Номер 484, - звякнув старомодным звонком-кнопкой, который рядом с современным пластмассовым монитором выглядел слегка нелепо, она улыбнулась, обнаружив множество морщин на казавшемся поначалу довольно молодым лице. – Джон проводит вас и отнесет ваш багаж.

Как из воздуха материализовавшийся Джон тут же подхватил мой чемодан и жестом пригласил следовать за ним вверх по лестнице. Что я и сделал. Разглядеть интерьер коридоров мне толком не удалось, все светильники с изображавшими причудливые цветы плафонами работали в полсилы. То ли потому, что большинство постояльцев наверняка спало в этот ранний час, то ли у них здесь так принято. Если так, то надо приобрести привычку внимательнее смотреть под ноги, а то при таком освещении… Знакомая мелодия – смесь гармоничных звуков синтезатора, серьезно утяжеленная электрогитарами, – отвлекла меня от моих вяло текущих мыслей. Надо же, кому-то, как и мне, нравится «Zeraphine».

Уже через секунду я увидел человека, чьи музыкальные вкусы так неожиданно совпали с моими. Посмотреть было на что. Возле приоткрытого окна стоял и разговаривал по телефону высокий парень в строгом костюме, гладкий шелк длинных, черных волос обрамлял лицо с очень правильными чертами. Такое только красивым можно назвать и никак иначе. Только вместо рубашки под пиджаком у него было надето… Я быстро опустил глаза и постарался дышать глубоко и ровно. Так, только больше не смотреть туда. Надо же было какому-то сумасшедшему дизайнеру изобразить на футболке обнаженную женскую грудь… Да, дизайнер-то нормальный, конечно, в отличие от меня.

- Сэр, с вами все в порядке? – спросил Джон, уже открывший дверь моего номера.

- Да… занесите чемодан в комнату, я сейчас. Все нормально, - только все было совсем не нормально. Сердце колотилось в груди как бешенное, по спине противно сползали капли холодного пота. Я спокоен, я спокоен. Это всего лишь рисунок…

- Извините, у вас ручки или фломастера не найдется? – обратился ко мне парень, которого я только что разглядывал.

- Не знаю… Я запустил руки в глубокие карманы куртки. Без блокнота и хотя бы карандаша я из дома редко выхожу – интересные мысли и фразы любят приходить в голову без предупреждения. И сегодняшний день исключением не оказался. – Да, вот, - я протянул ему ручку, которую мне когда-то подарила Сьюзан. Пластмассовая дешевка, стилизованная под перо птицы. У Сьюз талант находить среди ширпотреба вот такие интересности.

- Спасибо, - пробормотал он и тут же принялся что-то записывать на ладони, зажав телефон между плечом и ухом. Я проводил его взглядом, благо на спине у него ничего, что могло бы меня напугать, нарисовано не было. Черноволосый перестал писать и отпер дверь соседнего номера под цифрой 483 пластиковым ключом-картой, к которому был прикреплен небольшой брелок в виде зеленой капли.

- Сэр, ваш багаж… - показался на пороге моего номера Джон.

Мысленно повторив себе не забыть забрать у соседа ручку, я протянул нашедшуюся в кармане купюру Джону и закрыл за собой дверь номера. Как-то все не хорошо началось…

***

Оказавшись в тишине и одиночестве, я подумал, что неплохо было бы поспать. Всю ночь я провел в вагоне поезда, а там у меня спать никогда не получалось. Не знаю, как кому-то стук колес может казаться убаюкивающим, заснуть в движущемся транспорте для меня – вещь совершенно нереальная. Однако все мои планы на сон были безжалостно разрушены. С полчаса я безрезультатно проворочался на мягкой и удобной постели, добросовестно считал слонов, пытался расслабиться, но… ничего не выходило. Происшествие в коридоре проехалось мне по нервам с эффективностью многотонного грузовика, и успокаиваться они теперь не желали. Я мог бы, конечно, принять снотворное, но тогда бы проспал до самого вечера и обязательно столкнулся бы с проблемой безделья в ночное время.

И потому я решительно раздвинул полог старомодной кровати и сел, болтая ногами. Да, внушительного роста кроватка, - ухмыльнулся я. Вся мебель в номере была под стать этому монстру, предназначенному для ночного отдыха. А на столе перед большим окном красовалась старинная печатная машинка. Просто предмет дополняющий интерьер или Сьюзан специально попросила поставить что-то подобное в мой номер?

За стеной вдруг раздался какой-то грохот и приглушенный голос, быстро говоривший на непонятном языке. Польский или… нет, что-то похожее, но звучащее еще более экзотично. Я вдруг понял, что именно за этой стеной находится номер парня, который увел у меня ручку. Стоит она, конечно, мизерно мало, но мне она всегда напоминает о том, как Сьюз поздравляла меня с изданием моей первой книги. Не хотелось бы попрощаться с этой вещицей.

Накинув куртку и кое-как зашнуровав кроссовки, я вышел из номера и постучался в соседний. Тишина. Наверное, он куда-то ушел. М-да, знакомства и возвращения ручки не получилось. Жаль, хотелось и того, и другого. А впрочем – можно же спуститься вниз и спросить, куда и надолго ли ушел парень из 483-го. Может, он просто в ресторан пошел завтракать, там бы мы могли и пообщаться.

***

Но сосед мой, которого, как оказалось, зовут Вильям Ференци, пошел вовсе не завтракать. Как по большому секрету мне сообщила женщина с ресепшена, он пошел прогуляться в парк. Погоду он выбрал, правда, престранную для прогулки, но причины, по которой это можно было скрывать, я не находил.

Прикинув, что поспать мне все равно не удастся, а мысль о том, чтобы написать хоть слово, мне глубоко противна, я направился в располагавшийся внутри П-образного здания отеля парк. Туман начал понемногу рассеиваться, и вместе с ним медленно таяло ощущение нереальности и непонятной опасности. Уже начавшие желтеть деревья поникли под тяжестью влаги и навевали тоску по ушедшему лету. Соленый бриз с моря и цветочный аромат сливался с пряным запахом умирающих под ногами листьев, заставляя меня поеживаться в легкой куртке.

А Вильям мне на пути все не попадался. Я уже почти потерял надежду набрести на него и подумывал о возвращении в теплый номер, когда заметил темный силуэт на скамейке. Ссутулив спину и завесив волосами лицо, он что-то не то записывал, не то зарисовывал на бумаге, прикрепленной к планшету.

- Извини, если помешал… - сказал я, поравнявшись с ним. Парень вздрогнул, посмотрел на меня, убирая за ухо волосы, и я заметил, что в руке у него как раз та ручка, из-за которой я его искал. Одет он, к моей радости, был в застегнутое на все пуговицы темное пальто – никаких провокационных футболок.

- Не страшно, - чуть заметно улыбнулся он. – Все равно собирался тебя найти и отдать, - он протянул мне ручку. – Спасибо, она мне очень помогла, - в его светло-карих глазах светилась настоящая и какая-то слишком серьезная благодарность. Как будто я ему не ручкой попользоваться дал, а сделал для него что-то гораздо более серьезное.

- Да не за что, - отмахнулся я. – Меня Том зовут, - я протянул ему руку.

- Билл, - представился он, игнорируя свое полное имя, и осторожно пожал мою ладонь своей, затянутой в черную кожаную перчатку.

- Ты рисуешь? – я попытался рассмотреть, что было изображено на листе, но увидел только штрихи, отдаленно напоминавшие лицо. Хотя мне могло и просто показаться.

- Немного и непрофессионально, - он с неожиданной агрессией смял лист, не обращая внимания на то, что кнопки, прикреплявшие его к планшету, посыпались на асфальт. – И этому рисунку уже не жить, - он бросил бумажный комок в стоявшую рядом урну и поднялся со скамейки, устраивая планшет под мышкой. – Пройдемся?

Я утвердительно кивнул, и мы побрели по окруженной какими-то невысокими деревцами аллее. Вильям рассказывал, как ему наскучила учеба в университете, и что теперь он никак не может решить, продолжать или бросить. Я слушал его, незаметно рассматривал, пытался советовать, удивлялся серьезности его мыслей, задавал вопросы, и то и дело поглядывал на силуэты деревьев, тонущие в тумане. Полностью лишенные листьев, с толстыми, светлыми ветвями, так сильно напоминающими руки, но четко не рассмотреть…

- Значит, ты устроил себе что-то вроде внеплановых каникул. А почему именно здесь? Не скучно быть одному в этой глуши?

- Ну… Я тут уже со многими познакомился, - как-то невесело проговорил он. – Иногда езжу в Сандерленд. Но… мне здесь хорошо. Здесь все какое-то особенное. Ты посмотри вокруг.

Я последовал взглядом за его ладонью, снова замечая странные деревья, и вдруг понял, что это не деревья вовсе. То, что я принял за ветки, оказалось руками. Шесть – у каждой фигуры. Стиснув плечо Вильяма, я постарался не смотреть по сторонам, не думать о том, что тела этих статуй практически обнажены…

- Том? Ты чего? – послышался откуда-то издалека голос Билла. – Ты нормально себя чувствуешь?

- Я не могу… Не могу, - попытался объяснить я, показывая на статуи, но мне не хватало воздуха. Внутри поднималась волна дрожи и слабости, казалось, что еще немного, и я просто упаду. Реальность стремительно распадалась на кусочки, я не понимал, где нахожусь. Только продолжал держаться за плечо человека, стоявшего рядом. Только ощущение грубой ткани пальто под моей ладонью. Только его голос, зовущий меня…

- Том! Том… Посмотри на меня, - почти кричал Вильям, видимо, повторяя эти слова уже далеко не в первый раз. Я с трудом поднял глаза. Так было немного легче. – Ты боишься, да? Я еще в коридоре заметил, что ты как-то странно на мою футболку среагировал.

Я кивнул. Глядя ему в глаза, я чувствовал, что страх немного отступает. Нет, не исчезает, только отходит в сторону на пару шагов, а уже не дышит мне в затылок.

- Дай мне руку и закрой глаза, - попросил Вильям. – И пойдем отсюда.

Я вцепился в его протянутую ладонь и с облегчением зажмурился. Позволил увести себя из парка, чувствуя, что мне безумно стыдно и в то же время хорошо. Люди по-разному относятся к моей фобии, чаще всего – не воспринимают всерьез и смеются. Иногда намеренно издеваются. Но вот такое участливое сочувствие я встречаю очень редко.

3.

Проснулся я только вечером. После неудачной прогулки мы с Вильямом решили не обращать внимания на стрелки часов, еще не добравшиеся до полудня, и отправились в бар отеля. Сейчас, лежа в кровати и наконец-то чувствуя, что от дорожной усталости не осталось и следа, я удивлялся тому, с какой легкостью рассказал ему историю своей жизни. И дело было вовсе не в спиртном, я совершенно точно уверен, что говорил бы с той же откровенностью, что и несколько часов назад, даже если в моем стакане была бы вода, а не виски. Просто Вильям умел слушать. Ему отчего-то показалась очень интересной история о подростке, семью которого убил забравшийся в дом маньяк. Завороженный интересом в его глазах, я рассказал даже то, что обычно опускаю – что трупы моих родителей, младшей сестры и старшего брата были обнажены, когда я их нашел; что я провел в нашем насквозь пропитанном смертью доме около часа прежде, чем сумел преодолеть сковавший меня ужас и отвращение и вызвал полицию…

Я лениво сполз с кровати и подошел к зеркалу, висевшему на противоположной стене. Отражение смотрело на меня заспанными темными глазами и приглаживало растрепавшиеся пряди коротких волос.

- Признайся, Томас, что этот парень тебе нравится, - тихо сказал я сам себе и потеребил кольцо пирсинга, украшавшее мою нижнюю губу – все, что осталось от моей нормальной юности. Сделал это в пятнадцать, получается, что это незамысловатое украшение прожило со мной два года жизни без страха. Наверное, поэтому я до сих пор с ним и не расстаюсь – чтобы помнить, каково это быть обычным человеком, не шарахающимся в ужасе от любого намека на обнаженное тело. Я снова посмотрел себе в глаза. Отрицать очевидное смысла не было. Билл действительно мне нравился, но… Даже думать о том, чтобы как-то развивать наше знакомство, я не хотел. Слишком сложно со мной, ему такая ходячая проблема, как я, в его двадцать три совершенно ни к чему.

А еще меня настораживал интерес, который Вильям открыто проявлял ко мне. Я –очень замкнутый человек, с ничем не примечательной внешностью, вечно кутающийся в просторную одежду с длинными рукавами и высокими воротниками и проводящий бОльшую часть своего времени за работой. Моих книг он, скорее всего, никогда не читал, так что это не может быть восхищением читателя. Остается только два варианта – либо его привлекает моя материальная обеспеченность, либо он здесь по просьбе Сьюзан. Но ни то, ни другое не казалось мне реальным. Деньги Вильяму не нужны, у него отец владеет сетью каких-то отелей, а он – единственный ребенок в семье. Выводы о том, что с финансами у него проблем нет, сделать не сложно. А насчет Сьюзан… Не похоже это на нее. Она скорее открыто бы познакомила нас, чем изобретать вот такие сложности. Да и потом она понятия не имеет, что меня может заинтересовать мужчина. Я ей рассказывал только про свои отношения с девушками.

Так что остается только гадать, что от меня нужно Вильяму, и почему он так легко догадался, что у меня гимнофобия. Откуда он термин-то этот знает, не понятно. Оформители театральных сцен, профессию которого он так неуверенно получает, психологию в таком объеме явно не изучают…

Вот так я и бродил по номеру, безуспешно задаваясь вопросом: почему все развивается по сюжету сопливого женского романчика – приехал на отдых, влюбился, женился (последнее опустить), пока мне на глаза не попалась печатная машинка. Тяжеловесная, древняя конструкция как магнитом притягивала мое внимание, тускло поблескивая слегка растрескавшейся надписью «Royal». И как странно, что в нее даже лист бумаги был вставлен.

Я сел за стол, на котором стояла древность, и провел пальцами по клавишам. Нет, желание продолжить «Огненную бабочку», волшебным образом не возникло. Но мне очень хотелось услышать звук, с которым будут стучать клавиши, увидеть угловатый шрифт… Я поддался этому необъяснимому желанию и напечатал первое словно, которое пришло на ум: «Дождь».

Дальше произошло то, чего со мной не случалось никогда. Я печатал слова, которые появлялись как будто из ниоткуда, и в то же время – из самой глубины моей души. Все мои романы продуманы заранее, до самой мельчайшей подробности, а история, начинавшаяся на этом белом листе, возникала спонтанно. Я думал о Вильяме, а предложения складывались в абзацы. Вспоминал его голос, а чернила вырисовывали на белом фоне бумаги образы героев. Мне было хорошо, легко, как будто с плеч сняли огромный груз, и подарили вместо него крылья.

***

От писавшегося с сумасшедшей скоростью рассказа меня оторвало чувство голода. Я успел напечатать пять страниц на жутко неудобной и оглушающе стучащей клавиатуре, прежде чем мне стало казаться, что я ничего не ел, по меньшей мере, неделю. Можно было заказать еду в номер, но… Что-то мне подсказывало, что сейчас мне лучше отвлечься от неожиданно зародившейся истории. Чтобы потом иметь возможность взглянуть на нее свежим глазом. Может, это вообще полная чушь, и я выброшу ее в мусорное ведро завтра же.

Итак, я наскоро переоделся и спустился на первый этаж, в ресторан. У Вильяма я узнал, что поблизости нет никаких заведений, где можно было бы перекусить, потому выбора у меня не было. А ехать в город, который находился в десятке километров отсюда, не благоприятствовал разбушевавшийся ветер. Наверняка, и без дождя опять не обойдется.

Свободных столиков было предостаточно, а все занятые находились возле входа. За самым ближним к двери сидела длинноволосая девушка, которую я видел утром у ресепшена. Пару секунд я посомневался, не предложить ли ей свою компанию за ужином, но она так увлеченно читала какую-то книгу, что я решил ей не мешать. Я занял дальний столик у окна, сделал заказ и стал наблюдать, как в стекло бьется желтая ветка клена, с каждым новым порывом ветра роняющая листья… Все-таки я хочу дописать то, что настучал на этой допотопной машинке. И я даже думаю, что рассказом дело не обойдется, как минимум это будет повесть.

- Простите, к вам можно присоединиться? – вежливый мужской голос отвлек меня от раздумий. Я повернул голову и увидел стоящего рядом с моим столиком мужчину лет пятидесяти пяти-шестидесяти. Он был какой-то весь грустный и растерянный. Седеющие усы уныло обвисли, пальцы нервно вертели массивное кольцо на пальце правой руки, и даже галстук, казалось, вторил его унылому настроению своим криво завязанным узлом.

- Да, конечно, если хотите, - в принципе, моей целью было отвлечься, а сидя один я так и буду думать о том, что написал. – Я случайно не занял ваш столик?

- Да, - он чуть улыбнулся, тяжело опускаясь на стул, - в общем-то, да, мы с женой уже неделю ужинаем за ним. Но сегодня это не имеет значения, она все равно из номера не выйдет, - он вздохнул и стал смотреть в окно, как и я, минуту назад.

- Вашей жене нездоровится?

- Нет. Точнее она говорит, что да, но вранье все это. Просто она чувствует себя виноватой, как мне думается.

- От чего же?

Мужчина невесело усмехнулся и внимательно всмотрелся в мое лицо, видимо, раздумывал, стоит ли со мной откровенничать.

- Мы с Хейли приехали сюда отметить годовщину свадьбы – пятнадцать лет, срок согласитесь достойный. А она… Она взяла и закрутила роман с этим… С этим мальчишкой, - мужчина явно рассердился, но и боли в его голосе было не мало. – Я даже не думал, что моя Хейли на такое способна!

Дата добавления: 2015-11-04