Из определений Священного Синода. В заседании Священного Синода 22 февраля 2001 года под председательством ПАТРИАРХА

В заседании Священного Синода 22 февраля 2001 года под председательством ПАТРИАРХА

Слушали: Доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, Председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, о материалах, поступивших в Комиссию за истекший со времени последнего заседания Священного Синода срок и касающихся прославления новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в различных епархиях Русской Православной Церкви.

Постановили:

1. Одобрить доклад Преосвященного митрополита Ювеналия.

2. Включить в Собор новомучеников и исповедников Российских ХХ века следующие имена:

<…>

от Московской епархии:

<…>

Хионии Архангельской (1883 — 22 декабря 1945)

<…>

3. Сообщить имена этих святых Предстоятелям братских Поместных Православных Церквей для включения их в святцы.

Патриарх Московский и всея Руси

АЛЕКСИЙ

Священномученик Тихон Архангельский
(*1 июня 1875 — †4/17 октября 1937)

Прославлен Юбилейным собором 2000 г.⁵

Исповедница Хиония Архангельская
(*6 апреля 1883 — †4/22 декабря 1945)

Прославлена в 2001 г.

Память празднуется 4/17 октября
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Священномученик Тихон Архангельский родился 1 июня 1875 г. в селе Попово Тамбовской губернии в семье потомственного священника Иоанна Архангельского. Он был старшим из троих детей. Когда ему исполнилось семь лет, скончался его отец; мать умерла ещё раньше. Детей взял на воспитание дядя, тоже священник, а затем их воспитывала его дочь, вышедшая замуж за священника, — такое приданое получила она от отца: троих сирот.

В 1893 г. Тихон Архангельский поступил в Тамбовскую семинарию, которую окончил в 1899 г. В сентябре этого же года он был определён в псаломщики, а в феврале следующего, 1900 г. женился на дочери священника Иоанна Димитриева, Хионии; можно предположить, что они были знакомы с ранних лет, потому что жили в одних и тех же местах. 5 марта 1900 г. Тихон Иоаннович был рукоположен во диакона, а 19 марта — во иерея, клирика монастырско-приходской церкви во имя святого Димитрия Солунского при женском монастыре в селе Троекурове, где в своё время служили его дед и дядя.

Икона священномученика Тихона
и исповедницы Хионии Архангельских
в Троекуровском монастыре

В 1904 г. Димитриевская церковь была отделена от монастыря; отец Тихон был назначен её настоятелем, а с 1913 г. и вплоть до закрытия Троекуровского женского монастыря советской властью в 1930 г. он служил настоятелем монастырского Владимирского собора.

Добросовестный и ревностный молодой священник сразу же был назначен заведующим и законоучителем Троекуровской церковно-приходской школы, преподавал Закон Божий в местной двухклассной земской школе. Несколько лет он был духовно-судебным следователем благочиннического церковного суда и помощником благочинного, и ко всем своим делам относился чрезвычайно добросовестно.

У отца Тихона и матушки Хионии родилось 18 детей, из них выжила половина. Семья священника жила в небольшом кирпичном доме за монастырской оградой на живописном берегу реки, которая по справедливости называется Красивая Меча; её красота недаром упоминается в русской литературе. Но большой семье необходимо было ради пропитания обрабатывать землю, вести хозяйство, в чём участвовали и дети. При всём крестьянском усердии семья жила бедно, и особенно трудно ей пришлось в голодные годы после революции. Дети были приучены к труду с самого раннего возраста (у каждого — своя обязанность), столь же тщательно приучались они и к христианским правилам жизни. Они запомнили матушку как женщину трудолюбивую, набожную и строгую в деле воспитания; матушка могла наказать и за купание в речке без разрешения, и за разговор в храме. А батюшка трудился без отдыха; больше всего — как пастырь, но и тяготы крестьянского труда он с себя не снимал, а по ночам подолгу молился. Можно сказать, что для детей он был постоянным примером христианской жизни. При всей твёрдости своих убеждений (никогда не спускал сквернословия, делал суровый выговор) батюшка был отзывчив и всегда подавал утешение всем, кто к нему обращался.

После 1917 г. к обычным трудовым тяготам семьи священника прибавились ещё и опасности и гонения. В 1922 г. все священники должны были заполнить анкеты с вопросами не только биографического, но и политического характера, а также высказать своё отношение к обновленчеству, которое почти открыто поощрялось властями. Анкета отца Тихона стала по сути началом его исповедничества: на вопрос об отношении к советской власти он лаконично ответил “Подчиняюсь”, неодобрительно отозвался о вмешательстве государства в дела Церкви, а в вопросах о реформах, предлагаемых обновленцами, высказал своё решительное с ними несогласие.

Не довольствуясь сверхобременительным налогом, который должна была выплачивать семья священника, у неё в 1925 г. отобрали дом и всё имущество; батюшка неоднократно подвергался кратковременным арестам. В начале 1929 г. семья Архангельских покинула родное село; храм закрыли и нужно было искать новое место. Несколько лет Архангельские скитались по разным приходам, а жить приходилось и в церковных сторожках. К 1933 г. скитания закончились, но в 1937 г. ужесточились репрессии, и 9 августа отец Тихон был арестован. Когда его при аресте спросили, есть ли у него оружие, батюшка ответил: “Крест и молитва!”. На допросах он отрицал свою вину в “ан­тисо­ветской деятельности”, опровергал показания лжесвидетелей, отстаивая достоинство Церкви и свои христианские принципы. 4 октября отец Тихон был приговорён к расстрелу, 17 октября — казнён.

Вначале матушка Хиония не знала, куда увезли мужа; узнав, начала постоянно ездить в Липецк и Москву, безуспешно хлопотала, искала помощи и совета. Бесчеловечность режима сказалась и в том, что её даже не известили о мученической кончине батюшки, и она продолжала свою мужественную борьбу, когда он был уже расстрелян. За матушкой пришли, когда её не было дома; вернувшись, она решила не прятаться и сама пошла в сельсовет. На единственном допросе матушка Хиония твёрдо отрицала все возводимые на неё обвинения (как обычно, в “антисоветской агитации”), отвергла показания “свидетелей”, а сама свидетельствовала свою веру; о пощаде не просила, но выражала упование на волю Божию, чем привела в ярость допрашивающего. 22 декабря 1937 г. матушку Хионию приговорили к 8 годам лагерей и отправили в Рязанскую область.

Несмотря на то, что уже в 1938 г. было дано медицинское заключение о её тяжёлой болезни, требующей ухода, матушку не освободили досрочно, как полагалось в таких случаях. Она отсидела практически весь срок (большая часть которого пришлась на военные годы, когда выживали в лагере чудом), и выпустили её только осенью 1945 г., когда было уже очевидно, что она умирает. Хиония Ивановна приехала к дочери в Мичуринск, а когда вернулась из плена другая её дочь, попросила увезти её умирать поближе к Троекурову. Удалось купить маленький домик в деревне Кривушкино, а через месяц матушка умерла от рака.

Память священномученика Тихона и исповедницы Хионии Архангельских празднуется в возрождённом Свято-Димит­риев­ском Иларионовском женском монастыре, где отец Тихон прослужил у престола Божия почти 30 лет, как “свой” храмовый праздник. В их лице Церковь прославила не только духовный подвиг верности в гонениях, но и подлинно христианские супружеские отношения, когда муж и жена воистину становятся единой душой и единой плотью, как это заповедано от Бога.

От редакции. Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий. При подготовке публикации были использованы материалы сайта Саратовской епархии www.eparhia-saratov.ru, книга А. В. Наумова “Русский крест графа Медема”. Саратов, 2007. Над текстом работала О. Новикова.

Святой мученик Александр Медем
(*1877 — †1 апреля 1931)

Прославлен Юбилейным собором 2000 г.⁶

Память празднуется 10/23 ноября,
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)
и 7/20 июня (Собор Ивановских святых)

Мученик Александр — граф Александр Георгий Людвиг Юлий Оттонович Медем — родился в г. Санкт-Петербурге в 1877 году в семье Оттона Людвиговича и Александры Дмитриевны Медем (урождённой Нарышкиной) и был крещён в лютеранство. Его детство и большая часть жизни прошли на хуторе Александрия Хвалынского уезда Саратовской губернии. Это волжское имение в шесть тысяч десятин было куплено Оттоном Людвиговичем в 1870-х годах в качестве свадебного подарка к его бракосочетанию с Александрой Дмитриевной Нарышкиной, в честь которой и был назван хутор.

Медемы — потомки древнего курляндского рода, жившего на территории современной Прибалтики с ХIII века (Конрад фон Медем, гермейстер Ливонского ордена, считается основателем столицы Курляндии г. Митавы — современная Елгава, Латвия). Известно, что в 1779 году дочь Иоганна Фридриха фон Медема Анна Шарлотта Доротея вышла замуж за курляндского герцога Петра Бирона. В том же году Иоганн Фридрих вместе со своим потомством был возвёден в титул графов Священной Римской империи.

Отец Александра граф Оттон Людвигович был высокообразованным человеком с волевым характером. Он окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и поступил на государственную службу, где занимал видные посты: был вице-губернатором г. Воронежа, новгородским губернатором, а впоследствии сенатором и членом Государственного совета.

Народ сохранил о нём самые добрые воспоминания. Во время холерного бунта в Хвалынске в 1892 году он один в течение трёх дней представлял собой власть в городе. Люди умирали сотнями, началась паника, грабежи, погромы. Городские власти, испугавшись бесчинствующей толпы, спрятались в уездной тюрьме. В “потраве” обвинили местного врача А. М. Молчанова, которого толпа зверски забила на площади перед единоверческой церковью, запретив хоронить его тело. Узнав об этом, Оттон Людвигович приехал в Хвалынск, в первую очередь отправился на площадь, не обращая внимания на враждебно настроенную толпу, сопровождавшую его, забрал тело несчастного доктора, перенёс в свою квартиру, где была совершена панихида по убиенному. По окончании панихиды он спокойно пригласил всех, собравшихся у его дома, проследовать в уездную управу и до прибытия войск поддерживал порядок в городе.

Не меньшую смелость проявил граф Медем и во время беспорядков в Новгородской губернии в 1905 году. Он без сопровождения выезжал на места происшествий, смело входил в середину бунтующей толпы, раскланивался с народом, снимал фуражку и начинал говорить тихим голосом. Сначала поднимался шум, но вскоре народ затихал и с уважением слушал губернатора.

Волевой характер и преданность своему делу Александр Медем унаследовал от отца. Однако, окончив юридический факультет Санкт-Петербургского университета, он не стал поступать на государственную службу. В 1901 году он женился на Марии Фёдоровне Чертковой и поселился на хуторе Александрия, решив заняться сельским хозяйством.

Александр Оттонович с детства был очень привязан к земле, приобрёл немало практических знаний и много сделал для рационального устройства и процветания своего имения, внедряя новейшие достижения агрономической науки и техники. По тем временам поместье Медемов считалось одним из самых передовых и образцовых, здесь были каменная мельница с силовой установкой-дизелем и паровым двигателем, водонапорная башня, на ферме были механические поилки и молотилки. Имелись сыродельня, винокурня, оранжерея, конюшни, скотный и птичий дворы, кузница, каретный сарай, добротные амбары и прочие хозяйственные строения.

По воспоминаниям современников, Александр Медем знал каждого нанятого им крестьянина и отбирал только лучших работников, лично объезжал владения и следил за ходом работ. Он умел располагать к себе людей, мог есть из одного котла с рабочими, да и оплата труда в его экономии была одной из самых высоких в округе. Заботились Медемы и о просвещении крестьян — Мария Фёдоровна на свои средства открыла в Александрии школу грамоты для детей служащих. Благодаря этому Медемы завоевали народную любовь и уважение.

В своей усадьбе, расположенной на берегу пруда, к которому вела дубовая аллея, Медемы собрали большую библиотеку и портретную галерею. В Александрии родились их дети — сын Фёдор и дочери Софья, Елена и Александра.

Все дети были крещены в Православие. Александр Оттонович не настаивал, чтобы дети были крещены в лютеранство, поскольку сам вырос в православной среде, что сыграло большую роль в его духовном становлении. Большим авторитетом для него была его горячо любимая супруга, глубоко верующий человек.

Рождение средней дочери Елены стало тяжёлым испытанием для семьи Медем и вместе с тем одной из ступеней на пути духовного роста Александра Оттоновича.

Еленушка, как называли её домашние, родилась больной — во время беременности Мария Фёдоровна переболела холерой, которая сказалась на здоровье ребёнка. Еленушка не могла говорить, не владела телом. У неё бывали судороги, очень мучительные и для самой девочки, и для её родных. По желанию Марии Фёдоровны Александр Оттонович заложил в имении пра­вославный храм во имя святого равноапостольного царя Константина и матери его царицы Елены, небесной покровительницы больной дочери. А вскоре и сам перешёл в Православие.

Небольшая однопрестольная каменная церковь в псковско-новгородском стиле была построена в 1910–1912 годах и освящена в 1913 году Епископом Саратовским и Царицынским Алексием (Дородницыным).

Во время первой мировой войны граф Медем несколько раз был на фронте. В 1914 году он отвозил в Польшу подарки для солдат некогда расквартированной в Саратове 47-й дивизии. А в 1915 году отправился на фронт в качестве начальника санитарного отряда Всероссийского земского союза. На фронте у него случился сердечный приступ и в 1916 году он уехал домой.

Граф Александр Медем. Фотография военного времени

Основное время Медемы жили в Александрии, изредка выезжая в Москву или в Санкт-Петербург. Семейство графа было удивительным примером христианской любви и благочестия. Доброе отношение графа Александра к каждому человеку, независимо от его сословия и вероисповедания, настолько располагало к нему земляков, что в лихолетье революции, когда горели усадьбы, рекою лилась кровь и дворян, и простых людей, толпа ревела на площадях: “Смерть помещикам!”, добавляя при этом: “Кроме Медема!”. Это и спасло всю семью от неминуемой смерти.

Однако имения Медемы лишились. После того как в 1918 году советской властью все частные землевладения были конфискованы, семья переехала в Хвалынск, где поселилась на съёмной квартире. Кроме родных с Медемами жили мать Марии Фёдоровны Елена Михайловна Черткова, сестра Александра Оттоновича Мария Оттоновна Нецветаева с тремя дочерьми, а также учительница детей Ольга Николаевна Калогеропуло. С ними осталась также верная прислуга, горничные Анастасия Куляева и Аграфена Рубцова с дочкой Катей. И Александр Оттонович взял на себя заботу об этом “женском батальоне”, большая часть которого была или немощна, или слишком мала, чтобы помогать ему. О том, чтобы покинуть Россию всей семьёй, не могло быть и речи, в результате в эмиграции оказался только сын Фёдор. Ранее туда уехали отец Александра Оттоновича Оттон Людвигович и его брат Дмитрий.

Большевики не раз арестовывали Александра Оттоновича по подозрению в контрреволюционной деятельности, а однажды даже приговорили к расстрелу. Знакомые и друзья графа предлагали организовать побег. Но он отказался, не желая рисковать своими близкими, которых в случае его побега ждала незавидная участь.

В ночь перед расстрелом Александра Оттоновича отпустили домой попрощаться с родными — ему было разрешено переночевать последнюю ночь дома. Его выпустили без конвоя, под честное слово, с условием, что утром он вернётся. Александр Оттонович и Мария Фёдоровна просидели вместе всю ночь, а на рассвете, когда граф собирался вернуться в тюрьму, в городе сменилась власть. Большевики были выбиты из города чехословацким корпусом и приговор отменился сам собой. Так “доб­рый граф” был спасён.

В другой раз во время ареста за освобождение мужа у Марии Фёдоровны потребовали 10 000 рублей. Таких денег у неё не было, и тогда она обратилась к хвалынскому мулле, дружившему с Медемами. Он предоставил необходимую сумму, и граф Медем был освобождён.

Летом 1919 года он снова был арестован и заключён в тюрьму в городе Саратове. Вернувшись из тюрьмы, он говорил, что нигде так хорошо не молился, как в тюрьме, где в дверь по ночам стучится смерть, а чья очередь — неизвестно.

Чтобы выжить, Александр Оттонович стал арендовать несколько десятин земли, сколько было по силам самому обработать. Жили небогато. Средств, полученных чаще всего в долг, хватало лишь на то, чтобы закупить семян и провести самые необходимые сельскохозяйственные работы. До участка приходилось добираться или пешком, или с попутными подводами. Тяжёлый труд привёл к тому, что Александру Оттоновичу пришлось ампутировать несколько пальцев на руках, здоровье его пошатнулось.

Фотография из уголовного дела № 7. 1929 г.

Медемы всей семьей регулярно посещали церковь Свято-Троицкого мужского монастыря в Хвалынске, освящённую во имя иконы Божией Матери “Живоносный Источник”. В монастыре граф Медем с другими верующими организовал церковный совет, чтобы противостоять обновленческому расколу. Александр Оттонович пользовался непререкаемым авторитетом, ездил в Саратов к одному из самых главных противников “живой церкви” в губернии епископу Петру (Соколову) с прошением принять их приход в своё подчинение.

Летом 1923 года ОГПУ активизировало борьбу с противниками обновленчества, и епископ Пётр был арестован. Деятельность Александра Оттоновича также не осталась без внимания следователей, и его вновь арестовали. Он был заключён в тюрьму в городе Саратове, где проходил по следственному делу № 1200, возбуждённому против духовенства и мирян Саратовской губернии.

Однажды во время допроса следователь спросил его, как бы он организовал животноводческое хозяйство. Александр Оттонович рассказал, входя во все подробности. Следователь с интересом выслушал его и в заключение воскликнул: “Эх, люблю таких людей! Только, конечно, никакого хозяйства мы вам вести не дадим!”. Однако дело против Медема снова развалилось, и в конце октября 1923 года Александр Оттонович был освобождён и вернулся к родным.

Аресты, лишения, болезни, невзгоды и тяжёлый труд лишь закалили его душу и укрепили веру. Он писал своему сыну Фёдору в эмиграцию: “…На днях твоё рождение — тебе исполнится двадцать один год, то есть гражданское совершеннолетие. Буду особенно горячо за тебя, мой мальчик, молиться, чтобы Господь помог тебе достойно и возможно праведно пройти свой земной путь и душу свою спасти, дал тебе счастья, силу и душевную и телесную, смелость и дерзновение, и крепкую непоколебимую веру. Одна только вера, что не всё кончается здесь земным нашим существованием, — даёт силу не цепляться во что бы то ни стало за свою малозначащую жизнь и ради её сохранения идти на всякую подлость, низость и унижение… Действительно свободным может быть только человек, глубоко и искренне верующий. Зависимость от Господа Бога — единственная зависимость, которая человека не унижает и не превращает в жалкого раба, а наоборот, возвышает. Проповедник и наставник я плохой, но мне хочется тебе сказать то, что я особенно остро чувствую и для тебя желаю. Верь твёрдо, без колебаний, молись всегда горячо и с верой, что Господь тебя услышит, ничего на свете не бойся, кроме Господа Бога и руководимой Им своей совести — больше ни с чем не считайся; никогда никого не обидь (конечно, я говорю о кровной, жизненной обиде, которая остается навсегда) — и думаю, что благо ти будет. Христос с тобой, мой мальчик, мой любимый. Мы с мамой постоянно о тебе думаем, за тебя Бога благодарим и молимся за тебя… Крепко тебя обнимаю, крещу и люблю. Господь с тобой. Твой отец”.

Мария Фёдоровна также писала сыну Фёдору: “…Ещё хочется про папу тебе сказать, но не знаю, поймёшь ли ты меня. Мы в таких различных условиях жизни живём, что многое вам может показаться непонятным. За эти годы он необыкновенно вырос нравственно. Такой веры, такого мира и спокойствия душевного, такой истинной свободы и силы духа я в жизни не видела. Это не только моё мнение, могущее быть пристрастным. Все это видят. И этим мы живы — больше ничем, ибо самый факт, что мы такой семьёй существуем, не имея ничего, кроме надежды на Господа Бога, это доказывает”.

Икона святого мученика Александра Медема

О положении в стране Александр Оттонович писал сыну: “…Пожалуйста, не верьте, что у нас жизнь бьёт ключом, промышленность развивается, крестьянское хозяйство восстанавливается и прочее. Всё сплошные выдумки, как и всё, что от нас исходит. Я ни одного крестьянина не знаю, у которого было бы три лошади… Вообще ничего нет. А на то, что есть, — цены бешеные, продукты же крестьянского хозяйства обесценены до последней крайности… Напор на Церковь, одно время ослабевший, снова повышается. Митрополит Пётр сидит… На Кавказе… отбирают последние церкви у православных и передают “живым” — этим антихристовым слугам. У нас пока тихо, “живых” у нас нет. Но, вероятно, и до нас это докатится. В этом случае, конечно, первым полечу я. Я нисколько этого не боюсь, я даже буду очень рад… На всё воля Божия. Мы своё дело делаем, и, конечно, наша кровь, если ей суждено пролиться, зря не пропадёт… Благословляю тебя, мой мальчик, на жизнь. Живи просто, честно, по-Божески. Унынию никогда не поддавайся…”.

Зимой 1925 года Александру Оттоновичу пришлось пережить и ещё одно тяжёлое испытание: от туберкулеза скончалась Мария Фёдоровна. Она ушла тихо, как писал Александр Оттонович сыну Фёдору, “безболезненно, непостыдно и мирно”, в полном сознании и спокойствии духа, причастившись перед смертью Святых Христовых Таин. Вскоре вслед за нею умерла и несчастная Еленушка. После смерти жены и дочери Александр Оттонович почти каждый день ходил на кладбище и в монастырскую церковь. Вскоре монастырь закрыли, и там разместился клуб садово-огородного техникума. Александр Оттонович снова был арестован и заключён в тюрьму в городе Саратове. По окончании следствия он поселился в городе Сызрани, где зарабатывал на жизнь уроками немецкого языка.

Осенью 1930 года Александра Оттоновича арестовали в последний раз. В заключении он проявлял редкое величие духа, спокойствие и мужество, на допросах держался с большой выдержкой и достоинством, хотя в это время тяжело страдал от туберкулеза лёгких, которым болел в течение последних лет.

До предъявления обвинения дело так и не дошло. В начале 1931 года у Александра Оттоновича из-за условий тюремного заключения обострилась болезнь, и 22 февраля он был переведён в больничный корпус Сызранской тюрьмы, где скончался 1 апреля 1931 года в 12 часов 30 минут. Отпевали его заочно в соборе города Сызрани.

После того как имение Медемов было разграблено, на месте хутора Александрия возник посёлок Северный. Церковь в бывшем имении была сильно перестроена и практически разрушена. В 2004 году здесь начались восстановительные работы, которые велись при деятельной помощи внучки графа Медема Ольги Фёдоровны фон Лилиенфельд-Тоаль. 11 ноября 2007 года было совершено освящение храма во имя равноапостольных царей Константина и Елены, где теперь возносятся молитвы святому мученику Александру Медему.

От редакции. Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий. Текст подготовил игумен Дамаскин (Ор­ловский).

Дата добавления: 2015-11-04