Обходные пути через самостоятельные промежуточные цели 4 страница

Соответственно всему этому даже сторонникданной теории должен, насколько я понимаю, придти к тому выводу, что приводимые здесь описания опытов не оставляют никакого места для применения его объяснения. Чем больше он будет стремиться к чему-нибудь более ценному, чем простая схема его теории, а именно действительно продумать и показать, как каждый из этих опытов может быть объяснен и понят по его способу, тем яснее должно ему становиться, что он пытается сделать нечто невозможное. Он должен только все время придерживаться условия, чтобы разум, как понимание отношений в ситуации, не привлекался им даже в самой безобидной форме и даже в самомалейшей Детали опыта.^|3)

Кто с самого начала не уверен — как сторонники экономии научной мысли, — что только эта теория может быть применена к животным, тому я могу только посоветовать еще раз посмотреть описание некоторых опытов. Если он вынесет из этого чтения хотя бы самый отдаленный образ того, что дает непосредственное

Зак. № 175

наблюдение действительных процессов в совершенно непередаваемом виде, тогда он, может быть, почувствует, что по самому существу дела к этой действительности не подходят ни сама теория, ни даже столь распространенные выводы из нее; до такой степени раздельно противостоят друг другу наблюдение и толкование. К сожалению мы вынуждены прибегнуть к подобным странным и совершенно не вызываемым существом дела дискуссиям, благодаря тому, что психологические наблюдения расцениваются значительно ниже, чем общие принципы. Я не стану больше возвращаться в дальнейшем к этой теории и буду обсуждать опыты только с тех точек зрения, которые вытекают из них самих.

Эти рассуждения относительно принципа случайности еще не означают занятия той или иной позиции по отношению к общей ассоциационной теории, и мы указывали уже в самом начале, что вопрос, который мы рассматривали в настоящей книге, может быть разрешен в положительном или отрицательном смысле без того, чтобы тем самым было затронуто отношение наших опытов к ассоциационному учению. Мы остаемся при этом и сейчас. Принцип случайности навязывает нам по отношению к животным такое объяснение, которое с несомненностью исключает у них разум и тем самым затрагивает самое ядро нашего исследования. Теоретики ассоциационизма знают и при-знаютто, что у человека называют разумом, и утверждают, чтоони могут объяснить это, исходя из своих принципов, также хорошо, как самую простую ассоциацию по смежности (или репродукцию). В отношении поведения животных отсюда в крайнем случае следует, что они будут рассматривать поведение, имеющее разумный характер, совершенно таким же образом; однако это вовсе не значит, что у животного необходимо должно отсутствовать то, что у человека обычно называют разумом. Поэтому я могу воздержаться от дальнейшего рассмотрения этого вопроса и хочу только отметить, что с первой и непременной предпосылкой удовлетворительного объяснения разумного поведения, сточки зрения принципа ассоциации, является разрешение следующего вопроса при помощи ассоциационной теории: следует строго вывести из ассоциационного принципа, что представляет собою понимание существенного, внутреннего отношения двух вещей друг к другу (более обще: понимание структуры ситуации); при этом под «отношением» подразумевается взаимная связь на

основе свойств самих вещей, а не частное «одновременное или последовательное их появление». Эту задачу надо разрешить в первую очередь, потому что подобное отношение представляет элементарнейшую функцию, которая участвует в специфически разумном поведении, и нет никакого сомнения, что, между прочим, эти отношения постоянно определяют поведение шимпанзе. Они, следовательно, не являются чем-то данным помимо «ощущений» и и т. п. и наряду с ними в качестве других ассоциируемых частиц, но можно с совершенной строгостью доказать — и есть средства определить это количественно — что они сильнейшим образом определяют характерными свойствами своего протекания поведение шимпанзе и тем самым его внутреннюю динамику. Или ассоциационная теория в состоянии представить с совершенной ясностью «меньше чем», «дальше чем», «именно в том направлении» и т. д. соответственно их внутреннему смыслу, как ассоциации, возникшие в опыте — и тогда все будет хорошо; или же эту теорию нельзя рассматривать как удовлетворительное объяснение, если она не в состоянии объяснить действенности именно этих первичных моментов для шимпанзе (равно как и для человека):_ в последнем случае можно было бы допустить только соучастие ассоциационного принципа и кроме него следовало бы признать в качестве независимо действующего принципа, по крайней мере, все процессы другого рода, отношения и ее внешние связи.

Гораздо короче, чем теория случайностей, может быть обсуждено другое объяснение, которое нередко приходится слышать от неспециалистов и которое не будет принято всерьез никем, кто много экспериментировал над животными. Не могли ли шимпанзе когда-нибудь видеть до опытов подобные способы решения, выполняемые человеком, и не подражают ли они просто таким человеческим образцам.

Прежде всего, надо точно выяснить: в каком отношении эта мысль стоит к вопросу, обсуждаемому в этой книге: она только тогда может быть высказана в форме упрека, если «простое подражание» должно представлять собою процесс, лишенный всякого следа разумного понимания прежде виденного; ибо в ином случае вместо упрека мы имеем дело с чрезвычайно специальной попыткой объяснения наличного разумного поведения. Я предполагаю, что, благодаря такому толкованию так называемого упрека, до некоторой степени уменьшается склон-

8*

ность приводить его в качестве такового. Ибо внезапное, непосредственное выполнение относительно сложных действий, виденных когда-то, без следа разумного понимания и точно так, как если бы они были осмыслены, представляло бы явление, которое, согласно моим знаниям психологии, до сих пор никогда не наблюдалось ни у человека ни у животного и, следовательно, должно было быть введено здесь заново, в качестве гипотезы. И мне кажется, что здесь имеет место ошибка мысли следующего рода: для взрослого человека нет ничего легче, как «просто подражать» тому, что он видит или видел, как делает другой; всякий нормальный взрослый, если только имеется ктому повод, разумеется, «сейчас же повторит» такие действия, которыездесь производились шимпанзе; здесь можно действительно говорить о «простом подражании». Этот факт приводит, правда, при поверхностном мышлении, к уже упомянутому упреку, причем, применяя его к шимпанзе, упускают из виду, что подражающий человек, конечно, сам уже давно сдает большинство тех же самых действий, и уже, во всяком случае — поскольку образец не выходит за известные границы сложности — тотчас понимает, осмысленно схватывает, что означает действие другого, в какой мере оно является «решением» данной ситуации. Еще раз: до сих пор никакой опыт не показал нам, и маловероятно, что он покажет в будущем нечто столь удивительное, как обратная возможность для животного: воспроизводить ни в каком отношении и ни в одной своей части непонятные сложные способы повеления, сразу, как замкнутые в себе, ясные процессы, только потому, что оно раньше однажды или несколько раз сопереживало их оптически, к тому же после длительных промежутков времени, — потому что экспериментатор исключает всякую возможность подражания непосредственно перед подобными опытами (за исключением тех случаев, когда исследуется именно «подражание»).

Впрочем, мы снова возвращаемся ктому, что следует строго последовательно мыслить и не допускать в «подражании» участия ничего такого, что хоть в малейшей степени являлось бы пониманием виденного.

Даже зоопсихологи далеко не всегда достаточно точно принимают во внимание это фундаментальное различие между человеческим подражанием, известным как «простое», и тем, которое легко можно вызвать у животных; таким образом, мало

удивления вызвало то, что вначале обнаружилось в опытах, именно, что у животных, в общем, весьма плохо обстоит дело с таким, казалось бы легким, подражанием. Это удивление, вероятно, было бы значительно меньше, если бы заранее подумать о том, что человек сперва должен в какой-нибудь степени или части понять, прежде чем он вообще сможет подражать, ибо решающим здесь является исследование в близком к этому направлении: надо исследовать, должно ли также животное обладать известным минимумом понимания виденного, прежде чем вообще подражание становится возможным. Новые опыты американских исследователей установили с несомненностью — вопреки результатам Торндайка, — что подражание встречается у высших позвоночных, хотя оно отличается бедностью и вызывается с трудом. Сообщаемое ими хорошо согласуется с тем допущением, что животное должно проделать трудную работу для того, чтобы хоть что-нибудь, по меньшей мере, понять из образца, прежде чем может наступить подражание. «Простое подражание!». Всякому, кто еще не ставил опытов над животными, я могу только сказать: если дело происходит в действительности так, что животное, перед которым проделано решение, оказывается в состоянии сразу же выполнить его, хотя бы до того и не подозревало об этом, то в это мгновение мы бесспорно должны испытать истинное уважение к этому животному. К сожалению, нечто подобное случается даже у шимпанзе весьма редко и всегда только в тех случаях, когда данная ситуация, как и само решение, лежат приблизительно внутри тех же самых границ, которые существуют также и для вполне спонтанных действий шимпанзе. Легко видеть, до какой степени этот упрек далек от опыта.

У шимпанзе (и совершенно так же у других высших позвоночных) легко вызывается «простое подражание», поскольку имеются налицо те же условия, что и у человека, т. е. если поведение, которому они подражают, им до того свойственно и понятно, если при этихусловиях возникает какой-нибудь повод обратить внимание на другого (животное или человека) и заинтересоваться его поведением, то сейчас же возникает или «подражание» или «попытка такого же решения» и т. п. Что касается подражания, то у высших животных, по-видимому, существуют совершенно такие же отношения и качественные условия, что и У человека. Легко показать, что и человек не может тотчас «просто подражать», когда он не вполне понимает какой-нибудь процесс

или какой-нибудь ряд мыслей; я еще возвращусь к этому, когда речь будет идти о подражании шимпанзе.

Предвосхищая дальнейшее изложение, упомянем кратко, что у шимпанзе наблюдаются, примерно, четыре рода подражания; однако все эти наблюдения не позволяют даже думать, чтобы животные могли «просто подражать» описанным выше действиям в их существе, и притом подражать совершенно неосмысленно. Подобного рода процесса не бывает вообще у шимпанзе.

Помимо сказанного мы должны сделать следующие замечания, чтобы предварительно установить пределы для того, что могло бы быть перенято в какой-нибудь форме подражания:

1. На вопрос: могли ли животные уже однажды видеть, как человек выполняет нечто похожее на их действия, следует ответить в некоторых случаях с уверенностью положительным образом и даже больше: некоторые способы поведения животные должны были наблюдать уже до опытов, хотя и неизвестно, с какой степенью внимания. Почти невозможно, например, держать шимпанзе в неволе без того, чтобы никогда не происходило в его присутствии что-нибудь вроде употребления палки. Уже чисткаего клетки (метлаит. п.) приводит к подобным действиям, если ради этого не ввести какой-нибудь сложной системы и если попытаться запретить сторожу подобные вещи, то, во-первых, это делается слишком поздно (потому что подобная же возможность существовала уже при морском транспорте или раньше), и во-вторых, для непонимающего в чем дело довольно трудно действительно избежать подобных действий, потому что механизированное применение орудий происходит у человека помимо его сознания. Это следует принять в расчет. Не так легко они могли видеть употребление ящиков и т. п. в качестве скамеек, зато, напротив, очень вероятно, что животные до опытов имели случай видеть употребление лестницы. Мы обсудим в другом месте, в какой мере подобные образцы, за которыми не следует тотчас же возможность или повод для подражания, могут повлиять на позднейшее поведение животных; повторяю еще раз, что одно лишь присутствие при отдельных или многих случаях употребления орудий без малейшего следа понимания, по-видимому, имеет влияние равное нулю.

'Намеренного показывания животным, как я могу установить с полной
достоверностью, никогда не было, за исключением тех случаев, когда я сам добивался
всеми силами достигнуть чего-нибудь этим способом * :,s*~ > >,

2. В известном числе случаев, по-видимому, подражание всевозможного рода является исключенным по самой сути дела:

а) потому что данная задача еще никогда не могла быть
решена человеком в присутствии шимпанзе (стоит вспомнить об
использовании дверной створки, обопоражнении ящика, напол
ненного камнями, об описанном выше опыте с веревкой, протя
нутой наискось к решетке, и т. д.);

б) потому что человек никогда бы не напал на тот способ
решения, к которому прибегают животные (я напомню палку для
прыганья и хорошие ошибки: кто мог предварительно показать
животным, что надо приставить ящик высоко к вертикальной
стене или чисто оптически способом соединить две палки в одну,
более длинную, и т. д.).

При всем том уже здесь следует отметить: утверждали, что шимпанзе никогда не перенимает новые действия не только от своих сородичей, но также и от человека.

8. Оперирование формами

Во всех исследованиях интеллекта, в которых применяется оптически данная ситуация, испытуемый, если точнее вглядеться,должен, наряду с другими задачами, выполнить также задачу восприятия определенных форм или структур. Эти структурные моменты в большинстве описанных до сих пор опытов были настолько просты, что неопытный едва ли сумеет распознать в них характерные свойства структур: грубые дистанции (очень часто), отношение величин (например, в опыте с двойной палкой, отношение величины обоих отверстий), грубые исправления и всевозможные компоненты направления (опыт, приведенный нами в качестве образца в предыдущей главе, опыт со створками двери и др.). Однако, там где формальная задача предъявляла несколько большие требования, т. е. там, где обычно только и начинают говорить (не теоретически) о формах и структурах (в узком смысле), там всегда решение становилось для шимпанзе невозможным, и они начинали вести себя, не обращая внимания на тонкие детали в структуре ситуации, так, как будто бы все формы были даны ему en bloc, без всяких ясных внутренних очертаний. Так было со свернутым гимнастическим канатом, с намотанной проволокой, при постройке из ящиков. Между тем, ситуации, применявшиеся обычно до сих пор для исследования интеллекта млекопитающих, начиная с кошки и выше, содержали большей частью формы очень сложного рода, особенно всевозможные дверные запоры и т. д. Само собою разумеется, после всего, сообщенного до сих пор, что животные, стоящие ниже антропоидов, не понимают сразу этих приспособлений да и едва ли вообще когда-нибудь могут понять их. Я не мог применить при переходе к более трудным опытам с шимпанзе

материал, случайно выбранный по степени сложности; дальнейшие исследования и имеют своей задачей, по возможности, проследить постепенное усложнение первичных функций, которое обычно остается скрытым от самого экспериментатора, когда он ставит опыты с «отпиранием задвижки», «двойным запором» и т. п. Точки зрения, исходя из которых создается план исследования, должны быть психологического, а не технологического характера; если животное не открывает или открывает каким-нибудь образом сложный запор, для психолога остается совершенно неясным, чего же собственно в психологическом смысле животное не могло сделать, или что оно каким-нибудь образом сделало.

Следующие опыты показывают, в каком направлении нужно идти дальше, чтобы найти высшие, но все еще достаточно ясные для наблюдения и понимания функции, экспериментальные ситуации.

Чего проводит свой первый опыт с палкой и приближает (2. III. 1914)фрукты палкой попрямойлинии к решетке, за которой она находится. Теперь нижняя часть решетки покрыта еще одной густой проволочной сеткой с узкими отверстиями, так что животное не может схватить фрукты, которые оно подтащило к себе, хотя они лежат совсем рядом с ним, ни через узкие отверстия, ни сверху над сеткой, так как последняя слишком высока, чтобы его рука могла при этом достать до полу. Сбоку, примерно, на расстоянии 1 м сетка не так высока. После того, как Чего однажды напрасно работала палкой внизу, она тотчас же снова берет палку рукой, катит цель ясным непрерывным движением в сторону, к более низкому месту сетки (следовательно, прочь от своего теперешнего места), затем быстро подходит сама к тому же месту и теперь может без труда завладеть фруктами.

Совершенно так же ведет себя Султан (17. III). Палка привязана к веревке, а последняя прикреплена к раме решетки. Снаружи лежит цель, но низ железной решетки снова покрыт густой проволочной сеткой, так что животное может через нее просунуть палку, но не может, приблизив цель к самой сетке, Достать ее. Султан берет палку и весьма определенным движением катит цель в сторону к дыре, которая имеется внизу в проволочной сетке и сквозь которую он может прямо с земли схватить ее рукой. Замечательно, особенно для теории случайности, что Султан, после того, как заботливо подкатил цель к

отверстию, бросает палку, подходит к отверстию, протягивает руку наружу, пытаясь схватить цель, и так как он не может этого сделать, сейчас же возвращается за палкой и подкатывает цель еще ближе к отверстию, так что он можеттеперь сквозь отверстие достать фрукты.

Если бы животное начинало работать не с этого места у решетки, прямо против которого лежит цель, но с самого начала с того места, где в только что описанных опытах оно просовывало руку, тогда животное в течение всего процесса сидело бы, повернувшись в сторону к цели, и притягивало цель почти прямо к себе, не совершая наблюдавшегося нами обходного пути. Чтобы помешать Султану действовать таким образом, палка была посредством веревки укреплена так, что ее нельзя было применить с того второго места, так как веревка не доходила туда. При нашей постановке опыта оба животных катили цель прочь от себя под углом 90градусов до 180 градусов, если мы 0 градусами обозначим направление цель—животное, в котором естественнее всего было бы действовать палкой. Следовательно, как и в прежних опытах с обходным путем, перед нами случай, когда действие, рассматриваемое само по себе, является бессмысленным, даже вредным, но в соединении с другим («позже подойти к другому месту и там взять цель рукой») и только в этом соединении становится осмысленным: целое дает единственную возможность решения, могущую придти в голову. В одной из предыдущих глав я рассматривал это обстоятельство, как самое характерное для обходных путей, но там нельзя было вывести никаких заключений оживотных. Согласно разъяснениям, сделанным в предыдущей главе, мы могли, во всяком случае, поставить вопрос: первая часть а процесса опыта («откатить к другому месту и прочь от себя») не может осмысленно возникнуть одна, потому что, взятая отдельно, она, скорее, вредна, чем полезна; однако часть b («подойти кдругому месту и схватить цель») еще не принимается в расчет — мыслимо ли, что (а, Ь) возникает у животного (или у человека) как замкнутый в себе план действия из осмысленно рассматриваемой ситуации? Я именно не вижу другого пути объяснения, раз начало действия, будучи изолировано, не имеет ничего общего с решением задачи и даже, видимо, противоречит ему, — следовательно, не может осмысленно возникнуть как изолированная часть. Поэтому реально требуется целое, которое, так сказать, определяет свои «части» для того, чтобы вообще мог

осмысленно возникнуть такой процесс, который нами описан. Структурная теория знает целые, которые являются чем-то большим, чем «сумма их частей»; здесь же требуется целое, которое даже в известном смысле противоположно одной из своих частей, и это кажется очень странным выводом. Если попытаться физиологически объяснить возникновение осмысленных решений, это могло бы быть хорошим пробным камнем для всех теоретических построений.

С функциональной стороны только что описанное поведение можно рассматривать с двух относительно простых точек зрения. Можно сказать, что животное умеет находить обходные пути с помощью палки в качестве орудия, как и действительные пути для собственного тела — эта возможность выявилась в самом опыте еще недостаточно ясно — и второе: применение палки совершается в расчете на позднейшее, совершенно иное действие (изменение собственного местоположения), которое может действительно наступить только вслед за ним, как заключительная часть всего процесса. Обратимся к ближайшему исследованию первой возможности.

Легко может показаться, что обсуждение этого первого момента относится не сюда, так как здесь к животным должны быть предъявлены большие требования. При самой легкой форме исследования этого общего типа можно установить обходные пути уже в опытах с собаками и в очень ограниченных размерах—даже с курами. Можно поэтому подумать, что нет большой разницы втом, должен ли быть пройден обходный путь самим животным или рукой, держащей орудие; если только в этом последнем случае само по себе употребление орудия знакомо, тогда прокладывание обходного пути — хорошо знакомое по собственным движениям — должно было бы удаваться само собой. И в действительности, при логизированном понимании сущности разумного поведения, может быть, и можно было бы сделать такой вывод. Но здесь, как и вообще в высшей психологии, даже разумное поведение, интеллектуальная операция, не поддается интеллектуалистическому толкованию». Во всяком случае, шимпанзе очень далек от того, чтобы совершать требуемые ситуацией обходные пути орудиями (вообще вещами) столь же легко, как он это умеет делать при движениях собственного тела. Я опишу исследования, которые были произведены в этом направлении сначала над самым спокойным и кротким живот-

ным, над Нуэвой. Она сидит за решеткой, снаружи перед ней (в 45 см) на земле стоит сооружение в форме квадратного выдвижного ящика (сверху открытого), у которого не достает одной боковой стенки; ящик имеет 38 см в длину, три вертикальные стенки — б см в вышину; эта «обходная доска» установлена на голом грунте так, что ящик открытой стороной (см. рис. 17) обращен в противоположную от животного сторону (нормальное положение).

В Ц экспериментатор кладет цель (бананы) и затем дает Нуэве в руки длинную палку (18. III). Она тащит цель, прямо к себе (0 градусов), очень скоро не может тащить ее дальше—потому что передняя стенка преграждает дорогу — и приходит в большое смущение; она жалуется и просит, но не получает никакой помощи. Наконец, она снова схватывает палку и опять старается притащить цель под углом в 0 градусов. Затем поведение сразу меняется: она уже ставит палку не позади цели, а перед ней, и не тянет ее, а толкает ее несколько раз, заботливо пристраивая палку, со всей уверенностью, к открытой стороне (обращенной в противоположную от нее сторону), т. е., примерно, под углом в 180 граудсов. Это осмотрительное и равномерное движение продолжается почти до края доски, где без всякого скачка, без изменения в общем поведении животного, палка помещается сразу позади цели, и животное оттягивает цель назад на несколько сантиметров (около 5). «Поворот» длится только несколько мгновений, затем снова совершенно ясно животное начинает отгонять цель к отверстию, цель спокойно равномерными движениями скатывается с доски на землю в сторону, и, наконец, животное по кривой (слева от негояя и так всегда) удачно придвигает цель к

себе.

При повторении опыта через несколько минут животное сейчас же проводит цель по всему обходному пути, без одной ошибки, ясно начинал его под углом в 180 градусов.

Повторение на следующий день: Нуэва сперва тащит цель к себе, под углом в 0 градусов, затем еще до того, как цель доходит до преграждающей путь вертикальной стены, резко изменяет направление движения на обратное, и равномерно гонит прочь от себя цель на протяжении большей части доски, на мгновение делает, как и накануне, поворот и затем снова возвращается к гладкому и заботливому проведению кривой пути. (Повторение через несколько минут: ясное решение без одной ошибки).

(20. III). Обходная доска имеет площадь в 50 кв. см, требуемый обходный путь, следовательно, становится, соответственно, длиннее. Нуэва начинает действовать под углом в 0 градусов, внезапно поворачивает (опять не доходя еще до стенки) и заботливо и спокойно проводит цель по обходному пути до того места, где она может достать ее. (Повторение через несколько минут: безошибочное решение).

Повторение 28/Ш. Начинает с 0 граудсов, сразу переходит к 180 градусам. Когда цель обходит угол доски — боковая стенка преграждает путь палке, животное решительно, но спокойно отодвигает палкой всю доску в сторону и затем ведет цель без помехи дальше.

Описанное только что поведение Нуэвы гораздо яснее, чем все, чтовдальнейшембудетрассказаноодругихживотных, и оно уже достаточно отчетливо показывает, что единственное возможное вданном случае решение, наступающее действительно после более примитивного поведения вначале, может быть осуществлено, только при преодолении сильного противодействия. Несомненно, что оно возникает у Нуэвы совершенно осмысленно: так ясно новое направление движения (180 градусов) отделяется от прежнего (0 градусов) и так мало здесь может идти речь о Диффузных пробах. Но то, что проходит долгое время, пока это решение вообще находится, то, что после первых примитивных попыток животное остается в течение долгого времени беспомощным, что еще после шести опытов вначале возвращается направление под 0 градусов, раньше чем внезапно возникает Решение, — все это составляет довольно резкий контраст с той естественной легкостью, с какой шимпанзе пробегают или караб-

237,

каются по обходному пути к цели. Замечательный «поворот», который наблюдается еще при третьем опыте (на второй день), показывает далее, что выполнение решения продолжает быть трудным даже после того, как оно уже возникло со всей определенностью и продвинулось на значительное расстояние. Это моментальное и пространственно очень ограниченное обратное движение не имеет ничего общего со случайными вопросами. Я мог бы лучше всего охарактеризовать его при помощи приблизительной аналогии: если человекдолжен сразу выполнить движения, которые вообще не требуют от него никаких усилий, наблюдая их в то же время в зеркале, то, как известно,¹ часто происходит навязчивое изменение направления действия на обратное, потому что нарушено нормальное соотношение между оптикой и моторикой. Когда Нуэва впадает на мгновение в нормальное направление, таща цель к себе, у наблюдателя создается впечатление, что само животное ориентируется в этом измененном направлении только после того, как цель действительно прошла небольшую часть пути под О градусов. В последующих опытах это явление не только повторяется снова, но оно усиливается, доходя до парадокса. Только одно единственное животное, а именно — умный Султан, выполнило решение при нормальной постановке доски. Его поведение при этом замечательно не только тем, что оно невыгодно отличается от поведения Нуэвы (18.11). Ставится доска в 38 кв. см, она лежит на несколько большем расстоянии от решетки (55 см). Султан тянет банан к себе (0 градусов) и старается поднять его через край доски; так как здесь, благодаря вертикальной стене, его совсем нельзя достать концом палки, наблюдатель кладет банан обратно на первоначальное место; теперь Султан двигает его в сторону (примерно 90 градусов) к стене, и, когда цель приблизилась к ней, начинает поднимать ее концом палки, выбрасывает ее действительно наружу, и теперь на свободной земле он легко может притянуть ее к себе. Маленький вертикальный обходный путь (6 см) через край стенки кажется возникает сам собою: кактолько плодлежит у стены, на место толкающих движений отчетливо выступают движения поднимающие.

До сего времени совсем не происходило действий в направ-

ься и я не ошибаюсь, этот опыт исходит от Л пха.

пении к открытой стороне. Поводом к их появлению явился случай, который оказал сильную помощь в самой общей форме. (Новая цель). При торопливых движениях, которыми Султан очень невыгодно отличается от Нуэвы в том же опыте, и, благодаря многим напрасным усилиям сделать как можно скорее, эластичный плод подпрыгивает невысоко вверх с доски и, падая вниз, катится немного к открытой стороне: Султан сейчас же изменяет свое поведение, толкает цель дальше наискось наружу и потом притягивает ее по изгибающейся кривой к себе. Совершенно то же самое происходит при последующем повторении, а именно, животное работает сначала, как бы ничему не научившись, в направлениях, лежащих между 0 градусов и 90 градусов, пока случайно, сильным толчком палки банан не откидывается на некоторое расстояние к открытому краю: в то же мгновение Султан опять меняет свое поведение и ясно решает задачу. Она сделалась на этот раз, во всяком случае, легче, и именно потому, что после случайного приближения цели к краю, кривую обходного пути не нужно больше вести под углом в 180 градусов, т. е. в том направлении, которое при опытах с другими животными оказывалось особенно трудным (ср. ниже).

Дата добавления: 2015-10-28