Обходные пути через самостоятельные промежуточные цели 3 страница

Вообще, трудно бывает оспаривать такие доводы, которые не относятся к области, практически доступной для исследования: при таком положении вещей не удается доказать шаткость аргументов, даже если мы переступим границы опыта, ибо шимпанзе, подвергавшиеся исследованию, жили без всякого

контроля в течение ряда лет в лесу на западном берегу и там уже сталкивались со многими вещами, которые похожи на встречавшиеся в некоторых опытах. Поэтому, во всяком случае, следует обсудить, не влияет ли это обстоятельство на значение и фактическую ценность производимых опытов.

При этом следует твердо помнить два положения, иначе самый предмет обсуждения теряет свою ясность:

1. Если животным и до опытов приходилось иметь дело с отдельными предметами или ситуациями, то это еще не имеет никакого непосредственного отношения к нашему вопросу. Прежняя «опытность» животного в том только случае могла бы несколько умолять значение опытов, если бы в этот предшествующий период оно выработало в точном соответствии с теорией, путем случайности и отбора удачного, бессмысленные сами по себе, но практически ценные движения, которые по внешней форме походят на поведение животного, наблюдаемое во время опытов. Я весьма далек от мысли утверждать, что животным, с которым производились опыты, описанные во второй главе, никогда до опытов не попадалась в руки палка или т. п.; наоборот, я считаю само собой разумеющимся, что все это происходило с каждым шимпанзе, начиная с определенного, очень раннего возраста; ему, наверное, не раз приходилось, играя, подхватывать какой-нибудь сучок, царапать им по земле и т. д. Ведьтожесамое мы можем наблюдать и у детей в возрасте до одного года: последние тоже приобретают известную «опытность» в обращении с палкой прежде, чем начинают применять таковую в качестве подсобного инструмента, чтобы достать предметы, до которых они не могут дотянуться. Но так как из этого не следует, что они дошли до применения орудий просто благодаря чистой игре случая, путем совершенно неосмысленной самодрессировки, что два и четыре и двадцать лет продолжают также бессмысленно воспроизводить такие движения, то столь же мало оснований мы имеем для того, чтобы делать подобные выводы по отношению к шимпанзе, исходя из того лишь факта, что палка не впервые попадает ему в руки во время опыта.

2. Целью настоящего труда ни в коем случае не является стремление доказать во что бы то ни стало, что шимпанзе в отношении умственных способностей представляет собой какое-то чудо, наоборот, нами уже неоднократно отмечалась узкая ограниченность (по сравнению с человеком) его действий. (В,

настоящее время приходится оговаривать в серьезных работах, что шимпанзе, например, до сего времени не проявляли ни малейшей склонности или таланта к изучению правил извлечения корня 4-й степени или эллиптических функций).

Мы хотим выяснить только, встречается ли вообще у шимпанзе разумное поведение; разрешение этого принципиального вопроса представляется нам для данного момента гораздо более важным, чем точное определение наличной степени у них интеллекта. С другой стороны, и для сторонников теории случайностей, поскольку таковая рассматривается здесь как общий объяснительный принцип, дело идет тоже не о том, чтобы только снизить количество разумных действий животных в течение опытов: для того, чтобы выиграть спор, эта теория должна истолковывать по своему способу все опыты без исключения; и если при этом оказалось бы, что часть наблюдений укладывается в рамки этой теории, а другие не допускают такого объяснения, ееделобылобы проиграно. Если бы это дело произошло насамом деле, т. е. если бы была поколеблена всеобщая значимость этого принципа, уменьшилось бы стремление рассматривать в качестве случайно образовавшихся навыков такие способы поведения животных, которые, хотя и можно было бы втиснуть в схему этой теории, но некоторые по самой природе своей ни в коем случае не допускают такого неправильного толкования.

Прошлое животных до начала опытов не вполне известно. По крайней мере, с начала 1913 года за ними было установлено точное наблюдение, и мы можем считать исключенным, что еще за полгода до этого животные могли привыкнуть к ситуациям, встречающимся в опытах, так как они содержались в течение этого срока в тесных клетках, где не было никаких «предметов» (в Камеруне, во время путешествия, и на Тенерифе).

Согласно сообщению моего предшественника, Teuber'a, обращение с орудиями в течение года, предшествовавшего описанным опытам, не выходило из рамок простого употребления палок без особых усложнений (удлинение руки и употребление палки для прыжка) у Султана и Раны, случайного перебрасывания камнями, а равно одного случая изготовления орудия в описанном выше смысле (Султан разбирает прибор для вытирания ног).

Во всяком случае, важно следующее обстоятельство: если дело идет только о принципиальном решении вопроса, о котором

идет речь, то объяснения, даваемые этой теорией, не должны содержать ни малейшего намека на разум — даже в самом скрытом месте или под самым безобидным покровом. Ведь все, по малейших подробностей, должно было возникнуть из действительно случайных элементов, объединиться путем возможных в каждом данном случае комбинаций и подвергнуться упражнению для того, чтобы могло возникнуть якобы замкнутое в себе и осмысленное течение опыта. Поэтому для того, чтобы иметь право серьезно утверждать, что тот или иной, или, скорее, все наблюдавшиеся здесь процессы возникли и развивались в соответствии с принципами теории,—необходимо вообще допустить, что в прошлом был не один случай подобного поведения при сходной ситуации, а целый ряд повторяющихся случаев.

Выше я указал, что общие принципы высшей психологии во многом имеют тенденцию скорее скрывать, чем разъяснять нам те вещи, о которых идет речь. Пример: если говорят, что объективно целесообразное употреблен ие палки, как орудия для доста-вания иначе недосягаемых предметов, образовалось благодаря игре случая и отбору под влиянием успеха, это звучит достаточно точно и удовлетворительно, однако, при ближайшем рассмотрении наша удовлетворенность этим общим принципом быстро исчезнет, если мы действительно серьезно будем придерживаться условия «ни малейшего следа разума». Допустим, например, что животное случайно схватило палку в то время, когда по соседству лежал плод, которого нельзя было достать иным способом. Так как для животного не существует никакой внутренней связи между целью и палкой, мы, следовательно, и дальше должны приписать исключительно случаю, что оно среди огромного множества других возможностей приближает палку к цели; ибо мы совершенно не должны непосредственно допускать, что это Движение совершается сразу как целое. Когда конец приблизился к цели, палка, которая для животного не имеет никакого отношения к цели, — ведь животное «ничего не знает» о том, что оно объективно несколько приблизилась кдостижению цели,—может быть отброшена назад или протянута по всем радиусам шара, Центром которого является животное, и случаю надо немало потрудиться над тем, чтобы из всех возможностей этого рода осуществилась одна, именно, чтобы конец палки был поставлен позади цели. Это положение палки, однако, опять-таки ничего не говорит животному, лишенного разума; теперь, как и раньше,

могут возникнуть различнейшие «импульсы», и случай должен исчерпать почти все свои возможности, пока животное не сделает случайно именно то движение, которое с помощью палки чуть-чуть приблизит цель. Но животное также совершенно не понимает этого как улучшение ситуации; оно ведь вообще ничего не понимает, и исчерпавший свои силы случай, который смог совершить все то, в чем отказывают самому животному, должен и дальше еще оберечь животное от того, что оно теперь бросило палку, оттащило ее назад и т. п., должен содействовать тому, чтобы животное сохранило верное направление при движении и при дальнейших случайных импульсах. Могут сказать, что существуют весьма разнообразные серии (комбинации), импульсов которые содержат в качестве последних элементов, напр. следующие: «поставить палку позади цели» и после «объективно подходящий импульс». Это — верно, и возможности, и возможности, которые открываются перед нами случаем, когда он должен произвести свою большую работу, становятся, благодаря этому, несколько богаче. И все же мы не доставляем ему этим никакой экономии, потому что огромное число этих комбинаций естествен но должны содержать объективно совершен но бессмысленные части, которые лишь возникают в такой последовательности, что весь ряд, в конце концов, замыкается двумя упомянутыми выше элементами. Поэтому, если первые счастливые комбинации, в конце которых стоят эти элементы, то случай должен выполнить огромную работу при помощи очень большого числа дальнейших удачных опытов, пока под влиянием успеха (вначале, конечно, в высшей степени редкого) не возникнет совершенно гладкий, вполне похожий на разумный, процесс; ибо употребление палки, как оно здесь в первый раз наблюдалось, не содержит ни в одном случае совершенно ложных компонентов даже тогда, когда (как у Коко) слабость рук и неловкость являлись некоторой помехой.

Здесь может быть сделано возражение, что нами не принято во внимание стремление к цели, более общий «инстинктивный мотив», действующий в этом направлении. На это следует ответить: Во-первых, мы, конечно, допускаем, согласно этой теории, для тела животного, для иннервации его членов, носовсем недля палки, которую оно случайно берет в руки. Поэтому я спрашиваю: почему, когда животное, следуя этому импульсу, протягивает для схватывания руку в направлении к цели (объективно), оно

олжно тогда держать в руке чуждую его инстинкту палку, а не наоборот, раскрыть эту руку для схватывания, как оно обычно это пелает, и, следовательно, бросить палку? Ибо палка все время (для животного) не имеет ничего общего с целью. Если все же, вопреки требованиям теории, животное удержит палку в руке, то и это оно может сделать самым различным образом, так как у него отсутствует всякий след разума; оно может держать ее, взявши за середину, так что палка окажется фронтально параллельной телу или направленной в какую-нибудь сторону; оно может схватить ее за конец, так что другой конец будет обращен назад (к животному), вверх, в небо, или вниз, перпендикулярно к земле, при самых обычных способах обхвата и т. д. и т. д. Ибо, если не дано ничего кроме телесного импульса в (объективном) направлении к цели и случайных реакций — успех начинает действовать самое раннее, только после одной счастливой комбинации, —. разум же, напротив, совершенно исключен, тогда всякое положение палки равноценно со всяким другим, границы для возможных положений определены исключительно работой мускулов, и случаю, который уже вопреки теории всунул палку в руку, остается еще много сделать, пока сможет хоть несколько раз придать верное положение палке, затем постепенно в соединении со случайным успехом элиминировать непригодные элементы и создать достаточно полную имитацию разумного образа действия. Наконец, можно бы еше возразить, что нет вовсе надобности в том, чтобы успех совпал с такого рода действием, но вначале могли случайно выработаться различные составные части, а эти последние могли бы затем позже и легче объединиться в сложное действие. Это соображение в действительности, однако, не помогает делу, так как комбинации, соответствующие этим предполагаемым частичным действиям, хотя и не могут замкнуться в прочно соединенные части процесса — единственное, что могло бы помочь делу,—потому что не достает «успеха», от которого, согласно теории, зависит связь отдельных импульсов. Что в том, если животное случайно однажды доведет дело до того, что один конец палки будет помешен позади цели? Это не есть еще успех ^в смысле теории, ибо, поскольку, согласно ей, у животного нет ни малейшего следа разума, случай должен сейчас же продолжить работу и комбинировать до счастливого конца, пока цель и животное не встретятся, или же: случай сворачивает сейчас же

вслед за этим на объективно совершенно неподходящие импуль^

сы; тогда — согласно теории — вообще не возникает тенденции повторять возникшую комбинацию, конечным элементом которой является «конец палки позади цели».

Теория случайности, выдвинет много других попыток объяснения, потому что ее считают особенно точной и в высшей степени согласной с требованиями естественно-научной мысли; именно поэтому многие, наверное, были бы удовлетворены, если бы не только употребление палки, но и все наблюдавшиеся в опытах действия были бы объяснены подобным образом. Однако, насколько ничего нельзя возразить против этой теории там, где случай действительно легко приводит к успеху (например, когда животное, запертое в тесном ящике, слепо рвется наружу и в беспорядочных движениях этого рода между прочим задвигает задвижку, которая открывает дверь), настолько же ее возможности при объяснении таких же опытов, какие описаны здесь, несостоятельны именно с естественно-научной точки зрения.

Естественно-научные положения, с которыми мы здесь вступаем в конфликт, суть те же самые, которые привели Боль-цмана (Boltzmann) к самой широкой и до сих пор самой значительной формулировке второго принципа термодинамики. Согласно ему, в физике (и теоретической химии) считается невозможным, чтобы в области ее явлений из большого числа случайных (независимых друг от друга), упорядоченных и одинаково возможных элементов движения в процессе комбинирования случайно возникло единое, направленное общее движение. Например, при броуновских молекулярных движениях не может случиться, чтобы отдельная частичка, которая случайно и беспорядочно смещается туда и сюда, внезапно продвинулась бы на один дециметр в прямом направлении; если это произойдет, то это будет, несомненно, означать наличие «источника ошибки», т. е. вступление влияния, не вытекающего из законов случайности. Нет никакого принципиального различия в том, идет ли дело о броуновскихдвижениях или о выдвигаемых этой теорией случайных импульсов шимпанзе, ибо основные положения второго принципа (по Больцману) отличаются столь общим характером и столь необходимо распространяются за пределы термодинамики на всю область случайных явлений, что они могут быть применены и к нашему (воображаемому) материалу, к «импульсам». Поэтому тот, кто вздумал бы нас упрекать в игре аналогиями, без сомнения, неправильно понимает основные положения

Больпмана (и Планка). Напротив, верно то, что между нашим случаем и случаем из термодинамики существует количественное различие: в какой степени невероятно (до совершенной практической невозможности) возникновение специальной комбинации, это зависит от числа или качества независимых элементов, которые участвуют в комбинации. Легко видеть, что в этом отношении то, что «невозможно» в термодинамике, не вполне совпадает с тем, что невозможно в опытах с животными (как это описано в опыте с употреблением палки), так как мы здесь имеем дело с меньшим числом членов (возможных импульсов), которые по сравнению с цельным процессом еще относительно очень многочисленны. Входе наших рассуждений и принципиального обсуждения положений, соответствующих рассматриваемой теории, ничто, конечно, не изменится благодаря этому, если мы только будем держаться того, чтобы исключать влияние неслучайных сил, и потому продумывать каждый отдельный случай в согласии с неумолимыми требованиями теории, как мы это сделали выше по отношению к употреблению палки.

Ни общая целенаправленность «инстинктивного импульса», ни дальнейшее преобразование «при отборе путем успеха» ничего не изменяют в этом неблагоприятном положении вещей; первое—по вышеприведенным основаниям, второе — потому что оно требует сначала в течение длительного периода счастливых случайностей, которые не всегда возможны и без которых «успех» вообще не может действовать.

Так как подобные рассуждения развивались при обсуждении эволюционных проблем Бергсоном, а еще раньше Э. Гартманом и играют большую роль в виталистической литературе, я считаю уместным сделать следующее замечание: Э. Гартман считает невозможным, чтобы птица случайно находила свое гнездо, и заключает, что здесь действует «бессознательное»; Бергсон считает упорядочение элементов одного глаза слишком невероятным и поэтому заставляет «Elan vital» (жизненный прорыв) произвести чудо; неовиталисты и психовиталисты также неудовлетворены Дарвинистской случайностью и считают необходимым допустить вообще в специфически живом «целеустремительные силы», в общем, того же рода, что и человеческое мышление, которые, во всяком случае, не обнаруживают его свойства — быть переживанием. Эта книга имеет к указанным направлениям мысли только то отношение, что здесь, как и там, отвергается теория случайнос-

ти. Но переход от отклонения этой теории к признанию одного из вышеуказанных учений считается почти обязательным и поэтому я должен подчеркнуть, что вовсе не существует альтернативы: случайность или агенты, стоящие по ту сторону опыта. В этом противопоставлении заключается фундаментальная ошибка, полагающая, что все процессы в неживой природе должны рассматриваться, как подчиненные законам случайности, в то время как уже в физике многие процессы не имеют ничего общего со случаем. Поскольку, не вся физика заключается в учении о беспорядочных тепловыхдвижениях, поскольку нет совершенно никакой необходимости переходить от соображений, выдвинутых выше против теории случайности, к допущению сверхопытных агентов. С точки зрения физики, как раз и кажется поразительным то, что обычно говорят «или-или» там, где еще существуют совершенно другие возможности.

Мне кажется, я показал, что теория случайности может считаться точной и пригодной далеко не для всех случаев и что при объяснении таких действий, которые здесь описаны, к случайности предъявляются совершенно произвольные требования, в то время как естествознание не допускает подобного доверия за известными пределами. Поэтому следует еще раз бросить взгляд на самые опыты.

Согласно теории мы ни в коем образе не должны видеть в них впервые возникающий процесс, но, —должны рассматривать их как продукт частого повторения. Например, объективно правильное употребление ящика или т. п. в качестве скамьи едвали могло образоваться раньше, чем, скажем, после пятидесяти повторений. По крайней мере, столь же часто, и как раз в то же самое время, что и ящик и т. п., должнабыла встречаться высоко подвешенная цель, которую животное не могло достать более простым способом. Подумайте только, как невероятно уже одно то, что животное в этой ситуации вообще возьмется за орудие и станет им двигать, поскольку у него отсутствует даже всякий след разума. Чем больше мы углубляемся в обдумывание опыта — а это следует сделать—тем больше мы склоняемся к тому, чтобы считать необходимым в поведении гораздо большее число повторений.

Это же более близкое рассмотрение отдельных опытов показывает, однако, что большей частью нет налицо самопростейших предпосылок для такого распространенного толкования случайности. Как часто вообще шимпанзе мог в естественных

условиях своей жизни попадать в положение, когда, например, он нуждался бы в скамейке для высоко подвешенной цели, т. е. висящего на дереве плода? Обходный путь в буквальном смысле слова, как способ решения задачи, появляется у шимпанзе легче и раньше всякого употребления орудий; всегда, когда подобный обходный путь кажется нам только отдаленно возможным (и даже за этими человеческими границами), для этих животных не существует вообще никакого замешательства и уже, конечно, никаких особых «импульсов», они сейчас же устанавливают обходный путь. В начале опытов моей главной задачей и было как раз сделать для них невозможным этот легкий образ действия. Если дело идет о деревьях — а где иначе может в камерунском лесу что-либо высоко висеть — я утверждаю, что едва ли существует для шимпанзе нечто такое, чего они не могли бы достичь каким-нибудь обходным путем. Надо хоть раз посмотреть, как даже плохой гимнаст из шимпанзе (например, Султан, которого я иногда свободно выпускал наружу) перепрыгивает с дерева на дерево, как будто падает, спускается и т. д.; как он удерживается на тонком стволе дерева, не имеющем ни одного настоящего сука, а только листву и тончайшие ветки; как сразу падает и все же, примирившись в одну ничтожную долю секунды, ловко задерживается, чтобы опять благополучно качаться, прыгать и падать, пока он не останавливается на прочном месте там, где он хочет. Я должен совершенно отвергнуть предположение (для случая с употреблением ящика), что животным достаточно часто встреча-лисьслучаи, когда они, вследствие исключения естественных для них гимнастических обходных путей, оказывалисьбы вынужденными комбинировать другие «группы импульсов». Они, разумеется, всегда обходятся без скамьи, и только экспериментирующий человек ставит их впервые в такие положения, где подобные обходные пути или объективно невозможны или исключены (благодаря запрету человека). То же самое надо сказать и относительно употребления палки для доставания иначе недосягаемых предметов (на Тенерифе у Чего мы не наблюдаем ничего похожего до опытов, Нуэваи Коко подвергались испытанию, кактолько °ни прибыли), относительно отодвигания ящика, который стоит на пути к решетке (на свободе шимпанзе, конечно, изобретает тотчас же обходные пути вокруг каменных глыб или толстых Древесных стволов), а так как известное число дальнейших °пытов предполагает соответствующее употребление палки и

ящика,той им недбстаёт по тем же основаниям той йредыстор&Ш,
которая необходима для выработки удовлетворительной комби
нации импульсов. *

Еще раз: различного рода предметы были уже до опытов так или иначе знакомы шимпанзе, но между простым схватыванием палки и ее «как бы осмысленным» применением лежит огромное расстояние. Если же в дальнейшем оставить эту теорию и спросить, не случалось ли, например, Нуэве уже когда-нибудь прежде в осмысленной игре передвигать палкой камень, то, конечно, при измененной таким образом постановке вопроса нельзя дать точного ответа. Потому что, уже при самом малом разуме становится вполне возможным многое такое, что никогда не может произойти по чистой случайности. Я был бы склонен даже ответить на этот вопрос положительно, так как мне приходится ежедневно наблюдать, что подобные вещи нередко происходят в игре животных, в которой они очень хорошо понимают, что делают.

Но если в этом можно сомневаться, то, мне кажется, не может быть никаких сомнений втом положении, что в отдельных случаях животное или вообще в первый раз встречается с данной ситуацией, или же, самое большее, могло пережить лишь единичные случаи подобного рода. Примером может служить опыт, описанный выше в виде образца. Кто решится серьезно утверждать, что хоть одно из животных находилось в сходном положении еще до нашего испытания? Находилось ли животное в помещении, отграниченном от остального пространства плоскостью (решеткой), имело ли оно дело с укрепленной снаружи веревкой, протянутой наискось сквозь решетку, в середине которой был завязан плод, так что только определенный поворот веревки мог привести к достижению цели? Если даже опыт и является очень простым, это не значит еще, что он встречался животному до этого, и все же четверо из них, независимо один от другого, внезапно находят принципиально правильное решение. Никогда до опыта животное не имело дела с целью, подвешенной против дверных петель, и все же дверь тонко и сразу замечается и сейчас же вслед за этим открывается в процессе ясного решениям. Если отвлечься оттого, как Султан вообще доходит до употребления ящиков, то остается все же следующий вопрос: что побуждает его вынимать камни, положенные в виде груза, когда однажды был произведен соответствующий опыт? Где он мог

иметь случай для слепого комбинирования в этой ситуации? Далее, несомненно, что только в единичных случаях и далеко не столь часто, как полагалось бы по теории, могло случиться, что Нуэва не могла достать до цели слишком короткой палкой и что совершенно случайно более длинная палка лежалатак близко, что животное могло достать ее с помощью короткой и т. д. — конечно, все это при помощи случайных импульсов.

Только с чрезвычайным усилием можно такдолго аргументировать против объяснения, для которого наблюдения не дают ни малейшего повода. Я еще раз в заключении обращаю внимание на характер этих наблюдений, который говорит больше, чем все подобные аргументы, и на его противоречия с требованиями этой теории.

1. Животные должны были прежде случайно выработать путем дрессировки такое решение; мы наблюдаем, говорят нам, в высшей степени легко протекающий процесс — продукт упражнения, — который имеет, благодаря этой величайшей легкости протекания, совершенно такой же вид, как и осмысленное решение. Но самые лучшие, самые ясные решения, которые я наблюдал, наступали часто совершенно внезапно после того, как животное в начале опыта, а в отдельных случаях часами, пребывало в полной беспомощности. Кто склонен рассматривать первый опыт Чего (ящик на пути к решетке) или первый опыт с ящиком Коко (употребление его в качестве скамейки), как воспроизведение бессмысленного продукта длительной дрессировки, тот вступает в противоречие с непосредственным впечат-г лением, которое производит это поведение на наблюдателя.

2. Животные должны образовать путем отбора удачных «импульсов» известный процесс, укрепить и сгладить его настолько, чтобы быть в состоянии производить его теперь в этой форме совершенно гладко. Этому требованию не соответствует ни один из всех наблюдавшихся опытов, так как почти ни один не протекал два раза одинаковым образом, напротив, отдельные Движения обычно сильно менялись от опыта к опыту: дверь повертывается одинаковым образом, как тогда, когда животное стоит на полу, так и тогда, когда оно сидит на ней сверху; ящик, преграждающий дорогу, отодвигается от решетки под углом или опрокидывается через заднее нижнее ребро. Когда нужно принести ящик под цель, можно видеть, как то же самое животное тянет ^его, поворачивает через ребро, носит, как ему заблагорассудится

и т. д. Единственное имеющееся здесь ограничение заключается всмысле этого действия. Поэтому-то наблюдатель при всем своем желании не можетсказать: животное сокращает такой-то итакой-то мускул, производиттот и тот импульс. Это было бы подчеркиванием несущественного, произвольно меняющегося от случая к случаю побочного обстоятельства. Если хотят быть верным фактам, следует, скорее, просто употреблять для описания такие выражения, которые уже включают осмысленную связь действий: например, «животное устранило с дороги стоящий у решетки ящик», совершенно все равно, какие мускулы, какие движения выполнили это.

3. Не столь безразличны дальнейшие вариации, которые также противоречат теории, но которые все же могут быть непосредственно вызваны непредвиденными побочными обстоятельствами и представляют собою ответ на их возникновение: совершенно невозможно, чтобы все они были результатом дрессировки. Животное не продолжает бессмысленно дальше выученную программу, но оно отвечает на случайное затруднение соответствующей вариацией. Подобные вещи можно часто наблюдать, например, при употреблении палки: легко сказать, что животное достает предмет при помощи палки, но вдействитель-ности оно должно всякий раз вести себя иначе, потому что всякое движение приводит цель на неровной земле в новое положение, которое требует всякий раз соответствующего обращения. Когда Султан в первый раз достал одну палку с помощью другой, опыт протекал (на удобном полу) совершенно гладко. Но в следующий раз при доставании палки она, натолкнувшись на кремень, резко повернулась концом наружу и оказалась, таким образом, недоступной, так как она была направлена прямо на Султана: животное тотчас же остановилось, осторожными легкими толчками привело палку снова в поперечное положение и затем притянуло ее к себе. Можно сказать, что в большинстве случаев с употреблением палки решение главной задачи вызывает попутно маленькие непредвиденные добавочные задачи и что шимпанзе, как правило, тотчас же вводит соответствующее изменение в свое поведение. Конечно, и здесь есть свои границы — о них будет идти речь в следующей главе, — но мы вовсе и не утверждаем, что шимпанзе способен к таким же операциям, как и взрослый человек. С другой стороны, было бы бессмысленно утверждать, что животное проделало особые комбинации случайных импуль-

сов для всех этих различных случаев и вариаций.

4. Из всех возникавших комбинаций успехдолжен отобрать объективно подходящие и объединить их в единое целое. Но животные обнаруживают внезапно ясные, замкнутые в себе и законченные способы решения, как целые, которые в известном смысле совершенно соответствуют ситуации и вместе с тем все же оказываются невыполнимыми. Никогда животное не могло с их помощью достигнуть успеха, следовательно, эти способы, наверное, не являются результатом предшествующего упражнения, согласно схеме данной теории. Я напомню, как двое животных внезапно подымают ящик, который стоит слишком низко, и прижимают его повыше к стене; как многие из них стараются поставить ящик диагонально, чтоб он был выше; как Рана соединяет две слишком маленьких палки для прыгания в одну, оптически двойную по величине; как Султан на большом расстоянии от цели направляет одной палкой другую и, таким образом, в известном смысле «достигает» до цели; во второй части этого исследования мы опишем особенно замечательный случай, как несколько животных, когда камень мешает им повернуть тяжелую створку двери, внезапно с величайшими усилиями пытаются приподнять тяжелую дверь над камнем. Как могли подобные хорошие ошибки возникнуть из дрессировки посредством отбора удачных случаев?

Дата добавления: 2015-10-28