Обходные пути через самостоятельные промежуточные цели 1 страница

В некоторых из вышеописанных случаев примитивного изготовления орудия обходный путь уже достаточно велик. Так, Султан тратит значительное время, обгрызая один конец палки, которую он намеревается вдавить в тростинку; тем не менее, заострение зубами конца палки есть деятельность, которая является совершенно лишенной смысла по отношению к цели, если ее рассматривать изолированно. В действительности подобное расчленение с трудом удается наблюдателю опыта; скорее он наблюдает «обгрызание, опять обгрызание, примеривание к отверстию тростинки, обгрызание, примеривание и т. д. «, как единый, внутреннее связанный процесс. Что покажет исследование, если сделать еще один шаг дальше?

В случае простого изготовления орудия, а следовательно, и в нашем примере, внешняя связь отрезка «изготовление» (обгрызание) с дальнейшим протеканием процесса (всовывание, употребление) является до некоторой степени тесной еще потому, что вспомогательное действие непосредственно направлено на материал, из которого изготовляется орудие. Если попытаться сделать составные части какого-либо действия еще более самостоятельными с внешней стороны, мы приходим к опытам, в которых животное должно поставить перед первоначальной целью (или конечной целью) предварительную промежуточную цельдругого рода. Эта последняя сама требует непрямого пути для ее достижения, чтобы после этого конечная цель стала доступ ной. И сдругой стороны: если рассматривать процесс до момента достижения промежуточной цели, взятый сам по себе, безотносительно к Дальнейшему его течению, то обнаруживается, что этот первый

обходный путь имеет еще меньше отношения к конечной цели и внешне выделяется, как совершенно особое действие. Опыт показывает, что мы выносим особенно сильное впечатление разумного поведения тогда, когда используются в замкнутой форме «обходные пути», в отдельных частях столь далеко уводящие от конечной цели, но в целом существенно необходимые. (26. III) Султан сидит у решетки и не может достать при помощи короткой палки, находящейся в его распоряжении, лежащую снаружи цель; между тем снаружи, приблизительно в 2 м в стороне от цели, но ближе к решетке, лежит более длинная палка параллельно плоскости решетки; ее тоже нельзя достать рукой, но можно притянуть при помощи короткой палки (ср. рис. 12).

Султан старается достать цель короткой палкой; когда это не удается, он безуспешно старается вырвать кусок проволоки, который выступает из решетки его помещения. После некоторого осматривания — в подобных опытах почти всегда наступают продолжительные паузы, во время которых животное обводит глазами все окружающее — он внезапно снова схватывает свою палочку, подходит с ней к тому месту решетки, против которого лежит длинная палка, быстро подтаскивает ее к себе при помощи своей палочки, схватывает ее, идет теперь уже назад, к тому месту, против которого лежит цель, и притягивает к себе эту последнюю. Начиная с момента, когда взгляд животного останавливается на палке, лежащей в 2 м в стороне и весь процесс образует единое замкнутое целое без пробелов и, несмотря на то, что подтаскивание длинной палки (промежуточная цель) при помощи короткой является действием, которое могло бы быть самостоятельным и

замкнутым в себе, наблюдение все же показывает, что это действие внезапно возникает из состояния беспомощности (поиски глазами), которую, несомненно, следует отнести к конечной цели, и что оно затем переходит без задержек в заключительное действие (притягивание конечной цели).

(12. IV) Нуэва подвергается испытанию втакой же ситуации; маленькая палка лежит перед решеткой с ее стороны, как раз против цели, большая — снаружи, несколько ближе к решетке, чем цель, приблизительно на расстоянии 1 1/2 м в стороне от нее. Так как Нуэва уже тяжело больна и совершенно лишена аппетита, она очень скоро прекращает всякие старания, когда не может достать цель при помощи короткой палки. Когда же мы добавляем несколько особенно привлекательных фруктов, она вновь приближается к решетке и осматривается вокруг себя; вскоре большая палка приковывает ее взгляд, она берет меньшую палку, подтаскивает с ее помощью другую на близкое расстояние и тотчас же при ее помощи подтаскивает также и цель. Протекание опыта не могло бы быть более ясным и единым.

Грандэ подвергается испытанию значительно позже (19. III. 1916). Она безуспешно протягивает короткую палку к цели, затем на короткое время оставляет опыт без внимания, снова возвращается, протягивает палку наружу, как прежде, затем спокойно усаживается на минуту у решетки, все еще против цели. Когда ее взгляд падает в сторону, на большую палку, она застывает на несколько мгновений без движения, фиксируя ее, но затем внезапно вскакивает, подходит к тому месту решетки, против которого лежит большая палка, притягивает последнюю при помощи маленькой палки и тотчас же при помощи этой большой — цель.

Подобное протекание опыта также не является чем-то само собой разумеющимся. Несколько минут спустя опыт повторяется; только теперь большая палка лежит против решетки, на том месте (только ближе), где прежде находилась цель, а эта последняя на прежнем месте длинной палки (только дальше). Грандэ опять безуспешно орудует короткой палкой и вскоре остывает, когда ничего не удается достигнуть; будучи подозвана к решетке, она садится против цели, спокойно осматривается вокруг себя, пока ее взгляд не останавливается на большой палке, и решает затем задачу, как раньше. То, что быстрое повторение опыта не приводит также к быстрому повторению найденного решения,

всегда является свидетельством трудности предъявляемых требований.

При испытании Хики в опыте была допущена ошибка. Попытавшисьдостигнуть цели при помощи короткой палки, она замечает большую, бросает первую, устремляется к большой и действительно схватывает ее и тотчас же с ее помощью достигает цели. Во второй раз длинная палкалежит дальше; под влиянием первого опыта животное подтаскивает ее сейчас же, пользуясь короткой.

Трудность этой операции гораздо лучше обнаруживают те животные, которые слабо одарены. Чего (1. IV. 1914) напряженно орудует одеялом, соломинками, пучками соломы, равно как и короткой палкой, которая с самого начала лежит против цели; однако, она не имеет никакого успеха, вследствие большого расстояния до цели. Длинная палка, лежащая на открытом месте, бросающаяся в глаза с такой силой, какая только возможна, и достижимая с помощью короткой палки без всякого труда, ни на мгновение не втягивается в ситуацию и после многочасового ожидания решение все еще не наступает, так что опыт приходится прервать. С совершенно отрицательным результатом протекает и его повторение весной 1916 года.

Если бы относительно Чего можно было еще предположить, что она не «заметила» длинной палки, то опыт с Раной исключает даже и это предположение. (19. III. 1916) Она неловко¹ протягивает короткую палку, затем идет в сторону к тому месту решетки, против которого лежит длинная палка, и пытается схватить ее. Все ее поведение может служить по смыслу эквивалентом двух положений: «С помощью короткой палки я не достигаю цели», «Там, снаружи, лежит длинная палка, которую я не могу достать рукой». Ни на один момент, по-видимому, животное не может рассматривать короткую палку, которая известным образом связана с конечной целью, как орудие для решения вспомогательной задачи. Наконец, животному оказывается помощь: чтобы помочь ему разрушить связь между конечной целью и короткой палкой и поставить эту последнюю в соотношение с длинной палкой, я перекладываю, когда Рана не видит, короткую палку в сторону от конечной цели, ближе кдлинной палке; эта операция продолжается, пока, наконец, маленькая палка не оказывается совсем

■У шимпанзе, по-видимому, существует корреляция между интеллектом и ловкостью.

близко к большой. Несмотря на это, Рана, л ишь тол ько она вновь схватила короткую палку, идет с ней назад вдоль решетки к цели и опять напрасно старается достигнуть ее при помощи негодного орудия: это животное явно не может использовать обходный путь «Короткая палка — Длинная палка — Конечная цель». Рана все снова и снова протягивает короткую палку к цели, хотя после оказанной помощи «обходный путь» может быть использован при минимальной затрате внешних усилий, точно так же, как курица все снова и снова тычется в ограду, по ту сторону которой лежит цель, хотя только маленькая кривая обходного пути уже привелабыеекцели. Создается именно такое впечатление, как-будто короткая палка удерживается невидимой, но интенсивной силой в первичном критическом направлении «цель — решетка» и поэтому не связывается никак со вторичным критическим направлением «длинная палка—решетка».

По ту сторону решетки опять лежит цель; в помещении животного на большом расстоянии от решетки к крыше прикреплена палка, и в стороне стоит ящик. Цель может быть достигнута с помощью палки, а палка — только с помощью ящика. Султан (4. IV. 1914) начинает с глупости, которая нам уже знакома, и тащит ящик к решетке против цели; после того как он путешествует с ним некоторое время, он оставляет его и начинает более осмысленно повсюду искать, очевидно, какое-нибудь орудие и только теперь замечает палку на крыше. Тотчас же он опять хватается за ящик, ставит его под палкой, влезает на него, срывает палку, спешит с ней к решетке и подтаскивает цель. Начиная с того момента, когда его взгляд в поисках падает на палку, весь дальнейший процесс совершенно ясен и замкнут; время, в течение которого он длится, достигает, самое большее, полуминуты, включая сюда употребление палки в собственном смысле.

Хика (23. IV) вначале не приходит к этому решению, хотя палку в ее присутствии прикрепляют к крыше и позже еще раз при ней же прикасаются к палке и двигают ее, так что Хика должна обратить на нее внимание. (2. V) Палку снова помещают на крыше, в то время как Хика смотрит на это. Удивительным образом она вовсе не обращает на нее внимания, пытается достать Цель мягким стеблем растения, затем старается оторвать верхнюю доску ящика и, наконец, берется за солому, чтобы при ее посредстве достигнуть цели. Затем ее интерес к задаче гаснет, она играет с Терцерой, которая составляет ей компанию — палка на

крыше как будто и не существует вовсе. Но когда через некоторое время кто-то вблизи от нее громко вскрикивает, и Хика испуганно вскакивает, ее взгляд случайно падает прямо на палку; она сразу же подходит к ней, делает несколько прыжков вверх и, к сожалению, достает ее, так как имеющееся поблизости незначительное возвышение пола облегчает прыжок. Здесь примечательно (как и у Султана) то, что животное рассматривает и достает палку как орудие, несмотря на то, что прошло уже некоторое время с тех пор, какживотное в последний раз старалось завладеть целью, — у Хики это время (заполненное игрой с Терцерой) составляет около 10 минут — и все же она энергично старается завладеть палкой, как только ее взгляд падает на нее совершенно непосредственно, а вовсе не после возобновления основной задачи, вызванного созерцанием или разглядыванием цели. Вслед за этим палка помещается на другом месте крыши, откуда ее уже, наверное, нельзя достать с помощью прыжка; ящик остается посреди помещения — там, где он был — Хика прямо-таки неутомимо прыгает под палкой, не будучи в состоянии схватить ее. В это время ящик, несомненно, не связывается ею с палкой, потому что Хика даже повторно садится на него, когда она изнемогает от усталости и не делает ни малейшей попытки поставить его под палкой. Причина, почему это не происходит, становится ясной тотчас же, как только Терцера, которая, разумеется, совершенно безучастно все время лежит на ящике, по какой-то причине сходите него: Хика сейчас же схватывает ящик, тащит его к палке, взбирается на него и срывает палку. Теперь, когда она уже держит ее в руках, главная цель явно исчезла на мгновение, потому что она стоит несколько секунд после того, как слезла с ящика, спиной к решетке (и к цели) и беспомощно глядит на палку. Но ориентировка возвращается к ней прежде, чем восприятие помогает ей в этом: внезапно Хика быстро поворачивается и устремляется к решетке и к цели — я сказал бы, уже непосредственно во время самого поворота, во всяком случае, так, что оба движения образуют несамостоятельные составные части одного и того же действия. Едва ли следует допустить, что Хика рассматривала ящик как орудие (по отношению к промежуточной цели — палке), пока Терцера еще лежала на нем; судя по прежнему поведению животного, она в этом случае с громкими просьбами и воплями, таща за руки и ноги свою товарку, пыталась бы стащить ее с ящика, по крайней мере, сделала бы

попытку, во всяком случае, сдвинуть ящик, несмотря на груз; только оставленный Терцерой ящик рассматривается именно как орудие, а не как сидение, на котором та расположилась. Далее опыт показывает, что упорные усилия, направленные на промежуточную цель, хотя и вызванные стремлением к конечной цели, могут до некоторой степени подавить это последнее, так что теперь по окончании вспомогательного действия наступает заминка. С другой стороны, едва ли можно лучше охарактеризовать ступень развития, на которой стоит шимпанзе, иным способом, чем тот, каким Хика снова подходит к разрешению основной задачи: в течение значительного времени ее внимание сконцентрировано на побочной цели, ни разу за это время Хика не бросает взгляда на главную цель и затем после нескольких секунд затруднения все же снова находит, как бы одним толчком, верную ориентировку, в то время как она стоит спиной к главной цели и ничто внешнее не может произвести этот толчок, кроме разве палки в ее руках; однако, сам по себе вид палки, разумеется, также не может этого сделать.

Гораздо более примечательно сложилось отношение между главной и побочной целью при лодобном же опыте, в котором подопытным животным был Коко (31. VII. 1914). Он, как и раньше, привязан с помощью ошейника и веревки и ограничен кругом, имеющим радиус около 4 м; за пределами досягаемости лежит на земле цель, на гладкой стене, выше чем можно достать рукой, находится палка, а в стороне стоит ящик.

Опыт начинас ся, несомненно, с правильной попытки решения; Коко тотчас же схватывает ящик и тащит его прямым путем к стене, на которой находится палка, функция которой достаточно хорошо известна. К несчастью, он должен на этом пути пройти мимо цели и, когда он проходит несколько в стороне мимо нее, он сворачивает внезапно под острым углом прямо к цели со своего прямого пути, не оставляющего никаких сомнений, и использует ящик как своего рода палку, забрасывая его дальний угол на плоды и затем подтаскивая их; он даже достигает успеха этим способом. При повторении опыта происходитточно то же самое: опять Коко двигает ящик прямым путем от его первоначального места к палке и при этом выражает достаточно ясно смысл этого действия также и продолжительным всматриванием в эту промежуточную цель; проходя милю конечной цели, животное сворачивает прямо в ее сторону и поворачивается к конечной цели, не обращая с этого момента никакого внимания на палку, находящуюся на стене.

На следующий день описанное выше поведение превращается в глупость, которую мы уже наблюдали у Султана. Коко опять сначала правильно тащит ящик к палке, но не может пройти мимо конечной цели и, как и прежде, уклоняется по направлению к ней; но вместо того, чтобы употребить его в качестве палки, что еще было вполне осмысленно, он придвигает его на этот раз как можно ближе к цели, взбирается на него и старается, сидя наверху, достигнуть ее, как будто бы дело идет о высоко подвешенной цели, в то время как в данной ситуации ящик служит только помехой, еще более удаляя животное от цели. Между тем, эта крайняя глупость—действительное влезание и попытки схватить цель — занимает только несколько мгновений, и интерес снова обращается к палке, висящей на стене. Однако после того, как ящик уже однажды попал на ложный путь, он продолжает стоять, как бы прикованный к конечной цели; по крайней мере, Коко делает величайшие усилия для того, чтобы достать палку, не прибегая все же к помощи ящика. Особенно по сравнению с началом опыта это поведение производит такое ошеломляющее действие, что нужно исследовать, не утеряло ли животное внезапно, как это уже имело место однажды прежде, понимание назначения ящика. Мы удаляем палку и на ее место помещаем конечную цель: Коко одно мгновение тянется к ней, затем быстро приносит ящик, взбира-

ется на него, однако рассчитывает не совсем верно, соскакивает вниз, очень хорошо и верно исправляет его положение. Судя по этому, ящик не мог быть отделен от конечной или главной цели, точно также, как прежде не мог быть пронесен мимо нее, несмотря на то, что он уже находился на пути к побочной цели. Поэтому мы должны целиком и полностью отбросить объяснение, будто Коко знает употребление ящика только по отношению к фруктам, а не к другим целям; уже начало опыта, где ситуация сейчас же действует в смысле «ящик поставить под палку», показывает ясно, что затруднение здесь не носиттакого внешнего характера: дело идет скорее о «ценности» конечной и побочной цели в их отношении друг к другу, так что «более сильная» конечная цель отклоняет побочное действие, на правленное на «более слабую» побочную цель, от этой последней в свою сторону. В то время как правильная, но очень непрямая дорога через промежуточную цель к конечной цели хотя и устанавливается в начале (начало первого опыта), но разрушается как бы посредством короткого замыкания вто мгновение, когда (при прохождении мимо конечной цели) главная цель находится в опасной близости.¹

В описанном выше опыте с Раной короткая, непосредственно доступная палка так абсолютно прикована к конечной цели, что она не может освободиться от нее даже на одно мгновен ие для достижения побочной цели; здесь этому соответствует то, что ящикостается стоять против цели, как запретный, вто время как Коко напрасно тянется к палке на стене. (Рана также тянется к длинной палке, только пустой рукой). (6. VIII) Опыт вначале протекает совершенно аналогичным образом; ящик придвигается как можно ближе к конечной цели и используется как палка, минутами животное бессмысленно взбирается на него, после чего, вследствие неуспеха, оно приходит в ярость. Возбуждение становится постепенно все большим и большим. Коко доходит до того, что изо всех сил бьет и толкает ящик; затем он снова оставляет его и обращается к палке на стене. После того как он много раз безуспешно тянется к ней — ящик прикован к цели или к критической дистанции как прежде — он внезапно совершенно прекращает всякую работу. Так как опыт кажется безнадежным, он прерывается на несколько минут, и Коко в течение этого срока

'Уже в введении я обратил внимание на теоретическое значение ошибок.
⁷ Зак. № 175 193

предоставляется сам себе. Когда экспериментатор возвращается, ящик стоит под гвоздем, которым палка была прикреплена к стене, палка лежит на земле — там, где до этого была цель, а эта последняя исчезает во рту Коко.—Тотчас же восстанавливается первоначальная ситуация, и Коко решает задачу, не мешкая и не блуждая, как раньше, ни одной минуты. Это второй опыт, где я после долгого ожидания не видел самого решения. Можно было с уверенностью ожидать, судя по началу опыта, что решение в этом случае раньше или позже удастся; и так как Коко во время моего отсутствия (около 3 минут) был совершенно изолирован, он должен был придти к решению без внешней помощи; кроме того, повторение со всей ясностью показывает, что он теперь уже овладел способом действия.

Днем раньше со счастливой случайностью произошел своего рода обратный опыт: цель висит на стене, палка лежит вблизи, ящикстоит вне пределов досягаемости. Так как руки у Коко очень слабы, ему не удается сбить при помощи палки цель, поэтому через некоторое время он отходит с палкой к ящику, старательно вставляет острие палки в (открытый сверху) ящик, перебрасывает его к себе, так что он теперь достает яшик кончиками пальцев, втаскивает его, ставит его под цель и т. д.

Если постараться затруднить еще больше обходной путь посредством еще большего количества побочных действий, то тенденция свернуть с обходного пути на обходную дорогу, или, по меньшей мере, в более прямых направлениях, становится, естественно, еще сильнее.

Порядок опыта остается тот же, только ящик наполняется камнями. Султан мгновение оглядывается вокруг, обращает внимание на палку, подвешенную к крыше, пристально смотрит на нее, подходит к ящику и изо всех сил тащит его к палке. Так как последний едва двигается с места, Султан нагибается, сбоку заглядывает внутрь ящика, вынимает камень, несет его к тому месту, над которым подвешена палка, ставит глыбу к стене в стоячем положении, взглянув, не залезает на нее. (Здесь камень, который только должен был быть выброшен из цели третьего порядка (ящика), был притянут целью, ближайшей по порядку подчинения; в данном случае сокращение имеет смысл.) Вслед за этим он тащит этот же камень к решетке, напротив цели, и пытается просунуть его через прутья решетки, очевидно, камень должен выполнять функцию палки; однако, если он пригоден по

своей форме и длине, то, тем не менее, не проходит через решетку. Дальнейший ход дела ясен и прост: Султан опять обращается к ящику, вынимает следующий камень, с трудом тащит все еще нагруженный (двумя глыбами) ящик к палке, ставит его стоймя, причем последние камни, благодаря случайности, выпадают, снимает палку, тотчас же идет с ней к решетке и достигает цели. т₀ же самое произошло бы с самого начала, если бы более короткие, но менее верные пути не образовывались с такой легкостью и при этом не разрушали, по крайней мере, временно, верный, но слишком непрямой обходной путь.

В общем то получается впечатление, как будто в продолжение этих опытов не было продвижения вперед. Если в приведенных ниже примерах еще можно проследить, что происходит с животными, то дальнейшее усложнение этого рода, вероятно, привело бы к одному заблуждению за другим и, в конце концов, ктому, что можно было бы лишь струдом отличить наблюдаемое у животных поведение от чистых проб. Тот, кто провел значительное количество исследований интеллекта шимпанзе, научился избегать этого, испытывая настоящий страх перед этой пограничной областью. -

7*

7. «СЛУЧАЙНОСТЬ» И «ПОДРАЖАНИЕ»

Опыты, о которых шла речь до сих пор, представляют совершенно простой и однородный по форме процесс. Но, принимая во внимание, что опыты, описываемые в следующей главе, носят несколько иной характер, нам кажется уместным, во избежание обычных возражений, уже заранее привести некоторые соображения, обосновывающие как смысл, так и реальную ценность излагаемого здесь материала. Такая предосторожность была бы излишней, если бы речь шла о фактах высокоразвитой опытной науки, как, например, физики; в таких науках значение отдельных наблюдений не может быть абсолютно спорным в течение длительного времени: там есть прочная и ясная система установленного знания, с которой новое должно так или иначе объединиться. Никто не станет отрицать, что в области высшей психологии мы еще весьма далеки от такого благоприятного положения вещей. Вместо обширных и до известной степени обоснованных научных положений, мы встречаем лишь общно разработанные и по своему значению, по большей части, весьма неточные теории, которые даже самим сторонникам их нелегко удается удовлетворительно применить во всех деталях к каждому данному случаю. Между тем, любая изтаких теорий непременно претендует на то, что именно она содержит объяснительный принцип для наиболее широкого круга явлений; но так как они имеют лишь непрочную связь с конкретным опытом и отличаются неопределенностью своих положений, бывает чрезвычайно трудно разрешить тот или иной спор путем установления определенных фактов, тем более, что самый спор все еще представляет собою почти что борьбу верований. При таком положении вещей часто случается, что фактические наблюдения теряют свою цен-

ность: Все они слишком индивидуальны, слишком единичны для того, чтобы внимание с самых общих принципов было перенесено на них на сколько-нибудь длительный срок. В то же самое время, благодаря неопределенности подобных принципов, с одной стороны, и трудности произвести действительно надежные наблюдения, с другой, создается такое положение, при котором почти каждый может объяснить все, что угодно. Если сам по себе интерес к общим положениям преобладает над интересом к фактам, то при подобных обстоятельствах факты, в конце концов, начинают казаться лишенными всякой ценности, так как они допускают всякое объяснение.

В этой книге не предполагается развивать теорию научного поведения. Но так как все же нужно решить вопрос: способны ли шимпанзе вообще к разумному поведению, то сначала следует подвергнуть разбору и обсуждению, по крайней мере, такие толкования, приняв которые, мы тем самым отняли бы у наших наблюдений всякую ценность и значение для данного вопроса. При этом, по крайней мере, предотвращается всякое произвольное толкование излагаемого здесь материала, и непосредственное значение опыта становится, так.сказать, выпуклее и прочнее; со временем уже, пожалуй, можно будет говорить о значении таких опытов, вместо того, чтобы сразу заставить их раствориться в общих и неопределенных принципиальных объяснениях.

Приведенное выше толкование гласит: Если животное разрешает задачу в общей форме «обходного пути», которую оно не унаследовало как прочную реакцию для каждого случая вместе с другими задатками своего рода, само собою разумеется, что оно приобретает этот новый образ действия. Единственная возможность возникновения такой реакции заключается в образовании ее из отдельных элементов и частей процесса, которые, взятые в отдельности, и без того свойственны животному. Такие «естественные» импульсы имеются во множестве; случай производит естественный отбор среди них и объединяет их в общую цепь, которая и представляет наблюдаемый нами в действительности процесс решения. Практический успех и соответствующее ему чувство удовольствия обладают необъяснимой пока способностью влиять в благоприятном смысле на возможность воспроизведения в дальнейших аналогичных случаях тех же самых действий. Таким образом, вместе с разгадкой того, как возникает подобный образ действия, объясняется и возможность его повторения в

дальнейшем. Как большинство подобных общих теорий, и это, несомненно, дает нечто для объяснения некоторых случаев в зоопсихологии. В тех случаях, когда возникают сомнения относительно какого-либо опыта, обычно прибегают к двум вспомогательным принципам: Согласно первому, следует просто из соображений научной экономии предпочесть всеобщее применение подобной теории, оправдавшей себя в других случаях, признанию противоречащих ей фактов и выработке соответствующих новых мыслей. Согласно второму, появление подобного рода действия, как целого, прямо возникающего изданной ситуации, было почти чудом; атак как все чудесное противоречит основным началам естественных наук, то его следует a limine исключить. Упомянутые подсобные принципы не подлежат здесь подробному исследованию. Второй принцип утверждает, что научная проблема, разрешить которую еще никто серьезно не пытался, вообще не разрешима: зачем такая робость? Первый является выразителем (в настоящее время весьма распространенного) неверного толкования правильного гносеологического положения, согласно которому каждая научная система, близкая к завершению (т. е. наполовину идеальная), выкристаллизовывается в наиболее сжатые формы и отличается самым строгим единством. Ни тем, ни другим принципом нельзя пользоваться в качестве контрольного средства по отношению к опыту, и при коллизии результатов опыта и наблюдения оба подсобных принципа должны уступить месту опыту.

Легко видеть, что приведенное выше гносеологическое положение не говорит вовсе о том, что наука, существующая всего лишь несколько десятков лет, должна во что бы то ни стало обходиться тем минимумом точек зрения, который она приобрела за короткий срок; нам никоим образом не удастся быстрее приблизиться к идеалу, бросившись напролом по «кратчайшему» пути для достижения желанного единства; в таких случаях приходится выдавать жалкие начатки знаний за окончательные принципы и оставаться в долгу у фактов, достигая экономии в теории. Задача заключается в том, чтобы изложить содержание данной теории в такой форме, которая позволила бы установить с наибольшей ясностью ее отношение к описанным здесь исследованиям интеллекта. Обозначим отдельные моменты процесса «решения» той или иной задачи, которые животное, согласно теории, производит «естественным образом» и пользуясь случа-

_ем а, Ь, с, d, e; кроме этих и между ними (а также и без них) проявляются любые другие F, Y, К, R, D и т. д., не имеющие никакой последовательной связи между собой.

Первый вопрос: выполняется ли а в расчете на то, что Ь, с, d ё, как и с F, Y, К и т. д., которые могут также следовать за а в любом порядке; в данном случае последовательность является столь же случайной, как и счастливые номера при игре в рулетку.

Дата добавления: 2015-10-28