1 страница. Я встретила Итана той ночью, когда собиралась убить себя

Кэт Кларк

В ловушке

Кэт Кларк

В ловушке

День 3

Я встретила Итана той ночью, когда собиралась убить себя. От мысли об этой встрече мне становится не по себе.

Я задавала себе одни и те же вопросы, снова и снова: Чего он от меня хочет? Как я позволила этому произойти? ПОГИБНУ ЛИ Я? (А этот вопрос был одним из моих любимых).

Всё происходит не совсем так, как я планировала. А я люблю, когда все идет по плану.

Начну с начала: просто буду писать, и посмотрим, куда меня это заведет. Полагаю, вся бумага здесь именно для этого. И ручки. Мне кажется, ручек здесь хватит надолго. Это плохо, очень плохо. Пожалуй, немного передохну.

* * *

Не знаю сколько времени я была в отключке, при мне нет моих часов. Нет и моей одежды. Мысль, что он раздевал меня, пока я была без сознания, заставляет меня испытывать неловкость. И то подобие платья, в которое я сейчас одета, точно не относится к высокой моде. У меня такое чувство, будто я на очереди в операционную. Господи, я и впрямь очень надеюсь, что это всё‑таки не тот случай. Вообще‑то я очень привязана к своим внутренним органам. Должно быть я их проиграла – отличный анекдот, и в самое подходящие время. Но шутки не впопад – это вообще по моей части.

Я должна найти способ, как отсюда выбраться. Может я смогу его убедить. Мне просто нужно разобраться, чего же он хочет. Но часть меня не хочет знать ответ чего именно.

Чёрт…кажется, он идёт.

* * *

Ну, визит был краткий и незатейливый. Он просто пришел с подносом еды, увидел меня за столом с ручкой в руках и кивнул. Казалось, он был доволен. А я сидела там, как идиотка и таращилась на него. Он даже не попытался прочесть, чего я там пишу – просто посмотрел на меня так, что я сразу же поняла – он точно знает о чём я думаю. А потом он ушел. Разумеется, закрыв за собой дверь на засов.

Еда была вкусной. И это только одна из многочисленных странностей этого места. Еда просто великолепна. А о многих ли случаях похищений вы слышали, где у жертвы есть собственная ванная комната? И возможно, здесь самая удобная кровать в мире. Единственное, чего бы мне хотелось, чтобы всё было не таким белым. От этого цвета у меня резь в глазах и голова трещит. Иногда мне приходится закрывать глаза, чтобы напомнить себе, что во вселенной есть и другие цвета. По крайней мере здешние ручки не белые. А то бы это очень раздражало, если не сказать больше. Поэтому графоманство определенно помогает. Это даже скорее механически получается: выписываешь буквы, которые собираются в слова, а те волшебным образом объединяются в предложение. Это своего рода действует успокаивающе. Но что он хочет, чтобы я написала? И почему он хочет, чтобы я писала? Всё это странно, странно, странно. Хотя, может это тот самый шанс стать мне писательницей, которой я всегда хотела быть. Возможно, это мой последний шанс.

В любом случае, нужно писать о том, что знаешь, не так ли? Поэтому начну‑ка я с Итана. Может быть однажды, кто‑нибудь сумеет разыскать его (скорее всего уже пролетят годы и мой скелет будет найден под этим треклятым столом, а мои скрюченные пальцы, точнее их кости, будут сжимать шариковую ручку). Полагаю, что его рост около шести футов. Я исхожу из того, что Нэт утверждает будто его рост шесть футов, но мне абсолютно ясно, что он не выше пяти футов десяти дюймов. Врунишка‑хвастунишка короткие штанишки.

Но вернемся к Итану. Он красивый. Я имею, в виду у него такая совершенная красота. У него темные волосы. Такие ни короткие, ни длинные, где‑то между, и постоянно один, другой локон падает ему на глаза. Его глаза…ну, они серые. Темно серые? Синевато‑серые? Цвета‑серого‑неба‑перед‑летней‑бурей? А возможно просто обыкновенного привычного серого цвета. Его лицо совершенно. Нет, ну, честно, такое ощущение, что он просто выпал из картины или что‑то вроде того. Скулы, брови, нос, челюсть. Всё есть в наличии, на своих местах и выглядит как надо. А этот рот…у него такие пьянящие губы, которые я когда либо видела. Мне бы понравилось их целовать.

Так, что еще, что еще? Он бледный, очень бледный. Ну, вроде как, я‑никогда‑не‑видел‑дневной‑свет‑потому‑что‑на‑самом‑деле‑я‑мертвецки‑бледный вампир. На какой‑то краткий миг вчерашнего безумия (после совершенно бессонной ночи), я и впрямь подумала, что он вампир. Пока я не вспомнила, что моя жизнь вообще‑то не "Сумерки". А какая у Итана потрясающая кожа. Да, я б убила за такую кожу, это уж точно. Не могу понять сколько ему лет. Сначала я думала, что ему наверное где‑то около двадцати, но на самом деле трудно сказать. Иногда он выглядит старше, а бывает, он выглядит, как заплутавший маленький мальчик.

У него есть шрам от основания носа до верхней губы. Я помню как проводила своими пальцами по нему. К некоторым шрамам приятно прикасаться.

Ни чуть не удивило, что тело у него тоже красивое. Худощавый, но крепкого телосложения. Привлекательный. И он прячет его под довольно скромного вида одеждой. В ту ночь он был одет в белую майку, в старые выцветшие джинсы, и потрепанный черный кеды. Он явно не сторонник цветного многообразия – пока только, серый, белый и черный. Что вполне объяснимо, но я обожаю, обожаю, обожаю цвет. Фиолетовый – хорош…а зеленый. Насыщенный зеленый, кричащий. Я мисс зеленый.

Итак вы могли вообразить, что Итан знойный красавец. И всё вышеизложенное звучит так, будто я хочу его. Ну, так оно и было, но вот эта фигня с похищением, кажется немного охлодила наши взаимоотношения. И мне кажется несколько рановато для того, чтобы у меня появился синдром… как он там называется? Когда заложница начинает отождествлять себя со своим похитителем и влюбляется в него, а потом присоединяется к нему в его злодейских похищениях‑убийствах и всякого такого рода веселухах. Всё, что я пытаюсь донести так это то, что сторонний наблюдатель наверняка сказал бы, что этот парень красавец и мне бы пришлось бы с ним согласиться.

Не могу понять, откуда он. Не думаю, что он местный – он определенно не выглядит, как здешние парни (или скорее, я хочу сказать, как те, где мой дом…где Я НАХОЖУСЬ?). В вечер понедельника я спросила его, откуда он и он ответил "отсюда неподалеку", что должно было вызвать у меня подозрения. Хотя в то время, я по всей видимости подумала, что он обаятельно загадочный. Кретинка.

Итан. Идеальные данные, чтобы захотеть заиметь такого парня. За исключением, конечно, тенденций похищений неуравновешенных девиц, которые, слишком пустоголовые, чтобы сообразить что происходит. Могу себе вообразить объявление по поиску спутника жизни: Высокий, темноволосый и красивый мужчина хотел бы встречаться с зеленоглазой девушкой. Интересы: фильмы, долгие прогулки под дождем, итальянская еда и по возможности похищения людей.

Девушки в здравом уме не должны обращать внимание на подобные объявления.

Вот, что я знаю о Итане (ну, за исключением того, что он выглядит как греческий бог):

1. Он водит новенький на вид серебристый фургон.

Человек в фургоне очевидно, он изворотливый малый.

2. Он не производит впечатление классического психопата из фильмов ужасов.

3. Он он взвалил на себя огромный труд, чтобы создать мне здесь все условия. Кровать, ванная, вкусная еда…Всё это в крайней степени удручает.

4. Он не выбирал меня. Это я выбрала его. Я решила подойти и сесть рядом с ним на качелях. Может быть он уже знал, что собирается делать, но у него не было времени, чтобы выбрать жертву. Он сам был как приманка – весть такой одинокий и манящий как свет свечи для мотылька. Он поймал меня на крючок.

5. Ему нравиться слушать. Не особо разговорчив.

6. Он не пытался причинить мне вред. Пока.

7. На самом деле у меня нет седьмого пункта, но семерка это мое любимое число и мне действительно прямо сейчас не помешает немного удачи.

* * *

Темной ночью, баю бай. Спи спокойно, засыпай. Вампирюга‑психопат меня в полночь не кусай.

День 4

Ну что ж, похоже вчера я была несколько в приподнятом настроение для человека, которого похитили? Для похищенной, так по‑моему, следует называть людей, которых похищают. Похитил похититель и затащил в обитель. Вот и рифма.

Чувствую себя сегодня не в столь радужном настроение.

Почему это произошло со мной?

Перестань рефлексировать. Продолжай писать. Держи ручку на бумаге и двигай рукой.

* * *

Мне нужно было немного (ну, ладно, много) надраться для куража, прежде, чем собраться совершить задуманное. Пока я собиралась, я отхлебывала водки из бутылки, что держу под своей кроватью. Я очень придирчиво выбрала себе одежду. Только потому что вы решили умереть, нет необходимости одеваться и выглядеть как попало. Я натянула новые джинсы, которые делают мои ноги супер длинными и худыми. Я просмотрела почти все свои топы что у меня были, прежде чем остановиться на своей любимой старой зеленой футболке (ха! – моя счастливая зеленая футболка). С обувью было посложнее, но в конце концов, я остановилась на комфорте и выбрала адидасовские кроссовки. Не очень‑то гламурно, но они точно добавили шику. Я нанесла больше макияжа, чем это было необходимо, всё время вглядываясь в зеркало, раздумывая, не слишком ли много подводки для глаз. Последний блеск для губ, который я когда‑либо буду наносить. Последний раз, глянув в зеркало, я понимала, что никогда не буду достаточно хороша и всё в таком духе.

Нож в сумке, ну, что ж, можно выдвигаться.

Я легкой походкой спустилась по лестнице, как девушка, которой плевать на всё на свете. И крикнула маме, которая смотрела телик в гостиной.

– Пошла повидаюсь с Сэл. Не жди меня! – Может мне следовало бы сунуть голову в дверной проём на секунду, но вместо этого я хлопнула входной дверью, успев услышать.

– Грейс, погоди секун… – Но я так не сделала. Мне слишком тяжело бы вынести еще хотя бы секунду общения с матерью.

Итак я не попрощалась и не оставила записки. Я просто не вижу в этом смысла. Короче, предсмертные записки неубедительны. К тому же, если бы я оставила предсмертную записку, тогда все бы подумали, что я уже мертва. Но я определенно еще жива (пока).

Я села в автобус, который шёл в город. Села сзади, что необычно для меня. Моя последняя поездка на автобусе, ну как, я тогда думала. Хотя, если подумать, то вполне может статься, что так оно и будет. Поездка на автобусе была довольно обычной. Передо мной сидела женщина с оооочень длинными седыми волосами. Её длинный прямые волосы, свисали поверх спинки сидения, а их концы подметали мои джинсы. Это было отвратительно. После определенного возраста, длинные волосы не особо красят. К счастью Женщина с противными волосами вышла из автобуса прежде, чем меня стошнило.

Я ощутила что‑то вроде умиротворения, когда она вышла. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я собиралась покончить собой – я действительно собиралась с собой покончить. Да, так и было. О, они бы сожалели…напевающий голос в моей голове, заставил меня улыбнуться.

Я не знаю, как теперь относиться к тому, что да‑ты‑и вправду‑была‑в минутах‑от сведения‑счетов‑со своей жизнью. Но я сейчас не готова препарировать свои чувства. Пока не готова. Это как будто я обернута бинтами с ног до головы. Я вроде как знаю, зачем они нужны, но, если я начну себя разглядывать и увижу под ними гнойники, все такие желтые и влажные, то могу просто свихнуться.

Я вышла из автобуса и тут же зашла в вино‑водочный магазин. Я провела несколько минут за рассматриванием этикеток, выбирая себе бухло. В итоге выбрала себе джин, что странно, потому что я его терпеть не могу. Он напоминает мне о папе. Итак я пошла к прилавку, за которым стоял парень с ужасной угревой сыпью на лице, которую мне когда либо приходилось видеть (не считая Скотта Эймса в девятом году, но, по крайней мере, сыпь у него прошла и теперь он выглядит вполне себе ничего). А затем со мной произошла призабавнейшая фигня: я должна была иметь при себе удостоверение личности! Теперь‑то вы понимаете, что подобного со мной никогда не случалось. Да, Бога ради, я покупала алкоголь, с тех пор, как мне стукнуло четырнадцать. Может в этом был Божий промысел: Грейс, ты можешь убить себя, если тебе так уж приспичило, но я не собираюсь облегчать твою задачу. Я уставилась на Прыщавого Парня с видом типа – ты‑должно‑быть‑шутишь и сказала, – Ты наверное разыгрываешь меня. Мне двадцать два! Я, что, выгляжу как ребенок? – Он только указал на надпись, которая гласила, – Если вы выглядите моложе 25 лет бла бла бла бла…Я потратила пару минут, выделываясь перед ним, что оставила своё удостоверение в своей куртке, а куртку оставила дома, потому что погода стоит не по сезону теплая, такого у нас еще не было и так далее. Но он всё равно ничего мне не продал. Меня это просто выбесило. Но, думаю, ты еще получишь своё, при такой‑то роже в отвратительных прыщах, и без надежды на секс (хоть когда‑нибудь). В итоге, я в негодование выскочила из магазина и вся такая возмущенная заперлась в соседний магазин и разжилась точно такой же бутылкой на два фунта дешевле. Так что, полагаю, Бог, всё‑таки не давал мне никаких знаков.

Когда я шла по улице с бутылкой зажатой под мышкой, мне попалась на глаза пара подростков, примерно моего возраста. Они держались за руки и смеялись. Прочь, прочь, прочь! Парень прижал девушку к витрине магазина и поцеловал её. Меня так ни разу не целовали. Я шла дальше и почти врезалась в уличную мальчиковую банду с блестящей обовью и странного вида волосами. Один из них повернулся в мою сторон и прокричал, – Выше нос, красотка. Такого больше не повторится! – Я улыбнулась ему. О, думаю я, всё повторяется…

Я пришла к воротам парка. Мой папа возил меня сюда, когда я была еще маленькой. Я кормила уток, а потом бегала вокруг как умалишенная. Папа гонялся за мной и делал вид будто он зомби. А потом он качал меня на качелях – он раскачивал меня так сильно, что я была уверена, что смогу дотянуться до верхней перекладины, но я продолжала кричать, чтобы он раскачивал меня еще сильнее. И мне это никогда не надоедало.

После того, как папа ушел, парк ассоциировался для меня уже с другими вещами. И я рада, что его здесь нет и он всего этого не видит. Не видит, как я курю и пью идиотский крепкий сидр и провожу время с неподходящими парнями. Да и разную другую фигню тоже.

У меня много воспоминаний об этом парке. Хороших и плохих (в основном плохих). Кажется это подходящие место, чтобы прийти на свидание со смертью. Я выбрала домик на самом верху детской лазелки. Я старалась не думать о том, что есть большая вероятность того, что мое тело может обнаружить какой‑нибудь случайный ребенок. Надеюсь, что это всё‑таки будет парковый смотритель – тот, который выглядит, как педофил. Бррр. Лучше бы он ко мне не прикасался. Даже, если я буду уже мертва, чтобы переживать поэтому поводу.

Я прошла мимо утиного пруда. Его осушили несколько лет назад. Смотреть на это было так грустно, будто он не смог выполнить своего предназначения в жизни. Господи, ты Боже мой, я уже впадаю в сентиментальность, а ведь я еще даже не начала пить. Думаю, следующие в списке, это впасть в тоску по деревцам или унылым урнам.

Я направилась прямиком к домику, забралась в него и уселась на пол. Пол был не очень‑то грязным и меня это порадовало. Не то чтобы это имело большое значение.

Выудила нож из своей сумки.

Посмотрела на лезвие и вспомнила.

Каждую деталь той ночи, что мне врезалась в сердце.

И все причины, чтобы не жить переплелись с этим ножом – сплелись намертво.

Я открыла бутылку и сделала глоток.

И еще один.

Закрыла глаза.

Глубоко вздохнула.

Всё, я готова.

Режу.

* * *

А потом мне что‑то послышалось. Такой скрипучий звук. Слишком громкий. Вот, чёрт. Здесь кто‑то есть.

Я выглянула из окошка домика и увидела его. Он качался. Вперед и назад, вперед и назад, всё выше и выше, насколько это возможно, как когда‑то делала я.

Чёрт тебя дери. Не могу же я сделать это прямо сейчас, не так ли? Нужно вынудить его уйти. Оставить меня в покое. Итак я убрала обратно нож в сумку, схватила бутыль и вылезла из домика.

Если бы я просто осталась на месте и подождала пока он не ушел.

Он заметил меня и наблюдал, как я шатаясь брела в его сторону. Как только я подошла к нему ближе, чтобы я могла уже хорошенько его рассмотреть…ну, наверное, мне не нужно снова начинать его описывать. Думаю, есть и худшие способы провести последние несколько минут своей жизни. Просто немного с ним поболтаю. Пока он, в конце концов, не уйдет. Когда я приблизилась, он замедлил качели и остановился. Он наблюдал за мной, а я за ним. Я села на ближайшие к нему качели и сказала привет. Было что‑то такое в том, как он смотрел на меня, я не могла понять что именно. Теперь мне кажется, я знаю, что это было – думаю, он узнал меня.

И что еще более странно, мне кажется, что я узнала его.

Но это же невозможно.

День 6

Уже 6 день? Как же так случилось? Вчера, я почти весь день провела в кровати, в основном чередуя слёзы и вопли (а иногда то и другое выдавала за раз одновременно). Это было отвратительно. Когда Итан пришел первый раз, я оставалась под одеялом. Я не могла смотреть на него. А когда он пришел забрать поднос с моей едой, я попыталась умолять его, отпустить меня. Это было так унизительно – то, что я говорила, как я пыталась договориться с ним, что я предлагала ему. В основном, я просто спрашивала его: почему. Он стоял спиной к двери, ничего не говоря очень долгое время. Мне захотелось ухватиться его за идиотские уши и разбить его тупую башку об эту дверь, да так, чтобы его кретинские мозги вышибло наружу. Но вместо этого, я ничего не сделала.

О, я думала о том, чтобы напасть. Я очень много об этом думала. Я даже разработала несколько полоумных схем нападений. Конечно, больше всего мне приглянулся классический вариант: спрятаться‑за‑дверью‑с‑вазой. Была только одна проблемка с исполнением задуманного – у меня нет вазы. И почему‑то у меня есть четкая уверенность, что подушка не произведет должного эффекта. И всё же я могла бы попытаться. Вдарить ему по яйцам, выбить глаз, попытаться ударить как‑нибудь в стиле движений Брюс Ли (не то чтобы я знала хотя бы один прием Брюса Ли, но девушка может по‑импровизировать). Я совершенно не натренирована, ну, почему я никогда не занималась чем‑нибудь подобным. Может он наслал на меня какое‑нибудь заклинания вуду, которое зачаровывает разум. Да, должно быть так и есть.

Так на чём это я остановилась? Ах, да, совершенно унизительные мольбы и хныканья, вопрошая его почему да зачем. Он слушал и наблюдал за мной своими сексуальными‑с‑поволокой глазами. Мне показалось, что он беспокоится за меня. Он выглядел так, будто ему и впрямь жаль меня. Как будто он искренни переживает за меня. Я этого никак не могу понять. Как он может на меня так смотреть и продолжать УДЕРЖИВАТЬ? Если он хочет, чтобы я перестала ныть/стонать, то разве он не ДОЛЖЕН ОТПУСТИТЬ МЕНЯ НА ХРЕН ОТСЮДА, РАЗВЕ НЕТ?

Наконец, когда я совсем пала духом и всхлипывая, упала на пол, он мягко сказал, – Грейс, всё так, как должно быть. Ты ничего не сможешь с этим поделать. Мне жаль, – он повернулся и открыл дверь, и с особенно раздражающей последней фразой "Мне жаль", исчез за дверью. Я барабанила кулаками в дверь, пока те не посинели и не опухли, крича, что есть силы, – ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ! ЕСЛИ БЫ ТЫ ТОЛЬКО МЕНЯ ОТПУСТИЛ, Я БЫ НИКОМУ НИЧЕГО НЕ РАССКАЗАЛА! ОБЕЩАЮ! ИТАН? ИТАН! ВЕРНИСЬ…ПОЖАЛУЙСТА, ИТАН, ВЕРНИСЬ! – Я кричала снова и снова. В конце концов я сползла по двери и села спиной к ней – чувствуя себя в еще более безнадежном положение, чем прежде.

Итак, вчерашний день был отстойным. Сегодня получше, но не на много. Начнем с того, что у меня адски болели руки. Превратить свои кулаки в мясо, была не самой хорошей мыслью, и единственное, что я могу сделать, чтобы убить время – это ПИСАТЬ. Глупая корова.

Прежде, чем я вернусь к Трагической Истории Грейс Карлайл Предположительно Последней Ночи на Земле, я подумала, что будет неплохой мыслью описать свою комнату/тюрьму/всё равно как назови. Она и впрямь довольно симпатичная.

Моя комната/тюрьма/всё равно как назови – список из семи пунктов.

1. Она почти в два раза больше моей собственной спальни. Стены, потолок и пол, все белым бело. Пахнет свежей краской.

2. Ванная комната. Опять‑таки белая. Туалет, раковина, душ. Два белых полотенца (которые Итан забирает каждый день и возвращает потом с альпийской свежестью). Под раковиной стоят всякие чистящие средства, он точно тронулся крышей, если думает, что я буду ими пользоваться. Наверняка девушка может один раз и схалтурить с уборкой без последствий?

3. Окно. Ах, окно – это одно из наименее любимых мною вещей. Заколочено (и конечно досками белого цвета). К моему величайшему сожалению, Итан очень хорошо справляется со своей задачей. Даже если я очень прижмусь к стене, всё равно смогу увидеть только крошечную полоску света в левом нижнем углу. Легко потеряться, где день, а где ночь, но я делаю всё что в моих силах, чтобы не запутаться.

4. Кровать. Опять же белая (сечете тему уже? Может у Итана типа некий пунктик или что‑то вроде того? Чистота. Невинность. Непорочность. Извини, но ты не на ту девчонку напал). Две белых подушки, белое одеяло, белое пастельное белье.

5. Стол и стул (один белей другого). Стоят посередине комнаты. Когда садишься за стол, то оказываешься лицом к двери. Когда я очнулась в тот первый день, то бумага и ручки были уже на столе. Здесь сорок семь ручек. Фирмы BIC. Я на самом деле предпочла бы карандаши, но, полагаю, нищим выбирать не приходится. А если бы нищие могли выбирать, то конкретно этот нищий в моем лице выбрала бы стул поудобнее, а то на этот уже всю задницу себе отсидела. Короче, здесь есть еще три массивные (фирмы воджис?) стопки бумаги.

6. Свет. В комнате единственная голая лампочка, которая весит прямо над столом. Если уж быть до конца честной, то она как раз и завершает весть декор.

7. Дверь. Ну, в неё можно войти или выйти из комнаты, но я не особо‑то много об этом знаю. В ней нет замочной скважины. Похоже, с другой стороны есть пара засовов. На вид она кажется довольно крепкой.

* * *

Время вздремнуть.

* * *

Только что проснулась. Сначала подумала, что я дома, в своей постели. Но потом, я словно получила удар под дых и спустилась с небес на грешную землю. Самое худшие ощущение на свете.

Незнание, что на самом деле происходит, действовует мне на нервы. Я, конечно, не имею в виду, что было бы лучше, если Итан вдруг начал со мной чего‑нибудь такого вытворять, но, по крайней мере, я хотя бы имела представление чему сопротивляться. Я могла бы хоть попробовать и по сопротивляться какому‑нибудь извращенцу. Но с Итаном я бороться не могу…

* * *

Итак, я села на соседние качели, рядом с этим парнем и сказала привет. А он так странно на меня посмотрел. Я еще раз сказала – привет. Он хрипло прошептал в ответ – привет, а потом откашлялся и снова поздоровался, но уже громче. Это напомнило мне о тех утрах, когда я накануне уделывалась в зюзю. Те, когда я околачиваюсь около телика, по которому шли какие‑то детские передачки, в каком‑то мутном пост‑алкогольном ступоре, а потом звонит телефон и я понимаю, что совершенно разучилась говорить, потому как не произнесла ни слова в течение последних двенадцать часов или около того.

Я представилась и протянула руку, чтобы пожать его. Он посмотрел на неё с таким видом, будто не совсем представляет, что с ней делать, а как только я уже собралась убрать руку, он протянул свою и пожал её. Его руку была мягкой и сильной, а рукопожатие крепким. Ах, да, забыла упомянуть, что руки у Итана тоже безупречны. Как будто он офигенный пианист. Бог ты мой, в нем всё красиво, аж тошно.

Он представился и я очень удивилась. Как‑то раз мама мне сказала, что, если бы я родилась мальчиком, то меня назвали бы Итаном. Я прежде никогда не встречала Итана.

Я поинтересовалась, не хочет ли он глотнуть моего джина. Он медленно покачал головой и странно посмотрел на меня, склонив голову набок, а выражение лица у него было такое насмешливое, которое будто говорило, – Ты уверена, что тебе следует это пить? – поскольку он не произнес его вслух, я не посчитала нужным обращать на это внимание. И сделала несколько больших глотков. Джин начал приобретать довольно приятный вкус.

Пока разговор протекал не очень‑то гладко, но я не собиралась позволять ему отделаться от меня. Я спросила его, откуда он, вот тогда‑то он и сказал "отсюда не далеко" (подозрительная фразочка для любого, кто действительно обращает внимание и заботятся, где кто тут "отсюда не далеко" живет или умирает). Короче, я начала нести всякую чушь ни о чём: о парке, о надоедливом парне из вино‑водочного, о погоде (ага, о погоде – представляете себе?). Потом я переключилась на другую тему. Правильную, что ли. Она проходила где‑то около той черты, где я забыла, что собиралась его спровадить. Я выпила еще, и скоро меня накрыло такое‑знакомое‑ощущение, будто слова стали непомерно большими для моего рта, и если я собираюсь еще что‑нибудь сказать то, мне надо делать всё возможное, чтобы ВСЁ ЯСНО ИЗЛОЖИТЬ.

Кажется Итан не возражал против моей навязчивой болтовни. Порой он улыбался мне или задавал вопрос, который я сама хотела ему задать.

Если подумать, то он задавал много вопросов. Но всякий раз, когда я задавала ему свой, он очень аккуратно уклонялся от ответа, эдакий Мистер Неопределенность, или задавал мне тот же вопрос. В общем, изворачивался.

Но он меня совсем не насторожил. На самом деле это странно, но я чувствовала себя с ним в безопасности. Я точно не была счастлива. Ну я хочу сказать, что ко всему прочему, вела себя довольно высокомерно. Как вообще может быть счастлива девушка в такой‑то ситуации? Только я чувствовала, что беседа с Итаном действительно правильный способ провести время, что у меня осталось. И у меня было такое чувство будто между нами есть какая‑то связь. Бррр. На бумаге это выглядит еще более убого, чем это прозвучало у меня в голове.

Итак, мы переходим к Главному Событию, которое я помню на удивление очень хорошо. Время шло, джин в бутылке убывал, а моя голова соображала всё меньше. Я поняла, что мне хочется поцеловать Итана; меня не особо вдохновляла подобная мысль насчет Нэта, последний парень, который у меня был, чтобы заняться подобным времяпрепровождением. Но я знала, что в конце‑концов это произойдет. Просто вопрос времени…

Мы несколько минут сидели в тишине (такой приятной, дружелюбной тишине, думала я), когда я вдруг резко придвинула свои качели ближе к его. Итан повернулся ко мне, так что наши лица оказались совсем близко. Он посмотрел на меня сквозь волосы которые упали ему на глаза. Я осторожно прикоснулась к его шраму и спросила, как он получил его. Он пожал плечами. И вот тогда я и поцеловала его. Мой поцелуй, казалось, застал его врасплох – не то чтобы я скрывала свои намерения. Его губы были теплыми и мягкими и приятными. Но он не ответил на мой поцелуй, уж это совершенно точно.

Я спросила его, что не так, а он пожал плечами. Опять.

– Не думаю, что это такая уж хорошая мысль. Прости.

Блин.

И я сделала то, что сделала бы любая уважающая себя девушка на моем месте, испытав подобное унижение: я начала плакать. Я выглядела жалкой. Ну, откуда мне было знать, что я пытаюсь развести парня, который планировал моё похищение?

Итан обнял меня и сказала что‑то вроде – "шшш, не плачь". Я была в таком охрененном замешательстве и пьяна, и вероятнее всего начала вспоминать, что здесь‑сегодня‑ночью‑я собираюсь‑кое‑чего‑сделать‑поэтому‑мне‑лучше‑покончить‑уже‑со‑всем‑этим‑если‑с‑тобой‑всё‑путем.

И в этот момент меня вырвало прямо ему на жилет.

* * *

Ладно, не очень‑то много я могу рассказать о той ночи. После того, как меня стошнило, всё стало еще туманнее. Помню только, что Итан среагировал совсем не так, как я, если бы на меня вывернуло какого‑нибудь случайного знакомого. Я извинялась, как больная на всю голову (думаю, что всё еще плакала в этот момент), когда он просто сорвал с себя свой жилет и бросил в урну за качелями. Он сказал, что‑то вроде, – Пора идти, – и протянул мне руку. Должно быть я что‑то мямлила типа того, что хочу остаться в парке, но чувствовала себя как побитая псина, поэтому я позволила ему оттащить меня от качелей и увести за собой. Я помню фургон. Я помню, как он наклонился, чтобы пристегнуть мой ремень безопасности. А потом…не особо много. Кажется, я помню, что мы направлялись в сторону моего дома. Черт побери, этот джин – идиотская идея купить его. Всё что я знаю, видимо я уснула. А проснулась уже здесь.

Дата добавления: 2015-10-28