Изменение понятия антисоциальности

При рассмотрении антисоциальности позвольте нам сначала развести то, что является антисоциальным, и то, что невротик таковым считает.

Любые побуждения или цели, которые мы имеем, но не воспринимаем как свои собственные, которые мы не осознаем или проецируем на других, представляются нам антиобщественными. Очевидно, мы подавили эти проявления и удалили их из осознания, поскольку они не соответствуют принятому представлению о самих себе. Это представление о себе было отождествлением с теми авторитетными персонами, которые составляли наше первое общество, или подражанием им. Но, естественно, когда побуждение высвобождено и реализовано, и принято как часть себя, оно оказывается не таким уж антисоциальным. Мы вдруг обнаруживаем, что в нем нет ничего необычного, что оно более или менее принято в нашем взрослом обществе, а разрушительная сила, которую мы ему приписывали - меньше, чем мы ожидали. Импульс, который представлялся адским или убийственным, оказывается простым желанием избежать чего-либо или что-то отклонить, и никого особо не волнует, сделали мы это или нет. Но это именно вытеснение (а) сделало из идеи постоянную угрозу; (b) скрыло ее ограниченное намерение и не дало увидеть социальную действительность, (с) окрасило ее нелепой запретностью, и (d) само породило мысль о деструктивности. Вытеснение - это агрессия, направленная против самости, и эта самая агрессия была приписана побуждению. (Сошлемся на классический пример: в 1895 году Фрейд предположил, что мастурбация приводит к неврастении; позднее он пришел к выводу, что это чувство вины за мастурбацию, попытка ее подавить и запрещение оргастического удовольствия являются ее действительной причиной. Таким образом, боязнь повреждения и ошибочная медицинская поддержка сексуального табу привели к повреждению.) Со времени первых работ Фрейда «содержания ид» стали менее дьявольскими и более послушными. Вероятно, сейчас он не стал бы обращаться к столь злорадному девизу: Flectere neqiteo superos, Acheronta movebo, - который, к сожалению, выдвигал.

Однако, невротическая оценка тоже имеет право на существование. Теоретики зашли слишком далеко в демонстрации того, что бессознательные побуждения являются «хорошими» и «социальными»; они слишком сильно стараются делать вид, что в родстве с ангелами. Что действительно случилось - так это то, что за последние пятьдесят лет произошла небывалая революция в социальных нравах и оценках. Это привело к тому, что многое, что рассматривалось раньше как дурное, не считается теперь таковым. Определенное поведение стало приемлемым не потому, что оно оценивается как хорошее, социальное или безобидное, но в силу того, что оно теперь принято как часть образа человека. Человек не стремится быть хорошим; хорошее - это то, к чему человек стремится. Можно сказать об этом и по-другому: определенные «содержания ид» воспринимались как дьявольские не только потому, что подавление сделало их такими (теми четырьмя способами, которые мы упоминали выше), но и потому, что (e) они содержат остатки того, что было действительно разрушительным, исходя из тогдашних социальных норм, в этом было реальное искушение или порок - и было реальное социальное давление, исходящее от ранних авторитетов, которое привело к невротическому подавлению.

Там, где подавляемое искушение было представлено в полной мере, где однажды оно было освобождено как нечто всеобщее и принятое, оно проделало свой путь наружу с удивительной скоростью. Став публичным и будучи более или менее удовлетворенным, искушение потеряло свой дьявольский ореол; и для нового поколения изменилась социальная норма. И на самом деле примечательно, с каким единодушием общество пришло к новому представлению о себе как целом; можно было бы ожидать, что некоторые части морального кодекса будут более упорно консервативными (но, естественно, имело место взаимодействие разных социальных факторов: изменения в экономике, урбанизация, международные контакты, повышение уровня жизни, и так далее). Только при посещении общества в глухой провинции, или при изучении руководства 1890 года по уходу за ребенком, или эссе «Христианство и театр» осознаешь, насколько резки произошедшие изменения. И вот что самое существенное: нельзя сказать, что старые отношения обязательно мрачно-зловещи, преувеличены или как-то особенно невежественны; скорее, это довольно трезвые, тщательно взвешенные суждения о том, что нечто, что мы сейчас считаем полезным или похвальным, является нежелательным или разрушительным. К примеру, замечательно ясно видно, что строгое приучение к туалету формирует характер, приверженный правилам; это ни в коем случае не невежественно, это, вполне вероятно, правда. Но они говорили, что по этой причине это нужно делать; а мы говорим, что по этой причине этого делать не следует. Одной из причин перемены является то, что в современной экономике и технологии старые стандарты близости, трудолюбия и долга могут быть социально вредными.

Фрейд принимал всерьез такой враждебный остаток, считая его по-настоящему социально деструктивным. Он сохранял убеждение, что общество будет сопротивляться психоанализу. Наши современные «ментальные гигиенисты» считают, что то, что они разрешили, неизменно хорошо и не является антисоциальным. Следовательно, им нет нужды считаться с сопротивлением со стороны либералов и терпимых, они ведут всегда выигрышные баталии и заняты очисткой территории от неприятеля. Но агрессивная психотерапия - это неизбежный социальный риск. Должно быть очевидно, что социальное давление не искажает саморегуляцию организма, которая «хороша» и «не антиобщественна», когда она правильно понимается и выражена подходящими словами. Общество запрещает то, что разрушительно для общества. Здесь не семантическая ошибка, а подлинный конфликт.

Дата добавления: 2015-10-28