Светопреставление

День стоял тихий, не жаркий. Все вокруг подернуто легкой дымкой и окутано сонным маревом. Я сидел с удочкой в плоскодонке на маленьком озерце, у шагнувших в воду мостков, на краю деревенского огорода. Не клевало. Но день был так хорош, что хотелось, закрыв глаза, просто лежать, уютно растянувшись в лодочке. Дышать густой тишиной, наслаждаясь мирным покоем, вольно разлитым в душе и в окружении этого земного Рая…

Вдруг быстро стало темнеть. Небо сделалось фиолетово-черным. Без «предупреждения» тысячи холодных «пуль и стрел» воткнулись в разом потемневшую гладь озера, вмиг сделав её свинцово-шершавой. Ливень с градом больно колотили по спине, голове, заливая мой «ковчег». Вода вокруг кипела… Откуда сбоку послышался ещё шум. Оборачиваюсь. Елы-палы! Двумя вертикальными столбами Огня с гулом и треском полыхали два ближних дома и сарай. В суматохе испуганных криков, в ужасе метались туда-сюда люди и, смешавшись с ними, визжали заживо поджарившиеся и обезумевшие свиньи… Из поднятого садка с несколькими рыбешками (без глаз и внутренностей) во множестве вываливались маслянисто-черные, жирные пиявки… Мистика, да и только…

Первая мысль – конец Света, который так настойчиво «назначают» (не один год) астрологи. Известен, говорят, даже день и час. Ну, не знаю. Когда там и когда, а я так его уже видел.

На чистом листе…

Мы чистыми пришли и осквернились,

Мы радостью цвели и огорчились…

О. Хайям

Куда-то несется взъерошенный Век,

От пониманья беды разродиться?

В морщинистых лужах высохших рек

Нам успеть бы еще отразиться.

Бьет, лихорадит в припадке Век, ---

В гибельной гонке не остановиться.

Всё бежит, бежит, бежит человек,

Своего бытия сжигая страницы.

А пока катастрофы терзают Век

И АЭСы в БЭРах будут клубиться

Есть еще на Земле человек –

Осознаньем ЧЕМУ-ТО учиться?

Но в конвульсиях-шоу корчится Век

Искажены в нем и души и лица…

Не пропал еще весь Человек -

Он сумеет еще возродиться.

У Творца на белом жизни-холсте

Нам хотелось бы не исказиться…

Осознать всё, понять, и на чистом листе

В детях, внуках еще повториться.

Встреча

Вечер, сел Месяц на крышу,

Сумерки погасив,

Тонким серпом качнул он –

К себе меня пригласил.

Согласно кивнув головою,

Присел и я на карниз.

Сидели рядом по-братски,

Взирая на суетность вниз.

Хорошо ни о чем молчали,

Каждый в себе, о своем.

Был Месяц заметно печален,

Мне было спокойно вдвоем.

Тишину прерывать не хотелось,

Вопросом спугнув соседство.

Далекое вспоминалось –

Дохнуло теплом из детства…

- - - - - - - - - - - - - - -

А люди куда-то спешили,

По тропкам своим, муравьи,

В заботах не замечая,

Далекой зеленой Звезды.

Еще посидев немного,

Кивнул я ему на прощанье.

Мне показалась та встреча

Таинственным обещаньем…

С нежное

Первый снег повалил нежданно,

Как-то вдруг, из ничего.

Пеленою опутал туманно,

Будто марлей зашторил окно.

Тенью Сна завесил округу,

Снежно-влажно прохладой дыша.

В засыпаемый мир по кругу

Уплывает за ним душа.

Вдали деревья тихо принимают

Невесомый замедленный душ.

Снежно-нежное в нас пробуждая

Своим родством печальных душ.

Растерялся тополь зеленый:

- «Разве лето уже прошло?»

Изумленный глядит он ЭТО –

Черно-белое ретро-кино.

Сыплет белым Землю и лужи

- только мягко размыто пятно.

Первый снег неожиданно нужен,

Не зашторенным душам – окно.

Как долго-долго длилась зима…

Как долго-долго длится зима:

Холод, хандра, души запустенье.

Паутин бытия Судьба вяжет сама –

Разорвать их, встряхнуться весельем…

Желаю звенящих Весенних ветров

В ливнях Солнца, ручьях и капелях,

С мороженым тающим желтых снегов

Взлететь с Весной на качелях!

С музыкой грома бурлящих рек

С влажным холодом талых снег…

Трепетной Радостью сердце полнить

И невозможностью Это в себе объяснить!

Голос

Утро. Спеша по своим делам и пересекая двор, мимо стоявших у домов машин, я в уме прокручивал только что состоявший разговор с моим приятелем. Мысленно отвечая на какое-то его замечание и, не понимая, что делаю это вслух, произношу:

- Так вот ты как (в смысле, не очень) обо мне думаешь…

И, вдруг, не понять, откуда, спокойный, внятный и тихий голос:

- А я и не думаю о тебе…

Оторопев от неожиданности и по инерции, будто в сомнамбуле*, сделав еще несколько шагов, в недоумении застываю на месте. Что это? Показалось или… Даже украдкой взглянул на небо. А в голове молнией: «Всё! Приехали. Голоса пошли…»

Медленно обернувшись, не сразу замечаю открытую дверцу одного из авто, мимо которого я только что проходил. Секундное замешательство, делаю шаг назад и… неожиданно для самого себя в темноту салона громко выдаю:

- А уж как я о тебе думаю… Ну, прям, ночи не сплю… Всё думаю, думаю!

Можно только догадываться, как у того «голоса» вытянулась физиономия и полезли глаза из орбит. А я, не оборачиваясь, и у же никуда не спеша, победно и бодро удалялся прочь… Навстречу наступающему новому звонкому дню, который начался такой веселой «мистикой».

Выбор

Пасмурным декабрьским утром люди потянулись на выборы. Они подходили к зданию и, чуть помедлив на пороге, исчезали за высокими дверями. Снаружи, откуда-то сверху, нарочито громко, будто сам себя подбадривая, хрипел на холоде марш. Резкие порывы ветра подхватывали бравурную музыку, и, разбрасывая по сторонам, уносили обрывки её куда-то за обочину дороги...

От школы, по краю улицы, вниз спускалась худощавая фигура пожилой женщины. Шла она медленной, неуверенной походкой, ни на кого не обращая внимания. На лице женщины читалось недоумение и растерянность, будто она только что потеряла что-то очень-очень нужное...

Каждые четыре года эта женщина приходила на новые выборы, в которых всем кандидатам позарез был так нужен её «голос». Взамен же они все, взахлеб и, перебивая друг друга, каждый раз обещали ей достойную и счастливую жизнь. И женщина приходила, и отдавала последнее, что у нее оставалось - свой голос. Но веры с каждым разом оставалось всё меньше и меньше. И вот теперь она шла одна, тихая и опустошенная (без голоса), чтобы хоть как-то жить дальше. Женщину обогнал возбужденно-вертлявый и бестолково-веселый мужичонка, от которого попахивало винцом, и которому, видимо, давно уже было наплевать на всякие там выборы депутатов, да и на себя тоже.

Зайдя в зал и взяв свой бюллетень у работника избирательной комиссии, я зашел в кабину голосования. Внизу бланка крупно и твердо дописал: «За терпение простой женщины» и поставил жирную «птицу».

Базар

Рынок. У крытого прилавка две солидные, прилично одетые дамы, по-приятельски негромко и мирно беседуют. Одна из них, мне знакомая, (я проходил мимо) спросила: «У вас все нормально?» «Да», - растерявшись от такого вопроса и, будто, убеждая сам себя и кого-то еще, что всё у меня нормально, добавил: «Вот выставку свою открыл, приходите…»Собеседница моей знакомой на приглашение отреагировала мгновенно. Неожиданно для своей «плюшевой» внешности, с хриплым напором, громко, не то спросила, не то потребовала: «А бутылку поставишь?» рыночный народ сразу как-то оживился, заоборачивался, предвкушая хоть какое-то (торговля шла вяло) развлечение. Знакомая моя также быстро подругу остудила: «Да он не пьет совсем», то ли недоумевая, то ли сожалея. На что, в свою очередь, последовало моментально и категорично: «Зато я пью!», - и от прокуренного утробного хохота она заколыхалась всеми своими выпуклостями. Толпа вокруг веселилась вовсю…

Удаляясь, я ощутил такую тоску… Да что же это такое, неужели всё так… Везде. Огромная страна-базар, люди-базар… Все говорят, говорят, говорят… И никто никого не слышит.

Шабаш

Пиар, пиар, пиа-ар-р - карканье воронья. Шоу, шоу, шоу – стенания беснующихся в припадке шаманов… Вопли, визги и гогот оглушают, наваливаются удушающим смрадом. На пепелище наших душ заходятся в дикой пляске и улюлюканье «кривые зазеркалья». Томно мурлыкают жеманные «секс-Анфиски». Мельтешат кривляющиеся полуголые девицы с примитивными «отгадайками». Чего только стоят «дома любви», где дюжина озабоченных вьюнош и столько же истеричных губастых девок, заходятся в оре, сопливых рыданиях и драках…

Нет смысла перечислять все эти многочисленные пустошоу, которыми засорены десятки каналов телевидения. Что это? Зомбирование? Планомерное затаптывание культуры? Каналу «Культура» не выстоять - не равные силы. Кто - то верно сказал: «Мы живем в ошибочном мире». На наших глазах идет погибельное растление душ сегодняшнего поколения. Поколения, у которого уже не будет будущего, а без будущего не будет и самой страны.

Прав был американский супершпион Ален Даллес, в свое время сказавший: «Россию невозможно победить открыто, извне… Подорвать её устои можно только изнутри». Но даже он был бы поражен, увидев, как мы сами уничтожаем себя, уничтожая свою культуру. А уничтожая многовековую культуру целого народа, стираем и само понятие «Россия».

Володе

Жизнь нельзя сократить и нельзя удлинить…

О. Хайям

Умер друг. Умер насовсем. Навсегда. В нашем маленьком городке, в котором прожил всю жизнь, его не будет уже никогда. Не встречу его на этих улицах, случайно не столкнусь в автобусе, не придет ко мне на «огонёк»…

Родился – учился, работал – женился, опять работал… Вот все вехи. Жизнь летела. Годы, как стреляные гильзы отлетали куда-то за спину. Случались и осечки и холостые. Жизнь была разной. Чаще – нескончаемая гонка. С падениями, спотыканиями, суетой. С попытками устоять, удержаться. И опять – бег, разочарования, усталость…

И вот марафон для него закончился. Друг может отдохнуть, «уйдя в другую страну». Туда, где нет теплых дождей, весенней капели и осенних прозрачных лесов. Всего того, что он здесь так любил…

Невозможно умолить ВРЕМЯ идти помедленнее. Оно безжалостно и жестоко. Его ножи полосуют наши лица, покрывая их густой сетью морщин. Глубокими рубцами страданий метят наши души и сердца. Оно тупит желания и ссушает слабеющее тело… Невозможно задержаться человеку на ЗЕМЛЕ, коль вышел срок. Невозможно, чтобы за весной опять наступила ВЕСНА… Все идет свои чередом. «Время разбрасывать камни, время собирать их». * Так устроен мир.

* Екклизиаст. «Книга судеб»

Дата добавления: 2015-10-24