Фиктивный капитал и фондовая биржа в эпоху империализма

В эпоху империализма наблюдается громадное разбухание фиктивного капитала. Это объясняется прежде всего широким развитием акционерных предприятий, выпускающих массу акций и облигаций. Другой причиной разбухания фиктивного капитала в эпоху империализма, и особенно в период общего кризиса капитализма, является колоссальный рост государственных долгов, обусловленный главным образом подготовкой и ведением импе­риалистических войн.

Насколько быстро растет фиктивный капитал в эпоху империализма, видно из того, что за десятилетие 1881—1890 гг. мировая эмиссия ценных бумаг равнялась 64,5 млрд. франков, за 1891—1900 гг. она достигла 100,4 млрд. франков, за 1901—1910 гг.—197,8 млрд. франков, а за 1921—1930 гг.—около 600 млрд. довоенных золотых франков, или столько, сколько имелось ценных бумаг во всех странах в 1910 г.

Рост эмиссии ценных бумаг означает и рост паразитического слоя рантье, не принимающего никакого участия в производстве, но присваивающего прибавочную стоимость благодаря обладанию ценными бумагами.

В период общего кризиса капитализма наблюдается особенно резкое несоответствие между быстрым ростом фиктивного капи­тала и значительно более медленными темпами накопления дей­ствительного капитала. В США, например, эмиссия ценных бумаг с 1919 по 1929 г. возросла почти в 3 раза, тогда как индекс про­мышленной продукции увеличился только на 43%; в Англии в 1927—1929 гг. среднегодовая эмиссия ценных бумаг в 1¹/₂ раза превышала сумму их эмиссии в 1913 г., размеры же промышлен­ного производства в эти годы только достигали уровня 1913 г. Громадное разбухание фиктивного капитала при медленных тем­пах расширенного воспроизводства — одно из проявлений край­него усиления паразитизма и загнивания капитализма.

Самая структура эмиссии ценных бумаг в условиях общего кризиса капитализма претерпевает существенные изменения, выражающиеся в падении удельного веса эмиссии ценных бумаг, предназначенной для производительных вложений капитала, и росте удельного веса эмиссии, имеющей непроизводительные цели. В общей сумме эмиссии ценных бумаг резко возрастает доля государственных займов, что связано главным образом с исполь­зованием все большей части финансовых ресурсов капиталистиче­ских стран для финансирования военных расходов. Это также представляет собой выражение усилившегося загнивания капи­тализма.

Громадный рост фиктивного капитала в эпоху империализма сопровождается колоссальным разбуханием биржевого оборота.

Так, в США в 1890—1899 гг. на нью-йоркской бирже продавалось в сред­нем за год по 84 млн. акций, а в 1928—1938 гг. —по 585 млн. акций, причем средний курс промышленных акций в 1890—1899 гг. составлял около 55 долл., а в 1928—1938 гг.—161 долл. Сумма акций и облигаций, зарегистрирован­ных на нью-йоркской бирже, составляла (по рыночному курсу) в начале 1939 г. около 95 млрд. долл., а в начале 1953 г. —около 221 млрд. долл.

Несмотря на огромное увеличение биржевого оборота, само­стоятельная роль фондовой биржи в эпоху империализма падает.

Дело в том, что гигантская концентрация банков и образование банковых монополий ведут к тому, что все большая часть оборота с ценными бумагами сосредоточивается в руках горстки крупней­ших банков-монополистов. В то время как в эпоху домонополи­стического капитализма биржа была необходимым посредником при размещении ценных бумаг, в эпоху империализма крупные банки сами размещают массу этих бумаг среди своих клиентов, беря, таким образом, на себя функцию биржи.

Крупные банки в эпоху империализма становятся главней­шими участниками биржевой спекуляции. Они не только исполь­зуют в своих интересах стихийные колебания курсов ценных бумаг, но и активно воздействуют на эти курсы, организуя спе­циальные объединения — так называемые корнеры или пулы — для скупки ценных бумаг, искусственного вздутия их курсов и перепродажи с высокой прибылью. Во время биржевых крахов, которые в эпоху империализма резко усиливаются, банки скупают акции и облигации за бесценок и хранят их до нового биржевого “бума”. Таким образом, экспроприация мелких держателей цен­ных бумаг достигает в эпоху империализма невиданных разме­ров, а за счет их разорения обогащаются господствующие на фон­довой бирже крупнейшие банки.

О масштабах этой экспроприации свидетельствует, например, тот факт, что во время биржевого краха осенью 1929 г. на нью-йоркской бирже только за два месяца было продано свыше 200 млн. акций, причем курсы их упали более чем на ¹/₃; за весь же период кризиса 1929—1933 гг. общая курсовая стоимость акций и облигаций на нью-йоркской бирже уменьшилась на 83 млрд. долл. Резкое падение курса акций на нью-йоркской бирже, самое большое после 1929 г., имело место в марте 1955 г. Только за период с 4 до 15 марта общее снижение курсов составило 10 млрд. долл.

До недавнего времени биржевые операции находились вне вся­кого контроля. Однако развитие государственно-монополистиче­ских тенденций нашло свое отражение и в данной области, что вы­разилось в США, например, во введении государственного кон­троля над эмиссией ценных бумаг и операциями на фондовой бирже.

В 1933 г. в США был издан акт об эмиссии ценных бумаг, а в 1934 г.—акт о биржевой торговле ценными бумагами. Пер­вый из них предусматривает допущение ценных бумаг к выпуску и продаже лишь после регистрации их правительственной феде­ральной торговой комиссией, которой предоставлено право раз­решать или запрещать эмиссию тех или иных бумаг. Согласно второму акту была создана правительственная биржевая комис­сия, устанавливающая определенные правила биржевой торговли, причем запрещены совмещение функций брокеров с операциями дилеров, покупки ценных бумаг по завышенным ценам или про­дажа их по заниженным ценам в целях искусственного воздей­ствия на курсы, распространение слухов о предстоящем повышении или падении курсов бумаг и т.п. Кроме того, акт о биржевой торговле ценными бумагами предусматривал установление пре­дельных размеров брокерского кредита под ценные бумаги и за­прещал членам биржи получать ссуды под ценные бумаги у бан­ков, не входящих в Федеральную резервную систему.

Издание этих законов и правил мотивировалось стремлением воспрепятствовать выпуску “несолидных” ценных бумаг, упоря­дочить биржевой оборот, устранить чрезмерную биржевую спе­куляцию, защитить интересы инвесторов и т.п. Однако все эти “высокие соображения” представляли собой лишь социальную демагогию. Фондовая биржа по своей природе является центром спекуляции ценными бумагами; сохранить фондовую биржу, но устранить биржевую спекуляцию столь же невозможно, как лик­видировать кризисы при сохранении капитализма. Но эта социальная демагогия была в интересах американских монополий, так как ставила своей целью успокоить держателей ценных бумаг, ограбленных биржевыми дельцами во время кризиса 1929— 1933 гг., восстановить доверие к ценным бумагам, подорванное кризисом, и этим облегчить крупнейшим корпорациям получение новых прибылей от эмиссии ценных бумаг.

Фактически под маской защиты интересов мелких держателей акций скрывалось использование монополистическим капиталом государственной власти в своих собственных интересах. В част­ности, предоставление правительственным органам права кон­троля над выпуском ценных бумаг давало возможность прегра­дить доступ к эмиссии этих бумаг более мелким компаниям и спо­собствовало дальнейшей централизации эмиссии в руках капи­талистических монополий. Что касается предоставления права выдачи ссуд биржевым дельцам под ценные бумаги только бан­кам, входящим в Федеральную резервную систему, то это озна­чало монополизацию финансирования биржевой спекуляции в руках сравнительно крупных банков.

Дата добавления: 2015-10-02