Глава 2 Лис и компания

Широкие деревянные столы в центре зала пустовали — для большинства горожан обеденное время еще не наступило; зато маленькие круглые столики, накрытые хрустящими белыми скатертями, почти прогибались под тяжестью всевозможных блюд и кувшинов, заказанных посетителями, многие из которых носили студенческие файтоны.

В отличие от традиционного образа русского студента — вечно голодного, перебивающегося с риса на макароны и ждущего стипендии как манны небесной, обычный тальзарский академист по уровню ежемесячного дохода мог сравниться с зажиточным горожанином средней руки. Сенат магов трепетно заботился о благосостоянии «будущего» империи, поражая щедростью при формировании стипендиального фонда. Совершенно неудивительно, что ребенка, проявившего хоть каплю магических способностей, родственники были готовы носить на руках. Впрочем, несмотря на это, ворота академии не ломились от желающих выгодно пристроить свое чадо — симулирование магического дара наказывалось по всей строгости закона.

Машинально поглаживая тугой кошелек, спрятанный в нагрудном кармане, я направилась к ближайшему столику, притаившемуся в дальнем углу трактира, рядом с высоким, плотно зашторенным окном.

За столом было тесно, но друзья предусмотрительно оставили свободным один из низких, удобных стульчиков на витых ножках.

— Хой-хо! — одновременно поприветствовали меня светловолосые двойняшки Хо, полностью оправдывая свою Дружелюбную фамилию.

— Хой, — вяло отозвалась я, чувствуя себя юным панком.

Шенрияр буркнул что-то невразумительное, косясь на меня темными, как спелый миндаль, глазами и опасливо отодвигаясь в сторону.

В молчании я с минуту разглядывала его хмурую физиономию. На смуглой скуле прямо на глазах наливался густым лиловым цветом огромный синяк, разбитая верхняя губа распухла и слегка кровоточила.

— Очаровательно, — прокомментировала я, присаживаясь за столик и с притворным спокойствием раскрывая меню. — Что на этот раз?

Шенрияр не ответил, делая вид, что страшно заинтересован содержимым своей кружки.

— Он назвал Дея сыном портовой девки, — тут же наябедничала Нисса, — и Дей, конечно же, его отделал.

— Молчи, болонка! — Парень запульнул в Ниссу сочной виноградиной.

Девушка побагровела от возмущения, ее светлые кудряшки, и вправду отдаленно напоминающие завивку домашней болонки, комично затряслись.

— Тумба с ушами! — взвизгнула она, швыряя в ответ кусочком булки.

Шенрияр открыл было рот, наверняка собираясь выдать очередную порцию гадостей, но я треснула его тетрадкой с меню по коротко стриженной темной макушке.

— Так, разговорчики в строю! — одно из любимых выражений отца, бывшего командира полка, как нельзя кстати подходили для поддержания дисциплины в этом зверинце. — Дорогуша… — я почти с нежностью заглянула в изрядно побитое лицо Шенрияра, — а ну-ка повтори, что ты там сказал про Дея?

— Он первый начал! — огрызнулся Шенрияр, потирая затылок и глядя на меня исподлобья. — Сказать, кем обозвал меня этот циничный ублюдок? «Бездарный выброс жирного торгашеского чрева» — прямо поэт, рагхар его побери! Ладно, за себя-то мне не обидно, но вот кто его тянул за язык приплетать мою мать? Между прочим, она до сих пор стройная как тростинка!

При этих словах Нисса вздрогнула и залилась краской по самые кончики аккуратных ушек. Я мысленно пожелала ей терпения — Шенрияр неосознанно наступил на больную мозоль девушки, чья легкая полнота доводила бедняжку до исступления. И тот факт, что эту полноту, не кривя душой, можно было назвать милой и даже соблазнительной, не облегчал ее терзаний.

— А то, что наша семья зарабатывает себе на хлеб честным трудом, не повод обливать меня помоями при каждой встрече! — Шенрияр треснул кулаком по столу, с каждым словом распаляясь все сильнее. — Я с гордостью могу сказать, что семья Абба импортирует лучшие ковры и ткани из Хампу и других шахств! А чем занимается этот избалованный папенькин сынок? Протирает штаны в библиотеке? И ладно бы чистокровный аристократ, а так ведь — приблуда, шлюхин сын… Зато самомнение — как у кронпринца!

Я тяжело вздохнула, почувствовав вдруг страшную усталость. Пытаться примирить Дея и Шенрияра — все равно что связать хвостами волка и дикую кошку.

— Оба хороши. Но в драке прав тот, кто сильнее, Шен. В следующий раз он тебя попросту убьет. Вот зачем нужно было бередить открытую рану?

— Все равно об этом уже половина академии знает, — буркнул Шенрияр, отводя глаза.

Увы, на это мне нечего было возразить. С некоторых пор нелицеприятная тайна происхождения Дея стала достоянием общественности. Примерно месяц назад по академии со скоростью лесного пожара стали распространяться слухи о том, что Деймус Гракх — бастард, плод распутной связи тальзарского кэра с никому не известной продажной женщиной — одной из тысячи, что нелегально работают в городском порту. Сложно сказать, кто первым распустил эти слухи, но на следующий же день двое студентов, представителей мелкой аристократии с факультета Дея, не вышли на занятия, а отправились прямиком в центральную городскую больницу со множественными переломами ребер и рук. Виновника так и не нашли. Ребята, едва живые после сложных магических операций, упорно молчали, но с того дня даже чада высокопоставленных чиновников не рисковали открыто уличать Деймуса в нечистокровии, хотя за глаза называли «ублюдком» и «приблудой».

Никак не прокомментировав последние слова Шенрияра, я мрачно уткнулась в меню. Совершенно неудивительно, что с некоторых пор с Деем почти невозможно общаться — он огрызается по любому поводу, бросается в драку, как бешеный бойцовский пес, не делая особых различий между друзьями и врагами. Ну что ж… таков уж Деймус Гракх.

Подошла госпожа Арума, хозяйка трактира, — полная женщина с крутыми рыжими буклями, уложенными в высокую прическу. Она всегда сама принимала заказ, если в нашей компании присутствовал Шенрияр.

Этот восточного вида красавчик, сколько его помню, был страшно популярен у дамочек среднего возраста, чем и пользовался самым беззастенчивым образом.

Вот и сейчас, воззрившись на леди Аруму своими влажными и ласковыми, как у молодого олененка, глазами, пройдоха отвесил сначала несколько сногсшибательных комплиментов, а затем скромно попросил принести один горячий бутерброд с сыром и ветчиной. Жертва его лести, залившись краской смущения по самое внушительное декольте, пролепетала что-то про «мясную нарезку за счет заведения» и, рассеянно собрав остальные заказы, воздушной походкой удалилась от нашего стола.

— Из тебя получился бы отменный жиголо, — проворчала я, неодобрительно разглядывая физиономию друга, так и лучащуюся самодовольством.

— Отменный кто? — Шенрияр забавно сморщил нос и зачем-то подмигнул Ниссе, чье лицо выражало глубокое презрение ко всему происходящему.

— Мужчина на содержании у дамы не первой свежести.

Нисса фыркнула.

— Будь я старой каргой, огромной, как василиск, и такой же уродливой, все равно не стала бы содержать этого бесполезного обжору.

— Да что ты смыслишь в мужчинах, болонка! — огрызнулся Шенрияр. — Неудивительно, что снова кукуешь в одиночестве.

Глаза Ниссы опасно увлажнились, и я поняла, что еще немного, и здесь разгорится самое настоящее «мамаево» побоище.

Недавно подруга разошлась с очередным кавалером и страшно страдала по этому поводу — вторую неделю, стоило нам остаться наедине, заливая мою хилую грудь горючими слезами.

Накалившуюся обстановку разрядил грохот — брат-близнец Ниссы, Тойя Хо, все это время хранивший скромное молчание, неловко задел широким рукавом файтона кружку, и та покатилась по столу, расплескивая на белую скатерть остатки сидра.

Мы как по команде дружно уставились на невольного миротворца. Тойя — такой же светловолосый и кучерявый, как сестра, но раза эдак в три толще, что, впрочем, лично у него не вызывало никаких комплексов, — обвел нас взглядом безмятежных голубых глаз.

— Лис, а где твой зверек? — спросил он, близоруко щурясь на мое плечо — туда, где обычно восседал мыш.

— После того, как Хууб набросился на бабку, стукнувшую меня клюкой, ректор запретил выносить его в город, — грустно вздохнула я.

— Жаль. — Тойя выглядел по-настоящему расстроенным. — Арахонским мышам очень полезен свежий воздух, они ведь дикие по своей природе. Ты хорошо его кормишь?

— Конечно! Как ты советовал: утром творог, в обед мясо, а вечером моченные в вине земляные орехи.

— Животиком не мается? Если немного пучит, то исключи на время творог и все молочные продукты…

На этой фразе Нисса и Шенрияр дружно застонали. Дело в том, что с Тойей, студентом алхимического факультета, опытным натуралистом и страстным любителем всевозможной живности, я могла часами обсуждать Хууба — в частности, его здоровье и гастрономические предпочтения. В свою очередь, прочие наши друзья подобной страсти не только не разделяли, но и откровенно побаивались Хууба с его замашками истинно аидовского Цербера, когда дело касалось любимой хозяйки.

— Ты уже читала утренний выпуск «Столичных сплетен»? — Две юные девицы богемного вида прошуршали рядом с нами подолами длинных платьев, направляясь к выходу. — Пишут, что драконы напали на северную границу Акмала!

— Какой ужас! Так они скоро и до нас доберутся…

— Мой папа говорит, что достопочтенный сенатор Амвэл не даст нас в обиду. Я слышала, он прибыл в столицу сегодня утром.

— Правда? Слава Создателю, тогда мое сердце спокойно!

Прозвенел входной колокольчик — с тихим хлопком за барышнями закрылась дверь.

В гробовом молчании мы переглянулись.

Шенрияр откашлялся.

— Кажется, зря я прогуливал пары по боевой тактике драконов… Акмал в неделе лёта от нас. Боюсь, скоро придется сдавать экзамен в полевых условиях.

— Ты что, серьезно думаешь, что они осмелятся напасть на столицу империи? — Голос Ниссы дрогнул.

Я с грохотом опустила кружку, расплескав на окончательно изгвазданную скатерть яблочный сок.

— Какие драконы? — резко бросила я. — Что вы как дети малые? Нашли кому верить! Еще неделю назад в тех же «Сплетнях» писали, что кэр Гракх разводит василисков в подвале собственного дома — ну разве не чушь?

— Да кто там знает это скользкое семейство, — буркнул Шенрияр. — Они и сами — вылитые василиски: что папаша, что сынок…

— Попридержи язык, моль ковровая! — зашипела на него Нисса. — Ты вообще соображаешь, о ком говоришь?!

— Не нервничай так, пампушечка, — вмешался Тойя, ласково поглаживая сестру по руке. — Вот, скушай яблочко, только обязательно с косточками — они очень полезны для твоей прелестной кожи.

Наверное, брат был единственным, от кого Нисса терпела намеки на свою полноту и всевозможные связанные с этим прозвища — да и то лишь потому, что Тойя, от природы не способный на лукавство, искренне считал сестру самой прекрасной женщиной в мире и не уставал повторять это при каждом удобном случае.

Поэтому после его слов Нисса лишь тяжело вздохнула и принялась жевать сочное зеленое яблоко, заботливо нарезанное Тойей на ровные дольки.

— Да говорю вам — чушь собачья! Очередная газетная «утка», пущенная с благословения Сената, чтобы подогреть нашу ненависть к этим несчастным созданиям… — не унималась я. — Им, видимо, было мало жертв с той бойни, три года назад.

— Бойни? — переспросил Шенрияр, хмуря темные брови. — Ты о «Драконьем молоте», карательной операции по пресечению заговора против империи?

— Шен, какой, к горгульям, заговор?! После войны Крыла и Посоха драконов осталось меньше сотни на всем Гаррадуарте — обессиленных, израненных, заключенных навечно в своих замках! Каким образом они могли организовать заговор против империи?! Рагхар тебя побери, просто пораскинь мозгами самостоятельно, а не слушай всю ту ересь, что нам скармливают каждый день!

— Но есть ведь еще драконы с Ользара и Аббаурта, — неуверенно сказала Нисса. — О них тоже нельзя забывать.

— Крылатые с честью приняли свое поражение! — воскликнула я с горечью. — В отличие от людей у драконов есть такое понятие, как честь.

— Говоришь так, будто ты одна из них, — неожиданно сухо сказала подруга. — Ты всегда была такой, Лис, выгораживала этих крылатых тварей, словно они тебе кровная родня. И ни разу не вспомнила о том, что еще полвека назад драконы жестоко вырезали нас, как свиней, сжигали прямо в домах, не щадя никого. Так почему ты думаешь, что сейчас мы должны их жалеть? И почему жаждешь защищать хладнокровных убийц?

Нисса замолчала. Сухими блестящими глазами трое друзей смотрели на меня и ждали ответа.

Я потупилась. Иногда, вот как сейчас, мне очень хотелось рассказать им все. О том, откуда я на самом деле, о своих невзгодах и потерях… о Джалу. Что дракон, которого мне посчастливилось встретить, оказался куда более человечным и честным, чем большинство знакомых людей. Я бы рассказала им о глухой боли, сжимающей грудь по ночам, когда остаюсь наедине с собой, пряча лицо во влажную от слез подушку. О том, что навсегда потеряла родителей и мир, который привыкла считать своим, потому что большинство драконов перебито, а те, что остались, вряд ли захотят помочь…

Но я молчала. Я молчала все это время и сейчас не скажу ни слова, потому что не хочу нагружать их пока еще свободные от сомнений и горестей сердца ответственностью за свою тайну. И, к чему лукавить, боюсь, что однажды кто-то из них не выдержит… и увидит во мне предателя.

— Лис… — голос Ниссы звучал виновато, — не обижайся, просто иногда ты так странно ведешь себя. Я ведь тоже на факультете драконологии и не скажу, что так уж их ненавижу, просто… знаешь, особой любви крылатые тоже не заслуживают.

— Сестренка, но ведь ты не от чистого сердца занимаешься драконологией, — заметил Тойя. — Ты поступила на этот факультет лишь для того, чтобы насолить родителям.

Шенрияр презрительно хохотнул, заставив девушку залиться румянцем негодования.

— Кто бы говорил! — взвилась Нисса. — Ты вообще ударился в алхимию только потому, что хотел оживить белку!

— Не белку, а хохлатого шуршуна, — со спокойным назиданием в голосе сказал Тойя.

Этот потрясающий во всех смыслах парень действительно поступил на факультет алхимии с единственной целью: оживить любимого домашнего питомца. Каково же было удивление его знакомых и родственников, когда наивный и простоватый на вид парень по окончании первого же года обучения вошел в десятку лучших студентов-алхимиков академии. Хохлатого шуршуна он таки воскресил — впрочем, когда вырвавшийся из-под контроля безумный гуль набросился на одного из преподавателей, Тойе пришлось его уничтожить. Но к тому времени мой друг уже слишком хорошо знал принципы алхимии, поэтому заявил лишь, что эмпирическим путем выяснил: в оживленной плоти, увы, не может воскреснуть душа, поэтому грустить здесь особо не о чем.

Вспомнив эту историю, я невольно хихикнула. Да, все-таки друзья у меня — самые лучшие.

Снова зазвенел входной колокольчик. Я с ленивым любопытством посмотрела на дверь, ожидая увидеть стайку молодежи в студенческих файтонах, привлеченную вкусными трактирными запахами, или же какую-нибудь семейную пару бюргеров, так любящих «Пьяного быка» за умеренность цен и отменную кухню…

На пороге, тесня громоздким силуэтом дверной проем, стоял Барух.

От неожиданности я резко дернулась, попав ладонью по руке Шенрияра — тот немедленно облился сидром и заругался сквозь зубы.

Краем глаза я продолжала наблюдать за торговцем, сжав перед грудью в замок побелевшие руки и стараясь унять нервную дрожь.

За прошедшие три с лишним года Барух еще больше раздался в животе, обрюзг и обзавелся жутким, похожим на розовую каракатицу ожогом, стягивающим лицо так, словно торговец стал жертвой странной пластической операции по пересадке всего жира из одной щеки в другую. Баруха и раньше сложно было назвать привлекательным, но теперь при виде его перекошенной пятнистой физиономии с мутными, словно бы покрытыми бельмами глазами меня буквально трясло от страха и отвращения.

Похоже, он был пьян. Переваливаясь с ноги на ногу, как медведь-шатун, только что выбравшийся из зимней берлоги, Барух доковылял до барной стойки и тяжело опустился на высокий табурет. Тот жалобно хекнул, но выдержал.

Я отвернулась и уставилась на ни в чем не повинную столешницу ненавидящим взглядом. Как бы мне хотелось использовать сейчас все свое магическое мастерство, чтобы не оставить и влажного пятна от этой мерзкой жабы, так успешно притворяющейся человеком!

Помнится, даже спустя месяц после нашей последней встречи я все еще боялась выходить в город — ни официальный статус слушателя Тальзарской академии, ни даже протекция господина Крама не казались мне достаточным основанием, чтобы чувствовать себя в безопасности. В каждом полном торговце мне виделся Барух…

Со временем паранойя прошла, и я почти распрощалась с болезненными воспоминаниями — лишь мозг время от времени подбрасывал редкие полузабытые видения в варево ночных кошмаров…

И вот сейчас это неприглядное прошлое сидело в паре шагов от меня, громко отдуваясь и пьяным голосом зовя разносчицу.

— Лис, ты в порядке? — Чьи-то руки робко потрясли меня за плечо.

— Она бледная, как крахмальные панталоны моей бабушки… — пробормотал низкий мужской голос.

— Шен, у тебя нет бабушки.

Я вздрогнула и посмотрела на встревоженные лица друзей.

— Живот прихватило. — Я выдавила слабую улыбку. Все же близкие друзья — самый лучший индикатор настроения.

— О, глядите! — Шенрияр стрельнул темными глазами куда-то за мою спину. — Это же Барух из Тамбалов, знатная шишка! Когда-то ему принадлежала треть столичного рынка, он едва не разорил нашу семью…

— А сейчас? — полюбопытствовал Тойя.

— Не везет бедняге. — Шенрияр хохотнул с едва скрытым злорадством. — С тех пор как три года назад сгорел почти весь его караван (представляете, прямо посреди города!), Барух терпит одни только убытки, сделки через раз прогорают, да и мало кто сейчас рискует иметь с ним дело. Во время того пожара он и сам пострадал: видали, харя какая страшная, прямо Ваал Гал во плоти…

Я криво улыбнулась. Слова друга целительным бальзамом лились на душу.

— Говорят, — Шен перешел на заговорщицкий шепот, и мы невольно придвинулись ближе, — во всех неудачах он винит какую-то «рыжую демоницу». Никто ее, конечно, не видел, и вообще, он в последнее время не отлипает от бутылки… Налицо — все признаки линейного проклятия, хотя будь оно так — давно бы уже оплатил государственные маг-услуги и развеял порчу к собачьей матери. Так что, видать, сама судьба приложила руку. Мне его даже жаль немного.

Зашедшись неудержимым, похожим на сухой кашель хохотом, я треснулась лбом о столешницу. Нисса заботливо постучала меня по спине, протянула кружку с соком. Я благодарно хлебнула сладковато-пряный напиток, чувствуя, как злобное ликование теплом разливается по всему телу. Не зря Джалу говорил, что Бог-Дракон видит все! Что ж, Барух, считай, твой должок передо мной и драконом оплачен сполна…

От страшной мысли я поперхнулась и теперь уже закашлялась по-настоящему. Фудо… столько раз я пыталась узнать хоть что-нибудь о нем, рыскала по трактирам с живой музыкой, вглядывалась в каждого уличного менестреля — они уже и сами узнавали меня при встрече… Тщетно. Фудо словно растворился. Впрочем, в глубине сердца я верила, что такой отчаянный и талантливый парень не пропадет.

И все же теперь мне было по-настоящему страшно: если та хулиганская диверсия уничтожила целый караван, то узнай Барух правду…

— Нет, с тобой что-то определенно неладно, Лис! — Нахмурившись, Нисса заглянула мне в лицо. — Выглядишь так, будто увидела призрак Шенрияровой бабушки.

— Ага, — вздохнула я, — в одних только крахмальных панталонах.

Шен, чья мифическая бабушка в не менее мифических панталонах наверняка уже не раз перевернулась в гробу, заворчал что-то недовольное.

— Я уже несколько лет ищу одного человека, — помолчав, произнесла я. — Он мой хороший друг… да что там — ваша лисица обязана ему жизнью! Не в шутку, по-настоящему. Если бы не он, вы бы вряд ли сейчас имели счастье созерцать мою кислую физиономию…

Откровения давались с трудом — слова, как рыбьи кости, застревали в горле. И в то же время приносили несказанное облегчение. Я словно откупалась от друзей и собственной совести одной этой маленькой тайной — на раскрытие других, менее правдоподобных, мне все еще не хватало духу.

— Некоторое время он служил Баруху. И по определенному стечению обстоятельств… в каком-то смысле… — я откашлялась и понизила голос, — в общем, он был причастен к поджогу каравана.

Над столом повисла напряженная пауза. Тойя перестал жевать булочку. Нисса сдавленно охнула. Шенрияр звучно присвистнул.

— Ну дела… — протянул он. — Ох, подруга… как долго, говоришь, ты его ищешь?

— Больше трех лет.

Шенрияр, потемнев лицом, качнул головой.

— Барух — жестокий человек. Он не из тех, кто церемонится с врагами и предателями. Слышал, частенько его работники неожиданно исчезают, а потом всплывают кверху брюхом у причала в порту.

Нисса зашипела на парня, как разъяренная кошка, я же лишь поджала дрожащие губы. Шен был прав, но мне не хотелось признавать это.

— Фудо не предатель! — сказала я неровным от подступающих слез голосом. — Он хороший человек!

— Фудо? — одновременно переспросили двойняшки Хо, обменявшись быстрыми взглядами.

— Угу, — я шмыгнула носом и полезла в карман за платком, — Фудо из Бунмы, так, кажется.

— Лис, не хочу тебя обнадеживать, — осторожно сказала Нисса, — но Фудо из Бунмы — страшно популярный сейчас менестрель при королевском дворе Акмала.

— Несколько последних месяцев вся музыкальная пресса только о нем и пишет, — со значительным видом подтвердил Тойя, — называет зерцалом современного искусства, не иначе. Фудо из Бунмы — «золотой голос Акмала». Неужели не слышала?

Я с облегчением расхохоталась.

— Золотой голос? Бог-Дракон, как же это на него похоже! Не удивлюсь, если этот пройдоха подкупил всю прессу ради такой рекламы! Но какой же все-таки удачливый, чертяка! Вот только как он попал на королевский двор, еще и наших соседей, — ума не приложу…

— Говорят, у тамошнего короля заболела дочь, — сказала Нисса, — причем не телом, а душой. Ревела сутками напролет. Даже придворные маги ничего не могли сделать. А медики поставили ей какой-то сложный научный диагноз: деп… дип…

— Депрессия, — подсказал Тойя.

— Она самая. Словом, принцесса была совсем плоха. Осунулась, похудела. По ночам даже ходила во сне. Думали, уже все, крыша у бедняжки поехала… И тогда издал король указ: мол, кто его дочку исцелит…

— …тому принцессу и полцарства в придачу! — догадалась я.

— Ну вот еще! — фыркнула Нисса. — Принцессами, даже сумасшедшими, в нынешнее время не разбрасываются. Тому обещали мешок денег и какую-нибудь должность при дворе. Тоже вкусный кусок, знаешь ли.

Я согласно покивала.

— Не знаю дальнейших подробностей, но Фудо из Бунмы оказался тем единственным, кто смог ее развеселить. С тех пор официально титулован графом и королевским менестрелем.

От души хлебнув сидра из кружки Шенрияра, я в изумлении помотала головой. Да, сегодняшний день — просто кладезь неожиданностей…

— Ли-и-ис… — Тонкие белые пальчики Ниссы потеребили меня за рукав. — А правда, что Фудо красив, как сын Создателя? Одна моя знакомая недавно была на его открытом концерте в столице Акмала, так вот она говорит, что видно было плохо, но, кажется, он мужчина ее мечты!

— Ну, как сказать… — Я замялась. Перед глазами всплыли грязные пятки, растрепанные волосы с застрявшей в них соломой и глаза нашкодившего спаниеля…

Сзади послышалась какая-то возня и сдавленный крик.

Я резко обернулась — лишь для того, чтобы стать свидетелем крайне неприятной сцены: Барух, чье состояние еще не дошло до отметки «невменяемость», но уже давно перешагнуло черту «свинство», вовсю облапывал хозяйку трактира.

— Рыжая… — послышался его сиплый, надсадный бас. — Как и та курва… Все вы одинаковые!

Госпожа Арума, явно не привыкшая к таким фамильярностям, слабо стучала свободной рукой по его спине, не решаясь, видимо, хорошенько приложить влиятельного гостя пустым подносом. Лицо у нее было бледное и испуганное. Рыжие букли растрепались и неопрятно свисали по бокам головы, напоминая еврейские пейсы.

Шенрияр скрипнул зубами, демонстративно закатал рукава. Нисса открыла было рот, явно намереваясь напомнить ему, что колдовать, как, впрочем, и драться, за пределами академии нам запрещено под страхом исключения, — но тут ножка табурета, на котором сидел Барух, подломилась, и пьяный торговец рухнул на пол. Было ли это удачным стечением обстоятельств или же порадел кто-то из студентов, сидящих за соседними обеденными столиками, узнать нам так и не довелось.

Госпожа Арума быстро скрылась за дверью кухни. Барух, грузно поднявшись, перетащил свое тело на другой табурет. Через минуту испуганная молоденькая разносчица поставила перед ним кружку с каким-то пойлом.

— Тварь, — бросил сквозь зубы Шенрияр, пряча одну ладонь под стол.

Стоило Баруху попытаться глотнуть из кружки, как темная жидкость резко плеснула ему в лицо, заливая щеки, ворот и грудь. Торговец грязно выругался и сплюнул.

Нисса проворчала что-то насчет дисциплины, но, похоже, Даже она была не против такой показательной экзекуции.

Я не отрывала глаз от Баруха. Вернулось страшное желание раздавить его, словно муху, — увидеть мокрый след на половицах трактира… Мне вдруг показалось, что именно он, и никто другой, виноват во всех несчастьях, обрушившихся на мои плечи, и даже больше… А вдруг это Барух натравил Инквизицию на Джалу? Ему ведь наверняка было невыгодно всякий раз платить дракону дань, проезжая через его земли…

Ненависть горячей волной захлестнула нутро, стало трудно дышать. Я машинально щелкнула пальцами — от запястья в сгиб ладони скользнула тонкая серебристая змейка, сползла по пальцам, повисла, свернувшись петлей…

— Лис, — кто-то тронул меня за руку. Я перехватила взгляд Тойи — безмятежный, спокойный, как и всегда. Он был единственным, кто заметил мою магию. — Не надо, Лис.

Я глубоко вдохнула, помедлив, сжала кулак, уничтожая змейку.

Бледно и благодарно улыбнувшись Тойе, встала из-за стола.

— Идем? — спросила я у друзей. — Засиделись что-то.

Те согласно закивали, мы оплатили заказ, оставив щедрые чаевые, и покинули трактир. Всю дорогу в академию я отмалчивалась, изредка односложно отвечая на подколки Шенрияра и вопросы Ниссы. Я думала о том, что сегодня едва не переступила черту, за которой была пропасть, поглотившая когда-то Джалу. И даже несмотря на то что дракон сохранил человеческий облик, он так и не смог простить себя — я знала, до последней минуты не смог… Мне было страшно — так, как, может быть, никогда прежде. Потому что я понимала: сегодня меня остановил Тойя. Но что, если завтра некому будет это сделать?

На следующий день зачет по инквизиторскому праву я благополучно завалила…

ГЛАВА 3
«ЭТО ВОЙНА, ЛИС»

Столичное утро из-за многочисленных государственных срезов по магическим дисциплинам выдалось совсем уж непонятным: над островерхой крышей академии, студенческим корпусом и несколькими прилегающими улицами ярко светили оба солнца, в то время как все остальные кварталы Тальзара захлебывались проливным дождем, а проспект генерала Флейтока, если верить негодующим слухам, даже завалило снегом.

Я прошла по центральной аллее академии, перешагивая через вытянутые, зыбкие тени пикообразных тополей, словно бы укоризненно глядящих мне вслед, миновала распахнутые ворота.

Мозаичная мостовая вывела к Горбатому мосту. За ним уже начиналась сплошная серая пелена дождя, поэтому я свернула на проспект Магов. Здесь было пусто — лишь изредка быстрым шагом проходили господа в приталенных пиджаках, постукивая тростями, или же леди с корзинками, покрытыми белыми, обвязанными по краям салфетками, спешили на обедню в храм Создателя.

Я подтянула запылившиеся полы файтона, с унынием подумав, что все приличные граждане чем-то заняты и лишь нерадивые студенты вроде меня валандаются без дела, боясь даже пойти на утренние пары, потому что там непременно встретится некто со строгим взглядом за полоской очков. Он будет постукивать длинными пальцами по учебнику «Инквизиторское право. Том 1» и сварливо выговаривать: «Так и знал, что ты завалишься, бездарь!»

В конце проспекта обнаружился маленький вишневый садик и чайхана. Чуть повеселев, я устремилась к невысокому аккуратному домику с вывеской «Ванильное шахство» с твердой решимостью залить тоску чаем и заесть чем-нибудь медово-сладким.

Меня отвлек шум, похожий на отдаленный, но очень пронзительный свист. Вначале мне показалось, что это развлекаются уличные мальчишки — они частенько выбирали какую-нибудь безобидную жертву, загоняли, как кабана на охоте, освистывали и забрасывали конфетными фантиками, за что не раз бывали биты студентами и мною лично…

И все же это был не обычный свист — скорее, звук рассекаемого воздуха. Сначала тонкий, едва различимый, как если бы где-то пропела стрела или пролетела тонкокрылая стрекоза. Затем он вдруг зазвучал совсем близко, да так яростно, что заложило уши.

Послышались крики — из домов начали выбегать люди, они орали что-то, срывая глотки и тыча пальцами в небо.

Я задрала голову… и окаменела от удивления.

В небе парил дракон.

Второй раз в жизни я видела живого дракона. От восхищения захватило дух. Это был явный уроженец жаркого Аббаурта — чешуя цвета спелого граната переливалась на солнце, гигантские крылья, каждое в размахе метров двадцать, чуть просвечивались, радуя глаз узорной вязью розовых жилок. Чем-то он напоминал китайские гравюры — гибкий, с длинным вытянутым телом, почти незаметно переходящим в совершенно потрясающий кольцеватый хвост; огромную мохнатую морду украшали внушительные красно-белые усы.

С умилением юного натуралиста я разглядывала это потрясающее творение природы, нисколько не задумываясь над тем, что, собственно, делает огненный дракон в небе над столицей Тальзара.

Зато этим вопросом явно задавались другие горожане — крики становились все громче, в них появились первые нотки истерики.

— Глядите, магичка! — Какой-то парень ткнул в мою сторону пальцем.

Я рассеянно заозиралась вокруг. Глаза горожан, полные страха и надежды, буквально пожирали меня.

— Это же дракон, что вы стоите, сделайте хоть что-нибудь! — крикнула какая-то полная дама. — Убейте его!

— Дракон! Убить! — подхватили десятки голосов.

— Вы заблуждаетесь, крылатые не агрессивны, он не станет нападать… — попыталась я вразумить толпу, но мой слабый голос мышиным писком затерялся в разъяренном, испуганном гвалте.

Я снова посмотрела на дракона — тот словно бы красовался перед нами. Обнаружив, что его подвижный, будто бы живущий отдельной жизнью хвост имеет два наконечника, заканчивающихся жесткими красными кисточками, я пришла в совершенное умиление. Интересно, как его сюда занесло? Может быть, он каким-то образом сумел вырваться из замка-тюрьмы и сейчас держит путь к родным берегам Аббаурта? Что ж, путь ему предстоит долгий…

Хотелось бы мне однажды увидеть драконов Ользара. Говорят, они потрясающе красивы — похожи на живые ледяные статуи…

Огненный ящер сделал над крышами домов широкий круг и замер над толпой, все не разбегавшейся, глядящей на меня десятками глаз с какой-то странной, жадной надеждой. Тонкий хвост вдруг перестал виться, распрямился раскаленной иглой… Мгновение — и вот уже дракон пикирует вниз, раздувая огромные легкие…

Не сразу я поняла, что происходит, зато люди, сгрудившиеся вокруг, оказались догадливей — с воплями принялись разбегаться кто куда, прячась обратно в дома. Начались давка и паника.

Гигантский огненный шар, вырвавшийся из глотки, похожей на жерло разбуженного вулкана, обрушился на чайхану.

Изящный домик за моей спиной мгновенно превратился в полыхающие развалины. Волна жара сбила с ног, несколько метров проволокла по земле, пепел забил рот и глаза.

Кричали люди… Кажется, кого-то придавило балкой. Я протерла глаза рукой, закашлялась, выплевывая слюну, смешанную с гарью.

Не может быть… Нет, не верю!

Совсем рядом с воплем катался по земле человек — одежда на нем горела. Я окутала его ледяным облаком, человек тонко пискнул и замер.

Дракон издал ликующий рев. Снова надулись легкие — сквозь приподнятые чешуйки и розовую кожу я увидела, как зарождается в его груди огонь…

Я замешкалась, но в последний момент успела вскинуть Руки, ставя щит.

Это было довольно неуклюжее и слабое заклинание — наш факультет не изучал защитную магию, и я освоила парочку самых простых приемов не столько даже из любопытства, сколько по настоянию Дея, который любил язвительно говорить, что даже такие простофили, как драконологи, должны уметь прикрывать от опасности собственное седалище.

Защитная пленка обволокла небо, заискрилась всеми цветами радуги, как мыльный пузырь. Ее хватило ненадолго — пленка лопнула, едва соприкоснувшись с огнем, но дело свое сделала: слизнув флюгер с черепичной крыши одного из домов, оранжевый шар исчез.

Дракон взревел, в голосе его слышались ярость и обида. Горящие плошки глаз заметались, выискивая неожиданного противника, и наконец нашли меня, скорчившуюся среди догорающих обломков.

Крылатый ящер открыл пасть и издал даже не рев — человеческий вопль, полный странной смеси отчаяния и торжества.

Я забыла, что нужно дышать. Лицо и ладони покрылись потом, к ним немедля пристали грязь и хлопья гари.

С запозданием пришел страх. По-хозяйски обнял, сдавил так, что затрещали ребра и заплясали перед глазами разноцветные круги. Он был вполне осязаемым, таким же липким и черным, как все, что осталось от чайханы и ее посетителей.

Маленький, смешной идеалист внутри все еще пытался сказать свое веское «Не верю!» — но разум вопил об опасности. Этот дракон пришел убивать и не уйдет, не насытив свой голод.

Дракон сверкнул гранатовой чешуей, изящно пикируя вниз. Кисточки хвостов колыхались на ветру, словно метелки горящего камыша.

Я подняла руки… и поняла вдруг, что не помню ни единой магической формулы, как инфантильная отличница, сдрейфившая перед зачетной комиссией.

В нескольких метрах от меня ящер тяжело опустился на землю, взметнув огромный клуб черной пыли. Когти, похожие на кривые медные ятаганы, противно заскрежетали по брусчатке.

Из распахнутой алой пасти остро несло гарью и кровью.

Наблюдая, как верткий раздвоенный язык оглаживает внушительный ряд изогнутых клыков, я грызла губы, силясь вспомнить хоть одно, самое завалящее заклинаньице… Но разум отказывался повиноваться. Перед глазами всплывали то бесполезные сейчас пиктограммы, то обрывки формул, неумелое совмещение которых грозило разнести, к Ваал Галу, половину города.

Ящер шел на меня медленно, волоча по земле наполовину сложенные крылья. Он словно растягивал удовольствие, как гурман, отщипывающий по кусочку от закусок и предвкушающий основное блюдо, — и чем кислее с каждой секундой становилось мое лицо, тем ярче горели торжеством золотые глаза…

Чертовски не хотелось умирать.

Похоже, для дракона я была всего лишь легким полдником, судя по тому, как обильно он пускал густые розовые слюни, — любой более-менее опытный драконолог в такой ситуации не дал бы за мою жизнь и ломаного гроша…

И все же в такие моменты ценность собственной шкуры представлялась мне почти фантастической — даже за самые сладкие коврижки, обещанные Создателем в небесных чертогах, я не согласна была с ней расстаться. По крайней мере добровольно.

Дракона мои потуги хорохориться и браво выпячивать грудь явно забавляли. Об этом говорили злорадные искорки в выпуклых, умных глазах…

Он был уже совсем близко, распахнутые челюсти, огромные, как ковши экскаватора, могли с легкостью перекусить меня пополам…

Отступать было некуда, бежать — поздно. Малодушно зажмурившись, я срывающимся голосом выкрикнула первую пришедшую на ум формулу.

И тут же сжалась, ожидая чего угодно — взрыва, огня, мгновенной боли и смерти… С магией опасно шутить.

Ничего не происходило, поэтому спустя пару томительных секунд я решила приоткрыть один глаз. Моему взору представилась довольно странная картина: напротив драконьей головы, буквально в полуметре от трепещущих ноздрей, испускающих дымные струйки, висел огромный букет.

Связка бледных драконьих лилий с характерными красными, как кровоподтеки, разводами на лепестках дрогнула и подплыла чуть ближе. Дракон, забыв от удивления захлопнуть пасть, скосил глаза к переносице, не отрывая узких зрачков от подозрительного объекта.

Я уж было собралась рвать на себе волосы, проклиная дырявую память за бесполезное заклинание, когда букет неожиданно завибрировал, издавая треск горящей проводки… А через пару мгновений началась форменная вакханалия.

Не успел дракон издать даже рыка, как связка лилий с силой приложила его по морде. Взметнулись лепестки, похожие на крупные хлопья снега, испачканные кровью.

Разумеется, никакого вреда эта «атака» ящеру не нанесла. Зато морда его приобрела столь недоуменное, а после — обиженное выражение, что я невольно хихикнула.

Дракон ошарашенно мотнул головой и попробовал цапнуть агрессивно настроенный букет пастью, но тот ловко увернулся и набросился на крылатого с удвоенной яростью. Он бил его, теряя лепестки и целые бутоны, до тех пор, пока ящер наконец не взревел, как подстреленный бизон, и не проглотил остатки букета, громко клацнув зубами.

Над площадью повисла тишина. Дракон смотрел куда-то сквозь меня, полуприкрыв глаза нижней пленочкой век.

Переварив букет, дракон отрыгнул и со вполне осмысленным гастрономическим интересом оглядел меня с ног до головы. Сообразив, что только что упустила замечательную возможность унести ноги, я окончательно скисла.

Взгляд упал на развалины чайханы. Среди обрушившихся балок и стен виднелось несколько человеческих тел, похожих на старые сломанные куклы, сожженные жестокими детьми в камине.

Я сглотнула вязкую горькую слюну и перевела взгляд на дракона. Казалось, он ухмыляется…

Хватит.

Довольно лгать себе, Лис. Не все драконы похожи на Джалу — не все они благородны и милосердны… Да хотя бы вспомни, кем был тот же Джалу в бытность свою Хасса-ба… Что он творил тогда, сколько безвинных жертв на его совести… Ты видела это своими глазами! Так с чего ты решила, что драконы достойны большего доверия и любви, чем люди?

Этот дракон убьет сначала тебя, а потом всех, кто не сможет себя защитить. Он пройдет по Тальзару огненным смерчем, оставляя после себя развалины и трупы… По этому городу, где даже мозаичные мостовые стали родными и уютными, как домашние тапочки, а каждое встреченное лицо светилось узнаванием и улыбкой…

Чувствуя, как леденеют внутренности, а голова, наоборот, наливается свинцовой тяжестью, я посмотрела на дракона.

Он раздувал легкие, явно намереваясь перед употреблением хорошенько меня прожарить.

— Не позволю… — кажется, этот надтреснутый, страшный голос принадлежал мне.

Сложно сказать, что именно я не собиралась позволять, но в данную секунду это не волновало уже ни меня, ни тем более дракона.

Я выбросила руку вперед, как если бы сжимала в ней шпагу. Маги не нуждаются в ином оружии, кроме их собственного тела и мастерства. И все же самым главным козырем всегда оставалось знание.

Секрет уязвимости крылатых было первым, о чем нам поведали на парах по физиологии драконов.

Аббауртские ящеры тяжело переносили холод. Зачарованный же лед в руках опытного мага был, пожалуй, единственным, что могло убить носителя огненной крови.

Я не была опытным противником, и дракон это знал. Он оскалил клыки, словно хохоча над жалкими потугами мага-недоучки… но ледяная волна уже срывалась с кончиков моих пальцев.

Голову ящера окутало морозное облако. Он закашлялся, выпуская черные струи дыма, и, даже не делая попыток вырваться, попер на меня, как огромный крылатый танк.

Саламандр-р-ра, он же меня попросту раздавит!

Упрямо сцепив зубы, я не двинулась с места. Стало трудно дышать — легкие слиплись от холода. Во рту скопилась ледяная слюна, и хотелось сглотнуть, но горло онемело.

Маг не должен позволять сливаться своему телу с творимым волшебством… Иначе оно поглотит его. Видишь опасность — отступи, дождись соратников. Маг-одиночка — не воин, но смертник.

Ах, магистр Крам, я, как молитву, помню эти ваши слова, но куда прикажете отступать? И откуда ждать помощи?

Дракон замер. Он явно не ожидал столь яростной атаки. Облако над его головой сгустилось так сильно, что исчезли последние очертания морды, лишь длинные, покрытые изморозью усы торчали, как две антенны.

Ящер обеспокоенно замотал головой, стараясь сбросить ледяные путы.

От напряжения у меня носом пошла кровь — густо залила губы и подбородок, мгновенно застыла, стягивая лицо ледяной коркой. Тело, словно обколотое морфином, не слушалось.

Так холодно… Зубы уже, наверное, стесались. Судя по едва тепловатой жидкости, быстро замерзшей во рту, сильно прокушен язык… Оледеневшие глазные яблоки больше не слезятся. Последний натужный вздох и сиплый выдох… Все, легкие вмерзли в ребра.

Так вот что значит — быть поглощенным собственной магией…

Последнюю трезвую мысль я сопроводила попыткой придать лицу более-менее пристойное выражение — на тот случай, если мою героическую ледяную статую потомки решат водрузить где-нибудь в центре города на почетном постаменте.

Холодно… очень. Но боль ушла, и тело, вопреки стенаниям разума и инстинктов, принимает это с благодарностью.

А дыхание у смерти совсем не смрадное: пахнет мятой, озоновой свежестью и чем-то еще, таким знакомым…

Блаженная темнота. Забытье.

* * *

— Лис! Лис, очнись! — кто-то грубо тряс меня за плечи.

Я застонала, пожелав незваному доброжелателю, кем бы он ни был, катиться к чертям собачьим — мысленно, потому что губы не слушались. Как и все тело.

— Лис, раздери тебя горгулья! — После весьма ощутимого шлепка по щеке я наконец соизволила открыть глаза.

Надо мной склонилось бледное лицо Дея — такое знакомое и в то же время очень непривычное без очков. Я слабо улыбнулась, разглядев несколько веснушек на кончике длинного носа.

Дей искривил губы и вдруг прижал меня к себе с такой силой, что я клацнула зубами о пуговицы его файтона.

— Лис, глупая лисица, я думал… думал, что…

Его прерывистое дыхание щекотало затылок, я слабо заворочалась в попытке избавиться от удушливых объятий. Но он лишь крепче прижимал к себе.

— Дей, задушишь же…

Он спохватился, разжал руки. Светлые глаза взволнованно шарили по моему лицу.

Я с каким-то вялым облегчением подумала, что, кажется, действительно все еще жива. И наверняка ужасно выгляжу, с синими от недавнего холода губами и залитым кровью подбородком. Мысли текли медленно, как кисель. Очень хотелось спать.

Теперь грудь Дея с рядом блестящих круглых пуговиц казалась гораздо привлекательней — захотелось склониться к ней, почувствовать себя квелой кисейной барышней под защитой благородного джентльмена. Хотя, конечно, вряд ли джентльмен будет счастлив, если в такой романтичный момент барышня захрапит, как пьяный сапожник.

Взгляд упрямо цеплялся за пуговицы… Что-то с ними было не так. Надо сказать, во всем облике Дея было что-то незнакомое, странное, но пуговицы волновали меня особенно сильно. Они были медными. Отличительная черта студенческой формы — серебряные пуговицы, медные же… имели право нашивать на свои файтоны только инквизиторы.

— Как давно? — тихо спросила я, исподлобья посмотрев на Дея.

Парень отвел глаза, пожевал губами.

— Месяц, — ответил он глухо.

Я нахмурилась. Вот значит как. Месяц назад по академии поползли слухи о якобы бесчестном происхождении Деймуса Гракха, и вряд ли его немедленное вступление в ряды Инквизиции — простое совпадение… Маги-инквизиторы — своего рода элита, независимая от чистоты крови и знатности рода, априори свободная от законов и предрассудков общества… Вот почему все так рвутся туда. Но стать инквизитором в его возрасте, не закончив академию…

Я недоверчиво уставилась на Дея. Да будь он хоть семи пядей во лбу и сыном самого императора — студентам, не сдавшим государственный экзамен, в храм Инквизиции вход заказан!

Деймус вздохнул и стал ощупывать мои руки. Я не вырывалась, было даже приятно, когда длинные пальцы принялись мять и растирать заиндевевшие ладони.

— Не пугайся, Лис, — тихо произнес он, не поднимая глаз. — Перед тобой пока не инквизитор, а всего лишь младший илифер… И ты ведь знаешь, как я мечтал об этом.

Я стиснула зубы. Разумеется, я знала об этой его мечте и всегда надеялась, что она таковой и останется. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Дей вступил в ряды тех, кто когда-то убил Джалу… Впрочем, в глубине души я всегда знала, что рано или поздно это произойдет, с его-то талантом к магии. К тому же теперь, после «дружеской» встречи с драконом я уже не была уверена, что инквизиторы заняты таким уж неблагим делом…

Дракон! Мысль была яркой и страшной. Сразу же, совсем близко, почудились надсадный рык и неприятный скрежет когтей по камням мостовой…

Вздрогнув всем телом, я в отчаянии завертела головой, ожидая встретиться с горящими глазами и жадной алой пастью…

Но все, что я увидела, — лишь обгоревшие развалины домов, покрытые серым, как грязный снег, пеплом и высокие худые фигуры в длинных черных плащах и широкополых шляпах. Я насчитала с добрый десяток инквизиторов. Они сновали между домами, выискивая, видимо, оставшихся в живых.

Теплая ладонь легла мне на затылок.

— Все хорошо, лисенок, никто тебя больше не обидит… — Тихий ласковый голос вывел меня из оцепенения.

Я сцепила зубы так, что хрустнули скулы. Вряд ли Дей понял, почему я посмотрела на него с такой горечью, но руку тут же убрал. Это его глупое «лисенок» резануло по сердцу кривым ножом, всколыхнув болезненные и ненужные сейчас воспоминания…

Парень неловко откашлялся.

— Ты не должна была так рисковать, — с привычными сварливыми нотками в голосе сказал он. — Если бы стражи-инквизиторы не подоспели вовремя, от тебя не осталось бы и мокрого места. Точнее, госпожа Лис Крам, ты бы стала чем-то вроде неудачной стряпни — знаешь, когда мороженую курицу пережаривают…

Не удержавшись, я фыркнула. Слава Богу-Дракону, это был все тот же язвительный Дей, и цвет пуговиц нисколько его не изменил.

В ответ мне захотелось сказать что-нибудь патетичное, вроде: «На моем месте так поступил бы каждый!» — но под насмешливым взглядом светлых глаз я стушевалась и ограничилась невразумительным бормотанием.

Дей помог мне встать. Я только сейчас сообразила, что все это время валялась среди почерневших от огня досок, а новоиспеченный инквизитор, стоя на коленях, бережно поддерживал мою тушку.

— А куда делся дракон? — спросила я и, не дождавшись ответа, оглушительно чихнула. Ну вот, заработала простуду…

Лицо Дея как-то странно дернулось, глаза потемнели.

— Упустили, — коротко сказал он.

Отчего-то я почувствовала облегчение. Да, этот дракон наверняка убил множество народа и собирался отобедать моей скромной персоной… но он был таким красивым. Смущенная собственными мыслями, я шмыгнула носом, чувствуя себя сумасшедшим профессором зоологии, рассуждающим об идеальном окрасе тигриной шкуры, будучи наполовину заглоченным хищной пастью.

— Все не могу понять, как его сюда занесло, — сказала я. — Сбежал из замка? Или залетный с Ользара?

Некоторое время Деймус молча меня разглядывал.

— Это не случайность. — Его голос был Сухим, как кашель больного. — Они напали два часа назад. Начали с дальних жилых кварталов, подальше от академии и Храма. Мы перебили почти всех, но половина города до сих пор пылает… Уже завтра пресса будет вопить о том, что Инквизиция не справляется со своими обязанностями…

— Постой! — Я схватила друга за руку, чувствуя, как леденеет и обрывается сердце. — «Они»? Кто «они», Дей?!

Я уже знала ответ, и все же в сознании тонкой жилкой билась надежда, что я ошибаюсь, что все происходящее — какая-то чудовищная ошибка или чей-то несмешной розыгрыш. Дей смотрел на меня усталыми, красными от пыли и недосыпа глазами. Он накрыл мою руку ладонью и сжал так, что я скривилась от боли.

— Война, — сказал он тихо. — Это война, Лис.

Дата добавления: 2015-10-02