Читайте также:
|
Изнанку Большой Пушкарской улицы мне показал Боцман. Мой
знакомец год назад закодировался и тут же, как и все завязавшие
алкоголики, почувствовал, что без пьянства жизнь его вдруг стала
слишком правильной и – пустой. Не долго думая, на вакантное место
изгнанного порока Боцман пригласил следующий.
Мой знакомец пробил в Петербурге ареалы обитания ночных
бабочек и, вычислив самую недорогую сферу услуг, – на БП – стал
туда регулярно наведываться. По ночам там было небезопасно, и
трусоватый Боцман звал с собой меня, клятвенно обещая поить пивом
всю дорогу.
Я ездил и смотрел во все глаза, хотя иногда находиться рядом с
Боцманом было стыдно. На БП Боцман торговался, как на базаре.
– Что?! Триста?! – Орал он на маленькую большеглазую
проститутку у фонаря, – Да вон, на остановке за двести!
И демонстративно уходил. Однако все – и Боцман в том числе –
знали, что «за двести» здесь ловить было нечего. «Чек» героина в то
время стоил триста рублей.
Улица залита ядовитым светом фонарей. Через каждые двадцать-
тридцать метров – зыбкие женские фигуры. Кто-то из девушек стоит у
обочины, голосует. Другие парами или по одиночке неспешно
прогуливаются вдоль улицы. Почти все они одеты в светлое, мини-
юбки обязательны как деталь униформы. Зимой поддерживать имидж
нелегко, от питерского ветра, съедающего кости, им приходится
надевать несколько пар плотных колготок.
У меня в кармане пятисотка.
– Работаешь? – Задал я вопрос согласно правилам хорошего
съема первой встречной незнакомке. Рядом со мной остановилась
высокая черноглазая брюнетка. Несмотря на синие круги под глазами
она еще была красива.
– Да. Хаза есть, – сипловато и буднично ответила мне ночная
бабочка, машинально поправляя прическу.
– Пойдем. Триста, – сказал я.
– Четыреста, – ответила она.
– Пойдем, – сказал я. И неловко сунул ей деньги.
Мы нырнули в разбавленный желтым сумрак, прошли через какой-
то двор.
– Сюда, – сказала она. Чтобы пройти в парадную коммуналки, мне
пришлось согнуться вдвое. Сколько уже мартовских кроликов
побывали в этой питерской Норе? Я покосилсяна огромный камин,
замурованный на первом этаже недалеко от лифта. Когда-то здесь
жил какой-нибудь князь, белая кость, любитель верховой езды и
законодатель бальной моды…
– Гандоны есть? – Спросила моя спутница.
– Неа.
– Ладно, у меня есть, не парься.
Она открыла дверь на втором этаже.
– Пойдем на кухню.
Оказывается, она с двумя коллегами снимала в этой коммуналке
самую большую комнату. О реакции соседей я не спрашивал.
На кухне сидели две девчонки. Одна, маленькая и коренастая,
стояла у газовой плиты и следила за булькающей кастрюлей. Вторая –
на вид ей было лет тринадцать – сгорбившись и уткнув лицо в
сложенные руки, сидела за столом. На столе возвышалась початая
бутылка водки. И огромная шоколадка.
Я вспомнил, что пиво в моей бутылке закончилось полчаса назад.
– Ну, давайте знакомиться, – сказал я и посмотрел на коренастую,
– наливай.
Познакомились. Я предстал перед ними в амплуа будущего
дирижера. Маленькую и коренастую звали Вичка, ту, что
тринадцатилетняя, – Оленька. Моя спутница представилась Ольгой.
Так я им всем и поверил.
– Я в душ, скоро приду, – сказала мне Ольга и скрылась в недрах
коммуналки.
Я и Вичка хлопнули еще по стакану, благо никто не возражал.
Хрупкая Оленька подняла лицо, и я невольно вздрогнул. Лицо этой
девочки прожило раза в два с половиной больше, чем тело.
– А че ты удивляешься, – сказала захмелевшая Вичка, – она у нас
как малолетка по старикам и специализируется. Постоянные ее
клиенты. А у самой ребенку девять лет.
– Понятно, – пробормотал я, не зная, что сказать в ответ. А потом
увидел гитару.
Плохонькая, она уткнулась в противоположный угол.
– А хотите, че-нить сыграю? – Предложил я.
– Умеешь? – Без интереса поинтересовалась Оленька и опять
уткнулась в руки старым лицом.
– Давай, дирижер! – Оживилась Вичка. – «Наутилуса» знаешь?
Я сыграл им «Наутилуса» и – про белую ночь. Об английских
«зеленых рукавах» и старинных замках. Про чудеса и волшебство.
Из душа в одном халатике вернулась Ольга и тихонько села
неподалеку. Задумалась о чем-то ночными своими глазищами. А я не
мог остановиться, я смотрел на закопченные стены убогой кухни, на
жилистые руки хрупкой Оленьки и исколотую шею Вички, и мне
хотелось выжать из глухого голоса фанернойгитары самые красивые
звуки на свете.
Наши антракты заливались водкой.
– А я вот еще романс на стихи одной знакомой сочинил. Хотите? –
уже еле ворочал языком я.
– Хотим! – Подхватывали Вичка и очнувшаяся Оленька, а немного
удивленная, оставшаяся без оплаченной работы, Ольга поддакивала.
Внезапно входная дверь в коридоре с треском распахнулась.
Топот в темной прихожей материализовался в двух здоровенных
бритых мужчин с бессмысленными глазами. Один из них, что потолще,
покачиваясь, подошел ко мне. Я положил руку на стол рядом с почти
пустой водочной бутылкой.
Толстый, возвышаясь передо мной, начал исполнять танец своего
огромного живота. И я решительно не знал, как на это реагировать.
Девчонки расхохотались.
– Ты ему понравился! – Ободрила меня Вичка.
«Вот теперь ты, брат, встрял по-настоящему», – подумал я, пытаясь
отложить от себя гитару. В это время толстяк повернулся к своему
приятелю, поцеловал его в губы, и два голубя, о чем-то пьяно воркуя,
скрылись в ванной.
– Да не бойся их, они педики, безобидные, – сказала мне Ольга, –
спой лучше.
– А я и не боюсь, – выдавил я из своей пересохшей глотки и взял
гитару поудобнее.
– Молюсь оконному лучу, он бледен, тонок, прям,/Сегодня я с утра
молчу, а сердце – пополам, – откашлявшись, начал я.
– О-о-о!!! – Донеслось из ванной. Затем последовал шум
падающих предметов.
– На рукомойнике моем позеленела медь,/Но так играет луч на
нем, что весело глядеть, – почти с ненавистью возвысил голос я.
- А-а-а. Да-а-вай!!! – Из ванной рвались шум, рев и вой – там царила
Африка брачного сезона слонов.
–…Такой невинный и простой в вечерней тишине,/Но в этой
храмине пустой он – утешенье мне, – закончил я в миноре.
В ванной раздался взрывоподобный грохот и звон осколков –
очевидно, слоны своротили раковину. Затихло.
– Классно! – Сказала Ольга взволнованно. Вичка и Оленька
согласно закивали головами.
Из ванны вышла разгоряченная мужская парочка и по-английски
покинула нас. Хлопнула входная дверь.
– Сыграй еще, пожалуйста! – Попросила меня Ольга. – Ну,
пожалуйста!
– Наливай, – согласился я.
…Утром меня кто-то ласково потрепал по щеке. Я открыл глаза и
обнаружил себя проснувшимся на стуле кухни все той же коммуналки.
О, моя голова…
– Бутерброд будешь? – СпросилаОльга, возвращаясь к плите, где
опять что-то булькало.
– Не, я пойду, – просипел я.
– Я тебя провожу, – сказала Ольга.
В прихожей она вдруг чмокнула меня в щеку.
– Ты очень красивая, – сказал я.
Она улыбнулась и, чуть помедлив, закрыла за мной обшарпанную
дверь.
Я уехал, а она осталась. Меня заждался мой Строяк.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Труба-23 | | | Убить маргинала |