Семь кругов Ада 10 страница

— Б... больно? — осведомился я.

— Очень, — уже спокойнее кивнул Зуо. На его губах заиграла ехидная ухмылочка. Вот садюга!

— Подожди! — раз уж будут бить, хоть какую-то выгоду надо из этой ситуации извлечь. Я быстренько стащил с себя бордовую кофту и завязал ее на бедрах. — А по лицу бить будешь? — Деловито осведомился я.

— А... надо? – кажется, Зуо был слегка обескуражен.

— Ща! Если будешь, мне надо подготовиться! — С этими словами я стащил свою мего-пиз9а3о-крутую розовую футболочку к голове, натянув ее на лицо, — Все! Я готов.

— Э-э-э... — Зуо растерялся вконец. — Ты думаешь, что эта хрень тебя спасет от ударов? — в его голосе послышалась откровенная издевка.

— Нет, что ты, — замахал я рукой в знак отрицания, — просто ты мне сейчас, Бац, в нос. Кровища польет! Всю футболку запачкает! А я потом постираю ее в горячей воде. Кровь свернется, и пятна останутся навсегда и больше для носки она будет непригодна! — вдохновенно разъяснил я сэмпаю свой гениальный план. У меня вообще, что не мысля - то на Нобелевскую тянет.

Жаль, Зуо решил не следовать моему плану. Его первый удар пришелся мне куда-то в солнечное сплетение.

— Понял... Дурак — заплачу, — прохрипел я, до жути желая согнуться пополам, но Зуо мне этого не дал. Одной рукой он прижал мою шею к стене, он не душил меня, скорее просто удерживал в вертикальном положении. А правая рука уже замахнулась для нового удара. Хотя на моей башке и красовалась розовая футболка, ткань ее была тонкой и сквозь нее я все видел. В этот раз удар явно был направлен в мое красно личико, и я инстинктивно вжал голову в плечи. Хруст. Треск. Кулак Зуо со всего размаха влетел в стену всего в паре миллиметров от моего лица.

— Тебе что, нравится боль? — прошептал Зуо, наклонившись ко мне совсем близко. Видимо он пытался разглядеть мои глаза за футболкой, но не мог. Зато я его видел прекрасно. Его большие глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, прямой какой-то аристократический нос, тонкие губы...

— Не нравится, но я ее, наверное, просто не очень боюсь, — на автомате забормотал я, не отрывая взгляда от губ Зуо. Кто ж знал, что они такие соблазнительные?! Хотя я пришел к этому выводу уже вчера. Но извините, вчера я вообще был Молодцом! Но сейчас-то я в здравом уме и твердой памяти! Так почему же все равно так хочется его поцеловать?

Каковы же его губы на вкус?

Я силился это вспомнить, но не получалось. Помню поцелуй, но какого же все-таки они вкуса? Не помню. Даже обидно.

—...никогда! Ты меня понял? — Кажется Зуо, все это время мне что-то говорил, но последние несколько минут я его элементарно не слушал, следя за его бледными губами и невольно облизывая свои. Целоваться хотелось настолько, что хоть волком вой! В конце концов, не выдержав, я поднялся на цыпочки, *Зуо к этому времени шею мою уже отпустил* и сквозь ткань слегка чмокнул его прямо в эти столь соблазнительные губы. Надо было видеть лицо моего сэмпая. А может быть, и не надо было! Целая радуга противоречивых эмоций. Сначала он удивленно отпрянул от меня. Затем, офигевший, вылупился. И наконец, разозлившись, подскочил вновь ко мне и одарил меня нехилой оплеухой. Я даже на ногах качнулся, как у меня перед глазами все поплыло от этого удара. Зато он вывел меня из этого странного любования его губами.

— Это, ты, блять, что сейчас сделал? — Зуо не рычал, не шипел, он орал! А я нервно посмеивался.

— Прости меня, я нечаянно! — выпалил я, сам поражаясь тому, что сделал секунду назад.

— Ёптвоюмать, как это можно сделать нечаянно?! — Буквально взорвался сэмпай.

— Ладно, я сделал это специально! — тут же признался я. Чертов язык, чуть что, и как помело!

— Но зачем сделал, сам не понимаю. Наверное, позлить тебя хотел! – Ну, просто одно чистосердечное на другом, за которые я тут же получил еще одну оплеуху. Правда, слабее предыдущей. А в следующую секунду моя футболка была резко сдернута вниз, заставляя горловину перекочевать с моей макушки на свое законное место у шеи. Теперь я видел Зуо без розовой дымки во всей его красе.

— Не смей... Больше... Никогда... Ко мне... Прикасаться! — Зуо буквально задыхался от гнева. — Все понял?

— Понял! — Пискнул я, понимая, что перенервничал и мой мочевой пузырь вновь стремиться меня опозорить.

— И что у тебя опять рожа такая тупая? Снова ссать приспичило?! — Зуо прям в воду смотрел.

— Ну... Понимаешь... В экстремальных ситуациях у меня всегда так, — забормотал я, переминаясь с ноги на ногу.

— Урод! — Единственное, что кинул в мой адрес Зуо и, наконец, отпустив меня, вернулся к мотоциклу.

— Почему урод? — обиделся я, — Все мы люди, можно подумать ты никогда не... — я замолчал, предпочтя не продолжать. Уж слишком злобным был взгляд Зуо. Скажу больше, слишком красным! А дабы не раздражать Зуо и дальше, справить нужду я решил за избушкой. Тогда я еще не заметил, что от того места, куда пришелся удар Зуо, по стене побежали тонкие трещинки.

Зайдя за домик, я обнаружил за ним небольшую стоянку для трех-четырех машин, одну бензоколонку *о Боги, неужели такие еще остались?!* и старую престарую рекламную прозрачную водную доску. Вот в пустыне только водные рекламы и нужны, ха-ха! Хотя раньше здесь этой пустыни наверняка и не было. Все эти безжизненные выжженные мертвые просторы – всего лишь последствия войны.

Рекламная доска вызвала во мне нездоровое любопытство! О ней, как и о многих других интересных и забавных изобретения прошлого, я читал множество статей! Но опять же, вживую ничего не видел! А тут такая возможность не просто посмотреть, но еще и проверить работоспособность! Дело в том, что на эту доску наносились водные плакаты, такая забавная хрень, объяснять основы которой у меня ни желания, ни особых знаний нет, скажу одно: в основу плакатов входила вода. И она наносилась на эту доску, которая влагу впитывала и преображалась, становясь радужной. Ну что ж... Проверим, как она впитывает эту самую влагу!

Я встал напротив прозрачной доски, расстегнул ширинку...

Трещины по стене уже разбегались с тихим угрожающим похрустыванием.

— З-з-з... — начал я выводить первую букву. Буква получилась кривой. Вот что значит — отсутствие опыта. Помню, смотрел как-то передачу про парня, который умел выписывать розы на снегу!

Трещины добрались до остатков крыши и окон, а затем перекинулись на две смежные стены.

— У-у-у... — вторая буква получилась куда лучше! Я даже умудрился сделать закорючку внизу буквы! И все же управлять этой частью тела оказалось куда сложнее, чем я думал. Очень неподатливый джойстик.

У избушки отвалилась дверь и с глухим стуком рухнула на песок. Трещины добрались до последней стены и безжалостно на нее напали.

— О-о-о.. – да, я художник! Третья буква была почти идеальна! Я хотел еще и восклицательный знак поставить, но меня на него не хватило.

Тем временем послышался громкий треск и в следующее мгновение стены избушки рухнули как одна, подняв густое облако пыли. От неожиданности я так и остался стоять на месте, держа в руке свое достоинство, или может это мой недостаток? Зуо, что стоял по другую сторону избушки видимо тоже не ожидал такого поворота событий, потому что когда пыль улеглась, я встретился с ним глазами и заметил, что и он слегка охренел. Правда, через секунду его глаза метнулись ниже. Я понял, что все еще блистаю и начал поспешно застегивать ширинку. Но Зуо взгляда не отрывал. Я не сразу понял, что его интересовал вовсе не мой член, а надпись на прозрачном стекле, блестящая всеми цветами радуги. И пусть с его стороны виделось "ОУЗ", думаю, он сразу догадался, что это за слово.

— Ты... — я стоял от Зуо относительно далеко, к тому же пыль от избушки еще улеглась не полностью. Но задергавшийся глаз Зуо я все-таки заметил.

— Я... я любя! — Выпалил я не к месту, — Сначала я хотел написать свое имя! Но подумал, что на четыре буквы меня не хватит! — начал оправдываться я, — Вот и получилось, что...

Мне в плечо влетел камень. Больно, между прочим. Еще один попал в лоб, а третий в колено. Четвертый же камень попал в прозрачное стекло, и все мое творчество раскололось и рассыпалось в белый песок.

— Обратись к психиатру! — Прошипел Зуо, после чего в мой адрес потек трехэтажный мат. Некоторые обороты я слышал впервые в жизни и даже постарался часть из них запомнить. И где он их только берет? Или может сам ночами придумывает? Я представил Зуо, почему-то голым по пояс, сидящего на постели с блокнотом в руках и карандашом за ухом.

— А я уже к нему хожу! — Признался я, — По четвергам и воскресеньям! В четверг тебе придется со мной пойти! Мне нельзя пропускать ни дня!

Зуо смерил меня взглядом, явно гадая серьезен ли я, или шучу.

— У тебя в семье случайно психов не было? — Осторожно осведомился он. Я даже удивился. И как он только это понял?

— Ну... У меня у дедушки шизофрения была, а у дяди психоз, — не стал я скрывать. Приятно, когда начинают интересоваться твоей персоной. Только интерес ли это? Кажется, что-то другое.

— Заметно, — сэмпай вздохнул, и в этом вздохе я услышал какую-то обреченность. С опаской, но все-таки я обогнул избушку, и хотел уже, было, подойти к Зуо и попробовать как-нибудь к нему подлизаться, но мои мысли быстро уехали в другом направлении. И задало это направление эта самая черно-желтая линия. Я все силился вспомнить, что же она значит и только сейчас ко мне пришло озарение! Это же — заражение радиацией.

Один умный мужик, не помню его имени, как то заявил что "Если Третья Мировая Война будет с помощью ядерного оружия, то Четвертая — с помощью камней и палок". Так вот! Торжественно заявляю, что после Третьей Мировой человечество еле-еле да выжило. И пусть 80 % населения планеты повымирало, но проблемы по поводу перенаселения, нехватки пресной воды и еды не исчезла, ибо и территория, на которой люди могли проживать, стала намного меньше! То есть теперь вся наша планета была покрыта вот таким вот зараженными безжизненными зонами, но это так, мелочи. Мне вот и в городе живется не так уж и плохо. Конечно, было бы здорово хоть раз побывать в настоящем лесу или зеленом поле, но биться в истерике и вопить по этому поводу я не собираюсь. К тому же в виртуалии есть отличная имитация и лесов, и полей, и гор, и океанов. Так что, фактически, жизнь прекрасна!

Я подошел к черно-желтой полосе ближе, смотря на нее с каким-то раболепным ужасом.

— Зуо? — Обратился я к сэмпаю, не отрывая взгляда от полосы. Зуо ничего не ответил, видимо решил меня игнорировать. Ну что ж. Я встал к линии вплотную, поднял одну ногу и всего на секунду заступил за нее. Правда ногу я тут же отдернул, резко уселся на асфальт, снял кеду и проверил, не вырос ли у меня случаем лишний палец. Вообще насколько беспонтовая эта вещь — радиация! Говорят, от нее могут появиться лишние конечности! Ну, еще от нее умирают, но это не так интересно. А вот конечности... Шестого пальца на ноге не появилось. Я одел кеду и снова встал на ноги. Шагнул за линию, вернулся, шагнул еще раз, и снова вернулся.

— Зуо? — Позвал я сэмпая вновь и, не дождавшись ответа, продолжил, — мне вот интересно, неужели радиация держится четко на определенной территории?! Вот с одной стороны полосы все Ок, а с другой мучительная смерть, а?

— Именно, — серьезно заявил Зуо, оказавшись неожиданно близко от меня. Толчок - и я уже валялся за полосой. Чертыхаясь и фыркая, я поднялся на ноги и кинул на Зуо злобный взгляд. Он же смотрел в мою сторону чуть ли не с открытым ртом. Глаза его расширились и наполнились ужасом. Я огляделся по сторонам. Нет, ну точно Зуо смотрел на меня!

— В чем... дело? — заикаясь забормотал я, понимая что того и гляди запаникую!

— Твои волосы... — почти прошептал Зуо, дрожащей рукой указывая на мою голову.

— Волосы? Что с ними! – Ну, все, у меня сейчас истерика начнется.

— Они... — одними губами прошептал Зуо.

— Они? — Не скрывая дрожи в голосе, забормотал я.

— Седые!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — Я забегал по дороге, собираясь уже реветь и кричать. Так... Стоп... Что-то тут не так...

— Но я всегда был седым... — неуверенно забормотал я.

— Да ладно? — Только сейчас я заметил ехидную ухмылку. С ума сойти! Зуо меня наколол! Вот сволочь! И все-таки за полосу я благоразумно забежал. Мало ли...

— Очень смешно, — фыркнул я, не смотря на Зуо.

— Понравилось? Мне тоже, — ехидно заметил Зуо, складывая руки на груди. Тоже мне, неуловимый мститель. Я хотел сказать ему еще что-нибудь едкое, но послышался тихий писк. Это на ППК Зуо пришло сообщение. Сэмпай, недолго думая, активировал иконку вложенного файла, и перед ним развернулась карта-голограмма. На ней красным крестиком было обозначено место, в которое мы ехали, а две мигающие точки неподалеку видимо обозначали нас самих. Итак… Запрягаем коней, а в данном случае мотоцикл и мчимся на встречу к красному крестику!

Второй круг Ада: 12. Мой милый Джонни...

Джонни устал. Устал от своих вечно им недовольных родителей, от недалеких друзей, высокомерных девушек, слишком навороченной школы. Устал от себя и своей беспомощности, от этого прогнивающего мира, в котором даже солнце даровало не свет и тепло, а жар и желание от него спрятаться.

«Ненавижу! Ненавижу вас всех! Ненавижу этот мир! Эту мертвую планету, живущую на последнем издыхании, ненавижу ее выжженные радиацией обезображивающие поверхность шрамы. Ненавижу виртуалию, дарующую нам фантомное представление о мире. Ненавижу. Даже себя.»

Казалось, Джонни устал от самой жизни и уже был готов свести с ней счеты, но что-то все еще удерживало его на этом свете. Что-то или кто-то. Словно услышав мысли Джонни, квартира его наполнилась ненавязчивой мелодией звонка. Парень выкинул сигарету, которую мусолил во рту уже больше часа, но так и не зажигал, поднялся со своей постели и медленно поплелся к входной двери.

— Привет, Джонни! — звонко поприветствовал подростка его маленький гость. Это был его сосед по подъезду, живущий несколькими этажами выше. Джонни никогда бы не подумал, что будет общаться с кем-то младше него на целых десять лет, но этот шестилетний мальчик был очень необычным, поразительно необычным. Сначала парню этот паршивец казался настоящей занозой в заднице. Но с того времени слишком много всего произошло и изменилось, и теперь эта заноза превратилась в нечто для Джонни жизненно необходимое.

— Привет, малыш, — Джонни не удержался и улыбнулся ему.

— А я в гости! — Сообщил мальчик, и парень жестом пригласил его внутрь. Знал он о мальчике немного, лишь то, что живет он с матерью и что его отец очень редко появляется дома. Поэтому Джонни для малыша был, видимо, некой заменой. Иначе как еще можно объяснить столько сильное рвение ребенка постоянно находиться рядом со своим соседом? А вот понять, почему сам Джонни так не хотел каждый вечер отпускать малыша домой, этого парень объяснить не мог. Или боялся признаться.

Маленький сосед вприпрыжку, по-привычному забежал в комнату Джонни и, дождавшись, когда парень сядет на свою кровать, деловито забрался к нему на колени, сев боком и теперь смотря на соседа снизу вверх.

— Мама говорит, что я не должен постоянно находиться у тебя, потому что я тебе мешаю. Разве я тебе мешаю, Джонни? — мальчик смотрел на парня широко открытыми удивительными серыми глазами и явно ожидал того, что парень возразит этому абсурдному заявлению родительницы.

— Конечно, нет! — Нежно перебирая тонкими пальцами темно -русые мягкие волосы мальчика, почти прошептал Джонни.

— Вот и я маме сказал о том же, но она мне не поверила! — Насупился мальчик, — И вообще, сегодня у меня плохой день!

— Плохой день? — Удивленно приподнял брови Джонни. *Брови у парня были разных цветов: одна желтая, другая зеленая.* Разве шестилетние дети говорят о плохих днях? От лица столь маленького существа звучало это комично, и Джонни не удержался от еще одной улыбки.

— И ничего смешного! — Мальчик насупился еще больше.

— А я и не смеюсь. Почему же сегодня плохой день?

— Мне нравится Кэти, я же говорил тебе!

— Да-да, — кивнул Джонни, почему-то ощущая какую-то тоску от этих слов.

— А еще она нравится Бролли! А Бролли придурок! Но, кажется, он нравится Кэти. Ты представляешь?

— А почему он ей нравится? Разве ты не говорил, что Бролли слишком большой и толстый?

— Говорил, но зато он... — мальчик замолчал, приподнялся к самому уху парня и заговорщицки прошептал, — Зато он умеет целоваться по-взрослому!

— О-о-о... — Джонни даже не знал, что еще на подобное ответить.

— А ты когда-нибудь целовался с девочкой? — Начиная мотать ногами, поинтересовался мальчик, не сводя глаз с парня.

— Было дело, — ухмыльнулся тот, решив не вдаваться в подробности и не говорить, что целовался он не только с девочками, и не только целовался. Хотя такого понятия как Секс малыш и вовсе не знал. Джонни однажды спросил, знает ли тот, откуда появляются дети, и мальчик гордо ответил: "Знаю! Из капусты!" А как-то малыш перепутал мультик с порнофильмом, который назывался "Киски-Малышки". Потом Джонни пришлось несколько часов откачивать соседа, который долго не мог успокоиться, все спрашивая, зачем тот мужчина так издевался над бедной женщиной.

"Она так кричала! Ей ведь было так больно! Так зачем же он!"

Кричала порно-актриса естественно не из-за боли, но объяснять это малышу Джонни не стал. Он просто крепко обнял мальчика, гладя его по голове, и с наслаждением прижимая его хрупкое тельце к своей груди. Он ощущал его горячее дыхание и мокрые слезы, то, как быстро бьется его сердечко и как он шмыгает милым носиком. Вспоминая позже тот момент, парню всегда становилось удивительно тепло на душе.

— А целоваться — это приятно? — Малыш всегда был очень любопытным.

— Смотря с кем целуешься, — мягко улыбнулся Джонни, как бы невзначай касаясь тыльной стороной ладони гладких щечек мальчика, — если с человеком, который тебе нравится, то очень приятно.

— А чем взрослый поцелуй отличается от обычного? Тем, что его взрослые делают?

— Делают? Поцелуи? Так не говорят, — рассмеялся Джонни, — Взрослый поцелуй очень отличается от детского.

— Чем же?

— Ты действительно хочешь знать?

— Хочу.

— Я могу лишь показать, а как объяснить не знаю, — пожал плечами парень.

— Покажи!

— Но первый поцелуй очень важен для человека, неужели ты готов отдать его мне?

Мальчик задумался. Он вообще был удивительно умным и не по возрасту сообразительным, ход его мыслей, логика, размышления, все это балансировало на грани чего-то паранормального. Еще удивительней было то, что заметить эту особенность можно было лишь начав общаться с мальчиком вплотную. А так - ребенок и ребенок. Совершенно обыкновенный. Но иногда малыш внезапно говорил не как шестилетний ребенок, а как давно повзрослевший человек. Он был умнее Джонни, и парень это знал, чувствовал. И каждый раз, когда малыш погружался в ведомые только ему мысли, на его лобике появлялась тонкая морщинка, свидетельствующая об этом.

— А пусть это будет нулевой! — Внезапно выдал, мальчик светло улыбнувшись.

— Ты пожалеешь...

— Никогда, — взгляд малыша стал внезапно серьезным. Из него исчез и намек на детскую наивность. Читалась лишь решимость.

— Ладно, — не стал спорить Джонни. Второй такой шанс ему выпадет вряд ли, поэтому отказываться от него парень бы себе не позволил даже под страхом смерти. Он медленно нагнулся к милому личику малыша, слегка коснулся пальцами пухлых розовых губок, нежно провел по ним, словно обдумывая, стоит ли это делать, наконец, приподнял острый подбородок и накрыл детские губы своими. Малыш вздрогнул, но не отстранился, поэтому Джонни рискнул продолжить. Его язык мягко и ненастойчиво раздвинул губы мальчика и осторожно провел по неплотно сомкнутым зубкам. Только теперь малыш резко отстранился от Джонни, смотря на него с немым непониманием.

— Ты чего? — Удивился он, вытирая рот, — Так же твои слюни ко мне в рот попадут!

— В этом и состоит весь смысл взрослого поцелуя, — улыбнулся смущенно Джонни. Чтобы он, и краснел перед шестилетним мальчиком? Уму непостижимо.

— Это правда приятно? – С сомнением переспросил малыш.

— Я же сказал, это зависит от того, насколько тебе нравится человек, с которым ты это делаешь.

— Ты мне очень нравишься! — Серьезно заявил малыш.

— Ты мне тоже, — честно ответил Джонни

— Давай попробуем еще раз!

— Но, получается, что этот поцелуй будет первым, раз прошлый был нулевым.

— Не-е-ет! Это будет нулевой с половиной!

Джонни ухмыльнулся и вновь привлек к себе малыша, обняв его за талию одной рукой, а второй снова касаясь его лица и подбородка. Хотя взгляд того был решительным и не терпящим возражений, высыпавшие по коже малыша мурашки и еле заметное дрожание всего тела выдавали то, насколько это в действительности было для него важно и волнительно.

— В этот раз не забудь открыть рот.

— И твой язык будет прямо там?

— Будет, — кивнул Джонни. Малыш вздохнул как-то по-взрослому, словно что-то для себя решая:

— Хорошо, — наконец подал он голос и закрыл глаза, давая понять, что он готов.

Никогда бы Джонни не подумал, что целоваться с шестилеткой окажется настолько приятно. Он вообще не думал, что когда-нибудь примкнет к педофилам, но именно малыш ему нравился до одури. Губы Джонни жадно вобрали нежные детские губы мальчика, язык беспрепятственно проник в его разгоряченный ротик, начал исследовать небо, язычок, острые зубки. Малыш ничего не делал. Он, наверное, и не думал, что что-то делать надо, просто сидел на коленях у Джонни и то и дело покрывался все новой порцией мурашек. Поцелуй оказался длинным. Сколько бы Джонни не силился его закончить, ему хотелось еще и еще, и лишь когда малыш начал задыхаться, парень наконец-то отстранился от него.

— Теперь ты знаешь, как целуются взрослые, — чуть охрипшим голосом проговорил Джонни, потрепав мальчику волосы. Тот пребывал в очередных раздумьях. Его пальцы то и дело прикасались к влажным губам. Но после брошенной парнем фразы малыш словно пришел в себя и буквально засиял.

— Спасибо, Джонни! Я знал, что ты мне поможешь! Ты ведь мой лучший друг! — Воскликнул он и обнял парня за шею, уткнувшись маленьким носиком ему в грудь.

— Всегда, пожалуйста, малыш, — с грустью в голосе прошептал Джонни, — я всегда помогу тебе, только попроси.

— Правда?

— Правда...

— Правда-правда?

— Правда-правда! — Рассмеялся Джонни.

— Правда-правда-правда?

— Слушай, мы так до завтрашнего утра можем продолжать, — заметил парень.

— Джонни, я так люблю тебя, — внезапно прошептал мальчик, прижимаясь к нему плотнее. И в этих словах были такая чистота и искренность, с которыми раньше Джонни никогда не сталкивался.

— Я тоже люблю тебя, малыш, — зашептал он, уверенный, что они с мальчиком говорят о разной любви.

— Мы ведь никогда не расстанемся, Джонни?

— Никогда, — кивнул парень.

Через неделю Джонни застрелился. В его комнате нашли предсмертную записку, в которой была написана лишь одна строчка: "Прости меня, Тери. Когда вырастешь, ты обязательно все поймешь".

****

— Джонни!!!! — воскликнул мальчик, вскакивая на постели. Он снова ему приснился. Его когда-то самый дорогой человек. Со смерти Джонни прошло уже шесть лет, но воспоминания были настолько свежими, словно только вчера Тери был в его квартире, только вчера ему сказали о смерти Джонни и он, разревевшись и не веря полиции, кинулся в его комнату. Только вчера он видел его тело у стены с простреленной головой и пистолетом в правой руке. Только вчера... шесть лет...

— Тери? Что такое? Снова кошмар? — заглянула в его комнату мама. Она старалась говорить спокойнее, но тревога проскальзывала между слов. Мало ли детей, которым снятся кошмары? Они снились всем и каждому. Вот только ее сына мучили кошмары постоянно в течение уже довольно длительного времени. Иногда они прекращались, но обязательно возвращались через некоторое время. А в последний месяц они посещали мальчика каждую ночь. Под глазами Тери уже залегли тени от постоянного недосыпа, а его маме приходилось сына буквально заставлять ложиться спать. А он боялся.

На мамин вопрос Тери не ответил. Обняв свои колени и уткнувшись в них лицом, он содрогался от беззвучных рыданий.

— Тебе снова приснился твой друг? — присаживаясь на край кровати сына, спросила женщина, начиная гладить Тери по голове. Тот в ответ лишь кивнул.

— Тери, тебе пора смириться. Столько времени уже прошло!

— Я хочу! Хочу смириться, но не могу! — Сквозь слезы прошипел парень.

— Тери... Я договорилась с одним человеком... Он выслушает тебя и поможет разобраться в себе.

— Он... психолог?

— Да.

— Я не пойду! Я не сумасшедший!

— Знаю, Теричка, я прекрасно это знаю! Но к психологу ходят не сумасшедшие люди! А те, кто запутался. Согласись, тебе нужна помощь, — продолжая гладить сына по голове, спокойно говорила женщина. — Сходи хотя бы на одну встречу, если тебе не понравится, можешь больше не ходить. Но лишь разок, ради себя же... Прошу тебя.

Тери поднял на мать серые наполненные слезами глаза, некоторое время молча всматривался в ее лицо, словно пытаясь прочитать то, о чем женщина сейчас думала, и лишь потом ответил:

— Хорошо, я схожу, но ничего не обещаю.

— Умница, — улыбнулась женщина, нагнулась к сыну и поцеловала его в лоб.

«Дурак» — подумал про себя Тери.

****

— Тери Фелини?

Мальчик вздрогнул и поднял глаза к человеку, который к нему обратился. Это был довольно молодой мужчина лет тридцати с густыми темно-русыми коротко остриженными волосами и эспаньолкой. Поверх свободного свитера и брюк был накинут белый халат, дающий понять, что этот человек не пациент, а врач.

— Да, это я, — пробормотал Тери, поднимаясь с мягкого диванчика, на который ему указала секретарша пять минут назад, попросив подождать.

— Я Доктор Силетти, заходите, — врач открыл перед Тери дверь и мальчик, немного смутившись тому, что настолько взрослый человек обращается к нему на Вы, зашел в кабинет врача, — Располагайтесь на той кушетке, — кивнул врач в сторону темно-бордовой мебели. Сам он сел в мягкое воздушное кресло напротив. Тери же с интересом оглядел кабинет. Он был уверен, что увидит развешенные по стенам различные орудия пыток, но кабинет больше походил на библиотеку. Все стены были уставлены стеллажами, битком набитыми книгами. У окна стоял рабочий стол, а на столе маленький аквариум с единственной рыбкой. Проследив взгляд своего пациента, Силетти сделал первую пометку в появившемся у него в руках блокноте и начал разговор:

— Что вы думаете об этой рыбке? — Добродушно спросил он.

— Не знаю... — сбивчиво забормотал Тери, скромно усевшись на край кушетки.

— Вы не стесняйтесь, располагайтесь поудобнее. Лучше даже прилягте, — посоветовал психолог, и Тери смущенно улегся на кушетку и уперся взглядом в белый потолок.

— Так о чем же вы подумали, увидев эту золотую рыбку?

— Подумал, что ей одной в аквариуме, наверное, очень одиноко, — протянул Тери, сложив руки на животе. Так действительно было куда удобнее. К тому же не надо было смотреть на врача, который его откровенно смущал.

— Вы боитесь одиночества? — Последовал следующий вопрос. Тери на это только плечами пожал.

— Тери, почему бы вам не рассказать немного о себе и о вашем погибшем друге? Его имя Джонни, если я не ошибаюсь.

Услышав знакомое имя, Тери вздрогнул. В груди защемило, а перед глазами все поплыло. Говорить о Джонни он совсем не хотел, если не боялся.

— Тери, прошу вас, не молчите, — мягко подал голос доктор после десятиминутной тишины.

— Не могли бы вы... не обращаться ко мне на Вы, я себя очень неуютно чувствовать начинаю.

— Хорошо, — кивнул психолог, — Расскажи, как ты с ним познакомился?

— Я точно не помню... Такое ощущение, что мы были знакомы всегда, — протянул Тери, — Я был маленький.

— А первое твое воспоминание о Джонни?

— Хм... кажется, мне тогда было лет пять или шесть. Я гулял во дворе, играл в песочнице и когда домой собрался, упал и разбил коленку. Тогда ко мне и подошел Джонни.

— И? Он помог тебе дойти до дома?

— Нет, он сказал что-то вроде "Харэ вопить, мелюзга".

— А что ответил ты?

— Я разозлился и наступил ему на ногу, а потом разревелся еще больше. Потом пришла мама, наорала на Джонни за то, что он довел меня до слез, и увела домой.

— Так, значит, сначала вы с ним не дружили.

— Не-е-ет... Мы были на ножах... Я его подстерегал у квартиры и стрелял в него из водного пистолета или притаскивал к его дверям грязь или мусор.

— И что же делал Джонни?

— Он очень злился, и пару раз от него мне сильно доставалось, — вспоминая это, Тери улыбнулся.

— И все-таки вы сдружились? Расскажи побольше о самом Джонни. Кем он был?

— Он был моим соседом по подъезду, жил несколькими этажами ниже. Он всегда издалека привлекал внимание к себе, потому что выкрашивал свои волосы в желто-зеленые цвета. А у него еще и глаза зелеными были, поэтому вкупе с волосами выглядел он очень... ярко! И вещи у него всегда были очень пестрыми. Хочешь, не хочешь, а Джонни заметишь. Он ненавидел разного рода подвески на шеи, они его душили, зато обожал браслеты, особенно сделанные из ниток мулине, знаете такие? Как-то раз он меня научил основам, и я сделал ему один такой браслет, и он его потом никогда не снимал. Еще он очень любил играть на гитаре, особенно ночью во дворе. В полном одиночестве. За это его все бабушки в нашем подъезде ненавидели. А мне очень нравилось его слушать. У него был очень красивый голос, и играл он хорошо. Кстати, Джонни был старше меня на десять лет примерно, и поэтому казался мне очень взрослым и серьезным, не смотря на весь его аляпистый вид. И в глубине души мне всегда хотелось с ним дружить, а мои маленькие пакости в его адрес, скорее всего, были лишь желанием привлечь к себе его внимание.

Дата добавления: 2015-10-24