Николай Хлевицкий aka deathmetall © 2011 5 страница

— Ты дурак? Думай, что говоришь! — Толик пригрозил мне окороком. — Просто ему стыдно очень перед сыном. Да и Юля не способствует их общению.

— Ну блин и «Санта-Барбара»! — покачал головой я. — Ну а ты? Ты ж всё-таки дядя и брат? Ну и шурин? Только бывший.

— Деверь, — поправил Толик. — Ну, а что я? Я сам до сих пор хожу неженатым. И мне как-то в чужие дела лезть неохота.

Аргументы Анатолия показались мне совсем неубедительными, но спорить я не стал. Да это и не важно. Не может быть так глупо всё! Посрались на ровном месте, непонятно из-за чего. Да и, если Игорь такой умный перец, то вряд ли бы переживал после ухода глупой жены. А если бы переживал, то не ушёл бы. Ещё и ребенка оставил? Ну, не может так быть! Не хватает тут чего-то.

И тут мне пришла в голову замечательная идея! Только один человек сможет распутать такой клубок сложностей — Доктор Фейзельштам! Если дьявол ходит к психоаналитику, то точно к ней.

Но Игорь немного подождёт! Есть ещё один человечек, которому нужна моральная поддержка — Аня. О ней я вспомнил машинально. Ведь именно безумной докторше я обязан встречей с Аней.

— Слушай, Толян, как думаешь, к дамам сейчас стоит сходить? Может, извинимся за грубости? Скажем, что помирились?

Толик сделал надменную морду:

— А кто сказал, что мы помирились? — в груди ёкнуло сердце. — Да не парься, я шучу! — он похлопал меня по плечу. — Пошли унижаться. Не знаю, чего ты своей наговорил, а я скажу Юле, что прогул прощу, и она отойдет.

Ничего не ответив, я неслышно встал с дивана и на цыпочках подошел к Юлиной спальне. Толик последовал моему примеру.

Через щелку мне представилась следующая картина: дамы сидели на кровати, обняв по большой подушке. Юля возбужденно о чём-то расспрашивала Аню, а та очень эмоционально отвечала, размахивая руками.

— Кхм! — не очень тактично нарушил тишину Толик, открыв дверь нараспашку.

Дамы перепугались и спрятались за подушками, показывая только красные заплаканные глаза.

— Мы пришли извиниться за то, что вспылили… — начал Толик.

— Да, вспылили. И немного лишнего сказали… — поддержал я, пряча глаза как накакавший в тапок кот.

— И немного морду набили друг другу… — я заржал.

— Чуть-чуть…

— Да…

Не знаю, что их развеселило больше — «искрометный юмор» или наши глупые виноватые морды, но две пары глаз, выглядывающие над подушками демонстрировали предрасположенность. Подобно заморской красавице Гюльчатай, не показывая лиц, они приняли извинения и попросили удалиться. Юля, пользуясь своим положением, поросила у Толика опоздать ещё на пару часиков. Взглядом он процитировал словарь матерных выражений, но согласился, ссылаясь на пятницу и на своё хорошее настроение. Юлия ликовала, а Аня продолжала смотреть на меня с небольшой обидой. Я попытался поправить положение парой нехороших высказываний в свой адрес, но она обрезала меня не дав начать коротким холодным «свободен». Конечно я от неё без ума, но такие фразочки не прощаю. Захотелось взять и у… и уйти. Что я собственно и сделал. Потом можно будет против неё же использовать.

— Куришь? — спросил Толик, прикрыв дверь.

— Нееее, — протянул я. — Но компанию составлю. Ты не спешишь?

— Да вообще-то спешу. Нужно потрудиться. Сейчас сигаретку выкурю и поеду.

Выйдя на улицу и избавившись от «посторонних ушей», мы продолжили обсуждать непростую семейную ситуацию его брата и моей читательницы. Правда, Толик говорил совсем неохотно, видимо погрузившись в другие, более насущные вопросы. Но дал свою визитку (кстати, визитка была крайне ужасной! Я, даже если захочу, так плохо не сделаю). И даже к центру подвез на своей, очевидно повидавшей многое, девятке. Прямо к дому госпожи Фейзельштам.

С Елизаветой Егоровной я не общался около месяца, а при последней нашей встрече наговорил кучу «комплиментов», хотел убить и ушел, дерзко хлопнув дверью. Сейчас как-то стыдно было появляться и о чём-то просить. Однако, начитавшись Берна, я был твердо убежден в том, что стыд сам по себе является абсолютно неестественным психологическим процессом и ничего полезного в себе не несет. Надеюсь, что Егоровна думает так же.

Постучав в дверь, я ожидал одной из двух реакций — дверь откроется, и счастливая Егоровна начнет меня ругать за то, что не заходил так целую вечность, или дверь откроется, и меня сожгут одним только взглядом (в этом она специалист будь здоров!). Но дверь не открылась. Ни после второй попытки постучать, ни после звонка. В дверном глазке белая точка света не исчезала, значит, её действительно нет дома. Жаль, что у меня нет её номера телефона.… Зато есть у Ани. Может, у неё попросить?

Просить у Ани совсем не хотелось. Начнет спрашивать «зачем?», а потом всё растреплет Юле. Она-то знает только одну версию произошедшего, и…

Как до меня сразу не дошло??? Готов поставить на кон свой фотик (тот, который подешевле), что Аня сама уже вызванивает Егоровну! А может, уже сидит где-нибудь на конспиративной блат-хате с Юлей и готовит хитрый план! Ну, а чего тут такого? В конце концов, Егоровна вычислит нестыковку, делая глубокий анализ произошедшего (где-то она там точно есть, просто я ее не заметил), допросит пациентку ещё раз, а потом, когда всё станет на свои места, уже начнет строить коварный план. Всё в этой схеме классно, только мне отведена второстепенная роль. И, получается, что я просто так мыл полэтажа школы и получил «под дых» тоже просто так? Нет уж, извольте! Я не какой-нибудь там альтруист! Скромность украшает, но заставляет голодать. Я — натуральный куркуль, и всё сделаю так, чтобы выйти «красавчегом».

Не будем углубляться в дебри моего буйствующего юношеского максимализма и пролистаем время на двадцать минут вперед, пропустив размышления о том, как сильно я себя люблю.

Спустя двадцать минут нахождения на лестничной площадке, я понял, что теряю время. Но как его использовать? Что делать? Не знаю.

От своей беспомощности стало очень печально на душе. Не печально даже — зябко. Это очень угнетало. Спускаясь вниз, я молился всем богам, чтобы сейчас чудесным образом появится Егоровна с двумя огромными сумками, начнет дуться, но, видя, как я без спроса беру пакеты и тащу их наверх, оттает. А потом ещё и накормит какой-нибудь фирменной нямкой! Жаль, что это не рассказ, и нельзя написать всё так, как задумал заранее, вставив пару смешных моментов для расслабления и пару нехороших для реалистичности. Хотя, чего я ною?

В очередной раз я поймал себя на том, что сам себе на ровном месте выдумал проблему и переживаю из-за неё. У меня диплом готов на одну сотую процента (придумано название), а я чужими проблемами занимаюсь, ещё и переживаю так сильно! Есть Аня, есть Егоровна, я тут буду под ногами путаться? Нужно взять себя за шкирку и развеяться! Курсач делать — это конечно крайний случай, а вот что-то другое… Например, купить гитару! Банкомат как раз недалеко — сейчас денежку сниму и наконец-то куплю себе нормальное весло, которое собираюсь купить уже второй год. А почему нет? Кто сказал, что шопинг-терапией пользуются только женщины? Очень эффективный способ отвлечься и отвлечь некоторую сумму денег из своих сбережений. А стипендию я не снимал около четырех месяцев. Даже немного останется!

Мною полностью завладела идея обладания гитарой, нагло вытеснив все остальные унылые мысли в дальний ящик (поближе к диплому). Весело напивая задорную песенку группы «Элизиум» «Все ох#енно!», я отправился к банкомату, который располагался совсем недалеко — в нашем универе. Прохожие, как это обычно бывает, подозрительно косились на странного молодого человека, наяривающего на невидимой гитаре и открывающего рот подобно эстрадному певцу, но, стоило мне посмотреть им в глаза, как подозрительный взгляд сменялся на «ничего не знаю, просто гуляю». Приятное чувство. Но один взгляд почему-то не убежал. Немного удивившись, он всматривался в меня. Этот взгляд я уже где-то видел.

— Егоровна! — заорал я и приковал к себе ещё больше удивленных взглядов.

С недовольным важным видом Доктор Фейзельштам жестом дала понять, чтобы я подошел.

— Здрасте! — опять заорал я, широко улыбаясь.

— Николай, что ты кричишь? Что о нас люди подумают? — заворчала Егоровна, глядя по сторонам.

— Да хрен с ними, с людьми — они просто массовка… ВО! Я же хотел перед вами извиниться! В прошлый раз я немного надерзил, и, хоть и был прав, не следовало себя вести подобным образом. Это некрасиво, я осознал свою ошибку, каюсь.

И я честно покаялся, склонив голову и опустив глаза.

— Ну-ну, ты сделал всё правильно, — Егоровна улыбнулась.

*«сделал всё правильно» это сделал так, как задумала Фейзельштам.

— А вы с Аней поругались, значит? — свернула тему Егоровна.

— С чего вы взяли? — искренне удивился я.

— Звонила мне несколько раз. Буквально двадцать минут назад.

— И что сказала?

— Ничего не сказала. У меня сегодня выходной. Я просто трубку не брала. Рассказывай.

Егоровна предложила сдвинуться с места, и мы пошли в направлении, отдаляющим меня от почти материализовавшейся акустической гитары. Я всё рассказал, сохраняя хронологию (упустив эпизод с просроченным пивом), а потом поделился своими догадками.

— Николай! Что ты! — улыбаясь белоснежными зубами и хитрыми глазами, Доктор начала небольшую лекцию. — Ты даже не представляешь, насколько разными словами разные люди могут описать одно и тоже событие!

— Но…

— НЕ ПЕРЕБИВАЙ! — молниеносно отрезала Егоровна, но опять превратилась в добродушного лектора и продовжила: — Каждый человек воспринимает окружающий мир по-разному, не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким себе его может представить. В сознании строится модель действительности. Так построена схема понимания, — заметив мое тупое лицо, она пояснила. — Возьмем, к примеру, атом: шарик, внутри которого летают шарики поменьше — протоны, нейтроны, и эти… да-да, верно, электроны. Но ведь на самом деле там ничего такого нет. А что там на самом деле — дано понять, и главное — представить, лишь единицам. Я уже не припомню, но нам профессор один (мы его в плен взяли) от скуки лекции читал на доступном языке. Так вот, он утверждал, что атом — это нечто невесомое и нематериальное, сгусток невидимой энергии. Но мы его представить не можем. Именно поэтому на всех плакатах в школах нарисованы шарики.

— Почему это атом невесомый? А как же атомная масса? — блеснул эрудицией я.

— Ну, что ты цепляешься к словам? — по-старчески возмутилась Егоровна. — Я физмат не заканчивала. Идея ясна?

— Угу.

— Вот и Юля с Игорем сделали проекции друг друга таковыми, которые больше удобны для них самих.

Мои насупленные брови и слышимый на доступных только Егоровне частотах скрип мозгов заставили изъясниться проще:

— Смотри: Аня хорошая?

— Ну… Как сказать… — я шёл на краю пропасти.

— Вот я ей сейчас позвоню и передам твои слова!

— Ну, ладно, хорошая.

— Вооот. А для кого-то она плохая. Так ведь?

— Ну, да, — до меня стало наконец-то доходить.

— Одно и то же её действие у тебя может вызвать только искреннюю улыбку, а у этого кого-то — бешеную ярость. А ей будет казаться, что она ничего особенного вообще не сделала.

— Но Елизавета Егоровна! Да, вы стопудово правы, но не может же все так сильно отличаться! Она говорит, что он её бросил, а он говорит наоборот. Кто-то минимум должен был сделать эм… действие и уйти? По любому кто-то врет?

— Мне кажется, что они оба врут. Либо они полнейшие идиоты. Так тоже бывает. И вообще, зачем это тебе нужно? Пока сами не захотят сойтись, никто их насильно не сведет.

— Малого жалко.

— Почему? — Егоровна слегка сбавила шагу и подняла брови.

— Я же говорил.

— Ну и что? Ты же точно так же рос. И ничего — жив, здоров.

Спрашивать, откуда она знает, было бессмысленно. Может она и права? Чем меньше проблем у человека в детстве, тем он больше неприспособлен к взрослой жизни. Я, конечно, не уверен, но мой опыт пока показывает именно такие результаты.

— Николай, — перебила мысли почему-то очень подобревшая Егоровна. — Никогда не старайся помочь людям. Они сами знают, как лучше. Я ещё со школы помню, что любая среда стремится к покою, — она многозначительно подняла указательный палец вверх. — Люди тоже сами разберутся. А ты своими советами можешь ещё и хуже сделать. В первую очередь себе.

— Ну а вы тогда зачем нужны? В смысле психотерапевты?

— Психоаналитики, если ж на то пошло. Мы просто помогаем людям САМИМ найти верный путь. Чтобы они не совершали лишних ошибок, — Егоровна расплылась в улыбке. — А потом гордо заявляем, будто всё это — наша заслуга.

Аргументы мне показались исчерпывающими. Ужасно хотелось с ней ещё о чём-то поспорить, чтобы узнать что-нибудь новенькое, но ничего в голову не лезло.

— Елизавета Егоровна, а вы Ане тоже ничего советовать не будете?

— То же, что и тебе. Кстати, как у вас дела? — очень тактично Доктор съехала с темы.

— Никаких дел нет. Просто иногда встречаемся, гуляем, а так — ничего. У меня сессия только кончилась, она постоянно на работе. И ссоримся часто, — в памяти всплыло заплаканное лицо Ани.

— Ну, это хорошо. Что ссоритесь часто.

— Что ж тут хорошего?

Думал, что она скажет что-то типа «нормальные отношения должны …», но всё оказалось намного проще:

— Есть повод помириться.

Блин, а ведь правда! Каждый раз, когда я что-то сделаю не так, приходиться придумывать что-то интересное, чтобы загладить свою вину. Заурядный поход в ресторан тут не катит, на дорогие подарки я ещё не зарабатываю, остаются только хитрости.

Помню, как-то в шутку сказал, что она — дура. Ответом послужил недельный бойкот. Аня меня открыто игнорировала, трубку не брала, СМСки стирала, даже не читая, и в сети никогда не появлялась. При личном контакте делала вид, как будто меня вообще не существует. Тогда я принес прямо в её кабинет большущий ящик (сантиметров семьдесят в каждую сторону) с заклеенной скотчем крышкой корявой надписью «НЕ ОТКРЫВАТЬ», и ушел, не обронив ни единого слова. В ящике был ещё один, тоже с запретом открывания и обмотанный теперь уже двумя слоями липкой ленты, в том ещё один и так далее (как матрешки). Всего было семь ящиков, а в самом маленьком (картонная коробка от кружки) был воздушный шарик со смайлом и записка «Надуй и больше не дуйся». Видимо результат Аню слегка разочаровал. Через двадцать минут после моего ухода мне пришла СМСка «ХЛЕВИЦКИЙ, Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!!!» Ну, а дальше по заезженной схеме.

Но что-то я в воспоминания углубился.

— Николай, а ты покушать не хочешь?

— Ну, вы же знаете, что на этот вопрос у меня один ответ. Более того, вам, с вашим непревзойденным кулинарным талантом задавать его просто нет смысла! Вы же знаете, что я…

— Ну хватит уже! — топнула Елизавета Егоровна, но улыбнулась: — Тогда сходи в супермаркет за продуктами. Просто я их терпеть не могу! Эти супермаркеты!

Елизавета Егоровна достала из сумочки и протянула мне лист А4, как выяснилось потом, исписанный в две колонки с обеих сторон. А ведь в моей версии рассказа всё это добро нужно было только отнести на третий этаж…

Странно, но и сегодняшний сон я запомнил! Снилось, будто Женька вырос и стал правителем всей планеты. Злым и беспощадным (рабовладельческий строй вернул, инквизицию и прочие интересные вещи). А я стал изгоем, потому что какой-то чокнутый профессор решил, что виноват во всем сами знаете кто, потому что не соединил родителей Женьки, и не дал вырасти в нормальной семье. И, чтобы всё исправить, меня отправляют в прошлое, и, напоследок, дают напутственное слово:

— Не слушай доктора Фейзельштам! Она — воплощение зла, и специально всё тогда так подстроила. Помни! Во что бы то ни стало, ты должен воссоединить Игоря и Юлю, иначе «кирдык».

Вокруг меня начинают бегать искривленные лучики сизого цвета, а доктор в лаборатории кричит что-то непонятное. Я пытаюсь вслушаться, но ничего не получается. Начинаю читать по губам и получаю: «Подъем! ПОДЪЕМ! ПОДЪЕМ!!! ТЕБЕ ЗВОНЯТ!» и мелодия телефона тилилинькает.

Взяв у Андрюхи трубку, отвечаю, не открывая глаз:

— Вагончик Бормана слушает.

— Что за «вагончик Бормана»? — послышался удивленный и весёлый голос Юли.

— Это не справочное бюро. Это ВАГОНЧИК БОРМАНА! Что нужно?

— Коль, я знаю, что уже достала…

— Ууууу, — промычал я, осознавая всю ужасность происходящего. — ЛА-А-А-АДНО. Во сколько его забрать?

— В четыре, — на часах было почти два. — А знаешь, куда я сегодня вечером пойду?

— На свиданье с Игорем?

— Ух ты! А как ты догадался??? — и удивления столько, будто я разгадал задуманное семизначное число.

— Потом расскажу, — мрачно отрезал я и положил трубку.

Ненавижу её! Вы просто не представляете, как! За последние полгода меня будили всего три раза. И все три раза — ЮЛЯ! За три прошедших года я жёстко бухал два раза, и один из них — с Юлей. А в школу я последний раз ходил знаете когда? В общем, Егоровна права — нужно прекращать не в свои дела лезть.

И умудрилась же разбудить ровно через полчаса после отхода ко сну! Да, она, конечно, не знала и не хотела, но обида от этого не сильно улетучивалась.

Ещё целых два часа. Настроение «в какашку», спать уже не хочется, есть — тоже. Егоровна накормила меня прекрасным блюдом под названием «Лазанья». Всегда думал, что это какая-то рыба. А это оказался безумно вкусный пирог с мясом и Бог весть с чем ещё. Даже не жалко получаса, который я потратил на беганье по супермаркету в поисках, цитирую:

Сыр голландский (без дырочек) — 100 гр.

Сыр голландский обыкновенный — 50 гр.

Сыр голландский низкокалорийный — 100 гр.

И так раз тридцать.

Мне стыдно было перед тетей, которая отрезала этот сыр, стыдно перед тетей из продуктового отдела, которая заворачивала одно яблоко (120 гр), одну перчину (50 гр), и перед остальными тоже было неудобно. Но довольная сытость перекрывала это всё с лихвой. Из скромности, я съел не всю лазанью (40х40 см), а только две трети. А остальное было любезно завернуто в фольгу и презентовано в качестве «сухпайка», который я слопал ещё по пути домой.

Ну, так о чём это я? Делать нечего! Отличный повод купить гитару!

Через сорок минут я уже спускался магазин «Мелодия» (тот самый, с прикольным продавцом), и встретил знакомого парня, которого, кажется, зовут Ставр. Я как-то снимал выступление его группы, а потом поделился фотками. Как оказалось, он — владелец этого самого магазина. Узнав о моей проблеме, предложил гитару, не вписывавшуюся в бюджет даже со скидкой в 7%. На просьбы подыскать что-нибудь подешевле, Ставр ответил:

— Купи напильник и всё.

—???

— Ну, пальцы быстрее сточишь!

Он был прав. Хоть мое старое весло и звучит хорошо, но, после часа игры на этой гордости китайского гитаростроения, на пальцах появляются кровавые раны аки у прокаженного. Оставался только вопрос с финансами. Наличных денег хватало только на гитару и плохой чехол, но на последнем экономить было бы очень глупо — гитара придет в негодность после первого длительного путешествия.

— Ну, потом как-нибудь занесёшь, — сжалился Ставр. — Я людям доверяю!

Приятно всё-таки осознавать, что добрые люди не перевелись! Ещё и медиатор в подарок дал! Как я люблю — розовый!

С прекрасным настроением, гитарой и долгом в 50 баксов я вышел на оживленный перекресток центральной улицы и поплыл окрыленный кофром за спиной на встречу с Женькой. Можно будет приобщить к музыкальному искусству, показать пару простых мелодий и поорать веселых песенок — вот и занятие на вечер!

При виде меня, Женька опять обрадовался, «дал пять» и начал итересоваться моим нестандартным рюкзаком.

— Там ружжо, — сказал я интригующим шепотом.

— Там гитара! — он начал щупать кофр, но толстые, почти жёсткие стенки не давали понятия о том, что внутри.

— Точно говорю — ружжо! Я просто только с работы (прозвучал ооочень наигранный усталый вздох).

— А кем ты работаешь? — загорелся малой.

Я огляделся по сторонам, застыл в одной точке, прищурился.

— Жека, за нами следят. Разворачивайся и молча иди рядом со мной, — я зашагал быстрым шагом, и малой последовал за мной сбивчивой и смешной семенящей походкой.

— Не оборачивайся, — сказал я, и он машинально начал оборачиваться. — НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ! — выпалил я, чуть не засмеявшись от того, как легко он попал на эту уловку.

Я специально шёл семимильными шагами и молчал, нагнетая обстановку. Казалось, непонимающая, чуть напуганная мордашка непоспевающего малого так и пыталась меня рассмешить, но я держался молодцом, сохраняя серьёзность. Зайдя в первый попавшийся дворик, я наказал Евгению стоять на месте, а сам шмыгнул в подъезд и появился через минуту.

— Ничего необычного не заметил? — видимо, я сильно переиграл, и малой посмотрел на меня как на плохого актера.

— Нет. А куда ты ходил?

— Я оставил винтовку и взял гитару, — сняв чехол с плеч и приоткрыв молнию, я показал ему верхнюю часть грифа.

Немного подумав, он все же не поверил:

— Да чё ты чухаешь! У тебя там сразу гитара была! — глаза малого блестели от этой безумной догадки.

— А зачем мне тогда в подъезд нужно было заходить? — парировал я.

— Ну… — он на мгновение задумался. — Чтобы пописять?

Я рыдал. Вот чего-чего, а такого ожидать я не мог.

— Жека, во-первых в подъездах писать плохо… А во-вторых… — блин, а что во-вторых? Немного потормозив, я придумал чисто взрослую отмазку. — Ты ещё маленький и не поймешь.

Его испепеляющий взгляд заставил признаться, что я всё выдумал. Жека был очень горд собой и доволен. Видимо, немногие взрослые до этого признавались в том, что неправы. Но главное, что малой счастлив, я горжусь своими педагогическими навыками и мы весело идем домой.

Прежде чем покушать, Евгению пришлось выслушать штук десять моих любимых песен. Конечно, морить ребенка голодом нехорошо, но вы же меня понимаете! Огромных усилий мне стоило покинуть инструмент и заняться приготовлением полуфабрикатных вареников с печенкой. Так как процесс этот не требует особого человеческого вмешательства, Евгению пришлось послушать ещё несколько моих музыкальных шЫдевров. Чтобы хоть как-то сгладить свою вину, я разрешил пострелять трехмерных монстров, оставшись музицировать наедине. До тех пор, пока не пришла недовольная соседка и не потребовала «сделать музыку потише». Но к тому времени фабричные яства успели свариться.

Макая вареники в нехитрый соус из кетчупа и майонеза, я начал подготовку Евгения к предстоящему мастер-классу по гитаре:

— Чем сегодня займемся? — спросил я, заранее зная ответ.

— Давай халабуду строить?

— Мы вчера строили. Давай лучше я тебя научу на гитаре играть?

— Давай лучше халабуду? — неужели я его так достал?

— А может на гитаре? Маме сыграешь, она знаешь, как обрадуется?

— А я халабуду слеплю, и она тоже обрадуется! — тактично обломал меня Евгений, окончательно дав понять, что к гитаре у него интерес пропал окончательно и бесповоротно.

— Ну, хорошо. Слушай, Женька! А у тебя здесь есть друзья? А то вдвоем как-то скучновато.

— Они не захотят, — совершенно спокойно ответил малой с набитым ртом, а потом немного надменно добавил. — Они в компьютер играют целыми днями.

— Ну а ты позвони, убеди, скажи, что весело будет.

— Они не поверят, — сказал он, накалывая последний вареник.

— Женька, ты мужик? Да? Вот и сделай так, чтобы поверили. Я сам помою посуду, а ты иди и звони. И давай, чтобы человек пять было, не меньше!

Честно говоря, я не представлял, как и что он может сделать, но я решил действовать как мой бывший шеф, который говорил: «Сделать это. Меня не волнует как, я сам не представляю, как это можно сделать, но ты умный!» И получалось! Как-то я делал тридцатисекундную рекламу для больших светодиодных экранов, имея только логотип фестиваля и небольшое представление о том, что там будет происходить. Получился дикий бред, который я выдал за «креативность», но представляете — прокатило! И народу надолго запомнилась. Подобных ситуаций я знал очень много, и верил в Женькину находчивость. И вера не подкачала! Через полчаса на улице собралась небольшая группа мальчишек, девчонок, а так же их родителей, готовая к действиям. Ответственность за организацию взял папа девочки Оли (одногрупницы малого). Он всех хорошо знал, имел прекрасные организаторские способности и прекрасно управлял процессом построения небольшого снежного лабиринта. Со временем к нам присоединялись всё новые и новые лица, и к половине шестого перед окнами Женькиного дома тусило человек сорок. Дети весело катали снежные комья, щебеча о чем-то своем, некоторые взрослые им помогали, но основная масса халтурила в стороне и общалась о проблемах воспитания детей, о зацикливании на компьютерных играх, социальных сетях и остальных прелестях цивилизации. Один чувак предлагал полностью оградить подрастающее поколение от технологических новшеств, рассказывая о своих впечатлениях при знакомстве с компьютером. Передам его слова:

«Я глазам своим не верил! СОРОК мегабайт жесткого диска, пара мегабайт оперативы и цветной, ЦВЕТНОЙ монитор! И никаких перфокарт! Только дискеты! По семьсот килобайт! У нас на производстве стоял компьютер УРАЛ 2, так в этой махине, размером с платяной шкаф было меньше! А сейчас что? У меня в телефоне (чувак показал всем солидный коммуникатор) в тысячу раз больше. И по нему можно книги читать, музыку слушать и даже кино смотреть! Ещё и звонить можно! Да покажи мне кто-то такое в детстве, я бы не поверил. А дети к этому привыкли! Не работает интернет — ужас, поломался компьютер — КАТАСТРОФА! Мои приходят и нагло требуют ноутбук, аргументируя это «мне нужно в интернете реферат скачать и почитать чего-то», а сами сидят на фейсбуке или где-то ещё. И каждый год новый телефон хотят! И не какой-нибудь, а самый модный. Я дочке заказывал айфон второй из штатов год назад, думал, что успокоится. И что? Уже требует четвёртый! А когда говорю, что он не стоит своих денег, начинает обижаться и ныть, мол, не люблю её. И куда я денусь? А помните, как раньше было?»

И давай рассказывать восторженной публике.

Мужику этому было лет сорок пять, но кивали ему практически все. Больше всего меня забавляли две девочки моего возраста. Очарованные талантом рассказчика, они полностью проникались духом колбасы по три двадцать, аппаратами с газировкой и групповым сбором металлолома. А когда разговор зашел про методы извлечения металла из «не самых подходящих мест», они кивали так, будто бы сами украли тридцать метров рельс или километр провода с линий электропередач. Чтобы не показывать свое неуважение и не смеяться, тупо пялясь, я отвернулся. И заметил запыхавшегося Женьку, который гордо стоит перед Олей с расстегнутой курткой, и что-то рассказывает. Куртка меня, конечно, встревожила, и я неслышно, чтобы не позорить перед дамой, подозвал его к себе.

— Малой, ты чего расстегнулся? — я именно интересовался, а не возмущался.

— Это круто! — Женька сиял.

Понятно, почему. Я-то сам так хожу. Встречал его со школы так и сейчас так перед ним стою. Плохой пример, блин.

— Жек, я тебя понимаю, но если твоя мама узнает, что ты так ходишь, то оторвет тебе и мне уши, и будешь сидеть с Алей опять, — последние аргументы резко сменили выражение детского лица, и он нехотя стал застегиваться. — Жека, стой. Пока не нужно. Пойди ещё порисуйся перед девочкой, а потом застегнёшься. Только недолго, хорошо?

Малой смотрел на меня такими глазами, что я даже не знаю, как описать. Очень дружескими. Как маленький щенок, которого ты подобрал на улице, согрел и дал теплого пастеризованного молока. Он ведь не знает, что молоко — пастеризованное и безмерно благодарен. Вот так же и малой. Думает, что я ему одолжение делаю, а я просто элегантно прикрываю задницу.

Ничего не сказав, он убежал к своей даме, и они вместе начали возиться в куче снега.

Меня опять переключило на мужика-рассказчика. Он уже оканчивал какую-то, судя по всеобщему хохоту, смешную историю о том, как с товарищами украли полтонны макулатуры из сельской библиотеки, и, под всеобщие аплодисменты, удалился с парой других дядей выкурить по сигаретке.

Мало помалу толпа начала редеть, и к семи мы с малым попрощались с Олей и её папой.

— Женька, а она тебе нравится? — спросил я как «знающий в этих вопросах взрослый».

— Нууу, не знаю, — засмущался малой. — Я с ней гуляю часто.

— Ну, мужиииик! — потряс за плечо его я. — Молодец! Так держать!

Я рассмеялся и малой последовал моему примеру, в конце закашлявшись.

— Ты что, болеть вздумал? — пошутил я.

— Неее. Я ж мужик! — откашлявшись, гордо заявил Женька.

— Ну, мужик, пошли домой пить чай. А то ещё заболеешь. Меня тогда Юля… ой, мама прибьёт!

И мы пошли пить чай с малиновым вареньем. Поначалу Женька немного кашлял и «шморгал» носом, но после большой кружки тёплого ароматного напитка всё наладилось.

Хоть он и просил отложить уроки на потом, я настоял на их немедленном выполнении. Поужинав и покупавшись, мы приблизились к отметке «9» на часах, а это значит, что можно было смело запихивать мелкого в люльку.

— Жека, а ты знаешь, где сейчас мама? — натянув одеяло на самый нос, он закивал. — И что ты думаешь?

— Не знаю, — Евгений опустил глаза.

Дата добавления: 2015-10-24