Язык художественного произведения 1 страница

IІІ

Язык — материал и, по определению А. М. Горького, «первоэлемент» художественной литературы. Однако в критических и исторических очерках, посвященных творчеству писателей, общие, нередко очень субъективные оценки языка и стиля их произведений выражаются самыми трафаретными фразами. Литературная критика и сейчас не может здесь опереться на прочные достижения филологической науки.

Еще в конце прошлого столетия академик Ф. Е. Корш возмущался тем субъективным произволом, которым обычно руководствовались критики и литературоведы того времени в своих суждениях о языке и стиле писателя. Взаимные разногласия между такими «ценителями» были чрезвычайно велики. По словам Ф. Е. Корша, «где один видит банальность, другой открывает живые образы»; то, что одному кажется психологической нелепостью, другому — «до такой степени естественным, что всякий читатель мог предвидеть именно такую развязку», и т. п. Многие из этих литературных судей, писал Ф. Е. Корш, напоминают того пушкинского критика, «человека впрочем доброго и благонамеренного», который, по словам поэта, «выставил несколько отрывков и вместо всякой критики уверял, что таковые стихи сами себя дурно рекомендуют» ¹. Характерно, что академик Ф. Е. Корш, выступив на борьбу с господствовавшими в его время субъективными приемами литературно-эстетической оценки,

¹ Ф. Е. Корш, Разбор вопроса о подлинности окончания «Русалки» Пушкина..., «Известия Отд. русск. яз. и словесности Имп АН», т. III, кн. 3, М. 1898, стр. 639.

сам впал в еще больший и худший грех, грех субъективного отрицания качественной разницы между гениальным и плоским, художественно-творческим и поддельным: он пытался доказать принадлежность Пушкину бездарной подделки окончания «Русалки» (Д. Зуева).

Суждения Ф. Е. Корша о субъективизме стилистических вкусов, высказанные шестьдесят лет назад, странным образом перекликаются с ироническим отношением некоторых современных критиков к соответствующим оценкам языка и стиля литературных произведений.

В журнале «Звезда» напечатан рассказ-пародия: В. Полякова «Обыкновенная история (Три критика и один рассказ)». Тут сатирически изображается, как разноречиво судят об одном и том же сочинении, именно о рассказе «Рыболов Щукин», о его языке и стиле разные критики. В одном журнале появляется восторженная рецензия на этот рассказ под названием «Большое в малом». Рецензент пишет: «Автор дал своему герою остроумную фамилию — «Щукин», и мы уже по одной фамилии героя видим, что и отец его и дед его были рыболовами, что опыт передавался из поколения в поколение. Автор умеет одним штрихом передать биографию человека. Цитирую: «его видавшая виды рука сжимала удочку». Одной крохотной фразой автор умеет передать внешность героя: «уже немолодой». Как это просто, лаконично и вместе с тем впечатляюще!» ¹. В другом отзыве, носящем заглавие «Автор плавает по поверхности», содержится в корне противоположная оценка того же рассказа, его языка и стиля: «Автор навязывает своему герою фамилию Щукин Герой — токарь, Спрашивается — почему не Станков, не Фрезов, не Скоростнов наконец, а Щукин? Фамилия «Щукин» остается всецело на совести автора. Рассказ написан беспомощно и безграмотно Берем на выборку несколько первых попавшихся цитат: «горячее солнце» (как будто оно может быть холодным!); «бабочка притаилась в усах» (надо знать бабочек!)» ². Сравни в рассказе: «улыбка, как маленькая веселая бабочка, притаилась в его усах» и так далее, и так далее.

¹ В. Поляков, Обыкновенная история (Три критика и один рассказ), «Звезда», 1953, № 8, стр. 125.
² Там же, стр. 126.

Изучение языка художественного произведения и определение способов его стилистического анализа — это проблемы, которым у нас посвящено очень много статей и исследований, но которые еще очень далеки не только от научного решения, но даже и от более или менее удовлетворительного объяснения. Изучение языка художественного произведения тесно связано с более широкими задачами исследования языка художественной литературы и ее стилей, а также языка того или иного писателя. Понимание словесного состава и композиционного строя художественного произведения во многом зависит от правильного освещения функциональных своеобразий языка художественной литературы в соответствующую эпоху, от подлинно научного истолкования категорий и понятий художественной речи, «поэтического языка», от знания исторических закономерностей развития литературных стилей, от степени изученности индивидуально-поэтического стиля данного автора и т. п.

Основной категорией в сфере лингвистического изучения художественной литературы обычно признается понятие индивидуального стиля (то есть своеобразной, исторически обусловленной, сложной, но представляющей структурное единство системы средств и форм словесного выражения в ее развитии). В стиле писателя, соответственно его художественным замыслам, объединены, внутренне связаны и эстетически оправданы все использованные художником языковые средства. Вместе с тем в стилистике индивидуально-художественного творчества иногда очевиднее и острее выступают элементы будущей системы национально-литературного языка и ярче отражаются функциональные пережитки языкового прошлого. В голосе великого художника часто слышится голос всего парода. Вследствие сложности всех этих взаимоотношений исторические законы развития литературных стилей — в тесной связи с развитием литературы как широкой области культуры и в связи с развитием народного и литературного языка — еще совсем не раскрыты.

Не так давно наши литературоведы жаловались: «Ощупью, в густом лесу необследованных фактов, спотыкаясь ежеминутно о корни еще не истлевших традиций, возвращаясь неоднократно на дороги, уже раньше

заводившие в тупик, бредут исследователи литературы в поисках теории литературных стилей» ¹.

Путь конкретно-исторического изучения «языка» отдельных художественных произведений (конечно, при соответствующей теоретической направленности) может достовернее всего привести к решению больших проблем стиля писателя и языка художественной литературы.

Вопрос о языке отдельного художественного произведения и ограниченнее и специфичнее.

Язык разных художественных произведений одного и того же автора может иметь существенные отличия. Об этом писал М. Исаковский (применительно к поэзии): «Даже в пределах поэзии, создаваемой одним и тем же человеком, нельзя пользоваться одним и тем же «секретом», открытым раз и навсегда. Такого «секрета» быть не может. В каждом отдельном произведении поэта — если, конечно, это произведение по-настоящему талантливо — заключен уже свой особый „секрет“» ².

Целью и задачей изучения языка художественного произведения «является показ тех лингвистических средств, посредством которых выражается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание литературных произведений» ³.

Каждое литературное произведение, будет ли оно в своем строе целиком зависеть от традиции и восходить к ней, или, противопоставленное ей, будет стремиться к освобождению от ее стеснений,— во всяком случае занимает определенное место в контексте современной ему литературы. Оно вступает в соотношение с другими произведениями того же жанра и разных смежных жанров. От него тянутся нити аналогий, соответствий, контрастов, родственных связей по всем направлениям, даже в глубь литературного прошлого.

Художественное произведение может и должно изучаться, с одной стороны, как процесс воплощения и становления идейно-творческого замысла автора и — с дру-

¹ А. И. Белецкий, К построению теории литературных стилей. Сб. «Памяти П. Н. Сакулина», М. 1931, стр. 9.
² М. Исаковский, О советской массовой песне. «О писательском труде. Сборник статей и выступлений советских писателей», М. 1953, стр. 77—78.
³ Л. В. Щерба, Опыты лингвистического толкования стихотворений. Сб. «Советское языкознание», т. II, Л. 1936, стр. 129.

гой — как конкретно-исторический факт, как закономерное звено в общем развитии словесно-художественного искусства народа. Изучение художественного произведения, его языка, содержания должно опираться на глубокое понимание общественной жизни соответствующего периода развития народа, на разностороннее знание культуры, литературы и искусства этой эпохи, на ясное представление о состоянии общенародного разговорного и литературного языка и его стилей в то время, на глубокое проникновение в творческий метод автора и в своеобразие его индивидуального словесно-художественного мастерства.

Так, понимание многих выражений в пушкинском «Евгении Онегине» невозможно без знания культуры и литературы того времени. Вот две иллюстрации.

«Перекрахмаленный нахал» (8, XXVI): «В этом стихе, со столь характерным для Пушкина применением тонких аллитераций, речь идет о кембриковом шейном платке лондонского франта. Моду крахмалить (слегка) батист пустил Джордж Бруммель в начале века, а ее преувеличением подражатели знаменитого чудака вызывали в двадцатых годах насмешку со стороны французских птиметров» ¹. В стихах:

В пяти верстах от Красногорья,
Деревни Ленского, живет
И здравствует еще доныне
В философической пустыне
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век! —

два крылатых выражения, взятых у Вольтера. Еще Н. О. Лернер указал, что строка: «И даже честный человек» — перевод известной фразы в конце вольтеровского «Кандида». В. Набоков-Сирин отметил, что и последняя строка тоже из сочинений Вольтера, а именно, из примечания, сделанного им в 1768 году к началу чет-

¹ В. Набоков-Сирин, Заметки переводчика, «Новый журнал», XLIX, 1957, Нью-Йорк, стр. 141—142.

вертой песни «Женевской гражданской войны»: «Observez, cher lecteur, combien le siècle se perfectionne» ¹. Произведения Пушкина насыщены афоризмами и цитатами, крылатыми выражениями из художественной литературы — русской и западноевропейской ².

А. С. Шишков писал по поводу стихов сумароковской басни:

Толчки проезжий чует,
И в нос, и в рыло, и в бока,
Однако епанча гораздо жестока:
Хлопочет,
И с плеч идти не хочет.

«...глагол хлопочет, заступающий место целого стиха, не мог бы иметь той силы, когда бы вместе с другими словами, а не один особенно стоял. Он здесь по двум причинам хорош: первое, что, стоя один, лучше показывает силу свою, второе, что соединяет в себе два понятия; ибо хлопочет, говоря о человеке, значит суетится, заботится; говоря же... о бездушной вещи, значит беспрестанно хлопает, трепещет. Сие последнее знаменование оного можем мы почувствовать из того, что глаголов топает, хлопает, в учащательном иначе сказать не можем, как топочет, хлопочет. Епанча представляет здесь и то и другое: в одном случае глагол хлопочет, точно так же, как и не хочет, изображает в ней некое одаренное чувствами существо; в другом случае тот же глагол хлопочет изображает ее как вещь бесчувственную, трепещущую от ветра. Сие соединение понятий в одном и том же слове делает красоту изображений; ибо кратким изречением многие мысли в уме рождает» ³.

Особенно много недоразумений вызывает именно истолкование и понимание самых простых слов в строе литературного произведения, имеющих за собою длин-

¹ В. Набоков-Сирин, Заметки переводчика, «Новый журнал», 1957, кн. XLIX, стр. 140—141.
² Цитаты получают новую жизнь, новое применение в структуре разных произведений. Но вместе с тем состав цитаты, ее экспрессия влияет на ее литературное использование, иногда даже предопределяет ситуацию и стилистические оттенки ее употребления. Так ходячая цитата из рассказа Чехова «Брак по расчету»: «Позвольте вам выйти вон» — уже в силу галантно-комической вульгарности своего построения может вместиться лишь в стиль фамильярно-шутливого или иронического изображения.
³ А. С. Шишков, Собр. соч. и перев., Сравнение Сумарокова с Лафонтеном..., ч. XII, СПб. 1828, стр. 127—129.

ную историю употребления. Обычно читатель, встретив такое слово у писателя XVIII и даже XIX века, вкладывает в это слово привычный, современный смысл. Иногда общий смысл фразы как будто не противоречит такому пониманию. Например, в «Горе от ума» Грибоедова Лиза дает такую характеристику Скалозубу: «Да-с, так сказать, речист, а больно не хитер» ¹. Кажется естественным понять в этом ироническом контексте слово — речист в значении: болтлив, говорлив. Так, например, это и сделал составитель статьи о слове речистый в «Толковом словаре русского языка» под редакцией профессора Д. Н. Ушакова ². Однако здесь же и открывается ошибочность такого истолкования. В самом деле, с цитатой из Грибоедова здесь сопоставлена фраза из «Отцов и детей» Тургенева: «Митя уже бегает молодцом и болтает речисто». Но в этом последнем примере речисто, конечно, не означает: говорливо, болтливо, а значит: «произнося, выговаривая ясно, чисто, чеканно». (ср. Словарь Академии российской, 1822, ч. V, стр. 1040). Действительно, в русском литературном языке XVIII и первой половины XIX века, слово речистый имело два значения. Одно — высокое, церковнославянское, уже отмиравшее к началу XIX века: красноречивый. Это значение «Словарем церковнославянского и русского языка» 1847 года прямо признано церковным, то есть устарелым ³. Второе же, живое и широко распространенное в литературном языке XVIII и первой половины XIX века значение определяется так: «имеющий ясное, чистое произношение. Речистый выговор». Речистый было антонимом слова косноязычный ⁴. Таким образом, Лиза подчеркивала чеканную, по-военному четкую, внушительную манеру речи Скалозуба, но не находила в этом ясном и чистом выговоре, в этой самоуверенности речи блестков ума. В «Повести о Горе-Злочастии»: «Укротила скудость мой речистый язык». Ср. в письме гр. Дмитриева-Мамонова (первой трети XIX в.): «Вот третий день какая надо мною насмешка. С вечера прикажу я очень речисто и громко истопить

¹ А. С. Грибоедов, Горе от ума, Гослитиздат, 1955, стр. 41.
² Толковый словарь русского языка, т. III, 1939, стр. 1353.
³ См. Словарь церковнославянского и русского языка, 2-е изд., т. 4, 1867, стр. 173.
⁴ См. «Словарь Академии российской», 1822, ч. V, стр. 121.

все печки, и на приказ мой ответствуют: хорошо, будет исполнено, а на утрие... топят лучинками, навоняя при том слегка салом и сажею» ¹. Ср. у Тургенева в «Дыме»: «Он (Ворошилов. — В. В.) вдруг оживился и так и помчался, как добрый конь, лихо и резко отчеканивая каждый слог, каждую букву, как молодец-кадет на выпускном экзамене, и сильно, но не в лад размахивая руками. С каждым мгновением он становился все речистей, все бойчей, благо никто его не прерывал: он словно читал диссертацию или лекцию» ².

Позднее — в разговорном языке второй половины XIX века — это значение угасло и слово речистый стало обозначать: словоохотливый, обладающий даром речи, способностью много и хорошо говорить. Например, у Н. С. Лескова в «Полунощниках» (в мещанском сказе): «Как я только вышла и пошла — сейчас мне попался очень хороший человек извозчик — такой смирный, но речистый — очень хорошо говорил».

В рассказе Б. Садовского «Сын белокаменной Москвы»: «Насколько Денис Васильевич (Давыдов. — В. В.) был хлопотлив, стремителен и речист, настолько Алексей Петрович (Ермолов. — В. В.) был неподвижно-величав и молчаливо спокоен» ³.

В языке литературно-художественного произведения нередко используются самым разнообразным образом и с самыми различными функциями социально-экспрессивные краски речи изображаемой среды. Например, в очерке В. А. Гиляровского «Балаган» — при изображении мелкого провинциального актерства конца XIX века — применяются общенародные слова и выражения в разговорно-профессиональном актерском употреблении (названия театральных декораций): «Ханов более двадцати лет служил по Провинциальным сценам. Он начал свою сценическую деятельность у знаменитого в свое время антрепренера Смирнова и с бродячей труппой, в сорокоградусные морозы, путешествовал из города в город на розвальнях. Играл он тогда драматических любовников и получал двадцать пять рублей в месяц при хозяй-

¹ «Русский архив», 1896, т. I, стр. 52.
² И. С. Тургенев, Собр. соч., т. IV, М. 1954, стр. 16.
³ Борис Садовский, Сын белокаменной Москвы (1837), «Аполлон», 1910, октябрь — ноябрь, № 11, «Литературный альманах», стр. 16.

ской квартире и столе. Квартирой ему служила уборная в театре, где в холодные зимы он спал, завернувшись в море или небо, положивши воздух или лес под голову. Утром он развертывался, катаясь по сцене, вылезал из декорации весь белый от клеевой краски и долго чистился» ¹.

Зависимость социально-экспрессивных значений и употреблений слов от мировоззрения, культуры и быта социальной среды, ее языка ярко сказывается в истории переносных выражений, которыми обозначался в русском языке эротический интерес мужчины к женщине. Так, в светской дворянской речи XVIII в. возникло слово махаться в значении: флиртовать, волочиться.

П. И. Мельников в «Бабушкиных россказнях» писал: «Махаться с кем в XVIII столетии употреблялось вместо нынешнего волочиться за кем. Перевод s’éventer — обмахиваться веером. Веер, как. и мушки, прилепленные на лицо, играли важную роль в волокитствах наших прадедов и прабабушек. Куда прилеплена мушка, как и куда махнула красавица веером — это была целая наука». Ср. там же, в «Бабушкиных россказнях»: «Ах, как любил покойник об амурах козировать (causer. — В. В.), ах, как любил!.. Бывало, не токма у мужчин, у дам у каждой до единой переспросит — кто с кем «махается», каким веером, как и куда прелестная нимфа свой веер держит» ².

В позднее распространившемся выражении волочиться за кем-нибудь (ср. опытный волокита), также связанном с жаргоном дворянства, есть налет иронической экспрессии. В Академическом словаре 1847 года это значение толковалось так: «Стараться преклонить к плотской любви» ³.

Военно-офицерским духом пахнет распространившееся с 20—30-х годов выражение приударить в значении: начать усиленно флиртовать, волочиться. Ср. в воспоминаниях генерал-майора князя А. В. Трубецкого об А. С. Пушкине: «Дантес часто посещал Пушкиных. Он ухаживал за «Наташей», как и за всеми красавицами (а она была красавица), но вовсе не особенно «приуда-

¹ Вл. Гиляровский, Трущобные люди. Этюды с натуры, Гослитиздат, М. 1957, стр. 53.
² П. И. Мельников-Печерский, Полн. собр. соч., 1909, т. I, стр. 209.
³ Словарь церковнославянского и русского языка, изд. 2-е, т. I, 1867, стр. 322.

рял», как мы тогда выражались, за нею» ¹. У А. Ф. Писемского в романе «Взбаламученное море»: «За ней что-то флигель-адъютант очень уж приударяет». В очерке А. Чужбинского «Стоянка в Дымогаре» ²: «Полковой адъютант начал ударять за городничихой...»

Буржуазно-мещанский колорит ощутителен в слове — ухаживать (ср. претенциозно-мещанское словообразование по типу «европеизмов»: ухажор).

Быт и мировоззрение социальной группы, с которой ассоциируется то или иное выражение в литературном сознании эпохи, накладывают на него свой отпечаток. От этого отпечатка нередко и зависит экспрессивная окраска слова в литературном языке или в языке художественной литературы.

Взаимоотношения разных общественных групп отражаются в экспрессивных оттенках, облекающих соответствующий круг слов и выражений. Д. Н. Мамин-Сибиряк, изображая в своем очерке «На чужой стороне» взаимоотношения между «деревенщиной», приходившей в столицу на отхожие промыслы, и представителями городских демократических масс, заметил: «У Петьки (огородника. — В. В.) был целый ряд выражений, которые производили на деревенщину особенное впечатление, как неопровержимое доказательство высшей культуры: «не тот коленкор», «неглиже с отвагой», «рвань коричневая», «антик с гвоздикой» или «английское с мылом» и т. д.» ³. Ср. у Лескова в очерке «Воительница» характеристику галантерейного стиля торговки: «...обращение у Домны Платоновны было тонкое. Ни за что, бывало, она в гостиной не скажет, как другие, что «была, дескать, я во всенародной бане», а выразится, что «имела я, сударь, счастие вчера быть, в бестелесном маскараде»; о беременной женщине ни за что не брякнет, как другие, что она, дескать, беременна, а скажет: «она в своем марьяжном интересе», и тому подобное» ⁴. Ср. у А. Чехова в рассказе «Хороший конец» в речи кондуктора: «Я человек образованного класса, при деньгах, но ежели взглянуть на меня с точки зрения, то кто я? Бобыль, все равно, как

¹ «Русская старина», 1901, январь — март, стр. 258.
² А. Чужбинский, Очерки прошлого, СПб. 1863, стр. 152.
³ Д. Н. Мамин-Сибиряк, Полн. собр. соч., Пг. 1917, т. X, стр. 339.
⁴ Н. С. Лесков, Собр. соч., т. I, M. 1956, стр. 151.

какой-нибудь ксендз. А потому я весьма желал бы сочетаться узами игуменея, то есть вступить в законный брак с какой-нибудь достойной особой» ¹.

Изучение экспрессии звуков, форм и знаков, слов и оборотов обычно относится к области стилистики. При этом указывают на необходимость строго различать формы индивидуальной и коллективной экспрессии. «Необходимо тщательно отличать экспрессивные качества речи, имеющие своим источником личные свойства и состояния говорящего или пишущего, от таких фактов языковой экспрессии, которые коренятся в общественной психологии и представляют собой проявления именно общественной реакции на принадлежащий данному обществу язык. Это важно потому, что в последнем случае экспрессивные качества речи становятся в сущности уже объективной принадлежностью самих фактов языка, переставая быть только свойством носителя языка... Следовательно, субъективными соответствующие экспрессивные качества языка являются только по происхождению, с точки зрения их психологического генезиса, тогда как реально, в исторической действительности, они существуют как вполне объективные свойства тех или иных звуков, форм и знаков. Вот почему мы имеем право утверждать, что действительно в самом языке, а вовсе не в психологии говорящих и пишущих, которая лингвиста непосредственно не интересует, кроме звуков, форм и знаков, есть еще нечто, именно экспрессия, принадлежащая звукам, формам и знакам. Из всего этого следует, что одно дело стиль языка, а другое дело стиль тех, кто пишет или говорит» ².

Об иронической экспрессии, облекающей архаизмы, в том числе и церковнославянизмы в русском литературном языке, говорит Петр Степанович Верховенский в «Бесах» Достоевского: «...мне эти трагедии наскучили вельми, — и, заметьте, я говорю серьезно, хоть и употребляю, славянские выражения».

Экспрессивные краски легко смешиваются и переходят одна в другую. Грубые слова, вызванные гневом, ненавистью, раздражением, могут приобрести смягченное значение. Бранные выражения могут стать ласкательными,

¹ А. П. Чехов, Собр. соч., т. V, М. 1955, стр. 300.
² Г. О. Винокур, О задачах истории языка, «Ученые записки Московского гор. пед. института. Кафедра русск. яз.», т. V, вып. I, 1941, стр. 17.

дружескими. Однако разным эпохам, разным социальным слоям общества присущи свои типические формы речевой экспрессии, характерные способы экспрессивно-речевого выражения. Они не могут не учитываться в художественных произведениях реалистического характера, особенно в исторических жанрах. Так, множество экспрессивных выражений, представляющих собою или фонетические вариации вульгарных слов, или искаженные «народно-этимологические» образования, распространились в просторечии из языка скоморохов и шутов. В «Записках» И. В. Селиванова так характеризуется стиль обращения и речи шутов XVIII — начала XIX века в связи с изображением последнего могикана поколения шутов — Ивана Савельича Сальникова: «Иногда у него были такие сальные, даже и для тогдашнего времени, выходки, что теперь, когда мода на эти шутки прошла, теперь даже и поверить трудно, что их допускали в порядочном доме... Рассказывали мне, что однажды, когда у князя (Д. В. Голицына, московского генерал-губернатора. — В. В.) были гости и княгиня играла в карты, а Иван Савельевич расхаживался по гостиным, он вдруг подошел к ней, заглянул ей в карты и сказал: «Ах. Танечка, ma chère, какая к тебе игра-то припендерила!»....Одной девице, очень знатной фамилии, которая была известна, как хорошая пианистка, он тоже в большом обществе сказал: „Машенька, ma chère, поди сыграй на фортепихальцах-то “» ¹.

В своих «Записках» А. М. Тургенев (1772—1863) иронически писал о лингвистических распоряжениях императора Павла: «Император Павел высочайше повелеть соизволил выключить из ученого словаря несколько слов русских и не употреблять ни в речах, ни в письмоводстве: стражу называть караулом ², отряд — деташементом, исполнение — экзекуциею, объявление — публикациею, действие — акциею.

Вследствие сего особого повеления шеф лейб-гренадерского полка Лобанов заставил священника полкового на заутрене воскресной петь в ирмосе вместо «на

¹ «Русская старина», 1882, март, стр. 626.
² Ср. в распоряжении правительства от 30 марта 1800 г.: «Предписывается всем вообще в донесениях к его имп. величеству не помещать слова стража, но вместо оного писать караул», «Русская старина», 1887, октябрь, стр. 204.

божественной страже богоглаголивый Аввакум» — «на божественном карауле»!» ¹.

Ш. Балли подчеркивал, что бессознательное, естественное употребление слов, выражений, конструкций, выходящих за пределы общего языка, если оно зависит также от степени образования, воспитания, профессии и других жизненных, социальных условий, отражает лишь социальную физиономию говорящего лица, его характер, его принадлежность к тому или иному социально-бытовому кругу. С стилистической точки зрения все это нейтрально и может вызвать ту или иную реакцию лишь у представителей другой среды, у лиц другой культуры или другого уровня образования. Но все это еще не выражает оценки самого говорящего субъекта, его отношения к действительности, хотя и отражает его культурно-общественную природу. Например, для личности великого русского композитора М. Глинки было невыразительно, что он, хорошо говоря на многих европейских языках, «никак не мог совершенно очистить своего русского языка от смоленского выговора; так, например, он говорил: бушмак, самывар, пумада и проч.» ². Но зато к области экспрессивных средств речевого стиля М. И. Глинки относилась его склонность к передразниванию, к шуточным фразам, «которые он очень любил; так, например, ему понравилась где-то слышанная им фраза, которую он нередко повторял при случае: «богомерзкая и человекопротивная физиономия». Это он выговаривал, ударяя на о, окая» ³.

Экспрессивная внушительность почти обессмысленных (с коммуникативной и познавательной точек зрения) выражений мастерски очерчена как социальное явление И. С. Тургеневым в рассказе «Лебедянь» (из «Записок охотника») — при изображении поручика Хлопакова: «Особенность поручика Хлопакова состоит в том, что он в продолжение года, иногда двух, употребляет постоянно одно и то же выражение, кстати и некстати, выражение нисколько не забавное, но которое, бог знает почему, всех смешит. Лет восемь тому назад он на каждом шагу говорил: «мое вам почитание, покорнейше благодарствую», и тогдашние его покровите-

¹ «Русская старина», 1885, октябрь, стр. 66.
² «Русская старина», 1871, т. IV, июль, стр. 48.
³ Там же, стр. 50.

ли всякий раз помирали со смеху и заставляли его повторять «мое почитание»; потом он стал употреблять довольно сложное выражение: «нет, уж это вы того, кескесэ, — это вышло выходит», и с тем же блистательным успехом; года два спустя придумал новую прибаутку: «не ву горяче па, человек божий, обшит бараньей кожей» и т. д. И что же! эти, как видите, вовсе незатейливые словечки его кормят, поят и одевают...

— Ну,— подумал я при виде Хлопакова, — какая-то его нынешняя поговорка?..

— Что, каково, брат? — спросил князь Хлопакова.

— Что ж? известно, рррракалиооон, как есть рррракалиооон!

Князь прыснул со смеху.

— Как, как? повтори!

— Рррракалиооон! — самодовольно повторил отставной поручик.

«Вот оно, слово-то!» — подумал я».

Ср.: «Хлопаков заерзал кием по руке, прицелился и скиксовал.

— Э, рракалиоон, — закричал он с досадой. Князь опять рассмеялся.

— Как, как, как?

Но Хлопаков своего слова повторить не захотел; надо же пококетничать».

В романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» среди галереи второстепенных персонажей находится как бы выхваченный из живой жизни образ купца Тишкова, который «говорил под рифму всякий вздор очень весело и быстро». Его рифмованные скороговорки имеют смысл отвлеченной экспрессивной игры созвучиями и могут восприниматься лишь как единое целое, как прибаутки и присловья.

«Скучаев сказал:

— Зря болтают на человека.

— Зря болтают, правды не знают, — тотчас же подхватил Тишков, молодцевато наливая себе рюмку английской горькой. Видно было, что он не думает о том, что ему говорят, а только ловит слова для рифмования.

Дата добавления: 2015-09-04