Пролог второй. Люцифер 1 страница

* * *
В который раз за последние тысячи лет он задает себе один и тот же вопрос. И не находит ответа.
Тысячи лет, содрогаясь в агонии, он пытается понять: почему Отец и брат предали его? Как можно обречь сына и брата на вечные муки только за то, что он хотел жить, говорить, а, главное, думать, как считал правильным, а не как приказывали?

* * *
…Он не может поверить, что это происходит с ним. С ними.
Что старший брат приковывает его к решетке и накладывает печати на стены. Он не верит до самого последнего момента. И только взглянув в глаза Михаила, и увидев вместо прежнего света пустоту и ненависть, кричит, захлебываясь собственным криком.
Он умоляет брата о милосердии. Умоляет так, как не умолял никогда и никого. Даже Отца.

Когда его схватили и привели к Отцу, он только рассмеялся на Его слова:
- Ты не умрешь, ты будешь гореть в Аду вечно.
Рассмеялся, потому что рядом стояли и другие, схваченные с ним, и его дерзкий смех давал и им силы держаться.
Но здесь нет никого, кроме него и брата. И зачем притворяться, что ему не страшно?

- Прошу тебя, не оставляй меня здесь! Будь милосерден! Убей!
И слышит в ответ холодный, равнодушный голос Михаила:
- Это приказ.
- Будь ты проклят! Ненавижу! - бьётся он в оковах. - Я уничтожу вас всех!
В глазах Михаила мелькает тень, он поспешно захлопывает дверь, и на узника обрушивается то, что позже назовут адским огнем...

* * *
Впрочем, какая разница, как называть то, что разрывает на мельчайшие частицы и заставляет каждую из них биться в агонии? А потом, когда сознание разлетается осколками, и он уже не знает, не помнит, кто он, и остается только воющее от боли нечто, вот тогда… Тогда он - снова он. И так повторяется уже тысячи лет. Смерти нет - только боль.

Почти вечная. Потому что иногда бывают редкие передышки. И тогда он собирает себя, вспоминает, кто он, цепляется за ненависть, злость, за мысли о том, как будет убивать Михаила: медленно, наслаждаясь каждым мгновением своей мести. Он не убьет его, нет, но заставит прочувствовать все оттенки боли, пока не увидит, как в глазах Михаила мольба о пощаде сменится покорностью...
Он видит эти картины каждый раз, когда получает нежданную передышку, но сейчас почему-то видит другое…

* * *
- Я же просил не поддаваться! - Рафаэль растерянно смотрел на брата, из рук которого только что выбил меч.
- Я не поддавался, - обескуражено ответил Михаил. - Тебе это действительно удалось.
Не поддавался? Удалось? И - радость. Радость от первой победы, от того, что он… Не вровень с братом, конечно, ему еще расти и расти до его искусства, но…
Первая победа. Он больше не беззащитный малыш - у него получилось!

Рафаэль не может удержать смех, светлый, сияющий. И усидеть на месте тоже не может. Взлететь, вот прямо сейчас ощутить под крыльями упругий воздух, подняться в восходящих потоках туда, где в фиолетовом небе тесно от искрящихся звезд, где разливаются розовым и золотым солнечные лучи…
- Теперь я могу гулять без твоего присмотра? - вырвалось у него. - Ты обещал! Если я сумею обезоружить тебя! Ты обещал!
- Только не улетай далеко, - усмехнулся Михаил, - Отец скоро вернется.
- Я ненадолго! - крикнул Рафаэль, срываясь с места под легкий смех брата.

* * *
Он сам не замечает, как оказывается недалеко от границы. Той, о которой его предупреждали: "там Тьма, тебе нельзя туда". Он и не пытался туда пройти… Раньше. Но ведь сейчас можно?
Отец скоро вернется.
Я ненадолго.
Он осторожно проникает через упругую невидимую стену.
И первое, что думает, оказавшись в чужом мире: странно, здесь нет Тьмы. Здесь просто темно. Темно, в смысле "нет света", а не темно, в смысле "нет Света", то есть… Но очень скоро запутывается и отмахивается от своих мыслей.

Свет свидетель, он не собирается далеко уходить, но разве можно усидеть на месте, когда совсем рядом (не очень далеко, уговаривает себя Рафаэль) сверкают белые, золотые и алые искры? Любопытство перевешивает осторожность, он перемещается в сторону разноцветных огней и в восторге замирает перед вскипающим и извергающимся ввысь ало-золотым фонтаном. Видит тягучую массу, стекающую по склонам гор, летит над ней, следуя ее причудливым изгибам.
Рафаэль так увлекается, рассматривая странных бесформенных созданий, плывущих в темном потоке, что не сразу замечает на берегу крылатые фигуры. Он растерянно замирает на месте (Да, растерянно, а не испуганно!), потому что незнакомцы не такие, как дети Света. В них Свет, Тьма и что-то еще, и все это причудливо перемешано, переливается и сверкает. А еще там есть девушки. Вот накажи его Отец, если он понимает, откуда знает, что вон та крылатая синеглазка - она, а не он. Просто знает и смотрит на нее, утратив способность говорить.

- Иди к нам! - зовет она. - Ты кто?
- Рафаэль, - он смущенно приближается к ним, но видит только синеглазку. - А ты?
- Ашха. А это мои братья и сестры. И мой жених, - теперь смущается она.
- Иши, - говорит тот, и Рафаэль чувствует укол ревности. - А ты откуда?
- Оттуда, - он беспечно махает рукой вверх.
- А ты забавный, - улыбается Ашха. - Хочешь поиграть с нами? Мы будем кататься на…
И, не дожидаясь его ответа, да и ответов других, она перелетает на покачивающийся в густом потоке небольшой пористый камень.

Хотел бы Рафаэль быть сейчас рядом с ней, но там Иши, а сам он балансирует на другом камне (крыльями не пользоваться, предупредили его), но старается держаться ближе к ним. Теплый ветер дует в лицо, проносится сквозь тело, ему радостно и хорошо, и снова хочется взлететь.
- Хочешь полетать? - она, словно угадывает его желание, и он весело смеется в ответ.
И вот они несутся наперегонки, обгоняют, закручивая в созданном ими вихре неторопливо летящее четырехкрылое создание, и вслед доносится ворчание, что-то о разыгравшейся молодежи, а ему давно не было так легко и весело. Он мчится быстрее других, многие уже отстали, но только не Ашха. Она почти нагоняет…

- Рафаэль! - доносится до него рассерженный голос Михаила. - Почему я всегда должен тебя искать?!
- Ой! - он на секунду замирает, и Ашха, воспользовавшись этим, хватает его за руку.
- Поймала!
Но Михаил тут же перехватывает ее руку, пытаясь оторвать от брата:
- Отпусти его!
От взгляда Михаила в глазах Ашхи вспыхивает синее пламя, и Рафаэль на мгновение теряется, почувствовав страх брата. Но ведь Михаил никогда никого не боится, почему сейчас… Но к ним уже подлетают остальные, и Рафаэль понимает: одно слово этой синеглазки - и им не уйти. Их только двое, а он еще и безоружен. Но Ашха переводит взгляд на своих братьев:

- Это получилось случайно. Никто не пострадал. - И, не глядя на Михаила, объясняет ему. - Мы только играли. Ты тоже можешь остаться и поиграть с нами. - Она переводит взгляд на свою руку, которую продолжает сжимать Михаил, и тот поспешно отпускает ее.
- Нам надо идти, - чуть резко отвечает он. - Отец ждет.
Он берет за руку Рафаэля, и тот понимает, что Михаил впервые растерян. Он удивленно переводит взгляд с брата на синеглазку, не понимая, что происходит.
- Приходите завтра, - кивает она. - Оба. Я приглашаю. Вы мои друзья.
- Мы придем, - шепчет Михаил.
И они оба взлетают вверх. Туда, где сияет вечным светом их дом.

* * *
- Михаил… - они уже достигли границы, когда он решился заговорить с братом.
- Рафаэль, - обеспокоенно оглядываясь, перебил его Михаил, - будь осторожен. Дети Пламени могут ввести в искушение любого, они полны соблазна и очарования, но они опасны.
- Но ведь тебе они тоже нравятся, - улыбнулся он. - Особенно Ашха.
- Они - создания Пламени, а не Света! - Михаил резко остановился, удерживая брата. - Рафаэль, если ты хочешь, то можешь встречаться и играть с ними, но прошу тебя, никогда не забывай, кто ты и кто они. Мы не враждуем, но мы слишком разные, чтобы быть вместе. Я это понимаю, поэтому и могу любоваться красотой дочерей Пламени, и тебе тоже следует понять это. А пока будь осторожен. - И вздохнул. - Отец будет недоволен, если узнает, что ты дружишь с ними.

- Прости. Я, правда, все понимаю, - серьезно ответил он. - Ты беспокоишься обо мне, я постоянно попадаю в разные истории, а ты меня вытаскиваешь и выгораживаешь перед Отцом, ты не просто мой брат - ты мой друг… - он смутился. - И Ашха тоже сказала, что мы друзья.
- Да. Но она вырастет и забудет о детской дружбе, - вздохнул Михаил.
Рафаэль удивленно уставился на брата: как можно забыть о дружбе?..

* * *
Сейчас мало кто знает или помнит, но он никогда не разбрасывался словами. И тот, кого он называл другом - навсегда становился его другом. И сам он оставался верен дружбе. Чем бы такая преданность ни грозила: изгнанием, смертью или клеткой. Потому что друг - это тот, чьё расположение и чуткость не зависят от внешних обстоятельств. Потому что друг - это тот, кто никогда не отчаивается, умеет прощать твои ошибки и недостатки и не придает значения собственным заслугам и наградам.
И вот всё закончилось здесь, в клетке. Михаил - не просто брат - друг, тот, кого он почтил доверием - оставил его здесь.
И когда отступает очередная волна боли, он снова вспоминает то, что хотел бы забыть.

Отец… Он хотел бы забыть Его, но не может.
Мой солнечный ангел… Так называл его Отец. Он и был таким - самим Светом - ярким, солнечным, одной улыбкой вселяющий в сердца других радость.
Но в один момент все изменилось. Всего-то одна глупая шутка! Почему Михаил не остановил его?! Хотя, нет. Брат предостерег его: не делай этого. А он оттолкнул его…

* * *
- Успокойся, это только шутка. - И говорит. - Отец больше не вернется. Я теперь вместо Него. А если Он придет, то пусть тоже преклонится передо мной!
И в этот момент он видит Отца и понимает, что Он услышал эти слова. Рафаэль уже хочет извиниться, почти произносит "прости", но не говорит ни слова. Может, потому что видит гнев в глазах Отца, направленный на его друзей? А ведь среди них не только дети Пламени, но и дети Света.
- Они уйдут из Моего дома!
- Не смей прогонять их! Это мои друзья!
- Как ты говоришь со Мной?! Ты непочтителен!

Да когда же это закончится?! "Будь почтителен, подчиняйся приказам…" Почему он не может не то, что говорить - думать, не имеет права привести в дом своих друзей… Он зол на себя, на брата, да и на Отца тоже, и у него вырывается:
- По части почтения - это к Михаилу! А почему я всегда должен выполнять твои приказы?! Почему я не могу думать и делать то, что считаю правильным?!
- Потому что ты заблуждаешься.
- Я так не считаю!
- В таком случае тебе нечего делать в Моем доме.
- Как скажешь!

Он резко поворачивается и уходит, и следом - он знает это - идут его друзья. А еще он чувствует спиной два взгляда, и в обоих отчаяние и боль. Его брат и их Отец. Ему безумно хочется вернуться, обнять Отца и сказать: прости, я был неправ… Но за ним следуют друзья. А если они должны пострадать из-за его шутки, то он не предаст их, уйдет с ними. Он слышит едва различимое: Рафаэль, прошу тебя, вернись… И притворяется, что ничего не слышит...

* * *
Люцифер пытается заставить память замолчать. Он не сможет отвернуть волну боли, пока будет слышать: Рафаэль, прошу тебя, вернись…
Ему не нужны эти воспоминания, они ослабляют. Но изгнать их он тоже не может, и обреченно ждет удара…
Ему показалось, или стены стали прохладнее? Нет, быть такого не может, он просто сходит с ума, даже слышит голос, что зовет его…
- Ты слышишь меня?
Люцифер не сразу понимает, чей это голос и почему он кажется знакомым. Это не Отец и не Михаил. Это…

- Азазель, - шепчет он, уверенный, что говорит сам с собой.
- Я так рад тебя слышать! - доносится радостное восклицание. - Я так долго искал тебя, многие из наших уже утратили веру, но не я… Как мне тебя освободить?
Это не галлюцинации?! С ним и в самом деле говорит Азазель?!
Люцифер на мгновение замирает от дикой, затопляющей рассудок, радости - о нем не забыли, его освободят! - а в следующее мгновение возвращается ясность мыслей.
Он помнит слова приговора. Никто из падших не может приблизиться к вратам клетки. Никто, кроме Отца не может освободить его. Но когда Люцифер поднимется из Ада…
Но Отец не прислал бы одного из падших! Засовы пали бы от одной только Его воли, реши Он… Но тогда как Азазель смог пройти мимо стражи?!

И сразу же понимает. Михаил. Только он мог приказать страже отвернуться. Но понимает ли сам Михаил, что делает, а, главное, что сделает с ним Отец за самовольное начала Апокалипсиса? Или брат настолько осмелел, что больше не боится Его гнева? Люцифер зло усмехается, и внезапно его пробирает ледяная дрожь, несмотря на то, что стены клетки еще раскалены. Отца больше нет. И не важно, что с Ним - важно, что сейчас вся власть в руках Михаила.
Что ж, если брат хочет начать Апокалипсис - он его получит! И даже кое-что еще в придачу…
Люцифер быстро просчитывает все возможные варианты освобождения и, приняв решение, отвечает почтительно ждущему Азазелю:
- Лилит. Лилит может снять печати. А ты найдешь мне ребенка. Очень особенного ребенка… - И, помедлив, добавляет. - Пусть он будет младшим в семье.
Вот так, брат мой, - думает Люцифер. - Я начну игру по твоим правилам, но завершу - по своим…

Глава 1. Начало

* * *
Михаил внимательно слушал отчет Захарии о разговоре Азазеля с Люцифером, о плане задействовать в подготовке Апокалипсиса еще нескольких демонов, в том числе и Лилит...
- Лилит? – архангел на мгновение задумался и решительно кивнул. – Согласен. Но если позволишь ей снять хоть одну печать сверх шестидесяти шести… – взгляд Михаила заледенел. – Объяснить, что тогда я сделаю с тобой?
Захария только слабо помотал головой. Какие еще объяснения, всем известно, что Михаил скор на расправу. Не убивает провинившегося, но после нескольких дней «проведенных в уединении и размышлении» даже самые строптивые лишний раз крылом не взмахнут. А уж рассказать, что там с ними делали…

Михаил легко считал мысли Захарии, которые тот даже не пытался скрыть, и усмехнулся про себя: «Создал репутацию, даже делать ничего не надо, достаточно взглянуть...»
- Ну, если с этим всё… – Захария в ответ часто закивал, и архангел небрежно спросил о том, что интересовало его сейчас гораздо больше, чем планы демонов: – Что с весселями? Нашел?
- Да! – крылья ангела даже затрепетали от восторга. – Прямой потомок той самой линии!
- Линии Каина? – удивился Михаил. – Считалось, что прямых потомков по мужской линии вот уже как две или три сотни лет нет, сохранились только побочные ветви...
- Я перепроверил несколько раз, – четко доложил Захария. – Никаких сомнений. Имя – Джон Винчестер. Восемнадцать лет*…

- Стоп! – оборвал архангел. – Не подходит! – отмахнулся от попытавшегося возразить Захарии. – Как истинная оболочка не подходит. Но как отец весселей – да, идеальная находка. Где он сейчас? – и услышав невнятное: «на войне», недоверчиво переспросил: – Где? Какая еще война? А… Ты о том конфликте в Азии… Вернешь домой, живым и невредимым.
- Уже вернул, – Захария позволил себе слегка улыбнуться. – Теперь у него появятся сыновья…
- А ты ничего не забыл? – Михаил насмешливо взглянул на оторопевшего ангела. – Для размножения людям нужен не только отец, но и мать. И матерью весселей не может быть первая встречная. В тех местах есть подходящая женщина?
- Э-ээ… Подходящая? – неуверенно переспросил Захария и тут же поспешно закивал. – Да, есть. Я пока искал возможного весселя, наткнулся на одну семью. Кемпбеллы. Известны тем, что уже сотни лет охотятся на нечисть. У них одна дочь – Мэри, восемнадцать лет. Если у нас получится скрестить эти две линии, можно…

- Стоп! – снова перебил Михаил. – Что значит «если получится»?
- Они не нравятся друг другу, – Захария чуть дернул крыльями. – Джон Винчестер считает, что Мэри Кемпбелл слишком нахальна и высокомерна, а Мэри Кемпбелл считает, что Джон Винчестер наивный простак, который, как она сказала, «ничего не видит дальше своего носа».
- Я не понимаю, в чем ты видишь проблему, – Михаил в упор взглянул на подчиненного. – Поручи Купидону свести их. Скажешь, что это мой приказ.
- Исполню и доложу, – тут же подобрался ангел.
- Да, – словно спохватился Михаил, – и заодно подумай, как дать знак Азазелю, в какой семье искать вессель Люцифера.
Захария молча кивнул и исчез, оставив архангела одного...

* * *
…Бывают ли у ангелов галлюцинации? Прежде Михаил никогда не задумывался над этим. Но заходя в опустевшие комнаты Рафаэля, он продолжал ощущать присутствие брата. Любой отблеск света на воде или листьях деревьев принимал за его улыбку. А когда понимал, что ошибся, с еще большей яростью набрасывался на учебу и тренировки, только бы не встречаться с Отцом.
А вскоре понял, что Отец тоже избегает его. Однажды он решил прямо спросить: почему? Но увидел, с какой тоской Отец смотрит на игру солнечных лучей в кронах деревьев.

- Верни его, – вырвалось у Михаила. – Нам всем тяжело без Рафаэля.
- Твой брат провинился, – от ледяного голоса в воздухе закружились снежинки. – И пока он не осознает…
- Брат упрям, но он любит Тебя!
- Это ты говоришь. Он может так говорить. Но его поступки утверждают иное! Он ушел к детям Пламени!
- Ему некуда было идти, а там его принимали, поэтому…
- Ты знал о детях Пламени?! – его прожег обвиняющий взгляд Отца. – Не лги Мне!
- Они наша родня, – осторожно напомнил Михаил. – И мы не враждуем.
- Пустые слова! Они полны соблазна и могут увлечь любого нестойкого! Ты тоже начал сомневаться!

- А Ты? – он впервые позволил себе бросить вызов Отцу. – Почему Ты сомневаешься в Своем сыне? – и застыл, не в силах шевельнуться под пригвоздившим его взглядом.
- Я полагаю, ты сумеешь здесь справиться, – бесстрастно сказал Он, когда Михаил уже решил, что еще немного, и просто рассыплется под тяжестью этой пригибающей к земле силы.
- Ты идешь за ним? – прошептал он.
- Нет. Мне надо побыть одному.

* * *
…Михаил еще долго смотрел на проплывающую внизу Землю, пытаясь проникнуть взглядом сквозь распластавшуюся над Европой Тьму, от которой на восток ползла дымно-серая пелена. И как в противовес отвернувшемуся от Света северу сияли чистым золотом Малая Азия и Северная Африка. А по другую сторону океана таким же золотым самородком светилась Южная Америка, но над Северной уже клубился желто-коричневый дым, почти не скрывающий бездонный провал в самые глубины Ада…

- Отец мой, – прошептал Михаил, – почему Ты не говоришь со мной? Если наказываешь меня за падение брата, то не наказывай других своих детей. Они начинают сомневаться, а я… Мои силы на исходе, я не знаю, как удержать братьев от междоусобицы. Прошу Тебя, вернись… Что мне сделать, чтобы Ты вспомнил о нас? Пасть, как пал Рафаэль? Этого Ты хочешь?!
На мгновение Михаилу показалось, что он услышал донесшийся издалека тихий вздох, почувствовал невесомое прикосновение…

* * *
…В тот раз Отца они не увидели, чему Михаил был только рад. Следующим утром он сам предложил Рафаэлю отправиться к детям Пламени и от светлой радости, вспыхнувшей в глазах брата, его собственные боль и тревога поутихли.
Он никому не сказал, что столкновение с Ашхой все-таки имело некоторые последствия. Не смертельные, конечно, и, как он убедился, проведя всю ночь в отцовском архиве, даже не опасные. Но будет лучше и для него, и для всех, если об этой стычке никто не узнает. И, как ни претило использовать брата для решения собственной проблемы, но другого выхода Михаил тогда не нашел…

Границу они пересекли незаметно и без каких-либо затруднений добрались до места встречи, за что Михаил получил восхищенный взгляд Рафаэля и ласково взъерошил еще мягкие перья на крыльях брата:
- Научишься. Подрастешь, наберешься сил и тоже сможешь проходить из одного мира в другой так, что никакая стража не заметит.
Рафаэль кивнул, с любопытством разглядывая глубокую впадину с обрывистыми стенками, похожую на гигантскую чашу, дно которой было покрыто обломками крупных и мелких камней, а из трещин на дне и стенах поднимались струи газа. Иногда они просачивались спокойно, а иногда вырывались бурно, со свистом и шипением, заполняя чашу доверху и переливаясь через край.
А потом со дна донесся низкий гул, и в небо взлетела густая черная туча, погружая окрестности во мрак. А следом гигантскими снопами искр устремились раскаленные камни, подгоняемые тягучей светящейся золотым, алым и багровым массой.
На склонах гор расцвели нежно-розовые газовые цветы, молнии вспороли мрак туч, и на землю пролился алмазный дождь**.

- Ну, что, зови свою подругу, – поторопил брата Михаил.
Рафаэль встрепенулся, вытряхивая из крыльев сверкающие капли, и те радужными брызгами упали на камни. Он смущенно улыбнулся и негромко позвал:
- Ашха…
И в то же мгновение рядом появились две пламенеющие фигуры. Ашху они узнали сразу, а вот тот, кто стоял с ней, крепко держа за плечо…
Михаил никогда прежде не видел его, но понял сразу – первый из сыновей Пламени. Он перевел взгляд на чем-то недовольную Ашху, которая дернулась, пытаясь вырваться, а когда не удалось, обиженно крикнула, обращаясь к Рафаэлю:
- Это не я! Меня одну не отпустили! И я не знала, что ты придешь со старшим братом!
- Ты же нас обоих приглашала… – растерялся Рафаэль и посмотрел на Михаила.

- У детей Пламени есть обычай, – улыбнулся тот. – На смотрины перед обручением младшие приходят со старшими братьями.
- Я этого не знал! – тут же смутился Рафаэль и с такой же обидой, как и Ашха, крикнул: – И вообще, у нас другие порядки!
- Если мы не вовремя… – вступил в разговор Михаил.
- Вовремя, – прервал его первозданный. – Ты можешь называть меня Ицтли.
За его спиной распахнулись мощные крылья, словно сотканные из предвечного мрака. Такого, что поглощал любой свет. И на кончике каждого пера мерцала золотая искра, отчего раскрытые крылья были подобны ночному небу.

- Ты можешь называть меня Михаил.
Он также распахнул крылья, словно сотканные из предвечного света. Такого, что рассеивал любую тьму. И на кончике каждого пера мерцала золотая искра, отчего раскрытые крылья были подобны небу, сияющему мириадами солнц.
- Я приглашаю тебя и твоего брата посетить наш дом, – церемонно сказал Ицтли.
- Мы принимаем твое приглашение, – также церемонно ответил Михаил.
И следующее мгновение они все оказались совсем в другом месте.

* * *
Там не было клубящихся черных туч и взрывающихся гор. Зато было нежно-розовое, с легкими серебристыми облачками небо над четырехугольной ступенчатой пирамидой, на каждом ярусе которой утопали в цветущих садах белые и розовые дома, сверкающие золотыми куполами. А на вершине взметнулся в небо дворец, чьи мощные колонны поддерживали пирамидальную крышу из кроваво-красного рубина.
И не успел Михаил как следует осмотреться, как обнаружил, что теперь они стоят в том самом саду, о котором он прочел минувшей ночью.

Множество фонтанов, прудов, соединенных каналами, что окружали ажурные беседки из серебристо-белого переливчатого камня, обвитые виноградными лозами из изумруда, нефрита и лазурита. Через край ближайшего бассейна переливалась вода, падала на искусственные утесы и радужной пылью зависала над цветочными клумбами с фантастическими цветами, на которых сидели бабочки, почти неотличимые от цветов.
А еще были тысячи (ну, может, сотни) деревьев, одни из которых цвели, а другие уже плодоносили, и на ветвях пели диковинные птицы. Но все это – и цветы, и присевшие на них бабочки, и листья деревьев, и поющие птицы – было неподвижно, хотя в воздухе ощущался легкий ветерок.
- Это из камня, – улыбнулась Ашха. – Идемте, я покажу.

И, ухватив Рафаэля за руку, увлекла за собой по дорожке из угольно-черных, с синими и зелеными переливами, плит. Михаил и Ицтли только снисходительно улыбнулись, глядя на такой детский восторг младших, и неторопливо последовали за ними.
Ашха увлекала их дальше, громко выкрикивая на бегу:
- Сида, Сида! Иди к нам, у нас гости!
- У тебя гости, – добродушно усмехнулась появившаяся перед ними женщина. Следом за ней шла пара скорпионов, с нее ростом. Ашха приветливо кивнула им, и быстро оглянувшись на гостей, пояснила: – Это стража, они охраняют сад.

- А это кто? – удивился Рафаэль, и Михаил, проследив за взглядом брата, увидел странных двуногих бескрылых созданий, полирующих каменные цветы и плоды.
- А… Это… – небрежно отмахнулась Ашха. – Никто, прислуга. Надо же убираться в саду и в доме. Сначала это делали некоторые из нас, но потом они сказали: почему? Разве они не такие, как остальные дети Пламени? Вот тогда и сделали этих… – она чуть поморщилась, – работников, – и тут же добавила, хотя ее никто и не спрашивал: – Из глины. А знаете почему? Потому что глина, как кристалл, содержит то, что обладает способностью к самовоспроизводству***…
- Ашха, – остановил ее Ицтли, – я знаю, что ты можешь говорить без умолку, но, – он строго посмотрел на сестру, – нам с Михаилом не пристало участвовать в детских играх, поэтому мы пойдем в дом, а ты не утоми своего гостя болтовней.

- Здесь интересно! – откликнулся Рафаэль и тут же испугано отшатнулся, когда с ветки ближайшего дерева к нему на плечо соскользнула отливающая сапфирами и рубинами змея.
- Ты что? – удивилась Ашха, подхватывая змею и ласково гладя сверкающую чешую. – Испугался? Она же красивая! Посмотри, как сверкает, а в ее глазах – вся мудрость мира.
- А еще она ползает, – буркнул Рафаэль.
- Змеи не ползают! – возмутилась Ашха. – Они струятся! Вот, смотри! – она положила змею на землю, и та быстро заскользила по искусственной траве. – Посмотри! Она само совершенство! Ей не нужны ноги, она течет, как вода, а если ей дать крылья…
- Придумаешь тоже – крылья змее! – рассмеялся Рафаэль.
- Ашха, об этом в другой раз, – улыбнулся Ицтли и перевел взгляд на старшую женщину. – Сида, присмотришь за ними?
- Да, первозданный...

* * *
…Только оказавшись в комнатах Ицтли, Михаил позволил себе устало вздохнуть, глядя на темно-бурые блестящие стены, в глубине которых колыхались черные тени.
- У твоего столкновения с Ашхой были последствия? – сочувственно спросил Ицтли.
- Это не смертельно, – быстро сказал Михаил, – но я не могу забыть то, что увидел, слишком все правдоподобно… Я читал, что вы умеете создавать миражи…
Он слегка дернул крыльями, словно извиняясь, что приходится говорить о всем известных вещах, и подошел к стене, на которой висели причудливо-уродливые маски, мечи и копья. Михаил взглядом спросил разрешения у хозяина и взял в руки резную маску из облачно-зеленого камня, чтобы лучше рассмотреть.

Ицтли долго наблюдал за нарочито спокойным ангелом, словно раздумывая, что принесет меньше вреда: молчание или слова. Потом также устало вздохнул и тихо сказал:
- Мы – да. Ашха – нет. В ее глазах – Зеркало Истины, Михаил, – Ицтли сочувственно кивнул, когда его гость едва успел подхватить выпавшую из рук маску, и, не столько спрашивая, сколько утверждая, сказал: – То, что ты видел, не было в прошлом и не происходит сейчас. Ты увидел будущее.
- Это невозможно! – отшатнулся Михаил.

- Младшая дочь Пламени не умеет создавать миражи, – повторил Ицтли. – Она еще очень молода, я думал, что ты понял это, – и пояснил в ответ на вопросительный взгляд: – «Ашха» означает «прямая». Когда моя сестра станет взрослее, у нее появятся и другие имена, как это принято у детей Пламени, но среди них будет и «Ашха». Михаил, – он пристально посмотрел в глаза ангела, – как-то я невольно рассердил сестру… Я увидел в ее зрачках будущее… Увидел, как армии, ведомые тобой, истребляют нас. А мы истребляем вас. И когда я узнал, что у тебя с Ашхой было столкновение…
- Я видел, как мои братья убивают друг друга, – прошептал Михаил, не отводя взгляда от первозданного. – Мои крылья сломаны, я падаю во Тьму, и не ищу спасения… Я не хочу, чтобы это было!
- Но это будет, – просто сказал Ицтли, переводя взгляд в окно, за которым сияло розовым и золотым высокое небо.
- Будущее можно изменить!

- Только не то, что ты увидел в Зеркале Истины! – воскликнул Ицтли и чуть мягче произнес, глядя на поникшего ангела: – Михаил, я не могу сделать так, чтобы ты забыл увиденное. Я не могу забыть то, что видел сам. Но я могу сделать другое. Ты будешь помнить будущее, но не будешь вспоминать о нем. Согласен ли ты на такое?
- Да, – кивнул Михаил.
- Тогда взгляни в это зеркало, – Ицтли протянул ему темное отшлифованное стекло, в глубине которого мерцали золотистые искры, почти неразличимые за желто-коричневыми струйками дыма...

* * *
Михаил очнулся от воспоминаний и снова взглянул на струи желто-коричневого дыма внизу. Как долго он пребывал в своих мыслях? Демоны, наверное, уже приступили к выполнению плана…
Он легко отыскал семью Винчестеров, увидел темную фигуру перед домом…
Над кроваткой шестимесячного Сэма вздрогнула и сначала медленно, а потом все быстрее, завертелась игрушечная карусель. Остановились часы, замигал ночник, и над малышом склонилась темная фигура. Азазель. Пора.
Михаил позволил женщине услышать слабое хныканье ребенка, одновременно погрузив в более глубокий сон Джона. Архангел отстраненно наблюдал, как Мэри, увидев, что мужа рядом нет, поднялась с постели и направилась в детскую. И, приняв демона за Джона, проснувшегося раньше, слабо кивнула и повернулась, чтобы вернуться в спальню...

* * *
Нет, так не пойдет. Женщину нельзя оставлять в живых – она из семьи охотников. Жаль, но придется истребить также и всех остальных, кто может догадаться, что произошло в ее семье. Необходимая жертва, – думает Михаил, продолжая наблюдать за детской комнатой на втором этаже, где ребенок уже проглатывает капли отравленной крови.
Надо вернуть Мэри в детскую. И слабый свет ночника в коридоре начинает мигать, а снизу доносится звук работающего телевизора. Так, теперь она должна увидеть спящего мужа…
Да, вот теперь все правильно. Как только Мэри увидит Джона – она сразу поймет, что в детской чужой. А на ее крик прибежит и Джон, что еще более упрощает задачу устранить нежелательных свидетелей.

Дата добавления: 2015-09-04