Глава 1. Синяя чайка, лети!

Синяя чайка, лети!

Анастасия Мурлеева.

Посвящается моему маленькому другу -

вечно плачущему и не желающему сходить с ума.

Часть первая.

Глава 1.

Его должны были назвать Сережа. А вылезла вопящая на весь роддом толстенькая Настя. «Три восемьсот, девочка», - сообщили уставшие после двенадцати часовых родов акушерки. Уставшие, кажется, больше самой роженицы.

- Как так - девочка? - испуганно выдохнула мама.

- Да, да, девочка! Кесарево делали!

Настенька никак не хотела вылезать. Упиралась локтями и цеплялась ножками. Но умелые руки выдернули ее из теплого местечка на свет божий.

- А где Сережа? - на грани истерики спросила мамочка.

- А за Сережей в следующий раз приходите!

Акушерки устало засмеялись и унесли толстенькую вопящую Настю. Три восемьсот! Девочка!

***

На вокзале было ветрено и очень холодно. Совсем не так, как в прошлый раз. Настя крепко держала за руку папу и смотрела на пустой перрон. Ни одного человечка, ни одного поезда. Совсем не как в прошлый раз.

Настя помнила все до последней мелочи. Лето. Палящий зной, люди в майках и без них, ходят с карманными вентиляторами и стонут от жары. И голод, жуткий голод. Настя сидела с папой на холодных металлических стульях зала ожидания уже четыре часа и слушала непонятные сообщения диктора: «Прфыр-рып-рыр-второй-путь-пурыф». Иногда папа недовольно кивал, выслушивая фырканья, и поглядывал на часы.

Полдень. Июльский зной не щадил никого: ни людей, ни животных. Все металлические стулья были заняты и поэтому люди просто прислонялись к стенам или садились на пол, поближе к кондиционерам. Казалось, весь город потеющих и ноющих собрался сегодня на вокзале. Назло Насте.

Рядом с девочкой сидел приятный пожилой мужчина в белой кепочке. В руках он держал кроссворд. Насте нравилось наблюдать за тем, как хмурятся его брови, как медленно проводит он ручкой по газетке, и вдруг начинает писать. А может и не нравилось. Заняться было просто больше нечем.

А вот Настиному папе повезло меньше. Рядом с ним приземлилась толстая женщина в полосатых шортах и огромных солнечных очках. По ее красному лицу текли реки пота. Тетечка то и дело вытирала их мокрым платком. Ее руки развалились на поручнях кресел и соприкасались с папиными. «Вот противно то, - думала Настя, - хорошо, что не я с ней рядом сижу. И как папа только терпит. Это все потому, что он такой вежливый».

Тетеньки в оранжевых жилетках, не выгоняли мающихся собак из зала ожидания. Повсюду ревели на полную кондиционеры, и шелестели вентиляторы.

Скоро Настя уже чуть не ревела от голода. Терпеть было никак нельзя, и Настин папа повел ее к ларьку с выпечкой. На освободившиеся места тут же налетели две тетечки, размахивая огромными сумками.

- Ну вот…. – сказал Настин папа, когда они вышли из зала ожидания, - теперь придется жариться на улице.

Насте было стыдно перед отцом, но со своим голодным желудком не поспоришь.

Солнце стояло в зените. Люди, повсюду люди. И обрывки разговоров, томительных и надоедливых, как само солнце.

- Когда придет этот чертов поезд!

- И не говори, Люсенька.

- А ты меня не затыкай. Захочу и буду говорить.

- Ну, говори…

- Сколько сегодня градусов?

- С утра было 27!

- То было с утра, а теперь и того больше. Все сорок.

- Да уж куда там. Сорок.

- А я говорю сорок!

- Рассказывай.

- В такую жару и помидоры перемрут.

- Черт с ними, с твоими помидорами. Люди бы не померли.

- Бабушке плохо! Бабушке плохо!

- А я говорю – сорок!

И так без конца, без края. Настя шла по перрону и удивлялась. На вокзале она была первый раз. Повсюду люди с сумками и без, толкаются, ругаются, тетеньки в оранжевых жилетках, большие глазастые поезда, небо поймано в сети линиями электропередач, диктор каждые пять минут орет на весь вокзал своим картаво-шепелявым голосом: «Прфыр-рып-рыр-первый-путь-пурыф».

Папа тащил девочку к яркому ларьку с выплясывающей рыжей курочкой на вывеске.

- Нам, пожалуйста, три пирожка с…

- Мясом! – Шептала Настя.

- С мясом, пожалуйста. Большое спасибо.

Девочка накинулась на пирожки, а папа смотрел и смеялся. Сам он к пирожку не притронулся, а когда Настя умяла два, дал ей еще один.

- Вот это аппетит, сразу видно – моя дочь!

Папа, наверное, тоже хотел кушать, но только аккуратно запихал масляный пакетик в карман белых полотняных штанов.

- Пап, ну когда она уже приедет?

- Не знаю, зайка, уже скоро…

Через двадцать минут у девочки скрутило живот. Так сильно, что она согнулась пополам и заплакала. Так громко, что прервались на секунду разговоры, и даже затихли электрички. Папе пришлось вызвать скорую помощь. С тех пор вокзал был для Насти запретным местом, ходить в которое ни под каким предлогом нельзя.

***

На вокзале было ветрено и очень холодно. Совсем не как в прошлый раз. Настя вся продрогла и съежилась. Уже темнело. «Мы простояли тут уже, наверное, шесть часов», - думала девочка, навешиваясь папе на руку.

- Пап, сколько мы уже тут стоим?

- Почти три часа. Если хочешь, можешь сходить в зал ожидания и посидеть там немного.

Настя ничего не ответила и осталась стоять с папой. Он был спокоен, как и всегда.

Девочка очень любила своего папу. Он казался ей немного странным, но самым лучшим папой на свете. Именно такой папа непременно должен быть у каждой девочки: понимающий, любящий, вечно спокойный.

Валентин Вячеславович работал в большой и серьезной юридической фирме. Настя часто бывала там. Если подняться на четвертый этаж на лифте или попросту вбежать по лестнице, перепрыгивая ступеньки, окажешься в длинном-длинном коридоре. Очень тихом. Шуметь там нельзя. Нельзя ни прыгать, ни бегать. Только ходить на цыпочках и ни за что не стучать каблуками туфель. Иначе дяденьки, которые там работают, отвлекутся от своих важных дел и отругают шумевшего. Настя это отлично знала и пробиралась к двадцать пятой двери направо тихо, как только могла. На кабинете висела большая вывеска: «Кабинет № 25. Вениамин Вячеславович Калитин. Юридические вопросы».

За этой дверью находился маленький закуточек, в котором хозяйничала секретарша Настиного папы тетя Лиза. Девочке Лизавета Николаевна, как называл ее папа, очень нравилась. Но она боялась того, что если папа вдруг разведется с мамой, то непременно женится на тете Лизе. Так было во многих фильмах. А когда девочка сказала это папе, тот только рассмеялся и ответил: «Не волнуйся, зайка. С твоей мамой я никогда не разведусь. И на Лизавете Николаевне не женюсь ни за что. Она ведь уже замужем! А еще у нее есть двое детей. Не беспокойся». И Настя больше не беспокоилась. И при встрече кивала тете Лизе: «Привет, тетя Лиза!» И та отвечала ей: «Привет, Настюша!»

Если пройти через закуточек тети Лизы, будет еще одна дверь, за которой уже восседал Настин папа. У него был очень большой и светлый кабинет. С высоченным столом красного дерева, книжными шкафами и крутящимся креслом для посетителя.

Когда Настя приходила в гости в это царство порядка и присущей ее папе размеренности, Вениамин Вячеславович тут же бросал все свои дела, укладывал ручку в мягкий пенал и просил тетю Лизу принести им чая. Этот чай, который Лизавета Николаевна готовила за считанные секунды, был самый вкусный из тех, что пробовала Настя в своей жизни! А потом они шли на обед в какое-нибудь кафе. Настя очень любила своего папу. А он очень любил дочь. И без этого им было совсем никак. Ведь довольно часто Настя надолго оставалась с папой вдвоем.

Настина мама работала корреспондентом в известном журнале, и ей часто приходилось уезжать в командировки в разные страны. Именно из-за этих частых разлук матери с дочкой, Настин папа, Вениамин Вячеславович, научился быть для девочки и мамой, и папой, и другом.

Он готовил, стирал вещи и пылесосил, в общем, был совершенно самостоятелен в проживании без жены. Он помогал Насте с уроками и при этом успевал работать сам. Он, будучи самым важным в какой-то там важной фирме, никогда не приходил домой позже шести вечера.

Для Насти это был лучший папа на свете. Да и для любой девочки такой папа – мечта. Спокойный, выдержанный, но настойчивый, не слишком молодой, но уже уважаемый. Для Настиной мамы это был лучший муж на свете. Да и для любой женщины такой муж – мечта. И все втроем они были одним целым и важным друг для друга. Эта семья была крепка, и Настя жила счастливо и мирно. И в такой дружной семье, выросла девочка спокойная, настойчивая, как папа, но упрямая и любопытная – как мама.

И стояли спокойный папа и спокойная Настя на пустом вокзале, держась за руки, и спустя еще час стало им совсем неспокойно. Девочка тайком поглядывала на отца. В его тонких очках отражались блики фонарей и поэтому, было не различить, куда он смотрит, но брови хмурились, и по лицу ползли сумрачные тени. Холодный ветер с силой трепал его пальто и Настину курточку.

- Знаешь что, - он присел на корточки перед дочерью, - сейчас мы с тобой поедем домой.

- А как же мама?

- А маме я позвоню, она не обидится на нас.

- Правда? – с недоверием Настя прищурила один глаз.

- Поверь мне на слово.

Настя поверила. И вот ее тело, наконец-то, ощутило тепло. В машине на полную мощность работала печка, своим монотонным шумом убаюкивая девочку, и навеивая ей загадочные сны.

Папа остановил машину у обочины совсем недалеко от дома и наказал Насте при любых обстоятельствах оставаться тут.

Через три минуты он вернулся с большущим брикетом шоколадного мороженого в руках.

***

-Доброй ночи, зайка, - Вениамин Вячеславович сидел на краешке Настиной кровати. Бодрый, раскрасневшийся, с ослабленным галстуком.

- А как же мама?

- Я позвонил ей, она ничуточки не обижается на нас, потому что приедет только ночью. Их поезд задержали, а теперь она уже вихрем несется к нам с тобой. Завтра утром ты проснешься, а она уже жарит блинчики!

С мыслью о вкусных утренних блинчиках, приготовленных мамой и долгожданной встрече, Настя уснула. А Вениамин Вячеславович еще долго сидел в гостиной в тишине и пил что-то из маленькой рюмочки.

Дата добавления: 2015-09-02