Повсюду кровь 1 1 страница

Уже началось двадцать шестое октября, когда в половине первого ночи Джулия вернулась в дом Эндрии. Она старалась заходить тихо, но необходимости в этом не было, в доме звучала музыка, работал портативный радиоприемник, оттуда «Стейпелз Сингерс»[394] на всю мощь исполняли «Выбирай истинную церковь и возвращайся домой».

В коридор поприветствовать ее вышел Горес, он вилял своим гузном, улыбаясь той немного сумасшедшей улыбкой, на которую способны только корги. Он склонился, распластав передние лапы, и Джулия чуточку почесала его за ухом - в самом сладком для собачки месте. Эндрия сидела на диване с чашкой чая в руках.

- Извиняюсь за музыку, - произнесла она, уменьшая звук. - Я никак не могла заснуть.

- Это твой дом, дорогуша, - ответила Джулия. - А для РНГХ это настоящий рок.

- И это как раз началось сегодня днем, с того времени и передают одни только заводные госпелы, - улыбнулась Эндрия. - У меня такое ощущение, словно я выиграла джек-пот. Как прошла ваша встреча?

- Хорошо. - Джулия села.

- Хочешь что-то рассказать?

- Тебе не следует волноваться. Надо концентрироваться на выздоровлении. И знаешь что? Ты уже выглядишь немного лучше.

И в самом деле, очень отощавшая Эндрия оставалась бледной, но темные круги у нее под глазами немного посветлели и сами глаза начали искриться.

- Благодарю на добром слове.

- Горес пристойно себя вел?

- Очень хорошо. Мы играли в мяч, а потом оба чуточку поспали. Если на вид я уже не такая страшная, то, наверное, это благодаря сну. Ничего лучше сна не сохраняет девичью красу.

- Как твоя спина?

Эндрия улыбнулась. На удивление просветленной улыбкой, впрочем, без особого в ней юмора.

- Спина не болит совсем. Ни кольнет, даже когда я наклоняюсь. Знаешь, что я думаю? Джулия покачала головой.

- Я думаю, что, когда речь идет о наркотиках, тело с мозгом действуют в заговоре. Если мозг желает наркотика, тело ему подыгрывает. Оно говорит: «Не волнуйся, не обвиняй себя, все обстоит благополучно, мне действительно больно». То, о чем я говорю, это не совсем ипохондрия. Это просто!.. Она замерла с отсутствующими глазами, словно отлетела куда-то далеко.

«Куда?» - удивлялась Джулия. Но Эндрия вскоре вернулась.

- Человек по своей природе бывает деструктивным. Скажи мне, как ты думаешь, похож ли город на человеческое тело?

- Да, - моментально согласилась Джулия.

- Итак, тело может уверять, что ему больно, только бы мозг получил наркотик, которого желает он? Джулия подумала минутку, и тогда кивнула:

- Да.

- А сейчас мозг нашего города Джим Ренни, не так ли?

- Так, дорогуша. Я соглашаюсь, именно он им и есть.

Эндрия сидела на диване со склоненной слегка головой. Вдруг она выключила радиоприемник и встала на ноги.

- Думаю, мне время идти в кровать. И знаешь, мне кажется, я наконец-то смогу по-настоящему выспаться.

- Это хорошо, - а следом, без всякой причины, которую бы она сама могла понять, Джулия спросила: - Эндрия, что-нибудь случилось, пока меня не было?

Эндрия сделала удивленный вид.

- Конечно, да. Мы с Горесом игрались в мяч, - она резко наклонилась без признаков боли, чего, по ее словам, не способна была сделать еще неделю назад, и протянула руку. Горес подошел к ней, позволив себя погладить. - Он замечательный подносчик снарядов.

У себя в комнате Эндрия села на кровать, открыла конверт ВЕЙДЕР и начала вновь все перечитывать с самого сначала. Теперь еще внимательнее. Когда она наконец-то засунула бумаги назад в коричневый конверт, было уже около двух утра. Конверт она положила в ящик столика, который стоял возле ее кровати. В том же ящичке лежал револьвер 38-го калибра, подаренный Эндрии на день рождения два года назад ее братом Дагласом. Тогда ее это взволновало, но Даг убедил ее, что женщина, которая живет одна, должна держать в доме что-то, чем сможет себя защитить.

Теперь она вытянула револьвер, откинула барабан и проверила патронные гнезда. Согласно инструкциям Твича, то гнездо, которое при возведении курка подкатывалось под боек, было пустым. Остальные пять были заряжены. В шкафу на верхней полке лежали еще патроны, но ей не подарят шанса перезарядить. Ее расстреляют на месте копы из его скромной частной армии.

А если она не сумеет убить Ренни пятью выстрелами, тогда, вероятно, и сама не заслуживает жизни.

- Наконец, - пробормотала Эндрия, пряча револьвер назад в ящик, - ради чего я очистилась от наркотика?

Теперь, когда ее мозг очистился от «окси», с ответом самой себе она не ошиблась: «Ради того, чтобы стрелять метко».

- Аминь с этим, - произнесла она. Через пять минут она уже спала.

Джуниор вовсе не спал. Он сидел на единственном в госпитальной палате стуле возле окна, смотря, как чудный розовый месяц садится, прячась за черным пятном на Куполе, что оказалось для Джуниора новостью. Это пятно было большим и висело намного выше того, что осталась после неудачного ракетного обстрела. Может, пока он был без сознания, происходила очередная попытка пробить Купол? Он этого не знал, да и не переживал. Значение имело только то, что Купол еще держится. Если бы не так, город сейчас был бы освещен, как Лас-Вегас, и заполнен солдатами. Конечно, в нем и теперь кое-где светится - в домах тех, кто страдает бессонницей, - но в целом, Честер Милл спит. И это хорошо, потому, что ему надо кое-что обдумать.

А если точнее: Бааарби и друзей Барби.

Сидя возле окна, Джуниор не ощущал боли в голове, и память к нему вернулась, но парень осознавал, что он очень болен. Всю левую половину тела охватывала какая-то подозрительная слабость, а время от времени из левого угла его рта и слюна выплывала. Вытирая ее левой ладонью, он иногда ощущал прикосновение кожи к коже, а иногда и нет. В дополнение к этому, довольно большое черное пятно в форме щели для ключа от замка плавало у него перед левым глазом. Словно что-то порвалось внутри его глазного яблока. Он предполагал, что так оно и есть.

Джуниор вспомнил ту дикую злость, которую он чувствовал в День Купола; вспомнил, как гнался за Энджи по коридору к кухне, как швырнул ее на холодильник и врезал коленом ей в лицо. Вспомнил тот звук, который услышал тогда: словно у нее в голове за глазами находилось фарфоровое блюдо и он разбил его ударом колена. Теперь та ярость прошла. Его место заняла новая, какая-то словно шелковистая, злость, которая плыла через его тело из неизвестного бездонного источника внутри его головы; этот поток вместе с тем охлаждал и очищал.

Перед этим, вечером, заходил его осмотреть тот старый хер, которого они с Фрэнки потрясли на озере Честер. Этот старый хер действовал профессионально, померил ему температуру и кровяное давление, расспрашивал о головной боли, даже проверил у него коленные рефлексы маленьким резиновым молоточком. А потом, когда он ушел, Джуниор услышал болтовню и смех. Прозвучало имя Барби. Джуниор украдкой подошел к дверям.

Там стоял тот старый хер и одна из юных волонтерок, хорошенькая латинос, которую еще звали то ли Буффало, то ли как-то похоже на Буффало. Старый хер расстегнул на ней блузку и щупал сиськи. Она раскрыла молнию у него на штанах и дрочила ему штык. Их обвивало ядовитое зеленое марево.

- Джуниор со своим другом меня побили, - говорил старый хер, - но теперь его друг мертвый и этот тоже скоро умрет. Так приказал Барби.

- Я мечтаю пососать у Барби его слоника, как мятного коника, - произнесла девка Буффало, а старый хер сказал, что он бы тоже это радушно сделал. Потом Джуниор сморгнул и увидел, что они просто идут по коридору. Никакой зеленой ауры, никакой грязной болтовни. Это у него, наверняка, была галлюцинация. А с

другой стороны, возможно, и нет. Единственное точно: все они здесь заодно. Все носятся с Бааарби. Он в тюрьме, но это лишь временно. Наверняка, чтобы набраться к себе сочувствия. Это часть плааана Бааарби. К тому же он думает, что в тюрьме защищен от Джуниора.

- Ошибаешься, - прошептал он, сидя возле окна, вперившись в ночь своим дефектным зрением. - Очень ошибаешься.

Джуниор действительно знал, что с ним произошло, это была вспышка понимания, логичность которой находилась вне всяких сомнений. Он отравлен талием так же, как тот российский парень в Лондоне. Армейские жетоны Барби были присыпаны порошком талия, а Джуниор вертел их в руках и вот теперь умирает. А поскольку в квартиру Барби его послал отец, значит, он тоже принимает участие в этом заговоре. Он тоже тот… что и рядом с Барби… как же их называют, тех ребят…

- Фавориты, - прошептал Джуниор. - Очередной филейный фаворит Большого Джима Ренни.

Едва только он об этом подумал, едва лишь ум прочистился, как ему все стало ясно. Отец хотел, чтобы он навеки замолчал о Коггинсе и Перкинс. Отсюда отравление его талием. Все сходится.

На дворе, по парковке, которая лежала за лужайкой, медленной рысью протелепался волк. На самой лужайке возились в позиции 69 две голые женщины. «Шестьдесят девять, лижущее племя!» - любили детьми скандировать они с Фрэнки, когда видели двух девушек, которые прогуливались вместе, сами не зная, что означают эти слова, зная только, что в них есть что-то грубое. Одна из лизуний была похожа на Сэмми Буши. Медичка - Джинни ее имя - сказала ему, что Сэмми мертва, однако же, это явное вранье и означает это, что и Джинни также принимает участие в заговоре; она тоже с Бааарби.

А хоть кто-то в этом городе не с ним? Кому здесь можно верить?

Ага, понял он, есть таких двое. Это дети, которых они с Фрэнком нашли возле озера, Алиса и Эйден Эпплтоны. Он помнил их испуганные глаза, и как девочка обняла его, когда он подхватил ее на руки. Когда сказал ей, что теперь они в безопасности, она спросила: «Вы обещаете?» И Джуниор ответил ей: «Да». Ему тогда стало так хорошо от своего обещания. И вес ее доверия тоже дарил ему утешение.

Вдруг Джуниор решил: он убьет Дейла Барбару. Если кто-то попробует перейти ему дорогу, он убьет и их тоже. Потом найдет своего отца и его убьет… об этом он мечтал много лет, хотя до сих пор никогда не признавался себе в этом абсолютно честно.

А когда все будет сделано, разыщет Эйдена и Алису. Если кто-то попробует его остановить, он и их убьет тоже. Детей он заберет на озеро Честер и будет за ними присматривать. Он будет соблюдать обещание, которое дал Алисе. Если он так сделает, тогда не умрет. Бог не даст ему умереть от отравления талием, в то время как он будет досматривать двух маленьких детей.

А теперь Доди Сендерс с Энджи Маккейн дефилировали по парковке, обе в коротких юбочках черлидерш и свитерах с большими W Милловских «Уайлдкетс» на груди. Заметили, что он за ними наблюдает, и начали вертеть бедрами, задрав юбочки. Их лица набухли от гниения. Они скандировали:

«Отворяй быстрей кладовку! Снова трахнемся мы ловко! Айда… КОМАНДА!»

Джуниор закрыл глаза. Раскрыл. Его подружки исчезли. Очередная галлюцинация, как и тот волк. Что касается девушек в позе 69 он не чувствовал себя таким уверенным.

А может, думал он, ему совсем и не надо забирать детей на озеро. Это довольно далековато от города.

Может, он вместо этого заберет их в кладовку Маккейнов. Это близко. И там полно пищи.

И еще, конечно, там тьма.

- Я буду проявлять заботу о вас, детки, - произнес Джуниор. - Со мной вы будете в безопасности. Едва только Барби станет мертвым, развалится весь заговор.

Вскоре он прислонился лбом к оконному стеклу, и тогда наконец-то и сам заснул.

Пусть срака у Генриетты Клевард и не была сломана, а лишь побита, болела она, словно та аспидская паразитка - в восемьдесят четыре года, как выяснила Генриетта, любое расстройство в организме заявляет о себе аспидской болью, - и сначала эта госпожа подумала, что это именно срака разбудила ее на рассвете в тот вторник. Однако похоже на то, что парацетамол, который она приняла в три часа утра, все еще действовал. К тому же она нашла подушку-бублик своего покойного мужа (Джон Клевард страдал геморроем) и эта штука тоже помогала ей в значительной мере. Нет, разбудило ее что-то другое, и вскоре после того, как проснулась, она поняла причину.

Вил Бадьи, ирландский сеттер Фримэнов. Бадьи, который до этого никогда не выл. Он был самым воспитанным псом на всей Бетл-Стрит, короткой улочке, которая шла сразу после подъездной аллеи больницы имени Катрин Рассел. Вместо этого генератор Фримэнов молчал. Генриетта подумала, что, наверняка, именно это, а не вытье пса, могло ее разбудить. Потому что прошлым вечером как раз гудение их генератора помогло ей погрузиться в сон. Их генератор не принадлежал к породе тех скрежещущих чудовищ, которые выбрасывают в воздух синий дым, генератор Фримэнов выдавал низкое, мягкое урчание, которое действительно действовало успокоительно. Генриетта думала, что машина эта дорогая, но Фримэны могли ее себе позволить. Уилл владел эксклюзивным в их городе дилерским центром «Тойоты», право на открытие которого когда-то так хотел получить Большой Джим Ренни, и, хотя времена теперь для всех автодилеров были не самыми лучшими, Уилл всегда был исключением из правил. Только в прошлом году они с Лоис возвели очень красивую и элегантную надстройку над своим домом.

Но это вытье. Голос собаки звучал так, словно ей было больно. Раненный или больной зверь никогда бы не остался без внимания таких людей, как Фримэны, они должны были бы отреагировать немедленно… Так почему же этого не случилось?

Генриетта слезла с кровати (немного кривясь, когда ее гузно покинуло утешительную ямку в поролоновом бублике) и подошла к окну. Она очень хорошо видела верхний этаж дома Фримэнов, хотя свет во дворе было серым, мертвенным, а не ярко-резким, как полагалось бы утром в конце октября. Со своего места возле окна она еще лучше услышала Бадьи, но не видела, чтобы хоть кто-то там двигался. Дом оставался совсем темным, ни в одном окне не светилось даже простейшего фонаря Коулмена. Она подумала, что они могли куда-то поехать, но обе их машины стояли на подъездной аллее. Да и вообще, куда теперь здесь можно поехать?

Бадьи не переставал выть.

Генриетта набросила домашний халат, обула тапки и вышла во двор. Стоя уже на тротуаре, она увидела машину, которая подъезжала. В ней сидел Даглас Твичел, который, конечно же, направлялся в больницу. Он вышел из машины с пластиковым кофейным стаканом, на котором был логотип «Розы- Шиповника», и она увидела, какие у него припухшие глаза.

- С вами все хорошо, миссис Клевард?

- Да, но что-то с Фримэнами нехорошо. Слышишь это?

- Конечно.

- Вот, значит, и они должны были бы. Машины их стоят здесь, так почему они не реагируют?

- Я пойду, взгляну. - Твич отхлебнул кофе и поставил стакан на капот своего авто. - Вы постойте здесь.

- Херня, - возразила Генриетта Клевард.

Они прошли ярдов двадцать по тротуару, а потом по подъездной аллее Фримэнов. А пес все выл и выл.

От этого звука у Генриетты, несмотря на дряблое утреннее тепло, морозом бралась кожа.

- Воздух какой-то мерзкий, - произнесла она. - Пахнет, как было в Рамфорде[395], когда я только вышла замуж и все бумажные фабрики еще работали. Нехорошо это для людей.

Твич крякнул и позвонил Фримэнам. Не дождавшись ответа, он сначала постучал, а потом уже начал и громыхать в двери.

- Попробуй, может, они незаперты, - посоветовала Генриетта.

- Я не уверен, что мне следует это…

- Вот еще россказни. - Она оттолкнула его и взялась за щеколду. Та повернулась. Она приоткрыла двери. Дом за дверьми был наполнен тишиной и глубокими предрассветными тенями. - Уилл? - позвала Генриетта. - Лоис? Вы дома?

Не ответил никто, только вой так и продолжал звучать.

- Собака на заднем дворе, - сказал Твич.

Быстрее было бы пройти туда напрямик через дом, но, ни ему, ни ей этого не хотелось, и они отправились по подъездной аллее, а дальше по крытой галерее между домом и гаражом, в котором Уилл держал не машины, а свои игрушки: пара снегомобилей, вездеход-квадроцикл и два мотоцикла - внедорожник «Ямаха» и турер «Хонда Золотое Крыло».

Задний двор Фримэнов окружала непроглядно высокая изгородь. Туда вела калитка в конце галереи. Едва только Твич ее приоткрыл, в тот же миг на груди у него оказалось семьдесят фунтов веса ошалевшего ирландского сеттера. Испуганно крикнув, Твич задрал руки, но пес не собирался его кусать; настроение у Бадьи был однозначным: умоляю-прошу-спасите-меня-люди. Положив лапы на грудь Твичу, вымазывая грязью его последнюю чистую рабочую рубашку, пес принялся слюнявить ему лицо.

- Прекрати! - завопил Твич и оттолкнул собаку. Бадьи упал, но тут же вскочил и, оставляя свежие следы лап на рубашке Твича, вновь начал лизать ему лицо своим длинным розовым языком.

- Бадьи, фу! - скомандовала Генриетта, и пес моментально присел на задние лапы, заскулил, забегал глазами, не зная, на ком из них остановить взгляд. Позади его начала растекаться лужа мочи.

- Миссис Клевард, что-то здесь нехорошо.

- Вот-вот, - кивнула Генриетта.

- Наверное, вам лучше остаться с соба…

Генриетта вновь произнесла свое «вот еще россказни» и промаршировала на задний двор Фримэнов, позволив Твичу следовать за ней в кильватере. Бадьи крался позади их - голова опущена, хвост поджат - и безутешно скулил.

Им открылось мощенное каменной плиткой патио с барбекю посредине. Мангал было аккуратно накрыт зеленым брезентовым чехлом с надписью: КУХНЯ ЗАКРЫТА. За ним, на краю лужайки, стоял сосновый помост. А на помосте - джакузи Фримэнов. Твич решил, что высокий забор вокруг дворика был возведен специально, чтобы им можно было спокойно посидеть в джакузи голыми, а то и трахнуться, если очень захочется.

Вилл с Лоис именно там и сидели сейчас, но времена их любовных утех прошли навсегда. На головах у обоих были прозрачные пластиковые пакеты. Пакеты эти были затянуты у них на шеях то ли шнурами, то ли коричневыми резиновыми жгутами. Изнутри они затуманились, однако не так чтобы очень, не так, чтобы Твич не мог рассмотреть их опухшие лица. Между бренными останками Вилла и Лоис Фримэнов стояли на сосновой полочке бутылка виски и маленький медицинский флакончик.

- Стоп, - произнес он, сам не зная к кому обращается: к себе, или к миссис Клевард, или, может, к Бадьи, который как раз вновь начал свое сиротливое вытье. Конечно же, не Фримэнам он это сказал.

Генриетта не остановилась. Она пошла прямо к джакузи, с прямой, как у солдата, спиной поднялась на две ступеньки и посмотрела в лицо своих абсолютно приличных (и абсолютно нормальных, сказала бы она) соседей, бросила взгляд на бутылку виски, увидела, что это «Гленливетт»[396] (отошли они, по крайней мере, стильно), и тогда уже подобрала флакончик с этикеткой семейной аптеки Сендерса.

- Амбьен или лунеста?[397] - спросил угнетенно Твич.

- Амбьен, - ответила она, признательная уже за то, что ее пересохшие гортань и рот были в состоянии выговорить эти слова нормальным голосом. – Лекарства, выписаны на нее. Хотя, думаю, напоследок она с ним поделилась.

- Там есть какая-то записка?

- Здесь нет, - ответила Генриетта. - Может, в доме.

Но и там ничего не нашлось, по крайней мере, нигде на видных местах, да и тяжело им было представить причину, которая бы побуждала кого-то прятать такую вещь, как предсмертная записка. Бадьи следовал за ними из комнаты в комнату, он не выл, лишь тихий скулеж доносился из глубины его горла.

- Наверное, я заберу его домой, к себе, - сказала Генриетта.

- Придется вам. Я не могу взять его с собой в госпиталь. Я позвоню Стюарту Бови, чтобы приехал и забрал… их, - кивнул он большим пальцем себе за плечо. У Твича бурлило в желудке, но не это было плохим; плохим было то, что депрессия, которая прокралась в него, омрачила его по обыкновению солнечную душу.

- Не понимаю, зачем им вздумалось это сделать, - произнесла Генриетта. - Конечно, если бы мы уже целый год просидели под Куполом… или даже месяц… тогда да, возможно. Но меньше недели? Не годится стойким людям отвечать таким образом на неприятности.

Твичу казалось, что он их понимает, но ему не хотелось говорить об этом Генриетте: впереди у них, вероятно, тот самый месяц, а то и год. А может, еще больше. Без дождей, с все меньшими ресурсами и ухудшением воздуха. Если самая мощная в технологическом плане страна в мире до сих пор не была в состоянии понять, что же именно случилось в Честер Милле (не говоря уже о решении проблемы), значит едва ли это произойдет скоро. Уилл Фримэн, наверное, это понял. А может, это была идея Лоис. Может, когда остановился генератор, она сказала: «Дорогой, давай это сделаем, пока вода в джакузи еще горячая. Давай выберемся из-под Купола, пока мы не голодаем. Что ты на это скажешь? Посидим напоследок в ванной и немного выпьем на прощание».

- Может, это тот самолет подтолкнул их к концу, - отозвался Твич. - Тот ирландский лайнер, который врезался вчера в Купол.

Генриетта ничего не произнесла на эти его слова, она отхаркнула и сплюнула в кухонную раковину.

Довольно шокирующая демонстрация непринятия. Они вышли во двор.

- Будут еще и другие люди, которые так будут делать, не так ли? - спросила она, когда они уже дошли до конца подъездной аллеи. - Потому что иногда самоубийство просто витает в воздухе. Как вирус какого-то гриппа.

- Кое-кто уже успел, - Твич не знал, действительно ли самоубийство безболезненное[398], как поется в той песне, но, безусловно, при некоторых обстоятельствах оно может быть заразным. Наверное, особенно заразным, когда ситуация беспрецедентная, а в воздухе начинает вонять так, как в это безветренное, неестественно теплое утро.

- Самоубийцы - трусы, - заявила Генриетта. - Это правило, в котором нет исключений, Даглас.

Твич, чей отец долго и тяжело умирал от затяжного рака желудка, имел в отношении этого сомнения, но ничего не сказал.

Генриетта, уперев руки себе в костлявые колени, наклонилась к Бадьи. Тот вытянул вверх шею, принюхиваясь к ней.

- Идем, здесь рядом, мой мохнатый друг. У меня есть три яичка. Ты можешь их съесть, пока они не испортились.

Она уже было отправилась, и потом вновь обратилась к Твичу.

- Самоубийцы - это трусы, - повторила она, делая особое ударение на каждом слове.

Выписавшись из «Кэти Рассел», Джим Ренни хорошо выспался в собственной кровати и проснулся освеженным. Хотя он ни за что никому в этом не сознался бы, отчасти причина состояла в том, что дома не было Джуниора.

Теперь, в восемь часов, его черный «Хаммер» стоял неподалеку ресторана Рози (прямо перед пожарным гидрантом, да какая к чертям собачим разница, пожарного департамента сейчас не существовало). Он завтракал с Питером Рендольфом, Мэлом Ширлзом, Фрэдди Дейтоном и Картером Тибодо. Картер занимал уже обычное для обоих место по правую руку от Большого Джима. Этим утром он имел при себе два пистолета: собственный на бедре и недавно возвращенный Линдой «Беретта Таурус» в подмышечной кобуре.

Квинтет занимал лясоточильный стол в дальнем уголке ресторана, без всяких угрызений совести вытурив оттуда завсегдатаев. Рози к ним не подходила, послала Энсона обслуживать.

Большой Джим заказал три жаренных яйца, двойную порцию колбасы и домашних тостов, поджаренных на свином сале, как их когда-то готовила его мать. Он помнил, что ему рекомендовано сократить потребление холестерина, но сегодня хотел набраться как можно больше так нужной ему сейчас энергии. Не только сегодня, он будет нуждаться в ней еще несколько дней; а уже после все будет под контролем. Тогда он и займется своим холестерином (сказка, которой он кормил себя в течение последних десяти лет).

- Где Бови? - спросил он у Картера. - Я желал видеть этих проклятых Бови здесь, а они где?

- Вынуждены были поехать на Бетл-Стрит. Там мистер и миссис Фримэн покончили жизнь самоубийством, - доложил Картер.

- Этот никчема себя укокошил? - воскликнул Большой Джим. Несколько клиентов, которые сосредоточились главным образом у стойки бара, смотря Си-Эн-Эн, оглянулись на него, но тут же поотворачивались. - Это так хорошо! Я и на цент не удивлен! - В голове у него мелькнуло, что дилерство

«Тойоты» теперь будет легко прибрать к рукам… Но зачем оно ему? Намного более сладкий кусок упал ему прямо в подол: целый город. Он уже начал составлять список чрезвычайных декретов, которые начнет внедрять, как только получит чрезвычайные полномочия. Это произойдет уже сегодня вечером. Но вопреки всему, он так много лет ненавидел того бычьего сына Фримэна и эту его сисястую, чье имя рифмуется со словом «пядь».

- Ребята, они с Лоис сейчас завтракают на небесах, - он сделал паузу, и тогда взорвался смехом; не совсем политкорректно, но не было сил сдержаться. - В столовой для прислуги, я не имею в этом никаких сомнений.

- Когда Бови уже туда приехали, они получили еще звонок, - дальше сообщал Картер. - С фермы Динсмора. Там тоже самоубийство.

- Кто? - спросил Рендольф. - Арлен?

- Нет. Его жена. Шелли.

Тут уже на самом деле стало немного стыдно.

- Давайте склоним наши головы на минуту, - произнес Большой Джим и протянул вперед руки. За одну его руку взялся Картер, за другую Ширлз; подключились Рендольф с Дейтоном.

- Обоже прошублагословибедныедуши, радииисусааминь, - протарахтел Большой Джим и поднял голову. - Питер, небольшое дело для тебя.

Питер добыл свою записную книжку. Записная книжка Картера уже лежала рядом с его тарелкой. Парень все больше и больше нравился Большому Джиму.

- Я нашел пропавший пропан, - объявил Большой Джим. - Он на РНГХ.

- Господи Иисусе! - воскликнул Рендольф. - Надо послать туда несколько грузовиков и привезти его в город!

- Да, но не сегодня, - сказал Большой Джим. - Завтра, когда все будут встречаться со своими родственниками. Я уже начал над этим работать. Снова поедут Бови и Роджер, но нам также нужно несколько офицеров. Итак, ты, Фред, и ты, Мэлет. Плюс, я думаю, еще человек пять. Но без тебя, Картер, ты мне нужен рядом.

- Зачем нужны копы, чтобы забрать несколько баллонов с газом? - удивился Рендольф.

- Ну, - начал Большой Джим, макая кусочек жареного хлеба в яичный желток, - это дело касается нашего приятеля Дейла Барбары и его планов по дестабилизации города. Там находится пара вооруженных людей, которые, похоже на то, охраняют какую-то лабораторию по производству наркотиков. Я думаю, Барбара организовал ее там задолго до того, как он появился здесь сам; все было очень хитро спланировано. Один из тамошних охранников - это Фил Буши.

- Этот лузер, - фыркнул Рендольф.

- А второй, как мне не грустно это говорить, Энди Сендерс.

Рендольф как раз накалывал жареный картофель. Загремела вилка, выпавшая из пальцев.

- Энди!?

- Такова печальная правда. Это Барбара затянул его в этот бизнес - я имею достоверные данные, но не спрашивайте меня, откуда, мой источник нуждается в анонимности. - Большой Джим вздохнул, и уже тогда запихнул пропитанный желтком кусок жареного хлеба себе в глотку. Святой Боже, как же хорошо он чувствует себя этим утром! - Я догадываюсь, что Энди очень нужны были деньги. Я так понимаю, что банк был уже в шаге от того, чтобы забрать у него аптеку. У него никогда не было достаточно ума для бизнеса.

- Да и для управления городом, - добавил Фрэдди Дентон.

По обыкновению Большому Джиму очень не нравилось, когда его перебивали подчиненные, но этим утром ему нравилось все.

- К сожалению, это правда, - сказал он, далеко наклоняясь через стол, насколько ему это позволял грузный живот. - Они с Буши обстреляли один грузовик из тех, которые я послал туда вчера. Попробивали передние колеса. Это опасные никчемы.

- Вооруженные наркоши, - произнес Рендольф. - Кошмар для полиции. Людям, которые туда поедут, надо одеть жилеты.

- Хорошая идея.

- И я не поставил бы на то, что у Энди получится выкрутиться.

- Господь любит тебя, я знаю. Делай, что тебе нужно делать. Нам нужен пропан. Город плачет без него, и я собираюсь объявить сегодня на собрании, что мы нашли новые запасы.

- Мистер Ренни, вы окончательно решили, что мне нельзя туда поехать? - спросил Картер.

- Я понимаю, какое это для тебя разочарование, но ты мне завтра будешь нужен, и не там, где у них будет происходить гулянка с родственниками. И Рендольф, думаю, тоже. Кто-то должен координировать это дело, которое наверно обернется хреновертью. Нам надо приложить все силы, чтобы люди не подавили друг друга. Хотя без этого, скорее всего, не обойдется, потому что люди не умеют пристойно себя вести. Лучше приказать Твичелу подогнать туда санитарную машину.

Картер все это записывал.

Тем временем Большой Джим вновь обратился к Рендольфу. С грустным лицом.

- Мне неприятно это говорить, Пит, но мой информатор предполагает, что Джуниор тоже принимал участие в деятельности той нарколаборатории.

- Джуниор? - вытаращился Мэл. - Да нет, только не Джуниор.

Большой Джим кивнул и вытер себе сухие глаза тыльной стороной ладони.

- Мне тоже было тяжело в это поверить. Я не хочу в это верить, но вы же знаете, что он сейчас в больнице?

Они закивали головами.

- Передозировка наркотиков, - прошептал Ренни, наклоняясь еще ниже над столом. - Это и есть наиболее вероятное объяснение того, что с ним происходит, - он выпрямился, вновь вперившись в Рендольфа. - Не пытайтесь заехать туда с главной дороги. Приблизительно за милю восточнее от станции есть проселок…

- Я знаю ту просеку, - сказал Фрэдди. - Там когда-то был лесной участок, он принадлежал Неряхе Сэму Вердро, пока банк его у него не забрал. Думаю, теперь и вся земля принадлежит Святому Спасителю.

Дата добавления: 2015-09-02