26 страница

И снова заметил Саша, как стала намокать рубашка Бая. Уже независимо от его воли. Рыхлое естество чувствительнее тренированных мозгов. Организм Бая это демонстрировал.

Национальное центральное бюро Интерпола Российской Федерации располагалось в районе метро «Новые Черемушки».

Начальник бюро, подполковник внутренней службы Виктор Александрович Мыльников, как было договорено, ждал следователя Турецкого. Это был высокий и стройный, вполне импозантный и далеко не старый по внешнему виду человек с серебристыми висками. Ну конечно, ему же представлять государство в организации, куда чуть ли не весь мир входит. Сто пятнадцать стран — это говорит о многом. И одет был Мыльников соответственно: по заказу сшитый великолепный серебристо-серый костюм сидел на нем так же, как на парнях, демонстрирующих новые модели одежды. «Вот мужик!» — с приятной завистью подумал о нем Турецкий. И даже галстук-бабочка, который, по мнению Саши, не сильно соответствовал назначению этой конторы, был ему явно к лицу.

Вторник, 18 июля, день

Представились. Виктор Александрович отработанным жестом показал на удобное глубокое светло-желтой кожи кресло возле низенького круглого стеклянного столика, подождал, пока гость сядет, и опустился в кресло напротив. По праву хозяина разговор начал Мыльников:

— Вы за рулем?

— Нет, на служебной. Я лишь пассажир, у меня шофер.

— Ну тогда тем более, — открыто улыбнулся Мыльников, легко, не касаясь кресла руками, поднялся, подошел к большой «стенке» и откинул крышку бара. Взяв оттуда пару хрустальных рюмок и бутылку коньяка, а также тарелочку с нарезанным и присыпанным сахарной пудрой лимоном, он вернулся к столику, поставил все принесенное и сел. Так же спокойно, как если бы Турецкий не возражал — а Саша и в самом деле возражать не собирался, — он налил в одну рюмку, другую, подвинул Саше, взял свою и со словами: «За доброе знакомство» — сделал маленький глоток. Откинул голову на спинку кресла, сцепленные длинные пальцы устроил на колене и сказал:

— Вот теперь я вас внимательно слушаю.

Коньяк был душистым, и Саша с удовольствием отпил половину рюмки, а потом сунул в рот дольку лимона.

— Я впервые в вашей…

— Конторе, — подсказал с улыбкой Мыльников.

— Организации, — также с улыбкой уточнил Саша. — Поэтому, если позволите, я сперва расскажу о своих бедах и нуждах, а вы подскажете, на какую помощь с вашей стороны мы можем рассчитывать.

— К вашим услугам, коллега. Я тоже юрист. Но заканчивал юрфак уже после Кости Меркулова. Мы знакомы по аспирантуре. Он звонил мне, как его самочувствие?

— Если б не мы… — Саша почесал мизинцем кончик носа, и Мыльников расхохотался.

— Один к одному! Да-а, как говорил мне недавно один знакомый артист, жизнь была бы сносна, кабы не спектакли, не репетиции и зарплату домой приносили!.. Узнаю Константина Меркулова. Ну, жив-здоров— и слава Богу. Так чем вы обеспокоены?

— Постараюсь уложиться минут в десять, — сказал Саша.

Но не уложился и в двадцать, потому что по ходу дела Мыльников стал подкидывать вопросы, а они потребовали дополнительных сведений и объяснений. Словом, практически все, что наработали сыщики, начиная с прошлой пятницы, то есть за пять прошедших дней, Турецкий выложил Мыльникову и даже сам удивился: а ведь действительно, сделано-то о-го-го! Можно и нос задрать от такой работоспособности.

Оценил и Мыльников, но более скромно:

— Молодцы, мужики, неплохо сработали. На подобные дела, помнится, несмотря на всякие строгачи, и месяцы уходили.

По какому-то непонятному его сигналу в комнату вошла изящно одетая девица под сто восемьдесят, тоже на модель похожая и при та-аких ногах, что Турецкий только носом покрутил. Она поставила перед каждым из них по чашечке черного кофе и удалилась. Проследив взгляд Турецкого, Мыльников чуть развел в стороны ладони и сказал:

— Облес оближ…

«Положение обязывает, — перевел про себя с французского Турецкий. — Особенно в такой конторе».

Выпив еще по рюмке и посмаковав кофе, Мыльников встал, взял со своего письменного стола блокнот и авторучку, пепельницу и пачку любимого Сашей «Честерфилда» с зажигалкой, устроил все это хозяйство на столе, показав жестом: курите! — и открыл блокнот.

— Итак, — начал он деловито. — От вас мне потребуется полный список пропавших полотен. Автор, название, дата, желательно размеры, хотя бы приблизительные, общий сюжет. Проблема, сразу скажу, не слишком сложная. Мы введем все эти данные в компьютер и, надеюсь, получим положительный результат. По поводу всемирно известных имен, таких, как, скажем, тот же Мане, Дега, Гойя, да и Кандинский, гораздо проще. Они находятся на учете, и их перемещения фиксируются. За исключением откровенного воровства и продажи полотен и других произведений искусства в закрытые частные коллекции. А таких, к сожалению, становится все больше. О менее значительных именах говорить преждевременно, но сведения и о них также могут быть. Так. С этим вопросом решили. Жду от вас полный список, ваша быстрота, сами понимаете, и есть наша скорость. А теперь по второму вопросу. В принципе Интерпол, как вы знаете, занимается экономическими преступлениями, контрабандой наркотиков и вообще всякой международной уголовщиной. У нас огромная картотека на международных преступников, и совсем не исключено, что некоторые имена могут всплыть. По поводу Богданова — мне будут нужны все его личные данные — я переговорю с венгерскими коллегами. Те свяжутся с полицией. Если он конвертировал и перевел к ним тридцать миллиардов рублей, сами понимаете, такие операции редко проходят мимо их внимания. Поэтому тоже не исключаю, что у них кое-что на него уже имеется. И, наконец, о Грязнове и его частном бюро. Ну исходя из личных наблюдений, могу сказать, что примеры такого сотрудничества имеются, причем весьма удачные. В Англии, к примеру, частные сыскные агентства довольно успешно сотрудничают со Скотленд-Ярдом. Начиная от убийств и кончая супружеским адюльтером. Я постараюсь тем же путем, то есть через своих коллег в Венгрии, связаться опять с той же уголовной полицией. Что получится в результате, сказать пока не могу, но возможность встретиться с Богдановым и даже допросить его, думаю, реальна, они помогут. Даже в том случае, если он уже успел сменить гражданство на какой-нибудь Парагвай. Еще вопросы?

— Пока благодарю, — сказал Турецкий, поднимаясь и гася окурок в пепельнице.

— Жду материалы, — Мыльников пожал Саше руку, — и мой самый сердечный привет Константину Дмитриевичу, — и тоже мизинцем почесал кончик носа.

Вошла та же длинноногая девица и вежливо открыла перед гостем дверь. Проходя мимо нее, Саша легким кивком поблагодарил ее и почувствовал аромат знакомых духов.

«Надо будет сегодня же позвонить Карине… по поводу ее картин», — решил он.

Вернувшись к себе, Турецкий сразу отправился к Меркулову.

— Ох, ну есть же Бог! Александр Борисович! — всплеснула руками, увидев его, меркуловская секретарша Клавочка.

— А от чего радость? — удивился он.

— А вы разве про себя ничего не знаете? — изумилась она.

— Что я должен знать? — сделав ужасное лицо, прошептал он.

— Да про бомбы ж…

— А-а, — махнул он рукой. — Это уже по радио передавали.

— Правда?!

— Точно, Клавочка. У себя? Один?

— Идите, идите, я вам сейчас чаю принесу.

— Ну садись, рассказывай, — осуждающе покачал головой Костя.

— Вам горячий пионерский привет от друга детства Виктора.

— Не паясничай. Договорились?

— Обо всем. Линия Грязнов — Богданов идет в проработку. Завтра отдадим все данные по Вадиму Борисычу. Вариант, сказал, вполне реальный. Грязнов может чемодан укладывать: носки, пижаму. В загранице без пижамы не спят. А то он привык в трусах.

— Тебе, конечно, видней, — сыронизировал Костя, — вы ж парами гуляете.

— Обижаешь, шеф. Исключительно ради дела. Сложнее другое, но тут я на Леню крепко надеюсь. Список пропавших картин нужен, и не просто авторы и названия, а объем, формат, сюжет, будь они неладны. Я в этом деле ни бум-бум. Как он за ночь успеет? Не звонил еще?

— Он-то как раз звонил. Все как сказал Бай. Я прочитал ваш совместный труд. — Меркулов вынул из папки протоколы, составленные в аэропорту и на Петровке. — Бай не боится, пять полотен действительно обнаружены. Они из каталога Константиниди. И больше того, там нет пометки «проданы». Значит, украдены. Господи помилуй, ну что за жизнь? Одни сплошные обыски… Надо ехать в Староконюшенный, к Ларисе этой. На Комсомольском работает Полунин со своими… — Костя повздыхал и перелистнул страницу в блокноте. — Во Фрязине обнаружен труп контролера СИЗО Скибы. Почерк тот же, что и у Малахова, — от уха до уха. Погосов?

— А кто ж другой! И фейерверк у моего дома — тоже его рук дело. Но он не пиротехник, к бомбам отношения может и не иметь. Они, скорее всего, дело рук Андрюши Беленького. У покойничка, кажется, действительно были золотые руки, прав Бай… А как ты думаешь, Костя, кому было выгодно, больше — нужно! — убрать нас с Ларисой: Баю или Ованесову? Ну, скажем, ее Гурам может опасаться, все-таки сто семнадцатая статья, четвертая часть, для «авторитета» — это гроб с музыкой. А я при чем тут? Тогда уж скорее Никита? Малахова убрал Погосов, он же — и своего, так сказать, спасителя, Скибу. Это и должно было произойти, только один телок не догадывался. Погосов обязан был по идее убрать тогда и Ларису. Но на веревке висел Беленький? Считай: три часа ночи — в Староконюшенном, раз. В это же время рвануло и у меня во дворе… Останки хоть увезли? Или век теперь на них смотреть?

— Увезли, — мрачно буркнул Меркулов. — Но тебе там с недельку лучше вообще не появляться… У меня, что ли, поживи? — спросил без всякой надежды.

— Вот-вот, в добропорядочную семью вторгаться. И как тебе такое могло только в голову прийти! У тебя ж дочь невеста! Красавица! Разговоры пойдут, сплетни. А ты… Эх, па-пашка!.. Другого и не скажешь. А почему мне дома нельзя?

— Но при чем здесь дочь-невеста?! Ты-то тут при чем? Турецкий! — почти возмутился Костя.

Турецкий только руками развел, пошутил:

— Да потому что не устоит она, Костя, придется тебе тогда спешно Лидке мужика подыскивать, чтоб женился и ничего не спрашивал. Неужели не понятно? Ну это я шучу, шучу, не сердись. А ты что, боишься, что за все ночные художества соседи меня могут разорвать?

— Балда… — вздохнул Костя. — Потому что у нас и так людей мало, и каждого охранять…

— Это пустое, Костя. Мне другое интересно. Ведро-то ты видел?

— Какое? Ах то, что с бомбой? Нет, конечно.

— А если его к Баю домой отвезти и старушке показать? Есть у него Клавдия Ивановна, болтливая такая, в доме прибирается. И еще сторож— Леша, совсем молодой парень. Но… с ним бы я пока не стал беседовать. Так вот, а вдруг узнает свое ведро старушка божий одуванчик, а? Старые люди к старым вещам относятся с почтением.

— А может, они его просто на помойке нашли?

— Но и в этом надо быть уверенным.

Костя молча снял трубку и позвонил Романовой. В двух словах передав ей предложение Турецкого, попросил выяснить у знакомого ей Синцова, что это было за ведро и на какой помойке его нашли. Явно не нравилась Меркулову догадка Саши. И пока они обсуждали тактику поведения, позвонила Шурочка и подтвердила сомнения Кости — ведро было старым и дырявым, и именно через эти рваные дырки были протянуты почти незаметные проводки к двери Турецкого. Новое ведро привлекло бы внимание, предположил Синцов, на старое же все плевали. Мало хламу на лестницах? На том у этих гадов и расчет строился.

Да. Турецкий только почесал затылок и поднялся, чтобы идти выяснять, как дела у Полунина, и перебазировать его с группой в Староконюшенный. Прав Костя пока в одном: надоели эти проклятые обыски, будь они неладны!

Сильные потрясения на людей слабых чаще всего оказывают угнетающее воздействие. Так, думал Сергей Полунин, сам человек резкий и в чем-то безапелляционный, произойдет и с Ларисой Георгиевной. После всех трагических передряг— да еще эта ночная история! И когда утром он приехал к ней, чтобы объяснить необходимость еще одного тщательного осмотра — он не сказал обыска, так вроде проще, — квартиры на Комсомольском проспекте, и, по его выражению, ожидал увидеть перепуганную и уставшую женщину, его постигло разочарование. В лучшую сторону. Так он объяснял позже. Лариса Георгиевна была, конечно, слаба физически, но весьма деятельна духовно. Она сразу заявила, что не возражает даже против обыска, но поставила непременным условием, чтобы при этом присутствовал тот «оперативный работник» — термин даже усвоила, — который ее спасал и вчера был с ней на Комсомольском. «Турецкий, что ли? — спросил Полунин. — Но он сейчас допрашивает Бая. И всю ночь не спал. Его, кстати, тоже чуть не взорвали прошедшей ночью. Машину, во всяком случае, спалили начисто». То есть сказал все, что знал. «Нет, — сказала Лариса, — не его, не следователя, а второго, он рыжий такой». — «Ах, Грязнов? — понял Полунин. — Что ж, ему можно позвонить, если он дома».

Полунин, естественно, позвонил Грязнову и, не понимая юмора, пересказал просьбу хозяйки буквально. Слава сперва несколько растерялся, а потом сообразил, что Ларисе просто нужна рядом живая душа, а не этот скрытый грубиян Полунин, который и говорит-то с людьми свысока, будто насмехается над ними. И обещал приехать.

Они встретились уже возле дома Ларисы, которая прибыла в сопровождении охранника, Полунина с опером и криминалистом. Тут-то и узнал Грязнов все подробности ночных происшествий по двум адресам. Узнал и о том, что ночью Турецкий взял Бая на шереметьевской таможне и тот начал помаленьку раскалываться.

Ко всему связанному с именем Бая Лариса была непонятно равнодушна. Ее ненависть сконцентрировалась сейчас вокруг другого имени — Вадим. А при чем тут Грязнов? Просто он ассоциировался у нее с конкретными действиями, направленными против мужа-убийцы, а кроме того, был единственным, кто говорил с ней нормальным человеческим языком. За исключением того пожилого господина в странной, но явно генеральской форме, который чем-то напомнил ей отца, только прежнего, моложе.

Поднявшись в квартиру, Полунин объяснил хозяйке цель следственных поисков. Во-первых, нужно установить, что пропало вместе с отбытием в Будапешт ее бывшего супруга, а во-вторых, им следует найти все то, что может быть как-то связано с подготовкой Богдановым преступления в отношении жены и тестя.

Полунинская группа стала разбирать вещи, сложенные в сумки бандитами, а Грязнов занялся платяными шкафами. И сразу удача! Он спросил у Ларисы, сидящей в кресле посреди большой комнаты, во что был одет Богданов в день ее похищения.

— Есть у него такой голубой джинсовый костюм.

— Этот? — показал Слава.

Лариса посмотрела и кивнула. И со странной смесью жути и интереса вспомнила их последние объятья на ковре в гостиной, на даче, когда он уже все спланировал, но делал вид, что страстно ее любит.

Брюки почти до колен были перемазаны желтой глиной. Слава передал их эксперту-криминалисту и попросил сравнить со следами от ботинок, которых было предостаточно в квартире Константиниди. Вскоре дошла очередь и до костюма песочного цвета, в котором Грязнов засек Богданова в первой половине злополучной пятницы. Обыскивая карманы пиджака, он обнаружил листок бумаги.

Это была расписка, выданная Баем Богданову. Забыл он ее, что ли? Или нарочно оставил, предвидя последствия? Вопрос, однако, непростой. Турецкому подарок.

Между тем, достав рулон свернутых картин и разложив их на полу, Полунин пригласил Ларису взглянуть, не пропало ли что.

— Эти вещи не представляют большой ценности, — сказала она, и вдруг глаза ее забегали по лежащим полотнам. — Погодите, а где же?.. Вячеслав Иванович! — позвала она Грязнова. — Пожалуйста, посмотрите на антресоли, там планшет… Ну да, большой такой, черный.

Слава вспомнил, что видел его в руках Вадима, когда тот выходил от Константиниди.

— Мерзавец… Это же… Там был Дега!

Она тут же, вытянув руки, пошла к своему туалетному столику в спальне. Выхватила и бросила на пол один ящик, рассыпав по ковру косметику. За ним полетел второй — с коробками духов. Наконец она вытащила нижний и сунула руку вниз, под его днище. И достала небольшую папку, примерно сантиметров тридцать на сорок. И, облегченно вздохнув, села на кровать.

— Что это, простите? — поинтересовался Полунин и потянул пачку из ее рук, но Лариса, отстранившись, крепко прижала ее к груди. Полунин даже растерялся и вопросительно взглянул на Грязнова.

— Лариса Георгиевна, — мягко спросил Слава, — чего же вы боитесь? Если все это имеется в каталоге Георгия Георгиевича и все законно — это ваша собственность, никто ее у вас не отнимет. Мы покажем Кругликову, он даст свое заключение, и папка вернется к вам. Могу вам дать честное слово.

С сомнением поглядев на Грязнова, Лариса весьма неохотно протянула ему папку и сказала:

— Отец просил меня хранить ее как самое ценное. Я прошу вас и надеюсь… Вы обещали.

Слава раскрыл папку, положил на стол, поднял несколько пожелтевших листов с рисунками и вопросительно взглянул на Ларису:

— Это кто рисовал?

— Микеланджело… Дюрер… Рембрандт… Вам что-нибудь говорят эти имена?

— Очень много, — спокойно и солидно ответил Слава. — Давайте вместе напишем количество рисунков, авторов и что нарисовано, чтоб потом не было сомнений.

Описание дюжины рисунков заняло от силы пятнадцать минут. Затем столько же времени заняла уборка помещения. В общем, где-то в районе двух часов Полунин решил, что можно уезжать.

— Вы ничего не хотите взять с собой, Лариса Георгиевна? Вчера вам было не до этого, понятное дело, — участливо заговорил Грязнов, а Полунин отметил про себя: умеет же этот рыжий с бабами разговаривать.

— Да, я, пожалуй, с вашего разрешения, если вы меня подождете, хотела бы кое-что взять… из одежды… косметики… Можно?

— Конечно! — обрадовался Грязнов. Раз уж женщина заговорила о косметике, дела пошли на лад. — А я, с вашего разрешения, пока позвоню?

— Ради Бога. Можете курить, — обратилась она к остальным. — А если хотите, в баре алкоголь. Пожалуйста.

От спиртного, естественно, отказались, хоть и были не против. Но закурили охотно.

Грязнов набрал номер Турецкого. Саша сам снял трубку.

— Ты, что ль, Славка? Откуда?

— С Комсомольского.

— Как? А я думал, ты отсыпаешься. А чего тебя туда за-несло-то? Небось про моего «жигуля» узнал и помчался глядеть? Нет, чтоб посочувствовать товарищу…

— Мы здесь с Ларисой Георгиевной. Командует Полунин.

— Но ты-то чего?

— Она лично попросила.

— Рыжий, я всегда говорил…

— Остынь, — без всякого уважения перебил Грязнов. — Мы тут кое-что нашли. Спасибо можешь говорить заранее.

— Что же?

— Костюмы, следы, расписку Бая, сведения об украденном Дега. — Грязнов обернулся к Полунину: — Я правильно назвал? — Тот утвердительно кивнул, и Слава продолжил в трубку: — Именно Дега, как я и сказал. И наконец, несколько рисунков. Ценных, по-моему. Покажем Кругликову.

— А кто художники?

— Да там разные… Этот… Микеланджело. Потом Тициан, да? Ну Дюрер, кто еще? Рембрандт и другие. Ну чего замолк?

— Ты можешь повторить? — с каким-то ужасом спросил Турецкий.

— А что здесь особенного? Конечно, могу.

— Задница ты рыжая! Ты хоть знаешь, о чем говоришь?! Боже! С кем я дружу всю свою сознательную жизнь?!

— Ну чего ты, в самом деле? — почти обиделся Грязнов. — Сейчас Лариса Георгиевна соберет нужные вещи, косметику там, и мы отправляемся в Староконюшенный. Кругликову скажи, что есть по его части. А чего с Баем-то?

— Потом, Славка, все потом! Жду вас в Староконюшенном! А насчет косметики — это ты здорово придумал, я всегда верил в тебя!

— Да я…

«Ту-ту-ту», — ответила трубка.

…Пока Полунин со товарищи снова тщательно обшаривал каждый сантиметр квартиры Константиниди, разбирал старый хлам на антресоли, Лариса, старательно морща лоб, вспоминала потаенные уголки, которые могли бы хранить секреты покойного отца. Про антресоль она вспомнила неожиданно: говорил как-то отец, что есть у него нечто такое, за что музеи современного искусства многое бы отдали. И вот теперь она с нетерпением наблюдала, как Грязнов, стоя на табуретке, передавал коллегам какие-то пыльные мешки, старые корзины, сложенные матерчатые чемоданы. Их раскрывали, осматривали, но картин не находили.

— Все, — сказал наконец Слава. — Ну и пылища! Вековая! Я бы на вашем месте, Лариса Георгиевна, такой втык этой Полине сделал! Хотя как же она сюда доберется?

— А клетчатого такого — там нет?

— Я все снял… Погодите! Клетчатый? Да вон же я кинул!

— Нет, он должен быть красным… — уже без всякой надежды сказала Лариса, потому что вспомнила, как однажды шепнула Вадиму, что отец, кажется, всерьез постарел: начал прятать картины среди всякого рванья на антресоли. Но Димка вроде бы не проявил тогда никакого интереса, не спросил ни о чем… Неужели запомнил, негодяй?! Что ж, сама виновата…

Турецкий в это время, сидя за столом-сейфом вместе с лысым криминалистом из НТО, благоговейно разглядывал рисунок за рисунком, а затем, перевернув лист, изучал надписи, сделанные на немецком языке, на приклеенных к обороту рисунка небольших бандерольках.

— Эти штуки называются у них, по-моему, атрибутивные ярлыки, — сказал лысый криминалист. — Кому принадлежит, откуда взяли, номер и дата. Кругликов лучше знает, он скажет, как правильно.

Не зная немецкого языка, Турецкий тем не менее понял, что вот этот, например, на котором еле видна карандашная надпись, сделанная по-русски, гласила: «Кранах», — принадлежал Дрезденской картинной галерее, какому-то кабинету, или комнате, и имел номер 17043/4 в 1942 году. И так — на каждом рисунке. Только номера разные.

На внутренней же стороне папки стоял лиловый штамп ленинградского Государственного музея Эрмитаж, чернильный номер 970351 и тоже дата — 1950 г.

Ничего себе! Получается так, что эти рисунки великих мастеров были украдены немцами — 42-й же год! — потом перекочевали к нам в Питер и уже оттуда каким-то тайным, или вовсе и не тайным, образом попали в руки Георгия Георгиевича Константиниди, который и хранил-то их даже не у себя, а у дочери, в тайнике туалетного столика. Детектив!

Ничего вразумительного по этому поводу Лариса сказать не смогла. Отец просто передал ей эту папку, когда купил им с мужем тот самый ореховый спальный гарнитур, в туалетном столике которого ящики выдвигались таким странным образом — только начиная с верхнего. В днище нижнего и был сделан тайник для папки. Лариса никому не говорила об этом, отец был категоричен, предупредив, что в папке ее будущее. И если б не эта трагедия?..

В общем, ясно: неправедными, скорее всего, путями появилась папочка в тайнике. Хорошо, что хоть известно ее происхождение. Штамп имеется, дата, номер. Значит, надо обращаться в Эрмитаж. Вот ужо радость-то для Леонида Сергеевича Кругликова!

Заметив, что Лариса Георгиевна чем-то очень расстроена, Турецкий не преминул проявить учтивость и поинтересоваться причиной.

— Пропало… — как-то отрешенно ответила Лариса.

— А что, очень ценное? — уже понял Турецкий.

— Да, — вздохнула она. — Семь полотен. Кандинский, Малевич и Марк Шагал. Особая гордость отца.

— Да как же это могло случиться-то? Неужто грабители знали?

— Ну… об этом мог знать только один «грабитель», — с презрением сказала она. — Богданов, чтоб ему…

— Может быть, именно эти полотна и есть причина гибели вашего отца? — предположил Турецкий, глядя на Грязнова.

— Ну а это-то тогда ему зачем было? — Она пренебрежительно махнула рукой вдоль пустой стены. Рамы лежали кучей возле плинтуса. — Неужели мало было Дега?

— Так Дега ж мы нашли, — возразил Турецкий.

— Как? — расширила глаза Лариса и удивленно посмотрела все на того же Грязнова. — Где же? А почему вы?..

— Клянусь вам, — Грязнов прижал ладонь к груди, — я ничего об этом не знал!

— Ты и не мог знать, — усмехнулся Турецкий. — И Дега — вашего или другого кого-нибудь, и Эдуарда Мане, и два рисунка Сезанна, и Гойю, и еще кое-что мы сегодня нашли у Виталия Александровича Бая. Ночью. В аэропорту, когда он уже собирался вылететь в Австрию. Кстати, без таможенного досмотра. Вот так, господа!

— Я ж ведь спрашивал тебя! — чуть не взмолился Грязнов.

— Да некогда ж было, Слава! Я сказал тебе: потом. Вот ты теперь и узнал. Так что за Дега, Лариса Георгиевна, уже можете не беспокоиться. Просто изучаем сейчас его происхождение. Не художника, конечно, а кто прежний хозяин картины и как она сюда залетела.

— Понятно, — с иронией заметил Грязнов. — Меня, значит, спать отправил, а сам… Друг называется! Представляете, Лариса Георгиевна! А ведь сколько лет вместе проработали…

Турецкий понял, что Слава сейчас просто отвлекает внимание хозяйки от весьма грустных мыслей о потерянных навсегда для нее полотнах. Потому что вряд ли история их приобретения старым коллекционером была «чистой». И Лариса, по всей вероятности, не могла этого не знать. Но сейчас лучше держать ее в друзьях, нежели в противниках. Тут Славка прав. И надо его поддержать.

— Я до сих пор еще одной вещи вам не сказал, Лариса Георгиевна. Дело в том, что, на мой просвещенный взгляд, убийцу вашего отца мы уже открыли. Поздно, к сожалению. Наказать его уже нельзя. Это был тот самый человек, который покушался этой ночью на нас с вами. Но у меня он все же успел взорвать машину и заложить под дверь квартиры другую — адскую, а у вас ему окончательно не повезло, охрана оказалась бдительной. Один из милиционеров, к слову, ранен. Чего вы так смотрите? Ну да, это и есть, как представил его Бай, его помощник, шофер и личный телохранитель, так сказать, с правом ношения огнестрельного оружия. Правда, Бай уверяет нас, что ни о чем подобном не только не знал, но даже и не догадывался. Вот с ним мы сейчас и работаем. Вам это интересно?

Но Лариса молчала, глядя на Турецкого расширенными от искреннего изумления глазами, время от времени переводя взгляд на Грязнова.

— Да, кстати, еще один маленький вопрос, но его, я думаю, решить не очень сложно. Где ваша вторая машина? «Мерседес», как мы понимаем, Богданов продал армянам и деньги за него получил. Кажется, тридцать миллионов рублей. Армяне сейчас в СИЗО, не все, к сожалению, но говорить о «мерседесе» можно будет лишь после суда, когда судебные исполнители займутся возмещением ущерба. Но ведь у вас же были еще и «Жигули»? Слава, на чем в пятницу по Москве раскатывал Богданов?

— Сейчас скажу… — Грязнов полез за своим блокнотом.

— «Семерка» серого цвета, сорок — пятьдесят четыре, эмэн, — небрежно сказала Лариса. — Это же моя машина. Он ездил на «мерседесе». А правда, где она?

— Я могу, конечно, только догадываться, и лучше позвонить ребятам на Садово-Сухаревскую, в отдел розыска ГАИ, и дать им примерную наводку. Но по-моему, искать машину надо либо где-нибудь на платной стоянке возле Шереметьево-2, либо у того, кто его провожал в аэропорт. Вот тебе, Слава, телефон, можешь позвонить и спросить сам. А то мне, понимаешь, не очень ловко. — Он хмыкнул. — Да и девушку жалко. Как-никак, все ее «кинули», по меткому выражению одного из наших бандитов.

Грязнов прочитал номер и спросил:

— Уточни район.

— Министерство культуры.

Грязнов хлопнул себя ладонью по лбу, и вышло это так по-мальчишески, что Лариса улыбнулась.

— Ва-а-апросов нет! — Грязнов взял трубку и обернулся к Саше: — Как ее?

— А-ле-вти-на-фи-ли-мо-но-вна, — по слогам, но подряд произнес Турецкий и выдохнул воздух с шумом. — Повторить?

Но Грязнов только махнул ладонью. Через минуту они услышали следующее:

— Не могу ли я пригласить к аппарату Алевтину Филимоновну? Ах, это вы и есть, очень приятно. Что у вас, простите, с голосом? — Слава обернулся к Турецкому словно за разъяснением, но Саша лишь успокоил его движением ладони. — Ах, голова?.. Понятно, тогда постараюсь кратко… Нет, лучше теперь. Грязнов моя фамилия, коллега Турецкого Александра Борисовича, знаете такого? Ах, знаете? Пре-красненько. Позвольте уточнить, не в курсе ли вы, уважаемая, куда девалась машина убывшего с вашей помощью за границу Вадима Борисовича Богданова, принадлежащая его законной пока супруге Ларисе Георгиевне Богдановой? Ах, даже так? Смотрите, как романтично! Понимаю… и сожалею… Когда прикажете? Прямо хоть сейчас? Прекрасненько. Тогда мы сейчас подошлем нашего сотрудника… с документом, разумеется, а как же, и вы передадите… Какой кабине-тик? Спасибо, уважаемая.

Грязнов бросил трубку, вытер пот со лба и растянул рот в улыбке:

— Ну, ребяты, — как говорит моя любезная Нина Галактионовна, — полный отпад! Подарил, подлец! А?.. Саша, кого пошлем? Мне ее видеть не хочется…

— Скажи моему водителю, пусть с кем-нибудь из ваших съездит и пригонит. И ксивой своей перед носом у нее помашет. Ей на пользу пойдет. Это только начало, старик. А если откроется лажа с ФСБ, сам понимаешь, могут и со службы попереть, дуру.

Когда Грязнов ушел, Лариса обернулась к Турецкому и посмотрела на него таким взглядом, что ему стало неудобно. Но, видимо, это была просто ее манера — благодарить за сделанное ей одолжение. Потому что сказала она уже без всяких эдаких затей:

— Я вам очень благодарна за вашу заботу. И другу вашему. Я правильно поняла ваши отношения?

Дата добавления: 2015-09-02