Читайте также: |
|
Дойдя до этой точки в своих рассуждениях, мозг Альбертика отключился, зашкаленный непосильной работой.
— Альберт Григорьевич, — ласково позвал его водитель, Семен Никандрович. Тоже, кстати, перешедший по наследству от отца и помнивший Альберта еще пухлым, розовощеким карапузом. — Приехали, просыпайтесь.
Альбертик недовольно зачмокал надутыми, пухлыми губами.
— Просыпайтесь, маленький, — уговаривал Семен Никандрович. — Приехали уже. Сейчас в постельку ляжете, к Ариаднушке. Все уляжется. Все будет хорошо у нашего Альбертика Григорьевича. — Приговаривая таким образом, водитель извлек увесистое туловище хозяина из салона автомобиля. Альбертик окончательно проснулся, и тяжкие события этой ночи опять навалились на его покатые плечи.
— Дядя Сема, ну что же это? — капризно бубнил Альбертик. — Ну что они ко мне привязались, менты эти? Что я им сделал? — недоумевал толстый, сонный, лысоватый мальчик.
Семен Никандрович довел томного хозяина до квартиры, взял из его рук ключи, отворил множество замков.
— До свидания, — пробурчал Альбертик, закрывая двери. — Приедете в девять, как обычно.
Альбертик прошел на кухню. «Надо выпить, — подумал он, открывая дверцу бара. — Потом Аришку разбужу и оттрахаю на всю катушку. Чтобы снять напряжение».
В дверь позвонили. Альбертик глянул на настенные часы. Половина четвертого утра. Кто это может быть? Ну конечно, Альгерис! Он приехал, чтобы его успокоить! Чтобы дать Альбертику вводную, как вести себя дальше. Альбертик живо бросился к входной двери.
— Кто? — спросил он, уже зная ответ.
— Алекс, открой, это я.
Альбертик торопливо завозился с замками.
— Я тебя так жду, — приговаривал Альбертик, — я не знаю, что мне делать…
Двери квартиры распахнулись, раздался легкий, почти бесшумный щелчок. Рыхлое тело Альберта Григорьевича распласталось по прихожей. Мужчина постоял над распростертым телом, глядя на залитое кровью лицо и раскачиваясь на крепких ногах. Потом притворил дверь и, бесшумно ступая, начал спускаться с лестницы.
Женя лежала на полу. Руки ее были связаны за спиной кухонным полотенцем. Рот был раскрыт и тоже перевязан тряпкой. Напротив Жени сидел привязанный к стулу Сивый. С таким же раскрытым и перевязанным ртом. Митяй ходил между ними, заложив руки за спину, и походил на строгого учителя, воспитывающего учеников.
— Ну что, милые? — жутко улыбаясь, говорил Митяй. — Думали, шизик я, так со мной все можно? Ошиблись… Я, прежде чем шизиком стать, в Афгане повоевал. И с парой таких деятелей, как вы, справляюсь одной левой.
— Митяй, — жалобно заскулил Андрюха, из которого начисто вылетел весь кайф. — Они ведь говорили, что сюда едет кто-то, с Доктором… Давай линять.
— Верно, мой молодой друг, — выспренно проговорил Митяй и взял со стола нож. — Что ж, на лекцию времени действительно не остается.
И резким движением он вонзил нож под сердце Сивого. Хлынула кровь, Сивый задергался и затих. Андрею стало дурно. Не обращая внимания на его спазмы, Митяй вытер нож о скатерть и сунул его парню.
— А бабу давай ты, — приказал Митяй.
— Я… не могу, — пролепетал Андрюха, мучаясь спазмами.
Митяй рывком поднял его, сунул в руку нож.
— Давай, а то некогда…
— У нее же дети, Митяй! — заплакал Андрюха.
— Раньше ей надо было о детях думать, — глядя на Андрюху своими жуткими глазами, ответил Митяй. Он приставил к виску Андрея пистолет, бывший совсем недавно в руках Жени, и процедил: — Еще две секунды — и я стреляю.
Плача в голос, Андрей приставил нож к груди женщины. Она задергалась, замычала.
— Бей! — приказал Митяй, и Андрей ткнул ножом в бившееся на полу тело. Удар был несильным, и женщина забилась и застонала еще сильнее.
— Что ж ты человека мучаешь? — укоризненно проговорил Митяй и вогнал торчащий из груди Жени нож по самую рукоятку.
Потом Андрюха как в тумане следил за рыскавшим по квартире Митяем. Тот собирал найденные деньги, что-то из бытовой техники. Андрею казалось, что все это продолжается бесконечно долго, и он хотел только одного — отключиться. Перед уходом Митяй сунул в карман пистолет ТТ, которым всего несколько минут тому назад угрожала ему теперь уже мертвая Женя.
Когда они наконец вышли из парадного, наступившую темноту прорезал яркий свет фар автомобиля, въезжающего в неосвещенный, длиною в целый квартал двор.
— Рассыпаемся, — бросил Митяй и тут же исчез за углом дома.
Андрюха в ужасе прижался к стене, не успев среагировать на ситуацию с быстротой Митяя.
Двигаясь вдоль дома, он открыл спиной незапертую дверь соседнего подъезда и в полуобморочном состоянии протиснулся внутрь. Сквозь узкую дверную щель было видно, как из подъехавшей «БМВ» вышли люди. Двое из них волокли под руки третьего. В свете фар Андрюха увидел изуродованное побоями лицо Доктора и тихо сполз на пол.
Около кабинета Нины Свимонишвили Фрязин столкнулся с Грузановым.
— Старик, мы закончили, — проинформировал его майор. — По нашей части все, в общем-то, в порядке. Так, по мелочи накопали. Желаю удачи. Баба та еще… волчица!
Володя вошел в кабинет.
— Нина Вахтанговна, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Но мы, кажется, уже закончили, — подняла на него холодные глаза Свимонишвили.
— Я из МУРа. — Володя показал удостоверение.
— Я так и думала, — лениво отозвалась Нина Вахтанговна, затягиваясь длинной сигаретой. — Что ж, присаживайтесь. Ночь вы мне все равно испортили.
— Я бы хотел поговорить наедине. — Фрязин посмотрел на стоявшего у дверей смуглого охранника. Тот, поймав взгляд хозяйки, не спеша вышел в коридор.
— А где же ваш второй телохранитель? Белесый такой?
— Отпустила его на кухню к девочкам. Перекусить. Мы ведь, кажется, еще не арестованы? — насмешливо проговорила она.
— Вы позволите включить диктофон?
— Нет, не позволю, — спокойно ответила Свимонишвили. — У нас ведь частная беседа.
— Ну хорошо, мои вопросы связаны со смертью гражданки Горностаевой и нахождением в обменном пункте банка «Эллис» ампул с не установленным пока веществом, — стараясь сохранять спокойствие, начал Володя. — Такие же ампулы были изъяты у нескольких посетителей казино. Они признали факт покупки ампул в обменном пункте.
— И что?
— Как вы можете прокомментировать эти факты?
— А что я должна комментировать? Я не имею к обменнику никакого отношения. Для меня происшедшее — полная неожиданность, весьма неприятная. Согласитесь, казино может потерять клиентов после вашей… облавы. Так что я сама — потерпевшая. Если бы я знала, что девчонка чем-то там торгует, я бы, безусловно, вмешалась.
— Чем же она торговала, как вы думаете?
— Это ваше дело — думать, чем она торговала. У меня своих забот хватает.
Она явно издевалась над ним, покуривая свою сигарету и насмешливо глядя непроницаемыми глазами на Фрязина.
— Это мы, безусловно, установим. Хочу вас проинформировать, что похожие ампулы мы изымаем в разных местах Москвы уже несколько месяцев. В них находится новое наркотическое вещество очень сильного действия. Определить состав этого вещества пока не удавалось.
— Ай-яй-яй, — посочувствовала Нина Вахтанговна, все так же насмешливо улыбаясь.
— Но буквально на днях, — не обращая внимания на издевку, продолжал Володя, — наши специалисты установили, что это — триметилфентонил.
Володя внимательно смотрел на женщину. Длинные ресницы ее чуть дрогнули.
— Мне это неинтересно, — спокойно проговорила она, доставая холеной рукой в перстнях новую сигарету и прикуривая от маленькой дамской зажигалки.
«Врешь, интересно! — подумал Володя. — Реснички-то задрожали».
— Я просто хотел сказать, что мы возбудим дело по факту обнаружения этих наркотических веществ. Когда мы прибыли в казино, Горностаева была жива и разговаривала через запертое окно обменного пункта. Однако уже через полчаса ее обнаружили мертвой. В обменнике есть вторая дверь, выходящая в ваш служебный коридор. У кого из ваших сотрудников есть ключи от второй двери?
— Ни у кого нет, — спокойно ответила Свимонишвили.
— Как вы можете объяснить смерть девушки?
— Я? — подняла бровь Свимонишвили и даже рассмеялась. — Послушайте, молодой человек, вы меня с кем-то путаете. Я ведь не ваш сотрудник, чтобы выстраивать вам версии. Но вы меня так рассмешили, что я, пожалуй, потрачу на вас еще несколько минут. Так вот, мне представляется, что эта девчонка делала свой собственный бизнес. Место для этого подходящее. Посетители казино любят возбуждать себя или, наоборот, успокаивать разными способами, в том числе и наркотиками. Это известно. Видимо, она и решила подзаработать. А когда вы так неожиданно нагрянули, что ей оставалось делать? Там ведь, кажется, весь сейф ампулами забит?
— Откуда вы знаете? — сделал стойку Володя.
— Вах, — поморщилась Свимонишвили, — не ловите меня на таких мелочах, я ведь не девочка. Коллеги ваши, из налоговой, пока протоколами тут трясли, впечатлениями обменивались. А я не глухая.
«Ну что за накладки», — поморщился Володя.
— Так вот, — продолжила женщина, злорадно усмехаясь его реакции. — Продолжаю. Думаю, когда вы влетели с громовыми окриками и начали всех к стенкам разворачивать, она и вкатила себе со страху лошадиную дозу. Нервы не выдержали. У женщин, знаете ли, слабые нервы.
— Глядя на вас, этого не скажешь, — не удержался Володя.
— Поэтому я и не оператор обменного пункта, а владелица казино, — парировала она ледяным тоном.
«Вот стерва! Никак ее не ухватить. Эх, Грязнова бы сюда или Турецкого», — с тоской подумал Фрязин. Но старших товарищей на горизонте не отмечалось, а пуленепробиваемая госпожа Свимонишвили сидела напротив, явно собираясь прекращать разговор.
— Но у Горностаевой остался трехлетний ребенок. Ведь это должно было удержать ее от самоубийства.
— А вы полагаете, что для ребенка лучше иметь мать-преступницу, отбывающую длительный срок?
«Она права, — подумал Володя. — Может, и правда эта несчастная Катерина самоликвидировалась?» Но что-то мешало Фрязину поверить в эту версию. Может быть, родители Кати.
— К тому же она, видимо, и сама употребляла наркотики. Раз у нее был с собой шприц. А наркоманы — люди непредсказуемые.
— Ее родители отрицают этот факт.
— Вах! Ну где вы видели родителей, которые не защищают своих детей. Тем более мертвых. Однако… — Нина Вахтанговна выразительно посмотрела на крохотные, усыпанные бриллиантиками золотые часики.
Володя был в отчаянии. Допрос не удался. Или Свимонишвили действительно не имела отношения к торговле в казино, или эта дама с железными нервами. «Вот у кого надо бы поучиться Альберту Григорьевичу самообладанию», — подумал Володя, не подозревая, что бедный Альбертик уже ничему никогда научиться не сможет. Увидев, что Нина Вахтанговна собирается встать, Володя выложил последний козырь.
— Еще одну минутку, — просительно улыбнулся он и вынул из внутреннего кармана фотографию.
Он положил ее на стол перед женщиной, не спуская с Нины глаз.
— Вам случайно не знакома эта девушка?
«Знакома!» — мог поклясться Фрязин. Нина медленно опустилась на стул, разглядывая фотографию. Лицо ее застыло, словно женщина боялась себя выдать. Потом она подняла голову, и у Володи аж мороз прошел по коже. Черные, непроницаемые глаза еще больше потемнели и не мигая смотрели на Фрязина. «Точно, волчица!» — вспомнил Фрязин определение, данное Нине Грузановым.
— Нэт, нэ знакома.
У нее даже акцент усилился! Володя ликовал. Девушка связана с Ниной Вахтанговной. Володя это кожей чувствовал!
— А в чем дело? — прервала его мысли Свимонишвили. Она снова курила сигарету и смотрела на Фрязина все тем же немигающим взором.
— Эта девушка подозревается в распространении наркотиков. Вот я и подумал: у вас разные люди бывают и наркотиками интересуются, как вы сами сказали. Может быть, она к вам заходила… — «развешивал клюкву» Володя. — Ну нет так нет, — сокрушенно промолвил он, разворачивая к себе фотографию. На цветном фото была изображена смуглая, черноглазая девушка в низко надвинутой на лоб мужской шляпе. На плечи спускались пряди черных волос. — Красивая девушка. На вас, кстати, похожа, — сделал неожиданное для себя самого открытие Фрязин, глянув на Нину Вахтанговну. В ее черных глазах даже как будто вспыхнул звериный огонь. Фрязин убрал фотографию во внутренний карман куртки. «Сейчас бросится и загрызет», — весело подумал Володя.
Запиликал мобильный телефон. Нина поднесла трубку к уху. Фрязин услышал гортанную грузинскую речь. Нина внимательно выслушала, не меняя выражения непроницаемого лица, затем сама что-то проговорила приказным тоном по-грузински, не спуская глаз с Фрязина.
— Вы не могли бы говорить по-русски? — попросил Володя.
Нина, не обращая внимания на его слова, закончила разговор на своем гортанном языке и промолвила по-русски:
— Вы забываетесь, молодой человек. Я нахожусь в своем, а не в вашем кабинете. Считаю наш разговор законченным.
— Извините, — как бы смутился Володя. — Действительно, это когда я вас в свой кабинет вызову, тогда мы будем говорить только по-русски, а здесь, конечно… Погорячился.
— Погорячились, — задумчиво согласилась Свимонишвили. — От горячности много проблем бывает. Впрочем, я более не имею возможности уделять вам внимание. Звонил муж, он волнуется. Да и вам ведь почти через всю Москву домой ехать.
— Откуда вы знаете? — удивился Володя.
— Ну, не только ваши люди работать умеют… — усмехнулась грузинка.
— А я слышал, что ваш муж в отъезде, — мимоходом заметил Володя, поднимаясь из-за стола.
Грузинка ничего не ответила, словно не слышала этой реплики.
В холле казино на одном из кожаных диванов мирно спал Коля Емельянов. Он жил недалеко от Фрязина и ждал его, чтобы вместе ехать домой на поджидавшей их служебной «девятке».
Они неслись по почти утреннему уже городу.
— Ну ты, старик, даешь, — бубнил Емельянов. — Соблазнила тебя, что ли, эта грузинская княгиня? Я уж решил, что домой до утра не доберусь.
— Доберешься, не ворчи, — улыбался Фрязин.
Он выскочил из машины около своего дома, махнул рукой Коле, быстро дошел до подъезда. Перепрыгивая через ступеньки, начал подниматься наверх, предвкушая теплую постель, наверняка расстеленную заботливой мамой. На площадке между вторым и третьим этажом от простенка отделился человек. Лучи восходящего солнца били прямо в глаза Володе сквозь широкое лестничное окно, не давая возможности сориентироваться. Человек вырос прямо перед Фрязиным, и резкая вспышка света невыносимой болью ударила Володе в глаза. Выстрел был почти бесшумным. Мужчина склонился над упавшим Фрязиным, посмотрел на залитое кровью лицо. Рука в перчатке пошарила во внутренних карманах куртки, извлекла фотографию черноволосой девушки. Человек бросил находку в сумку, немного пораскачивался на крепких ногах, подобрал осколок обвалившейся штукатурки и написал на стене, прямо над головой мертвого оперативника МУРа, крупными печатными буквами: «Не мешайте. Опасно для жизни».
Незадолго до закрытия в вестибюль станции метро «Алтуфьевская» вошел молодой человек. Вернее, он даже не вошел, а почти вполз в помещение, хватаясь руками за стены. Человека била дрожь.
— Куда ты лезешь, алкаш? — сердито проговорила пожилая уборщица, преградив ему дорогу широченной шваброй.
Молодой человек поднял на нее бледное, в каплях пота лицо.
— Мне в милицию, — еле ворочая языком, проговорил он.
— Это точно, — оглядев его, согласилась женщина. — Только Я тебе не советую: взять с тебя нечего, а чайник могут начистить запросто. Вали отсюда! — Уборщица надвинулась на парня шваброй.
— Тетенька, не выгоняйте, — вдруг запричитал парень и упал на колени. — Позовите милицию.
— Ты больной, что ли? — предположила женщина. — Зин, — окликнула она дежурившую у турникетов молодую девицу, — тут больной какой-то объявился.
Зина подошла к ним и окинула парня опытным взглядом.
— Да он обкуренный. Или обколотый, — поставила она диагноз. — Вали отсюда, — процитировала девушка свою коллегу.
— Я человека убил, — закричал вдруг парень. — Я убийца. Вызовите милицию.
Одна из дверей вестибюля с надписью «милиция» отворилась, и на сцене появилось еще одно действующее лицо — деревенского вида сержант.
— Кто тут человека убил? — позевывая спросил он.
— Я, — закричал парень и даже стукнул себя кулаком в грудь. Руки его тряслись.
— Ну и дурак, — меланхолично заметил сержант. — И что вам, пьяни, дома не сидится? — сам с собою заговорил сержант. — Ну выпил, ну и сиди дома. Не трогай никого. Нет, они вылезут, они такого наговорят, что придется воспитывать!
— Миша, да он обкуренный, — угодливо доложила Зина.
— Тем более, — степенно ответил Миша и красноречиво взялся за резиновую дубинку-«демократизатор».
В этот момент в вестибюль ввалилась веселая стайка молодежи. Шумно переговариваясь и бренча на ходу гитарой, они устремились к эскалатору.
— Я человека убил! — завыл во весь голос парень. — Я убил двух человеков! Людей.
Компания остановилась на полном ходу. Ребята недоуменно уставились на парня.
— Нехорошо, — зловеще произнес сержант, неприязненно посматривая на молодежь. — Ну, раз убил, придется отвечать. Эх, зря ты меня, парень, разбудил… — как бы про себя проговорил сержант.
— Ребята, да это интересный материал, — вдруг воскликнул худенький паренек в очках. — Это может пригодиться для газеты.
И, кинувшись к сержанту, паренек достал визитку.
— Я корреспондент газеты «Московский комсомолец»… — начал было он.
— А я — простой милиционер, — оборвал разговор сержант и, тяжело вздохнув, пошел звонить по телефону.
Когда на «Алтуфьевскую» приехала патрульная машина, Андрюха корчился на полу тесной комнатенки милицейского поста. Его ноги и руки сводило судорогой, на губах пузырилась пена. Он выл от боли, но, чуть только боль на секунду оставляла его, повторял одно и то же: «Я убил человека».
Прибывшая бригада с тоской смотрела на корчившееся тело.
— Эх, вмазать бы ему… — с чувством проговорил один из прибывших.
— Это не то слово… — согласился другой, с укоризной поглядывая на сержанта.
— Мужики, — оправдывался тот, — да я бы сам разобрался, если бы не «Комсомолец» этот, е-мое…
— Ох, эти наши хлопоты будут дорого ему стоить… — заметил первый, неизвестно кого имея в виду: то ли стонущего на полу Андрюху, то ли дежурившего на улице сотрудника «Московского комсомольца».
Когда Андрея сажали в патрульную машину, корреспондент — самое противное, что не один (в этом случае можно было бы и отшить), а со своей гнусной компанией, — подошел к ним и поинтересовался, куда, мол, везут обвиняемого. На что получил ответ, что гражданина везут непосредственно на Петровку, 38.
— Я бы эту прессу свободную задушил своими руками, — с вожделением сказал один из сидевших в машине.
— Это не то слово… — мечтательно поддержал его другой.
— Так, представляешь, наша доблестная милиция, бойцы линейного отряда, чуть этого парнишку не вытолкали в шею. Дескать, ври, да не завирайся. Выпил — сиди дома, не волнуй людей. А на нем и вправду два убийства, — рассказывал Грязнов под бутылочку коньяка и свиные отбивные, им же собственноручно и приготовленные.
Турецкий курил свой «Честерфилд» и слушал приятеля. За окном смеркалось, и Саше казалось, что это сумерки следующего, уже воскресного дня. Но нет, день был все тот же, субботний. И дождь все так же хлестал по крышам. Просто от обилия событий и впечатлений он казался невероятно длинным.
После похорон Фрязина они с Грязновым оказались в кабинете заместителя Генерального прокурора России, в миру, и только для них, Кости Меркулова.
— Ну что, друзья, — начал Константин, глянув на сидевших рядом приятелей. — Имею сообщить следующее: в связи с определением химического состава неизвестного ранее наркотического вещества, именуемого на черном рынке Москвы «китайским белком», создана следственно-оперативная группа из сотрудников МУРа и следственного управления Генпрокуратуры. При необходимости могут быть подключены сотрудники ФСБ. Перед группой ставится глобальная задача выявления источника, поставляющего это вещество, а также лиц, занимающихся распространением наркотика. Руководителем группы назначен старший следователь по особо важным делам, старший советник юстиции Турецкий. Ты, Саша. И подозреваю, что основная тяжесть расследования ляжет именно на ваши с Грязновым далеко не хрупкие плечи.
— Хорошее начало, — прокомментировал новоиспеченный шеф следственной группы. — Хорошо бы еще и какую-нибудь вводную получить. Я ведь, Костя, как ты, вероятно, знаешь, давненько не занимался делами, связанными с наркобизнесом. Это хлеб уголовного розыска, отдела экономических преступлений МВД и фээсбэшников.
— И очень тяжелый хлеб, — не поддержав желания поерничать со стороны своего друга и подчиненного, ответил Меркулов. — Но тут случай особый. К этой торговле новым наркотиком могут оказаться причастными довольно известные люди. Скажем, некий Висницкий.
— Висницкий? — наморщил лоб Саша. — Это кто?
— Их два брата. Старший — начальник главка фармакологии в Минздраве. Младший — предприниматель. Между прочим, владелец частной фармацевтической фирмы «Целитель». Каково название, а?
— И что им инкриминируется?
— Пока ничего. Но дело в том, что сходный по составу наркотик распространялся в Москве пару лет тому назад. Поступал он из Гонконга. Отсюда рыночное название препарата — «китайский белок». Так вот, тогда совместными усилиями наших спецслужб был установлен подпольный завод по производству этого зелья в Гонконге и канал транспортировки вещества в Москву. Младший Висницкий, тот, который предприниматель, и попал тогда в поле зрения наших спецслужб. Есть предположение, что он может быть причастен к этому бизнесу.
— А канал транспортировки был накрыт при участии ныне покойного полковника Саргачева?[3]— спросил Саша, переглянувшись с Грязновым.
— Верно, — откликнулся Костя. — Что, поездку свою в Гонконг вспомнили? — усмехнулся он. — Может быть, еще раз придется съездить. А что касается вводной, это — пожалуйста. Но думаю, что с этой задачей лучше меня справится МУР. Ведь дела, связанные с этим веществом, вела Петровка. Верно, Слава?
— Да какие это дела! — в сердцах воскликнул молчавший до сих пор Грязнов. Молчание явно давалось с трудом моторному Вячеславу, и он зарокотал: — Да какие это дела? Пока состав был неизвестен, мы занимались лишь агентурной разработкой, сами знаете. Ребята из экспертно-криминалистического управления ГУВД несколько месяцев бились, чтобы идентифицировать эту гадость. Только на днях вещество «расшифровали». Так что до сих пор наши действия сводились в основном к отслеживанию каналов распространения. А как эти деятели осторожны — не мне, и не вам говорить. Знаете, порода крыс есть такая, «хлопковые» называются. Они в минуту опасности собственный хвост отгрызают, чтобы не ухватить их было.
— А ты откуда про крыс этих знаешь? — не удержался Турецкий.
— Да я в биологической лаборатории их видел. Очень чувствительная порода. На них много чего испытывают. В том числе и «китайский белок». Я сам и видел: к ней экспериментатор подходит, а она цап себя за хвост — и в угол. А хвост отдельно лежит.
— Фу, какие ты гадости рассказываешь, — поморщился Турецкий.
— Это я для примера. Вот и Фрязин последние месяцы этой оперативкой занимался, — вздохнул Грязнов. — Вот что, — продолжил он. — А не покинуть ли нам этот казенный дом и не продолжить ли разговор в теплой, неформальной обстановке? Официальная часть, насколько я понимаю, закончена?
— Не возражаю, — улыбнулся Меркулов. — В неформальной обстановке ваши буйные головы работают лучше. Вероятно, под воздействием допинга…
— Ну ладно… — обиженно протянули в один голос Слава и Александр.
— Ладно, ладно, — улыбаясь, поднялся из-за стола Меркулов. — Когда твое семейство из солнечной Болгарии возвращается? — спросил он Александра.
— Послезавтра, — улыбнулся тот. — Костя, поехали с нами, — предложил Саша. — Так давно не сиживали вместе. Давай?
— Не могу. Лелечка себя неважно чувствует. Видимо, погода сказывается. Вы поезжайте, а я еще с часок поработаю. И соблюдайте меру, охламоны.
Когда дело касалось здоровья любимой жены замгенпрокурора, Лелечки, уговаривать Костю было бесполезно.
Итак, после похорон Фрязина, грустных поминок (разве бывают веселые?) в доме тихой интеллигентной Володиной мамы, после осмотра лестничной площадки, где над телом Володи какая-то гнусь написала хамское, наглое предостережение всем им, после короткого совещания у Меркулова, — после всего этого они с Грязновым отправились на квартиру к Вячеславу. Правда, сначала попрепирались на тему, в чьем доме устроить разгул. Грязнов предлагал свое жилище, мотивируя тем, что Сашины девочки должны вернуться со дня на день домой и, дескать, негоже встречать жену и дочь в пропитанной запахами табака и алкоголя квартире. Турецкий же возражал, что, если квартира будет иметь стерильный вид, Ирина подумает, что ее благоверный и не жил весь месяц дома, и заподозрит бог весть что. Победили дружба и холостяцкие апартаменты Грязнова.
— Да ты меня слушаешь? — очнулся Саша, услышав грозный окрик приятеля.
— Прости, Слава, задумался что-то, — смутился Турецкий.
— Ну конечно, они, великие сыскари, погрузились в метод дедукции, медитируют, стало быть. Пока мы, простые сыщики, их в курс дела вводим, — надулся Грязнов.
— Обидчивый ты до чего, Славка! Это, наверное, старость. Ну не дуйся, повтори.
— Ладно. Повторяю. Для тех, кто в танке.
— Чего?
— Это присказка такая есть у моряков. У меня в «Глории» морячок отставной работал. От него и пошло. Повторяю для тупых, значит.
Саша рассмеялся.
— Так вот, — продолжил рассказ Грязнов. — История-то жуткая. Из СПБСН [4]выписывают двоих. Один — тот самый мальчик, по фамилии Левченко, что в метро в ногах у уборщицы валялся, в милицию просился. Как он в спецбольницу попал, я подробностей не помню. Что-то натворил во время срочной службы в нашей доблестной армии. Что, впрочем, немудрено. Другой — полный псих. Зовут его — Дмитрий Выжига. Вдохнув сладкий воздух свободы, они запивают. И в тот же день, как только вышли, убивают женщину. Парнишка действует по приказу Выжиги как зомби. Женщина — одинокая алкоголичка. Ее и искать бы никто не стал.
— Какое это имеет отношение к нашему делу? — поморщился Турецкий.
— Непосредственное. Этим убийством Выжига связал парня по рукам и ногам. Дальше они шли вместе. Вот это-то и оказалось нам на руку. Дело в том, что Выжига время от времени промышляет распространением наркоты. И через пару дней после убийства он берет парнишку на операцию по покупке партии наркотика. Как, вероятно, догадывается мой пытливый друг, этим наркотиком является «китайский белок». Суть операции в том, чтобы взять зелье и не расплатиться. Это им удастся. Парнишка сидит в квартире поставщика по прозвищу Доктор как заложник, пока Выжига якобы ездит за деньгами. Потом парнишка сбегает к своему напарнику. Но! Наркотик нужно сбыть. А Москва — город маленький. Короче, в итоге сладкая парочка попадает в засаду. Опять убийства, и парнишка, не выдержав, сдается в милицию.
— И что? — Турецкий, тоже не выдержав длительного повествования, хлопнул рюмку коньяку.
— И то! — последовав примеру товарища, опрокинул свою порцию Грязнов. — Парнишка сдает нам фотографию девушки. Фотографию он украл у поставщика. Девушка — наркокурьер. За ней мы гоняемся уже несколько месяцев. Кроме нескольких фотографий — ничего. Сущая бестия. Ее обслуживает целый парк автомобилей. Она меняет их по нескольку раз на дню. Она меняет автомобили, внешность, явки как перчатки. Куда там Джеймсу Бонде. Так вот, со слов парня, девушка связана с Нино Свимонишвили. Об этом ему трепанул поставщик, тот самый Доктор, пока парень сидел у него дома. На самом деле никакой он не доктор, а санитар в одной из психбольниц. Там когда-то и познакомился с Выжигой этим.
— А где сам поставщик? Ну, Доктор?
— В морге. Я же говорю — хлопковые крысы. Парнишка видел, как изуродованного Доктора привезли на квартиру, где была засада. А когда наши ребята приехали на эту хату, к двум трупам, оставленным Выжигой, прибавился третий. Слушай дальше. Вследствие бдительности нашей свободной прессы — хоть изредка от нее бывает какая-то польза! — парнишка в тот же вечер со станции метро «Алтуфьевская» попадает на Петровку. Фотография девушки, нам известна только ее кличка — Тото, попадает к Володе Фрязину. У Фрязина на тот же вечер намечена операция в казино «Терек», он берет фотографию с собой. Владелица казино — Нина Свимонишвили, жена младшего Висницкого. Там обнаруживается крупная партия «китайского белка». В пункте обмена валюты. Девушка-оператор — мертва. Представитель банка, Гнездин, устроивший ее на работу, застрелен той же ночью в собственной квартире. Между прочим, после допроса, проведенного Фрязиным. Причем тем же способом, каким убит и Володя, — единственный выстрел прямо в глаз. Володя допрашивал и госпожу Свимонишвили. И, как говорит Коля Емельянов, возвращавшийся домой вместе с Фрязиным, Володя был очень оживлен и рассказал ему, что показал фотографию Тото Нине Свимонишвили и готов поклясться, что она знакома с этой девушкой. Более того, они очень похожи.
— А вы что, раньше этого не замечали? Ты говоришь, у вас есть несколько фотографий этой барышни.
— Да, есть. И ни одна из них не похожа на другую. Приедешь к нам на Петровку, посмотришь. Дальше — этой же ночью, вернее, утром убит Фрязин. Фотографии Тото при нем не обнаружили. Хотя он показывал ее Емельянову в машине. Следовательно, можно предполагать причастность Свимонишвили к убийству. — Грязнов перевел дух, затянулся сигаретой. — Акты экспертиз будут в понедельник. Послезавтра, — закончил он.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Часть первая 3 страница | | | Часть первая 5 страница |