Всюду кровь 1 страница

Джулия вошла в дом Андреа уже двадцать шестого октября. В половине первого. Вошла тихонько, но могла бы и не стараться, потому что услышала музыку: играл портативный радиоприемник Анди. «Стэпл сингерс» надирали всем задницу песней «Выбери правильную церковь». Горас вышел в прихожую, чтобы поприветствовать ее, виляя задом и улыбаясь чуть безумной улыбкой, на какую, похоже, способны только корги. Расставил лапы, наклонил голову, и она почесала его за ушами, где находились самые чувствительные местечки.

Андреа сидела на диване, пила чай.

— Извини за музыку. — Она приглушила звук. — Не могла заснуть.

— Это твой дом, дорогая. А для ХНВ это просто рок-н-ролл.

Анди улыбнулась:

— Знаешь, под вечер пошел сплошь ускоренный госпел. У меня такое ощущение, будто я сорвала банк. Как прошла встреча?

— Хорошо. — Джулия села.

— Хочешь об этом поговорить?

— Тебе незачем тревожиться. Сосредоточься на собственном самочувствии. И знаешь что? Ты выглядишь лучше.

Она сказала правду. Лицо Анди оставалось бледным, заметно осунулось, но черные мешки под глазами поблекли, а в глазах заблестели искорки.

— Спасибо за добрые слова.

— Горас вел себя хорошо?

— Более чем. Мы поиграли в мяч, а потом немного поспали. Если я выгляжу лучше, то, вероятно, по этой причине. Дневной сон всегда девушкам к лицу.

— Как твоя спина?

Андреа улыбнулась. Многозначительной улыбкой, лишь с чуточкой веселья.

— Не так чтобы плохо. Едва дает о себе знать, даже когда я нагибаюсь. И знаешь, что я думаю?

Джулия покачала головой.

— Я думаю, когда дело касается наркотиков, тело и мозг сотрудничают. Если мозгу нужны наркотики, тело ему помогает. Говорит: «Не волнуйся, не чувствуй себя виноватым, все в порядке, мне действительно больно». Это не ипохондрия в чистом виде, я не об этом, не все так просто. Но… — Она замолчала, глаза затуманились, словно мысленно Андреа перенеслась совсем в другое место.

В какое? — задалась вопросом Джулия.

— Человеческая природа может нацеливаться на уничтожение. Скажи мне, ты когда-нибудь воспринимала город как тело?

— Да, — без раздумий ответила Джулия.

— Может оно говорить «больно», чтобы мозг принял наркотики, которых так жаждет тело?

Джулия подумала, потом кивнула:

— Да.

— И в данный момент Большой Джим Ренни — мозг города, так?

— Да, дорогая. Я бы сказала, что да.

Андреа сидела на диване, наклонив голову. Потом выключила маленький приемник и встала:

— Думаю, я пойду спать. И знаешь, мне кажется, что я действительно сумею заснуть.

— Это хорошо, — кивнула Джулия, а потом вроде бы без всякой на то причины спросила: — Анди, пока меня не было, что-то произошло?

На лице Андреа отразилось удивление.

— Да, конечно. Мы с Горасом поиграли в мяч. — Она наклонилась, не поморщившись от боли. — Неделю назад сказала бы, что никогда в жизни такого не сделать. — И протянула руку. Горас подошел и опустил голову, чтобы его погладили. — Он так здорово ловит мяч.

В спальне Андреа села на кровать, взяла распечатку документов из папки «ВЕЙДЕР» и начала читать вновь. На этот раз более внимательно. Убрала листы в конверт из плотной бумаги чуть ли не в два часа ночи. Конверт положила в ящик прикроватной тумбочки, в котором уже лежал револьвер тридцать восьмого калибра. Двумя годами раньше револьвер подарил ей на день рождения ее брат Дуглас. Она ужаснулась, но Дуги настоял на своем, говоря, что женщина, которая живет одна, нуждается в защите.

Теперь Анди достала револьвер, откинула цилиндр, проверила патроны. Гнездо, которое находилось под ударником в момент нажатия на спусковой крючок, пустовало, как рекомендовал Твитч. Остальные пять заполняли патроны. Запасные лежали на верхней полке стенного шкафа, но ей не дали бы шанса перезарядить револьвер. Маленькая армия копов уложила бы ее.

Но если она не сможет убить Ренни пятью выстрелами, наверное, ей не стоит и жить.

— В конце концов, — пробормотала Андреа, вернув револьвер в ящик, — для чего я избавлялась от наркотической зависимости? — Ответ пришел четкий и ясный, потому что окси больше не туманил разум: чтобы рука не дрожала и могла навести оружие точно на цель. — Именно для этого. — Она кивнула и выключила свет.

Через пять минут Андреа крепко спала.

Младший не спал. Сидел у окна больничной палаты на единственном стуле, наблюдал, как странная розовая луна высвечивает темное пятно на Куполе, которого он раньше не видел. Размером побольше и располагавшееся гораздо выше другого пятна, того, что осталось после неудачного ракетного удара. Пока он лежал без сознания, предпринималась еще одна попытка пробить Купол? Младший не знал, да его это и не волновало. Главное заключалось в том, что Купол стоял на прежнем месте. Если б не стоял, город сверкал бы, как Вегас, а улицы наводнили бы солдаты. Нет, тут и там светились огни, показывая, где живут твердолобые полуночники, но по большей части Честерс-Милл спал. И хорошо, потому что ему, Младшему, было о чем подумать и не хотелось, чтобы его отвлекали.

Подумать о Ба-а-арби и его друзьях.

Голова у Младшего не болела, когда он сидел у окна, и память вернулась, но молодой Ренни уже отдавал себе отчет, что тяжело болен. Подозрительная слабость ощущалась во всей левой половине тела, и иногда слюна самопроизвольно вытекала из левого уголка рта. А если он вытирал ее левой рукой, то иногда чувствовал прикосновение кожи к коже, а иногда нет. Кроме того, черное пятно, формой похожее на замочную скважину и довольно большое, плавало в левой половине поля зрения. Словно в левом глазу что-то оборвалось. И наверное, так оно и было.

Младший помнил бешенство, которое охватило его в День Купола. Помнил, как преследовал Энджи по коридору на кухню, как бросил ее на холодильник, как ударил коленом в лицо. Он помнил звук, который при этом раздался, словно под его коленом фарфоровое блюдо разбилось где-то за ее глазами. То бешенство уже ушло. Его место заняла более ровная ярость, растекавшаяся по всему телу из какого-то бездонного источника, находившегося у него в голове, ключа, который одновременно леденил и очищал.

Старый козел, которого они с Френки поставили на место у Честерского пруда, приходил вечером, чтобы осмотреть его.

Корчил из себя профессионала, померил температуру и давление, спросил, болит ли голова, даже проверил коленные рефлексы маленьким, обтянутым резиной молоточком. Потом, после его ухода, Младший услышал разговор и смех. Упоминалось имя Барби. Младший подкрался к двери.

Увидел старого козла и одну из юных медсестричек, симпатичную итальяшку по фамилии Буффало или похожую на Буффало. Старый козел расстегнул ей блузку и лапал сиськи. Она расстегнула ему ширинку и гоняла шкурку. Их окружал ядовито-зеленый свет.

«Младший и его друг избили меня, — жаловался старый козел, — но теперь его друг мертв, и скоро он тоже умрет. Приказ Барби».

«Мне нравится сосать конец Барби, как мятный леденец», — ответила Буффало, и старый козел сказал, что ему тоже это нравится.

Потом, после того как Младший моргнул, те двое уже шли по коридору. Ни зеленой ауры, ни шаловливых ручонок. Может, это была галлюцинация. Но может, и нет. Одно сомнений не вызывало: они все заодно. В одной команде с Ба-а-арби. Тот в тюрьме, но это временно. Вероятно, чтобы вызвать к себе сочувствие. Составная часть пла-а-ана Ба-а-арби. Плюс, он думал, в тюрьме Младшему до него не добраться.

— В этом он ошибается, — прошептал Младший, сидя у окна, глядя в ночь глазами, которые теперь подводили его. — Ошибается.

Младший теперь точно знал, что с ним произошло: осознание пришло вспышкой, логичность вывода не вызывала сомнений. Отравление таллием, как у того русского в Англии. Армейские жетоны Барби покрывала пыль таллия, Младший прикасался к ним и теперь умирает. А раз отец послал его в квартиру Барби, значит, он тоже причастен к отравлению сына. Отец — еще один из Барбиевых… как называют таких людей?..

— Миньонов, — прошептал Младший. — Всего лишь один из филе-миньонов Барби.

Как только он об этом подумал — как только его разум очистился, — все встало на свои места. Отец хотел заткнуть ему рот, чтобы он никому не рассказал ни о Коггинсе, ни о Перкинс. Отсюда — отравление таллием. Все складывалось.

Снаружи, за лужайкой, волк пересекал автомобильную стоянку. На лужайке две обнаженные женщины лежали в позиции 69. «Шестьдесят девять для двух девок», — мальчишками кричали они с Френки, если видели двух девушек, шагающих вместе, не зная, о чем речь, зная только, что это грубо. Одна из щелколизок выглядела как Сэмми Буши. Медсестра — ее звали Джинни — сказала Младшему, что Сэмми умерла, то есть соврала, а значит, и у Джинни рыльце в пушку и она заодно с Ба-а-арби.

А оставался ли в городе хоть один человек, который не был заодно с ним? Кто наверняка не входил в число его сторонников?

Да, осознал Младший, таких даже не один, а двое. Дети, которых они с Френки нашли около пруда, Элис и Эйден Эпплтон. Он помнил их затравленные глазки, помнил, как девочка обняла его, когда Младший взял ее на руки. Когда он сказал ей, что теперь она в безопасности, Элис спросила: «Ты обещаешь?» — Младший ответил «да». И это обещание сразу подняло ему настроение. А от доверчивости прижимающейся к нему девочки на душе стало легче.

Тут Младший и принял внезапное решение: он убьет Дейла Барбару. А если какие-то люди встанут у него на пути, он убьет и их. Потом найдет своего отца и убьет его… о чем Младший мечтал долгие годы, но только сейчас признался себе, как ему этого хотелось.

После разыщет Эйдена и Элис. А тех, кто попытается помешать ему в этом, он тоже убьет. Отвезет детей к Честерскому пруду и станет о них заботиться. Будет выполнять обещание, которое дал Элис. И пока будет выполнять, не умрет. Бог не позволит ему умереть от отравления таллием, пока он будет заботиться об этих детях.

Теперь Энджи Маккейн и Доди Сандерс в танце пересекали автомобильную стоянку, одетые в короткие юбочки участниц группы поддержки и спортивные майки с большими «ДК» — что означало «Дикие коты» — на груди. Они заметили, что Младший смотрит на них, и начали вертеть бедрами и задирать юбки. Их расползающиеся, разлагающиеся лица покачивались из стороны в сторону, вверх-вниз. Они скандировали: «Дверь кладовой открывай! И конец свой доставай! Вперед, ЗА КОМАНДУ!»

Младший закрыл глаза. Открыл. Его подружки исчезли. Опять галлюцинация, как и волк на автомобильной стоянке. А вот девушки в позиции 69, наверно, были на самом деле.

Может, детей не стоит везти к пруду? Может, лучше он привезет их в кладовую дома Маккейнов? Это ближе. Еды предостаточно.

И разумеется, там темно.

— Я позабочусь о вас, детки, — прошептал Младший. — Со мной вы будете в безопасности. Как только Барби умрет, весь заговор рухнет.

Вскоре он привалился лбом к стеклу, а потом заснул.

Генриетта Клавар только ушибла зад, не сломала, но болело ужасно. Впрочем, она уже знала, что в восемьдесят четыре года, если что-то болит, то обязательно ужасно. И поначалу Генриетта решила, что именно боль в заду разбудила ее на рассвете этого четверга. Но таблетка тайленола, которую она приняла в три утра, вроде бы еще действовала. Кроме того, Генриетта нашла специальное кольцо покойного мужа (Джон Клавар страдал от геморроя), и оно очень даже помогло. Нет, причина пробуждения заключалась в другом, и вскоре она поняла, в чем дело.

Выл Бадди, ирландский сеттер Фрименов. Самая воспитанная собака на Бэтл-стрит, короткой улочке, отходящей от Кэтрин-Рассел-драйв, Бадди никогда раньше не выл. Опять же стих генератор Фрименов. Генриетта подумала, что проснулась именно поэтому, а не от собачьего воя. Конечно же, именно урчание генератора убаюкало ее вчера вечером. Генератор Фрименов не грохотал, не ревел, не выбрасывал в воздух облака сизого дыма. Его монотонное, не такое уж громкое урчание успокаивало. Генриетта полагала, что такой генератор стоил больших денег, но Фримены могли себе его позволить. Уиллу принадлежал салон «Тойоты», который в свое время хотел заполучить Большой Джим Ренни, и, хотя для продавцов автомобилей времена наступили тяжелые, Уилл являл собой исключение из общего правила. Только в прошлом году он и Лу добавили к дому симпатичную пристройку.

Но этот вой. Собаку, похоже, мучила боль. И такие милые люди, как Фримены, должны были сразу откликнуться на жалобы их любимца… так почему не откликались?

Генриетта выбралась из кровати (чуть поморщилась, когда зад расставался с уютной серединой поролонового пончика) и подошла к окну. Двухуровневый дом Фрименов лежал как на ладони, пусть и в серо-тусклом свете, а не ярком и чистом, обычном для раннего утра в конце октября. У окна Бадди она слышала еще лучше, но не увидела, чтобы у Фрименов кто-нибудь двигался. Дом стоял совершенно темный, ни в одном окне не горела даже лампа Коулмана. Она могла бы предположить, что хозяева куда-то уехали, но оба автомобиля стояли на подъездной дорожке. Да и куда они могли поехать?

Бадди продолжал выть.

Генриетта надела халат и шлепанцы, вышла из дому. Уже добралась до тротуара, когда рядом остановилась машина. Дуглас Твитчел, несомненно, по пути в больницу. От недосыпания у него припухли глаза, а в руке, вылезая из кабины, он держал вощеный стакан с логотипом «Эглантерии»: чтобы не терять времени, кофе захватил с собой.

— Вы в порядке, миссис Клавар?

— Что-то не так у Фрименов. Ты слышишь?

— Да.

— Вот и они должны. Их автомобили на месте, так почему Фримены это не прекратят?

— Я посмотрю. — Твитч глотнул кофе, потом поставил стакан на капот своей машины. — Вы оставайтесь здесь.

— Чушь! — отмахнулась Генриетта.

Они прошли по тротуару ярдов двадцать, свернули на подъездную дорожку Фрименов. Собака выла и выла. От этого звука по коже Генриетты побежали холодные мурашки, хотя утро выдалось теплым.

— Воздух очень плохой, — пожаловалась она. — Так он пах в Рамфорде, когда я только вышла замуж и бумажные комбинаты еще работали. Для людей он вреден.

Твитч что-то пробурчал и нажал на кнопку звонка Фрименов. Не вызвав ответной реакции, постучал в дверь, потом забарабанил.

— Посмотри: может, не заперто, — предложила Генриетта.

— Не знаю, удобно ли, миссис…

— Да перестань. — Генриетта протолкнулась мимо него и взялась за ручку. Она повернулась. Генриетта открыла дверь. В доме царила тишина. Комната пряталась в густых утренних тенях. — Уилл?! Лу?! Вы здесь?

Никто не ответил, только собака продолжала выть.

— Собака, похоже, во дворе, — сказал Твитч.

Короткий путь туда лежал через дом, но у них не возникло желания им воспользоваться, поэтому они вернулись на подъездную дорожку, а потом прошли по выложенной плитками тропе между домом и гаражом, где Уилл держал не автомобили, а свои игрушки: два снегохода, квадроцикл, внедорожный мотоцикл «ямаха», хондовский мотоцикл «голд уинг».

Двор Фрименов окружал высокий, глухой забор. Мощеная тропка упиралась в калитку. Твитч открыл ее, и тут же в него врезались семьдесят фунтов испуганного ирландского сеттера. Твитч вскрикнул от неожиданности, поднял руки, но собака и не пыталась укусить его: Бадди радовался спасению. Поставив передние лапы на последнюю чистую блузу Твитча и вымазав ее грязью, он принялся лизать лицо медбрата.

— Прекрати! — закричал Твитч. Оттолкнул Бадди, который приземлился на все четыре лапы, но тут же поднялся на задние, передними оставил новые отметины на блузе, а розовый язык вновь прошелся по щекам Твитча.

— Бадди, сидеть! — скомандовала Генриетта, и сеттер тут же сел, переводя взгляд с нее на Твитча и обратно, продолжая выть. Под ним начала растекаться лужа мочи.

— Миссис Клавар, это не к добру.

— Не к добру.

— Может, вам лучше остаться с со…

Генриетта фыркнула и решительно прошла во двор Фрименов, так что Твитчу пришлось ее догонять. Бадди плелся за ними, опустив голову, поджав хвост и подвывая.

Они вышли на вымощенный каменными плитами внутренний дворик, где стояла жаровня, аккуратно накрытая куском зеленого брезента с надписью: «КУХНЯ ЗАКРЫТА». За жаровней, на границе лужайки, стояла платформа из красного дерева. На ней было установлено джакузи. Твитч предположил, что высокий глухой забор служил для одной цели: чтобы Фримены могли купаться голыми, возможно, даже перепихнуться в джакузи, если возникало такое желание.

Уилл и Лу и сейчас сидели в ванне, да только дни, когда они могли перепихнуться, остались в прошлом. На головы у них были надеты полиэтиленовые мешки, завязанные на шее то ли шпагатом, то ли резинками. Мешки изнутри запотели, но не настолько, чтобы Твитч не увидел полиловевшие лица Фрименов. Рядом с бренными останками Уилла и Лу, на столике из красного дерева, стояли бутылка виски и маленький пузырек из-под таблеток.

— Стоп! — вырвалось у Твитча. Он не знал, говорит ли это себе или миссис Клавар, а может, Бадди, который опять тоскливо взвыл. К кому он точно не мог обратиться, так это к Фрименам.

Генриетта не остановилась. Подошла к платформе, поднялась по двум ступенькам с прямой, как у солдата, спиной, посмотрела на изменившиеся лица ее милых соседей (и совершенно нормальных людей), на бутылку виски (увидела, что это «Гленливет», то есть вкус не изменил им до самого конца), потом взяла пузырек с этикеткой «Городского аптечного магазина Сандерса».

— Амбиен или лунеста? — спросил Твитч осипшим голосом.

— Амбиен. — Голос Генриетты, пусть во рту и горле пересохло, звучал почти нормально. — Ее. Хотя, как я понимаю, в последнюю ночь снотворным она поделилась.

— Записка?

— Здесь нет. Может, в доме.

Но записки не нашлось, во всяком случае, на виду она не лежала, и они не могли придумать причину, по которой кому-то могло прийти в голову спрятать предсмертную записку. Бадди следовал за ними из комнаты в комнату, теперь уже не выл, а тихонько подвывал глубоко в горле.

— Пожалуй, возьму его к себе, — решила Генриетта.

— Вам придется. В больницу я его отвезти не могу. Я позвоню Стюарту Боуи, чтобы он приехал и забрал… их. — Он ткнул большим пальцем куда-то за плечо. Желудок у него ходил ходуном, но самое плохое заключалось в другом: накатила депрессия, бросив густую тень на его обычно солнечную душу.

— Не понимаю, почему они это сделали. — Генриетта покачала головой. — Если бы мы прожили под Куполом год… или даже месяц… да, возможно. Но меньше чем за неделю? Нет, психически здоровые люди так на беду не реагируют.

Твитч подумал, что он понимает мотивы Фрименов, но Генриетте говорить не стал: они могли прожить под Куполом месяц. Могли прожить год. Может, и дольше. Без дождя, с истощающимися ресурсами, со становящимся все более грязным воздухом. Если страна — лидер мирового научно-технического прогресса — за прошедшее время не смогла понять, что происходит с Честерс-Миллом, не говоря уж о том, чтобы подступиться к решению проблемы, скорого освобождения не случится. Уилл Фримен, вероятно, это понял. А может, идея принадлежала Лу. Может, когда генератор сдох, она сказала: «Дорогой, давай сделаем это, пока в джакузи не остыла вода. Давай выберемся из-под Купола, пока у нас полные желудки. Что скажешь? Еще разок купнемся и пропустим несколько стаканчиков на дорожку».

— Может, самолет стал последней каплей, — предположил Твитч. — «Эр Айленд», который вчера врезался в Купол.

Генриетта ответила не словами. Отхаркнулась и выплюнула харкотину в кухонную раковину. Таким шокирующим способом выказала свое осуждение. Потом они вышли из дома.

— Многие поступят так же, да? — предположила она, когда они подошли к концу подъездной дорожки. — Потому что вирус самоубийства иногда попадает в воздух. Как простуда.

— Некоторые уже поступили. — Твитч не знал: безболезненно ли самоубийство, как говорилось в одной песне, но при определенных обстоятельствах оно становилось заразным. И возможно, очень заразным, если ситуация оставалась неопределенной, а воздух пах так отвратительно, как в это безветренное, неестественно теплое утро.

— Самоубийцы — трусы, — уверенно заявила Генриетта. — Это правило без исключений, Дуглас.

Твитч, отец которого долго и мучительно умирал от рака желудка, сомневался в правоте данного утверждения, но ничего не сказал.

Генриетта наклонилась к Бадди, уперев руки в костлявые колени. Сеттер поднял голову, чтобы обнюхать ее.

— Пошли в соседний дом, мой пушистый друг. У меня есть три яйца. Может, ты их съешь, пока они не испортились. — Она зашагала к своему дому, потом обернулась, посмотрела на Твитча и отчеканила: — Они — трусы.

Джим Ренни выписался из «Кэтрин Рассел», хорошо выспался в собственной постели и проснулся свежим и бодрым. И хотя он никому бы в этом не признался, отчасти его крепкий сон объяснялся отсутствием в доме Младшего.

И теперь, в восемь утра, его черный «хаммер» стоял неподалеку от ресторана Роуз (перед гидрантом, но что с того — в настоящее время пожарная часть в городе временно отсутствовала). Он завтракал с Питером Рэндолфом, Мелом Сирлсом, Фредди Дентоном и Картером Тибодо. Картер все больше входил в роль правой руки Большого Джима. Теперь он носил два пистолета: собственный на бедре и недавно конфискованный («беретту-торус» Линды) — в плечевой кобуре.

Квартет занял базарный стол, без зазрения совести разогнав завсегдатаев. Роуз к ним не подходила; послала обслуживать их Энсона.

Большой Джим заказал глазунью из трех яиц, две сосиски и гренок, поджаренный в свином жире, как это делала его мать. Он знал, что должен снизить потребление холестерина, но чувствовал, что сегодня ему потребуется вся энергия, которой сумеет запастись. Если на то пошло, не только сегодня — несколько следующих дней. Потом все будет под контролем, и у него появится возможность разобраться с холестерином (эту сказочку он рассказывал себе уже лет десять).

— Где Боуи? — спросил он Картера. — Эти трехнутые Боуи нужны мне здесь, так где они?

— Им пришлось поехать на Бэтл-стрит. Мистер и миссис Фримены покончили с собой.

— Этот гребаный бабай наложил на себя руки?! — воскликнул Большой Джим. Несколько посетителей — в основном они сидели за стойкой, смотрели Си-эн-эн — повернулись к нему, потом вновь уставились в телевизор. — Что ж, я не удивлен! — Он подумал, что теперь салон «Тойоты» сам плывет ему в руки… но кому нужен этот салон? Ренни мог ухватить добычу и побольше — целый город. Он уже начал набрасывать перечень приказов, о которых собирался объявить, получив исполнительную власть. Сегодня вечером, на общегородском собрании. И между прочим, он давно уже ненавидел этого самодовольного щучьего сына и его сисястую жену-ведьму.

— Парни, он и Лу завтракают на Небесах. — Ренни помолчал, потом вдруг расхохотался. Политически некорректно, но ничего не мог с собой поделать. — В столовой для слуг, я в этом не сомневаюсь.

— Пока Боуи там находились, — продолжил Картер, — к ним поступил другой вызов. С фермы Динсмора. Еще одно самоубийство.

— Кто? — спросил Рэндолф. — Олден?

— Нет. Его жена Шелли.

Об этом как раз стоило пожалеть.

— Давайте на минуту склоним головы, — предложил Большой Джим и вытянул руки. Картер взялся за одну, Мел Сирлс — за другую, Рэндолф и Дентон замкнули круг.

— Господи, пожалуйстаблагословиихбедныедуши, воимяиисусааминь. — Большой Джим поднял голову. — Теперь о деле, Пит.

Рэндолф достал блокнот. Картер еще раньше положил свой у тарелки; Большому Джиму этот парень нравился все больше и больше.

— Я нашел пропавший пропан, — объявил Ренни. — Он на ХНВ.

— Господи! — вырвалось у Рэндолфа. — Мы должны отправить туда грузовики, чтобы вывезти его!

— Да, но не сегодня. Завтра, когда все будут общаться с родственниками. Я уже начал над этим работать. Поедут братья Боуи и Роджер, но нам понадобятся и несколько полицейских. Фред и Мел. Плюс, по моему разумению, еще четверо или пятеро. Не ты, Картер, я хочу, чтобы ты оставался со мной.

— Зачем тебе понадобились полицейские, если надо вывезти несколько контейнеров с пропаном? — спросил Рэндолф.

— Видишь ли, — Джим подобрал желток куском гренка, — все опять возвращается к нашему другу Барбаре и его планам дестабилизировать обстановку в городе. На радиостанции двое вооруженных людей, и, похоже, они охраняют что-то вроде лаборатории по производству наркотиков. Я думаю, Барбара все здесь подготовил задолго до того, как сам появился в нашем городе. Очень уж тщательно все спланировано. Один из нынешних охранников — Филип Буши.

— Этот лузер, — пробурчал Рэндолф.

— Второй, как ни грустно об этом говорить, Энди Сандерс.

Рэндолф подцеплял соломинку картофеля фри и от неожиданности выронил вилку, которая запрыгала по столу.

— Энди?!

— Печально, но факт. Барбара завербовал его. Я это знаю наверняка, но не спрашивайте, кто мне сказал. Тот человек настаивает на анонимности. — Большой Джим вздохнул, потом сунул в рот кусок вымазанного желтком гренка. Святый Боже, ну до чего хорошо он чувствовал себя этим утром! — Как я понимаю, Энди нуждался в деньгах. Банк уже собирался закрыть его магазин. В бизнесе он мало что смыслил.

— Как и в управлении городом, — добавил Фред Дентон.

Обычно Большой Джим не любил, когда нижестоящие прерывали его, но сегодня ему нравилось все.

— К сожалению, это правда. — Потом наклонился над столом, насколько позволял толстый живот. — Он и Буши обстреляли один из грузовиков, которые я вчера отправил за пропаном. Пробили передние колеса. Эти ёханые бабаи опасны.

— Наркоманы и с оружием, — кивнул Рэндолф. — Кошмар правоохранительных органов. Люди, которые поедут туда, должны надеть бронежилеты.

— Дельная мысль.

— И я не могу гарантировать безопасности Энди.

— Господь любит тебя, я это знаю. Сделай то, что должен. Нам нужен пропан. Город без него не может, и вечером я собираюсь объявить на общегородском собрании, что мы нашли его запасы.

— Вы уверены, что я не могу поехать туда, мистер Ренни? — спросил Картер.

— Я знаю, тебя это огорчает, но я хочу, чтобы завтра ты сопровождал меня. Туда, где они собираются устроить День встреч. Думаю, и Рэндолф тоже. Кто-то должен координировать это дело, иначе получится полная мутня. Мы должны приложить все силы к тому, чтобы люди не затоптали друг друга. Хотя некоторых все равно затопчут, потому что народ не умеет себя вести. Скажи Твитчелу, чтобы он подогнал туда «скорую».

Картер это записал.

И пока записывал, Большой Джим повернулся к Рэндолфу. На его лице читалась печаль.

— Очень мне не хочется этого говорить, Пит, но мой информатор предполагает, что Младший, возможно, тоже связан с той нарколабораторией.

— Младший? — переспросил Мел. — Нет, только не Младший.

Большой Джим кивнул и вытер сухой глаз ладонью.

— И мне в это трудно поверить. Я не хочу в это верить, но вы знаете, что он в больнице?

Все кивнули.

— Передозировка наркотиков, — прошептал Ренни, еще сильнее наклоняясь над столом. — И похоже, это самое вероятное объяснение того, что с ним в последнее время творится. — Он выпрямился и сосредоточился на Дентоне: — Не пытайтесь попасть туда по основной дороге, охранники будут этого ждать. Примерно в миле к востоку от радиостанции есть проселочная дорога…

— Я ее знаю, — перебил его Фредди. — Там находится участок леса, когда-то принадлежавший Сэму Вердро, но потом он отошел банку. Я думаю, теперь эта земля церкви Святого Искупителя.

Большой Джим улыбнулся и кивнул, хотя на самом деле земля принадлежала невадской корпорации, в которой он занимал пост президента.

— Поезжайте этим путем и зайдите на радиостанцию с тыла. Лес там старый, думаю, вы проедете без труда.

Зазвонил мобильник Большого Джима. Он посмотрел на дисплей, уже решил перевести звонок в голосовую почту, но потом подумал: «А почему нет?» В такое утро приятно послушать, как Кокс будет что-то доказывать с пеной у рта.

— Ренни слушает. Чего вы хотите, полковник Кокс? — Он послушал, и улыбка начала увядать. — Откуда мне знать, что вы говорите правду? — Он послушал еще и закончил разговор, не попрощавшись. Посидел, нахмурившись, переваривая полученную информацию. Поднял голову и повернулся к Рэндолфу: — У нас есть счетчик Гейгера? Может, в атомном убежище?

— Понятия не имею. Эл Тиммонс, возможно, знает.

— Найди его, и пусть проверит.

— Это так важно? — спросил Рэндолф, и одновременно задал вопрос Картер:

— Это радиация, босс?

— Волноваться не о чем, — ответил Большой Джим. — Как сказал бы Младший, он всего лишь пытается выбить меня из колеи. Я в этом уверен. Но узнай насчет счетчика Гейгера. Если он у нас есть и работает — принеси его мне.

— Хорошо. — На лице Рэндолфа отражался испуг.

Большой Джим уже жалел, что не перевел звонок в голосовую почту и заговорил о счетчике. Сирлс наверняка разболтает, пойдут слухи. Черт, и Рэндолф мог трепануть. А ведь, возможно, ничего страшного нет, просто этот меднолобый ёханый бабай пытался испортить хороший день. Возможно, самый важный день в его жизни.

Фредди Дентон по крайней мере не собирался отклоняться от главной темы:

— И когда мы должны напасть на радиостанцию, мистер Ренни?

Большой Джим прокрутил в голове все, что знал о Дне встреч, потом улыбнулся. Искренне и радостно, обнажив мелкие зубы.

Дата добавления: 2015-09-02