|
Читайте также: |
Он берет пакет с молоком и наливает себе немного. Он делает несколько больших глотков, и спокойно ставит стакан на стол «Не переводи стрелки на меня, Лиа. Мы говорим о тебе»
На его лице залегли морщины разочарования. Его глаза покраснели из-за долгих, бессонных ночей, слишком многих ошибок и дефективной дочери. Легче сопротивляться
когда он кричит.
«Я хотел бы понять, что с тобой творится» он снова играет с волшебной палочкой, но в этот раз не смотрит на блестки «Чего ты боишься?»
Карусель вращается в моей голове, вращается так быстро все, что я могу видеть, желтые как мед, красные как земляника, виноградно-зеленые вспышки, проносящиеся мимо моих глаз. Я никогда не должна была переезжать сюда, но мне больше некуда пойти.
«Пожалуйста, Лиа» его голос переходит на шепот «Пожалуйста, поешь»
Карусель разлетается на сотни осколков, превращаясь в разноцветных мух, заполняющих мою голову. Я беру сандвич с го тарелки и засовываю в рот.
«Это то, чего ты хотел?!» кричу я «Это то? Смотри, Лиа, Лиа ест!!!» я жую, крича на него, из-за чего арахисовое масло и хлеб едва не вываливаются с моего рта. «Теперь ты счастлив?!!!»
Он зовет меня, когда я выбегаю из комнаты. Но он не идет за мной»
047.00
Я включаю обогреватель в комнате на самую высшую отметку, включаю динамики, устанавливая самый высокий, из возможных звуков. Музыка сжижает воздух, и бумаги слетают с моего стола. Я заползаю на кровать, но матрац наполнен камнями и ракушками, он не может быть удобным. Я открываюсь книги, но истории все заперты, и я не знаю
волшебных слов.
ЧтоПочемуКогдаКакГде? ЧтоПочемуКогдаКакГде? ЧтоПочемуКогдаКакГде?
Чего я боюсь?! Почему мне не может стать хоть немного легче? Почему я такая, какая я есть? Почему я до этого докатилась?
Может мама глотала колеса, когда была беременна. Мама ведь проходила интернатуру, и не спала девять месяцев, потому, возможно, я была ребенком с переизбытком кофеина уже при рождении? Или профессор Овербрук курил травку и употреблял экспериментальные колеса, когда трахал маму и кончил в нее своей спермой, полной мутировавших сперматозоидов? Кто знает.
Я чищу свои полки и подоконники, спускаюсь вниз за пылесосом, наливаю себе стакан воды с кубиками льда (профессор Овербрук пытается говорить со мной, плохо, что он не существует, у меня нет матери и отца, у меня есть просто белое пространство, в котором я
живу), и коробка с мешками для мусора.
Когда ковер пропылесосен дочиста, я открываю коробки со всем тем хламом, который я привезла с дома мамочки, и выбрасываю все это в мусорные пакеты. Даже не смотря на эти вещи. Не слушая свои пальцы, говорящие мне, что это кукла, то – цепочка, а это книга в мягкой обложке, там – коллекция монет. Я прожевываю лед между зубов и глотаю осколки. Все в мусор.
Профессор Овербрук входит, когда я выбрасываю третий мешок. Я смотрю, как его рот приоткрывается. Он протягивает мне чашку свежеприготовленного мятного чая и тарелку уродливо печенья Дженнифер, перемороженного, того самого, купленного для распродажи выпечки. Он уезжает в офис, за какими-то материалами, забытыми им.
После того, как он уходит, я крошу печенье в туалет и смываю. Я засовываю немного сумасшедших цветных конфеток в рот и запиваю водой со льдом. Чтобы избавится от них, я качаю пресс около пятисот раз –
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Даже если это причиняет мне боль. Особенно если это причиняет мне боль.
Отвратительная Лиа звонит в мотель. Отвратительная Лиа говорит Чарли, который отвечает на звонки, что если он не позовет к телефону Элайджа, она позвонит в полицию, и скажет, что он, Чарли, домогался до нее.
«Подожди» говорит он.
Пока я жду, я обдираю лак с ногтей. Доктор Кретин-Паркер говорит, что когда я грущу, я на самом деле зла, а когда я зла - это значит, что я напугана. Я не могу поверить, что она получает деньги за такие вот дерьмовые разговоры. Мне интересно, что она скажет, если я начну войну и повышибаю все окна в этом доме, что же это будет значить на самом деле?
Элайджа наконец берет трубку.
«Что случилось?»
Лиа: Мне нужно с тобой поговорить. Элайджа: Сегодня ты Лиа или Эмма?
Лиа: Ты тоже врешь все время. Элайджа: Это плохая привычка. Лиа: Прости. Я прошу прощения. Элайджа: Не беспокойся.
Лиа: Мы снова друзья? Элайджа: Я думаю, да.
Лиа: Хорошо. Как твоя машина?
Элайджа: Она будет готова к тому времени, когда Чарли закроется на зиму. Лиа: Куда ты поедешь?
Элайджа: Оксфорд, Миссисипи. Может быть. А может быть, вернусь в Мехико, мне нравилось там. (Он закрывает трубку и говорит Чарли) Я должен идти. У моего босса странное представление о работе. Он считает, что должен платить мне только за те часы, когда я что-то делаю.
Лиа: Нет, подожди! У меня есть вопрос. Элайджа: Жду.
Лиа: Ты говорил, что ты первый увидел тело Кейси, да? Элайджа: Это не вопрос, но да.
Лиа: На кладбище ты спросил меня, почему я не ответила, когда она звонила. Откуда ты знал, что она звонила мне?
Элайджа молчит. Лиа: Ты еще тут? Эй?
Элайджа: Мы можем поговорить об этом позже?
Лиа: Нет. Ты должен мне сказать. Она хотела, чтоб ты рассказал.
Элайджа: (после глубокого вдоха) В четверг она зарегистрировалась на ночь, но я не сталкивался с ней до субботы. Она пригласила меня, чтобы поболтать, я зашел к ней после
работы. Она была сильно пьяна. Я съел с ней пару печений и ушел. Я понял, что поболтать с ней никак.
Лиа: Откуда ты знаешь, что она звонила?
Элайджа: Я играл в карты с Чарли. До полуночи. А потом реши поехать в центр. Она увидела, когда я проходил мимо ее дверей, ее глаза были красные от слез, она что-то пьяно лепетала, что Лиа на нее зла, что Лиа не ответит. Я сказал ей, что нужно проспаться. Она не оставила меня в покое, пока я не записал твой номер и не пообещал ей оставить тебе сообщение. Потом ушел оттуда так быстро, как только мог.
Лиа: Что она сказала?
Элайджа: Я сказал все это полицейским, ты знаешь. Я никогда не трогал ее. Я даже не брал ее кошелек, хотя я мог. Она стала, прогулялась по парковке, спев что-то при Луне, а зетам вернулась назад к параноику Чарли. Я уехал.
Лиа: Что она просила передать?
Элайджа: Ничего такого. Она была пьяна. Очень пьяна. Лиа: Скажи.
Элайджа: Она сказала «Передай Лие, что она выиграла, а я проиграла» Вот так Наверное, тогда это казалось ей важным, но это наверняка было какой-то глупостью, я думаю. Вы поспорили? В чем ты выиграла?
Я положила трубку, не прощаясь.
Я выиграла в Путешествии Ледяных Девушек к черте Дэнжерленда.
048.00
Врубив музыку на всю, я иду в ванную с телефоном, чтоб вымыть его, избавившись от грязи и телефонного звонка, а тек же пополоскать рот после сандвича.
1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28.
29. 30. 31. 32. 33.
Я не выиграла. Я не верю, что она сказала это. Типичный мелодраматический бред Кейси.
Не я виновата в том, что она глотала колеса, и ее родители не обращали на это внимания. Не я виновата, что она блевала, и это было единственным, что заставляло ее чувствовать себя лучше.
Она звонила мне.
Я чищу зубы, пока мои десна не белеют. Красный сок Лии течет по моим щекам, превращая меня в голодного вампира, готового высосать жизнь из каждого, кто меня взбесит. Может, это моя проблема. Может быть, я одна из бессмертных. Вампиры бледные, тощие и холодные, как я. Они тайно ненавидят вкус крови, то, что заставляют людей плакать, ненавидят свои могилы и гробы, и того зверя внутри себя, в которого они превращаются. Они будут врать, пока кто-то не воткнет кол в их сердце.
Холодное тело.
Я пополоскала рот и сплюнула. Весы стоят на полу, мои хорошие весы, которые не врут.
Я раздеваюсь, становясь на них, чтобы взвесить мои ошибки и измерить мои грехи.
89 фунтов.
Я не могу сказать, что впечатлена или рада, это было бы враньем. Это всего лишь цифра, которая не имеет значения. Если бы я весила 70 фунтов, я хотела бы весить 65 фунтов. Если бы я весила 10 фунтов, я стремилась бы к пяти. Единственный номер, который меня удовлетворит, это ноль. Ноль фунтов, и жизни ноль, нулевой размер, двойной ноль,
нулевой пункт. Ноль в теннисе – это моя мечта. Я наконец-то добилась этого.
Я открываю окно и выбрасываю весы во двор. Включаю душ; только горячий, смотрю в зеркало. Отверстия в моем лице заполнены песком и гноем. Белки моих глаз - пролитые лужи лимонада с фиолетовыми тенями, залегающими под ними. Мой нос – волоски и сопли, мои уши – сера для свечей, мой рот – коллектор. Я заперта в зеркале, и отсюда нет выхода.
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Нож Ноны Мэриган выползает из-под матраса, перемещается в ванную и ложится на раковину, лезвием к стеклянной стене. Таблетки, которые я приняла час назад, стучат по моим венам как металлические мусорные ведра, стоящие вдоль улиц. Змеи в
моей голове просыпаются, скользят вниз по стволу мозга и хватают дремлющих стервятников. Птицы машут своими крыльями цвета ночи – раз, два,три, и взлетают, кружась. Их тени уничтожают солнце.
Я вытираю зеркало своей рубашкой. Бисеринки влаги блестят на тонких, белых волосках, выросших на моем теле, чтоб уберечь меня от холода.
Дурацкое тело. Почему на нем начинает расти мехообразный ворс, когда мои волосы выпадают?
«Ты хочешь знать?» спрашивает глупое тело.
«Ты выиграла» добавляет Кейси.
Я выиграла потому, что я тощая. Я двойной ноль. Я оставалась сильной, и не попробовала свое печенье на вкус. Я не съела ни кусочка.
Я нажимаю кончики пальцев к скулам. Если я врезалась головой в каменную стену, я держу пари, что сломала бы каждую кость на моем лице. Пальцы дрейфуют по моему подбородку, вниз к моему горлу, мимо крыльев бабочки моей щитовидной железы, вниз
туда, где мои ключицы сцепляются с грудиной, будто бы у птицы. Кошки Эммы под дверью. Они скребутся, стараясь войти внутрь.
Мои руки читают азбуку Брайля, высеченную от кости, соприкасаются с моей полой грудью-лощиной, перевитой синими венами-реками, наполненными льдом. Я считаю ребра, как бусинки четок, бормоча заклинания, пальцы гладят тонкую грудную клетку.
Они могут почти коснуться того, что скрывается внутри.
Моя кожа обтягивает мой пустой живот, покрытый тонкими, розовыми шрамами, следами порезов, свежими и уже побелевшими от времени. Ледяная. Холодная. Я оборачиваюсь, смотря на себя в зеркало. Мой позвоночник выглядит так, словно он сделан из мрамора, обтянутого кожей. Мои лопатки настолько острые, что еще немного, на них вырастут перья, и я взлечу.
Я беру нож.
Сухожилия на моих запястьях опутаны шрамами, хаотичными и неровными, как дуновение ветра. Тонкие шрамы покрывают внутреннюю часть моего запястья, расширяясь к лентам и завиваясь к локтю, где я резала слишком глубоко в девятом классе.
Я побеждаю, я победила. Я потерялась.
Музыка из моей спальни вопит настолько громко, что у меня в ушах начинает звенеть. Я смотрю на девочку-призрака с другой стороны зеркала, ее костный корсет ожидает, что его зашнуруют посильнее, она сможет затягивать его сильнее раз за разом, пока не исчезнет за отметкой в ноль.
Я режу.
Первый разрез бежит с моей шеи, опускаясь чуть ниже моего сердца, достаточно глубоко так, чтобы я могла, наконец, почувствовать что-то, но не достаточно глубоко, чтобы снять кожу. Боль течет как лава, и мое дыхание перехватывает.
Нож вырезает путь в плоти между двумя ребрами, затем – между следующей парой. Толстые капли крови капают на раковину, как зрелые, красные семена. Я очень сильная, мои кости из железа, и нож вырисовывает третью линию красиво и ровно – без промахов.
Кровь бассейнами плещется в ложбинах моих бедер, и капает на кафельный пол.
Черные дыры открываются перед моими глазами, диковинная птица, пойманная в силки моего сердца, отчаянно бьет крыльями. Я потею, и, наконец, согреваюсь.
Музыка ост……
049.00
Дверь ванной открывается. Эмма видит мою кожу, и кровь, окрасившую ее, реки крови, вытекающей из моего тела. Эмма видит мокрый нож с серебра и кости.
Крики моей младшей сестры разрушают зеркала.
050.00
Приемный покой больницы наполнен туманом. Злые тени носятся туда сюда, ползают по стенам и потолку. Кейси держит мою руку и шепчет числа. «Твое сердце билось со скоростью тридцать-три удара в минуту, пока ты была в скорой. Проклятая брадикардия. ЭКГ было совсем странным, как сказали врачи, из-за обезвоживания и кровопотери. Ты дышишь нормально, но твое давление и температура никуда не годятся»
Я закрываю глаза.
Когда они открываются, у нее есть результаты анализов.
«Анемия», говорит она. «Плюс низкий сахар в крови, низкие фосфаты, низкий кальций, низкие T3 — не знаю, что это значит, — высокие лейкоциты, низкий гемоглобин.
Они сшили тебя черными нитками, тридцатью тремя стежками, странно, да? О, и у тебя кетоны в моче. Продолжай в том же духе, и мы отметим Новый Год вместе. Будь сильной, сладкая»
«Где Эмма?»
Медсестра укрывает меня ожерельями пластмассового шланга, трубками и зелеными проводами, украшает комнату полиэтиленовыми пакетами заполненными водой и кровью. Она укалывает меня с иглой. Я ложусь спать в стеклянный гроб, где розовые кусты поднимаются по стенам, чтобы соткать мне тернистую крепость.
051.00
Два дня спустя, за два дня до Рождества, я оценена, как достаточно толстая и достаточно нормальная, чтобы быть вышибленной из больницы. План моей матери о клинике не сработал.
Там нет комнаты для кожаной Лии, набитой всяким дерьмом. Пока нет. Директор пообещал Доктору Мэриган, что на следующей неделе она появится. Я достаточно стабильная, чтоб до того побыть дома. Все говорят, что я стабильная.
Я подвела их с едой и питьем, я подвела их, обещая не резать себя на кусочки. Неудавшаяся дружба. Неудавшиеся дружеские отношения и положение дочери.
Неудавшиеся зеркала и взвешивания, и телефонные звонки.
Хорошо, что я стабильна.
***
Папа подбирает меня у больницы. Каждый день он посещал меня без Дженнифер (удостоверяясь, он никогда не сталкивался с мамой), и он плакал, положив голову на мой матрас, но почти не говорил со мной, даже когда усаживал в машину.
Пошел снег, в то время как я был привязана к трубкам. Белые поля отражают солнце и делают его слишком ярким, чтоб видеть что-либо. Я опускаю зеркало в машине. На меня смотрит девушка. Часть моего мозга — гидратированая питаемая гликогеном часть — знает, что я смотрю на себя. Но большая часть сомневается относительно этого. Я не знаю, на что я должна быть похожа.
Даже имя на больничном браслете кажется странным, как потерянные письма, отправленные по неправильному адресу, или в неправильном порядке.
Я опускаю зеркало, и надеюсь, что папа не видел, как я вздрогнула.
Доктора постарались сшить меня веревками. Я забываю об этих шрамах, пока не начинаю идти слишком быстро, и они не начинают болеть.
Они накачали меня сахарной водой, и едой, поданной на пластмассовых подносах, разделенной на пять прямоугольников. Этот мозг был на одном препарате, а это тело на другом; эта рука пихала еду к моему телу слишком быстро, чтоб посчитать количество укусов.
Они сшили меня, но забыли о двойных узлах. Мои внутренности покрыты моей изрезанной кожей, я чувствую их, но каждый раз, когда я проверяю бандаж, кожа сухая.
Я посадила это тело на пассажирское сиденье в машине отца.
«Где Эмма? Разве не сегодня начинаются зимние каникулы?»
Папа ударяет кулаком о кнопку на приборной панели. Громкий звук джазовой трубы врезался в нас. Я дотягиваюсь до кнопки громкости, вздрагиваю и выключаю этот звук.
Он проезжает пятнадцать миль, не говоря ни слова. Когда он выходит на шоссе, он не поворачивает направо.
Он поворачивает налево, к северу, к темной буре штормовых облаков, обеспечивающих большое количества снега с вершины мира.
«Что ты делаешь?»
«Везу тебя домой»
«Это не та дорога»
Его пальцы напрягаются на руле. «Ты будешь у мамы до того, как поедешь в клинику»
«Нет, папочка, пожалуйста! Как же Эмма? Мы хотели напечь печенья, я должна была помочь ей завернуть подарки, а потом пойти в церковь и петь колядки. Я обещала покатать ее на санках и сделать снежных ангелов»
Он сворачивает в переулок «Ты не увидишь Эмму, пока тебе не станет лучше. Может, это станет стимулом. Не хочешь стараться ради нее, постарайся для себя»
Его голос дрожит. Он вдыхает, сглатывает, и набирает скорость, что стрелка переходит в красную зону. Я не знаю этого человека. Я хватаюсь за дверную ручку, не уверенная, что мы сделаем его.
***
У него все еще есть ключи от ее дома. Они болтаются на кольце с остальными: офис, спортзал, дом Дженнифер, три машины. Он открывает дверь и заходит, ожидая, пока войду я.
Доктор Мэриган в библиотеке, записывает сведения о пациенте в память компьютера. Она поднимает руку вверх, давая нам понять, что поговорит с ним, когда закончит с описанием операции на сердце мужчине, который прошлые сорок лет питался чизбургерами.
Папа заносит мои вещи в комнату для гостей, то есть, черт, мою спальню. Папа спускается вниз и словно ждет, что мама даст ему чаевые, как носильщику или какому- нибудь коридорному.
«Ты сможешь отвезти ее завтра к доктору Паркер?» спрашивает она.
«Дженнифер отвезет ее. И привезет обратно после сеанса» говорит он, застегивая жакет и одевая перчатки. «Ты позаботишься об утренней поездке?»
«Почему Дженнифер должна отвозить меня? Я сама могу, если ты дашь мне машину» - говорю я ему.
Они даже не смотрят на меня. Меня для них не существует. Доктор Мэриган кивает профессору Овербрук.
«До того, как приедет Дженнифер, моя медсестра, Мелисса, будет тут. Она сможет помогать и после Рождества, если дежурств не будет. Пятнадцать долларов в час»
«Хорошо» говорит он.
«Ты наняла мне няньку?»
Они не реагируют. Я все еще не здесь.
«Когда она вернется?» спрашивает мама.
«Это двухчасовой сеанс, вместе с дорогой немного дольше, она приедет к половине пятого, без пятнадцати пять, максимум. Ты будешь дома, да?»
Доктор Мэриган поправляет кучу медицинских журналов на столе. «Я работаю до семи Завтра Сочельник; когда Лиа уедет, Мелисса поедет к брату и я просто не могу попросить ее
остаться»
Он хмурится «Я думаю, Джен с ней побудет»
«Если там все хорошо, я приеду раньше»
«Это было бы лучше»
Его прощальный поцелуй в щеку настолько легкий, что я едва ли чувствую его. Когда он уходит, проходит немного времени, прежде чем я слышу звук захлопывающейся двери.
«Одеяло на диване включено и нагрето» говорит мама. «Там для тебя миска супа, и говядина с ячменем. Когда т заставишь это исчезнуть, я объясню тебе, что делать»
«Ты вообще со мной разговариваешь?» спрашиваю ее.
«Подожди минутку, я закончу»
После еще десяти минут диктовки она входит и садится на край другого дивана, сидя как прямо, как будто она держит корону на голове. Она ждет меня, чтобы я сделала первый шаг.
«Я хочу вернуться к папе и Дженнифер»
Левой рукой она тянутся к выключателю. Закаты наступают рано в конце года.
«Все мы согласились с тем, что тебе лучше здесь» говорит она «Из New Seasons звонили, и подтвердили дату, когда тебя положат» она стряхивает пыль с абажура «Они получат твою историю болезни и поговорят с доктором Паркер после твоего приема»
«Мне восемнадцать. Все, о чем я с ней говорю – приватно»
«Нет, если суд решит, что ты причиняешь вред себе и окружающим»
«Этого не будет»
«Я знаю половину судей графства. Если понадобится, они признают, что тебе нужна опека»
Нет, мне не восемнадцать, мне двенадцать, я танцую балет для моей чокнутой матери, запертая в кукольные туфельки, я снова под ее крылом, и она снова говорит мне, что я делаю неверно.
Ручьи вьются на поверхности супа «Это место мне не помогло. Бесполезно отослать
меня назад»
«Это папа тебе сказал?»
«Он так говорил?»
«После того, что ты сделала, он поменял мнение о некоторых вещах. Он понимает, насколько далеко все зашло, но он не думает, что лечение помогло тебе»
«Почему нет?» я не могу помочь себе.
«Ты не хочешь выздоравливать. Он говорит, что ничего не изменится, пока ты не захочешь жить и стать здоровее. Я почти согласна с ним»
«Почему вы не позволите мне уйти, а просто тратите деньги?»
«Если мы не будем этого делать, ты умрешь»
«Ты преувеличиваешь» Я складываю чашечкой руки над суповой тарелкой и ловлю едва заметный пар. Затем я беру ложку и начинаю движение.
В основном это овощной суп. Нона делала такой, но я не могу позволить себе попробовать его. Первый глоток растопил бы слой льда, который сохраняет холод внутри черной дыры моего рта.
Я кладу ложку, и прячу руки в одеяле. «Почему здесь так холодно?» слова произносятся мной слишком громко, будто бы кнопку звука сломали.
«У тебя недостаточно подкожного жира, чтоб регулировать свою температуру. Чтоб это прошло, тебе стоит есть что-то питательное каждые несколько часов. Очень просто»
«Я не должна есть каждые несколько часов. У меня медленный обмен веществ»
«Твой метаболизм замедлился, потому что твое тело думает, что ты голодаешь. Оно сохраняет каждую унцию, чтоб поддержать тебя»
«Ты раздуваешь мои проблемы, чтоб не смотреть на свои, и не выглядеть несчастной!» Мои кулаки сжимаются, но она этого не видит.
«Перестань менять тему»
«А ты перестань доставать меня! Я могу делать то, что захочу!»
Мама ударяет кулаком по журнальному столику «Нет, если это убивает тебя!»
Ветер вливает через французские двери, носится по комнате, заставляет меня дрожать.
Она встает и отходит. Я сижу, уставившись в выцветшее пятно краски на стене.
«Какой смысл в этом неразумном поведении?» она спрашивает, стоя спиной ко мне.
«Что ты пытаешься доказать?»
«Ты думаешь, что я напугала Эмму, довела вас до бешенства, а теперь вы даже смотреть на меня не хотите!»
Она оборачивается «Я не знаю. Я не понимаю твоих действий. Выпей этот суп» Я натягиваю одеяло на подбородок. «Ты меня не заставишь»
Она закрывает окно, опуская тяжелые шторы. Это погружает меня в тень. Она включает еще два светильника прежде, чем глубоко вздохнуть и сесть снова.
«Твое тело хочет жить, Лиа, даже если твоя голова против» говорит она «Кальций повысился, фосфаты в больнице поднялись, печень начала работать, сердечный ритм наладился. Ты упрямая и не хочешь понимать, но я говорю, как медик»
Жесткая, крашеная кожа, и кислота, разъедающая здания. Я.
«Если ты не поешь, я сама засуну еду в твое горло, как бы «нечестно» это не звучало. Если уровень веществ в твоей крови упадет, я признаю тебя недееспособной, и помещу под опеку. Немедленно. Я поговорила об этом с доктором Паркер, все дело в бумагах, Лиа»
«Я возненавижу тебя, если ты положишь меня в психушку»
«Ты будешь принимать все свои таблетки» говорит она, поднимая плед «Мелиса или я будем присматривать за тобой в течение часа, чтоб знать, что ты их не выплюнула. Мы будем записывать все, сколько ты съела, и сколько было экскрементов»
«Ты будешь записывать каждый раз, когда я пописаю?»
«Это лучший способ узнать, что у тебя нет обезвоживания. В ванной пластиковый контейнер для сборки мочи»
«Это смешно. Я не настолько больна»
«Неспособность рационально оценить ситуацию - результат нарушенной мозговой химии»
«Я ненавижу его, когда ты говоришь как учебник»
Она наклоняется вперед. «Я ненавижу, когда ты моришь себя голодом. Я ненавижу, когда ты режешь себя, я ненавижу, когда ты отталкиваешь нас»
Ветер стучит о стеклянные двери, шторы колыхаются.
«Я тоже ненавижу, но я не могу остановиться» шепот.
«Ты не хочешь останавливаться» Мы оба удивлены ядом в ее голосе.
Она встает снова и быстро сгребает плед, всхлипывает и глотает слезы. Сначала я думаю, что она собралась отнести плед в ванную и засунуть в стиральную машину, но этого не происходит. Она накрывает электроодеяло, под которым скрываюсь я, и укутывает меня, окутывая мои плечи и бедра.
«Прости» говорит она «я не это имела в виду»
«Это было честно» говорю я. Вес одеяла кажется мне приятным. «Доктор Паркер одобрила бы»
На мгновение, ветер останавливается. Дом замирает, ждет моих слов.
Я должна попробовать. Может, не все сразу. Может быть, только то, как я называла себя. Слова, плохие слова
Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная
Которые одергивают меня, когда я думаю о коричном багете или миске земляничных хлопьев. И затем возникает вопрос, как быть, если ты угодил в мир, ловушку, без компаса и карты.
Она поглаживает мою щеку задней частью ладони, наклоняется вперед, но не целует меня. Она вдыхает запах моих волос один раз, дважды, три раза.
«Что ты делаешь?»
Она садится рядом. «В мед. школе нам говорили, что любая мать может идентифицировать своего ребенка по запаху спустя день после того, как он родился. Я думала, что это чушь»
«Правда?»
«Я могу узнать тебя по запаху, если ты только что была в комнате. Это успокаивает меня, как таблетка успокоительного. Я люблю запах своей дочери. Раньше я любила зарываться носом в твои волосы, когда ты была ребенком»
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Янеубийцаянеубийца. 5 страница | | | Янеубийцаянеубийца. 7 страница |