|
Читайте также: |
Я не могу найти слабительные и диуретики. Они убрали все.
Выход в универмаг выглядит, как проход в Страну Игрушек Санты. Там настоящий снег.
Я осматриваюсь. Уставшие люди ищут крем от геморроя, обезболивающие или зубную пасту.
Две леди шаркают ногами прямо через снег, подбрасывая его в воздух без того, не говоря ничего. Когда он падает, он не тает. Такие украшения, это слишком для аптеки универмага, но люди говорят, что наш город – новый Бостон.
Я предполагаю, что это - то, о чем они говорят. Кейси выбрала бы третий выход. Мертвая Кейси.
«Эй», говорит она. «Нижняя полка. Ты найдешь их там»
Она одела серый лыжный жакет со своим синим платьем, ее волосы зачесаны во влажный "конский хвостик", как будто она просто только что вышла из душа. Запах имбиря, гвоздики и жженого сахара становится отчетливее.
«Разве ты не рада за меня? Я поняла, наконец, как стать такой, как ты» ее голос жужжит, как будто мертвые мухи вылетают с ее рта.
Я опускаюсь к нижней полке. Она была права. Я беру три пачки диуретиков, и две слабительных. Спустя секунду она исчезает потому, что она – галлюцинация.
Я встаю и она снова находится близко ко мне. Я чувствую запах ее дыхания так, если бы она могла дышать.
«Уходи» шепчу.
«Ты шутишь?» говорит она, пиная искусственный снег, и смотря, как он блестит в множестве ламп. Снег поднимается в воздух, застывает, не движется.
«Ты не должна быть здесь. Уходи»
Она хмурится, она расстроена «Но я хочу погулять. Я столько времени потратила, чтоб попасть сюда, ты знаешь. Это не так уж легко – возвращаться туда и обратно»
Я затыкаю уши «Прекрати»
Ночные преследования имеют смысл. Я уставшая, под таблетками, без сахара в крови. Таблетки? Дженнифер подложила что-то в печенье. Она хочет сделать меня психопаткой, чтоб избавится от меня.
Кейси прислоняется к полкам. «Тебе нужно купить отбеливатель и хорошенько вымыться. Банан, который ты оставила в шкафу, и в кошельке, заплесневел, это мерзко»
«Ты не здесь. Я не говорю с тобой»
Она качает головой «Ты действительно так думаешь, да? Ты же видишь меня, почему ты не веришь в это?»
Я стараюсь отойти от нее, но мои ботинки примерзли к искусственному снегу.
«Что мне сделать, чтоб ты поверила?» спрашивает.
«Ты должна быть на небе, или что-то вроде того»
«Это немного не так»
«Ты – плод моей фантазии, или галлюцинация из-за того, что Дженнифер подсыпала мне что-то в печенье. Тебя нет»
Ее глаза расширяются так, как будто свет выключили, а затем зажгли снова.
«Это задевает мои чувства»
«Моей сестре нужны таблетки, мне пора уйти»
нее.
Свет мигает, и она становится немного прозрачной. Я вижу полки с лекарствами сквозь
Она приближается губами к моему уху «Ты почти здесь, детка, оставайся сильной» Я не могу уйти. Я не могу убежать.
«Я знаю, как ты себя чувствуешь. Ты чувствуешь себя пойманной в ловушку» говорит она «Но станет лучше, я обещаю. Намного лучше»
Она выглядит так, как выглядела, когда просила меня пойти с ней в парк, чтоб она не повисла на шее у первого встречного парня, который ей нравился. Я должна закрыть глаза, пока она не исчезнет. Я не делаю этого.
Она убирает снежинку с моей щеки «Ты не мертва, но ты почти не жива. Ты Ледяная Девушка, Лиа-Лиа, пойманная между мирами. Ты - призрак с бьющимся сердцем. Скоро ты переступишь черту и будешь со мной. Я жду. Я очень сильно скучаю по тебе»
Я отступаю назад, пытаясь сбросить паутину, окутавшую мое тело.
«Что с тобой такое?! Тебе что, плевать на все, что произошло?!» Она хмурится.
«А разве ты беспокоилась о своих родителях? Ни черта! Ты попросила у них помощи» Снег начинает вращаться вокруг нее, окутывая ее снежным вихрем.
«Я старалась не делать этого»
Огонь в ее глазах прожигает мои щеки.
«Ты не ответила на звонок»
043.00
Этого не случилось. Я не видела ее. Все хорошо. Хорошо. Хорошо. Хорошо.
Я привезла таблетки для Эммы, съела чашку томатного супа на воде (82) и попыталась закончить свою домашку. В то время, как эти двое смотрят фильм, я набираю ванну, раздеваюсь, и залажу внутрь.
Карусель верится слишком быстро. Я хочу уйти. Я хочу закрыть глаза или хотя бы моргнуть. Я хочу выбирать, что видеть, а что нет. Дерьмо, которое вы видим, как только просыпаемся – школа, дом, дом, магазин, весь мир – это все достаточно плохо. Могу я, в конце концов, взять перерыв, пока я буду спать? Или, если я обречена на преследование призраками, не могли бы они работать только ночью, а днем рассеиваться, как только на них попадает солнечный свет?
Я окунаю руку в воду. Она выглядит, как бревно. Когда она в воде, она кажется намного больше. Люди видят это бревно, и называют его тростинкой. Она кричат на меня потому, что я не вижу то, что видят они. Никто не может объяснить, почему мои глаза работают не так, как их. Никто не может это остановить.
Карусель крутится снова. Чтоб остановить ее, я думаю, мне нужно закричать. Но я не могу. Корсет из моих костей затянут так туго, что я едва могу дышать.
Когда Кейси пробирается в мою постель, и обвивает мое горло своими руками, она не понимает того, что чуть не случилось в аптеке. Я тоже не понимаю.
Мое сердце бьется, словно включенная пожарная сигнализация всю ночь.
044.00
Шоу должно продолжаться.
Ребенок с поломанной лучевой и локтевой костью не может играть на скрипке во время Зимнего Концерта в начальной школе Парк Стрит, а потому директор выдал Эмме металлический треугольник, в который она должна бить в нужный момент. Она так же отвечает за колокольчики. «Колокольный звон» Она провела вся ночь четверга, тренируясь.
Я раньше ушла со школы (снова судороги - ха!) и провела весь вечер, занимаясь выпечкой, потому, что Эмма записала ее мать на Рождественскую Ярмарку по выпечке, а Дженнифер купила дешевое печенье с тянущейся красной и зеленой начинкой. Я сделала овсяных девочек с розовыми полосками на руках, и буханку орехового хлеба Ноны Мэриган. Коварные ложки хотят засунуть в мой рот сахар, патоку и масло, но я притворяюсь, что у меня аллергия. Одно касание к моим губам и языку приведет к обострению, и я буду кашлять до смерти.
Я беру остатки теста, чтоб сделать вуду девочку, сильную и здоровую, с желтыми волосами, голубым платьем и черной дырой ее рта. После того, как тесто немного остывает, я кладу ее на разделочную доску и бью скалкой, пока она не превратится в овсяную пыль.
Когда Эмма приходит домой с учебы, она пахнет печеньем, и пищит от радости настолько громко, что наверное, остальные иглы с елки осыпаются. Она обнимает меня рукой и своим гипсом так сильно, что почти ломает мне ребра. Я позволяю ей покрасить мои ногти в тот же цвет, что и ее, чтоб мы были близнецами.
Дженнифер удивляется, когда видит печенье. Эмма напоминает ей, что записала ее на распродажу домашней выпечки, и я могу сделать это вместо нее, что удивляет ее еще больше.
У нас хватает времени только на сандвичи с индейкой (230), прежде чем уйти на концерт.
***
Младшая школа Парк Стрит пахнет почти так же, как в те времена, когда я ходила сюда: теплые, вспотевшие тела, дешевый соус для спагетти, Волшебные Маркеры, бумага. Тут стоит небольшая дань Кейси, на доске в холле. Это фото было сделано пару лет назад, прежде чем постоянная рвота сожгла ее слюнные железы, и они раздулись до размеров грецкого ореха позади ее челюсти. Взгляд на него заставляет мое сердце замереть, но я продолжаю идти в библиотеку в конце холла. Фото действительно здесь, я вижу его, я не придумала, это не проделки призраков. Ее папа – здешний директор, а мама управляет всем остальным. Имеет смысл устанавливать святыню.
Эмма идет к закулисной линии, чтоб построится с детьми в ряд.
«Ты, правда, не хочешь спуститься и послушать? Мы можем поменяться в перерыве» спрашивает меня Дженнифер.
«И сидеть с шестью сотнями разгоряченных родителей с видео камерами? Нет, лучше иди ты. Посмотри весь концерт»
Она обнимает меня, сжимая с силой, достаточной для того, чтоб мои ребра треснули. Это случается так быстро, что я не успеваю ничего понять. Она приближается, берет мое лицо в свои руки и целует мой нос.
«Ты можешь быть такой милой иногда, знаешь? Я тебе очень должна» она приближается еще больше и шепчет «Я не могу быть с этими женщинами. Они так раздражают»
«Без проблем» говорю я, стараясь выстоять под весом ее поцелуя.
Сюда принесли четыре столика из кафетерии. Для распродажи. Столы переполнены тарелками печенья с десятью видами из шоколадной стружки, включая печенья без масла, без яиц, и муки. Мамы в этой школе смотрят слишком много кулинарных шоу. Тут и домашние ореховые пирожные, и коричные вафли, и воздушные, мятные печенья. Кто-то испек кексы с причудливыми ароматами: гранат, зеленый чай, клюква, фисташки и гуава. (Печенья все со списком ингредиентов для аллергиков) на последнем столе, рядом с коробкой для денег, две корзинки наполнены шоколадными претцелями, вымощенными в карамельной присыпке, и три идеальных домика из овсяного теста, для последней распродажи. Каждый из них украшен окном, сделанным из расплавленной карамели.
Мамаши, с которыми я работаю, жуют печенья, засовывая их в рот и позволяя крошкам падать на их свитера.
«Хочешь пирожное?» спрашивают они, смотря на мои ключицы, «Попробуй со слоеного теста. Ради них можно умереть»
Я хотела бы слоенное тесто. Я хотела бы откусить кусочек пирожного, посплетничать или поговорить о последнем эпизоде сериала, потом откусить еще, улыбнуться, жевать их, потому, что они вкусные, и приятно ощущать их во рту, глотнуть их и заполнить мой живот пирожными. Но они не для меня.
«Нет, спасибо» отвечаю.
«Посмотри, какая ты худенькая» визжат они «Тебе не о чем переживать, не то, что нам!» их ноги хлопают друг о друга, животы и задницы дрожат «Возьми одно или два»
Кукольник дергает за веревочки марионетки-меня. Уголки моего рта подымаются, ресницы хлопают. «Я плотно пообедала. Я попробую что-то позже»
Голодные люди обступают нас и мы продаем, продаем, продаем. Я вижу Миссис Пэриш, одетую как Миссис Клаус, проходящую среди людей. Ее парик сдвинулся на одну сторону. Толпа маленьких детей следует за ней, машет, они просят ее сказать Санте, что были хорошими весь год. Она не замечает их. Она идет точно к столику с выпечкой. Я прячусь за овсяным домиком, чтоб она не увидела меня. Я не выхожу, пока она не уходит.
Когда концерт начинается, я говорю толстым мамашам, что они могут пойти и посмотреть на своих детей, пока я присмотрю за едой и деньгами. Это меня не раздражает. Это заставляет меня понимать, насколько я сильна.
Мамаши дают мне сотню шансов передумать («Нет, что ты, иди ты, нам не сложно, серьезно») а потом они уходят в зал с пирожным на экстренный случай, на случай, если в крови будет слишком мало сахара.
Я сижу за горой завернутого в фольгу зефира. Оркестр играет «Тихую Ночь» или «Это случилось в полночь», я осматриваю зал. Кейси еще не пришла. Еще. Нет снега в воздухе. Да, тут пахнет жженым сахаром, но это из-за распродажи. Я не думаю, что она придет сюда, ведь в холле постер с ее лицом,как будто ее разыскивают за какое-то преступление, да и родители ее здесь. Они ее тоже увидят, я знаю. Ад возьмет перерыв. Она не придет.
Я беру свои принадлежности для вязания. Натягиваю ленту между спицами, проверяю пряжу. Петля, петля, выворот. Петля, петля, выворот. Пряжа впитывает пот с моих ладоней. Петля, петля, выворот. Петля, петля, выворот.
Мои пальцы хотят этих пирожных. Они хотят слоенку и странные маффины, и претцели. Нет, они не хотят.
Они хотят взять зефир, разломать его и засунуть в мой рот. Они не станут.
Вязание падает на мои колени. Спицы слишком тяжелые, они сделаны с железа, пряжа, кажется, тоже из него. Кости моих рук и коленей легче, чем они. Голод, голод, голод. Как битва. Мори себя голодом. Ходя туда и обратно по полю боя твоего подсознания.
Все причиняет боль.
Дверь открывается, сюда приходит запах жженого сахара, окутывая мое лицо и волосы. Сегодня я ела 412 калорий. Я сожгла их и еще пару сотен на тренажере. Я съела половинку пирожного (150) или четверть (74). Я бы могла слизнуть глазурь или откусить кусочек.
Я не могу. Я не должна. Я не заслужила. Я жирная, и я противная самой себе. Я занимаю слишком много пространства. Я мерзкий, жирный носорог. Я проблема. Я – белая шваль. Я хочу уснуть и не просыпаться, но я не хочу умирать. Я хочу есть, как нормальные
люди, но мне нужно видеть мои кости, иначе я буду ненавидеть себя еще больше, вырежу мое сердце, или съем все таблетки в доме, все таблетки, которые вообще существуют.
Я беру пирожное, которое определенно будет плохим на вкус: гранатовое. Это пирожное покрыто глазурью и присыпано семенами.
Я слизываю семена и кусаю. Они взрываются в моем рту, влажно-красные, с сильным запахом, не ягода, не яблоко, что-то более крепкое, ближе к вину. Я могла бы съесть горстку этих семян, или шесть горсток, я могла бы съесть все пирожные.
Нет, я не могу. Я просто ем шесть семян: 1.2.3.4.5.6. Они теплые, я чувствую, как они спускаются по моему горлу вниз. Не страшно.
Дверь открывается, я чувствую это. Теперь веревочки обрываются, я могу чувствовать эти руки, я могу остановить себя и не снять с пирожного обвертку. Или я могу развернуть. И съесть. Я ем их, пока не остается ни одного красного пирожного. Ни. Одного. Пирожного. Руки тянуться за маффинами, слоенками и даже овсяной девочкой Эммой с розовой лентой на руке.
Я превращаюсь в одно сладкое, липкое пирожное. Вскоре дверь распахивается, внутрь заползает запах выпечки, смех, аплодисменты и разгоряченные тела. Я бегу в уборную.
Не имеет значения, как далеко я засуну палец, выгребная яма не будет пустеть. Я впрыскиваю мыло в рот и полощу горло, пока пузыри не стекают по моим щекам.
045.00
Посреди ночи кто-то засовывает нож мне в живот, пронзая кишки, и я кричу, разбудив родителей. В комнату влетает Дженнифер потому, что мой отец в командировке, а отец тут не живет. Она подхватывает меня и помогает дойти до ванной. Я не знаю, стоит ли мне сидеть в туалете, или опустить туда голову.
Едва собравшись с силами я сажусь. Дженнифер берет тряпку для мытья посуды, и, наполнив ее холодной водой, прижимает к задней стороне моей шеи.
«Я в порядке» бормочу.
«Нет, ты не в порядке» говорит она, прижимая руку к моему лбу «Жара нет. Наверное, это пищевое отравление. Что ты ела на ленч?»
Лезвия снова впиваются в мой живот, я кашлю и стону.
«Суп и крекеры. Ну и сандвичи, которые мы ели все вместе в обед»
«Тебя тошнит?» Я качаю головой.
«Ты ела что-то на распродаже?»
Прежде чем я успеваю соврать, моя голова утвердительно кивает.
«Пирожные»
«Пирожные? Ты съела не одно?» Я киваю «Они были вкусными…»
«Возможно, это из-за свежих яиц. Ничего, если я спущусь вниз? Я посмотрю, есть ли там что-то»
Я скреплю зубами. «Конечно, когда вернешься, принеси мне мятный чай?»
«Мятный чай? Не стоит пить или есть, пока тебя тошнит»
«пожалуйста, Дженнифер. Я знаю, это поможет»
«Хорошо. Успокойся. Просто дыши. Мятный чай, так мятный чай»
Когда она уходит, с моих губ вырывается стон. Я знаю, что со мной. Я огромный, прожорливый провал. Я ничтожество. Мое тело не приспособлено к переработке магических углеводов в пирожных. Оно едва перерабатывает суп и крекеры.
Лезвие прокручивается снова. Слабительное, которое я приняла вечером, теперь разрывает мои кишки.
Плюс, мой уровень фосфатов резко подскочил из-за бешеного количества сахара. Плюс, есть шанс, что голодая, я сделала себе подарок, заменив свой розовый шарик-желудок на призрачно-серый или клетки моего желудка попросту вымерли потому, что я столько пренебрегала ими. Или Кейси сделала куклу вуду для меня из овсяного теста в своей могиле, и разбила ее на маленькие кровавые кусочки.
Моя голова слишком тяжелая для того, чтоб мои плечи могли ее удержать. Я наклоняюсь, позволяя ей упасть на мои колени.
«Лиа?»
Сквозь завесу своих волос я вижу, как тапочки Эммы шлепают по полу ванной «Лиа, ты умираешь?» ее голос срывается на плач.
Я поднимаю голову, стараясь игнорировать мерцающие, черные точки, возникающие перед глазами.
«У меня всего лишь расстройство желудка, милая. Никто от этого не умирал. Со мной все будет хорошо»
Дженнифер укладывает Эмму в постель, решив поверить в мою ложь о том, что мне намного лучше, и я решила почитать в туалете еще немного. Вся ночь я провела, расхаживая между постелью и туалетом, очищаясь, очищаясь, очищаясь. Слабительные находились у меня внутри, делая свою грязную работу. Каждый раз я дочиста вымывала туалет голубой щеткой.
Когда я легла в постель, кто-то в моей груди начал играть в баскетбол. Я хотела проверить пульс, но мое сердце билось слишком быстро, чтоб считать. Я вспотела. Мое тело ело себя изнутри, перемололо мои мышцы, бросив их в огонь, в вечный двигатель.
Металлический привкус во рту. Надо разбудить Дженнифер. Если я разбужу ее, она будет беситься.
Если скорая приедет, я умру.
Я поворачиваюсь, и прошу Кейси погладить мою спину и спеть мне.
046.00
Когда папа возвращается с Нью-Йорка, я дремлю на диване. Он трясет меняя за плечо, и я подпрыгиваю, не понимая, где я, и кто он такой. Он не сказал о том, что зашел.
«Где Джен и Эмма?»
Я сажусь. Медленно. Ужасные судороги прошли, но мое тело болит, будто бы я качала пресс добрую сотню раз, а затем приседала.
«Они в супермаркете. Как твоя поездка?»
«Замечательно» говорит он «Мой редактор дал мне новый, крайний срок, и мне
заплатят за поездку в Лондон»
Он поднимает кулак вверх, изображая из себя футбольного игрока-профи, но он больше похож на придурковатого профессора университета, вызывающего такси.
«Это отлично, пап»
Улыбка сходит с его губ «Ты в порядке? Выглядишь не очень…»
«Я отравилась пирожным прошлой ночью» я натягиваю одеяло на плечи.
«Ты звонила матери?»
«Нет»
«Она врач, ты сама знаешь»
«Да, я знаю об этом. Я не хотела, чтоб она прилетела сюда вместе с машиной скорой помощи посреди ночи. Дженнифер помогла мне. Все хорошо, просто устала»
«Ты уверена?» спрашивает он, кладя руку мне на лоб.
«Зачем ты это делаешь?»
«Это обычно делают, когда дети болеют»
«Ты безнадежный» говорю я.
Он обнимает меня «В хорошем смысле этого слова. Я привез вам, девочки, немного подарков с города, думаю, это поможет»
Он выходит с комнаты и возвращается с сумкой.
«Посмотри»
Я освобождаю сумку. Я думаю, что волшебная палочка для Эммы, а значит книги для меня: все истории о муках средней школы, написанный для двенадцатилетних. Хотя, возможно, книги для Эммы, а палочка для меня. Это было бы кстати.
«Что будешь, мед, виноград или малину?» спрашивает он, идя на кухню.
«Что?»
«Мед, виноград или малина? Это почти ленч. Я сделаю нам сандвичи с арахисовым маслом»
Взяв волшебную палочку, я придерживаю одеяло, направляясь на кухню, оно тянется за мной, как шлейф.
«Я не голодна. Мой желудок все еще болит»
«Я все равно сделаю тебе чай и тосты. Принимала что-то?»
Моя голова отрицательно покачивается, прежде чем я успеваю прекратить это.
«Тогда понятно. Тебе нужно что-то съесть, прежде чем пить таблетки. Сядь, ребенок» Пока хлеб для меня жарится (2 кусочка – 154 калории) он делает два сандвича для себя,
оба с арахисовым маслом, и жует это вместе с виноградом. Он ставит чашку в микроволновку, и спокойно откусывает кусочек от сандвича. Вынимая мой тост, папа кусает еще раз. Он просто занимается своими делами, намазывая масло на тост (100) и не спрашивая меня, хочу ли я того, достает молоко с холодильника, ставит его на стол вместе с чашкой и тарелкой с тостом. Как у него это выходит?
Я не помню, как это, есть, не планируя, не подсчитывая калории и процент жира, не меряя мои бедра и ноги, думая, заслужила ли я этого, я обычно говорю себе, что нет, не заслужила, я кусаю свой язык, пока он не начинает кровоточить, жую внутреннюю сторону щеки, приказывая себе заткнуться, запрещая себе ложь о позволенной еде, пока слепой червь обвивает мою трахею, тыкаясь в поисках влажного отверстия, способного привести к мозгу.
Я так устала. Я забыла, как спать.
Папа рассказывает о связке заплесневелых писем в архивах, он говорит, что если найдет что-то стоящее – мы все поедем в Лондон, но этого никогда не произойдет. Я глотаю таблетки и пью чай. Я отрезаю себе половинку тоста (38) и намазываю его маслом, набрав того ровно четверть ложки (25) вместе это 63. звонит телефон.
Я хочу встать.
«Не надо, пусть сработает автоответчик» говорит папа.
После сигнала голос миссис Пэриш вырывается из динамиков «Лиа? Лиа, перезвони мне. Я не злюсь. Обещаю. Мы просто везде искали цепочку Кейси, ту, с серебряным колокольчиком, но не нашли. Я думаю, что если одену это… ты можешь мне помочь?» она вздыхает и всхлипывает «Я просто хочу, чтоб ты мне перезвонила. Я не могу… мне нужна твоя помощь»
Когда она кладет трубку, папа стирает сообщения «Лучше бы она поговорила с терапевтом, вместо того, чтоб беспокоить тебя»
Я изучаю трещины в жидком растворе между плитками на полу. Если я могла бы превратиться в клубы дыма, я могла бы проскользнуть в них и исчезнуть.
«Все нормально» вру я «Она просто запуталась и это грустно»
«Ты чувствуешь себя так же?» говорит он, отпивая молоко «Запутавшейся и грустной?» Лучше бы я спала, когда он пришел.
«Нет»
«Нам так кажется… это выглядит именно так»
«Кому «нам»?»
Арахисовое масло пытается склеить его закрытый рот, но оно не достаточно сильное.
«Вчера я долго говорил с твоей матерью»
«Ты заговорил с ней целых два раза в год?»
«Давай без сарказма, пожалуйста» он откусывает кусочек от сандвича и жует «Хлоя думает, что ты должна пройти обследование»
«Обследование?»
«Дженнифер тоже говорит, что это нужно»
«Обследование насчет чего?»
«Чтоб узнать, стоит ли тебе посещать стационар» трещины на полу становятся шире.
«Ты снова хочешь запереть меня там?»
«Хлоя говорила, что позвонит утром и поговорит с тобой об этом»
«Она не звонила» я дрожу. Холод проникает сюда сквозь окна «Ты думаешь, я должна вернуться в больницу?»
«Честно? Мне кажется, это слишком. Ты не пропадаешь по ночам и не попадаешь в передряги. Твои оценки, конечно, могли бы быть и лучше, но ты ходишь в школу. Тебе просто нужно набрать немного. Я думаю, пара визитов к диетологу - и все будет хорошо»
«Но мама хочет запереть меня там»
«Обследование покажет, что она не права. Думай об этом именно так»
«Она выписала направление?»
Он поднимает волшебную палочку,тряся ею. Блесточки бегают по прозрачной пластмассе.
«Десять часов. Да дня после Рождества»
Трещины в полу расширяются, зияя, как огромные каменные каньоны. Я с тою на краю, готова упасть.
«Мило. Я должна была написать эссе о каникулах, но теперь мне придется писать о том, как вы отправили меня на ферму для откорма, они засунули трубки мне в нос, заставили есть масло, потом кормили маленькими такими таблеточками, а потом, да, промыли мой мозг и превратили в толстого зомби. Как весело»
«Тебя никто туда не положит, если это не нужно. Ты хочешь быть здоровее и чувствовать себя лучше?»
«Ты просто пытаешься избавиться от меня»
«Я волнуюсь за тебя. Я хочу, чтоб моя маленькая девочка вернулась» Я встаю между плитой и столом, одеяло спадает с моих плеч.
«Я лежала там. Дважды. И ты говорил, что это последний раз потому, что я выполняла все инструкции»
«Если тебя положат в стационар, твоя мать сделает все, чтоб ты уехала от нас. но этого не случится, если ты поешь»
«Я не хочу есть, как ты»
«Черт, Лиа!» он орет «Это не правда, ты это знаешь. По-твоему мы должны позволить тебе морить себя голодом до смерти?!»
Когда папа кричит, он всегда пугает меня. Сейчас это почему-то раздражает «Твоя жена каждый раз записывает мой вес, когда я становлюсь на дурацкие весы»
«И ты теряешь в весе. Кто-то говорил мне, что не будет весить меньше 110 фунтов. А сегодня сколько?! 104?»
«У меня тонкая кость и быстрый обмен веществ»
«Снова за старое!» он кидает сандвич на стол, размазывая арахисовое масло «Ты умоляла меня позволить тебе переехать. С того момента ты больше ни минуты не жила со своей матерью. Ты говорила, что все дело в ней, я поверил тебе, как и верил, когда ты обещала не врать!»
Я пытаюсь сделать так, чтоб мой голос звучал ниже. Чем больше он теряет контроль, тем тверже становится мой тон «Ты тоже облажался в обещаниях, папа! Кто-то говорил, что будет проводить с нами каждые выходные, купит дом на озере… конечно!»
«Не меняй тему!» Он впивается взглядом в меня.
«Мне нужно время, пап. Я не могу просто засунуть еду в рот. Мне нужно начать жизнь заново»
«И когда это случится?!» кричит он. Его голос злой и раздражающий, как в те моменты, когда я должна была спать, а он ссорился с моей матерью. «В этом года? В этом столетии?!»
«Я работаю над этим»
«Нет, ты ничего не делаешь. Ты уже полгода живешь здесь, а еще даже не распаковала свои дурацкие коробки!»
«Неужели заметил?» я огрызаюсь в ответ.
«Что ты имеешь в виду?»
«Тебя никогда нет! Дженнифер делает все, а ты можешь ходить на встречи, игры в сквош и обеды с заносчивыми придурками. Ой, подожди, я видела это раньше. Новая любовница, папочка? Готовишься к двум раундам бракоразводного процесса? Только придумай отговорку для Эммы! Ты для нее бог!»
У него такое лицо, будто его сейчас хватит инфаркт. Мускулы на его челюсти двигаются, зубы скрипят. Мне кажется, что вот, еще минута, он подхватит меня и выбросит в окно, но я чертовски не хочу оказаться в нескольких милях под землей после такого удара.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Янеубийцаянеубийца. 4 страница | | | Янеубийцаянеубийца. 6 страница |