ГЛАВА 69

Когда пару часов спустя Одрик вышел из дома, Элис дремала в тени под деревьями.

– Я приготовил поесть, – сказал он.

Сон пошел ему на пользу. Кожа уже не выглядела восковой, и глаза ярко блестели. Элис подобрала постель и прошла в комнату. На столе были разложены козий сыр, оливки, помидоры, персики, стоял кувшин с вином.

– Прошу вас, берите, что угодно.

Как только они уселись, Элис высказала вопрос, давно вертевшийся в голове. Тем более что старик почти не ел, только выпил немного вина.

– А Элэйс не пыталась вернуть те книги, которые у нее украли муж и сестра?

– Ариф вознамерился собрать трилогию вместе, как только над землями Ока нависла угроза войны, – ответил Одрик. – Но благодаря стараниям Орианы за голову Элэйс была назначена награда, поэтому она не могла свободно передвигаться. Если иногда и спускалась в долину, то всегда переодетой. Ей нечего было и думать пробраться на север. Вот Сажье несколько раз пробовал проникнуть в Шартр. Но ни одна попытка не удалась.

– Ради Элэйс?

– Отчасти, но больше ради своей бабушки, Эсклармонды. Из-за нее он чувствовал себя связанным с Noublesso de los Seres – так же как Элэйс из-за отца.

– Что сталось с Эсклармондой?

– Многие Bons Homes переселились на север Италии. Эсклармонда была слишком слаба для такого дальнего пути. Гастон с братом увезли ее в маленькую наваррскую деревушку, и там она жила до самой смерти – не так уж много лет. Сажье всегда навещал ее, если выпадала возможность. – Бальярд помолчал. – Элэйс очень горевала, что они так больше и не увиделись.

– А что с Орианой? – спросила Элис немного погодя. – О ней Элэйс что-нибудь знала?

– Вести доходили очень редко. Самой интересной была новость о строительстве лабиринта в кафедральном соборе Нотр-Дам в Шартре. Никто не знал, чьей волей он выстроен и что должен означать. Отчасти потому Эвре с Орианой обосновались там, вместо того чтобы вернуться в его северные владения.

– Да и сами книги были изготовлены в Шартре…

– А на самом деле он был сооружен, чтобы отвлечь внимание от пещеры лабиринта на юге.

– Я его вчера видела, – сказала Элис.

«Неужели это было только вчера?»

–…И ничего не почувствовала. То есть он очень красивый, впечатляющий – и только.

Одрик кивнул.

– Ориана добилась, чего хотела. Гай д'Эвре увез ее на север и сделал своей женой. Она расплатилась, передав ему «Книгу Бальзамов» и «Книгу Чисел», и обещала продолжить поиски «Книги Слов».

– Женой? – нахмурилась Элис. – Но ведь…

– Жеан Конгост? Он был хороший человек. Педант, ревнивый и скучноватый, но он был верным слугой. Его убил Франсуа по приказу Орианы. – Бальярд замолчал на минуту, прежде чем продолжить: – Франсуа заслужил смерть. Он плохо кончил, но лучшего не заслужил.

Элис покачала головой.

– Я вообще-то думала о Гильоме.

– Он остался в Миди.

– Разве Ориана не подавала ему надежды?

– Он неустанно пытался изгнать с юга захватчиков. Через несколько лет он собрал в горах множество сторонников. Сперва предложил свой меч Пьеру Роже де Мирпуа. Впоследствии, когда виконт Тренкавель пытался вернуть земли, отнятые у его отца, Гильом сражался за него.

– Он переметнулся на другую сторону? – поразилась Элис.

– Нет, он… – Бальярд вздохнул. – Нет. Нет, Гильом дю Мас никогда не изменял Тренкавелю. Он был дураком, бесспорно, но не предателем. Ориана использовала его. Перед падением Каркассоны его захватили в плен вместе с виконтом Тренкавелем. Но ему удалось бежать. – Одрик глубоко вздохнул и с явным усилием заключил: – Он не был предателем.

– Но Элэйс считала его подлецом, – тихо проговорила Элис.

– Он сам разрушил свое счастье.

– Да, понимаю, и все же… жить с таким раскаянием, зная, что Элэйс считает его не лучше…

– Гильом не заслужил сочувствия, – резко перебил Бальярд. – Он изменил Элэйс, нарушил брачный обет, унизил ее. И несмотря на все, она… – Он осекся. – Простите. Не всегда легко сохранять объективность.

«Отчего это так волнует его?»

– Он никогда не пытался увидеться с Элэйс?

– Он ее любил, – просто сказал Одрик. – И боялся навести французов на ее след.

– И она тоже не пыталась?

Одрик покачал головой:

– А как бы вы поступили на ее месте?

Элис задумалась:

– Не знаю. Если она его любила, несмотря на все, что он сделал…

– Вести о подвигах Гильома время от времени доходили и в деревушку. Элэйс молчала, но втайне гордилась им.

Элис заерзала на стуле. Одрик заметил ее нетерпение и заговорил быстрее.

– Пять лет после возвращения Сажье держался неустойчивый мир. Они с Арифом и Элэйс жили хорошо. В горы переселились и другие беглецы из Каркассоны. В их деревне жила бывшая служанка Элэйс, Риксенда. Жизнь была простой, но хорошей… – Одрик помолчал.

– В 1226 году все рухнуло. На французский престол взошел новый король. Святой Людовик был яростным защитником святой веры. Он не мог спокойно видеть живых еретиков. А в Миди, несмотря на многолетние преследования и гонения, церковь катаров по-прежнему соперничала с католической в могуществе и влиянии. Пять катарских епископов: в Тулузе, Альби, Каркассоне, Агене и Разесе – многими почитались более, чем католические пастыри.

Поначалу все это не коснулось Сажье и Элэйс. Они жили как прежде. Зимой Сажье уехал в Испанию, чтобы собрать деньги и оружие для сопротивления. Элэйс осталась. Она была опытной наездницей, хорошо владела мечом и луком и отважно взяла на себя долг связной между вождями сопротивления в Арьеже и в ущельях гор Сабарте. Она проводила Совершенных в убежища, доставляла еду и припасы, разносила вести о том, где молено получить помощь. Совершенные большей частью бывали странствующими проповедниками и кормились своим трудом. Чесали шерсть, пекли хлеб, пряли. Они путешествовали по двое: более опытный наставник с молодым учеником. Обычно двое мужчин, конечно, но бывали и женщины.

Элис улыбнулась.

– Такие же как Эсклармонда, когда-то учившая Элэйс в Каркассоне.

– Отлучения, индульгенции для крестоносцев, новые кампании по искоренению ереси – все могло бы тянуться еще долго, если бы не новый папа. Папа Гонориус III. Он не желал ждать. В 1233 году он взял святую инквизицию под свой непосредственный контроль. Ее назначением было уничтожать еретиков повсюду и любыми средствами. Своими агентами он избрал доминиканцев, «черных братьев».

– Я думала, инквизиция возникла в Испании. Чаще всего упоминается в этом контексте…

– Распространенное заблуждение, – возразил Бальярд. – Нет, инквизиция была учреждена для борьбы с катарами. Начался террор. Инквизиторы разъезжали по городам, обвиняя, отлучая, вынося приговоры. Повсюду у них были соглядатаи. Выкапывали даже трупы, похороненные в освященной земле, чтобы сжечь на кострах, как еретиков. Пользуясь признаниями и полупризнаниями, инквизиторы выслеживали катаров в деревнях, селениях, городах. Земли Ока захлестнула война убийств, совершаемых под личиной правосудия. Добрых, честных людей приговаривали к смерти. В каждом крупном городе, от Тулузы до Каркассоны, был суд инквизиции. Осудив свою жертву, инквизиторы передавали ее в руки светской власти для заключения в тюрьму, наказания кнутом или сожжения. Их руки были чисты. Оправдывали немногих. И даже те, кого освобождали, должны были носить на одежде желтый крест – клеймо еретика.

В памяти Элис мелькнула картина: бегство по лесу от охотников. Падение. И клочок материи, осенним листом плывущий в воздухе рядом с ней.

«Приснилось?»

Заглянув в лицо Одрику, Элис увидела в нем такое отчаяние, что у нее перевернулось сердце.

– В мае 1234 года инквизиция появилась в Лиму. К несчастью, в то самое время, когда Элэйс с Риксендой приехали туда. В общей сумятице – быть может, их, женщин, путешествующих вдвоем, приняли за катарских священниц – их схватили и отправили в Тулузу.

«Этого я и боялась…»

Они не назвали своих настоящих имен, и потому Сажье услышал об этом только несколько дней спустя. Он помчался туда, не думая о собственной безопасности. Но ему не повезло. Заседания суда инквизиции обычно проводились в соборе Сен-Сернен, и он надеялся найти ее там. Однако Элэйс с Риксендой отправили в монастырь Сен-Этьен.

Элэйс задохнулась, вспомнив черных монахов, увлекающих прочь призрачную женщину.

– Я была там… – сумела выговорить она.

– Их содержали в ужасных условиях. Грязь, издевательства, унижения. Пленниц держали в темноте, в холодных камерах, и только крики других заключенных помогали отличить день от ночи. Многие умерли, не дождавшись суда.

Элис пыталась заговорить, но у нее пересохло в горле.

– Она… – Голос сорвался.

– Дух человека способен перенести многое, но, однажды сломленный, он распадается в прах. Вот что делали инквизиторы. Они ломали наши души так же верно, как палачи ломали кости, и мы уже не помнили, кем были…

– Расскажите, – коротко попросила Элис.

– Сажье опоздал, – ровным голосом проговорил он, – Но Гильом успел вовремя. Он узнал, что для допроса доставили знахарку из гор, и угадал, что это Элэйс, хотя ее имени не было в списках. Он подкупил охрану – подкупил или запугал, не знаю, – и его пропустили к ней. Он нашел Элэйс. Их с Риксендой держали отдельно от других, и потому он сумел вывести ее из Сен-Этьена, а потом и из Тулузы, прежде чем побег был замечен.

– Но…

– Элэйс была уверена, что ее схватили по приказу Орианы. Так или иначе, за время заключения ее ни разу не допрашивали.

Глаза Элис наполнились слезами.

– Он проводил ее за горы? – спросила она, поспешно вытирая лицо кулаком. – Она вернулась домой?

Бальярд кивнул.

– Вернулась. В августе, как раз перед Успением. Риксенда была с ней.

– А Гильом? – вырвалось у Элис.

– Гильома не было. И они больше не встречались, пока… – Он замолчал, и Элис скорее почувствовала, чем услышала его вздох. – Через шесть месяцев у нее родилась дочь. Элэйс назвала ее Бертраной, в память отца, Бертрана Пеллетье.

Слова Одрика, казалось, повисли в воздухе между ними.

«Еще один кусок головоломки…»

– Гильом и Элэйс, – прошептала она.

В памяти стоял лист с фамильным древом, развернутый на полу в комнатке Грейс. Имя «Элэйс Пеллетье дю Мас (1193–?)», обведенное красными чернилами. Тогда ей не удалось прочитать имени, стоявшего рядом, – только имя Сажье, вписанное зелеными чернилами внизу и чуть в стороне.

– Элэйс и Гильом, – повторила она вслух.

«Прямая линия потомков от них ко мне…»

Элис отчаянно хотелось узнать, что произошло за те три месяца, когда Элэйс с Гильомом были вместе. Почему они снова расстались? И еще ей хотелось знать, почему символ лабиринта вставлен рядом с именами Элэйс и Сажье.

«И рядом с моим».

Она подняла взгляд, сдерживая подступившее волнение. И неминуемо разразилась бы чередой вопросов, если бы ее не остановило лицо Одрика. Элис чутьем поняла, что не надо больше говорить о Гильоме.

– Что было дальше? – тихо спросила она. – Элэйс с дочерью остались в Лос Серес, с Арифом и Сажье?

По его лицу скользнула улыбка, и Элис поняла: он благодарен ей за то, что она сменила тему.

– Чудесная была малышка, – сказал он. – Добрая, красивая, вечно смеялась или напевала. Ее все обожали, и особенно Ариф. Бертрана часами сидела с ним, слушала рассказы о Святой земле и о дедушке, Бертране Пеллетье. Когда подросла, бегала по его поручениям. Ей было шесть лет, когда Ариф научил ее играть в шахматы.

Одрик умолк. Лицо его снова помрачнело.

– Но тем временем черная рука инквизиции протягивалась все дальше. Подчинив равнинные земли, крестоносцы обратились наконец к непокорным твердыням Сабарте и Пиренеев. Сын Тренкавеля, Раймон, в 1240 году вернулся из изгнания с отрядом шевалье. К нему присоединилась почти вся знать Корбьер. Он без труда отбил большую часть городов между Лиму и Монтань Нуар. Вся страна взялась за оружие: Сайссак, Азиль, Лаура, крепости Кверибуса, Пейрепертрузы, Агвилара. Но взять Каркассону ему не удалось. После месяца сражений, в октябре, Раймон отступил к Монреалю. Никто не пришел ему на помощь, и в конце концов, он должен был отойти в Арагон.

Одрик помолчал.

– Немедленно начался террор. Монреаль, и Монтолье тоже, сровняли с землей. Лиму и Алет сдались. Элэйс, как любому из нас, было ясно, что народу придется расплачиваться за неудачу восстания.

Он вдруг прервал себя и поднял глаза.

– Вы не бывали в Монсегюре, maidomasela Элис?

Она покачала головой.

– Это необыкновенное место. Может быть, святое. Даже теперь дух его сохранился. Крепость, врезанная в склон горы, Господень храм в небесах.

– Гора-убежище, – непроизвольно повторила Элис и покраснела, сообразив, что цитирует Бальярду слова из его же книги.

– За много лет до того, в самом начале Крестового похода, главы катарских церквей обратились к сеньеру Монсегюра, Раймону де Перелье, с просьбой восстановить полуразрушенный кастеллум и усилить укрепления. В 1243 году гарнизоном его командовал Пьер Роже де Мирпуа, в доме которого обучался Сажье. Элэйс боялась за Бертрану и Арифа и не хотела больше оставаться в Лос Серес. И тогда Сажье помог им с другими беглецами пробраться в Монсегюр.

Одрик кивнул:

– Да, но в пути их заметили. Может, им следовало разделиться. Имя Элэйс было теперь и в реестре инквизиции.

– Элэйс принадлежала к катарам? – спросила вдруг Элис, сообразив, что до сих пор не получила ответа на этот вопрос.

Он ответил не сразу.

– Катары верили, что мир, который мы видим, слышим, ощущаем и обоняем, создан дьяволом. Они верили, что дьявол обманом выманил чистые души из Божьего царства и заключил их в одежды плоти здесь, на Земле. Верили, что, если достойно прожить земную жизнь и «хорошо умереть», души их смогут освободиться из плена и в небесной славе вернуться к Богу. А если нет, то на четвертый день душа перевоплощается на Земле, чтобы начать новый круг.

Элис вспомнила слова в библии Грейс:

«Что рождено от плоти, есть плоть, и что рождено от Духа, есть дух».

Одрик кивнул.

– Вы должны понять: люди любили Bons Homes. Они не наживались на совершении брачных обрядов, крещении и заупокойных службах. Они не взимали подати и не требовали десятины. Рассказывали, как один Совершенный увидел в поле крестьянина, стоящего на коленях. «Что ты делаешь?» – спросил он. «Благодарю Бога за хороший урожай». Совершенный с улыбкой поднял крестьянина на ноги: «Благодари не Бога, а самого себя. Ведь это твоими руками вспахана по весне земля, и ты заботился о посевах». – Одрик взглянул в лицо Элис. – Вы понимаете?

– Кажется, да, – неуверенно сказала она. – Они считали, что личность сама распоряжается своей жизнью.

– В пределах и рамках времени и места, где мы родились, – да.

– Но Элэйс придерживалась этого образа мыслей или нет?

– Элэйс была такой же, как они. Помогала людям, больше заботилась о других, чем о себе. Поступала так, как считала верным, даже вопреки обычаям и традициям. – Он улыбнулся. – И, так же как они, не верила в Страшный суд. Она считала, что зло, которое мы видим вокруг, не может быть делом Господа, но… в конечном счете, нет. Она не исповедовала веру катаров. Она верила в мир, который можно видеть и осязать.

– А Сажье?

Одрик уклонился от прямого ответа.

– Сейчас все используют термин «катары», но верующие во времена Элэйс называли себя «Bons Homes». А латинские документы на латыни именуют их «albigenses» или «heretici».

– Откуда же пошло название «катары»?

– А, знаете, нельзя позволять победителям писать за нас нашу историю, – усмехнулся Бальярд, словно вспоминая какую-то старую шутку. – Это название мы… Существуют, знаете ли, разные объяснения. В том числе, что «catar» по-окситански – «cathare» по-французски – происходит от греческого «katharos» – чистые. Кто знает?

Элис нахмурила брови, пытаясь уловить скрытый смысл, но так и не поняла намека.

– Ну ладно, а сама религия? Она откуда происходит? Не из Франции?

– Истоки европейского катарства лежат в учении богомилов – дуалистической религии, процветавшей в Болгарии, Македонии и Далмации за век до того. Богомилы в родстве с более древними религиями – персидским зороастризмом и манихейством. Те тоже допускали перевоплощение душ.

В голове у Элис потихоньку связывались прежние знания с тем, что она услышала от Одрика, и начали возникать новые идеи.

«Потерпи, и все проявится само».

– В библиотеке Лиона, – продолжал он, – хранится рукописная копия катарского текста евангелия от Иоанна – один из немногих документов, избежавших уничтожения инквизиторами. Он написан на langue d'Oc, владение которым в те времена считалось преступным и наказуемым деянием. Из всех священных текстов Bons Homes евангелие от Иоанна было самым важным. В нем особое ударение делается на персональном, индивидуальном просветлении посредством «гнозиса» – знания. Bons Homes отказывались поклоняться идолам, крестам и алтарям, вырезанным из камня и дерева – низкие творения дьявола, но слово Божие они глубоко чтили.

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

– Перевоплощение, – повторила она, размышляя вслух. – Как это примирить с каноническим христианством?

– В христианском завете главным считается дар вечной жизни для верующих в Христа и возрождение во мгле которого он претерпел муки на кресте. Перевоплощение – тоже одна из форм вечной жизни.

«Лабиринт. Путь к вечной жизни».

Одрик встал и прошел к открытому окну. Элис смотрела в его тонкую прямую спину и ощущала в нем решимость, которой не было прежде.

– Скажите, maidomasela Таннер, – заговорил он, оборачиваясь к ней, – вы верите в судьбу? В дороги, которые мы выбираем, чтобы стать теми, кто мы есть?

– Я… – начала она и остановилась.

Она уже не была так уверена в своих мыслях. Здесь, среди живущих в вечности гор, высоко над облаками, будничные слова и привычные ценности теряли смысл.

– Я верю своим снам, – сказала она.

– Вы верите, что можно изменить свою судьбу? – настойчиво повторил Одрик.

Элис невольно кивнула.

– Иначе, какой смысл? Если мы просто идем по уготованной нам дороге, тогда мы сами – наша любовь, горе, радость, учение, любые перемены – ничто.

– И вы не стали бы мешать другому сделать свой выбор?

– Смотря по обстоятельствам, – медленно проговорила она, внезапно встревожившись. – А что?

– Я прошу вас запомнить этот разговор, – мягко сказал он. – Только и всего. Когда придет время, я попрошу вас вспомнить. Si es atal es atal.

Его слова что-то затронули в ней. Элис была уверена: она их уже слышала. Тряхнула головой, но память не возвращалась.

– Что будет, то будет, – тихо повторил он.

Дата добавления: 2015-09-02