Глава X. Затмение

900 лет назад

В тот день Луна пропустила занятия в Академии. Накануне она сделала удачный эскиз с летящим Рагоном, и ей не терпелось поскорей перенести его на холст. Луна весь день просидела с мольбертом в саду, стараясь передать бездонную высь неба, сверкающий в потоке света воздух, и главное, то упоительное чувство свободы, которое она всегда испытывала во время полетов на грифоне. И в тот момент, когда она кистью пыталась передать нюансы голубоватого свечения, небо над головой зловеще осиялось оранжевым цветом. Луна едва успела удивиться, как высоко над нею со свистом пролетел огненный снаряд и врезался в один из деревянных домов. Он вспыхнул, как огромный огневой шар. Пламя тут же набросилось на соседние строения, пожирая все вокруг… Еще несколько светящихся снарядов прочертили лиловые небеса, и девушка, рванув с мольберта подрамник с холстом, побежала к дому, роняя на траву тюбики с красками… Прислонив картину к стене, Лунаэль выглянула из окна своего каменного двухэтажного особняка. Два соседних дома горели, повсюду летали пылающие искры. Толпы испуганных жителей, задыхаясь в клубах дыма, заполнили узкую улицу. От угарного воздуха, который просачивался в комнату Луны, перехватывало дыхание и слезились глаза. Вдруг истошные визги и крики всколыхнули толпу, в гуще электов началось паническое движение, и все кинулись бежать, гонимые сворами каких‑то страшных гиенообразных хищников. Двое из них пробежали совсем близко от ее окна, и Луна смогла разглядеть песьи морды на горбатых хребтах с косматыми гривами и чешую на боках, блещущую, как панцирь.

Просидев несколько часов под окном и дождавшись, пока крики и звериное рычание на улице стихнут, Луна решилась покинуть дом и пойти в Турулл – академгородок, в котором должны быть сейчас дядя Фат и тетя Мариэль, заменившие ей родителей. Девушка осторожно приоткрыла входную дверь и выглянула. Никого. Но, поспешно выскочив из‑за куста на тротуар, она поскользнулась и, падая, уперлась руками о панель. Ее ладони погрузились во что‑то липкое и красное. Оглянувшись, Луна увидела электа с перегрызенным горлом, лежащим в луже собственной крови. И таких трупов на серых плитах мостовой было множество… Ужас ледяною хваткой сковал сердце Лу. Все, что она видела перед собой, шло вразрез с ее представлениями о жизни. И это было невозможно осознать. Столько мертвых вокруг… Она, конечно, помнила, что ее родители ушли из жизни, но тогда она была слишком мала, чтобы думать об этом, а по опыту своей двадцатилетней жизни, она знала, что смерти не бывает, ведь души алькоров бессмертны, и они редко покидают свои тела… Но такое количество трупов вокруг говорило совсем о другом… Столько погибших душ?! Но почему?! Ведь это неправильно! Луне стоило больших усилий удержать крик, рвущийся из груди.

О том, чтобы пройти к Туруллу привычным путем – через парк, и думать было нечего: он горел. Пелена гари провисла над ним, и от нее саднило в горле. Трава вокруг почернела и дымилась, а река стала бурого цвета. Вместе с трупами истерзанных жителей она уносила течением пепел счастливого прошлого Гринтайла. Луна опасливо перебралась через обгоревший мост и чуть не упала, когда его деревянный настил обвалился.

Из Враны в Турулл вела широкая мостовая, но Луна упрямо решила идти через парк, теперь, когда она перешла через мост, это было возможно, потому что другой берег реки пострадал от огня значительно меньше.

И вот Турулл уже близко, из‑за деревьев виднеются башни монастыря и шпиль храма. Луна вышла на территорию академгородка и остолбенела. По всей границе он был окружен дубами‑великанами, их стволы были густо оплетены лианами, которые не только создавали непроходимую стену, но и отбивали ветвями псоящеров, бросавшихся на них, словно те были мелкими щенками. А было их вокруг видимо‑невидимо – снующих, рычащих, скулящих…

Едва Луна успела укрыться за кустом, как властный женский голос перекрыл звуки яростных наскоков звериного войска.

– Браво, браво, профессор Фатэн! Я вижу, вы превзошли себя. Не думала, что алькоры низшего звена смогут создать неподвластную мне броню.

Слова эти исходили из уст надменной электианки в черном плаще и с развевающимися черными волосами. Такой Луна ее увидела сзади, со спины. Позже у нее появилась незавидная возможность разглядеть ее поближе. На голове у дамы был шлем, напоминающий звериную морду с чудовищно‑огромными клыками и со светящимися изумрудами глаз, а затылочную часть шлема украшала вздыбленная лошадиная грива цвета воронова крыла, которую Луна и приняла первоначально за прическу предводительницы ящеров. Холодное и красивое лицо с голубоватой кожей имело столь жесткое выражение, что казалось отталкивающим.

– Я предлагаю вам перейти на мою сторону, – продолжала она. – Мне как раз нужны такие полезные помощники. А я взамен оставляю вам жизнь. Вы же не можете сидеть там вечно. Да и запас продуктов у вас скоро кончится.

– Как бы не так! – крикнул ей в ответ Фатэн, высовываясь из окошка одной из башен монастыря. – Я смогу выращивать овощи и фрукты в оранжереях. Я вывел сорта, которые созревают очень быстро.

Тут лохматые воины учуяли запах добычи. Рычанием выгнав Луну из укрытия, они стали окружать ее, готовые тут же растерзать.

– Луна! Луна! – с отчаянием закричала Мариэль. – Пожалуйста, Элерана, не трогайте ее!

– Пока не трогать! – милостиво приказала та и, притворно удивляясь, спросила. – А почему, собственно, я должна вас слушаться? – Разогнав своих псов, она оценивающе оглядела девушку, и глаза ее алчно сверкнули. – Луна… – повторила она с интересом. – И кем же ты, Луна, приходишься Фатэну и его жене? Ха‑ха‑ха! – Злорадно засмеялась она и, схватив девушку за руку, рванула ее к себе. – Посмотрим, насколько ты им дорога! Итак, я даю вам пять минут на раздумье, – сказала она, обращаясь к профессору Фатэну и алькорам. – Либо вы убираете свое ограждение, и все остаются живы, либо вы продолжаете оставаться на местах и наблюдаете, как мои морраки забавляются с вашей девочкой. А для тебя, моя кошечка, у меня отдельное предложение, – зашептала Луне захватчица, склонив голову к ее уху и интимно понизив голос. – Ты мне… приглянулась, детка, поэтому я предлагаю тебе очень выгодную сделку. Мне не нужны бунтари. Укрощать их гордый дух я не собираюсь. Многие из алькоров уже предпочли неволе смерть. Поэтому во избежание дальнейших мятежей, я вынуждена их уничтожить, как только они уберут щит. Ты ведь этого не хочешь, да? Я тоже не хочу! Мне нужны умные и сильные подданные из алькоров Враны. Отбор я буду делать из тех, кто укрылся в Турулле. Кто до конца будет верен своим убеждениям – могут уйти, я отпущу их. Но таких упрямцев будет мало. Я уверена, разумный подход к ситуации возобладает. Многие из них, заглянув внутрь себя в Лабиринте, – увидят там другой путь… Они по собственной воле перейдут на мою сторону! – самодовольно засмеялась Элерана и, не удержавшись от хвастовства, добавила. – Видишь, как великодушна повелительница Тьмы! Но все это только в том случае, если ты останешься со мной, будешь мне верным другом и будешь любить меня. Если ты когда‑нибудь посмеешь меня ослушаться, я начну охоту на твоих родных. Ты согласна? – с хриплым придыханием завершила она, пожирая ее черными, как уголь, глазами.

Луна молчала. Порыв ветра принес из Враны летающий пепел и запах паленого.

– Помни, если ты не согласишься, я убью их, когда они выйдут.

Луна вспомнила множество опустевших, бездушных тел, которые называют мертвыми, ими была усеяна мостовая, их несла красно‑бурая река… Значит, это возможно – убить электа…

– Ты в любом случае останешься скрашивать мое одиночество, хочешь ты этого или нет! – сварливо заявила Хартс. – Но твое согласие сохранит им жизнь. Так что решайся…

– Я согласна, – пролепетала Луна, еще не представляя себе, на что она себя обрекает.

– Еще одна просьба, – сказала Хартс. – Они не должны знать про наш уговор, иначе все пойдет насмарку. И с теми, кто уйдет, ты больше не увидишься, но зато – я не помешаю им строить новую жизнь. Кстати, и те, кто останется, начнут новую жизнь – жизнь в Дрэйморе! Время вышло! – крикнула она алькорам, укрывшимся в Турулле. – Вы принимаете мои условия, чтобы спасти одну невинную жизнь?

– Мы можем распоряжаться только своей жизнью, но не чужой. И если чем‑то жертвовать, то только собой, – тихо сказал Фатэн. Профессор знал, что весь монастырь сейчас слышит его. – Итак, – уточнил он, – если я сниму заграждение, ты отпускаешь и Луну, и всех сотрудников академии, не причинив никому вреда! Так ли я тебя понял?

– Я отпущу каждого, кто сам этого захочет, после того, как вы выполните одно мое условие! – заверила Хартс и, для убедительности выпустив Луну из цепких рук, пообещала. – Я, действительно никого не трону: все будет зависеть от вашего желания!

– Ладно! – крикнул Фатэн. – Я поверю твоему слову.

Огромные дубы уменьшились в размерах и стали выглядеть, как обычные деревья, а ползучие лианы с быстротой ящериц скрылись в зелени ветвей.

Темная владычица подошла к воротам Академии вершителей, и те медленно раскрылись перед ней. В холл уже сбежался народ, желая знать, чего от него хочет металлогласная женщина. Величественной поступью Хартс зашагала по коридорам. Алькоры последовали за ней. Следом бежали морраки, с рычанием погоняя отстающих и сбивая всех в строй. Элерана остановилась около дверей с зеркально отражающей поверхностью. Они открывали вход в Лабиринт Зеркал.

– Славное изобретение, эти зеркала, – проворковала она. – Подарок некогда могущественной Ласки. Они направляют разумных существ на верный путь. Может быть, они кому‑то подскажут сейчас, что его путь – служить мне и жить в моем королевстве, которое я собираюсь создать на развалинах Гринтайла? Я уже придумала ему имя – Дрэймор. Я предлагаю вам пройти через лабиринт и, как только вы это сделаете, вас никто не задержит, вы сможете уйти, если захотите. – Заметив на лицах недоверие и замешательство, Элерана добавила:

– Вы же знаете, это никого не убьет. Я просто даю вам шанс поговорить с собой, заглянуть себе в душу и понять, нужно ли вам бежать куда‑то или же гораздо лучше остаться здесь, в моих владениях. Я это делаю для того, чтобы в моем королевстве были и другие подданные, кроме этих, – она указала на морраков. – На самом деле, быть калу не так уж плохо, это гораздо лучше, чем обрекать себя на вечные скитания. Присягнув мне, вы сможете вернуться в свои дома. Я научу вас жить по‑настоящему. Итак, пройдя через Лабиринт, вы сделаете выбор: хотите ли вы остаться в Дрэйморе или уйти. Прошу, – и Хартс с надменной улыбкой отошла в сторону, чтобы не загораживать вход. – Начнем, пожалуй, с самых уважаемых здесь персон. Профессор Фатэн? – Хартс сделала приглашающий жест рукой и слегка склонила торс, изображая почтение.

Двустворчатые двери распахнулись, как от порыва ветра. Свет хлынул в зеркальный тоннель, и все засияло, заблистало в нем, многократно отражаясь и отсвечивая.

Фат и Мариэль переглянулись. Ужасное подозрение читалось в их встревоженных глазах. Темная жрица ничего не делает наугад. Наверняка, она все взвесила и просчитала каждый свой шаг. Может, с зеркалами что‑то не так?..

– Не стоит медлить, у вас нет вариантов лучше этого, – сказала Хартс ободряюще.

Фатэн шагнул в сверкающую бездну и быстро скрылся за поворотом.

– Боишься? – с легким звоном спросило его зеркало, так, как будто он спросил сейчас самого себя. – Тревога владеет тобой. Ты не уверен в том, что вынес правильное решение.

– Я честен перед собой и не пытаюсь выглядеть лучше, чем я есть на самом деле.

– Это верно. Но когда тебе пришлось выбрать одну из двух жертв, и ты выбрал большую. Ты отдал оставшихся из своего народа за одного только электа – за свою племянницу. Быть может, эти несколько десятков алькоров будут растерзаны новой владычицей страны? Как бы за это тебе ни пришлось корить себя всю жизнь.

– Я не выбирал. Меня поставили перед необходимостью принять решение: отдать Луну на растерзание или нет. Я не отдал.

– Но это может привести к гибели множества алькоров.

– Они поддержали меня, все как один. А это значит, они сделали такой же выбор, как и я.

– А что бы ты сделал, если бы узнал, что она вас предаст? Что если она ответит вам черной неблагодарностью? Ты ведь пожалеешь об этом, верно?

– Я хорошо знаю Луну. Этого не случится.

– Она еще попортит вам кровь! Запомни мои слова! И ты пожалеешь о том, что спас ее однажды, потеряв множество своих сторонников! Может, вам лучше сдаться на милость темной владычицы? Тогда все останутся живы. Знай же, вам рассчитывать не на что. Никто вас не защитит. Правительство низвержено. Миэрита Ласка бесследно исчезла после встречи с Жрицей Тьмы. Таэр Нафар едва успел организовать эвакуацию жителей из страны, как превратился в камень. Провинции охвачены огнем, от Враны, Гаварны и других городов остались руины… Гринтайла больше нет! Те, кто не успел покинуть страну, захлебнутся в собственной крови!

Убеди алькоров сдаться, и никого из вас не тронут. Вы вернетесь к своим занятиям, вам никто не помешает. Живите, как прежде. И предательство Луны уже не будет для тебя предательством.

Звон зеркальных голосов превращался в набат, и Фатэну хотелось оглохнуть, чтоб не слышать о грядущей катастрофе.

«Тогда все останутся живы! … живы! … живы! … живы!... живы!» «Убеди алькоров сдаться… сдаться… сдаться… и вас не тронут… не тронут… не тронут!» – хрустально звенел хор голосов, отражаясь от стен и многократно повторяясь.

– Ваши шансы противостоять Хартс ничтожны! …ничтожны!...ничтожны! – твердили зеркала. – Даже Ласка не смогла победить Тьму! Ты потеряешь почти всех единомышленников! Вас останутся единицы… Подумай, на что ты себя обрекаешь?! И присягни Хартс, как все… как все… как все!

– Мой выбор – это только мой выбор, и он не зависит от того, что выберут другие. Я живу в согласии с сердцем и совестью, и даже трагические обстоятельства не заставят меня изменить себе. Присягнуть Хартс – это то же самое, что совершить предательство по отношению к родине, к Ласке и к самому себе, как я уже сказал. Ты пытаешься совратить меня. И если я соглашусь – значит, буду совращен, и мне не будет оправдания.

– Впустив в Турулл Тьму, ты сделал свой выбор, но бойся прийти сюда в следующий раз, ты будешь наказан за свои ошибки, – произнесли свой вердикт зеркальные судьи.

И тут Фатэн увидел выход.

– Фат! С тобой все в порядке? – Мариэль бросилась к бледному, как мел, мужу.

– Да. Иди смело и слушай только то, что говорит тебе сердце. У тебя это всегда хорошо получалось.

– Ладно, ладно, – прервала его Хартс, – поменьше патетики, пожалуйста. Не будем терять время.

Мариэль вошла в сверкающий тоннель, и на протяжении всего пути, даже слабая тень не проскользнула по ясной поверхности зеркал, до конца они оставались чистыми и незамутненными.

Алькоры входили и выходили один за другим, и почти все возвращались с мрачными лицами. Осталась только Луна. Хартс положила руку на ее плечо.

– Ты можешь не ходить, если не хочешь, для тебя это уже не имеет значения.

– Нет, я пройду, как и все, – отказалась девушка. – Я хочу знать, что думают об этом зеркала.

– Ну как знаешь, – усмехнулась Элерана. – Тебе же хуже.

– Хочешь получить ответ на главный вопрос? – суровым баритоном обратился к девушке дух лабиринта.

Луну очень удивило это, ведь она знала, что зеркала копируют голоса тех, чью душу они отражают.

– Да, – согласилась Лунаэль после секундной паузы.

– Это был не твой выбор. Это испытание для каждого. Их слабость – не твоя вина.

Луна молчала. Она ожидала услышать совсем не это. И только по истечении времени, проведя череду темных будней в компании калу, она поняла, что имел в виду зеркальный голос.

– …Но твоя жертва сейчас обернется для алькоров большими бедами в скором будущем, – добавил голос через паузу.

– Я могу еще отказаться! – взмолилась Луна. Внутри нее стала нарастать паника.

– Нет, не можешь, – вздохнуло зеркало. – Разве у тебя есть выбор? Ты сама об этом знаешь. И самоубийство – не выход, не думай об этом. Иногда приходится кем‑то жертвовать. Для тебя время выбирать еще не настало. Не пропусти тот момент. Главное – верь, иначе силы иссякнут.

По предложению Хартс, алькоры разделились на две группы. В меньшей из них остались только Фат, Мариэль, Лассо, Ахмед и еще несколько алькоров. Остальные несколько десятков и Луна встали рядом с Хартс.

– Хм, – та искренне удивилась. – Не все? Очень странно.

– Лу‑у‑на?! – Мариэль вопросительно и жалобно поглядела на девушку.

Фат тоже не поверил своим глазам.

– Зеркала были правы. Ты – предательница.

– Вовсе нет, – вступилась Хартс, – Вы собираетесь бороться за аморфный призрак старого города, который уже никогда не вернуть. Вы верны тому, чего больше не существует. Это глупость и безрассудство, не более того. А Луна практично выбрала то, что удобнее. Она просто честна перед собой и перед другими.

– У этих зеркал есть одно свойство, – процедил Фат, подходя вплотную к Элеране. – Они всегда говорят правду и только правду, они считывают все сомнения прямо из души. Такова их сущность и предназначение. И тебе никогда не изменить этого, что бы ты с ними не сделала. Мы услышали голос своего сердца, а не голос страхов и заблуждений. Именно поэтому мы сейчас не с тобой!

– Вон из Турулла! Теперь это моя территория! – с саркастическим торжеством приказала Хартс. – Уносите ноги, пока живы! Но предупреждаю: берегитесь! Если будете враждовать со мной, я уничтожу вас!

Молча скрипнув зубами, Фат опустил голову и вместе с женою пошел к выходу из Ритуального зала, где еще недавно вершители проводили магические обряды. Небольшая группа его сподвижников с помрачневшими лицами двинулась вслед за ними. Лунаэль, заметавшись, побежала за уходящей семьей, но увидев угрозу в жестоком лице Хартс, застыла на месте. Порываясь что‑то крикнуть на прощание своим близким, которых она только что потеряла, Луна, как рыба на мели, беззвучно открывала и закрывала рот, и все расплывалось в ее глазах от непролитых слез...

Королева Дрэймора со своей новой прислужницей Лунаэль и новоиспеченными калу вышла из академии и отправилась на осмотр ее турульских владений.

– А про питомник мы не договаривались, – с мстительной улыбкой произнесла Хартс, неожиданно обнаружив зоопарк Фатэна. В тот же миг ограда вальера заполыхала яростным пламенем. – Ишь, как горит! Кабы на Академию не перекинулось, – притворно встревожилась Элерана и быстрым шагом удалилась.

Луна несколько секунд стояла в замешательстве, не зная как поступить. Она попыталась потушить пожар заклинанием, но магический огонь не поддавался ей. И Луне ничего не оставалось, как открыть загон...

Изгнанный из Турулла, профессор Фатэн перед уходом торопливо шарил в шкафах в своем рабочем кабинете при кафедре. Он укладывал в саквояж свои научные труды и необходимые вещи, когда услышал истошные крики животных. Фатэн выглянул в окно и увидел, как Луна настежь распахнула ворота вальера… Уникальные экземпляры зверей, охваченные непонятной тревогой, ринулись к выходу… Псы Хартс, гулявшие по округе, кинулись драть беззащитных животных. Пышный грифон‑феерверк не успел взлететь, когда на него набросилось пять морраков. Крупные разноцветные перья, обагренные кровью, разлетались в разные стороны…

– Не‑е‑ет! – в ужасе кричал Фатэн на бегу. Но обезумевших животных было уже не вернуть. Большинство из них разбежалось на свою погибель.

Луна заметила, как Рагон защищает белоснежного оленя с ветвистыми рогами, и бросилась к ним на помощь. Грифон, словно конь, лягался мощными когтистыми лапами. От его ударов в шкурах морраков оставались кривые толстые «занозы» – черный, как ночь, зверь оставлял там свои когти, а на его лапах тут же отрастали другие. Девушка пыталась отгонять псоящеров. Они ее не трогали, зная, что она принадлежит госпоже, но и не подчинялись ей. Луна наколдовала перед хищниками огненную стену, и олень ускакал. Грифон, поднявшись на безопасное расстояние, продолжал кружить в воздухе, размахивая крыльями.

– Рагон, улетай, я не переживу, если ты погибнешь! – уговаривала его девушка.

Обливаясь потом, к ней подбежал Фатэн.

– Луна, что ты наделала?! – страдальчески воскликнул он.

– Но ведь загон горел, они бы погибли от огня! – с отчаянием крикнула ему в ответ девушка.

– Что ты несешь?! От какого огня?! Тебе Хартс приказала? Предательница! Выслуживаешься перед ней?! Ты больше не член нашей семьи, уходи! – орал вне себя Фат.

Луна посмотрела на загон – никаких следов пожара там не было. Жгучий стыд обжег ее щеки. Она перевела взгляд на разгневанное лицо Фата, на растерянное лицо Мариэль, прибежавшей вслед за мужем, и попятилась, не зная, что сказать и как все объяснить. «Ты в любом случае останешься скрашивать мое одиночество, хочешь ты этого или нет! Помни, если ты не согласишься, я убью их, когда они выйдут...» – вспомнила она слова Хартс. «Нет–нет, не убивай их, я согласна…» – мысленно ответила ей Луна и побрела прочь. Куда она шла, пошатываясь, она не знала, просто шла и шла, погруженная в свое горе, и не замечала, что верный друг не покинул ее. То воспаряя, то опускаясь к земле, над нею медленно кружил Рагон, и, наконец, когда взмах его крыльев разметал ее светлые волосы и белое платье, Луна очнулась и услышала птичий клекот.

– Рагоша, – прошептала она со слезами, – Ты не оставил меня…

Элерана Хартс поселилась в Храме Душ, где жила бывшая правительница Гринтайла, миэрита Ласка. Там находилась знаменитая Комната Ведения, через которую королева Дрэймора наблюдала теперь за всем, что происходило в ее владениях. Храм Душ, излучавший дивный голубоватый свет, по‑прежнему светился в темноте, но Небесный водопад с приходом тьмы на земли Гринтайла мгновенно высох, а река Жизни – Эпидрион – теряла свои воды постепенно, день ото дня все больше и больше мелея.

Лунаэль вылетела из покоев госпожи с пылающим лицом. Спотыкаясь, она побежала по широкому коридору. Вслед за ней в дверях показалась невозмутимая Элерана Хартс. С ухмылкой провожая взглядом удаляющуюся спину девушки, она опустила глаза на красную ковровую дорожку вдоль коридора – его только что касались ступни убегающей пленницы – ковер резко дернулся назад и, собравшись гармошкой, вернул, упавшую от толчка Луну обратно, прямо к ногам королевы. И Хартс, присев на корточки, склонила к девушке лицо, на которое время наложило сложную печать ожесточенности, сарказма и страданий.

– Бедная девочка! Перенести такое испытание в двадцать лет… Мыслимое ли дело? Какая жалость... Во цвете молодости и красоты ты вынуждена влачить рабское существование рядом с мужчиной, заточенным, как зверь в клетку, в это подобие женской плоти... Противно, да? Быть с таким чудовищем, как я… Как я тебя понимаю! Но мне не жаль тебя! Так же, как и тебе не жаль меня… Увы, каждый в этом мире живет только для себя! Ты и понятия не имеешь, что это такое мужчина, сжигаемый страстью, в теле ведьмы! Но я клянусь тебе, ты узнаешь, каково быть запертым в клетку чужого тела… прямо сейчас! – Хартс выпрямилась и оценивающе оглядела Луну, которая боялась даже шевельнуться. – Белая кожа, белые волосы, белое платье… Знаешь, я не люблю белый цвет. Белое напоминает мне о солнечном свете – о безмятежности и глупости… Я ненавижу всех счастливых и глупых. Черный цвет мне ближе по духу. Черный – это цвет одиночества, цвет мрака и полной безнадежности. Я и Кара вынуждены общаться через этого старика на троне, и я теперь не ощущаю прежней силы влечения. В нынешних телесных оболочках, мы оба, как в клетках, – мы очень одиноки... Мне кажется, глубокий черный гораздо ближе к жизни, он емче, многогранней. Кара была знойной брюнеткой. Даже не знаю, что меня привлекло в тебе. Я просто хотел немного тепла и ласки, хотел снова ощутить себя молодым и свободным… – Хартс пристально посмотрела на Луну и сделала долгую паузу. Из глаз ее дохнуло мраком и холодом, а от синих искорок, вырвавшихся из зрачков ведьмы, по телу девушки пробежал колючий озноб, ее бросило в жар и обожгло леденящей стужей. И вдруг острая боль пронзила и как будто разорвала ее внутренности; с хрустом раздирая тело, раздвинулись ребра, огнем охватило голову. Перед глазами поплыли мрачные своды дворца, зловещая усмешка Элераны… А потом пелена перед глазами рассеялась. Все прошло: и нахлынувшая дурнота, и пекло во всем теле… И Луна вернулась в мрачную реальность.

– Хм, сказать «неплохо» было бы мало… Я б сказала: «Превосходно!». Надеюсь, тебе понравится. Вставай, – Хартс протянула руку, и, раздавленная страхом, Луна не посмела ее не принять. Она чувствовала себя как‑то очень непривычно, то ли платье вдруг стало тесным и местами лопнуло по швам, то ли высоченная Хартс стала ниже ростом. «Ходит вокруг меня кругами, меня счас вырвет от нее...» – подумалось Луне.

– Теперь спать, – приказала та. – Сегодня и последующие несколько дней, я думаю, ты ни на что не будешь годен. Спокойной ночи, – сказала Хартс, но не удалилась, а продолжала с удовлетворением разглядывать Луну.

Та, пошатываясь от слабости, поспешила пройти мимо нее, и не заметила, как под пристальным взглядом ведьмы, невесть откуда взявшийся ветерок уносит лоскуты ее разорванного платья, а на широкие смуглые плечи ложится черный халат и заворачивается вокруг мускулистого торса. Луна машинально запахнула его поглубже на груди и открыла дверь в свои покои.

Медленно приходя в себя от потрясения, Луна ощущала что‑то странное в своем теле. Она затруднилась бы передать это словами, но что‑то явно стало не так. Вернувшись в свою комнату, она посмотрела в зеркало и вскрикнула от неожиданности: на том месте, где раньше было зеркало – в стене появилось окно, из которого на нее смотрел незнакомый парень. Несколько секунд Луна испуганно разглядывала его, прежде, чем заметила, что юноша в «окне» точно копирует ее движения, он так же смертельно напуган и печален… Луна протянула руку и прикоснулась к отражающей поверхности, чтобы убедиться в правильности своих опасений. Рука… со смуглой кожей и крупными пальцами… Ошеломленная, она быстро наклонила голову и увидела свои голени… нет, не свои… ее прежних – стройных белокожих ножек не было… были другие – крепкие, мускулистые, бронзовые – это были мужские ноги. Она близко рассмотрела свое лицо. Густые брови выдвинулись вперед, придавая чертам суровость и решительность, а глаза под ними, хоть и смотрели растерянно, соответственно ее состоянию, но все равно были чужие – не серо‑синие, как у нее, а темно‑коричневые. Она запустила свою большую кисть в волосы надо лбом: вместо привычного мягкого шелка – жесткие рассыпчатые пряди цвета воронова крыла, длиною чуть ниже плеч.

Луна положила на кровать свое «чужое» деревянное тело, и, уставившись в одну точку, впала в ступор. Как долго это продолжалось, она не помнит, время прекратило для нее свой бег. Призывный клекот заставил ее приподнять голову и выглянуть в окно. Щелкнув задвижкой, она толкнула раму наружу и, протянув руку, погладила грифона по голове.

– Дррук‑к? – удивленно спросил грифон, и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на незнакомца круглыми желтыми глазами. Его усики‑антенны быстро‑быстро задвигались, и он радостным басом подтвердил. – Дррук‑к!

– Улетай, Рагон, – тоскливым баритоном прошептала Луна. – Со мной нельзя быть рядом, я приношу несчастье всем, кого люблю.

Грифон замотал головой, не соглашаясь. Тут скрипнула дверь, и Рагон метнулся от окна, чтобы не обнаружить себя. В комнату вошла Элерана Хартс. На этот раз на ней не было ее разлетающегося балахона. Она была с продуманным изяществом одета. Блестящее черное платье с синим отливом облегало ее высокую фигуру и смотрелось вполне гармонично с голубоватым оттенком ее лица, а крохотная шляпка на фиолетовых волосах была украшена сиреневым пером.

– Там кто‑нибудь есть? – спросила она, глядя на раскрытое окно.

– Нет, просто здесь душно.

– Вставай, лежебока, ты не выходишь уже четвертый день. Я успела соскучиться, – игриво сказала она.

«Соскучиться?!» – кровь прилила к лицу Луны, после трех дней опустошенности, первое живое чувство, которое в ней всколыхнулось, – это было омерзение и жгучая ненависть.

Хартс подошла к кровати и с лаской прикоснулась к его щеке. Луна, вскочив, в гневе толкнула ведьму так, что та едва устояла на ногах.

– Ты смеешь мне противиться? – Хартс была неприятно поражена. – Ты, должно быть, не понял еще, с кем имеешь дело! Я могу превратить тебя в камень! Я могу разорвать тебя в клочья! Ты еще не знаешь, что такое страдание и адские муки!

В глазах Хартс знакомо полыхнуло синим, и Луна упала на пол, прогибаясь от выламывающей все тело боли.

– Ты думаешь, это боль? – с ухмылкой спросила Хартс и сардонически рассмеялась. – Ха‑ха‑ха! Это лишь бледная тень от той чудовищной пытки, которую тебе предстоит испытать! Я впущу в тебя боль тысяч электов, если ты не образумишься! Клянусь, я заставлю тебя уважать мои желания. Вставай и одевайся! – она кивнула на расшитую серебром черную одежду, разложенную на кресле. – Думаю, тебе стоит немного поесть, после всех стрессов это тело нуждается в поддержке.

Элерана снова позволила себе взять Луну за руку. Та напряглась от бессилия и униженности, но послушно пошла за ней. Хартс привела ее в дворцовую трапезную. Там карлики уже накрыли стол изысканными и мастерски сервированными блюдами. Дрожащими руками под пристальным взглядом своей мучительницы Луна засовывала в рот какую‑то еду и глотала ее, не ощущая вкуса.

– Ну вот, – проворковала Хартс, стараясь глядеть на свою жертву приветливо, хотя глаза ее продолжали быть жесткими и колючими. – Теперь мы с тобой разного пола, так что наши отношения больше не должны казаться тебе нелепыми или противоестественными, – рассмеялась она.

Луна молчала, едва сдерживаясь, чтобы не завыть. Горло пересохло, и от сознания, какая жизнь уготована ей в Дрэйморе, ее охватывала такая безысходная тоска, что казалось, стало нечем дышать.

– Знаешь, я приготовила тебе подарок. Пойдем, – Хартс встала из‑за стола, и повела ее на одну из самых высоких башен святилища. Они вышли на беломраморный кольцевой балкон, увитый пожелтевшим, усыхающим плющом. Совсем недавно он еще буйно зеленел, окропляемый брызгами Небесного водопада, говорили, что можно было протянуть руки и набрать полные пригоршни святой воды... Но теперь с этой стороны любоваться было нечем, смотреть на мрачные стены вздымающихся скал, с которых раньше стекала вода, не хотелось, и Луна пошла вперед. Дойдя до противоположной стороны круглого балкона, она положила смуглые руки на перила и оглядела раскинувшиеся внизу просторы Гринтайла.

То, что она увидела, было чудовищным злодеянием. Сожженный и залитый кровью своего истерзанного народа, Гринтайл умирал. Издалека она не слышала душераздирающих криков электов, злобного рычания морраков, и торжествующих воплей калу, которые мучили и убивали народ. Но она видела, как черная мгла затягивает горизонт, и под его натиском свет полуденного светила меркнет. И вот сейчас, стоя в хмуром свете серого дня, она с ужасом подумала о том, что над Дрэймором уже никогда не взойдет солнце…

– Да, ты мыслишь в верном направлении, – сказала Хартс, словно читая ее мысли, – в Дрэйморе будет вечно царствовать ночь! Но здесь, исполнятся твои самые заветные мечты! Я знаю, что ты всегда мечтала летать, но раньше это было неосуществимо. А теперь тебе даже крылья не понадобятся! – с этими словами правительница Дрэймора просто вытолкнула Луну с балкона, и мраморные перила почему‑то не помешали этому. Они как будто растворились на мгновенье, и Луна упала сквозь них.

Черноокий юноша по инерции падал вниз всего лишь несколько секунд, а потом он взлетел, и это произошло само собой. Земля перестала приближаться, она стала отдаляться от него.

Луна не испытывала ликования от того, что ее мечта сбылась, но ее посетила счастливая мысль – улететь прочь от этой безумной ведьмы.

– Э, нет, – дыхнула Хартс ей в самое ухо, и Луна сразу же оказалась стоящей на балконе рядом с ней. – Ты сможешь летать куда угодно, но только в пределах Дрэймора. Не думай, что сможешь улететь от меня, – холодно сказала ей госпожа, но уже через секунду, сделав над собой усилие, весело произнесла. – На самом деле я очень великодушна, и хочу, чтобы ты оценил это. Зная, как ты страдаешь от разлуки с близкими, я решила сделать тебе еще один подарок. – Хартс торжественно извлекла из‑за спины клетку с летучей мышью. – Узнаешь? Я решила одомашнить твоего грифона. Теперь ты можешь держать его прямо в своей комнате!

Луна только рот открыла от невозможности выразить все свое возмущение и протест.

– Я подумала, – любезно пояснила Хартс, – Что какой‑то там грифон нам не повредит. Тем более в таком уменьшенном виде. Я, надеюсь, что ты теперь перестанешь грустить от одиночества?

Луна молча приняла из голубоватых рук клетку и, сквозь прутья глядя на сжавшегося от страха зверька, с сожалением вздохнула.

«Что ж ты не послушался, глупыш? Я же предупреждала тебя…» – говорил ее немой взгляд.

– Ты зря так расстраиваешься, – миролюбиво отозвалась Хартс. – Все можно пережить и ко всему привыкнуть. Я, например, смирилась с тем, что мне придется тысячелетия коротать в этом теле. И, наконец, третий подарок от меня! – Элерана лукаво улыбнулась. – Это для того, чтобы улучшить взаимопонимание между нами. Иногда ты сможешь превращаться… в зверя! Животная натура дает многочисленные преимущества. От этого обостряются слух, зрение, реакция, интуиция. Обостряются инстинкты, в том числе и половые. Надеюсь, что так тебе будет легче привыкнуть к нашим отношениям. Кроме того, это поможет тебе выполнять некоторые из моих поручений. С новыми возможностями ты испытаешь чувство необыкновенной свободы! Попробуем? Если Кара была черной пантерой, то тебя я сделаю… – Хартс усмехнулась, и опять знакомо вспыхнули ее зрачки, и Луна почувствовала, как она медленно и пружинисто опускается на четвереньки, как ее мышцы наливаются упругой силой. Перепонки в ушах завибрировали, принимая ранее неуловимые и прежде неслыханные звуки. Где‑то вдалеке всколыхнулась листва, раздвигаемая мордой оленя, хрустнула сломанная ветка, и кошачьи ноздри затрепетали, учуяв запах плоти...

Отступив несколько шагов назад, колдунья залюбовалась своим творением – белым ягуаром с черным крапом. Приблизившись, она протянула руку, чтобы погладить его по шерстке, но он ощетинился и с кошачьим шипением оскалил клыки. – Это получилось совершенно безотчетно, Луна сама удивилась такой реакции: измученная пытками Хартс, к открытой агрессии она не была готова. Лицо черной жрицы сразу же стало холодным и желчным.

– Полагаю, у тебя хватит благоразумия не кидаться на меня с намерением загрызть… – сварливо сказала она. – Ты же знаешь, я умею укрощать строптивость! Я приказываю, Фэл, возвращайся обратно – это делается легко, стоит только подумать об этом. Ты обратил внимание, как я тебя назвала? Такой жгучий красавец, как ты, не может откликаться на девичье имя. Я думаю, тебе подойдет имя «Фалькон». Пойдем, я покажу тебе еще кое‑что.

Хартс привела Луну в какое‑то парадное помещение дворца. И хотя в окна с синими бархатными шторами заглядывал сумеречный день, в зале было темно. В полумраке белели ряды изящных беломраморных колонн. Хартс повела глазами, и тысячи свеч вспыхнули разом на многоярусных люстрах, ярко осветив пространство. В глубине зала под изображением коня Соула, раскинувшего крылья, находилось ступенчатое возвышение – похоже, это был тронный зал миэриты Ласки… Престол стоял там, где ему положено стоять, но странно было то, что он не пустовал… Луна, то есть Фалькон, вопросительно посмотрел на свою госпожу – по логике вещей на место поверженной Ласки должна была претендовать она – повелительница Тьмы. Но на троне, застыв, как изваяние, сидел молодой элект с пепельно‑серыми волосами. Его потухшие желтые глаза неподвижно устремились в какие‑то неведомые пространства.

«Судя по внешним признакам, он из Гаварны, из расы полуволков, – мысленно определил Фалькон. – Интересно, что он тут делает?».

– Это законная владычица Дрэймора. Это моя Кара! – сказала Хартс. – Я хотел весь мир повергнуть к ее ногам. Я думал, служить ей – это великое счастье! Она – моя Черная Королева, а я лишь преданный слуга!

Фалькон посмотрел на свою госпожу, как на сумасшедшую.

– Но ведь это Нафар – таэр Гринтайла! Я узнал его! Он мертв?

– Не совсем, он просто подавлен. Очень легко отнять душу, когда Соул ею больше не управляет. Не перебивай меня! Истинный властитель мира – Ксенон, а пока его нет, миром будет править его возлюбленная – Черная Королева Кара! Я хотел посадить ее на трон Ласки, но не мог это сделать открыто: Северина бы уничтожила ее! Поэтому я спрятал ее в телесную оболочку Нафара. Конечно, нам обоим было бы легче, если бы Кара в теле Нафара могла свободно передвигаться и действовать. Но Кара в розыске. А для того, чтобы Северина не уловила вибраций ее энергетического поля, мы были вынуждены обездвижить тело Нафара, он сросся с неподвижным троном воедино. Теперь мы вместе с Карой разрабатываем план по освобождению Ксенона…

И тут неживые глаза таэра вспыхнули, как изумруды, – зеленые русалочьи глаза, вынырнув из глубины, глянули с любопытством и со злым недовольством угасли.

– Вот как она выглядит сейчас, – со вздохом сказала Хартс. – Я думал, мне будет достаточно того, что Кара рядом… Раньше ее чары сводили меня с ума. Я был готов на любое безумство… А теперь все, что у меня осталось – только память о былой красоте, от которой огонь бежал по жилам! И сознание того, что скоро – очень скоро – я смогу вернуть ей все это, заставляет меня жить так, как я живу сейчас. В конце концов, мое женское тело – лишь временное убежище! И ради великой цели я готов смириться даже с тем, что моя прекрасная Кара стала вот этим, – и Хартс с омерзением указала на застывшего Нафара. – Но я же не дух, я не могу жить воспоминаниями, – с горечью произнесла она. Элерана обернулась и униженно посмотрела на Луну‑Фалькона. – Пойми, мне нужен кто‑то живой и теплый, тот, кто мне предан, кто бы мог утешить меня в трудные минуты… Вот я и подумала, увидев тебя, что ты сжалишься надо мной. Ты скоро привыкнешь к новому туловищу, если тебе… тяжело было в женском. Да и тело, что напротив, – говорила Хартс, указывая уже на себя, – Совсем не плохо, если приглядеться. Я думаю, мы сможем поладить…

14 дней спустя

Война, которую Хартс навязала народу, внесла раскол в ряды алькоров. Пройдя через Лабиринт Зеркал, некоторые из них увидели свое истинное лицо, о существовании которого и сами не подозревали. Оправдывая себя, калу создали новую идеологию: свобода нравов и свобода действий. Дрэйморцы осмеяли добродетель гринтайлцев и возвели в культ потребительство и разврат. Воля, дарованная Хартс, быстро растлила и тех, кто ни к свету, ни к тьме себя не относил. Они перестали созидать и, встав на путь непротивления злу, способствовали разрухе. Культура была развалена, а библиотеки сожжены, как память о недостойном прошлом. Беглые алькоры находили приют в селении Арун, которое создали изгнанные из Турулла вершители, но вырваться из Враны, оцепленной свирепыми ордами морраков, мало кому удавалось.

Лунаэль в теле Фалькона после исполнения некоторых повинностей перестала быть пленницей, а получила особые привилегии при королеве Дрэймора, благодаря чему она обрела некоторую свободу в выборе образа жизни. Луна поселилась в старом замке, в котором жила когда‑то семья ксалемов. Алькоры этой расы – с землисто‑серыми меланхолическими лицами и черными кожистыми крыльями, всегда предпочитали уединение и покой, они строили свои жилища подальше от шумных городов с их бурлящей жизнью. Обладая обширными знаниями, они ведали тайнами вселенной, и нередко среди них встречались ксалемы‑провидцы, за что они жестоко поплатились – служители тьмы истребили их в первую очередь.

Стремясь бывать подальше от Хартс и ее новоиспеченной свиты, Луна полюбила одиночество. Она много читала (у ксалемов, которые превозносили просвещение и искусство, была большая библиотека) – только так можно было отвлечься. А еще – много рисовала. Дописала незаконченную картину, изобразив себя не черноволосым Фальконом, а прежней Лунаэль с развевающимися на ветру белыми волосами, – себя, улетающую из Дрэймора на гордом и величественном грифоне, каким был прежний Рагон, – далеко‑далеко, в другие миры, – светлые, солнечные, справедливые. Но она знала, что это глупые девчоночьи иллюзии, в реальности ее ожидало совсем другое – беспросветная мгла вечности.

И однажды Луна, собрав свои картины, перенесла их в библиотеку, и спрятала за темным навесом, чтобы больше никогда не вспоминать о них.

Луна должна исчезнуть, слабой Луны больше нет, а есть Фалькон – сильный и жестокий калу – служитель жрицы Тьмы.

Такое решение она приняла в тот день, когда королева произвела крещение Фалькона в калу. Теперь у фаворита Хартс, кроме службы в спальне госпожи, появился еще и воинский долг, ведь война еще не закончилась, и среди алькоров, которые упорно оказывали сопротивление, завоевательница продолжала кровавую чистку.

Новообращенных калу за дни войны стало гораздо больше, потому что Хартс всех пленных регулярно отводила в Турулл и заставляла их проходить через Лабиринт Зеркал. Тех, кто остался верен свету, теперь не отпускали на свободу, как это было в первый день нашествия тьмы, их убивали. Но умерщвлением плоти легко было лишить жизни только простого электа, алькоры были бессмертны, и только сам Хранитель Душ мог прекратить их существование. Поэтому всех, кто не хотел вставать на путь тьмы, сначала отводили к ослепленному Соулу, и он высасывал душу, «стирая» все дарованные прежде знания, умения и магическую силу…

В тот день, когда Фалькон стал новокрещенным калу, Элерана надела на его шею цепочку с маленьким сине‑голубым камнем и сказала, что это берриал, осколок третьего глаза Соула, который сохранит его душу от поглощающей силы Хранителя. По одному из коридоров цокольного этажа Храма душ Хартс привела Луну к потайной двери и вручила ему ключ от нее. Спустившись по каменной лестнице вниз, они прошли по слабо освещенному тоннелю и остановились перед входом в какую‑то залу. Нажав кнопку, Хартс отключила механизм запора, и огромные стальные ворота медленно разъехались, в растущую щель между створками хлынул слепящий поток света. Это и была подземная тюрьма Хранителя Душ. Там, за решеткой, закованный в толстые цепи, бился, пытаясь вырваться, крылатый Соул. Луна впервые видела легендарного коня, которого все называли лазурным, а вблизи оказалось, что он ослепительно белый, но сияние, которое он излучал, было, как голубое пламя. Но три пустые глазницы Хранителя сочились кровью, нагоняя содрогание и ужас, на тех, кому довелось увидеть его.

– Зачем ты держишь Хранителя в темнице? Это же преступление по отношению к Создателям, – сказала с болью Лунаэль. – Северина не простит тебе этого.

– Нет, мой сладкий мальчик, – засмеялась Элерана, – Ты ошибаешься! Неужели ты думаешь, что это я ослепила Соула? Ха‑ха‑ха! Это дело рук самой божественной Северины! Неужели ты думаешь, что владычица, прежде, чем вырвать у Соула глаза, не подозревала, к каким последствиям это приведет?!...То‑то! Все она предвидела, а это значит, если Соул забирает у алькоров незаслуженные ими дары, – это входит в ее планы по перестройке мира!

За стеной послышался топот чьих‑то ног, лязганье оружия и злобные окрики, которые сопровождались звуками, похожими на свист плетки.

– Ну вот, как раз и пленников привели, – сказала Хартс. – Сейчас у тебя будет возможность увидеть, как это все происходит. Ну а в следующий раз, руководить процессом будешь ты, уже без моего участия. Но предупреждаю, – в ее ласковом голосе прозвучала угроза. Она вытащила из кармана своего любимого балахона синий магический шар и с улыбкой повертела его в руке. – Без фокусов, мой мальчик. Вздумаешь бунтовать, боль тысяч электов станет твоей.

Луна летела над родным городом в крайнем смятении. Улицы полуразрушенной Враны давно уже были пусты и очищены от трупов, но пятна засохшей крови на плитах мостовой остались. Увидев свой дом с деревянным солнышком на мансарде, Луна мягко приземлилась и вошла внутрь. Здесь она жила еще совсем недавно вместе со своими приемными родителями, с тетей Мариэль и дядей Фатом. Едва сдерживая слезы, она поднялась на второй этаж. В ее девичьей комнате был полумрак, но Луна прекрасно видела в темноте, и еще она умела летать, но только теперь это не приносило ей радости. Ее жизнь была невыносима, и как дальше существовать, она не знала.

Перед глазами вновь и вновь возникала та адская конюшня, в которой она сегодня была: с неистовым ржанием вскидывался на дыбы лучезарный конь с кроваточащими глазницами. Группа смертников, которых привели на казнь, была из расы двусущностных алькоров, живущих высоко в горах. У тех, кто службе мраку предпочел гибель, были бледные и мужественные лица. Алькоры‑соколы из семейства дримеров считались самыми свободолюбивыми и воинственными народами. Дримеры наряду с полуволками были сильнейшими бойцами и охотниками. Полудухами называли лифамов – алькоров‑ветров. У них была такая же голубоватая кожа, как у Элераны (впрочем, теперь мало кто знал, что и Хартс когда‑то был такой же полупрозрачный, как лифамы, до того, как они вместе с Ксеноном зачастили в город грехов, Алейн), а волосы платиново‑белые, как у Лу, их плотные светопроницаемые крылья по форме напоминали плавники рыб. Говорили, что лифамы летают к истоку Небесного водопада и обмениваются информацией с самим Соулом!

О, духи! В детстве Лунаэль просто бредила о встрече с этими дримерами и лифамами… Как часто она представляла себе, что они с Рагоном полетят высоко‑высоко к тем синим горам, где живут эти крылатые электы. Никогда Лу не думала, что исполнение мечты может быть так жестоко...

Некоторые из приговоренных даже кричали, борясь с той силой, что высасывала из них жизнь, а потом они теряли разум и замолкали, хотя еще продолжали двигаться, но глаза их становились пустыми и бессмысленными. Калу с такими же, как у Луны, кулонами на шее, выталкивали их обездушенные тела в отдельную камеру, которая находилась тут же, в конюшне, и там уже другие палачи убивали их, как обычных электов. Эта гора безжизненных тел не выходила у Луны из головы. Их телегами вывозили из подсобного помещения Храма Душ и скидывали в большую специально вырытую яму. Окровавленные перья, искореженные крылья, похожие на синие плавники рыб, безжизненные лица...

Луна в полной прострации вернулась в свой замок. Она еще никого не успела лишить жизни, но мысль о том, что она – убийца, и что те крылатые высокогорные алькоры погибли по ее вине, стала навязчивой… Она ничего не сделала, чтобы спасти их… Но как? Погибнуть вместе с ними? Быть может, единственный достойный выход из ситуации, – это сорвать со своей шеи оберег, который дала ей Хартс, и позволить Соулу вырвать душу из нового тела, к которому она и привыкнуть‑то не успела, и уйти вместе со всеми в небытие? Эта мысль показалось ей спасительной. «Зато я никогда не буду убийцей своего народа…» – решила Луна, но хор хрустальных повторяющихся голосов, необъяснимым образом прозвучавший в ее голове, с ней не согласился:

– Самоубийство – не выход… не выход, не думай об этом. Иногда приходится кем‑то жертвовать… жертвовать. Время выбирать для тебя не настало… еще не настало. Не пропусти тот момент.

Луна решила убить в себе все, что связывало ее с прежней жизнью: свою привязанность к близким, свои убеждения и пристрастия, и, наконец, растерянность и отчаянье девочки, которой даже пожаловаться было некому.

Подчиняться, так подчиняться, но так мучительно страдать она уже не будет…

Луна неторопливо обошла дом, в последний раз наслаждаясь уютом и теплом знакомой обстановки – здесь она была счастлива, как оказалось. Жаль, что раньше она этого не ценила. Луна зашла в свою комнату, где она решила оставить свое прошлое. Некоторое время она тоскливым взглядом блуждала по разным милым безделушкам. Уничтожить все самое прекрасное, что было в ее жизни, она не хотела, да и не смогла бы. Это по силам только Хранителю Душ. Но если она вложит свою память в какие‑нибудь предметы, она сохранит для себя возможность когда‑нибудь в будущем узнать о существовании своей былой жизни – светлой и прекрасной. Всегда должна быть дорога назад.

Привязав к дверной ручке конец длинной бечевки и постепенно разматывая клубок, она вышла на улицу. Теперь все, что связывало ее с прошлым, держалось на этом шпагате. В последний раз оглядев родное жилище глазами Луны, она отвернулась и, прочитав заклинание, горячо пожелала, чтобы память обо всем, что заставляло ее страдать, существовала теперь отдельно от нее. Маленькие красные огоньки тут же спалили веревку дотла.

Юноша огляделся. Он решительно не понимал, что он делает посреди этой мрачной незнакомой улицы. Фалькон не стал ломать голову в размышлении о том, что же привело его сюда, он просто вернулся в свой замок на краю Враны и стал ждать, когда госпожа Элерана захочет видеть своего мальчика.

Дата добавления: 2015-09-02