Глава III: Врана

За три часа до похищения Флер

Фалькон притаился на крыше одного из зданий. По безлюдной неосвещенной дороге опасливо бредет молодая пара, эти двое явно кого‑то ищут, судя по тому, как тревожно они обшаривают каждый закоулок. Заглянув в полуразвалившуюся будку сапожника, молодой элект нервно пнул ногой груду полусгнивших досок, бывших когда‑то дверью.

– Мурри! Мурри, где ты?! – крикнула девушка, засунув голову в пустой оконный проем разоренной «Булочной».

– Ум‑ри, ум‑ри и ты! – гулко ответило им эхо.

Оба электа испуганно вздрогнули.

«Ну вот, опять чей‑то ребенок нарушил запрет родителей и заигрался там, откуда можно и не вернуться», – ворохнулась вялая мысль в усталой голове Фалькона.

Своим острым кошачьим слухом он уловил коварный шепот калу, притаившихся за битыми окнами внутри заброшенных домов.

Молодая женщина распахивает дверь еще одного опустевшего жилища. Вылетев из темноты, прямо над ее головой с писком проносится большая летучая мышь. Электианка вскрикивает и отскакивает, но затем снова переступает порог и кричит во тьму имя своего сына. Никто не отзывается.

Мужчина тоже кричит, стоя в проходе следующего дома.

Фалькон ждет. Он знает, что будет дальше. Калу, подданным Дрэймора, дан наказ поддерживать его кровавую славу, и потому каждый новый день Дрэйморская земля впитывает в себя свежие потоки крови.

Еще несколько минут напряженного ожидания, и тишину переулка взрывает дребезг разлетающегося стекла. Из окон выпрыгивают семеро страшных существ, окружая несчастных. Они кричат, рычат и воют, с диким смехом беснуются, скачут вокруг остолбенелых горожан, потрясая шестами, на которые насажены черепа алькоров, отказавшихся присягнуть новой правительнице. Элект ужаснулся, увидев на одном из калу лебединое оперенье – это были белые, волочащиеся по земле крылья, выломанные у кримелла², и бурые пятна засохшей крови на них видны были даже в полумраке ночи... Еще один ряженый мчится галопом по кругу, а на его голове неуклюже бьются кожистые крылья ксалема³…

– Убийцы… – потрясенно шепчет мужу молодая женщина. – Они убили их и вырядились, как они…

Перед пленниками в бесовском вихре промелькнул блеклый чешуйчатый плащ на плечах следующего калу, очевидно, из шкуры некогда роскошного, блещущего серебром русалочьего хвоста. На шеях у мучителей болтаются ожерелья из клыков, когтей двуприродных алькоров. А лица – электианские ли лица у этих существ? – разглядеть невозможно, у некоторых ряженых – кожаные маски с прорезями для глаз, у остальных на головах – скальпы полуволков с длинными прядями волос, ниспадающими на лоб и щеки.

Фалькон был одним из них, и более того, он наблюдал за тем, как исполняются повеления его госпожи, ведь все эти падшие алькоры, которых теперь называют калу, что означает – «потерянные», подчинялись ему, как фавориту Великой Хартс. Он давно забыл, что такое жалость и сострадание, но сегодня он не в силах был участвовать во всеобщей кровавой оргии – не в силах побороть отвращение и ненависть к себе, не в силах подавить охватившую его печаль. Впрочем, он знал, что временами это странное чувство появляется в каждом из его соплеменников. Страшная депрессия накатывала на всех, кто принял подданство Повелительницы Тьмы.

Не дожидаясь, когда в его уши проникнут стоны и крики истерзанных электов, от которых хочется оглохнуть, надзирающий калу поспешно отвернулся и улетел прочь.

Фалькон приземлился прямо на мраморный балкон. Почти не касаясь пола, он перелетел зал и коридор, и попытался незаметно прокрасться к себе мимо комнаты Веденья, в которой, как всегда, наблюдала за миром Элерана Хартс. Но у него не получилось.

– Здравствуй, Луна. Не надо бегать от меня, милая, я соскучилась по тебе, – раздался за его спиной ненавистный голос.

– Зачем ты называешь меня моим старым именем? Ты же знаешь: Луны больше нет. У меня теперь другое тело, тело Фалькона.

– Я хочу, чтобы ты помнил, что у тебя есть маленькая, но страшная тайна. Я же бездушное чудовище – такой ты меня считаешь? Разве я могу отказать себе в удовольствии причинить кому‑то боль? – язвительно улыбнулась высокая металлогласная женщина. – И у меня, представь себе, получается! Упоминание твоего прежнего имени заставляет тебя кривиться от отвращения к себе. Память по‑прежнему зовет тебя, где бы ты ее ни схоронил. Я слышу, как ты по ночам стонешь, крики Соула мучают тебя в кошмарных снах. Многие алькоры, малодушно присягнувшие мне, не могут обмануть подсознания, оно пробивается наружу, оно вопиет им: «Вы – ничтожества! Вы – отступники!», и оттого они еще больше мечутся и буйствуют, не находя покоя и удовлетворения. И, надо сказать, в этом, калу, ваше везение. Иначе вы шатались бы сейчас вокруг Падшей обители – слепые, безгласные, кривые и бесформенные, как кичупы. А для кичупов уже нет дороги назад – сгубили они свои души. Они глухи к зову Соула‑Мировой души, ибо напрочь лишены собственной, так же, как и осмысленной воли. Так что, оно и к лучшему, что душа твоя, мой милый мальчик, болит и кровоточит, по крайней мере, она у тебя еще есть. Без Соула электианская раса медленно, но верно вырождается…

– Хватит! – прервал ее Фалькон с гримасой муки на лице. – Зачем ты меня позвала?

– Из тебя получился прекрасный калу. Сильный, стойкий, коварный, обворожительный. Разве я не могу насладиться плодами своего могущества? – Элерана приблизилась к Фалькону вплотную и протянула свою худую кисть с голубоватой кожей и длинными пальцами к его щеке.

– Не прикасайся ко мне! – Фалькон резко отстранился, с омерзением отбрасывая ее руку.

Оскорбленная Хартс скривила фиолетовые губы и тут же вытащила из‑под мантии голубой шар, размером с ладонь. Пронзив юношу взглядом разгневанного учителя, решившего наказать неблагодарного ученика, она провела своим острым коготком по шару. Послышался режущий ухо скрежет. А Фэл, прижав ладони к ушам, согнулся от боли и упал на колени.

В полнейшей тишине на каменном полу комнаты Веденья корчилось и билось в судорогах его тело. Вихрь стонов, вырываясь из глубин его подсознания, наполнял его искусственно очищенную память, вселяя ужас, смятение и отчаянье. Голоса всех страждущих Дрэймора он слышал внутри себя. Боль всех живых раздирала его кровоточащее сердце и вспышками молний пульсировала в висках. Это была ожившая объединенная память народа о первом пришествии тьмы, превратившей Гринтайл в Дрэймор. И именно эта всеобщая память не давала ему покоя… Чувство вины терзало его, хотя он не помнил, в чем его преступление… О, как это невыносимо больно!..

– Встань, – приказал ему властный голос Хартс, и в то же мгновение все стихло.

Полностью овладев собой, Фалькон поднял голову и горько усмехнулся.

– Я не понимаю, как в твоем гнилом сердце может жить любовь, хотя я сам никогда не испытывал ничего подобного.

– Вот именно, тебе не дано это понять. Запомни, раз и навсегда: ты всего лишь исполняешь мою волю, ты – мой слуга, – Элерана выделила последнее слово, – и никаких собственных мнений ни по какому вопросу у тебя быть не должно. – Хартс взглянула в зеркальную гладь круглого бассейна, располагавшегося в центре комнаты Веденья. – А теперь подойди сюда и посмотри на это.

Голубые воды бассейна зарябили, меняя цвет, и на нем отобразились три девушки, спускающиеся по пологому склону горы вниз, прямо к перекрестку дорог.

– Сейчас они подходят к дорожной развилке. Быстро же они продвигаются… не ко времени. Скорее всего, они пойдут по направлению к Храму. Но без Грея им здесь делать нечего. Грей пока на пути к Долине Отчаяния. Твоя задача их задержать. Отвлеки их чем‑нибудь, но так, чтобы они ничего не заподозрили. Кроме того, они вряд ли сумеют перебраться через ров, окружающий храм. Возможно, нам придется им помочь преодолеть его, но я не хочу, чтобы этот путь был для них слишком прост. Мне важно проверить их, испытать на прочность, я должна быть уверена, что они справятся, да и дополнительная закалка им не помешает. А еще… мне нужна любовь. Настоящее сильное чувство, настолько сильное, что сломит любые преграды, стоящие на пути. А иначе им не победить Аграах. Ты подходишь для этого, Фалькон. Как тебе эта наивная ведьмочка? – В зеркале воды отразилась черноволосая девушка с нежным белокожим лицом и точеным носиком. – Ты посмотри, какие глазищи! – сказала Хартс с такой интонацией, что было непонятно: восхищается она или глумится. – Настоящие окна души – чистые и доверчивые! Такие, как она, очертя голову кидаются на помощь! Ах, какое мягкое сияние лица, какое только в юности бывает… – хриплым басом проговорила она, и в голосе ее прозвучала тоска. – А девчонка‑то с характером! – тут же засмеялась Магисторша Тьмы. – Смотри, она чем‑то недовольна, выговаривает что‑то алькорше… При всей своей доброте она не больно‑то поддается волчице!

Так, так! Это как раз то, что нам нужно! По‑моему, она влюбится в тебя. А любить она умеет, причем гораздо лучше, чем колдовать, – плавным движением своей руки Хартс как бы задвинула лицо девушки в глубину картинки, фигура ее быстро уменьшилась и заняла свое место среди подруг, шагающих по песчаной дороге среди редких кустарников и одиноких зонтообразных пальм. – Путь до замка не должен казаться им слишком простым, – еще раз повторила она. – Пусть эти глупые девчонки как можно дольше думают, что они сильнее нас. Все должно выглядеть так, будто происходит само собой, помни это.

Огромные черные двери с красными потеками распахнулись, словно от сильного порыва ветра. Фалькон в развивающемся плаще вошел в залу, легко неся на плече бесчувственное тело эльфини. Летучая мышь, залетев следом, метнулась в темный угол. Он слегка наклонился, и его ноша соскользнула на каменный пол. Красивое лицо чернобрового юноши было абсолютно бесстрастно.

– Фарох, забери, – приказал он.

Тотчас откуда‑то из темноты, вдоль горящих свечей двинулась длинная тень. Горбатый и кривоногий коротышка, походивший на тролля, схватил Флер за руки и поволок куда‑то.

Когда эльфиня очнулась, первое чувство, которое она испытала, – была радость, что она не стала пищей напавшего на нее ягуара. Она внимательно осмотрела свои руки и ноги – отделалась лишь парой синяков и царапин. И лежит не в логове хищного зверя, а в доме какого‑то электа. Она огляделась: мрачновато, пожалуй, но вполне изысканно. Кровать, на которой она лежала, была укрыта черным покрывалом с красным узором. И стены вокруг были бархатно‑черные, а на их фоне зловеще пылали огненно‑красные вензеля. Девушка выглянула в окно: сквозь глубокий сумрак даже улица не проглядывалась. Флер открыла дверь, чтобы выйти, и от неожиданности замерла в дверях, глаза ее испуганно округлились. Молодой мужчина загадочно улыбнулся и шагнул вперед – прямо на нее – так, что девушке пришлось невольно отступить.

– Меня зовут Фалькон. Для тебя – просто Фэл. Знаешь, почему ты здесь? – он смотрел на эльфиню, не мигая и не отводя взгляда, как будто мог читать ее мысли. – Только здесь твои тайные мечты станут реальностью, – сказал он так, как будто Флер всю жизнь только этого и ждала. – Здесь ты получишь все, что ты заслуживаешь! Силу. Власть. Роскошь. Уважение. Тебе ведь всегда этого не хватало.

Она понятия не имела, о чем он говорит, но не сочла нужным возражать. Хотя от электа не исходило никакой прямой опасности, и ничего пугающего не было в его облике, Флер как‑то сразу заробела перед ним. К тому же этот тип смотрел на нее… как‑то непонятно – с насмешкой, что ли? То, что она для него – ничего особенного, это она тоже поняла – не дура же. И еще Флер подумала вот о чем: хоть он и красавчик, а это сразу бросается в глаза, – она ни за что не увлеклась бы им! Непонятный он какой‑то… Нет, никогда бы она не влюбилась в такого, кого тянет посмеяться над ней. Ей нужен такой… чтоб был ее верным рыцарем, чтобы преклонялся перед ней как перед королевой, спасал ее от врагов, совершал ради нее разные подвиги... Ну, чтоб прихоти ее исполнял, капризы… Сама Флер терпеть не может, когда кто‑то пытается быть выше ее. Как же эта Моран достала ее своими приказами, тоже мне воевода с мечом! А Майя – она, конечно, добрая, но и ей временами хочется сказать: «Заткнись, а? Надоело!». Только они одни – умные, только они все знают! Но, несмотря на постоянное желание дать отпор всем умникам, Флер по опыту прежней жизни ясно понимала, что проклятая неуверенность мешает ей и здесь: противостоять Фалькону ей далеко не по силам, и она с готовностью, без всякого сопротивления признала его власть и авторитет.

– Тебе всегда хотелось быть лучшей, правда? Лучше тех, кто обогнал тебя в школе лекарей. Лучше Моран, которая стала знаменитой оттого, что не раз спасала вашу деревню от нашествия морраков из Дрэймора, в то время как ты, не надеясь на свои силы, сидела в собственном погребе и дрожала от страха. Никто тебя не ценил, о тебе не знали, тебя не уважали. Твоя скромность тебе мешает. Ты просто не выставляешь своих заслуг напоказ, как это делают другие. Хочешь, все изменится?

Фалькон со своей помощницей Флер и с их новой добычей – похищенной женой Фатэна – приземлился на том самом перекрестке, где несколько часов назад три путницы‑чужеземки пытались выяснить, какая из трех дорог ведет к храму. Их уже поджидал его слуга Фарох. Он сидел на облучке черной кареты, украшенной золотыми завитками и запряженной вороными конями, которые, фыркая, нетерпеливо переступали копытами.

Карлик учтиво распахнул двери кареты перед хозяином, и тот бережно положил на сиденье тело Мариэль. Она была связана, а рот был заткнут кляпом.

– Скачите сейчас во Врану. – приказал Фалькон эльфине. – Фарох отвезет тебя в Падшую обитель и поможет приготовиться к обряду Посвящения. До чертовой дюжины нам не хватает еще одной, юной и невинной, и я тебе ее доставлю. Надеюсь, ты будешь довольна, – добавил он, снова поднимаясь в воздух.

Летучая мышь, его неизменная спутница, полетела следом.

Не сумев догнать черную карету, запыхавшиеся путницы, присели отдохнуть на скамейку.

– Ничего себе, – тихо сказала Майя. – И как прикажете это понимать?

– Значит, она теперь с ними, – так же тихо проговорила Моран, с трудом приходя в себя от потрясения. – Они ее похитили. Теперь она будет служить им, – уже бесстрастно сообщила она Майе. – Имей это ввиду, и чтоб больше никаких соплей, ясно?

Ведьма промолчала, повздыхала, молча оглаживая на коленях старенькую замшевую юбку, которую ей дала Флер, и, наконец, подняв голову, огляделась.

– Вот она какая, Врана, – проговорила она, разглядывая широкий мощеный тротуар. – Довольно прилично смотрится для адской обители. Скамьи на обочинах, подстриженные кустарники, зажженные фонари – ничего устрашающего – все вполне по‑городски.

Девушки шли по пустынной улице в том же направлении, куда укатила карета, в которой величественно восседала эльфиня с волосами, зачесанными кверху, как у сановитой дамы. Фонари уже не освещали им путь, один за другим они погасли, как только путницы отошли подальше от ворот и углубились в город. Но, как выяснила для себя Майя, глаз быстро привыкает к полумраку, и вскоре в искусственном освещении уже не было необходимости. Город казался вымершим. Темные окна полуразрушенных и сохранивших внешнюю целостность особняков смотрели на них холодно и отчужденно.

– Как ты думаешь, здесь уже никто не живет?

– Здесь нет, – без тени сомнения сказала Моран. – Все, кто не хотел покориться тьме, покинули этот город. Но, наверно, где‑то есть жилые районы, Врана‑то большая. – Полуволчица потянула носом воздух. – Кроме тебя, я не чувствую никаких других запахов. Я уже давно потеряла след, – огорченно призналась она и вдруг без обычной для себя жесткости добавила. – А я тебя видела в Мэллоне пару раз, но ты не из местных.

– Да, – согласилась Майя, – я училась в мэллонской школе ведьм. А живу я рядом, в небольшой деревушке. Но у нас только одна маленькая и беспрофильная школа. Мама хотела, чтобы я получила хорошее образование и отправила меня в Мэллон. А ты как там оказалась? Ты чужеземка, это видно сразу.

– За братом поехала, – нехотя соврала Моран. – Он учился в Гномеле, а я с гномами жить не могу, они такие зануды: непрерывно что‑нибудь мастерят, строят, куют и других занятий за дело не признают. По ним – все бездельники, кто не как они… Мэллон находится недалеко от Гномеля. Вот я и решила поселиться там: и к брату близко, но и от гномов подальше...

Майя засмеялась.

– Если твой брат такой же дюжий, как и ты… Представляю: стоит верзила возле наковальни, а вокруг него бегают мелкие гномы и писклявыми голосами учат его оружие ковать. Я и не думала, что мне доведется в Гномеле побывать, но пришлось там диадему разыскивать… – объяснила Майя.

– С тобой все ясно. В твоей жизни все зависит от случая. Даже то, что ты училась в школе ведьм… Какая ж из тебя ведьма? А то, что ты здесь? Ты никогда не ставила себе целью проникнуть в Дрэймор, а вот надо же, в какой ад тебя случайно занесло, такую мягонькую и такую нежную, – высокомерно усмехнулась Моран.

Майя огляделась вокруг.

– Как тут безлюдно... И мы с тобой так разговорились, как будто нет никакой опасности…– с тревогой проронила она.

Моран вдруг насторожилась. Она заметила, как что‑то скользнуло за угол ближайшего поворота.

– Оу! – послышался размытый, как эхо, зов.

Моран стремглав кинулась в ту сторону, где только что скрылось непонятное существо, Майя – за ней. Улица была пуста. Девушки внимательно вглядывались в длинный ряд домов.

– Оу! – отчетливо повторился тот же звук.

Моран с ее обостренным слухом, мгновенно определила, куда метнулся призрак, и стрелой влетела в один из заброшенных двухэтажных особняков. Майя заметила, что мансарда была украшена деревянным рельефом солнышка, простирающего во все стороны длинные лучики‑ручонки с раскрытыми ладошками. Разглядывая резьбу, ведьма замешкалась, затем, спохватившись, бросилась следом за волчицей.

Войдя в холл, она огляделась. Было темно и тихо. Ведьма позвала охотницу, но никто не отозвался. Майя пролезла в одну из комнат через дыру в запертой двери и создала светящийся сгусток, чтобы лучше видеть. Плотные и тяжелые портьеры на окнах от чрезмерного солнца… Красивая старинная мебель. На комоде – запыленные статуэтки, вазы – в общем, ничего примечательного. Любопытная ведьма отправилась дальше, вверх по лестнице, толкая перед собой источник света. И как всегда, чем‑то увлеченная, она забыла про Моран, про опасности, подстерегающие на каждом шагу, и про то, что в таком огромном доме лучше все‑таки держаться вместе.

Моран постаралась войти без скрипа и шороха, и, вжавшись в стену, стала неподвижно выжидать, как зверь, подстерегающий добычу. Где‑то на втором этаже, в угловой комнате, ее чуткий слух уловил звуки, напоминающие шелест крыльев. Полуволчица осторожно прокралась туда и затаилась за приоткрытой дверью, в ожидании момента, подходящего для охоты. Когда та нечисть приблизилась к двери, Моран стремительным броском накинула свою куртку на черное существо. Придавив его телом, охотница просунула под ткань руку и схватила зверя за шею и отдернула жакет…

– Ты глянь! – удивилась волчица, сжимая пальцами шейные позвонки летучей мыши.

Она была намного больше обычной, на ее крыльях были вытатуированы какие‑то магические пиктограммы. Мышь отчаянно вырывалась и пронзительно пищала.

– Сдается мне, что мы уже встречались! – со злорадной усмешкой сказала Моран мыши. – Это ты донимала нас на пути в храм! Пришибить тебя что ли, – угрожающе понизив тон, добавила она, – чтоб больше не мешалась.

– Не стоит, – услышала девушка вдруг.

Обернувшись, он увидела темноволосого мужчину в черном кафтане. Он был молод, но в его взгляде не было юношеской безмятежности, словно этот элект испытал на себе бремя тысячелетий.

– Она снова нападет, – возразила Моран.

– Она не причинит тебе вреда, я обещаю. Давай не будем ссориться, – дипломатично предложил незнакомец.

Будь сейчас Майя рядом, она бы очень удивилась, увидев, что Моран способна идти на компромиссы. Она, молча, разжала пальцы, не сводя при этом испытующего взгляда с таинственного юноши. Мышь поспешно замахала крыльями, стремясь поскорей убраться. На долю секунды взгляд юноши задержался на улетающем зверьке, чем не преминула воспользоваться Моран. Внезапным прыжком она свалила его наземь и, приставив к горлу кинжал, прорычала:

– Где мой меч?

На лице незнакомца не проскочило ни тени страха, ни даже замешательства, только саркастическая улыбка раздвинула губы.

– Там же, где и ваша подружка.

– Там же, где Флер?– удивилась Моран. – А где она?

– Она там, где ей нравится больше, чем где бы то ни было.

– В таком случае будь добр, отведи меня к ней.

– Для этого я и здесь, – улыбнулся тот и сильным ловким движением откинул Моран в сторону, выхватив из ее рук кинжал.

– Мне знакома эта символика, – сказал он, разглядывая гравировку, – и твой меч, и этот кинжал когда‑то принадлежали Наф…

– Не твое дело, мышиный вождь! – грубо перебила его Моран.

– Он – твой друг, да? – поинтересовался юноша. – Меня зовут Фалькон.

– Мне все равно, как тебя зовут, – ответила девушка‑волчица.

– Рагон – мой друг, – не обращая внимания на дерзость, продолжил Фалькон.

– Веди нас к Флер, – потребовала Моран, – у меня нет времени на разговоры о твоих друзьях.

– Нас? Кого это «нас»? – притворно удивился юноша.

Моран шумно вдохнула воздух и поняла, что Майи поблизости нет.

– Знаешь, я тороплюсь. У меня тоже нет времени с чужими проблемами разбираться, – сказал Фалькон. – Я, пожалуй, пойду, – и сделал шаг в сторону.

Моран преградила ему путь.

– Ой, забыл отдать кинжал, – деланно спохватился юноша и подбросил его высоко в воздух.

Доли секунды потерянной бдительности Моран хватило ему для того, чтобы, обратившись в белого ягуара, выскользнуть за дверь.

При всей волчьей быстроте бега, Моран было не угнаться за огромной кошкой. Ей пришлось наверстывать упущенное по запаху, что она и сделала, совершенно не думая о том, что оставила Майю одну…

Тем временем ягуар старательно запутывал след. Ему нужно было выиграть время, чтобы осуществить свой план. Моран будет долго искать его по следам на земле. Фалькон как раз успеет вернуться за ведьмочкой по воздуху и отвести ее в Падшую обитель до того, как туда доберется Моран.

Моран недолго гналась за белым ягуаром. Летучая мышь с пронзительным криком пронеслась мимо нее так близко, что умудрилась оставить на щеке полуволчицы три неглубоких царапины. Свирепо косясь в сторону нетопыря, парящего вне досягаемости, охотница решила не отвлекаться и продолжила погоню за Фальконом, но Рагон не оставил ее в покое. В бегущую девушку снова впивались маленькие игольчатые стрелы. Моран вскрикнула и стала на бегу выдергивать стальные занозы.

– Ах ты, маленькое исчадие ада! – прошипела она, укрывшись от крохотных стрел под козырьком пустующего дома, – только попадись мне в руки! На этот раз ты легко не отделаешься!

Но пока защищаться приходилось Моран. Летучая мышь, с писком летая вокруг нее, упорно продолжала обстрел. Девушка, как могла, отбивала мелкие стрелки ножом, потом ее терпение лопнуло, и она, перестав обращать внимание на шипы, впивающиеся в тело, выскочила из укрытия и метнула в мышь единственное оружие, которое у нее было, но промахнулась, и кинжал ее со звоном упал на тротуар. Моран подобрала свой нож, повертела его в руках и тут же придумала, как достать проказника. Она выдернула все иглы, вонзившиеся в нее, но не выкинула их на сей раз. Собрав их достаточное количество, она срезала с куста раздвоенный кусок ветви, укрепила на ней снятую с волос резинку, и получилась рогатка – любимое оружие дворовой детворы.

Рагон, не ожидавший нападения, не успел увернуться. Маленькие стрелы вонзились в его развернутые крылья в таком большом количестве, что мышь, не в силах более взмахнуть ими, спланировала вниз.

Майя, обойдя все комнаты, наткнулась вдруг на запертую дверь. Недолго думая, ведьма пробормотала заклинание, и дверь открылась. Это была девичья комнатка, судя по сохранившемуся уюту обстановки, шторкам с рюшечками и всяким милым безделушкам. Но странным было то, что комната казалась жилой, как будто бы чье‑то тайное присутствие не позволяло здесь поселиться застою и пустоте. Ярко‑синие стены с золотистыми звездочками не потеряли силы цвета с годами, и настольная лампа‑абажур не покрылась пылью. Гирлянды вековой паутины не свисали с потолка. Все казалось здесь живым и дышащим, как будто невидимый дух обитал здесь.

Взгляд Майи упал на шкатулку, которая была замкнута на ключик. Девушка открыла ее тем же известным ей заклинанием, но что хранилось в этом скромном ларчике из красного дерева, она не увидела, скорее, поняла, когда… услышала внутри себя беззвучную мелодию чьих‑то смутных желаний, неясных снов, пылких страстей. Это была не та мелодия, которая воспринималась на слух, это была музыка чужой души, и такую музыку мог прочувствовать далеко не каждый, разве что сердце, бьющееся в унисон. И что‑то внутри Майи дрогнуло, что‑то чистое и светлое хлынуло в ее сердце, как будто чей‑то трепетный порыв к духовному взлету тронул струны ее собственной души, вызвав в нем ответную жажду красоты и восторга.

Ведьма оставила шкатулку и двинулась к колыбели, наглухо занавешенную черным балдахином. Она почувствовала, что там, внутри, есть что‑то такое, что она непременно должна разглядеть. Девушка протянула руку к бархатному навесу, намереваясь его откинуть, и … услышала за спиной недовольный рык. Он так незаметно вошел, этот зверь, неслышно и мягко ступая…

Майя в испуге оглянулась – бежать было уже поздно: белая когтистая лапа обхватила ее ногу и рванула к себе. Девушка упала на пол лицом вниз, но быстро перекатилась на спину и ощутила на лице горячее дыхание зверя. Ведьма использовала нехитрое заклинание, которое тут же пришло ей в голову, и – сноп горящих искр прямо в глаза врагу. Белый в черных пятнах ягуар взвыл и отпрянул. Майя вскочила и бросилась к выходу.

– Мо‑ора‑ан!!! – что есть силы, закричала она.

Девушка пулей вылетела из дома и бросилась, куда глаза глядят. Оставив позади себя несколько полуразрушенных домов, Майя сделала для себя неожиданное открытие: оказывается, она поразительно быстро бегает, раз огромная кошка ее до сих пор не догнала. Ведьма неслась по улочкам, постоянно петляя и сворачивая за каждый угол, в надежде, что ягуар потеряет ее из виду. В какой‑то момент ей показалось, что он действительно отстал, и, приметив в одном из дворов, множество сваленных друг на друга ящиков, она забилась в один их них. Запыхавшаяся и напуганная девушка изо всех сил напрягала свой слух, чтобы не упустить приближение зверя, но, кроме стука собственного сердца, ничего не услышала. Для верности Майя выждала еще некоторое время и, убедившись, что никто не пытается выудить ее из укрытия, осторожно высунула голову и огляделась. Не увидев ничего такого, чего стоило бы опасаться, девушка тихонько вылезла наружу, но в тот же момент на ящик, в котором она только что пряталась, откуда‑то сверху спрыгнула могучая кошка, вальяжно уселась на него и громко замурлыкала.

Майя, охнув, снова рванулась вперед, очертя голову. Казалось, ягуар забавлялся, играя с нею. Ведьма едва успевала перевести дух и вздохнуть с облегчением, как он неожиданно вырастал из тени, упавшей на тротуар, и не спеша направлялся к ней.

Не разбирая дороги, девушка бежала по закоулкам, пока не влетела в глухой дворовый тупик, где наткнулась на свору монстров, которых Моран называла морраками. Огромные псины, похожие на ушастых драконов, с урчанием раздирали на куски чье‑то мясо. Чудища подняли головы на шорох, и их зеленые глаза хищно засверкали. Отходить было некуда: по бокам – бетонные стены, впереди – чудовищные псы, сзади – ягуар. Несчастная беглянка остолбенела от ужаса. Морраки с рычанием надвигались прямо на нее... Все ближе и ближе… И вот один из них рванулся к ней, и, омертвевшая от страха девушка увидела прямо перед собой его желтые клыки, с которых капала слюна, но… до Майи монстр не долетел – ягуар, стоявший за спиною девушки, опять каким‑то непостижимым образом упал на него сверху! И покатились по земле в кипящем клубке свирепый псоящер и могучая кошка. Наконец клубок замер и развалился… Моррак не двигался. Ягуара медленно окружали другие монстры… Он встряхнулся и кинулся на псодраконов. Удар лапой – и стальные когти раскроили броневую чешую, как скорлупу кокоса, еще удар – и испустившая дух туша зверя отлетела вглубь двора. Ни жива, ни мертва стояла Майя, прижавшись к каменной стене. И вдруг она увидела, что сцепившиеся в схватке звери переместились в сторону, и выход из дворового тупика теперь свободен… Девушка кинулась бежать! Но она не осталась незамеченной. Мощный моррак настиг ее в несколько прыжков… Услышав приближающийся рык позади себя, ведьма стремительно развернулась и успела швырнуть в него несколько пылающих пульсаров. Зверь прыгнул на нее, и Майя упала, ударившись затылком о мостовую…

Дата добавления: 2015-09-02