|
Читайте также: |
Похоронили ее на греческом кладбище в селе Кара-Уркан. Погостив несколько дней в греческой семье, они вновь пустились в путь.
Турецкие войска, перейдя границы, занимали территории, которые по Брест-Литовскому договору переходили к Турции.
Новая волна греческих беженцев потянулась из района Карса к северу. Скитания семьи Омиридиса продолжались. Она шла в Карс. Жители греческих сел встречали их тепло и оказывали всевозможную помощь. Но спустя некоторое время сами покидали свои села. Сообщения свидетельствовали, что турки уничтожали все греческое: живое или неодушевленное.
Группа беженцев по пути в Батуми натолкнулась на турецкие войска и была истреблена. Остальные подверглись нападениям большевиков и националистов.
Семья Омиридиса в группе беженцев шла в Баку, рассчитывая на своевременную высадку английских войск из Персии.
Блуждания длились семьдесят дней. Ифигения, изнеженная дочь Николаидиса,
парижская аристократка, проявила силу духа и выдержку. Ее примеру следовали Илиас и Димитрис, за четыре месяца они не заболели, не капризничали, слушали старших. Бог уберег их от нападений. Золотые лиры, взятые Омиридисом в дорогу, помогли им преодолеть трудности ссылки.
В середине июня они прибыли в Баку и стали ждать прихода английских войск.
* * *
Дни Мильтоса в тюрьме проходили невыносимо тяжело. Единственным его утешением было общество монаха Григориоса Сидирургопулоса. Смелый и упрямый монах утром и вечером песнопениями и молитвами поднимал дух заключенных, а днем, на прогулке во дворе, собирал молодых и произносил религиозные проповеди, обвиняя большевиков.
Охрана заключала его в изолятор, избивала, он не сдавался, но от пыток стал более нервным, часто терял рассудок.
Платон воевал в горах Сима в составе партизанского отряда под командованием Вангелиса Иоаннидиса и Харалампоса Контоврахионидиса.
Испытания, выпавшие на долю Платона и его семьи, оставили в его душе глубокие, неизгладимые следы. Зимой 1918 года умерли от тифа родители Христины. Она осталась в городе Амасия. Там подружилась с ссыльной женой торговца капном Яковоса Хадзисавваса, Эфтихией, бывшей одноклассницей Ифигении.
Большевистская революция дорого обошлась Захарову. Он потерял миллионы французских франков. Но события 1918 года покрыли все его убытки и принесли крупные прибыли. Сверх того, на торжественной церемонии английский король наградил Захарова «Большим крестом монашеского ордена». 30 июля 1918 года президент Франции Пуанкаре присвоил ему титул «Великого офицера Почетного легиона». Но несмотря на свои титулы и богатство, пока не смог освободить Мильтоса из тюрьмы. И это тяжелой ношей висело над ним, угнетало его: считал себя ответственным в бедах своего партнера.
* * *
В августе 1918 года англичане триумфально вошли в Баку. Христиане встретили их радостно. Мусульмане закрылись в своих домах. Турецкие войска, поддерживаемые вооруженными бандами, не ограничились захватом района Карса, быстро двигались вперед с целью захватить нефтеносные районы Баку.
В начале сентября новая волна христианских беженцев прибыла в город.
Англичане лишь месяц удержались в Баку. Охваченные паникой, утром 14 сентября, они уехали в Персию и в Тифлис.
Греки и армяне, в основном беженцы, попытались сесть на корабли, но англичане сбрасывали их в море. Выстрелами разогнали тех, кто хотел поездом уехать в Тифлис.
Ифигения дала по 50 золотых лир трем работникам вокзала, и они перед отправкой разместили семью Омиридиса в поезд. Но в 30 километрах от станции их ожидало разочарование: бандиты взорвали рельсы и напали на поезд. Убили английских солдат и ограбили пассажиров, отобрали одежду, оставив их в нижнем белье. Не пощадили даже детей, Димитриса и Илиаса.
14 сентября во второй половине дня поезд с пассажирами вернулся в Баку. В этот день, в праздник Вознесения святого креста, были распяты и христиане города. В городе уже господствовали турки. На центральных дорогах горделиво шествовали конные офицеры и солдаты. За ними следовали пехота, артиллерия и обозы. Греки и армяне с ярмом на шее, как животные, тянули повозки с продуктами и боеприпасами. Мусульмане города, четы и солдаты грабили дома и магазины христиан, насиловали женщин, убивали мужчин, похищали девушек и детей. Дома были преданы огню. Толпа мусульман тащила священников на улицы и била их камнями.
Под проливным осенним дождем поезд прибыл на станцию и был захвачен вооруженными солдатами и четами. Вид полуголых детей и женщин разбудил животные инстинкты, и тут же в вагонах они изнасиловали их.
Два солдата напали на Ифигению, прижимавшую к груди маленького Илиаса. Видя это, Омиридис в ярости напал на солдат, выхватил пистолет у одного и пустил все пули в насильника. Низкорослый толстый капитан сзади в упор выстрелил в голову Омиридиса. Пуля пробила мозг несчастного, и содержимое его попало на грудь Ифигении и на лицо Илиаса. Два унтер-офицера, сопровождающие капитана, выбросили труп на рельсы.
В городе раздавались крики, плач, проклятия, приказы и выстрелы, а сверху равнодушный бог взирал на боль и трагедию своих творений.
В общей суматохе пропал Димитрис. Какой-то турок схватил его и исчез в толпе. Всех повели в старый русский военный лагерь, где отдельно поместили мужчин и женщин.
Многие прыгали в окна трехэтажных зданий в поиске смерти и свободы.
В кабинет вошел толстый капитан и приказал унтер-офицерам:
— Приведите сюда высокую гяурку без сына.
Офицеры, хитро ухмыльнулись, побежали в женский лагерь и нашли Ифигению и Сабиху плачущих. Бросая алчный взгляд на ее голое тело, пахнущее дождевой водой, они схватили Ифигению за руки, подняли и приказали последовать за ними. Она стала сопротивляться, маленький Илиас обнял ее и не отпускал. Услышав крики и детский плач, женщины подняли шум и, как бешеные львицы, кинулись на унтер-офицеров.
Капитан, услышав крики, пришел в лагерь в сопровождении семи солдат. Раздались выстрелы, три женщины мертвыми упали на пол. Наступила мертвая тишина, и слышен был лишь плач Илиаса. Одна из армянок не выдержала: держа в объятиях шестимесячную девочку, прыгнула в окно и скончалась на мокрой земле вместе со своим ребенком.
Капитана это не тронуло, он приказал собрать детей, в том числе грудных, и отправить в городской интернат. Матери не хотели расстаться со своими детьми. Последовали сцены небывалой жестокости и непостижимой боли. Погибли матери, в объятиях матерей были отрублены головы грудных детей.
Сабиха, христианское имя которой было Султана, предполагала, что ее имя турецкое от слова «султан», предпочитала Сабиха, увидев, что солдаты схватили Илиаса, кинулась на них, стала бить и кусать их, пытаясь вырвать мальчика из их рук. Солдат со всей силой ударил прикладом винтовки ее по голове и спине, и она упала без чувств.
как вкопанная, в глазах у нее потемнело, и она без чувств упала на землю. Мильтос поднял ее и со слезами на глазах перенес ее в дом.
Мильтос уложил ее на диван и позвал домашних, которые помогли привести Ифигению в чувства.
Она быстро очнулась, но когда Мильтос нагнулся поцеловать ее, отстранилась от него, разрыдалась и убежала в свою комнату.
Никто не заговорил и тогда, когда Мильтос закричал:
— Дети! Где дети?
В ответ он услышал рыдания.
Сабиха взяла Мильтоса за руку, потащила за собой и на лестничной площадке под тенью жасмина она рассказала об их мучениях в диких снежных горах Кавказа, о нападениях четов, о бесчинствах турецких офицеров, об убийстве Омиридиса..., о похищении детей..., об изнасиловании...!
— Сабиха, хватит! — закричал Мильтос и побежал на верхний этаж. Молча лег
рядом с Ифигенией, положил свою ладонь на ее волосы. Они долго лежали так,
оплакивая свою суровую судьбу.
Глава 6
ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ!..
7 сентября 1918 года истек срок заключения монаха Григориоса Сидирургопулоса, и он был отпущен на свободу. Жизнь Мильтоса стала невыносимой, ведь с монахом он вел долгие беседы на философские и религиозные темы, обсуждал события в Греции, Турции и Понте. Дни проходили незаметно. Песнопения и молитвы монаха поднимали его дух и поддерживали в нем надежду.
Война закончилась. 30 октября сдалась Турция, 11 ноября капитулировала Германия.
Захаров, более могущественный, чем когда-либо, попросил своих друзей Ллойда Джорджа и Клемансо содействовать освобождению Мильтоса.
Истощенный и в подавленном настроении Мильтос вышел из тюрьмы. Тяжелые тюремные условия, издевательства надсмотрщиков оставили глубокий след в нем. Но на этом его муки не закончились. Около двадцати дней он добирался из Москвы в Херсон, где его ждал Фемис. Не выдержав новых испытаний, он заболел тяжелой формой воспаления легких.
Две недели Мильтос провел в постели, окруженный заботой Фемиса и его жены Василики и греческих врачей, которых было достаточно в городе.
После войны высокомерие победителей и интересы промышленников и торговцев оружием открыли новый фронт, новые раны. В России власть большевиков не распространялась на всю территории страны. На Кавказе, в южной России, восточнее Волги и на Украине контрреволюционные войска и автономные националистические движения сталкивались с силами большевиков.
Англичане и французы не торопились выдвигать к Германии и Австрии, Болгарии и Турции условия перемирия. Вместо этого разработали сумасшедший с политической и военной точки зрения план свержения большевистского режима в России. По нему Англия должна была захватить Кавказ и помочь действующим на юге России националистическим силам, а Франция, поддерживаемая Грецией, предприняла бы попытку вторжения в Россию с Украины и Крыма.
Первые смешанные греческие части высадились в Херсоне.
Благодаря коммерческой жилке греков и евреев этот город превратился в значительный торговый и промышленный центр южной России. Коммунистическая
пропаганда нашла благодатную почву среди рабочих, на заводах были созданы большевистские комитеты, которые снабжали оружием неимущие слои населения. Обеспокоенные новым оборотом дел, Мильтос, Фемис и Василики после обеда решили обсудить свои дальнейшие действия. Василики первая высказала свое мнение:
— Большевистская буря задушит Украину. Мы не можем дальше медлить. У нас
достаточно денег, чтобы уехать заграницу.
Мильтос давно не получал новостей от Ифигении, еще не оправился от болезни и был душевно поддавлен. Хорошо зная большевиков, он разделял точку зрения своей невестки:
— Василики права. Возьмите детей и срочно уезжайте во Францию. Здесь вам
опасно оставаться. Большевики свою теорию превратили в религию. Они так же
фанатичны, как мусульмане в Турции. Я поеду в Турцию, разузнаю о судьбе наших
родных и вернусь в Париж.
Фемис, красивый и внушительный, гордо посмотрел на них и ответил:
—Мильтос, вижу, ты пока не оправился от тюремных мучений и болезни. Выс
лушайте мое мнение. В Херсоне уже находится греческий батальон. Вчера я пого
ворил с майором Прассосом Константиносом. Он заверил, что скоро прибудут и
другие греческие и французские части. Немецкие войска тоже пока не покинули
город, до замены их союзной армией они должны оставаться на Украине. В помощь
греческой армии мы создали вооруженный отряд, которым руковожу я.
—Фемис, я не согласен с тобой. Мы можем пока остаться, а Василики и дети пусть
немедленно уезжают.
—Нет, Мильтос. Ты представляешь, какая паника охватит греческое население
города, если я отправлю свою семью заграницу?
Решили остаться в городе. 1 марта 1919 года войска большевиков под командованием Григорьева окружили город. У железнодорожной станции, в центре города, в северо-восточном предместье и у старой крепости шли бои. Горожане и солдаты, мужчины и женщины самоотверженно воевали за свои идеалы.
Десять дней длилась херсонская битва. Погибли 117 греков, 10 французов, ранены 140 греков, 21 француз. После победы большевиков в чистках погибло более тысячи горожан.
Мильтос вместе с остатками греческого батальона вовремя сел на корабль «Анна IV».
Фемис с группой солдат транспортной службы застрял в городе. С греческим унтер-офицером он поехал на машине домой за женой и детьми.
За ними последовала вооруженная группа рабочих. Мужчины мужественно боролись до последнего патрона. Большевики ворвались в дом и зверски убили всех, не пощадив шестилетнюю Афродиту и четырехлетнего Панайотиса.
* * *
После перемирия английские войска вновь двинулись в Понт и на Кавказ, дошли до нефтеносных районов Баку. Турецкие солдаты покинули город, оставив после себя разрушения и неизлечимые раны.
Ифигения обошла весь город в поисках Илиаса и Димитриса. Турки грозили ей,
что вернется турецкая армия и тогда, как в сентябре 1918 года, уничтожит последнего гяура в городе.
Кавказ бурлил. С одной стороны националисты и сторонники царя, с другой -маленькая армия, созданная правительством Грузии для укрепления своей независимости, ожесточенно сопротивлялись большевикам.
Утром 10 февраля 1919 года, в день святого Харлампия-чудотворца в Баку шел снег. Ифигения и Сабиха пошли в церковь, где немногочисленные христиане слушали молебен. Каждый день сотни христиан отправлялись в батумский порт в попытке спастись от надвигающейся опасности.
После службы женщины пошли на железнодорожную станцию, молча постояли на месте, где в последний раз видели мертвого Омиридиса. Со слезами на глазах, Сабиха, подняв руки, запричитала:
— Добрый мой Харилаос, помню, как в январе 1915 года мы оплакивали твоего
единственного сына Али, ты сказал: «Женщины, хватит, слезы способны привести
в движение водяные мельницы всего мира, но им неподвластны водяные мельницы
бога!». Наши слезы высохли, капли нет пролить на могилах наших близких и род
ных. Тебе повезло, что ты умер, если бы ты видел наши мучения... Мы живем, чтобы
найти детей...
Расстроенные и усталые они вернулись в дом гостеприимной турчанки. Ифигения закрылась в комнате, подошла к окну. На землю падали крупные хлопья снега. Невольно руки ее упали на обрезанные груди, слезы потекли с глаз, и она прошептала:
— Боже, почему ты оставил меня живой! За веру в твоего Сына Христа мы, хри
стиане Анатолии, подверглись пыткам и унижениям. Боже, хватит испытаний! Я не
в силах больше терпеть и нести на своих плечах тяжелый крест, пошли мне смерть,
только она излечит мои раны.
Отчаянные, сломленные духом, без мужской защиты, без детей женщины покинули Баку. В Батуми они примкнули к тысячам, куда в конце февраля стекались тысяча беженцев из Астрахани, Ардагана, Карса, Баку, Тифлиса и других городов Кавказа.
В центре города высота снега превышала полметра. Парк от набережной и до бульвара был превращен в огромный убогий лагерь беженцев.
Голодные и отчаянные мужчины, женщины, дети, сироты в надежде на спасение обращали свой взор к морю, ожидая греческие корабли. Но корабли не появлялись. Болезни, холод и голод косили беженцев. Оставшиеся в живых поддерживали друг друга. Общая судьба, неожиданная шутка, звук понтийской лиры объединяли их, придавали им силу.
Когда 5 марта 1919 года в море появился грузовой корабль, среди беженцев мгновенно пронесся шепот: «Нас заберут в Севастополь, в Крым, где воюют греческие войска. А дальше — бог нам в помощь!»
Но и этот корабль не дошел в Батуми. Во время общего разочарования высокий мужчина подошел к Ифигении, прислонившейся к толстому бамбуку, тронул ее за плечо и позвал беженцев:
— Земляки, подойдите сюда, я вам поведаю несколько историй.
Их окружили юноши и девушки. Мужчина спросил:
— А вы знаете, почему местные жители назвали этот город Батуми?
— Здесь растет бамбук, поэтому город назвали Батум, — ответил худой парень.
Раздался дружный смех. Свое предположение высказал пожилой мужчина с гни
лыми зубами:
— Здесь путники наталкивались на неожиданные препятствия и поэтому назвали
эту местность Батум.
Вновь раздался хохот. Мужчина, оказавшийся учителем, объяснил:
— Наш мифический герой Ясон, прибыв в Колхиду, искал глубокий причал, чтобы
причалить корабль «Арго». Вот это место, справа от вас. Аргонавты под словом
«Вати» подразумевали город, местные жители назвали Батум, мы — Ватум.
Ифигения, поглощенная своими мыслями, не слышала, о чем говорят. Учитель подошел к ней и продолжил:
— Дорогие земляки, во время троянской войны греческие корабли из-за отсут
ствия попутного ветра не могли идти против Трои, так как не могли раскрыть паруса.
Тогда дельфийский пророк посоветовал им принести богам в жертву Ифигению, дочь
короля Аргуса. Когда ее отец, Агамемнон, согласился и готов был послать свою дочь
на алтарь, тогда боги схватили Ифигению и привели ее в страну быков, в Крым. И
нас поведут в Крым, и нас будет сопровождать вот эта Ифигения, которая, красивее
дочери Агамемнона!
Молодые люди подняли на руки Ифигению и закричали:
— Да здравствует Ифигения! Да здравствует Таврида!
— Да здравствует Греция!
* * *
10 марта 1919 года, во второй половине дня корабли с греческими и французскими войсками прибыли в одесский порт. Мильтос обошел все корабли в поисках Фемиса и его семьи. В списках пассажиров их не было. Зная фанатизм и зверства большевиков, не щадящих своих противников, он опасался самого худшего.
Во время высадки солдат, раненых и выгрузки материалов греческие рабочие порта, члены греческой коммунистической организации Одессы, обнаглевшие после поражения союзников в Херсоне, язвительно кричали на греческом языке:
«Из Цанак-калы и Херсона судна доставили дураков на корм рыбам!».
В Одессе, на западном берегу Черного моря, свыше 100.000 греческих беженцев из различных уголков юго-западной России терпеливо ждали своей участи. Они жили в отвратительных условиях, их мучила неизвестность, в их памяти еще живы были пережитые испытания во время скитаний. Скрепя сердце, Мильтос слушал рассказы беженцев. В их трагедиях он видел свою. Напрасно четыре дня он искал в лагерях родные лица.
Никакой информации, никакого света! У него обострилось воспаление легких, он был доставлен в греческий военный госпиталь. Через два дня Мильтос с двумя больными отплыл на корабле «Амфитрита», используемом в качестве плавучего госпиталя. Он остановился в Севастополе, в Крыму, где забрал больных и раненых греческих солдат и отплыл в Константинополь.
Большевистский микроб заразил и греческих солдат, в основном тех, кто воевал в Крыму. На корабле «Амфитрита» некоторые раненые пели:
«Сел я на корабль, Прибыл я в Россию. А в России снег, большевики и пушки!».
В Константинополе Мильтос попросил доставить его во французскую больницу, где когда-то работал Панайотис, брат Ифигении.
На следующий день его навестила Артемида, жена Панайотиса. Не успели поздороваться, он спросил ее:
— Где Ифигения и наш сын?
Артемида сочувственно посмотрела на него, погладила его и тихо ответила:
— До сих пор ничего не знаем о них. Но не отчаивайся. Тысячи беженцев ждут
в портах Румынии, Украины, Крыма, южной России, Грузии. Одни находятся в
окружении большевиков, другие уехали в Персию, Палестину, Египет, Грецию, Евро
пу и Америку. Крепись, Мильтос! Мы должны надеяться. Трагедия греков Анатолии
продлится десятилетия. Счастлив будет тот, кто найдет следы своих родных!
Глаза Мильтоса наполнились слезами, голос его дрожал:
— А что стало с нашими родителями, где Платон, Антигона?
В ее глазах он прочитал печаль и боль:
— Мы должны проявить мужество. Пронесшийся над Турцией ураган оставил
после себя множество жертв. Твои родители умерли в ссылке в районе города Цурум,
в Синопе Антигону приютила одна греческая семья. Платон спустился с гор и живет
с женой в Керасунде. Родители Христины умерли в ссылке, а их дочь задушил по
мощник Топала Османа...
— Он еще жив, чудовище? — закричал Мильтос, прерывая Артемиду.
— К сожалению, несмотря на то, что есть ордер на его арест, он с бандой четов
пока скрывается в горах. Многие преступники гуляют на свободе. Арестованы 68
преступников, они обвиняются в геноциде против греков и армян. Со дня на день
ожидается суд над ними.
— Что с родителями и сестрой Ифигении? Они здесь?
— Родители ее приехали на несколько дней. Взяли запрятанные золотые лиры и
уехали в Никеа. Свекор с трудом двигает ногой и рукой, морально подавлен. Поклял
ся потратить все свои деньги, чтобы найти похитителя Ирини в 1914 году. Уезжая,
оставили нам крупную сумму денег, так как Панайотис уже не сможет работать. Он
очень переживает.
Мильтос и Артемида обнялись, вспомнили умерших, пропавших без вести и тех, кто жив и страдает.
Было 25 марта, день возрождения Греции.
Перед уходом Артемиды Мильтос попросил ее послать краткую телеграмму Захарову в Париж.
Захаров ответил в тот же день:
«... Как поправишься, сразу приезжай в Париж. Премьер-министр Венизелос добился успехов на мирной конференции. В поиск Ифигении и вашего ребенка подключил наших союзников и Красный Крест. Ожидаются перемены в Малой Азии. Тебя ждет серьезное задание...».
7 апреля Мильтос выписался из больницы. Для полного выздоровления на неде-
лю остался в Константинополе. Думал поехать в Никеа к родителям Ифигении, но предположил, что их встреча прибавит им новые страдания, если узнают, что от Ифигении нет вестей.
Он обратился в иностранные посольства, к консулам Франции, Англии, Италии и Греции в Константинополе с просьбой найти Ифигению, их сына, Димитриса и Ирини.
В вербное воскресенье уехал в Париж.
* * *
В апреле 1919 года пароход «Янина» с делегацией греческого Красного креста направлялся в прибрежные города Понта и Грузии. В составе делегации был корреспондент газеты «Патрис» А. Скулудис. В книге, изданной после этой поездки, он пишет о посещении Синопа:
«...Нас встречали знатные люди Синопа. Это были уважаемые люди, когда-то богатые, а теперь бедные, измученные, недавно вернувшиеся из ссылки...
...Нас повели в Синоп. Но в какой Синоп?! В городе спаслись только крепость и турецкая улица. Греческий квартал разрушен до основания.
...30 августа 1917 года пожар охватил греческий квартал. За два часа дотла сгорели 400 домов и магазинов.
Турки намеренно подожгли Синоп.
В немногочисленных домах, спасенных от пожара, нас угостили кофе. Высокая босая служанка в черном фартуке, печальная девушка 19 лет, бесшумно ходит с опущенной головой. Кажется, что она плачет.
Она медленно разносит на подносе кофе. Для служанки она очень нарядна, а для госпожи слишком покорна.
Это единственная дочь богатого синопского аристократа.
...Осталась одна-одинешенька, и добрая хозяйка дома делится с ней последним...».
Эта покорная девушка была Антигоной, единственной дочерью Георгиоса и Афродиты Павлидис, изнеженная сестра Фемиса, Платона и Мильтоса, босая служанка, плачущая без слез, не желала вызвать жалость.
Делегация Красного креста прибыла в Самсунд, где на корабль сел митрополит Германос Каравангелис. Затем в Керасунде в святом храме Преображения Господа состоялся благодарственный молебен, где с потрясающей патриотической речью выступил адвокат Панайотис Эрмидис. Затем она посетила Трапезунд и Батум, где члены делегации были потрясены положением собравшихся там беженцев.
Представители беженцев из пяти человек вручили делегации Красного креста отчет о безнадежном положении беженцев. Ифигении, более грамотной из всех, доверили выступить с приветственной речью. Со слезами на глазах, но с чувством собственного достоинства, она обратилась к гостям:
«Добро пожаловать, братья из Греции!
Долгие месяцы с тревогой мы ждали вас. Наш взор днем и ночью обращен в море в ожидании кораблей, наших спасителей.
Пролито много крови, мы оставили многих родственников в Анатолии и на Кавказе. Все эти жертвы принесены за нашу веру и Грецию!
Спрашивается, где же греческие корабли?
Что думает премьер-министр Венизелос?
А знают ли в Греции, что в Понте, на Кавказе, в России есть греки?
Ежедневно в течение трех месяцев в нашем лагере умирает более десяти человек! Если мы не нужны Греции, то пусть нас отправят в другие страны.
Это последний наш крик о спасении!».
Члены греческой делегации были расстроены до слез. Беженцы, худые, изможденные спели греческий национальный гимн.
Каравангелис подошел к Ифигении и крепко пожал ей руку:
— Дите мое, мне знакомо твое лицо.
— Преосвященный, 31 июля 1908 года вы были у нас в гостях в Перане.
Я дочь Михалиса Николаидиса.
Митрополит не вымолвил ни слова, только обнял ее и дал ей выплакаться.
Месяц спустя делегация Министерства социального обеспечения Греции во главе с писателем Никосом Казантзакисом прибыла в Батум, посадила беженцев на корабли и отправила одних в Понт, других - в Грецию.
Ифигения села на пароход «Пиниос», направляющийся в Трапезунд.
Вали города не позволил беженцам высадиться под предлогом, что «...эти беженцы покинули Турцию без разрешения оттоманского правительства, у большинства из них нет паспортов». Турки не разрешили выгрузить тела трех беженцев, скончавшихся в пути.
Все это происходило на глазах английских солдат, находившихся в городе для наблюдения над выполнением условий перемирия. Только после вмешательства французского консула Леписье и его земляка подполковника Энсери беженцам разрешили сойти с корабля. Ифигения подошла к французскому консулу, который оставался в порту до тех пор, пока последний пассажир не сойдет с корабля. Она представилась и попросила выдать французские паспорта ей и Сабихе.
Леписье, пораженный изящными манерами Ифигении, предложил женщинам пойти вместе с ним в консульство.
Консул спросил их о положении греческих беженцев с Кавказа, о действиях большевиков и националистов. На чистом французском языке Ифигения поведала свою трагедию, рассказала об опасностях, которым подвергаются греки на Кавказе. Попросила помочь ей поехать в Эрзерум в отчаянной попытке найти своих пропавших детей.
Консул был тронут ее историей:
— Госпожа Ифигения, в знак моего расположения к вам, я решил выдать вам
специальные паспорта, подтверждающие, что вы «подопечные» Франции, но в по
ездке в Эрзерум мы вам не сможем оказать никакой защиты.
— Почему, господин консул, — возмутилась Ифигения, — разве в районе нет
союзных войск, надзирающих за соблюдением условий перемирия?
— К сожалению, он находится в руках турков, терроризующих жителей. Даже
английские солдаты покидают эти регионы. Вы разве не видели поведение турок в
порту? Они и мне часто угрожают.
— Значит, господин консул, проигравшие угрожают победителям?
— Знаете, союзники устали, у них нет сил вступать в новые приключения. Наши
солдаты в южной России и моряки на Черном море проявляют непослушание и
требуют возвращения домой.
Ифигения все поняла. Получив паспорта, на следующий день на французском корабле они отплыли в Константинополь.
Перед отъездом она попросила французского консула, истинного гуманиста, подать Захарову следующую телеграмму:
«...Сегодня отправляемся в Константинополь. Беспокоимся о судьбе Мильтоса».
* * *
18 апреля 1919 года Мильтос прибыл в Париж. Захаров встретил его тепло и сразу же подключил к работе. Он намеревался открыть банк в Константинополе во главе с Мильтосом. По сути дела, этот банк должен был действовать в новых условиях Анатолии, на что обратил внимание Мильтос спустя месяц, когда 15 мая греческая армия высадилась в Смирне.
Париж наводил тоску на Мильтоса. В свободное время он ходил по местам, где прежде гулял с Ифигенией: в Сорбонну, в кафе Ле Клуатр, в Трокадеро, к Эйфелевой башне, в Люксембургский сад, где впервые поцеловал свою любимую. По ночам страдал от бессонницы, а когда ему удавалось ненадолго уснуть, ему снились кошмарные сны: большевики, убивающие Фемиса и его семью, турки, душившие маленькую дочь Платона, Ифигения и Ирини в турецких гаремах. Но чаще всего видел во сне сына, плачущего и протягивающего ему вслед свои нежные руки во время прощания в 1917 году в Эрзеруме.
10 июня поздно вечером Захаров и Мильтос навестили премьер-министра Венизелоса в парижской гостинице «Мерседес». Венизелос сиял от удовольствия. Обстановка на мирной конференции была благоприятной для национальных интересов Греции.
И Захаров не скрывал своего восторга:
— С вами, господин премьер-министр, Греции суждено перенести свою столицу
в «королеву городов», в Константинополь. Взоры греков со всех уголков земли
устремлены в Париж, ждут вашего возвращения с картой новых границ в руках:
Иония и Фракия перейдут к Греции. Мы рассчитываем на армию и на вас, великого
политика и дипломата! А вы рассчитывайте на материальную помощь вашего друга
Захарова!
Довольный Венизелос рассмеялся. Вынужденная улыбка появилась на губах Мильтоса. Воспользовавшись моментом, он добавил:
— Не только Иония и Фракия, господин Захаров, но и Понт.
Венизелос помрачнел. Он не воспринимал всерьез проблему Понта. Даже на мирной конференции он не стал выдвигать требования о Понте. Позже понял свое упущение, но новые ошибки еще больше запутали положение. Посмотрел на Мильтоса с недоумением, делая вид, что вопрос его не удивил, и заявил:
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Циркинидис, Харис 13 страница | | | Циркинидис, Харис 15 страница |