|
Читайте также: |
Во всем мире, как эпидемия, началась безудержная гонка вооружений.
Хитрый и предусмотрительный Захаров успел распустить свои щупальца везде. Подавляющая часть международной прессы, банков и промышленности следовала его советам и планам.
В середине июня 1909 года он позвал Мильтоса в свой кабинет и сказал:
— Мильтос, пока ты находился в Париже, я внимательно наблюдал за тобой. Не
скрою, ты оправдал мои надежды. На встречах с крупными предпринимателями, на
дипломатических приемах, несмотря на твою юность, ты проявлял ум, зрелость и
дальновидность, впечатлял своих собеседников. В тебе я вижу себя молодого. Мой
друг, перед тобой блестящее будущее. Ты обладаешь всем. Кроме того, что не менее
важно, пользуешься моим абсолютным доверием и поддержкой. Обещаю, что наста
нет время, когда с тобой будут считаться руководители крупнейших держав... Да не
красней ты, будет, как говорю! И самодержцы и короли! Все теряют голову при виде
денег и золота! Значит, летом начинаем. Вместо каникул предлагаю тебе поехать в
Россию в качестве моего уполномоченного, где вместе с моими людьми будешь
контролировать передачу военной техники, закупленной Россией из наших заводов
в Англии и Франции.
Мильтос ощутил себя взрослым. Почувствовал гордость и уверенность в себе. Не стал тянуть с ответом:
—Господин Захаров, я глубоко благодарен вам за все. Ваше предложение позво
лит мне применить на практике знания, полученные в университете, и одновременно
улучшить мой русский язык.
—Действуй благоразумно и дипломатично, но смело, я бы сказал, нагло. В России
у тебя будет возможность познакомиться с министрами, возможно, даже с самим
царем. Изучай характер и слабости каждого. Учти, не в служащие я готовлю тебя.
Смотри высоко!
Мильтос побывал в разных городах России. Но большую часть времени провел в Санкт-Петербурге. Встречался с банкирами, промышленниками, политиками и аристократами. На одном из светских приемов, устроенном в конце августа в летнем дворце за пределами Санкт-Петербурга, познакомился с греческой королевой Ольгой, которая тогда, как, впрочем, и каждое лето отдыхала в Санкт-Петербурге и в Москве.
Как ожидалось, с поручением Захарова Мильтос справился успешно. Этому способствовали его незаурядная внешность, хорошие парижские манеры, знание иностранных языков, и, конечно, тот факт, что он представлял лично Захарова.
Благодаря своим внешним данным и высокому положению он привлекал интерес красивейших девушек Российской империи. В отличие от европеек русские девушки более женственны, создают такую обстановку, в которой мужчина чувствует себя центром внимания. Одним словом, русские девушки в любви отдают все. Многие петербургские кокетки искали встреч наедине с ним. Его же тронула Аннушка, дочь крупного промышленника, с которой он познакомился на званом ужине, устроенном русским министром обороны, пригласив ее на танец. С тех пор они часто встречались.
Дружбу молодых поощрял отец Аннушки, видя в лице Мильтоса не только будущего зятя, но и открывающуюся перспективу для своих предприятий, приглашая Мильтоса на художественные выставки, на музыкальные концерты, даже на оперу «Тоска» в царский оперный театр Санкт-Петербурга. Везде «случайно» оказывалась Аннушка.
Мильтос не скрывал, что девушка ему нравится. Вскоре взаимный интерес молодых людей перерос в любовный роман.
Аннушка была единственным ребенком в семье. Однажды вечером ее родители уехали в Москву. Вся ночь и весь дом были в распоряжении молодых. Она сыграла на пианино и спела отрывки из классической и русской народной музыки. Опьяненный божественной обстановкой, Мильтос подошел к девушке, обнял за плечи и приник губами к совершенно белой, нежной, как бархат, ее шее. Аннушка вздрогнула от теплоты его дыхания: ее руки опустились, как железо, на клавиши пианино. Их губы застыли в долгом поцелуе. Они упали на ковер, и неудержимая страсть слила их тела в одно. В этот вечер Мильтос впервые ощутил всю сладость и таинство завершенной любви.
20 сентября Мильтос вернулся в Париж. Жизнь его снова вошла в старое русло. По-прежнему дружил с Изабеллой. Спустя две недели в лице привлекательной своей однокурсницы француженки Натали приобрел новую подругу. Но часто вспоминал голубоглазую Аннушку, которая сочетала в себе и раскаленную лаву испанки Изабеллы, и кокетство задорной Натали. Далекая славяночка была краше и милее всех, при мысли о ней его сердце готово было вырваться из груди.
* * *
В 1910 и 1911 годах резко усилилась напряженность в мире, и особенно на Балканах. Младотурки притесняли христиан и заставляли их платить громадные денежные суммы для вооружения оттоманского флота. Объявили саботаж греческих судоходных и торговых компаний. По ложным, ловко подстроенным обвинениям о якобы сборе средств для укрепления греческого флота послали на виселицу многих греков из понтийских городов.
В1911 году на конференции в Салониках было принято решение об уничтожении христиан. Показательны выступления некоторых ораторов конференции:
—Доктор Бехаэдин Сакир: «Представители других национальностей, оставшиеся
с прежних лет в нашей империи, похожи на чужие и жалкие травы, которые должны
быть искоренены. Мы очистим нашу землю. Это цель нашей революции!»
— Доктор Назим: «Я хочу, чтобы на этой земле жили только турки. Все остальные
народности и нации, независимо от исповедуемой ими религии, должны быть унич
тожены!»
Немцы вновь подтвердили свою поддержку новой власти Турции, отправив туда многочисленную военную делегацию, которая должна была на месте оказать помощь в подготовке военных кадров.
Болгария, Сербия и Греция вооружались. В столице Ливии Триполи Италия объявила войну Турции, обманом захватила Додеканесские острова.
В1911 году Базиль Захаров встретился с премьер министром Греции Венизелосом и обещал оказывать всяческую помощь греческой армии. В этой поездке Захарова сопровождал Мильтос. Он вручил Венизелосу чек на крупную сумму денег, собран-
ную греческими студентами во Франции, что до глубины души тронуло премьер министра.
Между тем Панайотис, брат Ифигении, после двухлетней специализации по хирургии, вернулся в июне 1910 года в Константинополь и был назначен заместителем директора хирургической клиники французского госпиталя, находящегося недалеко от площади Таксим Перана.
* * *
В июле 1911 года Ифигения окончила Женскую школу Заппио. Ее родители решили послать ее в Афины, чтобы она изучала греческую филологию. Но она была непреклонной: хотела учиться в Париже на археологическом факультете Сорбонс-кого университета.
Время шло, никто не хотел уступать. С наступлением сентября споры между Ифигенией и ее матерью стали ежедневными и более резкими. Господин Николаидис соглашался с женой, но открыто не возражал дочери, своей принцессе. А та, пользуясь его слабостью, сопротивлялась матери. Однажды во время очередного спора госпожа София сгоряча дала дочери пощечину и предупредила:
— Знай, что если ты будешь настаивать на своем, ты даже в Афины не поедешь,
останешься дома. Продолжишь изучение французского языка и станешь учительни
цей французского языка.
Глаза Ифигении наполнились слезами и стали еще красивее. Не сдвинувшись с места, она решительно заявила:
— Что бы вы ни делали, как бы вы ни настаивали, мой выбор окончательный: в
Париж или никуда!
Панайотис случайно оказался свидетелем этого спора. Он взял сестру за руку, отвел в сторону и спокойно сказал:
— Я понимаю, сестричка, почему ты стремишься в Париж. Ты хочешь быть рядом
с Мильтосом...
При этих словах ее словно ударила молния. Она залилась краской, губы ее нервно задрожали, глаза кидали искры. Она резко перебила брата:
— Панайотис, причина не эта. Знаю, что он забыл меня!..
Панайотис посмотрел на нее с пониманием, погладил ее густые черные волосы и тихо продолжил:
— Я врач и молод, знаю, что говорю. Причина в Мильтосе. Почему ты не призна
ешься в этом? В любви нет ничего постыдного. Выслушай меня внимательно. До отъезда
в Париж Мильтос был неопытным, невинным восточным провинциалом. Там его
ожидала другая жизнь: свободные нравы, окружение девушек, Захаров, который от
крыл перед ним двери светского общества и многих министерств, посылал его в даль
ние путешествия. Мильтос был вхож в королевские дворцы, где видел премьер-мини
стров и многих меценатов Европы, своими деньгами правящих всем миром. Одним
словом, Мильтос попал в такой водоворот, который неизвестно, куда его выведет.
— А мы разве не должны помочь ему?
— Ифигения, ты уже не ребенок, скоро тебе будет восемнадцать лет. Скажу тебе
откровенно. Мильтос красивый мужчина, учится и вращается в кругу, который, как
мы, христиане говорим, не позволяет человеку стать святым.
— Что ты хочешь сказать?
—Ты прекрасно понимаешь, что я подразумеваю. С первого дня вокруг Мильтоса,
как бабочки вокруг костра, увиваются девушки. В прошлом году в кафе «Ле Клуатр»
напротив нашего дома Натали и Изабелла, однокурсницы Мильтоса, устроили из-
за него скандал. Так крепко вцепились в волосы друг друга, что еле удалось их
разнять. В жизни, Ифигения, не все бывает так, как мы хотим или планируем. Думаю,
что судьба окончательно развела тебя с Мильтосом. Не насилуй будущее и не уни
жайся!
— Из твоего рассказа я поняла, что европейки не любят мужчин. Чаруют их. Мы
должны помочь Мильтосу. Я поклялась. Не сложу свое оружие.
Упорство Ифигении давило на семейный совет, который состоялся в тот же вечер. Решили, что Ифигения поедет учиться в Париж и остановится в доме Константиноса Николаидиса, троюродного брата ее отца.
До 1850 года род Николаидис проживал в Аргируполисе Понта. Спустя шесть лет судьба разбросала его по разным городам Турции и России. Дедушка Ифигении обустроился в Ак Даг Матене. Брат его переехал в грузинский город Сухуми. Его сыном был Константинос, который после учебы остался в Париже. В 1911 году Константиносу Николаидису было 42 года, его жене, Элени — 40. Детей у них не было. Жили они в роскошной квартире в начале авеню де ла Гранд недалеко от Триумфальной Арки. Приезд Ифигении доставил им большую радость. Они приняли ее как родную дочь, предоставили ей отдельную просторную комнату.
Ифигения не предупредила Мильтоса о своем приезде. Она планировала в начале записаться в Сорбонну, а затем в зависимости от обстоятельств решить, как вести себя. Помнила слова Панайотиса о том, что вокруг Мильтоса увиваются девушки и выясняют свои отношения не очень светскими методами.
Кафе «Ле Клуатр», куда зачастил Мильтос, и где две его поклонницы, Изабелла и Натали, устроили сцену ревности, было уютным, симпатичным местом, где собирались студенты и артисты. Висевшие на стенах фрески, полумрак и тихая музыка создавали теплую, романтичную атмосферу.
Лишь в конце октября после долгих колебаний Ифигения с двумя своими однокурсницами пошла в это кафе. Из разных источников она знала, что Мильтос в полдень приходит сюда.
С утра была пасмурная погода, к полудню над Парижем собрались густые черные тучи. Дул ветер, гремел гром и сверкали молнии. На берегу Сены в нескольких метрах от кафе «Ле Клуатр» молния рассекла на две части высочайший платан. Разразился проливной дождь.
На дворе бушевала стихия. Ифигения с подругами сидела за столиком в укромном углу. Это место она выбрала специально, чтобы не попадать на глаза Мильтосу. Девушки пили кофе, живо делясь своими первыми впечатлениями о Париже, о студенческой жизни. Сверкнула молния. Под ее ярким светом Ифигения различила за увлажненными стеклами входной двери фигуры мужчины и женщины. Дверь с шумом распахнулась, первой вошла красивая молодая женщина. За ней последовал мужчина, встал у двери, пытаясь закрыть зонт. Очередная молния осветила его лицо.
Ифигения вздрогнула, ее сердце готово было вырваться из груди. Высокий мо-
лодой человек в бежевом непромокаемом плаще с запутанными от ветра волосами был ее возлюбленный Мильтос, ее жених!
До этого два раза она видела его издалека. Тогда не подошла к нему, и сейчас была полна решимости, — так по крайней намеревалась — не проявить своей радости от встречи с ним. Но намерение осталось намерением.
Ифигения резко поднялась. Мильтос, находящийся всего в трех метрах от нее, заметил ее и не мог оторвать своих зеленых глаз от нее.
Натали задела эта сцена, она резко потянула Мильтоса за рукав и с обидой в голосе сказала:
— Дорогой, пойдем сядем за тот столик.
Но он ничего не слышал, ничего не понимал, только пристально смотрел на Ифигению. Сделал три шага навстречу к ней. Ее черные глаза от слез казались еще больше и красивее. Они выражали печаль и радость, отрицание и обещание, сладость и боль. Они выражали любовь!
Он не осмелился протянуть ей руку. С онемевших губ сорвались несколько слов:
— Это не сон, Ифигения!? Когда ты приехала? Почему не предупредила?
Слезы потекли по ее щекам:
— Я в Париже сорок дней. Не хотела беспокоить тебя...
Несколько минут оба молчали.
Тишину прервал возмущенный голос Натали:
— Мильтос! Сядем, наконец-то, где-нибудь?
— Если хотите, прошу к нашему столу, — предложила однокурсница Ифигении.
Двадцать минут подруги Ифигении старались создать дружескую атмосферу.
Мильтос был растерян, чувствуя вину.
— Ифигения, ты стала выше, — заметил он в какой-то момент.
—Стала выше и старше. Три года прошло после твоего отъезда из Константинополя...
—Мне хочется узнать многое. Как поживают наши близкие, как дела у Панай
отиса..., а что делает твоя сестра Ирини?
—Панайотис работает во французском госпитале. У родных и близких все нор
мально. А Ирини ждет обещанную тобой куклу.
Мильтос опустил голову и, желая прекратить разговор, сказал Ифигении:
— Если тебе не трудно, дай мне свой адрес. Мой ты знаешь. Живу напротив, в доме
номер 4. Хотел бы вновь встретиться...
Явно разнервничавшаяся Натали не дала Мильтосу договорить фразу:
— Давай уйдем, скоро начнутся занятия в университете.
С опущенной головой Мильтос вышел из кафе.
* * *
На некоторое время Мильтос прервал встречи со своими друзьями. После занятий в университете бродил по улицам и паркам города или закрывался в своей квартире. Три года он жил счастливой и беспечной жизнью. Перед ним открывались редкие для его возраста профессиональные перспективы, а успехи среди женщин дополняли любое его честолюбивое желание.
Вдруг, как гром средь белого дня, все изменилось. Приезд Ифигении потряс его. Он впервые со стороны, словно чужими глазами, смотрел на свою жизнь, и то, что
видел, не нравилось ему. Неужели он зашел так далеко, что сам не понял? Забыв все и вся, поддался непокорным желаниям? Дерзко шел на развлечения? Уступил соблазнам, предал людей и традиции своего племени?
Тоска о родине захлестнула блудного сына. Он чувствовал стыд и унижение. Близкие его игнорировали. Никто, ни родители Ифигении, ни Панайотис не сообщили ему о ее приезде.
Несколько раз он проходил около дома Константиноса Николаидиса, чтобы встретить Ифигению. Но чувство вины удерживало его.
Неожиданное предложение Захарова возродило в нем надежду. Вечером 15 ноября 1911 года министр обороны Франции давал ужин в музее Ветеранов в честь иностранных военных атташе. В числе первых были приглашены промышленники и торговцы оружием. По мнению Захарова, Мильтосу предоставлялся случай познакомиться с важными лицами.
Мильтос пришел в восторг от этого предложения, и, пересилив свои колебания, попросил Захарова достать пригласительный билет и для Ифигении. Как ожидалось, Захаров достал пригласительный билет Ифигении, ведь она была дочерью его партнера в Константинополе.
В семье Константиноса Николаидиса Мильтоса встретили тепло. Ифигения согласилась сопровождать его на прием, и ее дядя не стал возражать.
В то время такого рода приемы представляли важное событие. Дипломатам предоставлялась возможность обменяться мнениями и разузнать секреты. Министры и промышленники искали выгодных покупателей оружия. А роль женщин на таких вечерах интересна и многообразна. Они наслаждались светскими сплетнями, демонстрировали свои дорогие наряды и драгоценности, флиртовали, наконец, использовались в качестве приманки для сбора секретов.
К восьми часам вечера в огромных залах музея собрались представители многих стран мира. Гости были в военных мундирах, в модных европейских костюмах, в национальных нарядах. Разноязыкое и многонациональное собрание. Как всегда, Захаров благодаря своему влиянию на международные события был в центре внимания министров, коммерсантов и дипломатов. Несмотря на свои шестьдесят лет, этот истинный сын востока пользовался большим успехом среди женщин.
В тот вечер высокий красивый молодой человек с тонкими манерами, сопровождавший Захарова, заставил трепетать сердца многих дам и барышень, деликатно добивавшихся танца с ним.
И Ифигения своим приходом привлекла внимание молодых людей. Высокая, с длинными черными волосами и глазами, своей обезоруживающей улыбкой вызвала зависть женщин и интерес мужчин. В какой-то миг молодой француз в офицерском мундире, не отрывающий от нее пристального взгляда, воспользовавшись моментом, что она без партнера, пригласил ее на танец.
Мильтос, которому казалось, что за три года он привык к парижскому образу жизни, почувствовал себя раненым львом. В нем проснулась острая ревность. Прервав разговор с Захаровым, он быстро направился к Ифигении, взял ее за руку:
— Ифигения, давай уйдем отсюда!
Следя за молодой парой, покидавшей прием, Захаров неторопливо крутил свои усы. Эта сцена напомнила ему его молодость. Сколько раз точно так же поступал и он: решительно, по-мужски.
«О, как счастлив был бы я, если бы эта милая пара осталась со мной. Я любил бы их, как своих детей», — пронеслось в голове у миллионера.
* * *
Ифигения вновь была счастлива. Увлеченная занятиями в университете, не замечала, как проходили дни, недели. Часами в библиотеке изучала историю археологии, античную философию, древнегреческое искусство. Углубляясь в исследование, находила свои корни в древности, связь поколений, общность нынешних и древних греков. На лекциях преподаватели уделяли большую часть академического времени древней Греции, что наполняло ее гордостью, ибо и она была частицей этого великого народа.
В семье дяди она нашла любовь и уют, и была благодарна за это. Мильтос порвал свои отношения с Изабеллой и Натали, сократил посещения приемов и танцевальных вечеров, старался чаще проводить время с Ифигенией. Он даже устраивал ей сцены ревности, видя, как постоянно вокруг нее увиваются студенты, его задевало также, что Ифигения все это время держала его на расстоянии, ловко избегая страстных объятий и поцелуев.
Дочери богатых греков, христиан из Анатолии, ничем не уступали европейкам: одевались по последнему слову моды, танцевали современные танцы, учились в институтах. Но в одном они строго придерживались восточных традиций: для них были немыслимы внебрачные отношения. Ифигения очень любила Мильтоса, но, как дочь Анатолии, блюла ее традиции. Даже поцелуй в губы она считала грехом. На ее родине это не было принято.
Начало апреля 1912 года выдалось теплым, солнечным. Париж нарядился в весенний свой наряд из зелени и цветов.
В первую субботу месяца Мильтос и Ифигения договорились после занятий встретиться в Люксембуржском саду. Первой пришла Ифигения, аккуратно причесанная, в длинном плиссированном платье небесного цвета. Мильтос нашел ее у статуи богини Афины, любующуюся творением Фидия, резцом и молотком обессмертившего богиню. Он взял ее за плечи, медленно провел рукой по спине, погладил ее шею. Сладкая дрожь пробежала по ее телу.
Они отошли вглубь сада и сели на скамейке. Вдали под высокими цветущими дикими каштанами городской оркестр исполнял отрывки из классической музыки.
Мильтос, достав из портфеля две французские газеты «Эхо Парижа» и «Эксел-сиор», сказал Ифигении:
— Все газеты публикуют сообщения о событиях в Греции. Любопытно, что пишет
«Экселсиор», крупным акционером которой является наш друг Захаров. Ты знала об
этом?
—Нет, прочти, о чем они пишут.
—Слушай некоторые отрывки из обеих газет:
«Венизелос, которого наглые партийные функционеры обливали грязью, называя его «Другом грабителей..., Отступником... Предателем...», добился крупной победы в депутатских выборах 24 марта...»
«Греческая армия под руководством французского генерала Эду и с помощью французского отряда совершает настоящие подвиги...»
«Во всем мире пробудилась греческая нация. Греки из России, Украины, Румы-
нии, Америки, Англии, Франции, Египта посылают деньги для укрепления греческой армии...»
«Недавно Греция закупила у Франции 18 самолетов Фарман, стоимостью в 20.500 французских франков каждый. Заключен договор о закупке другой военной техники во Франции. Большая заслуга в этом господина Захарова, грека, выходца из Анатолии, финансировавшего в 1908 году открытие факультета аэродинамики парижского университета...»
- Этот господин, — прервала его Ифигения, — на которого работает и мой отец,
пугает меня. Два дня тому назад я получила письмо от матери. Она пишет, что турки
обвиняют моего отца в том, что на деньги, зарабатываемые в Турции, он и Захаров
вооружают греческую армию. От него требуют крупных вкладов в комитет младо
турков, угрожают ему.
- Не бойся, Ифигения, эллинизм бурлит. Все достоинства нашей нации направ
лены на достижение независимости греков в Анатолии. Во всей Малой Азии и в
Понте, особенно в районах, подведомственных митрополиту Каравангелису, власть
уже в руках греков.
- А ты не думаешь, что это станет причиной наших бед? Злые языки говорят, что
Каравангелис возбудил невинных понтийцев, а сам уехал в Константинополь, где
рассчитывает стать преемником тяжело больного патриарха Иоакима.
- Я не согласен с тобой. Дай бог, чтобы Каравангелис стал патриархом, в Кон
стантинополе у него будут большие возможности помогать эллинизму.
Слушай дальше: «Король Греции Георгиос и немецкий Кайзер вынудили Венизелоса вернуть в греческую армию наследника престола Константиноса и принцев Георгиоса, Николаоса, Андреаса и Христофороса». К сожалению, Венизелос сопротивлялся недолго.
- А почему, «к сожалению»?
- Да потому, что наследник женат на сестре Кайзера. Учился в немецких школах,
он ярый сторонник Германии. Именно поэтому спровоцировал вражду в армии и был
изгнан революцией 1909 года. Он опять вызовет раздоры.
- Став королем, он не может заниматься политикой, и вспомни предвидение:
«Великий Константинос объявил Константинополь столицей и построил первую
церковь святой Софии. Константинос Палеологос погиб в борьбе и превратился в
мрамор. Наследник воскресит мраморного короля, освободит царственный Констан
тинополь, и они с женой Софией будут коронованы императорами в святой Софии».
Мильтос взял ее за руку и воскликнул:
- Об этом можно только мечтать! О, господи, настанет ли время, когда вновь
состоится служба в этом величественном храме?!
Они молча поднялись и, взявшись за руки, прошлись под деревьями. Остановились под громадным диким каштаном с фиолетовыми цветами, похожими на подсвечники. Мильтос прислонился к толстой коре дерева. В глубине сада звучала музыка. Ифигения положила голову на его грудь, он слегка ее приподнял, и их губы, как магниты, склеились. Это был поцелуй, которого восемь месяцев ждал Мильтос.
* * *
В середине июня 1912 года после сдачи дипломных экзаменов Захаров пригласил Мильтоса к себе в гости.
В просторной квартире на авеню Ос господин Захаров был один и, устроившись удобно в кресле, ждал своего юного друга. Он был явно очень доволен собой. Перед ним на роскошном столе высилась кипа французских газет последних дней. Мильтос доверял ему и восхищался им: нищий и преследуемый, он уехал в Англию и быстро прославился во всей Европе. В 1908 года во Франции ему был присвоен титул «Рыцаря Почетного Легиона».
Захаров по-отечески принял Мильтоса и, бросив на него орлиный взор, сказал:
— Мой друг, поздравляю тебя с успешным окончанием учебы. Юноша, пора на
практике применить свои знания, показать на деле, чего ты стоишь.
— Вы правы, господин Захаров. Через несколько дней я уезжаю на родину. Со
скучился по близким. Там у меня будет достаточно времени, чтобы принять правиль
ное решение.
— Выслушай меня, сын мой. Тебе известно, что я не женат и считаю вас с Ифи
генией своими детьми. Могу и хочу вам помочь. У вас прекрасные перспективы.
Нельзя их упускать.
— Вы уже достаточно мне помогли, именно вы меня ввели в секреты междуна
родной торговли. От всей души я вам благодарен. Но мне хочется сделать что-то
самостоятельно. Начать, как и вы, без какой-либо помощи со стороны, испытать
свои силы.
— Я горжусь тобой. Но знай, будущие события потрясут весь мир. Скоро пламя
войны охватит Балканы. Армии Сербии, Болгарии и Греции стоят наготове с пальцем
на курке. Неделю назад в Генеральном Штабе французский военный атташе полков
ник Девинье сообщил мне, что в конце мая в Греции состоялись крупные военные
маневры. Иностранных наблюдателей поразила выносливость, стойкость и ловкость
греческих солдат. Одним словом, Мильтос, над Балканами нависла угроза войны. Не
исключено, что в нее будет втянут весь мир. Об этом свидетельствует необузданная
гонка вооружений. Сейчас ты должен быть со мной. Наши компании «Викерс» и
«Максим» подписали с русскими договор о поставке им артиллерии с наших заводов
в Царицыне, на берегу Волги. Ты уже бывал в России и успешно справился со всеми
поручениями. Предлагаю тебе представлять наши компании в России. Согласен?
— Господин Захаров, вы мне оказываете огромную честь, но я хочу заняться чем-
то другим.
— Мильтос, не будь эгоистом. Нет ничего плохого в том, что кто-то тебе помогает.
И у меня, которого ты считаешь человеком, своими силами выбившимся в люди, был
свой меценат, иначе я не смог бы подняться так высоко в своей карьере. В самый
трудный период в моей жизни мне помог встать на ноги известный греческий поли
тик Стефанос Скулудис. Но, если тебе не по душе торговать оружием, можешь за
няться банковским делом. Я контролирую банк Сены, многие французские и англий
ские газеты, знаменитую гостиницу «Hotel de Paris» в Монако и другие компании во
всем мире. Ты только выбирай. Я отличаю людей с предпринимательской жилкой,
а ты, поверь мне, не будешь простым служащим.
— Благодарю вас, господин Захаров. Прошу вас, дайте мне время. Четыре года я
не видел своих родителей. Хочу побыть на свадьбах моих братьев, Фемиса и Пла-
тона, которые состоятся в Синопе. Родная атмосфера Понта мне поможет подумать, все взвесить спокойно и принять правильное решение.
* * *
Предложения Захарова и его похвала понравились Мильтосу. Но Ифигения по своей натуре была осторожной. Она опасалась резкого взлета своего возлюбленного по службе. Деньги и власть являются благодатной почвой для коррупции и соблазнов. Мильтос оставил ее, поддавшись власти и чарам европеек со свободными нравами.
Однажды Костантинос и Элени Николаидис пригласили Мильтоса на ужин. В этот день, 14 июля, французы праздновали годовщину революции. Весь Париж был освещен и украшен флагами. На Елисейских полях и проспекте Гранд Арме, начинающихся с противоположных направлений и завершающихся у Триумфальной Арки, состоялись праздничные шествия.
Когда Мильтос позвонил в дверь, с Триумфальной Арки запустили фейерверк. Ифигения открыла дверь и увидела, как на небе раскрылась красная роза и осветила весь квартал.
—Ифигения, что ты предпочитаешь? Розу на небе или же букет в моих руках? —
спросил, шутя, Мильтос.
—И то, и другое! Роза на небе — дар от бога, а букет — от тебя, — ответила
счастливая Ифигения.
Весь вечер бенгальские огни играли на небе звуками, цветами и светом.
Присутствие Ифигении наполнило радостью и надеждой дом четы Николаидис. Супруги по-настоящему были счастливы, заботились о ней, как о своей дочери. И Ифигения отвечала им взаимностью.
Когда Мильтос спросил господина Николаидиса о его мнении о Захарове, тот ответил:
—Захарова знаю давно. Многие считают его авантюристом, поднявшимся высо
ко. По-моему, он обладает тонким умом и незаурядными способностями, ибо на
авантюрах далеко не уедешь. Разумеется, торговцы оружием контролируют мир,
назначают и снимают правительства, провоцируют войны, переделывают мировые
границы: стирают с лица земли или создают государства. Нефть двигает и будет
двигать миром. Мы должны серьезно принять во внимание слова Захарова. Разве
Запад допустит, чтобы турки и их друзья контролировали нефтеносные районы?
Мильтос же рядом с Захаровым добьется многого и разбогатеет...
—Но богатство портит людей, — прервала дядю Ифигения. — Говорят, что у
богатых нет родины, семьи, идеалов... их интересуют только деньги...
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 73 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Циркинидис, Харис 5 страница | | | Циркинидис, Харис 7 страница |