Июня 2012 г.

Прошло уже почти две недели. Слухи о чёрных копателях оказались сильно преувеличены. Курганы были почти нетронуты, чему безумно радовался Макс. Даже небольшая заминка с трактором, необходимым, чтобы снять верхний земляной слой, не испортила ему настроение.

Дальше работали вручную, «методом кольцевых траншей», как говорил Макс. Но уже первые дни работ показали, что мы имели дело с чем-то интересным. Под слоями земли начали встречаться мелкие и крупные камни.

Стоял самый жаркий период лета. Солнце палило немилосердно. По утрам, когда ехали на курган (от него до лагеря километров пять), в машине было тихо, все пытались хоть капельку, но вздремнуть. Копали с утра до обеда, потом перерыв, пережидали зной и купались, а затем вновь принимались за работу.

Скажу вам, работа археолога не из лёгких! Она совсем не такая как показывают в приключенческих фильмах, где археологи в беленьких бриджиках и смешных шляпах кисточками аккуратно расчищают очередную найденную косточку! Представьте себе грязных, потных, по пояс голых парней с намотанными на голову майками, с гиканьем скакавших по кургану, и пытавшихся периодически устраивать бои на лопатах. Девушки вели себя не намного сдержаннее. Про макияж, причёски, впрочем, как и про нормально вымытые волосы они давно забыли. А ещё они перестали бояться мышей, просто запуская в глупого зверька, посмевшего покусится на припрятанную пачку чипсов, обувью. Все привыкли мыться в реке, и там же ранним утром, в ледяной воде чистить зубы.

Пусть грязь, пыль, комары, и пусть орудовали лопатой под палящим солнцем, и пусть к вечеру ломило спину, и отваливались руки! Сердце каждого из нас переполняло удивительное чувство полного единения, сопричастности к чему-то таинственному и неведомому. Это необыкновенное счастье!

— Ещё пара дней и мы подберёмся к самим захоронениям! — возвестил Максон.

Это сообщение вызвало всеобщее оживление. Копали с удвоенной силой.

Вот и закончился очередной трудовой день! За горизонтом почти скрылся огромный огненный шар.
— Наверное, и те, кто насыпал курганы, так же, как и мы сейчас, две тысячи лет назад любовались таким же вот закатом, — тихо проговорил Максон, задумчиво глядя в окно уазика.

— Да ты романтик, друг! — я с улыбкой хлопнул его по плечу.

В лагерь вернулись совсем без ног. Да, что там говорить, я вообще никакую часть тела не чувствовал, за исключением пустого урчащего желудка!

Поужинав, всей шумной компаний расположились около костра. Ромыч играл на гитаре, нестройный хор голосов пел песни Цоя…

— Танцы! — заорал кто-то.

— Да! Ритуальный танец для бога Огня! — подхватили остальные.

— Истфак! Истфак! Остальным покажем фак! — с гиканьем и в боевой раскраске на лицах, нанесённой глиной и наконец-то пригодившейся помадой закружились в дикой пляске ребята.

Несколько минут — и в бешеный ритм хоровода вовлечены практически все. Одни успели сделать себе копья, другие — юбки из травы, как у папуасов. Этот дьявольский пьяный шабаш под почти полной луной, наверняка разбудил все близлежащие сёла.

Меня же от всеобщего веселья отвлекало чувство, что за мной кто-то наблюдает. Я поёжился и огляделся. В этой сумасшедшей пляске всем явно было не до меня, но тревожное ощущение не отпускало.
— Привет, чего скучаем? — подсела ко мне студентка.

Ничего так, миленькая, брюнетка, с нарисованными зелёными полосками на лице. Лена, кажется.
— Ну же, Игорь, что не танцуем? — придвинулась она практически вплотную, обдав слабым запахом алкоголя.
— Что, всё-таки достали самогон у деревенских? — усмехнулся я.

— Ага, — улыбнулась Лена. — Не держался вдали от коллектива и тебе бы перепало!

— Ну, в следующий раз обязательно позови меня.

— Прогуляемся? — подмигнула девушка.

Я встал, подал руку Лене, и мы неспешно направились в сторону курганов. Лена о чём-то весело болтала, но я не слушал. От реки тянуло лёгкой прохладой и запахом свежескошенной травы. Здесь ковыль доходила почти до пояса.

Вдруг, среди кустарников я различил приближающуюся тёмную фигуру, и замер на месте, не в силах пошевелиться. Странник?

*Кафе & Чиж «О, это сладкое слово Свобода!»

**курган – погребальные памятники. Здесь речь идёт о сарматских курганах. Сарматы хоронили умерших в круглых, иногда прямоугольных ямах, сверху делалось деревянное перекрытие, вроде шатра, и возводилась насыпь.

***сарматы – (в переводе с древнегреческого «ящероглазые», лат.sarmatae) – общее название ираноязычных кочевых племён. Геродот писал, что сарматы произошли от брака скифов и амазонок. Воинственные сарматские племена стали грозной силой в международных делах Древнего мира – они участвовали в династических междоусобицах.

Глава 5. "А ты коснись меня сердцем"

А ты коснись меня сердцем... если ты не боишься,
Сердцем ты коснись меня…*

— Привет, — произнёс Странник.

Не сказать, что я не удивился. Но вот хрен тебе! Я демонстративно отвернулся.

— Гуляете? — улыбнулся он.

Что это? Сама дружелюбность! Это вообще ты? Ущипните меня кто-нибудь!

— Гуляем, — ответила Лена и заинтересованно улыбнулась, — Что-то я вас раньше не видела. Вы из села?

— Да нет, просто я маньяк и люблю гулять здесь по ночам, — ухмыльнулся Странник.

— Как интересно! — хохотнула девушка. — А я — Вика.

Опачки! Точняк! Не Лена, а Вика. Ну, никогда с первого раза не мог запомить имена!
— Виктория, а у вас нет столь же очаровательной подруги? — глядя в глаза девушки, спросил Странник.

Не, ну, не козел? Да ты не волк, Странник, ты похотливый козёл! И чего ты так на неё смотришь? Гипнотизируешь?

Конечно, — не отрывая взгляда от чёрных зрачков, ответила Вика.

— Вик, ты правила забыла, что ли? С местными не общаемся! – наконец влез я в разговор.

— Не ревнуй, Игорёк! – рассмеялась девушка.

— Так, может, мы с Игорем вас тут подождём, а потом совершим романтичную прогулку под луной? – наклонил голову Странник.

— Вчетвером? А почему бы и нет? С удовольствием, мы сейчас подойдём, — улыбнулась Вика и направилась к лагерю.

Стоило ей немного отойти, как Странник резко схватил меня за локоть.
— Пройдёмся, Игорёк?! — передразнивая девушку, скорее приказал, чем спросил он и потащил в сторону.

Я трепыхался, пытаясь вырваться из стальной хватки, но получил в ответ такой убийственный взгляд, чуть колени не подкосились. Больше Странник не оборачивался, только сильнее сжимал руку.

* * *

Шли, молча уже примерно с полчаса. Надеюсь, ты не собирался прибить меня где-нибудь за поворотом. Хотя здесь и поворотов-то нет!

Сволочь! Матерясь про себя, я покорно тащился следом. Ты уже давно отпустил руку. Обида опять подступила к сердцу. Приходишь когда хочешь, уходишь, когда вздумается! Ублюдок!

Наконец, мы подошли к кургану. Только не говори, что хочешь залезть наверх!

Оборотень повернулся и подал руку. Ага! Щаз! Сам залезу! Презрительно хмыкнув, я отвернулся. Он усмехнулся и в три прыжка оказался на вершине.

Кто-нибудь объясните мне, зачем я за тобой лезу?

Минут пять я пытался забраться на шестиметровую высоту, несколько раз срываясь. Ничего, я упрямый, влезу! Правда, наверное, только к утру. Вот теперь я уже не отказался бы от помощи. Но Странник сидел наверху, положив локти на согнутые колени, и равнодушно наблюдал за моими акробатическими трюками.

Вот это уже реально бесило. Я очень зол. Очень-очень зол! Содрав в кровь руки, титаническим усилием добрался до вершины кургана. В изнеможении упал на траву, пытаясь отдышаться. Странник не отрываясь, молча, смотрел в небо.

Мы пёрлись в эту даль, что бы просто помолчать? Супер! Ничего другого от тебя и не ожидал! Хотя, здесь так спокойно. Пахло полынью. Огромная луна плыла над нами, а в небе мерцали тысячи звёзд. Тишина. Я молчал, боясь нарушить очарование ночи. Из нашего лагеря доносились обрывки песни.

По лазоревой степи
Ходит месяц молодой,
С белой гривой до копыт,
С позолоченной уздой.
Монистовый звон
Монгольских стремян —
Ветрами рождён
И ливнями прян.**

— Вот так бы просидел до самого утра, — тихо произнёс Странник. — Прямо как в детстве, помнишь?
Я кивнул.

Рассвета искал —
Ушёл невредим,
Меня целовал
Не ты ли один?

— Ты рисовал, а я нёс какую-то чушь… Это были самые лучшие дни…
Сердце учащённо забилось. Что ты сказал? Я не ослышался?

Ты — сердце огня,
Ты — песня знамён,
Покинешь меня,
Степями пленён...

— Отсюда видно, наверное, километров на тридцать вокруг, — продолжил оборотень.
Я приподнялся на локтях. Да, с этой высоты открывался волшебный вид. В лунном свете видны очертания сёл, высоких курганов, уходивших далеко за горизонт, еле заметная серебристая лента реки… Так спокойно, так тихо…

Тревожить ковыль — тебе —
В других берегах,
И золотом стыть — тебе —
В высокий курган...

— Береги себя, — хриплый голос нарушил ночную тишину. — Раскопки бывают опасны.

Я удивлённо посмотрел на Странника. Он серьёзен как никогда, брови сдвинулись, образовав вертикальную складку.

— Что ты имеешь в виду? — тревога уже прочно обосновалась в душе.

— Забудь, — горько усмехнулся он.

И вдруг резко притянул к себе, осторожно провёл пальцами по щеке. В чёрных глазах ярко отражались звёзды. Стало не по себе. Словно и не было стольких лет, и я опять наивный провинциальный мальчик, с которым, забавы ради коротал летние вечера заскучавший оборотень. А потом ушёл, напоследок вернув из нарисованных грёз к реальности.

Странник улыбнулся и неожиданно коснулся своими губами моих. И тут же, словно опомнившись, резко отстранился.

Что это было? Сердце сейчас просто выскочит из груди!

— Это ты так переводишь тему разговора? Тебе почти удалось, — мой голос предательски задрожал.

Он не ответил, только наклонился ближе. Нет, так не честно, я сейчас просто растворюсь в твоих глазах. Обветренные сухие губы так близко. Руки коснулись спины, забрались под майку.

Мир вдруг исчез. Только ты, я и луна. Где-то шуршала ковыль, стрекотали сверчки, а мне так спокойно. И почему рядом с тобой я забывал обо всём?
И вдруг понял...
Люблю? А что я вообще знал об этом чувстве? Просто мне было всё равно, мужчина ты или женщина, человек или волк! Хотелось верить, хотелось слышать хриплый голос... Опять уйдёшь, исчезнешь, но мне всё равно. Я больше не останусь один. Все эти годы ты был со мной, в моём сердце. И знаю, останешься там навсегда…

Нежный поцелуй в подбородок. Второе прикосновение — чуть выше губ. Ты слегка коснулся горячим языком нижней губы, прикусил. Господи, всё, я уже улетел. Дрожащими руками обнял тебя за плечи и потянул вниз, заставляя опуститься на жухлую траву. Внутри всё завязалось узлом, сердце понеслось куда-то вскачь, вот-вот проломит рёбра и выпрыгнет из груди. Ты провёл рукой по щеке и снял очки. Я закрыл глаза. Горячее дыхание на шее. Один поцелуй, а по телу уже пробежал табун сладких мурашек.

Щетина щекотала кожу, кружилась голова, а я словно оголённый нерв. Холодный ветер. Горячие руки. Острые камни врезались в спину. Мягкие губы. Вдруг, издав звериный рык, ты вцепился клыками в плечо. Не успел я испугаться, как ты тут же зализал укус. Острая боль постепенно ушла. Господи, да что ты творишь со мной?
Глухой стон. Неужели мой? Попытался ответить на поцелуй, но ты тихо зарычал, стягивая майку. Не отрываясь, освободился от своей рубашки. И я провёл по груди, от прежних ран остались едва заметные шрамы.

Опустил руку ниже и расстёгнул пуговицу на джинсах. Ты тотчас сорвал мои. Не моргая, я смотрел в твои глаза. Там больше не было прежней тоски.

— Второй раз снимаю с тебя штаны, — прошептал я, улыбаясь.

Ты сильнее прижал меня к земле, так что жёсткая трава царапала спину. Прикусил кожу на животе, а горячая рука накрыла член. Я едва сдержал стон, а ты продолжал ласкать, заставляя шире развести ноги. Я метался под тобой, впиваясь пальцами в плечи. Боже! Весь мир полетел куда-то вниз, а я где-то высоко.
— А ты шустрый, — приподнялся и поцеловал в нос.

Я уже ничего не соображал, в голове густой туман. Лишь на краю сознания чувствовал, как ты касаешься губами внутренней стороны бедра. Я судорожно сглотнул, тело била мелкая дрожь. Сжал кулак и выдернул с корнем подвернувшийся пучок травы.

— Ты чего, малыш? — хрипло прошептал ты и тревожно вгляделся в лицо. — Прости, у тебя первый раз с парнем?

— У меня это вообще впервые, и я не намерен останавливаться, так что лучше заткнись, — притянул к себе такое родное и желанное тело, высвободил из хвоста волосы, и зарывшись в них, жадно вдохнув запах костра.

Глубоко выдохнул, постаравшись максимально расслабиться. Слишком, слишком резко. Я захрипел. Так, это не смертельно.

— Потерпи, малыш.

Да терпит, малыш, терпит. Ёпт! Я хватал ртом воздух. Прикосновения рук, губ. Одуряющее чувство, что сейчас ты так близко. Хотел бы раствориться в тебе и никогда больше не отпустить.

Толчок. Не сдержавшись, тихо всхлипнул. Ещё толчок. Кажется, я закричал, вырываясь, но ты вновь зарычал и укусил шею. Ничего не видно из-за слёз. Сильнее прижался к тебе, обхватив ногами. Я задыхался. Ты невыносимо медленно двигался. Губы уже искусаны до крови. Ты разрывал меня на куски, разбивая душу, а сердце уже давно лежало осколками у твоих ног.
Ты хрипло застонал, внутри сплошной пожар.

— Малыш, — шумно дыша, ты упал мне на грудь.

Я обнял тебя крепче, бездумно перебирая длинные чёрные волосы, всё ещё находясь в какой-то прострации. Ты поднялся, поймал мой безумный взгляд и снова поцеловал. Тёмные глаза в свете луны отливали жёлтым блеском. Веки тяжелели, а ты прерывисто дыша, сжимал мою руку, переплетя пальцы.

Время, застынь. Время, замри. Время, остановись.

*Седьмой прохожий «Касание сердцем»
**Мельница «Двери Тамерлана»

Глава 6. "Вспомни мезозойскую культуру"

Помнишь мезозойскую культуру:
У костра сидели мы с тобой,
Ты на мне разодранную шкуру
Зашивала каменной иглой.
Я сидел, небритый и немытый,
Нечленораздельно бормотал.
В этот день топор из неолита
Я на хобот мамонта сменял.
Если хочешь — приди
И в пещеру войди,
Хобот мамонта вместе сжуем.
Наши зубы остры,
Не погаснут костры,
Эту ночь проведем мы вдвоем.*

Июня

Солнце было уже высоко, когда я очнулся. Брррр, поёжился от утренней росы и огляделся. Тебя не было. Сердце неприятно сжалось и, кажется, начало кровоточить. Нет, а что собственно я ожидал? Чтобы одна ночь изменила наши отношения? О, Господи, да какие отношения? Я в бессильной злобе вцепился зубами в кулак.

Сволочь, Странник! Слышишь, ты — сволочь! И почему я не мог тебя ненавидеть? Ответ очевиден. Я просто придурок.

Такое чувство, что на спине нет живого места. На плече след от укуса, вокруг которого расплылся живописный кровоподтёк. Как я надевал джинсы — отдельная история. На бедре заметил тонкую дорожку засохшей крови.
Зверь, усмехнулся я. Кожу на животе и ниже неприятно тянуло. Эх, сейчас бы в речку! Закусив губу и стараясь не обращать внимания на тупую боль, нашарив в траве очки, я медленно побрёл к лагерю. Всё хорошо. Я сам этого хотел. Мокрые следы на моих щеках? Сухой степной ветер уже высушил их…

В лагере на меня налетел встревоженный Максон. И который сейчас час? Похоже, ребята уже приехали на обед.
— Игорь, где ты был? Я уже начал волноваться!

— Да в порядке всё, Макс, — постарался улыбнуться и спрятать укус на плече.

— Ого! А это что? — восторженно вопил он, хватая меня за майку. — Да ты весь в засосах!

Я попытался высвободиться из его цепкой хватки, но Максон не успокаивался.
— Наш мальчик стал совсем взрослым! — он картинно заломил руки и уже серьезно добавил. — Знал бы, как на тебя действует свежий воздух, давно бы вытащил на раскопки!

— Можно я уже пойду? Ничего, что сегодня работу прогуляю?

— Конечно, конечно! Видать, страстная была штучка! — хохотнул парень.

— Ты просто не представляешь какая, но сучка ещё та! — рассмеялся я, заразившись его неисчерпаемым оптимизмом.

— Аха-ха! Ну, давай! — и Максон вихрем унёсся собирать народ.
Обеденный отдых подошёл к концу.

* * *

Депрессняк. Ничего не могу делать. На душе так тяжело, так пусто. Нет, не обидно, просто пусто. Как говорил, кажется, Хрюндель в «Масяне»: тоска, не, так — мировая скорбь. До вечера провалялся в палатке. Перед ужином ко мне заглянула Вика.
— И куда вы вчера делись?

Слушай, отвали, а? Хотелось наорать на первого, кто попадётся под руку.

— Планы изменились, извини, — процедил я сквозь зубы и отвернулся к стене.

— Да пошёл, ты! — бросила она и выскочила из палатки.

Так и не нашёл в себе силы выползти к ужину. Тарелку с едой принёс Макс.

— Ты часом не влюбился, Гошанчик? — хитро подмигнул он.

Я закатил глаза и хмуро принялся за картошку.

— Она хоть красотка, да? — допытывался Макс.

— Ага, со щетиной. Красота не главное, главное — душа! — философски заключил я и облизал ложку.

— Да, ты всегда отличался оригинальным вкусом. Всё, харе хандрить, давай спать, утром много работы. Мы уже почти всё расчистили. Сейчас я тебе подниму настроение!

И Максон тихонько пропел:
Наш Федя с детства связан был с землею -
Домой таскал и щебень и гранит...
Однажды он принес домой такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд.
Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит, -
Он в институт притаскивал такое,
Что мы кругом все плакали навзрыд.
Привез однажды с практики
Два ржавых экспонатика
И утверждал, что это — древний клад, -
Потом однажды в Элисте
Нашел вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.**

Июня

Копал.
Не думал о тебе.
Чертил планы.***
Опять копал.
Всё равно думал.
Расчищал.
Не переставал думать.

Июня

Вот мы и добрались до самого захоронения. Макс с другими археологами внимательно всё осматривали. Основную массу студентов выгнали, чтобы не мешались под ногами. Некоторые ребята столпились у насыпи, другие, унеслись к реке. Я фотографировал погребение. В центре могильной ямы лежал скелет.

— Потрясающая сохранность! — восторгался Максон. — Это, несомненно, вождь. Каких-то видимых насильственных признаков смерти нет. Странно даже, совсем молодой, около двадцати лет, отчего он мог умереть?

Мне казалось, что если бы друг был здесь один, то, несомненно, расцеловал бы все эти древние косточки.

— Макс, давай дальше, с этим разберутся в лаборатории, — безуспешно пытался вернуть его в адекватное состояние седовласый мужчина, вроде бы его звали Леонид Андреевич.

Макс скакал по раскопу с поразительной быстротой и проворством, умудряясь ловко перепрыгивать через скелеты и девчонок, которые расчищали находки кистями.

— О! А вот это уже интересно! Игорь, ты фотографируешь? У ног вождя — человек с проломленным черепом и многочисленными переломами.

— Жертвоприношение? — поправил нивелир**** Вадим, ещё один археолог из университета.

— Странно, обычно просто перерезали горло, чтобы вождь отправлялся в загробный мир вместе со своими слугами, наложницами, конями, — подтвердил Леонид. — Зачем дополнительные повреждения?

— Видимо он не горел желанием составить компанию своему господину, и сопротивлялся? — пожал плечами я.

— О чём вы вообще? Посмотрите на его череп! Даже с такими страшными повреждениями видно, что он не очень-то похож на человеческий! — закричал Макс.

— По-моему, самый обычный!
— Да нет же, смотри!
— Ничего не понимаю.

Все столпились у скелета. Да, глазницы более миндалевидной формы, челюсть тоже немного отличалась. Могло ли это означать... В свете того, что тут крутился Странник...Явно он не из-за меня здесь появился, с горечью подумал я.

Мои подозрения превратились в полную уверенность, когда у насыпи мы обнаружили несколько десятков волчьих черепов.
— Странно, обычно вместе с воинами хоронили коней, а тут волки, — задумался Макс, его глаза загорелись. — Говорил, же, сенсация будет! Вот только жалко, столичные профессора всё себе могут приписать. Не первый случай. На исследование и реставрацию заберут — и ищи-свищи! И ведь какой день выбрали, чтобы приехать — 22 июня — начало войны!

— Да уж, символично, — согласился Леонид.

Я склонился к скелету вождя, снимая крупный план. Помимо оружия и многочисленных золотых украшений, на груди я заметил небольшой амулет — фигурку волка.

— Похоже, что в этом кургане больше нет захоронений. Обычно в одном кургане их несколько, плюс ещё более позднего времени. А тут нет.

Над головой вождя обнаружилась большая каменная глыба, испещрённая непонятными знаками.

— Смотри-ка, надписи на этой стеле неплохо сохранились, — благоговейно дотронулся до камня Максон.
Я тщательно всё отснял и занялся чертежами.

— Похоже на письмена с той чаши, помнишь? — прошептал Макс.

Я кивнул. «Саранг, повелитель людей и полулюдей» — пронеслось в голове. Похоже, чуваку подчинялись все окрестные оборотни. Только вот погиб во цвете лет, и власть такая не спасла.

Весь оставшийся день и вечер мы приводили в порядок отчёты и вели опись находок. В общем, готовились к завтрашней ревизии из Москвы. Вся работа сопровождалась отборным матом Макса о том, что он думает о проверках и бюрократии. Как пел он в своей песне:
Диплом писал про древние святыни,
О скифах, о языческих богах.
При этом так ругался по-латыни,
Что скифы эти корчились в гробах.**

Ближе к ночи Макс вдруг успокоился, зарылся в свои записи, лишь изредка издавая вопли «Ох, же, мать твою!» или что-то нечленораздельное, но очевидно с тем же смыслом. Я закончил с чертежами и завалился спать.

Июня

Оглушительный вопль: «Перевёл!» заставил меня подскочить и проснуться. Макс так и не ложился. Одарив меня счастливым взглядом сумасшедших глаз и тихо повторив: «Перевёл», друг грохнулся в обморок на ворох бумаг.
Я со вздохом поднялся, собрал разбросанные записи. И как ты разбирался в этих закорючках? Вытащил из рук парня помятый листок: «когда идущий на смерть с пронзённым сердцем двойной кровью богов напитает Луну, источник Саратунд, сияющий сквозь времена, откроет свою силу».

Перевёл, значит. Теперь дело за малым — понять, что ты перевёл.

— Смотри, — поднял голову очнувшийся Максон и протянул найденный вчера амулет с волком. — Это обсидиан, вулканическое стекло, застывшее сотни миллионов лет назад. Его иногда называют кровью богов. Ему всегда приписывали магическую силу. В Древнем Египте из обсидиана делали амулеты, а у ацтеков один из богов, называвшийся «Возбудитель раздоров», имел зеркало из обсидиана, в котором он видел прошлое, настоящее и будущее. Особенно ценятся камни, переливающиеся в голубовато-синих, красных и зелёных тонах.

Полупрозрачный гладкий амулет на моей ладони горел ярко красным огнём, казалось спрятанным в самой глубине камня.
— Это было написано на стеле? — протянул я другу листок с записями.

— Да, видимо, какая-то древняя легенда или пророчество. Эх! Узнать бы, где этот источник и проверить всё в действии!

— Только не говори, что веришь в эту сказку?

— Не знаю, но началом многих сказок послужили реальные события.

— Ну конечно…

— Например, сказки про Бабу-Ягу. Древние славяне, увидев воинственных сарматских женщин в боевой раскраске на лице, на коне и с одной грудью были очень напуганы.*****

— Да уж, я бы тоже впечатлился, — рассмеялся я. — Впрочем, может ты и прав, только этого мы уже не узнаем.

— Ммм, — прищурился Максон.

— Что-то мне твой тон уже не нравится. Колись, что задумал!

— Думаю, если покопаться в летописях, местонахождение источника мы вычислим. А вот амулет… — почесал голову Макс. — Ещё эти профессоришки приезжают… Хочу я эту вещицу заныкать, приятелю одному показать.

— Макс, это подсудно.

— Игорь, а давай, ты его увезёшь. Пусть ищут. Не найдут. Время хотя бы оттянем. Я дам тебе адрес моего друга, Андрюха по-быстрому амулет посмотрит, может что посоветует. Он просто гений! — взмолился парень.

— А когда всё всплывёт, скажешь, что я нечаянно увёз его в кармане?

— Ага. Если откажешься, наука тебя не простит. Такой эксперимент сорвёшь!

— Согласен, — вздохнул я.

Мне было безумно интересно, зачем Странник здесь ошивается и я это выясню.

— Уедешь, сегодня до обеда с Ромычем, он как раз смену свою закончил. Запоминай адрес моего друга, его зовут Андрей Зорин, — радостно затараторил Максон. — Нет, лучше я тебе запишу!

*о. Александр Мень "Помнишь Мезозойскую культуру".
Вариантов этой песни множество. Автор — протеиерей о. Александр Мень, сочинивший ее в студенческие годы.
Вот как поём мы:
В дымном полусумраке пещеры,
Где со стенок капала вода,
Анекдот времен архейской эры
Я тебе рассказывал тогда.
Ты иглой орудовала рьяно,
Не подняв своих косматых век:
Ты была уже не обезьяна,
Но, увы, ещё не человек.
Помнишь наше первое свиданье
Над лесной извилистой рекой?
Слышалось урчанье и ворчанье -
Мы с тобою шли на водопой.
Ты сказала: "Вся в твоей я власти,
От любви, как от огня, горю!" -
И в порыве тихой, нежной страсти
Откусила напрочь мне ноздрю.
До сих пор я часто вспоминаю
Темный вечер высоко в горах,
Как тебя сырую доедая,
Плакал я, от ревности горя.
И ночами снится мне недаром
Холодок базальтовой скалы,
Тронутые ласковым загаром
Руки волосатые твои.
В веке нашем нынешнем, двадцатом,
Не похожем так на мезозой,
Бритым, аккуратным, неизмятым
На свиданье я приду с тобой.
И тебе скажу я без оглядки,
Что тебя без памяти люблю -
Человека с головы до пяток,
Обезьяну милую мою.

**Владимир Высоцкий "Песня студентов-археологов"

***Все расчищенные объекты заносятся на план. Для того чтобы план был точен, нужно уметь измерять расстояния и линии. Они замеряются по отношению к какой-то общей для всех измерений точке. Такой строго постоянной точкой может служить любой из первоначальных углов раскопа, по отношению к которым разбивается сетка квадратов, облегчающая фиксацию указанных объектов на плане. В общем, всё муторно…

****Нивелир — уровень, используется для измерения глубины.

*****Сарматским женщинам часто прижигали одну грудь, чтобы было удобнее стрелять из лука.

Глава 7. "Только тот, кто самый нужный"

Только тот, кто самый нужный,
Самый северный и южный,
Самый ищущий, пропащий,
Самый друг мой настоящий…*

Дата добавления: 2015-09-05