Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Великий князь Дмитрий Иванович Донской

Вступление | Из Лаврентьевской летописи | Из Ипатьевской летописи | Из «Истории России с древнейших времен» С.М.Соловьева | Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь | Поход Батыя на Южную Русь | Об их пище | Из «Истории России с древнейших времен» С.М.Соловьева | Русь и Орда | Юрий Данилович Московский и Михаил Ярославич Тверской |


Читайте также:
  1. Quot;Великий свет" 1769 г. и Диссертация 1770 г.
  2. Альфред великий и его вклад в английскую культуру.
  3. БЕСЕДА В ВЕЛИКИЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
  4. В Лондонской школе экономики
  5. В память о Малафееве Александре Ивановиче.
  6. Великий бог Пан
  7. ВЕЛИКИЙ ДЖИМ У ДІЛІ!

Первенство Москвы, которому начало положили братья Даниловичи, опиралось главным образом на покровительство могущественного хана. Иван Калита был силен между князьями русскими и заставлял их слушаться себя именно тем, что все знали об особенной милости к нему хана и потому боялись его. Он умел воспользоваться как нельзя лучше таким положением.
При двух преемниках его условия были всё те же. С 1341 до 1353 г. был великим князем старший сын Калиты Симеон, а с 1353 по 1359 г. — другой сын, Иван. Оба князя ничем важным не ознаменовали себя в истории. Последний, как по уму, так и по характеру, был личностью совершенно ничтожной. Но значение Москвы для прочих князей держалось в эти два княжения временною милостью хана к московским князьям.
По смерти Ивана Москва подвергалась большой опасности потерять это значение. Преемником Ивана был десятилетний Димитрий; тут-то оказалось, что стремление к возвышению Москвы не было делом одних князей, что понятие и поступки московских князей были выражением той среды, в которой они жили и действовали. За малолетнего Димитрия стояли московские бояре; большею частью это были люди, по своему происхождению не принадлежавшие Москве; отчасти они сами, а отчасти их отцы и деды пришли с разных сторон и нашли себе в Москве общее отечество; они-то и ополчились дружно за первенство Москвы над Русью.
То обстоятельство, что они приходили в Москву с разных сторон и не имели между собой иной политической связи, кроме того, что всех их приютила Москва, способствовало их взаимному содействию в интересах общего для них нового отечества.
В это время в Орде произошел перелом, с которого быстро началось ее окончательное падение. Суздальский князь1, приехавши с ханским ярлыком, сел на великокняжеском столе во Владимире, и этому городу опять, по-видимому, предстояло возвратить себе отнятое Москвою первенство. Но покровитель суздальского князя Наврус был убит. Было естественно новому повелителю изменить распоряжения прежнего: он дал ярлык на княжение Димитрию2. Таким образом, на этот раз уже не лицо московского князя, неспособного по малолетству управлять, а сама Москва, как одна из земских единиц, приобретала первенствующее значение среди других земель и городов на Руси; прежде ее возвышало то, что ее князь был по воле хана старейшим, а теперь наоборот — малолетний князь делался старейшим именно потому, что был московским князем.
Уже во время несовершеннолетия Димитрия бояре от его имени распоряжались судьбою удельных князей. В 1363 г. они стеснили ростовского князя и выгнали князей галицкого и стародубского из их волостей. Гонимые и теснимые Москвою, князья прибегали к суздальскому князю, но после примирения с Москвою сам суздальский князь признал над собою первенство московского.
В числе тогдашних руководителей делами бесспорно занимал важное место митрополит Алексий3, уважаемый не только Москвою, но и в Орде, так как еще прежде он исцелил жену Чанибека, Тайдулу, и на него смотрели как на человека, обладающего высшею чудотворною силою. Под его благословением составлен был в 1364 г. договор между Димитрием Московским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем4, получившим в удел Серпухов.
Этот договор может до известной степени служить образчиком тогдашних отношений зависимых князей к старейшему. Владимир Андреевич имел право распоряжаться своею волостью, как вотчинник, но обязан был повиноваться Димитрию, давать ему дань, следуемую хану, считать врагами врагов великого князя, участвовать со своими боярами и слугами во всех походах, предпринимаемых Димитрием, получая от него во время походов жалование.
Таким образом, в то время, когда Москва возвышалась над прочими русскими землями и распоряжалась их судьбою, в самой Московской земле возникло удельное дробление, естественно замедлявшее развитие единовластия, но в то же время и принимались меры, чтобы при дроблении сохранялась верховная власть лица, княжившего в самой Москве.
Летопись великого князя Димитрия Донского представляется по источникам неясною. Мы видим, что в его отрочестве, когда он никак не мог действовать самостоятельно, бояре вели дела точно в таком же духе, в каком бы их вел и совершеннолетний князь. Летописи, уже описывая его кончину, говорят, что он во всем советовался с боярами и слушался их, что бояре были у него как князья; так же завещал он поступать и своим детям. От этого невозможно отделить, что из его действий принадлежит собственно ему и что его боярам; по некоторым чертам можно даже допустить, что он был человек малоспособный и потому руководимый другими; и этим можно отчасти объяснить те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза: то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с коварством, что выражается во всей истории.
В августе 1375 г. Димитрий с союзниками вступил в Тверскую землю, осадил Тверь. Он простоял там четыре недели, а между тем его воины жгли в Тверской области селения, травили на полях хлеб, убивали людей или гнали их в плен. Михаил5, не дождавшись ниоткуда помощи, выслал владыку Евфимия6 к Димитрию просить мира. Казалось, пришла самая благоприятная минута покончить навсегда тяжелую и разорительную борьбу с непримиримым врагом, уничтожить тверское княжение, присоединить Тверскую землю непосредственно к Москве и тем самым обеспечить с этой стороны внутреннее спокойствие Руси. Но Димитрий удовольствовался вынужденным смирением врага, который в крайней беде готов был согласиться на какой угодно унизительный договор, лишь бы осталась возможность его нарушить в будущем...
Что всего важнее в этом договоре: постановлено было по отношению к татарам, что если решено будет жить с ними в мире и давать им выход7, то и Михаил должен давать, а если татары пойдут на Москву или Тверь, то обеим сторонам быть заодно против них; если же московский князь сам захочет идти против татар, то и тверской должен идти вместе с московским. Таким образом, Москва, возвысившись прежде исключительно татарскою силой, теперь уже имела настолько собственной силы, что обязывала князей других земель повиноваться ей и в войне против самих татар.
Усмирение тверского князя раздражило Ольгерда, но не против Димитрия, а против смоленского князя — за то, что последний, которого он уже считал своим подручником, участвовал в войне против Михаила. Гораздо сильнее раздражился за Тверь Мамай, и притом на всех вообще русских князей. Он видел явное пренебрежение к своей власти; его последний ярлык, данный Михаилу, был поставлен русскими ни во что. Он замыслил проучить непокорных рабов, напомнить им батыевщину, поставить Русь в такое положение, чтоб она долго не посмела помышлять об освобождении от власти ханов.
Мамай собрал всю силу волжской Орды, нанял гивинцев, буртасов, ясов, вошел в союз с генуэзцами, основавшими свои поселения на Черном море, и заключил с литовским князем Ягеллом договор заодно напасть на московского князя8.
Когда Мамай, летом 1380 г. заложив свой стан при устье реки Воронежа, назначил там сборное место для своих полчищ и ждал Ягелла, Димитрий собирал подручных князей на общее дело защиты Руси. Желание разделаться с поработителями настолько уже созрело и овладело народными чувствами русского народа, что московскому князю не предстояло необходимости ждать ратных и понуждать к скорейшему прибытию.
Митрополита Алексия уже не было в живых. Он скончался в 1378 г. Этот архипастырь, главнейший советник Димитрия, во все времена своего первосвятительства употреблял свою духовную власть для возвышения Москвы и служил ее интересам. Московскому князю не хотелось иметь в Москве иных первосвятителей, кроме таких, каких само московское правительство будет представлять патриарху для посвящения9. В то время, когда приходилось Димитрию идти на войну, Москва оставалась без митрополита, и это обстоятельство лишало предпринимаемый поход обычного первосвятительского благословения; но Димитрий обратился за благословением к преподобному Сергию, хотя и был с ним в размолвке10.
Сергий пользовался всеобщим уважением. Его молитвам приписывали большую силу; за ним признавали дар пророчества. Сергий не только ободрил Димитрия, но и предсказал ему победу. Такое предсказание, сделавшись известным, сильно возбудило в войске отвагу и надежду на победу.
Димитрий выступил из Москвы в Коломну в августе; русские силы отовсюду приставали к нему. 26 и 27 августа русские перевезлись через Оку и пошли по Рязанской земле к Дону. На пути прискакал к Димитрию гонец от преподобного Сергия с благословенною грамотою: «Иди, господин, — писал Сергий, — иди вперед. Бог и святая Троица поможет тебе!»
6 сентября русские увидели Дон, а 8-го, в субботу, на заре русские уже были на другой стороне реки и при солнечном восходе двигались стройно вперед к устью реки Непрядвы.
День был пасмурный; густой туман расстилался по полям, но часу в девятом стало ясно. Около полудня показалось несметное татарское полчище. Сторожевые (передовые) полки русских и татар сцепились между собою...
По старинному прадедовскому обычаю следовало, чтобы князь, как предводитель, собственным примером возбуждал в воинах отвагу. Побившись недолго с татарами, Димитрий вернулся назад устраивать полки к битве. В первом часу началась сеча, какой, по выражению летописца, не бывало на Руси. В московской рати было много небывалых в бою: на них нашел страх, и пустились они в бегство. Татары со страшным криком ринулись за ними и били их наповал. Дело русских казалось проигранным, но к трем часам пополудни всё изменилось.
В дубраве на западной стороне поля стоял избранный русский отряд, отъехавший туда заранее для засады. Отряд стремительно бросился на татар, которые никак не ожидали нападения сзади.
Победа была совершенная, но зато много князей, бояр и простых воинов пало на поле битвы. Сам великий князь хотя не был ранен, но доспех на нем был помят. Похоронивши своих убитых, великий князь со своим ополчением не преследовал более разбитого врага, а вернулся с торжеством в Москву.
Мамай, бежавши в свои степи, столкнулся там с новым врагом: то был Тохтамыш, хан Заяицкой Орды, потомок Батыя. Тохтамыш разбил Мамая на берегах Калки и объявил себя владетелем Волжской Орды. Мамай бежал в Кафу (нынешняя Феодосия на восточном берегу Крыма) и там был убит генуэзцами.
Тохтамыш, воцарившись в Сарае11, отправил дружелюбное посольство к Димитрию — объявить, что общего врага их нет более и что он, Тохтамыш, теперь владыка Кипчакской Орды и всех подвластных ей стран. Димитрий отпустил послов с большой честью и дарами; но не изъявлял знаков рабской покорности. Это показывает, что в Москве считали дело с Ордою поконченным и не боялись ее, но между тем там, по сокрушении Мамая, не брали никаких мер ни к дальнейшему истреблению, ни даже к собственной обороне.
В следующем 1382 г. Тохтамыш двинулся наказывать Русь за попытку освободиться от татар.
Весть о походе Тохтамыша хотя и поздно, но все-таки дошла к Димитрию — прежде, чем татары приблизились к Москве.
Внезапность нашествия произвела такое впечатление, что князья, воеводы и бояре совсем потеряли голову. Между ними началась рознь, взаимное недоверие, великий князь убоялся идти навстречу хану и, покинувши Москву на произвол судьбы, бежал в Переяславль, оттуда в Ростов, а оттуда в Кострому.
Грозный враг не сегодня завтра должен появиться, а в столице не было ни князя, ни воевод. Одни кричали, что надобно затвориться в Кремле, другие хотели бежать. Зазвонили во все колокола на вече. Поднялся вопль. Народ кричал: затворить ворота и не пускать никого из города. Митрополит12 и бояре бросились первые из города; их выпустили, но ограбили, а когда за ними стали убегать другие, то ворота затворили; одни стали у ворот с рогатинами и обнаженными саблями, угрожали бить бегущих, а другие метали на них камни со стен.
23 августа подъехали передовые татарские конники к кремлевским стенам. Москвичи смотрели на них со стен: «Здесь ли великий князь Димитрий?» — спрашивали татары. Им отвечали: «Нет». Татары объехали кругом Кремля, осмотрели рвы, стены, бойницы, ворота. В городе благочестивые люди молились Богу; наложили на себя пост, каялись в грехах, причащались Святых Тайн, а удалые молодцы вытаскивали из барских погребов меды, доставали из боярских кладовых дорогие сосуды и напивались из них для бодрости.
Пьяные влезали на стены, кричали на татар, плевали и всячески оскорбляли их и их царя, а раздраженные татары махали на них саблями, показывая вид, как будут рубить их. Москвичи расхрабрились так, думая, что татар всего столько и пришло, сколько они их видели под стенами. Но к вечеру появилась вся ордынская громада с их царем, и тут многие храбрецы пришли в ужас.
Тохтамыш сообразил, что не взять ему Кремля силою; он порешил взять его коварством. На четвертый день в полдень подъехали к стенам знатнейшие мурзы и просили слова. С ними стояли двое сыновей суздальского князя, шурья великого князя. Мурзы сказали: «Царь наш пришел показнить своего холопа Димитрия, а он убежал; приказал вам царь сказать, что он не пришел разорять своего улуса, а хочет соблюсти его, и ничего от вас не требует, — только выйдите к нему с честью с дарами».
Москвичи отворили ворота и вышли, впереди князь Остей13, потом шли духовные в облачении, с иконами и крестами, за ними бояре и народ. Татары, давши москвичам выйти из ворот, бросились на них и начали рубить саблями без разбора. Истребляя кого попало направо и налево, ворвались они в середину Кремля.
По известию летописца, резня продолжалась до тех пор, пока у татар не утомились плечи, не иступились сабли. Все церковные сокровища, великокняжеская казна, боярское имущество, купеческие товары — всё было ограблено. Наконец город был зажжен. Огонь истреблял тех немногих, которые успели избежать татарского меча. Так покаравши Москву, татары отступили от нее.
Некому было ни отпевать мертвых, ни оплакивать их, ни звонить по ним.
Татары рассеялись и по другим городам. Повсюду татары убивали людей или гнали их толпами в плен. Припомнились давно забытые времена Батыя, с той разницею, что в батыевщину русские князья умирали со своим народом, а теперь глава Руси сидел, запершись, в Костроме со своею семьей; другие князья или также прятались, или спешили раболепством получить пощаду у разгневанного владыки.
Только один Владимир Андреевич не изменил себе: выехавши из Волока14, ударил он на татарский отряд, разбил его наголову и взял много пленников. Этот подвиг так подействовал на хана, что он начал отступать назад к Рязанской земле, опасаясь, чтобы русские, собравшись с силами, не ударили на него: вот доказательство, что это нашествие не имело бы такого печального исхода для Москвы и всей Руси, если бы русские не были так оплошны и великий князь своим постыдным бегством не предал своего народа на растерзание варварам.
Димитрий вместе с Владимиром Андреевичем, прибывши в Москву, тотчас занялся погребением мертвых, чтобы предупредить заразу. Он давал от восьмидесяти погребенных тел по рублю, и пришлось ему заплатить 300 рублей. Это счет показывает, что в Кремле погибло от татарского меча 24 000 человек, не считая сгоревших и утонувших. Потом мало-помалу начали собираться остатки населения и отстраивать сожженный город.
Тогда, за невозможностью мстить татарам, Димитрий обратил мщение на Рязанскую землю: московская рать вступила в эту землю и вконец разорила ее без всякого милосердия, хуже татар15.
Князья русские, напуганные страшною карою над Москвою, один за другим ездили в Орду кланяться хану. Надежда на свободу блеснула для русских на короткое время и была уничтожена малодушием Димитрия.
Михаил Александрович Тверской с сыном Александром отправился в Орду окольною дорогою, чтобы не попасться в руки Димитрия: он надеялся вновь выпросить себе великое княжение16. Но Димитрий весною отправил к хану сына своего Василия17. Василий был удержан в Орде заложником верности и 8000 рублей долга, насчитанного на Димитрия. Московский князь так усердно унижался тогда перед ханом, что Тохтамыш объявил ему свою царскую милость, но в наказание наложил на его владения тяжелую дань.
Княжение Димитрия Донского принадлежит к самым несчастным и печальным эпохам истории многострадального русского народа. Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц следовали одни за другими в громадных размерах. Московская земля, не считая мелких разорений, была два раза опустошена литовцами, а потом потерпела нашествие Орды Тохтамыша; Рязанская страдала два раза от москвичей и была приведена в крайнее разорение; Тверскую несколько раз разоряли москвичи; Смоленская терпела и от москвичей, и от литовцев; Новгородская понесла разорение от тверичей и москвичей.
К этому присоединялись физические бедствия. Страшная зараза, от которой русская земля страдала в сороковых и пятидесятых годах XIV в. наравне со всею Европою18, повторялась и в княжение Димитрия с большою силою в разных местах Руси. К заразе присоединялись неоднократные засухи, как, например, в 1365, 1371 и 1373 гг., которые влекли за собой голод и, наконец, пожары — обычное явление на Руси.
Если мы примем во внимание эти бедствия, соединявшиеся с частыми разорениями жителей от войн, то должны представить себе тогдашнюю Восточную Русь страною малолюдною и обнищалою. Сам Димитрий не был князем, способным мудростью правления облегчить тяжелую судьбу народа; действовал ли он от себя или по внушениям бояр своих, — в его действиях виден ряд промахов. Следуя задаче подчинить Москве русские земли, он не только не умел достигать своих целей, но даже упускал из рук то, что ему доставили сами обстоятельства; он не уничтожил силы и самостоятельности Твери и Рязани, не умел и поладить с ними так, чтоб они были заодно с Москвою для общих русских целей; Димитрий только раздражал их и подвергал напрасному разорению ни в чем не повинных жителей этих земель; раздражая Орду, он не воспользовался ее временным разорением, не предпринял мер к обороне против опасности; и последствием всей его деятельности было то, что разоренная Русь опять должна была ползать и унижаться перед издыхающей Ордой.

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.
М., 1989. Т. 1. С. 202—231.

Примечания

1 Нижегородско-суздальский князь Дмитрий Константинович, получивший в Орде в 1360 г. от хана Навруза ярлык на великое княжение владимирское.
2 В это время в Орде происходила «великая замятня»: хан Навруз, убивший своего предшественника, правил менее года и был убит в 1361 г. Хызром, пришедшим из-за Урала. Тот вскоре был убит своим сыном Тимур-Ходжой, которого свергли и убили в 1362 г. Власть захватил темник Мамай, но он не был потомком Чингисхана и не мог занимать ханский трон; формально правил его ставленник хан Абдаллах. Но власть Мамая распространялась только на западную часть Орды. На востоке, за Волгой, к власти пришел хан Мюрид, у которого были свои соперники. Боровшиеся между собой правители разных частей Орды выдавали ярлык то князю московскому, то князю суздальскому. В 1365 г. Дмитрий Суздальский окончательно отказался от полученного им в третий раз ярлыка из Орды в пользу Москвы. В свою очередь московские войска оказали ему поддержку в борьбе с его братом Андреем Константиновичем.
3 Алексий, в миру Елевферий, принадлежал к знатному боярскому роду; его отец Федор Бяконт пришел на службу в Москву из Чернигова в конце XIII в., а его крестным отцом был сам Иван Калита. Принял монашество в Богоявленском монастыре под именем Алексия, стал затем владимирским епископом, а с 1353 г. до своей кончины в 1378 г. был митрополитом, главой русской Церкви.
В малолетство Дмитрия Донского Алексий фактически возглавлял московское правительство. Используя свой авторитет на Руси и в Орде, много сделал для укрепления позиций Москвы. Оказывал содействие монастырскому движению, активно поддерживал Сергия Радонежского. Основал Чудов монастырь (в честь чуда Архангела Михаила) в Кремле на месте ордынского двора, подаренного ему ханом Джанибеком (Чанибеком) за исцеление Тайдулы.
4 Владимир Андреевич Храбрый (1353—1410) — князь Серпуховский (с 1358 г.). Его отец, Андрей Иванович, младший сын Ивана Калиты, получил от отца по духовной грамоте (завещанию) Серпухов с прилегающими волостями к югу от Москвы.
5 Михаил Александрович (1333—1399) — сын тверского князя Александра Михайловича, внук Михаила Ярославича. С 1368 г. утвердился на тверском княжении. Как и его дед, попытался противостоять растущему могуществу Москвы. Его союзником был литовский князь Ольгерд. Благодаря смуте в Орде и заинтересованности ее представителей в раздорах между русскими князьями Михаилу Александровичу удавалось трижды (в 1370, 1371, 1375 гг.) получать от ханов ярлык на великое княжение владимирское. Но Дмитрий Московский уже не считался с волей Орды, не признавал великого княжения за Михаилом и в 1375 г. предпринял большой поход на Тверь.
6 Евфимий Вислень — тверской епископ с 1374 г. В 1390 г. лишен епархии, очевидно, из-за разногласий с князем Михаилом. Был обвинен во вмешательстве в мирские дела и даже в ереси.
7 Выход — дань Орде.
8 Мамай удерживал под своей властью часть Золотой орды в Правобережье Волги и далее на запад. Поэтому его иногда называют правителем Волжской орды. В ее состав входило и Северное Причерноморье с Крымом. На этом полуострове располагались и богатые торговые города, принадлежавшие тогда итальянской морской республике Генуя. Это — Кафа (Феодосия), Солдайя (в русских источниках — Сурож, ныне — Судак), Чембало (Балаклава) и др.
Хивинцами Н.И.Костомаров называет, очевидно, выходцев из Хорезма, обширного оазиса в низовьях Амударьи, которым после завоевания монголами владели родственники Батыя (в XIX в. там существовало Хивинское ханство). Буртасы — народ, обитавший в Правобережье Волги, родственный мордве. Мамай рассчитывал также на поддержку Ягайло Ольгердовича (1350—1434), сына Ольгерда, великого князя литовского в 1377—1392 гг., в 1385 г. ставшего и королем польским (после объединения Польши и Литвы).
9 До середины XV в. русская Церковь не имела автокефалии (самостоятельности) и находилась под управлением константинопольского патриарха, который посвящал в сан русских митрополитов. После смерти митрополита Алексия Дмитрий выдвинул своего ставленника на митрополичью кафедру — Михаила-Митяя. Но высшее духовенство выступило против его кандидатуры. Несмотря на это, Михаил-Митяй отправился на поставление в Константинополь, но внезапно скончался в пути. Патриарх посвятил в сан архимандрита Пимена, одного из сопровождавших Михаила-Митяя лиц. Но Дмитрий Иванович не принял его в Москве. Так возник затяжной конфликт между великокняжеской властью и Церковью; в течение ряда лет в Москве не было митрополита.
10 Возможно, причиной размолвки было неодобрение Сергием действий князя по выдвижению Михаила-Митяя на митрополичий престол.
11 Сарай (Сарай-Берке, от тюркского сарай-дворец) — столица Золотой орды, находилась на Левобережье Волги, в начале ее рукава Ахтубы (к востоку от современного Волгограда). До начала XIV в. столицей Золотой орды был Сарай-Бату, расположенный в низовьях Волги, в районе Астрахани.
12 Киприан, прибывший в Москву в 1381 г. Возглавлял русскую Церковь до своей кончины в 1406 г.
13 Князь Остей, из рода князей литовских, оказался в то время в Москве и возглавив оборону города.
14 Волок Ламский — ныне Волоколамск.
15 Поводом для мести рязанцам было, вероятно, их сотрудничество с Тохтамышем: они указали ему броды через Оку.
16 Михаил Александрович так и не получил великого княжения. Надеясь добиться этого в будущем, он оставил в Орде сына Александра, который получил поэтому прозвище Ордынец. В 1386 г. он возвратился на Русь, княжил в Кашине (удел в составе Тверского княжества), где умер в 1389 г.
17 Старший сын Дмитрия Донского Василий Дмитриевич, впоследствии великий князь владимирский и московский (1389—1425).
18 В середине XIV в. Русь, как и вся Европа, была поражена небывалой эпидемией чумы. Так, в 1353 г. от нее погибли великий князь Семен Гордый, оба его сына, брат Андрей, митрополит Феогност.


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 112 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Из «Курса русской истории» В.О.Ключевского| Из «Истории России с древнейших времен» С.М.Соловьева

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)