Читайте также:
|
КАТЕРИНА: Ты что возьмешь с собой в Цюрих?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Три рубашки, пять трусов, две пары джинсов, восемь пар носков, пять маек, зубную щетку и… естественно, твою фотографию, где ты откапываешь меня из гробницы, которой три тысячи лет.
КАТЕРИНА: (Кладет грязную одежду в машину.) Во-первых, насчет трусов, по-моему, этого мало, во-вторых, мне не нравится, что ты все время смеешься над моей работой, а в-третьих, тебе должно быть совершенно ясно, что ты живешь в такое время, когда никто никого никогда не откапывает! Значит, это касается и тебя! С археологической точки зрения ты будешь незначительной частицей в мертвой человеческой массе двадцатого века…
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Тем не менее, дай мне хоть один шанс, милая моя гробокопательница… Я еще не исчерпал своих возможностей… вот в Цюрихе… соберем актеров из разных стран… и нам придет что-нибудь на ум… еще одна попытка… что-нибудь в другом роде…
КАТЕРИНА: (Кладет белье в стиральную машину.) Какая попытка… какой другой род… все уже так изгадили, что как было никогда больше не будет… ну, скажи мне… пять трусов мало, напомни еще, чтобы я полотенце положила… скажи мне, какой археолог в будущем сможет откопать пепел всех бунтов и всех поражений от индивидуального и государственного террора, скажи, какой!? Конец этого века – это только миг, который исчезает вместе с мертвой массой нашего безликого времени, когда… посмотри, не горит ли лук… Я сказала Аврааму, чтобы он Яну привел вовремя…
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Ты вещаешь, как будто ты в Сорбонне или в Гайд-парке… такими речами ты наверняка сумеешь разбудить европейское общественное мнение!..
КАТЕРИНА: И не забудь, мой дорогой, что Земле – миллиард лет, это проверено радиоактивным методом с помощью изотопа углерода C-14, не забудь еще, что изменения в истории выдумывает идеология для своих целей, а вот археология спускается в утробу времен и откапывает пласт за пластом, а там насилие, одно насилие (с силой швыряет вещи в машину.)
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Погоди, какое это имеет отношение к тому, что я еду в Цюрих и к тому, что обед еще не готов?..
КАТЕРИНА: (Вспотев.) Сегодня мы собирали скелеты из большого захоронения «Требениште» времен железного века, в какой-то момент я осталась наедине со скелетом, разложенным по формуле Парсонса… из его тазовой кости вдруг стало появляться целое копье с красным наконечником… возникли руки… лицо и дыхание… я была как не в себе… его череп рассыпался прямо у меня в руках… захоронение на западном берегу Охридского озера… По Геродоту, он из энхелейцев, шестой век до нашей эры… За живое меня задел этот воин с костяным копьем, чей череп рассыпался у меня в руках! Когда мы вскрывали его бедную могилу, я вспомнила о тебе, я влюбилась в его кости, почувствовала, как близок мне этот бедный воин, я целыми днями тебя не вижу, живу в этом проклятом железном веке… Вот уже начала и скелеты домой носить… (Одной рукой держится за Максима, другой включает стиральную машину. Машина начинает стирать.)
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Великолепно! Это можно в Цюрихе показать! Я забыл тебе сказать, что условиями конкурса предусмотрено, что реквизит у каждого актера может быть только один! Я могу взять скелет твоего ископаемого любовника… Привет, скелет!
КАТЕРИНА: Как тебе могло прийти в голову взять за границу музейный югославский скелет? Ты ненормальный… (Подходит к скелету.)
МАКСИМ БРОДСКИЙ: У нас так много музейных ценностей, что мы могли бы экспортировать прошлое, от античного до недавнего времени. Не знаю только, кто его купит. Что ты об этом думаешь, товарищ скелет?
КАТЕРИНА: Не шути с ним!
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Прости меня, любовь моя… а, кстати, где мой черный плащ, мне кое-что нужно сделать!..
КАТЕРИНА: Вот он, перед носом, ты что, не видишь?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: (Берет плащ и парик из своего реквизита и подходит к скелету. Надевает на скелет плащ и парик.)
О, воин, как схожи
судьбой человеки.
Ты беден в железном,
я – в атомном веке!
КАТЕРИНА: Ты что? Ты же его сломаешь!!!
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Ничего с ним не будет! Он парень крепкий! Ему нипочем ни духовные, ни телесные, ни материальные кризисы… погляди, как мы с ним похожи… так что смотри на него, а описывай меня… Ты беден в железном, я – в атомном!..
КАТЕРИНА: Ах ты, бедняжка… да, вспомнила… Завтра я рано уеду на раскопки, надо кое-что проверить. Я тебе оставлю на столе счета, три за свет, пять за отопление, три за квартиру, кстати, в автобусе случайно встретилась с классной руководительницей Авраама. У него семь единиц, а два дня назад он бросил тряпкой в учительницу по обществоведению. Ему дали выговор с предупреждением об отчислении…
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Здорово. Так и надо. Браво! Ты знаешь, что с моей матерью?
КАТЕРИНА: Что?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Больна!
КАТЕРИНА: Она всю жизнь больна!
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Так что мне с ней сделать, раз она болеет!? Зарезать!? Ей надо на воздух выходить, в парке гулять…
КАТЕРИНА: Вот ты ее и выгуливай… не разорваться же мне!.. (Подходит к электроплите.)
Входят Авраам и Яна.
АВРААМ-СЫН: Вот! Привел ее! (Уходит в другую комнату.) Пока!
Максим оборачивается.
ЯНА: Пап, а мама где?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: А есть тут кто-нибудь, кто меня любит?
ЯНА: Ну… я тебя люблю!
МАКСИМ БРОДСКИЙ: (Крепко обнимает ее.) Только ты меня любишь!
ЯНА: Не только… пап, а ты вечером останешься со мной?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Нет, у меня спектакль!
ЯНА: Опять умирать будешь?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Да. Опять.
ЯНА: А почему ты играешь только роль, где умирать надо?
МАКСИМ БРОДСКИЙ: Ну… как же мы будем жить, если я вдруг перестану умирать!? (Прижимает ее к себе.)
VI. Интервью для телепередачи «В прямом эфире с героями» дома у профессионального революционера Серафима Проданского.
Свет установлен, камера готова. Журналист держит микрофон перед Проданским, удобно усевшимся в своем кресле, за которым видна большая коллекция охотничьих трофеев. Вечнозеленые комнатные растения, цветы, книги, картины. Напротив него его жена Слободанка играет с собакой, своим любимцем Бастионом. Идиллия.
ЖУРНАЛИСТ: Можно продолжать?
СЕРАФИМ: (Причесывается.) Да, да, можно!
СЛОБОДАНКА: Только спокойно, без напряжения, милый! Сдержанно, уравновешенно!..
ЖУРНАЛИСТ: Камера, мотор! (Зажигаются софиты, включается камера.) Товарищ Проданский, Ваша первая книга мемуаров, описывающая Ваше личное участие в рабочем движении в нашей стране и во всей Европе, Ваше пребывание на нелегальном положении в Париже, Вене, Берлине и в других местах, вызвала большой интерес всей нашей общественности. Книга охватывает только определенный период, а именно до прихода Гитлера к власти, в этой связи нашим зрителям было бы интересно узнать, чему посвящен второй том Ваших мемуаров.
СЕРАФИМ: Видите ли… мои мемуары в любом случае представляют собой драгоценный источник для грядущих поколений, которые должны следовать революционным традициям и прокладывать свой дальнейший путь в соответствии с их поступательным движением к тому, что называется счастливым будущим, потому что…
Бастион внезапно кидается к софитам.
СЛОБОДАНКА: Бастион! Бастион, ко мне!!!
ЖУРНАЛИСТ: Выключите камеру!!! (Слободанке.) Прошу прощения, но я Вас настоятельно просил перед началом съемок об одолжении, чтобы Вы увели Вашего любимца в другую комнату… Будьте так любезны, прошу Вас…
СЛОБОДАНКА: Вы что себе позволяете? Вы где находитесь? Пес совершенно смирный!!! Может быть причиной явилось всего лишь мимолетное возбуждение или потребность в агрессии… Да! (Бастион успокаивается.)
СЕРАФИМ: Он, правда, смирный! Слободанка, пожалуйста!..
ЖУРНАЛИСТ: Ну, хорошо, хорошо, я только… Камера, мотор… Товарищ Проданский, переходим к новому вопросу…
СЛОБОДАНКА: И что это за осветительные приборы? Где новая техника? Его хрупкое здоровье всего этого не вынесет!
СЕРАФИМ: Слободанка… Давай уж закончим… что ты набросилась на людей…
СЛОБОДАНКА: Ладно, ладно! Только помни про Хьюстон и коронарное шунтирование!
ЖУРНАЛИСТ: Поехали?
СЕРАФИМ: Да!
ЖУРНАЛИСТ: Вы были свидетелем и участником всех событий предвоенных лет, военного времени и послевоенного строительства в стране и имеете полное представление о них. Что нового содержится во втором томе Ваших мемуаров?
СЕРАФИМ: Ключевой вопрос… который я ставлю во втором томе, относится к допущенным нами ошибкам… которые, в сущности, являются нашими ошибками как в стратегии, так и в тактике, в которых…
ЖУРНАЛИСТ: Что конкретно Вы имеете в виду?
СЕРАФИМ: Видите ли… необходимость реабилитации представляется неизбежной… представьте, как я мучился в бессоннице последние два года, пока работал над этим томом… я включил в него также детальные данные об определенном числе различных ликвидаций борцов, на которых не было вины, искренних членов движения… я привожу там даже сведения, почерпнутые из разговоров с членами их семей, живущих нормальной жизнью в нашем обществе… могу привести недавний пример, так сказать, примечание… я решил подарить одной семье бюст их родственника, который был ликвидирован, как враг народа… я… (Падает перед софитами.)
СЛОБОДАНКА: Ааааааа!!! Я же вам говорила!!! Бастион! (Держит его за цепь.) Вы самые настоящие палачи!!! Воды!!!
ЖУРНАЛИСТ: (Испуганно.) Камера! Стоп! (Подает ей стакан воды со стола.)
СЛОБОДАНКА: (Брызгает на него, дает ему воды.) Убийцы! Врываетесь в наш дом и убиваете его светом в шесть тысяч ватт! Телевидение называется, что это за телевидение!? Я сказала вам, приезжайте утром, а в это время он обычно гуляет в парке…
СЕРАФИМ: Нет… нет… ничего… сейчас…
ЖУРНАЛИСТ: Извините…
СЛОБОДАНКА: Что за моду взяли… совершенно, совершенно… беспардонно!
СЕРАФИМ: Я хотел… один пример… хотел…
ЖУРНАЛИСТ: Мы приедем в другой раз, товарищ Проданский… Извините, я не мог даже предположить… Я Вам позвоню, и мы обо всем договоримся… (Телевизионщики убирают софиты.) Теперь до свидания, я Вам позвоню, и мы закончим… Извините… (Направляются к выходу.)
СЛОБОДАНКА: Бастион!!! (Держит его за цепь.) Сидеть!!! Я же говорила тебе, дорогой, я же тебе говорила… Рассказывай, но не переживай! Я же тебе говорила!
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 93 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| IV. В кабинете директора Народного театра. | | | VII. Параллельно. Робеспьер и яичница. |