Контрперенесение

Роль, которую играет пациент, ложится в основу его взаимотношений с терапевтом. В этом и состоит значение термина «перенесение». Пациент переносит на терапевта те чувства и позиции, которые возникли у него в отношениях с родителями. Он видит в терапевте фигуру, замещающую мать или отца и в точности воспроизводит свою роль, ожи­дая любви и принятия и тем самым пытаясь преодолеть свои страхи и тревожность. Если пациент играет роль хорошего, послушного ребенка, он будет стараться произвести на тера­певта впечатление своими усилиями и послушанием. Когда человек исполняет роль делового магната, он будет пытать­ся использовать терапию, чтобы показать свою силу и ощущение «принадлежности к команде». Исполнение роли пред­ставляет собой психологическое сопротивление терапевти­ческому воздействию, и, если продолжать терапию в этом ключе, она неминуемо потерпит неудачу.

Любой пациент, в том числе и шизоидный, при­ходит на терапию в поисках принятия и тепла, которого ему недоставало в детстве. Ему необходимо войти в кон­такт с ребенком внутри себя, существование которого он отрицал многие годы. Чтобы обрести этот контакт и дос­тичь отождествления, пациенту необходима поддержка терапевта. Именно эта потребность делает последнего ма­теринской фигурой. Чем серьезнее отклонения пациента, тем больше он нуждается в той поддержке, которой ему не хватало в детстве. Д.Розен пишет о роли терапевта, которую тому приходится играть при лечении шизофре­ника, следующее: «Он должен быть идеальной матерью, которая теперь отвечает за воспитание пациента».(В А.А.Го-униг говорит: «Когда я интересовался у выздоровевших пациентов, какую роль я играл, помогая им выздороветь, они неизменно отвечали: «Роль Матери».

Быть доброжелательной матерью означает гораз­до больше, нежели просто вербально выражать свой ин­терес. Терапевт должен установить контакт с пациентом, такой же, как мать с ребенком, то есть через тело. Если он прикасается к пациент)' теплыми и нежными руками, то углубляет контакт значительно больше, чем это можно сделать с помощью слов или взгляда. Терапевт, который уделяет мало внимания физическим потребностям тела пациента (дыханию и движению), только укрепляет шизо­идный разлом его тела и ума. Валидность аналитического подхода не должна ослеплять терапевта и затмевать от него потребность пациента обрести почву для его физи­ческого существования. Пациента необходимо поощрять в выражении его чувств с помощью подходящей физичес­кой активности, которая, конечно, должна происходить в контролируемых условиях.

«Доброжелательная мать», однако, не годится для того, чтобы разрешить дилемм)' шизоида. В шизоидном состоянии оральные и генитальные потребности так при­чудливо переплетены, что пациент смущен и часто не сознает смысла своих действий. Потребность в телесном контакте и близости бывает замаскирована страстным вле­чением к генитальному удовлетворению. Генитальные чув­ства нередко замещаются желанием орального контакта. Такая путаница возникает по причине ранних кровосме­сительных и гомосексуальных взаимоотношений шизоид­ного ребенка. Далее, «благожелательная мать» вызывает сопротивление у шизоидного пациента, который исполь­зует ее для того, чтобы продолжать разыгрывание своей роли. В уме пациента «доброжелательная мать» — это тот человек, который будет принимать его таким, какой он есть. Каждое требование, чтобы пациент пришел в со­прикосновение с реальностью, он будет интерпретировать как отсутствие поддержки. Таким образом, перенесение, основанное на взаимоотношениях матери и ребенка, ста­новится сопротивлением работе над проблемой.

Кто-то может возразить, что терапевт не имеет права «требовать» что-то от пациента. Верно, он не име­ет права диктовать или контролировать поведение свое­го подопечного или его отклики. Такое положение ве­щей могло бы оправдать сопротивление терапии. Но от­рицать право терапевта выражать мнение и оставаться пассивным, — значит ослаблять терапевтическое взаимо­действие. Пациент не может развить свою отождествленность, находясь в вакууме. Ему необходимо научиться ут­верждать себя, противопоставляясь авторитету, и быть при этом уверенным, что его при этом не будут отвер­гать. Он должен увидеть терапевта как человеческое су­щество для того, чтобы ему удалось принять собствен­ную человечность. Он должен развить способность справ­ляться с личностью терапевта, чтобы обрести такую же способность справляться с другими личностями в окру­жающем мире. Эффективного терапевтического взаимо­действия не произойдет, если терапевт скрывает свою личность, прикрываясь ролью.

Терапевт откликается на потребности пациента. Он успокаивает тревожного, ободряет испуганного и под­держивает ослабленного. Можно сказать, что в своей под­держивающей позиции он функционирует как мать. Одна­ко, у него нет тех личностных чувств к пациенту, кото­рые мать испытывает к своему ребенку. Его отклик паци­енту реалистичен. Он может ободрить испуганного, пото­му что страх не имеет почвы в реальной жизни. Если бы она существовала, такая поддержка не удалась бы. Мать, с другой стороны, несет бремя реальности на своих плечах и щадит своего ребенка, а кроме того, не подрывает веры ребенка в Сайта Клауса, в людскую доброту, в награду за честность, в то время как цель терапевта состоит в том, чтобы убрать иллюзии, которые сложились у пациента. Реальность требует, чтобы никто не обращался с личнос­тью как с ребенком. Терапевт может откликнуться ребен­ку, который находится внутри пациента, если помнит, что он имеет дело с взрослым человеком.

Устранить глубоко лежащее смущение шизоида — это проблема, требующая от терапевта навыка, знаний и объективности. Эти качества, как правило, приписыва­ются идеальному отцу, который мудр, силен и справед­лив. Традиционный аналитик обычно понимал, как сыг­рать эту роль. Как идеальный отец, терапевт является представителем внешней реальности, то есть реальности внешнего мира. Благодаря этой способности, он должен интерпретировать мир для пациента так, как это делает реальный отец для своих детей. С другой стороны, иде­альная мать является представительницей внутренней ре­альности, реальности тела и его чувств. Терапевт, будь то мужчина или женщина, должен быть близок и к тому, и к другому, если он хочет помочь пациенту разрешить его конфликты. Он должен знать, когда поддержать и когда покритиковать.

Терапевт представляет реальность как противопо­ложность эмоциональному заболеванию, которое отрица­ет или искажает эту реальность. Но для разных людей реальность выглядит по-разному. Доказательством этого утверждения служит огромное количество книг по психо­логии, каждая из которых описывает реальность в раз­ных терминах. То, что делает терапевт, является реально­стью его собственного существования, которое настолько широка, чтобы понять смущение и тревогу пациента и не разделять ее. Та ободряющая помощь, которую получает пациент, заключена в высказывании правды, правды соб­ственной личной жизни терапевта, правды борьбы паци­ента и правды тела.

В книге «Любовь и оргазм» я определил правду тела, как «сознавание экспрессии, позы и состояния тела». Пациент не знает этой правды, потому что не сознает своей напряженности и ограничений. Он видит себя в терминах образа эго. А вот терапевт видит пациен­та как другое человеческое существо, которое сидит на­против него. Он может наблюдать его экспрессию, ощу­щать его позицию и состояние его тела. Терапевт нахо­дится в уникальной позиции для того, чтобы помочь па­циенту понять эту правду, но только если знает правду собственного тела.

На уровне телесной экспрессии терапевт делает для пациента столько же (своим физическим присутстви­ем, жестами, качеством движений), сколько пациент — для терапевта. На этом уровне не существует барьера молча­ния, за которым терапевт может укрыться. Если он игно­рирует правду своего собственного тела, он будет неохот­но смотреть в лицо правде тела пациента.

«Контрперенесение» означает роль, которую те­рапевт может бессознательно играть и которую, как он предполагает, играет пациент. Это означает, что у тера­певта возникла иллюзия, которую пациент разбить не может. Она отражает его вовлеченность в собственный эго образ и отрицание собственной правды тела. В той степени, в которой существует контрперенесение, оно будет препятствовать продвижению пациента.

Я полагаю, что эмоциональное заболевание воз­никает, когда образ вытесняет реальность, когда проек­ция и отождествленность не позволяют индивидууму придти к самому себе. Этому нет места в терапевтической си­туации. Гарантией правды является способность пациента выразить негативные чувства к терапевт), а терапевта — мужество выслушать их. Терапевт вовсе не совершенное человеческое существо. Человеческому состоянию не при­суще совершенство. Но терапевт должен быть реальным человеком, который имеет мужество взглянуть в лицо от­чаянию шизоида, устоять и справиться с «дьяволом» па­циента и его униженностью, чтобы тот мог получить ре­зультаты своих усилий. Если терапевт обладает этими ка­чествами, его пациенты будут подражать ему, не иденти­фицируясь с ним, и тогда их опыт терапевтических отно­шений позволит им обрести свою собственную отождествленность.

Дата добавления: 2015-08-27