Читайте также:
|
|
Полк управляется приказом по полку. Вот он лежит передо мною, чистенько отбитый на машинке и напечатанный в полковой литографии: «Приказ Н-скому пех. полку. №.., такого-то числа, такого-то года. Дежурный по полку... Дежурный по части строевой... По части хозяйственной»...
Вчера, как сегодня, и завтра, как сегодня, — каждый день, с неизбежностью времени. И в Светло-Христово Воскресение и в Новый Год. Как полковая газета. И то, что надо делать завтра, — и разбор сегодняшнего ученья, и похвала, и выговоры, и аресты. В приказе сосчитана каждая казенная копейка, заприходовано все полученное и выведено в расход все потраченное. В приказе наше вступление в полк: «Высочайшим приказом 10-го августа сего года
756 П. Краснов
Военная служба в мирное и военное время
157
произведен в подпоручики из такого-то училища юнкер такой-то с назначением во вверенный мне полк. Подпоручика такого-то внести в списки и полагать в отпуску с такого-то числа»... В приказе ваш брак с любимой девушкой, рождение ваших детей... В приказе будет и ваша отставка и ваша смерть...
Вы возвращаетесь ночью домой, а ревностный денщик уже прочел до вас приказ и говорит вам: «Ваше благородие, вам завтра на стрельбу с 6 час... Шт.-кап. Прокофьев женятся. В приказе разрешение им объявлено»...
Приказ... Все привыкли к нему, и как-то нельзя без приказа.
Но вот наступила война... И в одних полках сразу, в других постепенно, обыкновенно, после первых боев, после первых убитых наступает какая-то апатия, отвращение к тому, что делалось раньше. Приказа не надо... Где там его печатать? Машинки нет, нет и литографного станка. И писарь-приказист где-то на парной повозке в обозе 2-го разряда лошадьми правит.,
— Г-н полковник, сегодня приказ будем отдавать?
— Сегодня?.. Да что там такое?.. Кажется, ничего не случилось?.
— Недошивин бежал.
— А?.. Да... Нет... Уже Бог с ним... Когда-нибудь потом.
Если бы этот самый Недошивин сбежал в мирное время, какие сейчас же послышались громы и молнии! Напыряли бы всем; и отделенному, и взводному, и ротному — и послали бы в полицию. Со дна морского достали бы этого «мерзавца, порочащего честь полка, Недошивина» и предали бы его суду.
А на войне — Бог с ним!.. Что удивляться, что дезертиры исчислялись в армии, даже в первые годы войны, десятками тысяч!!.
Хотя на листике полевой книжки, карандашом, ротным писарям продиктованным, — но надо каждый день, ибо так заучены в мирное время, ибо так привыкли. Представьте себе, какое это было бы впечатление, если бы в разбитые окопы, с порушенными козырьками, где лежат убитые, где стонут еще не вынесенные раненые, прокрался бы посыльный из штаба полка и подал измученному, потрясенному боем ротному командиру листок тонкой бумаги, на котором синей переводной бумагой оттиснут «приказ Н-скому полку на позиции у вершины 89» и там написано: «Наш полк в течение дня отбил шесть атак противника. 4-ая рота доблестно сражалась, два раза выходила из окопов и штыковою атакою опрокидывала волны противника. От лица службы благодарю командира роты, кап. Н.Н., и представляю его к ордену св. Георгия 4-ой ст. Г-дам ротным командирам использовать наступившее затишье и сделать то-то и то-то. Всех отличившихся в сегодняшнем славном бою представить к
наградам...» Каким бальзамом легло бы такое признание заслуг на потрясенную боем душу...
Шекспир говорит: «Признать заслуги — значит наградить»...
Признать заслуги?.. Сколько доблестных офицеров было убито, так и не дождавшись этого признания совершенного подвига...
Среди трудов и утомления похода, в хаосе боя, среди ужасов смерти найти полчаса и продиктовать адъютанту сегодняшний приказ... Так ли это трудно?
Пускай «ужасно» трудно, но нужно! Этим постоянным вторжением в жизнь полка приказа, т.е. властной руки ком. полка — мы могли бы избежать перемешивания частей и все время держали бы полк в порядке, подтянутости и сборе. Кто-то сверху напоминает, кто-то снизу исполняет.
Мне скажут: «невозможно» я отвечу: «должно»!
Знамя
При каждом полку есть знамя, в кавалерии — штандарт. Я не буду повторять о том, что «знамя есть священная хоругвь» и какие наказания — до смертной казни включительно — полагаются тем, кто в бою потеряет знамя. На знамени святые эмблемы; на скобе, на древке, в пяти строках вся история полка. Со знамени глядят на нас Лик Нерукотворный или другая какая икона, а цвета знамени и орел двуглавый — сама наша Родина — Россия... А в ней — все!..
Знамя для сохранности от дождей и пыли заботливо окутано замшевой простынкой и покрыто кожаным чехлом. Но в дни праздников и смотров и, конечно, в дни сражений — чехол со знамени снимается и оно распускается. Носить знамя доверяется лучшему унтер-офицеру полка, а при знамени всегда положено быть офицеру, отсюда и наименование первых чинов офицерских — подпрапорщик, прапорщик, хорунжий.
Знамя выносится к полку «с церемонией», по особому ритуалу. Полк берет «на караул» («шашки вон! пики в руку! господа офицеры!»), музыканты играют поход, барабанщики бьют. В Туркестанском военном округе, со времен скобелевских, было в обычае встречать и провожать знамя громовым «ура».
В Русско-японскую войну 1904–1905 гг. мне приходилось видеть знамена в обозе и не при обозе, но именно в обозе — закутанное в солому, оно, как вещь, возилось на парной повозке. Хорошего от этого получилось мало.
В эту войну, кажется, такого не было. Но много ли частей могут Похвалиться тем, что они всегда и при всех тяжелых обстоятельст-вах встречали знамя, как подобает, — «с церемонией»? В каких
158 П. Краснов
Военная служба в мирное и военное время
159
полках с первым раздавшимся выстрелом находившийся под знаменем офицер снимал чехол и распускал знамя?
А, между тем, какое это было трогательное и душу поднимающее зрелище — вынос знамени к полку на чужой земле, на походе.
Глухая осень... Зимою пахнет. Мороз. Мелкий снег срывается с низкого, серого неба. Полк построился в ожидании знамени в плотной резервной колонне. Впереди — поход. Может быть — бой... Торжественно звучит команда: — Под знамя!.. Шай на кра-ул!..
Заиграли трубы, забили барабаны. Из низенькой халупы показался адъютант, за ним родное знамя...
Вот оно стоит где-то далеко, при резервной роте. Чехол снят с него, и ветер играет тяжелым полотнищем. Далекие, излетные пули просвистывают иногда подле. Мимо идут легко раненые, ковыляют, опираясь на ружье. Редко кто не перекрестится, увидев свое знамя. Вот пошло оно, колышась в самых задних цепях. Впереди гремит, заливается лютое, штурмовое «ура». И кто оглянется, увидит его вдали — величественное, грозное, напоминающее о долге, — смелее идет и уже не оглядывается больше. Знамя с нами...
Нельзя без знамени. Оно нужно и при танках, и при газах, и при всей нынешней технике. Пожалуй, еще и нужнее, чем прежде. Смелее и спокойнее становятся люди... Дерзновеннее дух.
— А как, г-н п-к, со знаменем?.. Полк уже пошел.
— Да, выносите, что ли... Так... Безо всякого параду... И выносили... как покойника.
Так и вынесли его совсем из рядов армии. Тогда и армия умерла.
Сколько знамен Российских полков стоит сейчас в Белградском храме у могилы вождя и ждет!.. Знают — сгинут, сгорят красные знамена мятежа и позора России и вернутся они — хранители и свидетели многовековой славы и доблести Русской. Вернутся и будут приняты с прежним почетом, чтобы никогда уже больше не видеть пережитого позора.
Форменная одежда (мундир)
В дни моей молодости, если у офицера из-за воротника мундира на один миллиметр высунулся белый воротник крахмальной рубашки, «на гауптвахту, на трое суток!..»
Форма одежды и ее единообразие должны были точно соблюдаться.
С Японской войны это зашаталось.
Устав гарнизонной службы требовал единообразия одежды не только всей части, находящейся на смотру или на ученье, но и при—
сутствующих при этом воинских чинов, не различая чинов и положений.
Церковный парад по случаю полкового праздника. Октябрь месяц... Ясный солнечный день, но морозно, и с Невы дует ледяной ветер. Полк выстроен в мундирах. К строю подъезжают старшие начальники и гости — старые генералы. Вылезают из экипажей, на ходу скидывают теплые шинели, сдают их вестовым и идут к строю, пожимаясь от мороза.
Ласковый голос:
— Ваше высокопр-ство, вы остались бы в шинельке...
— Нельзя, батюшка, как же можно?.. Полк в мундирах.
Так и было.
Потом... Весенний, ясный день. На ученье, на Марсово поле идет учебная часть. Юнкера в мундирах, господа офицеры в шинелях. Я спросил у начальника части, почему это?..
— Помилуйте... Офицеры уже пожилые люди — простудиться могут. В былое время, при принце Ольденбургском — им показали бы
простуду!..
С этого началось. В Русско-японскую войну насмотрелся я такой пестроты одежды, что не знал — войска или «нарочно»?.. Маскарад какой-то.
В Великую войну сначала подтянулись как будто, и вышли все честь честью, хорошо и по форме одетые...
Провел я полтора года на войне и получил отпуск на две недели. Поехал в Петроград. Был я в одном «салоне» и увидал там гвардейскую молодежь в каких-то английских, что ли, мундирах, с длинными юбками, едва не до колен, с громадными карманами на груди и по бокам с отложными воротниками и вшитыми погонами и, конечно, со значками — училища, корпуса, полка и еще какими-то... Я и спросил:
— Это что же?.. Форма вам новая пожалована?..
— Помилуйте, ваше прев-ство, это френчи... Это английская форма... Удобно... красиво!.. Здесь портсигар... здесь завтрак можно положить... Настоящая — английская...
— А вы разве теперь в английских войсках служите?..
— А-а?!
На меня посмотрели как-то боком... Не стоит с «армейскими» связываться... Замолчали...
Зимою — шубы-бекеши, с обезьяньими или шеншилла воротниками до конца плеч — и погон не видно, длинные мягкие. Нансе-новские шапки с ушами — кто во что горазд стали рядиться наши
160
П. Краснов
Военная служба в мирное и военное время
161
г-да офицеры. Вместо формы стала — мода... Так пошло сверху, а снизу все это, точно в кривом зеркале, отразилось. <...>
И вот маленькое примечание: те части, которые строго по форме и чисто одевались, — и дрались всегда хорошо, и дезертиров не знали, и с белыми флагами к неприятелю не хаживали, а вот те, кто напускал на себя нарочито «боевой» вид, носил грязные, шар-панные, со вшами папахи, ходил с погонами, на которых лиловым химическим карандашом неуклюже и криво был изображен № полка, носили «винцевары», неделями не мылись (где там, — в окопах-то!), не брились и не стриглись, — те не весьма доблестно себя показывали и утечку во время боев имели колоссальную. И убитых как будто бы было мало, а в ротах после боя — кот наплакал.
Сейчас, в Париже, идет советский фильм «Окраина». Там вы можете видеть экземпляр такого окопного «дяди». Узнал он (это в фильме показывают), что Государь Император отрекся от Престола и что в России революция, улыбается блаженно и, сидя в окопе, говорит:
— А на кой хрен нам Царь этот сдался?.. — улыбается блаженно и хитро, — теперь землю делить... Земли бы! Земли!!
Вот эти «окопные дяди», пещерные люди и похоронили Царя и Россию и стали — «рабами последнего раба»...
Когда-то, и, может быть, не в так уже далеком времени, придется наново строить Русскую армию. И тогда придется подумать об этом серьезно.
Партизаны!.. Боевой вид!.. Но форма одежды и дисциплина — прежде всего. Партизанить по своим тылам невелика заслуга. А боевой вид со вшами и совсем скверно...
~¥ Маленькая, но не очень любимая
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Перекличка | | | И в кавалерии штука |