Часть 16

Скрип кафеля. Ворот водолазки, пережимающий горло. И тут же боль, тупая, нарастающая противным гулом в висках - это мой затылок встретился с чугунным бортиком ванны.
Темнеет на мгновение, замедляется и выцветает. Блаженный миг пустоты. Миг. После которого становится больнее, ярче и громче…
Оглушает непривычно громким лязгом щеколды.
Как же сложно собрать части расколовшегося черепа руками. Сжать покрепче у висков, пытаясь заставить черные пятна если не исчезнуть, то хотя бы перестать бешено скакать перед глазами.
Вот черт…
За что?!
За что, блять?!
Губы едва слушаются, и этот вопрос, не находя ответа, вертится у меня в голове. Пытаюсь собраться, подтянуть ноги и, зацепившись пальцами за эмалированный край ванной, поднять тело вверх, придать подобие вертикального положения.
Выходит с трудом. Темные круги становятся радужными и постепенно, увеличивая радиус, исчезают. Еще бы ставшая такой привычной головная боль куда-нибудь свинтила. Так не-е-ет же… Уцепилась за нервные окончания, чертовка.
Зато зрение ничего вроде… тоже тут. Щурюсь, все еще не решаясь отцепиться от своей холодной опоры, сглатываю и поднимаю глаза.
Тут же, словно из дырявого шланга, обдает презрением.
Эй, что еще за новые заебоны?
- Шики…
Холодное молчание и поджатые бледные губы мне ответом.
Воздух наэлектризован, словно перед бурей. Скорой бурей…
Ладонь еще раз несильно сжимает бортик, и я наконец-то делаю шаг вперед. Небольшой, осторожный, словно от этого зависит что-то важное. Ну да, например, чем я отделаюсь на этот раз: синяками или переломами. Стоит подумать об этом, и спина покрывается липкими мурашками…
Пересилить себя…
Еще один бесконечный микрошаг.
Затянутая бинтами, со следами укуса, ладонь робко тянется вперед, чтобы коснуться рукава кожаной куртки, а после скользнуть ниже, найти теплую ладонь.
Стоит только пальцам коснуться кисти…
- Не трогай меня, грязь!
Притихшее было алое пламя в глазах разгорается с новой силой, а на скуле тут же унизительно вспыхивает след от пощечины.
Отшатываюсь назад.
Прислушиваюсь к противной тупой боли и чувствую, как медленно немеет челюсть. Глаза подозрительно щиплет. А я, оказывается, уже отвык от побоев и унижений.
- За что на этот раз? - Негромкое, обиженное шипение. По-другому не могу, голос предательски срывается, а я лучше сдохну, чем позволю тебе заметить это.
- А к чему мне повод? Разве ты не моя собственность?
- Повтори…
Не верю, не слышу… Не хочу слышать! Ты не мог сказать этого! Не мог сказать этого поганого предложения своим поганым ртом!
Показалось… Пусть мне показалось - во всем виноват твердый бок ванны, о который ты и приложил меня затылком. А тем временем тонкие губы искажает надменная ухмылка.
- Ты испачкался, давай-ка я помогу тебе.
Инстинктивно, словно жертва, почуявшая хищника, пячусь назад… Ага, далеко, блять, ушел, в узкой-то ванной комнате. Запоздало понимаю, почему ты притащил меня именно сюда. Не сбежать.
Подойдя вплотную, не торопясь ведет плечами, скидывая куртку на пол, продолжает улыбаться, все также жутко и отрешенно.
Хруст суставов пальцев. Ужасный звук.
Желание зажмуриться все сильнее.
Кисти с длинными аристократичными пальцами прямо у моего лица. Указательным ведет в воздухе, словно очерчивает мой нос, а большим нажимает на губы.
Слежу за этими манипуляциями, как завороженный. Зря. Удар как всегда сильный, и в этот раз - неожиданный.
Под дых. И это тоже уже кажется привычным. Но не боль - к ней привыкнуть невозможно, что бы ни говорили. Это ощущение, как в замедленном времени… Сначала воздух покидает легкие, так словно вокруг образовался вакуум, лишенный кислорода, затем тянущее ощущение в мышцах живота, от которого они начинают сокращаться.
А уже после - боль. Резкая, словно от бритвы.
И все также привычно, в попытке унять этот ад, складываюсь пополам, но и этого не позволено. Щека прижимается к грязной, с тонким налетом пыли, кафельной плитке, которой облицованы стены. Пятерня давит между лопаток, другая шуршит чем-то. Глаза поневоле округляются, когда понимаю, чем: металлическими сочленениями длинного душевого шланга.
Твою мать…
Еще не утихшие, более чем просто неприятные ощущения отходят на второй план. От предвкушения новой порции твоих забав.
- Шики… снова? – Обреченность - вот что слышу я в собственном шепоте.
Ты накажешь. Не остановишься, не в этот раз. И само ощущение, предчувствие… словно покрыто тонкой пленкой, оболочкой страданий, которые меня ждут.
Скрип старого вентиля, шипение воды и поднимающиеся клубы белого пара, оседающего на плитках.
Отстраняется.
Твою мать.
Ладонь со спины ползет вниз, перемещается на запястья и больно стискивает их.
Блять…
Сердце бьется быстро-быстро… Того и гляди разломает ребра и будет отчаянно толкаться в твердую стену, к которой я прижат.
- Не надо!
- Еще как надо… Ты грязный, выпачкался… - проговаривает негромко, намеренно растягивая гласные.
А вода все шипит, растекается брызгами, сталкиваясь с гладкой кафельной поверхностью.
- Шики… Шики, пожалуйста…
Ладонь скользит по спине вниз, по гладкой поверхности куртки. Неторопливо, часто замирая.
Одумался?
Отступает.
- Шики?
Тишина… И мерное звонкое шипение воды из душа, кажется, стало громче.
- Шики… - Уже и не пытаюсь скрыть мольбу в голосе.
Усмешка. Отодвигается еще дальше.
- Шики!
Негромкий, полный злобы возглас почти материален. Настолько, что кажется, будто именно этим звуком мое лицо впечатали в твердый кафель, а не резким подзатыльником. Нос саднит, а тягучая жужжащая боль растекается ото лба к вискам.
Кровь шумит в сосудах.
Кажется, я пропустил что-то.
Матерчатая куртка мгновенно намокает под упругой струей воды. Спину обдает жаром, а через мгновение вымокшая ткань прилипает к коже.
Сукасукауродтыгребаный!!!
Шиплю и выгибаюсь, извиваясь, как бешеная кошка, беспорядочно дергаю руками в попытке выбить чертов душ.
Ага, сейчас.
Удар по ребрам, и стальные пальцы вцепляются в шею, сжимают и с силой дергают назад, заставляя замереть, неестественно выгнувшись, словно специально подставляя спину под обжигающие струи.
Вот черт…
Больно, больно, больно…
Все тяжелее держать челюсти сомкнутыми. Стараюсь не проронить ни звука - не дождешься.
Жар льнет к коже, струи воды стекают по ногам, образуя лужу на полу.
Становится почти терпимо…
«Почти» - это как тонкая грань, хлипкий мостик… который ты, разумеется, безжалостно обрываешь с недовольным шипением, выкручивая кран с горячей водой до упора.
Тряпка… Слабак… Ничтожество… Не смог сдержать полного муки крика. Даже не крика - всхлипа. Но ты слышал. Ты ждал…
Именно поэтому чертов душ отлетает назад, с лязгом падает на дно ванны, продолжая фонтанировать вверх.
Сжимаюсь, как могу, даже веки плотно сомкнуты в попытке унять это тягучее жжение.
Вымокшая ткань быстро остывает и противно липнет к коже.
Надо отдышаться, как можно быстрее прийти в норму - кто знает, что еще взбредет в твою больную голову?
Но… За что?
Не ответишь. Знаю.
Разве шавка достойна объяснений?
Горький привкус обиды растекается по нёбу - противный, желчный.
А твои руки в это время сдирают с меня куртку. Снова жмурюсь, поплотнее стискивая челюсти, когда ткань водолазки прочесывает по обожженной коже.
Молчу, когда холодные ладони грубо стискивают мои бока и дергают назад, вынуждая прижаться тазом к его бедрам.
Молчу, когда пальцы перебираются выше, касаясь сосков.
Но не в силах удержаться от болезненного вздоха, когда крепкие зубы с силой впиваются в мое плечо. Терзают, оттягивают кожу и тут же скользят ниже, оставляя пылающий след.
Мерзкая тягучая волна колкой боли продирает между лопаток, когда холодные губы плотно прижимаются к участку ошпаренной душем кожи.
Дергаю плечом в попытке сбросить с себя удерживающие руки и освободиться.
Ага, хрен.
Ты еще не наигрался, не насытился моими страданиями, сволочь.
И поэтому ладонь быстро перемещается выше, чтобы сжать мое горло железными тисками пальцев и несильно встряхнуть. Как предостережение: не делай глупостей, мышка.
Черт.
Сглатываю, языком прохожусь по шершавым пересохшим губам.
- Отпусти…
Негромкий рык над ухом в ответ. Еще одно предупреждение.
- Шики, пусти…
Безуспешно. Только губы прижимаются к вздувшейся полоске кожи на спине, ведет по ней языком вниз, очерчивая.
- Отпусти!!!
Вывернуться, освободить горло и оттолкнуть назад.
Чтобы тут же замереть от сковавшего ужаса, встретившись с алым взглядом.
Не знаю, что в нем: лава или ад. Но с каждым мигом дремавшее пламя разгорается с новой силой… Разгорается, покрываясь оплавившейся корочкой презрения.
Зверь, успокоившись было, снова готов рвать на части.
- Да за что?! Что на этот раз ты вбил в свою больную голову?
Разумеется, вся моя ярость и отчаянье улетели в никуда, коснувшись только лишь тишины узкой комнаты, но никак не тебя.
- Ненавижу! Тварь бездушная, мразь! Прав был Рин!
Чернильная кобра закручивается, как тугая пружина, перед тем как с чудовищной силой распрямиться и броситься вперед.
Хрипы.
Жалкие задушенные хрипы.
Вот какие звуки сейчас издает мое горло.
Их и только лишь.
Еще мгновение в обрамлении темных расплывчатых пятен, и я чувствую, как ноги перестают касаться пола.
Два раскаленных угля, горящие лютой ненавистью - это все, что сейчас есть в моем стремительно ускользающем сознании. Еще минута - и я просто задохнусь в этих холодных тисках.
Это понимаю не только я, и только поэтому хватка слабеет, а я бесформенной тряпкой пытаюсь сползти вниз. А сердце, кажется, сейчас разорвется от нахлынувшего страха, адреналина и сжавшихся от недостатка кислорода легких.
Оставь меня уже… Пожалуйста… Пожалуйста…
Не услышан.
Снова.
Господи, ты вообще есть?
Неужели я заслужил все это больше, чем он? Почему ты караешь меня раз за разом? Меня?! Не его?
Руки заломлены за спину, перед глазами снова синяя плитка, но теперь кажется, что вся она покрыта какими-то причудливыми двигающимися узорами.
Сознание немного проясняется, стоит мне почувствовать, как чужие пальцы нетерпеливо теребят пуговицу на моих джинсах.
Нет-нет-нет!
Я не шлюха тебе! Не блядь, которая будет радостно раздвигать ноги по первому требованию.
- Перестань! Я не хочу!
Тяжелое прерывистое дыхание обжигает шею - кажется, мои жалкие попытки высвободиться лишь распаляют его еще больше.
Чертов маньяк!
Наконец-то удается освободить одну руку. Тут же отталкиваю твое запястье, не позволяя расстегнуть узкие джинсы.
- Поищи себе другую девку!
- Почему нет… Даже ходить далеко не придется. Рин или этот неудавшийся нарк? Выбирай, кто займет твое место?
Я не надеялся на ответ, но так жаждал его услышать.
Теперь же леденею. От ужаса.
Глаза поневоле расширяются, а рот пару секунд открывается в беззвучном вопле. Не могу выдавить из себя ни звука.
- Ты не можешь… не посмеешь… - Голос чужой, горло саднит, словно наждачной бумаги нажрался.
Такая знакомая надменная усмешка в ответ - и меня больше никто не держит. Разворачивается, направляясь в комнату.
Дергаюсь в его сторону и хватаю плечо за мгновение до щелчка дверной ручки.
Черная бровь насмешливо ползет вверх, уголок рта кривится, придавая лицу этого дьявола вопросительное, уничтожающее выражение.
Разжимаю пальцы, сжавшие горячее предплечье. И одновременно с теми звуками, что срываются с моих губ, я слышу надсадный треск. Возможно, это лишь внутри моей головы, но я слышу… физически ощущаю, как ломаются хлипкие дощечки прогнившего мостика, удерживающего меня от падения в бездну отчаянья.
- Делай что хочешь.
Треск, гул бездны…
Падение.
Вот и все.
Что будет там, на дне бездны…
Еще не знаю.
Чувствую только такой привычный уже холод кафеля, слышу негромкий шорох упавших на пол брюк.
После теплые, но совершенно не согревающие руки. Везде. Без стеснения шарят по моему телу, иногда к этому прибавляется боль от свежих, неосторожно задетых ссадин.
Лязг твоего ремня, ступни не касаются пола. Ноги механически обхватывают чужую талию. Кажется, я смотрю перед собой, но ничего не вижу - как утром в низине после дождя: все затянуто таким же густым, молочным туманом.
Мои руки статично, безучастно обхватывают обтянутые водолазкой плечи.
Его руки шарят внизу, по внутренней поверхности бедра, касаясь мошонки и входа в мое тело. Стараюсь максимально расслабиться, чтобы ему было удобнее. Так все кончится намного быстрее…
Но, кажется, тебя не устраивает моя безучастность.
Моя спина врезается в зеркало. Оно падает, слетев с крепления, и звонко разбивается под твоими ногами на множество осколков.
Низкий животный рык… Больно стягивает волосы на затылке, вынуждая поднять лицо.
Красный бешеный взгляд его глаз встречается с, как мне кажется, бесцветным моим.
- Ну уж нет. Так не пойдет. Я не собираюсь трахать манекен.
Делает шаг назад, отталкивая меня от себя.
Приходится встать на ноги. Босиком, прямо на осколки разбитого зеркала. Пара незначительных вспышек боли в ступнях, хруст… и снова плитка перед лицом. Что-то часто меня ставят в угол… Идиотская мысль мелькает на грани сознания. Грани… А что осталось, кроме этих граней?
Внутри сосуд пуст. Треснул. Не выдержал давления. Осталась лишь оболочка. Хрупкая форма, которая стремительно летит в темную бездну. И не за что уцепиться. Нет ее, пресловутой соломинки.
Оглаживает бедро. Поднимает его. О да. Так удобнее, конечно.
Прохладная ладонь ложится на мой пах, сжимает, гладит член, дожидается физической реакции…
Как стыдно… Душа на клочки разорвана этим чудовищем, а тело млеет под его ладонями.
Соски становятся чувствительными сморщенными горошинами, а его пальцы лениво ласкают упругую эрекцию. Оглаживает меня там, то едва нажимая подушечками, то царапая выступающие жилки вен.
Это не я. Всего лишь тело реагирует на тебя так. Глупое тело, находящееся под властью инстинктов.
Первый толчок неожиданный, грубый. Заставляет меня всхлипнуть и сморгнуть выступившие слезы. Второй не легче, хоть я и отчаянно пытаюсь расслабиться. Третий… А дальше ад. Ад, который я пытаюсь сдержать внутри.
ОНИ не должны слышать… Не должны.
Но у тебя, как всегда, свое мнение и на этот счет.
Решил уничтожить меня полностью.
- Кричи.
Влажная дорожка тянется вслед за кончиком языка: от мочки уха до выступающих на спине лопаток.
Падаю все быстрее… Света совсем не осталось, только чернильная, как твои волосы, тьма с уже заметными красными точками углей, точь-в-точь как твои глаза, на дне ямы отчаяния.
- Будь послушным, песик.
Отчаянно стискиваю зубы, часто-часто моргая, все еще наивно пытаясь сдержать поток…
- Голос!
И резкий грубый толчок, который, кажется, к чертям разорвал меня почти до грудины.
Сознание топит острыми, как пики, вспышками боли.
И я срываюсь. Во время очередного рваного вздоха… Нос заложило из-за подступающих слез, и мне пришлось разжать челюсти, чтобы не задохнуться.
Я кричу. Громко. Надсадно. Унизительно. Позорно всхлипывая и уже не останавливаясь, делая короткие перерывы, от которых горят легкие.
Стоит только немного привыкнуть, как вспышка боли становится особенно яркой, раздирающей.
К счастью, сорванный голос садится очень быстро, и я могу только хрипеть, беспомощно извиваясь в твоих руках.
А у истерзанной души нет сил даже ненавидеть. Нет сил… Резерв исчерпан… Потухла последняя аварийная лампочка.
Наконец, внутри все обжигает горячей волной. Ты тут же брезгливо отстраняешься, застегивая брюки.
Пальцами, скованными судорогой, цепляюсь за стену. Почему-то мне кажется, что на твоем лице я увижу нечто важное. Значимое…
Едва разворачиваюсь, радуясь тому, что поясница попросту онемела - я не смогу сейчас вытерпеть и эту боль.
Стоит. Лицо выглядит абсолютно пустым, безэмоциональным.
В глубине сознания надежда мелькает светлой ласточкой. Одумался?
Хрустящий, неуверенный шаг вперед.
- Шики… - В голосе оттенки пережитой муки.
Пожалуйста, скажи, что ты не хотел, переклинило – неважно. Что-нибудь, скажи…
Затрещина.
Оседаю на пол, шокировано прижимая ладонь к все той же многострадальной скуле.
- Знай свое место, мусор.
Самое дно. Алые, с яркими всполохами пламени, угли.
Последняя нить оборвалась…

***

Не помню, сколько просидел в этой чертовой ванной. Помню, как осторожно выковыривал мелкие осколки из ступней и натягивал мерзкие мокрые шмотки на измученное тело.
После, шатаясь, я все-таки смог заставить себя выйти из этой каменной коробки. Как же стыдно.
Темный коридор.
И такая же непривычно темная большая комната.
Первое, что я замечаю - это меловые щеки Рина и его огромные зареванные глаза. Кеске и вовсе забился в угол, пряча лицо под тонким пледом, только пальцы подергивает едва заметная дрожь.
Они все слышали.

***

Неделя прошла.
Ты больше ко мне не прикасался и не разговаривал, но повсюду таскаешь за собой, как шавку. У меня даже мелькнула мысль, что не потерялся бы тот ошейник - и ты бы посадил меня на цепь.
Брр…
Передергивает.
Под ногами гулко шлепает канализационная жижа, а пальцы до побелевших костяшек сжимают фонарь. Эти твари сверху каким-то непостижимым образом и сюда попали, в подземные катакомбы. Их немного, но все же… Встреча с парочкой полных разложенцев даже теоретически не может оказаться приятной.
Ты чуть впереди. На пару шагов. Двигаешься почти бесшумно даже в липкой жиже, закинув на плечо тяжелую сумку с питьевой водой.
Шики…
Я чувствую себя последним идиотом. Все еще надеюсь, что даже у твоей последней отвратительной выходки есть основания… Должны. Не может не быть.
Не расскажешь.
Кажется, мы вернулись к тому, с чего начали: все те же вопросы и тот же замкнутый круг. Бесконечная череда сплетений нитей смятения, тонких насмешек и едва заметной паутины презрения.
«За что?»
Вопрос, который так и не покинул моей головы. Расколотая, как то злополучное зеркало, душа болит. Ее осколки саднят и кровоточат.
Знобит. Кажется, липкая тьма бесконечных запущенных тоннелей, едва разбавленная блеклым светом фонаря, проникает под кожу и царапается там, прогрызая болезненные тонкие канальцы, по которым страх постепенно заполняет все мое тело.
Стараюсь не подавать вида.
С каждым днем все сложнее выдерживать физически ощутимый, тяжелый взгляд алых глаз.
Задумчивый… Оценивающий… Безразличный.
Последний - самый страшный и самый частый.
Мое внимание привлекает лязг. Пронзительный в полнейшей тишине, разбавленной звуками наших шагов и капающего с потолка конденсата.
Останавливаюсь и шарю по стенам желтым пятном света в поисках источника этого звука.
Позеленевшие склизкие кирпичные стены… Залитый пол. Выщербленный, с белым налетом потолок, с круглой выемкой подрагивающей крышки канализационного люка.
Замираю.
Отчетливо слышу стоны сверху и нетерпеливые завывания. Негромкий шершавый скрежет - словно размороженный стейк втирают в мощеную булыжником мостовую.
Вот черт…
И люк поддается, медленно, по сантиметру приподнимается, раскачивается, опускается на место, расплющивая попавшие в просвет пальцы, но поддается.
Ч-ч-черт…
Зубы отбивают чечетку, а пальцы леденеют.
Луч фонаря перемещается вперед, на спину впереди идущего.
Лязг сменяется оглушительным размноженным эхом, скрежетом.
Пятно дневного света тут же образует ровный круг на мутной поверхности воды.
И следом, прямо в эту импровизированную мишень, валится тело.
Громкий всплеск.
Окатывает затхлой жижей.
Еще один звучный шлепок о воду… Еще и еще…
Ноги непроизвольно делают шаг вперед, к тебе.
И тут же застываю, не смея пошевелиться.
Твои глаза… Алая бездна.
Мне больно. Больно. Я снова падаю.
Животный голодный стон прямо над ухом выводит меня из этого транса.
Спохватившись, пригибаюсь, чтобы развернуться и оттолкнуть тушу, жаждущую моей плоти.
Удар - и мой локоть с чавкающим звуком врезается в мягкую посиневшую грудную клетку с промятыми вовнутрь ребрами и разорванной тканью футболки.
Вот черт.
Никакого результата кроме испачканной трупачиной куртки.
Всего трое. И все проявляют исключительный интерес только к моей персоне - еще одного человека, одетого в черное, они просто не замечают.
Пока не замечают. Вот сожрут меня, тогда…
Чего ты ждешь?!
Пока меня растащат на куски?
Выхватываю лезвие из ножен и первым же замахом рассекаю податливую рыхлую плоть в районе шеи. Серые куски мяса ломтями свисают с поврежденного участка, обнажая белые выпирающие позвонки.
Тяжелый фонарь только мешается и слепит меня же.
Перехватываю его поудобнее, и увесистая рукоять легко проминает подгнивший нос вглубь черепа одного из ходячих мертвецов.
Он шатается, замирает, словно пытается осознать, что произошло, но нет. Не выйдет.
Удар по голени, хруст, и падает на колени так стремительно, словно коленные чашечки уже были подпилены и держались только на растянутых нитях сухожилий.
Еще удар, локтем - и уже окончательно мертвое тело неуклюже плюхается лицом вниз, окатывая вонючими брызгами мои джинсы.
Все это время ощущаю на себе внимательный взгляд. Изучающий, словно анализирующий каждое мое движение.
И почему-то именно это сдерживает мой страх, не дает ему выйти из-под контроля и вогнать меня в ступор.
Невольно отвлекаюсь на него - слишком важным мне сейчас кажется выражение твоего лица, изгиб тонких губ, вскинуты ли брови…
Зря.
Острая боль вместе с отвратительным зловонием сковала все мое плечо - вот она, цена минутной заминки.
Холодными могильными плитами наваливается паника.
Неожиданно сильно стальным обручем сдавливает плечи, не могу выбраться из тисков плоти.
Трепыхаюсь, пытаясь разжать действительно «мертвую» хватку.
Не выходит. Шею обжигает сначала болью, а после и струей горячей влаги.
Использую левую ногу как опору, пытаясь лягнуть мертвеца в живот или хотя бы ударить по голени. Не выходит. Потому что обе мои ступни пригвоздили к полу еще две руки. Человек-фонарь с силой вгрызается в мыски кроссовок, крепко обхватив щиколотки руками.
Обездвижен.
К сладковатому удушающему запаху разложения примешивается еще один - металлический, словно солоноватый…
Голова кругом… Среди всеобщего черного выделяется только два алых пятна.
- Шики… - Отчаянный хрип.
Ладонь разжимается, и нож выскальзывает из пальцев, звонко, даже весело, лязгая о затопленную бетонную поверхность.
Охватывает нечеловеческий ужас такой силы, что, кажется, он, как питон, задушит меня своими кольцами раньше, чем мое тело станет пищей для мертвых нарков.
Сознание кристально-чистое, белое, как только что выкрашенный потолок. Всего одна фраза, два слова:
- За что?! Шики??! - В этот крик я вложил все: отчаянную мольбу, накипевшую, словно в старом чайнике известь, обиду и дикую боль, причиной которой все новые раны.
Алое марево совсем рядом.
Единственный источник света - открытый канализационный люк, и поэтому я с трудом различаю его движения. Но звуки…
Хруст - и удерживающие руки опадают на мои плечи, а зубы так и продолжают сжимать край куртки.
Плеск воды, движение твоих ног рядом с моими, и сразу становится светлее - это мой включенный фонарь теперь упирается в потолок желтым пятном. Тяжелый военный ботинок просто пробил дыру в черепе, размозжив кость.
Осторожно, шатаясь, отступаю назад, на полшага.
Бледное лицо в обрамлении черных волос кажется особенно зловещим, мистическим.
Должно быть, именно так описывают демонов…
Сердце бьется, как загнанная в клетку маленькая дикая птичка. Налетает на стальные прутья, мечется.
Шики…
Твое имя, одними губами, без единого звука.
Презрительное «слабак» в ответ.
Больше не оборачиваясь, подбирает брошенную сумку и скрывается в одном из многочисленных ответвлений подземной коммуникации.
А я так и остаюсь стоять на месте. Ноги приросли к полу.
Какое-то движение за спиной…
Оборачиваюсь.
Слишком быстро… Слишком больно.

Дата добавления: 2015-08-26