Часть 15. Жмется к облезлой батарее так, словно хочет втиснуться в узкие щели радиатора

Жмется к облезлой батарее так, словно хочет втиснуться в узкие щели радиатора.
Прижимает раненую кисть к груди. Едва заметно морщится, пряча глаза под длинной растрепавшейся челкой.
- Встань, - мой голос звучит слишком громко в абсолютной тишине комнаты.
Уверен, мой младшенький, притащенный Акирой, и этот, со взглядом голодной псины, даже дышать не смеют. И верно, должно быть, Рин хорошо помнит, что значит попасть под мою горячую руку. Да и выглядит он не лучше мышонка, как я заметил краем глаза. Оба с меловым налетом бледности на скулах, с посиневшими губами.
А парня на полу так трясет, что мне не надо даже ближе подходить, чтобы разглядеть толпы крупных мурашек, марширующих по оголившейся шее и скулам.
- Ты не слышал?
- Шики, не надо, пожалуйста… - Ну надо же, таки голос прорезался? Малыш Рин решил вступиться за друга?! Где-то уже было.
- Рот закрой, мне неинтересен твой жалкий лепет. - Тон опасно низок, а голос очень спокоен. Так спокоен, что братик тут же откатывается в противоположную часть дивана и отводит глаза.
Вот и все, на что ты способен.
Никогда не мог защитить тех, кто тебе дорог.
Но сейчас меня не интересуют ошибки прошлого. Сейчас есть только мое серое нечто на полу. С силой сжимает веки и только спустя пару секунд снова открывает глаза. Цепляется левой рукой за узкий подоконник, заставляет себя подняться на ноги и выпрямиться.
Шатает.
Выглядит так, словно вот-вот сломается.
Сжимаю пальцы, которыми так хочется зарыться в волосы этой истерички и гладить их. Пока он не успокоится или хотя бы не уснет.
Пару минут назад, заходя в эту гребаную квартиру, я сам хотел вломить ему так, чтобы ребра затрещали, но…
Ебаное но!
Не знаю я!
Знаю, что точно этого не сделаю.
И плевать, почему.
- Идем. - Кивком головы указываю на закрытую дверь дальней комнаты. Той, что с кроватью.
Вздрагивает и едва заметно опускает подбородок в знак согласия. Безумно медленно переставляет ноги, не прекращая обнимать себя дрожащими руками.
Вот блядство.
Догоняю уже в дверях комнаты. Бросаю последний предупреждающий взгляд на «маленьких друзей» и решительно поворачиваю ручку. Щелкает замок.
Приятный полумрак… Он не режет глаз, как мерзкий желтый свет старой люстры.
Прохладно.
- Раздевайся.
Наклоняется как можно ниже, но даже в потемках вижу пылающие скулы. Не двигается. Тогда сам срываю отсыревшие тряпки.
В какой дыре ты лазил?!
Впрочем, не уверен, что это меня интересует.
Сдергиваю покрывало с кровати, чтобы завернуть в него дрожащего парня.
Тут же вскидывается, и на его огромные, полные удивления глаза и громкий судорожный вздох я отвечаю просто ухмылкой.
Выпутывается, вцепляется в мою куртку. Громко шмыгает носом и шагает ближе, утыкается влажным лбом в мою шею.
- И что дальше? Какое-то новое изощренное дерьмо, после которого мне станет еще хуже?
Ну наконец-то заговорил. И плевать, что надсадно и так, словно горло болит.
- Не знаю. Может быть.
- Тогда, что бы я ни сделал, хуже уже не будет?
- Получается, что так.
Ах ты, маленькая…
Толчок в грудь оказывается неожиданно сильным - мне пришлось отступить на шаг назад, под шорох упавшего на пол пледа.
После еще один. Еще. И еще.
Пока деревянная рама кровати не бьет под коленки.
С кровати отличный обзор на потолок открывается, что, впрочем, мне и без того давно известно.
Все ебаные трещинки и выбоинки на этом сраном потолке успел изучить, пересчитать и даже придумать классификацию почти для каждой.
На грудь наваливается приятная тяжесть, которая осторожно ползет вверх, на плечо, обвивает торс неповрежденной рукой и замирает.
Придерживая Акиру, перекатываюсь ближе к краю, чтобы найти сброшенное покрывало. Тянусь и цепляю кончиками пальцев мягкую ткань, подтягиваю ближе и затаскиваю на кровать. Повторно заворачиваю в него дрожащую мышку. Правда, сначала пришлось отодрать ее от себя.
Так боишься, что я оставлю тебя одного?
Словно в подтверждение моих слов, шмыгает носом и освобождает тонкую кисть из-под одеяла, чтобы найти мою руку и за запястье перетянуть ее на свою талию. Обнимаю. Ползет еще ближе, теперь мой нос утыкается в светлую макушку. А его лихорадочное дыхание опаляет подбородок. Щекотно. Второй рукой обнимаю за плечи.
Вот теперь совсем близко, вплотную.
Я и дрожащий, завернутый в одеяло комок. Сплошное ощущение дежавю.
- Мне холодно… - шепотом. Так, словно и не обращается к кому-то конкретному.
- А что еще я могу сделать? - Черт, как бы я не пытался придушить иронию в голосе, все равно просочилась, сука. Но он ее, кажется, даже не заметил.
Эй! Меня что, игнорируют?!
- Мышка?
- Знаешь…
- Не знаю.
- Заткнись.
- Ты сам спросил.
- А ты перебил меня на полуслове!
- Я смотрю, тебе лучше - дерзость так и зашкаливает.
- Ты первый не дал мне договорить.
- Покорнейше затыкаюсь и внимаю.
- Да иди ты.
- Как скажешь.
Сбрасываю обнимающую руку с талии и сажусь на кровати, чтобы встать и уйти.
Тут же выпутывается из своего импровизированного кокона и забрасывает узкое бедро на ноги, хватается за плечо и, придерживая покрывало раненой рукой, перебирается на мои колени.
Цепляется за шею и своим лбом прижимается к моему. Так и замирает. Даже дышит через раз.
- Не уходи…
Ага, вот на что-то подобное и я надеялся.
Нет, не надеялся… ожидал.
Да, точно.
Ожидал…
- Я хотел сказать… что смутно помню что-то подобное… Мне было очень холодно. И ты тоже обнимал меня.
Вот те на. Не думал, что вспомнишь.
Пристраиваю свою ладонь на его макушке и медленно, закрыв глаза, перебираю пальцами торчащие пряди.
- Угу, а ты все время устраивал истерики и выл так, что у меня зубы сводило, скулил от холода и стягивал с меня футболку, прижимался, чтобы погреться.
- И тебя бесило это больше воплей и постоянного нытья?
- Да.
Тонкие губы изгибаются в усмешке. Все еще дрожит, но взгляд серых глаз ловит мой, без малейшего намека на страх.
Откатывается назад и, выпуская покрывало из рук, стягивает с меня куртку. После цепляется за водолазку. Покорно поднимаю руки, позволяя избавить себя от куска ткани.
Прохладный воздух тут же льнет к коже, а следом за ним и ледяные ладони. Оглаживают живот и осторожно поднимаются к груди.
- Такой теплый…
Такие же алые, как мои глаза, губы притягивают мой взгляд. Нервно покусывает их, неосознанно приглашая поиграть.
Что ты со мной делаешь, маленький засранец?!
Прижимается ко мне и наваливается всем весом, укладывая на подушки.
Сверху, на худые плечи, ложится задерганный плед.
Изворачивается и сползает ниже, острым подбородком давит на ключицу, ерзает, устраиваясь поудобнее, и замирает.
- Что, даже не скажешь ничего?
- А надо?
- Не-а.
- Тогда спи.
- Не уйдешь?
- Куда? К твоим маленьким друзьям? Нет, спасибо, мне и твоего нытья хватает.
- Я не ною!
- Ну конечно, ты особо сурово наматываешь сопли на кулак.
- Шики… Ну ты… Ты…
- Я. Хватит, после покажешь свое остроумие. Отдохни.
Шумный вздох. Переползает ниже, на грудь. Пальцы шарят по моим ребрам. Просто водит ладонью вверх-вниз, пока не натыкается на узкую полоску слегка выпуклой, словно очерченной, кожи. Один из множества старых шрамов.
Тонкий пальчик замирает, а после снова осторожно, подушечкой, гладит его. Так, словно это и не шрам вовсе, а открытая рана.
- «Бабочкой» поранули. Очень давно, еще до войны. - Слова замирают в воздухе. Не знаю, как они вырвались. Словно сами просочились сквозь сомкнутые губы. И ладно… Пусть растворяются в абсолютной тишине комнаты.
Жду вопросов.
Но и их нет.
Только быстрый взгляд серых глаз, мгновенно ставших серьезными.
Я всегда ценил тебя за догадливость, мышонок.
Ты же сообразительный, не станешь ворошить чужие тумбочки в поисках маленьких сокрытых тел?
Не станешь вытаскивать на свет мои воспоминания, уже покрывшиеся гнойной корочкой?
Просто молчишь.
Тебя интересует только то, что я готов и могу тебе рассказать. Остальное же… Я сам не рискну лезть в этот омут.
Не выберусь.
Безнадежность - она затянет. Такая же затхлая, как вода в старом болоте, с налетом ила старых ошибок и проросшими семенами сомнений.
Ладонь замирает, и пальцы двигаются дальше, тут же натыкаясь на еще один рваный росчерк ниже, под солнечным сплетением.
- Штык-нож. Третья мировая.
Ладонь снова ползет выше, на плечо, к маленькой безобразной розовой точке.
- Пулевое.
Чуть выше, и кисть накрывает изодранную ключицу еще со свежей фиолетовой корочкой новой кожи.
Отвратительно. Коробит. Как ему не претит касаться этого уродства?!
Не понимаю…
Не понимаю, когда на смену ладони приходят нежные губы. Осторожно, языком, обводит контуры этого уродства и легко, чуть выше, невесомо прикасается к полумесяцу на шее.
- Что ты делаешь?
- Не знаю. Просто хочется.
- Не противно? - Вот блядство. Вырвалось.
- А разве должно быть? - не пытается скрыть удивления. А я не знаю, куда девать глаза. Ему удалось смутить меня - не верю.
- Шики.
Отворачиваюсь. Ладонями обхватывает мое лицо и тянется к губам. Легко прикасается своими, совсем невесомый поцелуй. После которого мне почему-то сразу стало ощутимо легче.
- Я тебя ненавижу… - Этот шепот ложится на кожу, и я наконец-то могу выдохнуть. Отпустило.
Пальцы привычно зарываются в серые пряди, а ладонь опускается на узкие плечи, избегая двух длинных полос на его спине. Хотя…
Осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям, веду ниже, по позвонкам и двум полоскам, оставленных плетью.
Ничего. Только теплая кожа моего мальчика. Он не испачкан кем-то другим. Старые раны - они ничего не значат.
Вот оно - осознание, которого мне так не хватало.
Провести еще раз, погладить. Остановиться на талии и прижать к себе покрепче.
Острые зубки тут же прихватывают кожу под ключицей, посасывают ее, касаясь язычком.
М-да… А я уже хотел пустить соплю и в любви признаться. Ха.
- Рыбка очухалась настолько, что хочет поиграть?
- Только если большая пиранья будет нежной.
Вот оно как? Мне это уже нравится.
- Не будет. Я все еще помню о твоей предыдущей выходке. Соблазн порвать тебе что-нибудь будет просто непреодолим.
- Скотина ты.
- У тебя три минуты, чтобы свалить в страну Морфея. После твою задницу не спасут ни друзья, ни даже мишки Гамми из сказочного леса.
- Ты смотрел мишек Гамми?!
- Спи, маленькая сука!
- Не ори на меня, большой страшный тролль!
Негромко смеется и перехватывает мою занесенную для удара руку. Стискивает запястье, а после сплетает свои пальцы с моими. Еще один легкий поцелуй, просто прикосновение влажных губ, и серое нечто уползает ниже. Затихает.
Возвращается к прерванному занятию: снова выискивает шрамы на моем торсе. Я же не могу оторваться от его спины, снова и снова прикасаюсь к двум полоскам плотной кожи на месте затянувшихся ран. Я хорошо помню, какими они были, эти раны. И Акиру - комок, сжавшийся в углу.
Морщусь. Мне абсолютно не нравятся эти воспоминания.
Слишком желчные.
Наконец его дыхание становится тихим и размеренным. Теплая оттаявшая ладонь замирает где-то на моем животе.
Цепляю голову за подбородок и осторожно поворачиваю так, чтобы видеть его лицо. Сонно морщится, вертится, снова прячется. Носом утыкается в шею.
Черт, просто адово неудобно.
Предплечье затекает быстро. Меняю положение. Скатывается на бок. Недовольно морщится и чуть сильнее стискивает мои пальцы.
Что мне с тобой делать, а, рыбка?
Я зависим от тебя. Болезненно, остро… Не знаю причин, но ты мне нужен. Я отчаянно нуждаюсь в тебе, как утопающий в спасительной соломинке.
Не отпущу, не смогу разжать пальцы. Как бы плохо и больно тебе со мной не было. Ты мой. И все. Точка.
Скрип двери и негромкий щелчок замка. Осторожно вместе с полоской света в комнату просачивается Рин.
Прикрывает за собой дверь и опускается на край кровати.
Голубые глаза бегают, а пальцы, сомкнутые в замок, лежат на сжатых коленях.
Жду. Я не собираюсь говорить с тобой, тем более первым.
Сглатывает, кусает губы…
- Слишком тихо было, я уже думал, ты ему шею свернул.
- Ага, а сейчас ебу хладный труп. Отвернись, ты меня смущаешь.
- Да иди ты, братик…
Что-то слишком часто меня посылают. Безнаказанно посылают. Я что, старею? Или еще хуже - добрею. Интересно, это передается половым путем? Я еще не готов отказаться от секса с мышкой. В пакет его, что ли, заворачивать?
Взгляд подростка отстраненно блуждает по одеялу, поднимается выше и жадно касается голой спины, с которой сползло покрывало.
Хмыкаю и натягиваю ткань повыше.
- Не пялься. Мелкий еще.
- Да я девственность потерял раньше, чем ты!
- Какое слово сложное, ты с ключами не путаешь, нет?
- Шики, блять!
- Или ты на дверную ручку задницей наткнулся…
- Прекрасно, пять баллов за ехидство! Ты всегда прикрываешься грубостью, когда не знаешь, что ответить.
Ну и что, что ты прав. Я же в этом не признаюсь. Во всяком случае, не тебе и не вслух.
- Твой маленький друг жив и вполне невредим. Преспокойно сопит себе в обе дырки. Можешь свалить отсюда с чувством выполненного долга и полного удовлетворения.
- Хотя бы двадцать минут не будь дерьмом, а?
- На сегодня лимит уже исчерпан. Да и на ближайший год тоже.
- Ну надо же. Мы почти разговариваем. И даже без оружия.
- Ага, а в правой руке за спиной ты зонтик держишь?
Сдувает челку с глаз и невинно улыбается. Прямо сущий ангел, если бы он еще в это время не пытался свою зубочистку незаметно сунуть под покрывало.
- Что ты собираешься делать?
- Боюсь, и дальше придется тебя слушать.
- Там… Там везде трупы, Шики. Нужно валить отсюда, валить прямо сейчас.
- Я что, держу тебя? Дверь не заперта - забирай второго ушлепка и на все четыре стороны.
- Ты не понимаешь, идиот?! Нас едва не сожрали!
Ну да, куда уж мне. Откуда знать.
- И что я должен сделать?! Нет, подожди, не так. Что я могу сделать?! - приходится говорить полушепотом, чтобы не разбудить Акиру. Выходит больше похожим на шипение.
- Валить отсюда.
- Я не хочу.
- Сколько еще ты будешь гоняться за призраком?!
- Тебя это не касается.
- Акиры касается. Ему ты тоже позволишь сдохнуть?
- Я не нуждаюсь в твоих советах, сопля. Как и в тебе. Хочешь оставаться здесь - заткнись и не мозоль мне глаза.
По лицу мальчишки проскальзывает тень. Я зацепил его, но он не подает вида - наоборот, широко улыбается. Радостно, я бы сказал, если бы не знал его так хорошо.
- Он тебя бросит. - Железобетонная уверенность в голосе. - Сразу же, как только перестанет нуждаться в защите.
- Умница. Но нет, не зацепил.
- И не пытался. - Равнодушно пожимает плечами блондин. - Это правда. И мы все, все трое знаем это. Он оставит тебя, променяет на кого-то, способного любить, а не только хорошо трахать.
- Больше нет.
- Что нет?
- Я не повторяю своих ошибок. Ты больше не получишь того, что принадлежит мне.
- А что ты сделаешь? Ошейник на него наденешь?
- Почему нет?
- Вот тебе и ответ. Поэтому ты всегда был один, даже в детстве. Не нужен. Ты. Никому. Не. Нужен. Братик. И уж тем более ты не нужен Акире, - негромко повторяет он, нараспев. Снова и снова… Пока у меня в висках не начинает стучать кровь, а руки не сжимаются в кулаки.
Сжимаю и чувствую прохладные пальцы в своей ладони. И снова, который раз за последний час, это меня успокаивает. Просто присутствие этого тела рядом - и убивать хочется в разы меньше.
Но Рин, маленькая сука… Ты заплатишь за эту попытку зацепить меня побольнее.
- Да, ты прав. Никому. Даже Казуи.
- Не смей… Даже имя это произносить не смей…
- Почему же? Давай вспомним еще раз… Ты лишил меня единственного друга.
- Из-за тебя, сука…! Ты виноват! - О, как мне нравятся эти слезы, замершие на длинных ресницах.
- Разумеется, я. Я поставил его перед выбором. И он выбрал. Не меня. Предпочел мне сопливую малолетку. А после наглотался таблеток. И знаешь, почему?! В тебе, в твоей отвратительной, смазливой физиономии он видел меня. ТЫ, не я, ТЫ был ему немым укором. И это ТЫ толкнул его к краю.
- Заткнись!
- Почему же? Ты же так жаждал диалога.
- Я тебя ненавижу!
- Уже скучно, придумай что-нибудь новое.
- Знаешь, смерть должна быть избавлением. А ты его не достоин. Я просто буду ждать, ждать, когда ты ошибешься. И тогда ты снова останешься совсем один, лицом к лицу с самим страхом. А у меня будет очень хороший день.
- Ждать придется долго.
- Да ну? Стоит только переступить границу Тошимы… И ты, - кивок в сторону спящего парня, - его больше не увидишь. Он забудет тебя, как страшный сон, кошмар, который он был вынужден пережить.
- Не цепляет.
- Врешь.
Ухмылка и уничтожительно вскинутая бровь в ответ.
- Я заберу его у тебя.
- С удовольствием посмотрю на твои жалкие попытки.
- Вот увидишь.
- Закрой дверь с той стороны, утомляешь.
Поднимается на ноги и бросает еще один беглый взгляд на светлую макушку, скользит глазами ниже, по моим ключицам, замечает наши переплетенные пальцы. Молча вскидывает бровь и улыбается мне. Открыто и доброжелательно.
- Чтоб с тебя кожу живьем содрали, братик.

***

Раздражает.
Раздражает этот вечно пускающий слюни идиот с наивной улыбкой и коровьими глазами.
Раздражает мой «любимый» младший братик, который так и светится оптимизмом. Раздражает идиотский хруст последней упаковки из-под солида. Но больше всего раздражает мышонок, которого НЕ раздражают эти два идиота. Сидит себе спокойно в кресле и негромко переговаривается с ними.
Я стою у окна почти неподвижно. Если не считать пальцев, нервно отбивающих дробь по подоконнику.
Маленькие ладошки ложатся на ребра, замирают на пару секунд, а после обхватывают талию. Вот маленький гаденыш. Обнимает, прижимается ко мне всем телом и утыкается лбом между лопаток.
- Что это ты так нервничаешь?
- Отъебись.
- Ну… Шики, не будь такой букой.
- Отвянь, я сказал.
Раздраженно отдергиваю край тяжелого одеяла.
Ебаный…
По всему небольшому дворику, шатаясь, медленно передвигаются, по-другому это не назовешь, изуродованные тела. Немного, может, с десяток или около того… Замечаю еще движение в низкой арке, ведущей на главную улицу. А там… А там пиздец.
Щурюсь, но единственное, что могу разглядеть - это неоднородную живую массу.
Отдираю сжавшие меня руки. Брезгливо сбрасываю. Не сопротивляется. Только смотрит испуганно, когда поворачиваюсь, своими голубыми, огромными от страха глазами.
- Не хочешь прогуляться, малыш Рин?
- Только если ты будешь держать меня за ручку, братик.
Цепляет еще один взгляд тревожных серых глаз. Отвечаю хмурым кивком в сторону окна.
Легко отрывается от кресла и осторожно выглядывает на улицу.
Тут же отскакивает назад, налетает на меня спиной. Дергается и, обогнув меня, замирает в центре комнаты. Подальше от окон.
- И что мы будем делать?
- Хотел бы я знать, мышонок.
- Ну… Мы же можем просто отсидеться, а? Они все сдохнут рано или поздно…
- Ну отлично, Акира. И первым мы захаваем Кеске?
Едва ли не впервые поддерживаю позицию младшенького. Молча. Только ехидно вскинутой бровью.
- Ну, я… Я думаю… Надо же что-то… Да не знаю я! - психует парень и скрывается в дверном проеме кухни.
Но он прав. Просто сложить лапки и тихонько сидеть на маленьких попках тоже нельзя. В лучшем случае я перережу их всех, а в худшем - сожру.
Сожру… А где там у нас ближайший обменник?
Lovers.
Точно.
Прикрываю глаза, вспоминая хитросплетение извилистых лабиринтов улиц. Хотя, если по главной…
Почти все время прямо, только пара поворотов.
Мелькает мысль о высотках, но нет, не так уж и плотно они налеплены. Да и в центре половина зданий разрушена.
Крыши - не вариант.
И что остается?
Снова подхожу к окну, осторожно отодвигая краешек импровизированной занавески. И первое, на что натыкается мой взгляд - это темные, местами проржавевшие крышки канализационных люков.
Вот оно.
Подземная сеть коммуникаций тянется под всей Тошимой, имеет сообщение почти с каждым домом. И уж точно имеет выход внутри самого большого отеля города.
Шаги. Замирают за моей спиной. Акира.
- Придется немного испачкаться, рыбка.
- С чего это ты вдруг берешь меня с собой?
- Ты действительно думаешь, что я оставлю тебя с двумя идиотами, озабоченными твоей задницей?
- Эй! Самый озабоченный здесь - ты, братик! Я тоже иду.
- Это еще зачем?
- Тебя же изрядно раздражает моя маячащая задница? Так почему бы не вывести тебя еще больше?
- Так почему бы тебе не заткнуться и не вскрыть себе вены в ванной?
- Достаточно! Заткнитесь уже оба. Кеске?
Должно быть, эта перепалка забавляет только меня. Акиру она раздражает, и он стремится поскорее пресечь эту бесполезную трату слов.
Шатен на диване подгибает ноги и отрицательно мотает головой, заикаясь и поглядывая на меня, то и дело мямлит, что лучше останется здесь, присмотрит за квартирой. А то она возомнит себя целым домом, а не жалкой его частью, и, горделиво прищурив окна, свалит восвояси.
Блять. Откуда это глупое ехидство? Почему мне вообще не плевать на эту пиявку, присосавшуюся к моему мышонку?
Вот ты сам себе и ответил, Шики. К твоему.
Чертов собственник.
Бесит.
Отправляю Акиру и это позитивное недоразумение на поиски фонаря, а сам цепляю первую же попавшуюся книгу и огрызок карандаша.
Отрываю деревянную обложку, мне нужна только она - картонная основа с белым листом бумаги, приклеенным изнутри.
Прижимаю импровизированный лист к стене. Все главные улицы Тошимы линейны, а значит…
Карандаш быстро проводит пару черт. Прикидываю расстояние и отмечаю повороты.
- Вот здесь еще тупик забыл, - тычет пальцем в картонку мой вездесущий младший брат, подкидывая тяжелый фонарь на ладони.
Быстро делаю правку.
Мне доводилось лазить по подземке, да и канализационные туннели я успел неплохо изучить, но все же не сказать, что это прибавляет мне энтузиазма.
- Эй, мелкий, как думаешь, в нейтральной зоне кто-нибудь уцелел?
- Я стараюсь об этом не думать, - очень серьезно отвечает мальчишка.
Заслужил мой короткий взгляд. Пару секунд внимательно изучаю голубые глаза, а после он мотает головой, отворачивается и закрывается светлой челкой.
Если бы это могло спасти тебя от собственных мыслей. Уверен, они оставляют куда больше ожогов на твоей жалкой душонке, нежели мой взгляд.
- Шики? Только один.
Киваю в ответ. Я не нуждаюсь в источнике света, а значит, обойдемся и одним фонарем.
Бросаю еще один взгляд на импровизированную схему, возвращаюсь за брошенной в комнате курткой, там же нахожу ножны. По привычке проверяю оружие. Лезвие в порядке, но… Досада. Что значит жалкий нож после приятной тяжести рукояти катаны?
- Акира, мелкий гаденыш, в прихожую.
- Ты издеваешься? Мы что, на улицу, к ЭТИМ?
- Ты меня поражаешь, глупый ребенок. Канализация имеет сообщение с подвалом. Но, если особо хочется, можешь пробежаться до люка.
- Чтоб ты сдох.
- Непременно. Когда-нибудь.

***

Темные затопленные коридоры с негромко шумящей водой в трубах, спертый, словно гнилой воздух.
Противно чавкающая жижа под ногами. Даже не под - мне достает почти по щиколотку. Не без злорадства слышу приглушенные вопли Рина. Разорался, стоило ему только спуститься со слизких ступенек и сразу же по колено оказаться в натуральном дерьме.
- Вот блядство…
- И кто виноват, что ты коротышка?
- Заткнись, Акира. Просто заткнись.
Ухмыляюсь и молча иду вперед, каждый шаг сопровождается отвратительным громким звуком.
Яркое пятно света скользит от стены к стене, изредка задерживаясь на потолке или стенах.
- Прекрати, раздражает. Свети под ноги.
- Ага, - легко соглашается мышонок. Мне кажется, или он отчаянно пытается скрыть дрожь в голосе?
Очень сыро. Конденсат скапливается на стенах и потолке. Пара холодных капель уже закатилась мне за шиворот. Мерзость.
Пара ответвлений, и становится заметно просторнее и суше. Ноги уже не увязают в слизкой поверхности пола, а лишь негромко мокрыми подошвами касаются влажного грунта.
Везде трубы и тяжелые крышки люков на «потолке».
И негромкий низкий гул. Такой, словно кто-то протирает влажные стены наждачной бумагой.
Даже я дергаюсь, когда этот звук раздается совсем близко. Но теперь не такой глухой, шаркающий по металлу.
Рефлекторно вскидываюсь.
Сверху.
Что-то карябает люк.
И я знаю, что это такое. Не испытываю ни малейшего желания проверять наверняка. Поэтому только киваю вперед и сам направляюсь дальше, краем глаза замечая низкие ящики из сетки под трубами. Должно быть, минимальный набор инструментов для устранения неполадок.
Я уже хотел было заглянуть вовнутрь одного из них, как мое внимания привлек еще один звук, выбивающийся из общего гула.
Такой же шаркающий, но очень отчетливый, словно тушу тащат по мокрому полу.
Совсем близко, в одном из многочисленных ответвлений
Шарканье и тут же резкий нарастающий вой. Отчаянный и голодный.
Ближе…
Шаг назад, в тень узкого перехода.
Луч фонаря упирается в противоположную стену - как раз туда, откуда доносится ЭТО. Пятно света дрожит, дергается.
Выхватывает движение, обезображенные очертания. Полуистлевшие кончики пальцев, наполовину скрытые в липкой жиже. Показалось запястье, точнее, начисто обглоданная белая кость. С кусками сухожилий и свисающей высохшей кожей.
Перемещается резкими рывками, медленно, но упорно ползет вперед.
Минута, и виден локтевой сгиб. Еще столько же, и плечевой сустав, неестественно выставленный, с выпирающими мышцами, кажущимися зеленовато-бурыми в ярко-желтом пятне света.
Скрежет пальцев по выщербленной плитке пола, единственный в помещении и оттого более зловещий, медленно разрастается с помощью послушного эха.
Не все… Еще кое-что…
Страх моих маленьких спутников. Он так материален, что, кажется, протяни я руку - смогу схватить и намотать на кулак его липкие нити.
Рин меня не интересует.
А вот мышонок… Его запах. Здесь, в вонючей канализации, с затхлой водой и пропитанными тухлятиной стенах, он кажется мне особенно сладким. С неповторимым привкусом страха. Так соблазнительно. Шаг вперед, и ладонь быстро забирается под тонкий свитер. Рывок, и маленькая дерганая мышка прижата к моей груди.
- Эй, ты чего?
Вместо ответа сжимаю пальцами горло своей жертвы, дергаю, вынуждая смотреть только вперед, на это отвратительное НЕЧТО.
- Ты больной. - Затравленный, дрожащий шепот. Я слышу его очень четко. Но мне нет до него никакого дела. Куда больше занимает холодная шея, покрытая липкими мурашками. Прикусить… Зализать… Добраться до мочки уха…
Пресечь попытку сопротивления. Встряхнуть хорошенько и зарыться носом в светлые волосы всего на секунду. Дальше сильный, такой, что красные капельки выступают, укус в основание шеи.
Запах становится еще сильнее, теперь с едва уловимым оттенком, привкусом муки.
Утробный животный рык заставляет меня оторваться от маленького ушка и таки удостоить разлагающуюся тварь взглядом. Уже совсем близко, хотя ползет совсем медленно, упорно цепляясь пальцами единственной руки и подтягивая ошметки тела вперед. Надо же, какой живучий. Только голова, покореженная рука и остатки грудной клетки со шлейфом из раскуроченных внутренностей. Но, несмотря на это, упорно продолжает двигаться к своей цели, пусть им и движет всего лишь инстинкт, вызванный наркотиком.
Запах крови сводит его с ума, вызывает еще большую жажду плоти.
Искоса бросаю взгляд на мальчишку, вжавшегося в стену. Наблюдает за мной широко раскрытыми глазами, полными шока и ужаса.
Ухмылка. Не стоит, не здесь. Но так хочется поставить эту наглую сучку на место.
Укус чуть ниже мочки уха, там, где кожа совсем тонкая и нежная. Алая струйка, которая мгновенно исчезает, впитавшись в ворот водолазки…
Полузадушенный, болезненный стон с едва уловимыми нотками сладкой истомы, бешеный, отчаянный рев и испуганный выдох Рина.
Просто музыка для ушей.
Ладонь, которая прежде покоилась на теплой коже живота, ползет выше, тем самым задирая тонкий свитер. Пальцы зажимают маленький сжавшийся сосок, трут его, оттягивают, крутят…
И снова сплетение звуков, шорох ткани, приглушенные всхлипы и глухое трение плоти о влажную терку каменного пола.
Метр, и пальцы с обнажившимися фалангами коснутся черных кроссовок мышонка.
И Акира начинает отчаянно вырываться, извиваться, пытаясь выскользнуть из моих рук.
Тщетно. Только трение наших тел усиливается. Еще пара рывков, и он затихает, когда его попка оказывается вжатой в мой пах.
- Чувствуешь, как сильно я хочу тебя?
Новая волна липких мурашек, схлынувших за воротник водолазки. Вот она, реакция на мой голос, вибрирующий на его шее.
- Ты псих! Отпусти меня! - Вероятно, это должно было быть возмущенным воплем, если бы не было полузадушенным шепотом.
- И ты ненормальный - нормальному бы не понравилось.
- Мне не нравится!
Да ну… А это тогда что…
Вырываю фонарь из неверных заледеневших ладоней парня и откидываю его вправо, куда-то в сторону братика, и меня не заботит, поймает он или нет.
- Да какого хрена ты… Шики!!! - Ну наконец-то. Голос прорезался. Возмущенный вопль еще долго отражался от стен, стоило только плотно обхватить его член, обтянутый грубой тканью джинсов.
Твердый и мокрый от выступающей смазки, я уверен. Жаль, что я не могу взять тебя сейчас, только приласкать немного.
Сжать пальцами другой руки выступающие скулы и запрокинуть голову, уложить макушку на свое плечо. И наконец-то найти пересохшие губы своими. Облизать их, поделиться влагой своего языка, протолкнуться в теплый ротик… В такт с ладонью, ритмично сжимающей его между ног.
Мои губы глушат почти все звуки, которые он издает, но и без того упоительно вкусно. Интересно, приестся ли мне когда-нибудь это блюдо?
Истеричный вопль и острые зубы.
Сученыш!
Недовольно отстраняюсь. И тут же замечаю раздувшийся трупак, все-таки ухвативший его своими цепкими остатками кисти за штанину.
Еще одно движение корпусом - и челюсти сомкнутся на такой желанной сладкой плоти.
Мне только кажется, или же оно действительно предвкушает это? Нарочно оттягивая это мгновение?
- Шики…
По-прежнему не даю отступить.
И вот оно. Последний рывок. Но вместо лодыжки обнажившаяся нижняя челюсть встречается с моим тяжелым сапогом. Откидываю назад и наконец, размыкая руки, подхожу ближе. Подгнившие мышцы легко рвутся, а отсыревшие кости легко деформируются. Когда-то крепкий череп становится частью плоского пола.
Мусор.
Даже омерзения не испытываю, так же, когда сминаю и выкидываю пустую бутылку из-под воды.
Оборачиваюсь и прикрываю глаза ладонью от раздражающего желтого пятна света.
- Ты, ты… придурок чокнутый! Вот ты кто, ясно?!
- А тебе не понравилось? Передернуть не успел?
С удовольствием наблюдаю, как алые пятна проступают на бледных щеках подростка. Хотел все-таки, значит, да?
Отлипает от стены и почти бегом устремляется вперед.
Мышка молчит. Только бросает на меня недовольный взгляд, пропитанный едким раздражением. Пару секунд вглядывается в мое лицо, а потом, отвернувшись, все также молча устремляется за исчезающим источником света.
Кромешную тьму, сомкнувшуюся вокруг, разрезает только моя усмешка.

***

Тяжелая дверь, замки на которой Рин быстро сбивает кинжалом, открывается с негромким скрипом. Все также темно, но уже сухо. Котельная под отелем.
Дальше кухня. Все еще со стерильным запахом хлорки.
Бетонные ступеньки и просторный холл ресторана.
И зловещая, осязаемая тишина.
Ни топота ног, ни привычного гула голосов.
Но и шаркающего топота ног тоже нет, как и протяжных завываний.
Главный холл.
Первое, что бросается в глаза - это тяжелые металлические жалюзи, опущенные на окна и двери. А уже после - бесконечное количество тел, которыми усеян пол.
Шелест ткани и топот шагов. Всего нескольких.
Оборачиваюсь.
Рин зажимает рот ладонью. Голубые глаза, кажется, заняли больше, чем пол-лица. На секунду, всего на один короткий миг, мне становится жаль его. Почти все, лежащие здесь, были его друзьями или знакомыми. Поэтому ему так больно. Поэтому его лицо становится равнодушным, стоит только ладоням Акиры коснуться вздрагивающих плеч.
Не показывай, когда больно. Когда добивают, еще больнее.
Прочно усвоенная еще в детстве истина.
Неважно, жалость или насмешки - все это лишь унизит меня. Причинит новую боль. Этому я когда-то пытался научить своего раздражающего младшего брата. Еще до того, как он стал ненавидеть меня, до того, как я перестал ненавидеть его.
На смену этому чувству пришло равнодушие. Такое же холодное, как тела усопших, такое же пустое, как белый цвет.
Спускаюсь ниже, носком переворачиваю одно из тел. Ни ран, ни следов насильственной смерти. Разве что… Вены. Все вены и артерии расширены до предела, четко проступают сквозь белую кожу, ставшую прозрачной.
И никакого запаха гнили или разложения. Тела словно мумифицировали. Плевать. Меня не это интересует.
Огибаю стойку портье. Вот оно. Две черные сумки с солидом. Цепляю одну и перекидываю на стол.
Пронзительный всхлип привлекает мое внимание.
Мелкая тварь!
Пальцы тут же сжимаются на краю деревянной столешницы.
С каждой секундой желание калечить и убивать становится все сильнее. Стоит только взгляду коснуться спины в черной куртке и маленьких рук, обвивающих талию Акиры. Моего, твою мать, Акиры!
Мелкая расчетливая тварь!
Плевать ты хотел на всю эту подохшую шваль! Но такая возможность… Вызвать к себе жалость, подобраться поближе… Возникшее подозрение становится железобетонным, стоит моему взгляду коснуться его лица. Парень, осторожно перебирающий светлые волосы этого ничтожества, не видит, но зато отчетливо вижу я. Открытое торжество на лице и ехидно высунутый язык.
На слишком детском личике проступает поистине дьявольская улыбка - и она становится еще шире по мере того, как ладони с талии переползают на бока утешающего его парня.
- Ты так трогательно убиваешься, я сейчас тоже расплачусь.
И тишина в ответ, мой выпад остался непарированным. Единственное, чего меня удостоили - это скальпельно-острый осуждающий взгляд Акиры. Взгляд, полный презрительного осуждения.
Цепляю вторую сумку и под скрип собственных зубов поднимаюсь назад, к этой парочке. Сейчас, вблизи, желание оторвать их друг от друга становится еще сильнее. Даже не знаю, кого я хочу выпотрошить сильнее: маленького гаденыша или наивного глупца, который так легко повелся на уловку.
Огибаю их, направляясь назад, к котельной.
Ревность, горячая, обжигающе-жгучая, наполняет все мое существо. Совершенно идиотское чувство, которое я и не должен испытывать.
Бесит! Бесит! Бесит!
Взгляд пристально изучает заляпанную канализационной жижей шнуровку на ботинках, а внутри клокочет ярость. И с каждым шагом, с каждым вздохом…
С каждым всхлипом за спиной…
Пальцы все сильнее стискивают нейлоновые ручки, швы которых больно впиваются в ладонь. Хоть что-то отвлекает, сдерживает лавину из смеси противоречивых чувств.
Тяжелая дверь преграждает мне путь - в раздражении толкаю ее плечом. Задерживаюсь, чтобы отобрать фонарь. Но для этого приходится поднять глаза и снова посмотреть прямо на висящего на Акире мальчишку. Так и не расцепил кольцо своих культяпок, стискивающих узкую талию.
Я не могу. Не могу позволить ему увидеть, как меня цепляет это. Это будет значить, что он добился своего, смог забраться под твердый панцирь и оцарапать меня.
Снова темные вонючие лабиринты. Держусь впереди, изредка краем глаза наблюдаю за все еще «убитым горем» братиком и его «опорой».
Блядство.
Тяжелые наигранные вздохи Рина, шорох куртки, которую он теребит руками, скрип моих зубов и почти бесконечная канализационная шахта.

***

Ступеньки! Наконец-то бетонные ступеньки!!! Еще совсем немного, пара пролетов, и я наконец-то смогу утащить это серое недоразумение в темный угол и злобно его там наказать.
Так, чтобы мелкий выскочка не смел больше лезть к тому, что ему не принадлежит.
Пара ступенек - и деревянная дверь.
Толкаю ее и тут же оказываюсь оглушенным громким воплем. Как же ты меня бесишь, сука! Еще один радостный дебил! Брезгливо протискиваюсь мимо него в комнату и раздраженно швыряю сумки на диван. Чтобы после обернуться и увидеть, как Рин стаскивает куртку с Акиры.
И ТОТ ПОЗВОЛЯЕТ ЕМУ ЭТО! Какого хера?! Какого хера он вообще позволяет ему касаться себя?!
Все. И без того тонкая нить моего терпения давно лопнула, а сейчас и остатки разом вспыхнули и прогорели.
Шаг. Быстрый удар. Красные капли крови, брызгами оседающие на скулах удивленного, еще ничего не понимающего парня. Запоздало дергается назад и хватается за разбитое лицо.
Рывок, пальцы с таким наслаждением сжимают хлипкое горло тщедушного мальчишки. Легко отрываю от пола и брезгливо, как блохастую паршивую псину, откидываю назад.
Второй.
Испуганно смотрит на меня и пятится. Давай, тупорылый урод. Ничего лучше, чем спрятаться в коридоре, не придумал?!
Злоба распирает.
Оцениваю ее в пару переломов. Открытых, с разорванными мышцами и хлещущей кровью.
- Да что с тобой?!
Хватают за плечи и разворачивают. Акира.
Будто красная пелена взгляд застилает. Не понимаю, отчего он вдруг сложился пополам и судорожно хватает воздух.
Плевать.
Еще движение, и он падает на пол. Нагибаюсь. Под пальцами оказывается ворот куртки. Стискиваю ткань и волоком тащу его в ванну.

Дата добавления: 2015-08-26