Часть 17. Мерзкий, раздражающий мальчишка Мой мышонок

Мерзкий, раздражающий мальчишка… Мой мышонок. Вина перед которым жрет меня, раздирает на куски и острыми пиками терзает мою душу.
Виновен.
Виновен.
Виновен.
Бьется в висках с каждым шагом.
Сколько жизней я забрал? Мучило ли меня раскаяние? Нет.
Страдаю ли я сейчас? Да.
Страдаю, стоит только взгляду коснуться бледного, сильно осунувшегося лица с потускневшими серыми глазами. И это бесит.
Все бесит.
От стен этой долбаной, осточертевшей мне уже квартиры до бледной тени за спиной, - тени, к которой я не смею прикоснуться.
Кажется, стоит только протянуть руку - и он окончательно рассыплется на множество мерцающих частиц.
Бессилен. Бессилен изменить что-либо.
И это душит, лишает остатков разума.
Злоба накатывает. На себя, на Рина, но больше всего - на НЕГО. Какого черта он позволил мне это? Почему не остановил?!
Идиот. Не ты. Я. Я, который привык снимать с себя всю ответственность за совершенные поступки. Я, который натворил что-то страшное, непоправимое.
Почему? Тысяча бесконечных вопросов. Не найти ответа.
Твой яростный, обреченный выкрик все еще звучит у меня в голове.
Этот резкий, пронзительный звук словно вывел меня из транса собственных мыслей. И он же стал причиной мучительной головной боли.
Поэтому мне нужно стремительно отгородиться презрительно брошенным оскорблением. Забавно, я даже не помню произнесенного мной слова, от которого бледное лицо, искаженное гримасой боли, стало совсем меловым.
Отворачиваюсь. Так чтобы в потемках тоннеля он не успел разглядеть такую же мину на моем лице.
Впервые за много лет на меня давят последствия моих же поступков. Даже не давят - душат, шипованной удавкой перетягивая горло.
Поэтому темная длинная кишка очередного узкого перехода, подземного монстра, кажется мне такой привлекательной. Нырнуть в ответвление и чувствовать, как свет фонаря, петляющий по стенам, изредка упирается в мою спину.
Какой-то посторонний шум привлекает мое внимание: резкий всплеск, хруст и снова только эхо, разносящее по пустым коридорам звук падающих капель воды.
Два метра, три. Замедляю шаг, прислушиваюсь.
Твою мать.
Ну нет. Ты же не идиот. Ты же не мог…
Останавливаюсь совсем.
Тихо.
Ни единого намека на то, что рядом есть еще кто-то.
Решил остаться тут и дождаться следующей партии любителей вкусных маленьких юношей?
Жду еще немного.
Натягиваю на лицо выражение крайнего ехидства и, мысленно выдохнув, возвращаюсь назад.
Язвительные реплики уже готовы сорваться с языка.
Только вот некому стать свидетелем моего остроумия.
В небольшом квадратном отсеке, где я оставил тебя несколько минут назад, никого нет.
Что за?!
Пальцы стискивают нейлоновую ручку закинутой на плечо сумки.
Еще раз глазами обвожу все помещение: только зияющие чернотой дыры ответвлений коммуникаций и круглое пятно света из раскрытого люка.
Прислушиваюсь.
Опять ничего.
Никакого постороннего шума, напоминающего звук шагов. Даже стонов этих тварей, которые, видимо, просто провалились в незапертые люки, не слышно.
В груди неприятно тянет.
Тревога. Едва ощутимый звоночек маленького колокольчика в подсознании.
Беспокойство.
Глаза автоматически находят единственное место, через которое ты мог бы так быстро скрыться.
Идеально круглой формы выемка на потолке, на высоте примерно трех метров и с железной заскорузлой лестницей.
Подхожу ближе, ни на секунду не отводя глаз от источника света.
Недотруп, жаждущий отгрызть от меня что-нибудь, - это явно не предел моих мечтаний.
Пальцы касаются слизкой перекладины, которая всего лишь под весом моей ладони лязгает и распадается на куски.
Голодное эхо тут же радостно растаскивает этот звук по подземелью.
Эта рухлядь бы не выдержала веса человека.
Тогда, блять, где ты?
Сквозь землю провалился? Уплыл, ведомый канализационными водами?!
И тут же эхо радостно доносит до меня звук чьих-то легких шагов.
Ах ты, маленькая сука…
Решил напугать и обойти меня?
Я тебе ноги вырву и местами поменяю, как только поймаю, вредный сученыш!
Но почему мои быстрые шаги не заглушают эту тревожную трель?
Уверен, очередная отвратительная шутка.
Но это мерзкое чувство, как червяк, подтачивает меня изнутри.
Ну ничего, совсем немного, еще пара сотен метров, несколько лестничных пролетов… И ты заткнешься, мерзкое, снедающее меня беспокойство. Сразу, как только я снова услышу недовольные вопли…

***

Дверь открывается с непривычным скрипом. Должно быть, дерево просело.
Плевать.
Сейчас пальцы сожмутся на хрупкой шейке того, кто решился на столь неудачный розыгрыш.
Пол скрипит под моими тяжелыми ботинками. Сумка с негромким скрипом падает с плеча и глухо плюхается на выцветший ковер.
Взгляд натыкается на распахнутые голубые глаза.
Рин сглатывает.
- А… Где Акира?
Что ты сейчас сказал? Мне послышалось?!
Но верно - в этой комнате мальчишки нет. Как и в соседней. И на узкой кухне.
Замираю в дверном проеме.
А в висках гулко звучит кровь, превращаясь вместе все с тем же звоном проклятого «колокольчика» в отвратительную какофонию.
- Шики?
Нет, только не сейчас - исчезни, мелкий, или на одного задушенного мальчика с вырванным из задницы хребтом станет больше.
Пальцы, перепачканные ржавчиной, неосознанно сжимают виски. Запах подвергшегося коррозии металла напоминает мне другой, такой же пропитанный солью аромат.
Отрешенный, пустой взгляд скользит по пятнам на пальцах и на секунду, на одну бесконечную секунду они кажутся мне алыми.
Такими же алыми, как выпачканное кровью лицо юноши. Его крик, фантомный крик, все также стоит у меня в ушах.
- Шики, блять! - Еще один мерзкий писк - и абсолютно идиотские огромные распахнутые глаза оказываются прямо напротив моих. Этот гаденыш лезет мне прямо в лицо. Ненавижу это. Дергает.
Толкаю в грудь, вынуждая отступить. Не сдается и виснет на мне, зацепившись за края распахнутой куртки.
- Куда ты дел Акиру? - В его голосе даже беспокойства нет. Лишь любопытство и что-то еще, едва уловимое… Насмешка?
Как же ты меня бесишь. Бесишь с момента первой встречи, маленькая лицемерная тварь. Жалкая кукла, которая давно двинулась, в жизни которой нет ничего, кроме ненависти, прикрытой показным равнодушием, и раздражающего извечного позитива.
Уцепился за невозможное, как мелкая псина за кусок мяса. Отберут, наградив увесистым пинком! Ты знаешь, отберут, но уже не в силах отказаться от задуманного.
Но… Подождите-ка…
Пальцы, уже было дернувшие мальчишку за плечо, разжимаются и замирают в воздухе.
Застываю в растерянности, не пытаюсь даже скрыть ее - так сильно меня поразило сделанное открытие: не он, а я… Я этот жалкий пес, побитый жизнью.
Это слишком. Слишком для моего подсознания.
Хор голосов, который я так упорно пытался заткнуть последние годы, совсем обезумел. И раз за разом твердит о моей глупости, ничтожности.
Заткнитесь! Умолкните, ничтожные твари!
И снова алые вспышки в темной комнате. Ослепляют. Океан переполняющего меня безумия неспокоен, бушует.
А шею стягивает оттянутый воротник. Не смей на мне виснуть!
Хватаю все еще небольшую детскую ладошку и до хруста сжимаю своими пальцами. Рин тут же начинает биться, дергаться, вопит что-то… Не знаю. Не слышу. В ушах лишь гул обезумевших голосов.
Все те же фразы нараспев…
Тише и тише с каждым разом.
- Пусти, ты мне пальцы переломаешь! - Истошный девчачий вопль.
И едва всколыхнувшаяся ярость застывает снова, покрываясь тонкой корочкой презрительной брезгливости.
Нарочито медленно вздергиваю мальчишку так, что подошвы его педовских ботинок едва касаются пола. Поднимаю, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
Нет, ты - не ровня мне, много ниже, где-то там, в грязи, у моих ног.
- Знай свое место, мусор. - Последнее слово как плевок - именно так на него реагирует мальчишка.
Не скрыть нахлынувшей боли в огромных глазах, которые разом стали влажными.
Удивлен? Чему это?
Я что, обязан с тобой цацкаться?
А обескровленные губы этого недоросля беззвучно повторяют одно и то же слово: «брат».
Брезгливо разжимаю пальцы. Мальчишка неуклюже плюхается на пол. Тут же вытираю ладонь об одежду - медленно, демонстративно, всем своим видом показывая, как мне противно.
А чертов взгляд все также упирается в мое лицо.
Не сдерживаюсь. Не считаю нужным.
- Ты думаешь, что-то изменилось, маленькая дрянь? Ты все тот же бесполезный кусок дерьма, который я вынужден терпеть по прихоти судьбы. Не более.
- Ты прав, черт возьми, ничего не изменилось. Тебя бросили. Снова.
Мышцы сводит судорогой, а желание превратить эту смазливую мордашку в однородное месиво из сломанных костей и изуродованной плоти все сильнее и сильнее.
- А может, мне наскучило? Как думаешь? Что делают с надоевшими вещами? - возвращаю реплику спокойно, с тонкой приторной ухмылкой.
И результат не заставил себя ждать: страхом уже не пахнет - им воняет, а ненависть этого недоростка становится почти материальной, окружает его плотным коконом, и это приносит мне какое-то горькое, злое удовлетворение.
- Ты врешь. - А голос-то дрожит, мой наивный братец.
- Кто ты мне, чтобы отчитываться?
Не находит ответа, отводит глаза.
Шорох ткани привлекает мое внимание.
О, точно. Еще один.
Со взглядом коровы, которая понимает, что ведут ее вовсе не на водопой.
Не смеет даже пошевелиться - так и замер в углу дивана, натянув плед по самые уши.
Трусливая дрянь.
И за что только глупая мышь так привязана к тебе?
За отчаянную дурость, собачью преданность? Или что-то иное?
Стоит только краем сознания коснуться мыслей об этом «ином», как снова накрывает. Вышвырнуть бы всех сбежавшихся дворняг - так после уши завянут от воплей.
Воплей, источник которых мне предстоит еще отыскать и задать такой трепки…
Тут же подсознание услужливо подкидывает картинки последнего «наказания». И потухшие, не стальные, а всего лишь матово-серые глаза.
Передергивает.
Внутри снова разрастается противное, мучающее меня чувство. Чувство, о котором я знал только понаслышке.
И имя ему - вина.
Отгоняю наваждение. Взглядом нахожу всклокоченные пряди каштановых волос.
- Ну, а ты что? Даже не тявкнешь пару раз? Как же твоя клятва защищать дорогого друга?
Молчание в ответ и красные пятна стыда, которые расплываются по смуглой коже лица и шеи.
Ежится под моим взглядом, сжимается. А мне отчего-то хочется услышать его ответ, а после растоптать его еще больше.
- Я… Я… смогу защитить Акиру.
- Да что ты. Уже защитил. Понравилось слушать его крики? Так мне несложно повторить.
Это трусливое существо словно подменили. Тут же вскакивает на ноги и выглядит так, словно вот-вот бросится на меня. Как забавно.
- Так и будешь запугивать меня своим грозным видом?
Краем глаза слежу за светлой макушкой, которая осторожно, боком, перемещается за мою спину.
Какой же ты идиот, мой недалекий братец.
Неужели ты до сих пор думаешь, что сможешь причинить мне вред? Даже с помощью этой неуклюжей скотины?
Ну что же. Я дам тебе минуту потешить себя этой мыслью.
- Долго мне ждать мести обманутого «жениха»? Тебе даже представить не дано, какой умелый ротик у твоей «невесты».
Как это низко: давить на гордость и топтаться по несбывшимся мечтам, но зато так действенно.
- Сдохни, тварь! - Полный ненависти крик и вырванная из розетки тяжелая настольная лампа в руках.
Такой он вполне смог бы проломить мне голову. Смог бы… если бы не был таким клиническим дебилом.
Бросается прямо в лобовую. А маленький пакостник, якобы не замеченный мной, цепляется сзади, повисая на спине и сдавливая горло.
Идиоты.
Легкий придурок и неуклюжее быдло с тяжелой лампой наперевес.
Кормить мне червей уже многие годы, будь вы мне серьезными противниками.
Почти невесомый подросток отлетает к ближайшей стене за считанные мгновения, а тело, взявшее слишком большой разгон, неуклюже, как жаба, впечатывается в стену.
На поворот уходит слишком много времени. Времени, которого мне с лихвой хватает, чтобы парой ударов тяжелых ботинок заставить встретиться взъерошенный затылок с выщербленным полом.
Вот и все. Так просто и так скучно.
Грубая подошва опускается на тяжело вздымающуюся грудь. Надавить чуть сильнее - и ребра затрещат, еще усилие - и ботинок легко промнет грудную клетку.
Но… нет.
- Упивайся своей беспомощностью, ничтожество, - сказано негромко и совсем без эмоций.
Карие глаза наполняются слезами. Но это не те слезы, которые мне бы хотелось осушить. Эти мокрые дорожки соленой влаги не вызывают ничего, кроме липкого омерзения.
Противно.
Убираю ногу, наконец-то позволяя шавке сделать судорожный вздох.
Бормочет что-то - плевать, неинтересно, и так только впустую трачу время, возясь с этой шушерой.
Пальцы неосознанно проводят по пояснице, проверяют наличие ножен.
Уже в прихожей, у дверей, меня настигает голос Рина.
- Надеюсь, он действительно тебя бросил.

***

И снова…
Снова этот проклятый отрезок канализации с сумеречным алым светом в дыре люка.
Все те же нетронутые тела в воде.
Дергает, но не от брезгливости, нет. От твоего крика. Снова звучит в моей голове, стоило только вернуться на это место, едкой щелочью разъедает мою непоколебимость.
Я должен отыскать тебя, во что бы то ни стало.
Должен, не для тебя.
Для себя. Чтобы вконец обезумевший собственник внутри меня перестал вопить.
Чтобы треклятая гордость наконец-то заткнулась о том, что я лишь зря трачу время.
Чтобы все больше разгорающийся костер, потрескивающий на тонких ветках беспокойства и чувства вины, наконец-то утих и потух.
Только вот отпустит ли? Станет мне легче, когда я снова увижу посеревшее, под стать глазам, измотанное лицо?
Столько чертовых вопросов - и ни единой возможности получить вразумительный ответ.
Бездумно брожу по небольшому помещению, наворачивая круги один за другим. Все ответвления я буквально облазил за прошедшие пару часов. И пару ли?
Черт его знает.
Только лишь помню, что раз за разом, пробираясь по очередному заброшенному тоннелю, я неизменно возвращаюсь сюда.
Останавливаюсь.
Мое внимание привлекают уже до одури знакомые, шаркающие по воде звуки. Несколько ног. Весьма разбухших, подгнивающих ног.
Не так уж и близко, но и не далеко. Пара десятков метров. Как скоро они почувствуют запах добычи? Этого я тоже не знаю.
Как и количества полуистлевших бывших любителей наркоты.
Взгляд оценивающе осматривает черные распахнутые рты ответвлений.
В какой из этих норок спряталась моя мышка?
Стоп.
Маршрут всегда один.
«Lovers».
Куда тебе еще деться?
Негромкий звук, чавканье жижи.
Недолго думая, направляюсь в сторону отеля. Возможно, мы встретимся чуть раньше, чем ты ожидаешь, рыбка.

***

Мрачновато.
Почти все лампы дневного освещения перегорели, и лишь несколько едва мерцают, силясь разогнать, разбавить наступающую тьму умирающими лучами.
Под ботинками хрустит стеклянная крошка. Не припомню, была ли она здесь в прошлый раз.
Поворот. Гипсокартонные тонкие стены.
Холл.
Пустой.
Трупы, чьими телами был щедро усеян пол, исчезли.
Движение у барной стойки. Размытое бардовое пятно.
И мой нож высекает искры, блокируя выпад маленьких кинжалов.
- Придумай что-нибудь новое - твои жалкие попытки меня уже не забавляют.
- Заткнись!
Шаг назад, чтобы разорвать дистанцию. Делает новый выпад, ухожу в сторону, пролетает мимо.
Ну как тут удержаться от увесистого пинка в спину?
Падает на колени и шипит.
Вот и все. Очередной раунд окончен, так и не начавшись.
- Долго еще будешь от меня бегать?
Я бегаю? Вот как?
Оборачиваюсь, мельком касаясь взглядом сгорбленной фигурки на полу.
- Ты действительно глуп, если думаешь, что меня хоть как-то волнует твоя месть.
- А что волнует? Акира?
- Это не твое дело.
- Казуи тоже не был моим «делом». Скажи, за что мне наказание такое? Старший брат, убивающий близких мне людей?
Ненавижу, когда в моих ранах ковыряются грязными пальцами. Сдирая только-только образовавшуюся корочку, чтобы под ней обнаружить лишь кровь и гной.
- Не лез бы не в свое дело - оба были бы живы! - Сорвалось, само слетело с языка. И теперь эта фраза разлетается по пустому холлу, подхваченная насмешливым эхом, призраком этих коридоров, призраком с моим голосом, призраком, преследующим меня уже несколько часов.
- Так ты все-таки убил его… - Голос неожиданно низкий для подростка, с едва различимыми хриплыми нотками.
- Нет.
Я ответил не ему - я пытаюсь убедить в этом себя.
- Тогда где он, черт возьми? Как ты вообще мог оставить его? За что? - Этот гребаный вопрос хуже, чем пощечина. В разы хуже. И также заставляет пылать скулы.
Мальчишка пристально наблюдает за мной, вскакивает на ноги и подбегает ближе.
- Что такое, Шики? Наконец-то зацепило? Неужели тебя интересует что-то еще, кроме твоей божественной задницы и одержимости?
Морщусь и быстро пересекаю холл. Бежит за мной следом, пытается зацепиться за плечо. Небрежно смахиваю холодные пальцы.
Я не настроен на бессмысленные разговоры. Разговоры, вследствие которых я вполне могу не сдержаться и переломить чей-то хрупкий, как у котенка, хребет.
Взглядом шарю по темным углам и вскользь касаюсь им перевернутых столов.
Моей пропажи тут нет. Это я понял, еще когда увидел светлую макушку Рина - он наверняка трется тут уже несколько часов, все то время, пока я плутал по тоннелям, и, найди он Акиру, его бы уже и след простыл.
- Где ты оставил его?
Зеркальная гладь моего едва установившегося спокойствия пошла рябью.
Идиотские повторяющиеся вопросы я не люблю так же сильно, как надоедливых подростков.
- Эй! Прекрати меня игнорировать!
Уже замахиваюсь, чтобы заткнуть этот писклявый источник красноречия, как мое внимание привлекает кое-что еще. Шум. Даже не так. Лязг…
Не церемонясь, отпихиваю мелкого в сторону и замираю. Вслушиваюсь.
Так и есть.
Негромкий скрежет доносится из банкетного зала недалеко от котельной.
Звук странно знакомый, близкий.
Уверен, слышал раньше, и не раз, но вот что это…
Не знаю. Еще не знаю.
- Шики…
Морщусь и раздраженно прижимаю палец к губам. Отвечает быстрым кивком. Ну еще бы - припоминаю, так всегда и было раньше, когда-то давно. Стоит только запахнуть жареным, и мой крикливый, вечно недовольный братец бледнеет, затыкается и осторожно, якобы невзначай, отодвигается назад, за мое плечо.
Столько воды утекло, а привычки-то все те же. Смешно.
Звук все ближе - теперь я могу различить еще и тяжелые неторопливые шаги.
Лязг сопровождается негромким перезвоном - такой издают тонкие металлические пластинки, когда сталкиваются друг с другом.
Кажется, я уже знаю, кто решил почтить нас своим присутствием.
Совсем близко, в паре метров.
Арка…
- Да ты жив, красавчик! - Громкий самоуверенный голос того, кого я и ожидал увидеть.
- Не могу сказать о тебе того же, Киривар.
Рин громко сглатывает, а бывший каратель пожимает плечами и расплывается в широкой усмешке. Должно быть, его совершенно не заботит его нынешнее состояние: посиневшая кожа и следы разложения на скулах недвусмысленно намекают на то, что я и братец - единственные живые в этом помещении.
Тяжелая труба, источник того самого лязга, неизменно закинута на плечо, так небрежно, что моя рука незаметно ныряет за спину, чтобы проверить, легко ли мое оружие вынимается из ножен.
- И маленький котенок тоже здесь.
- Чего не скажешь о большой драной кошке. Гунджи тебя кинул? - Достаточно смело, малыш Рин.
Сейчас твои выкрики мне даже на руку - нужно выиграть немного времени, чтобы оценить противника. Чутье подсказывает мне, что эта схватка будет отнюдь не легкой.
- Много болтаешь, мелкий паршивец. Чревато иметь слишком длинный язык, - каратель огрызается скорее лениво, все с той же безумной ухмылкой. Так и стоит, замерев на мраморных ступеньках, прямо под светом одной из уцелевших ламп.
Жуткое зрелище - живой труп.
Не нужно быть гением, чтобы понять, чьих рук это дело.
- И давно тебя законсервировали?
- Сначала ты мне расскажи, Шики-чи, зачем дурачишь дядюшку Битро? Он был весьма расстроен, когда лишился такого замечательного образца.
Лицо замирает каменной маской при одной только мысли о том, что я сам мог оказаться ходячей грудой гниющего мяса.
- А ты? Разве ты не был верным цепным псом Арбитро? Когда ты стал лабораторной крысой? - звонкий мальчишеский выкрик позволяет мне уклониться от ответа, под неподвижной маской скрыть накатившее омерзение.
- Киса так громко шипит… Киса хочет поиграть? - Делает шаг вперед и замирает ступенькой ниже, на секунду. После еще шаг. И еще… Труба небрежно постукивает по полу. Вот сейчас…
Бросок слишком быстрый для разлагающегося тела.
Стремительно ухожу вправо, за шкирку утягивая за собой замешкавшегося мальчишку.
Еще этого мне не хватало - беспокоиться о том, чтобы самонадеянный поганец не мешался мне.
- Проваливай.
- Но…
- Я сам тебя прирежу, если будешь путаться под ногами.
Быстрый взгляд голубых глаз. Пару секунд словно оценивает мое лицо, легко кивает и, оценив расстояние между тяжелым Кириваром и лестницей, начинает боком продвигаться к котельной.
- Уже уходишь? А как же наша игра?
Молча разворачивается и бросается к арке уже со всех ног. Каратель было делает выпад в его сторону, но замирает и медленно, готов поклясться, что со скрипом, поворачивается ко мне.
- Тогда, может, ты поиграешь со мной, Шикичи?
Осторожно переставляя ноги, под скрип стекла…
- Раньше ты был равнодушнее.
- Раньше я был живее.
Наблюдаю за лицом, почти не отрываясь, не могу отвести взгляд от бешеного волчьего оскала с выступающей багровой пеной на его губах.
- Ты отличаешься от безмозглых трупов снаружи. Почему?
- Исследования папочки Битро дают все новые и новые результаты. Экспериментов так много, что даже лабораторных мышек не напасешься.
- И в расход пошли каратели?
- А тебя это так интересует, сладкий?
Задеваю бедром ножку перевернутого столика, но даже не оглядываюсь назад - секундная заминка может обойтись слишком дорого.
- Почему нет? Назовем это жаждой новых знаний.
- А я и не знаний жажду вовсе.
- Плоти? - осторожно уточняю, тщательно следя за тем, чтобы дистанция не сокращалась.
- Да не то что бы плоти… Просто жрать, - задумчиво пожевав воздух, отвечает мне Киривар.
Ну да, разница огромна и принципиальна, особенно если жрать он будет мою оторванную руку или голову.
- И знаешь, ты кажешься мне достаточно вкусным.
- Я горький на вкус.
- Зато свежий.
И не поспоришь с этим жутким утверждением.
- А ты зубы не сломаешь? - фирменным холодным шепотом, приправленным абсолютно сумасшедшей ухмылкой, отвечаю я.
- Посмотрим, котеночек, посмотрим.
Передергивает от такого обращения, но я заставляю себя отбросить эмоции в сторону. Только холодный расчет - ни одной лишней мысли.
Ничего, кроме тяжелой рукояти ножа, которую стискивают пальцы. М-да… Учитывая длину рук и трубы Киривара - короткое лезвие полностью бесполезно.
Мне остается только держать дистанцию - ближний бой закончится слишком быстро.
Вот же, блядство.
Должно быть, досада все же отражается на моем лице - и от этого ухмылка карателя становится только шире.
- Что такое, Шики-чи? Катана была бы весьма кстати, верно?
- Знаешь, где она?
- Одна из регалий нового Короля.
- Вот как.
При первой же возможности вспорю брюхо и вместо хребта ножны вставлю.
Первый выпад будто ленивый, пробный. Труба пролетает в метре от моей груди, со свистом рассекая воздух. Вторым заходом она едва не касается моих ног, успеваю отступить, прежде чем металл с хрустом промнет мои коленные чашечки, тем самым превратив меня в кузнечика и удобную, неподвижную добычу.
На его стороне существенные преимущества: большая масса и, как ни странно, смерть. Любая из нанесенных им ран может стать фатальной для меня, но вряд ли мои выпады существенно повредят ему.
Остается только вальсировать по пустому залу, уклоняясь от тяжелых атак, призванных не ранить, а размозжить, промять и превратить меня в однородное изломанное месиво.
- Что же ты бегаешь от меня, красавчик? - почти демонически хохочет Киривар, а я тем временем резко наклоняюсь вниз, стремясь спасти голову от сокрушительного удара.
Его голос заметно ниже, словно горло чем-то забито - должно быть, голосовые связки тоже гниют.
Вот черт.
Прямой удар в подбородок был явной глупостью с моей стороны. Нет, кулак достиг своей цели, и челюсть не то мертвяка, не то карателя громко щелкнула, но это не лишило его координации.
Отнюдь: пальцы, сомкнувшиеся на моей кисти, резко дернули ее вперед, а после он, удобнее перехватив за куртку, броском через плечо разложил меня на низком столике, чудом уцелевшем. Его стеклянная поверхность тут же потрескалась от соприкосновения с моим телом, и под звон разлетающихся осколков я проваливаюсь вниз. Сразу неприятным жжением отзывается правая лодыжка - именно на нее пришелся удар металлического угла каркаса стола.
Голова кружится, ощутимо мутит.
Перед лицом возникает расплывчатое смуглое пятно с темным ежиком волос.
- Как ты, котеночек? Головка не бо-бо?
- А ты, я смотрю, забавляешься…
- Еще бы! Великий призрак Тошимы у моих ног - того и гляди начнет харкать кровью.
- Да что ты…
Очередную остроумную реплику я уже не услышу, зато слышу треск расползающейся раны, бульканье почти черной густой крови да звон, с которым мой нож, вогнанный по самую рукоять в шею карателя, падает на пол.
Пользуясь случившейся заминкой, цепляюсь за края рамы и тут же раню ладони об острые выступающие осколки.
Но куда больше меня заставляет кривиться боль в лодыжке - столкновение с каркасом было весьма неудачным.
Изворачиваюсь, уходя от очередного удара, но все же недостаточно быстро.
Оглушающая боль, и я, схватившись за разбитое локтем лицо, отпрыгиваю назад, с отвращением ощущая привкус собственной крови на разбитых губах.
С сожалением провожаю взглядом звякнувший о пол нож, перепачканный в густой, как желе, крови мертвеца.
Глаза противника впиваются в мое лицо, неотрывно смотрят на перепачканные кровью губы и подбородок.
Эти глаза… Белые, с, словно вываренными, белками и потускневшей радужкой, с черной точкой зрачка - эти глаза уже жрут меня, по кускам растаскивая тело на части.
Так и стоит напротив меня, поигрывая трубой, а бордовая загустевшая кровь из раны, нанесенной мной, медленно стекает по смуглой коже за воротник куртки, пачкая затасканную зеленую футболку.
Оценивающе оглядываю тушу под центнер весом и прикидываю свои шансы. Как ни крути, а я в полном дерьме - безоружный и сильно уступающий противнику по массе.
- Ты всегда мне нравился, Шики. Ничего личного. - И глумливая улыбочка с выступающей желтоватой пеной на губах, подернутой ниточками крови.
Вот она, фраза-спусковой крючок, после которой он медленно направляется ко мне, а я - к лестнице.
- Вы только посмотрите: сам Король бросается в бегство!
- Бывший король, старый придурок, - шиплю в ответ, стирая алую жидкость, перепачкавшую мое лицо, рукавом куртки.
Преграждает мне дорогу, словно запирая в просторном холле. Но пространство за спиной лишь видимость, рано или поздно он зажмет меня у стенки - и тогда все кончится.
Руки у этой твари слишком длинные - обойти не получится, а вот оттолкнуть…
Тяжелый ботинок врезается в его грудь, слышу хруст ребер. Даже такой силы удара недостаточно, чтобы опрокинуть эту тушу, но вполне хватит, чтобы заставить немного подвинуться. Поднимаюсь на ступень выше, чтобы следующим ударом грубой подошвы снести с его лица эту чертову, словно прилипшую, широкую ухмылку, а вместе с ней и большую часть лица.
Хруст сломанного носа, чавканье поврежденной плоти…
Дальше все словно в тумане, призрачной дымке, затянутой алым маревом.
Перехватить трубу и локтем блокировать ответный выпад пудового кулака. Вывернуться из сомкнувшихся было смертоносных объятий, все также, не разжимая пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в трубу.
Оказаться за широкой спиной, неестественно выгнув длинную руку, и ногой с силой вдарить по голени, прямо под коленную чашечку, двигаясь как можно быстрее, выставляя из сустава конечность.
Все слишком быстро…
Слишком стремительно.
Не знаю как, но длинный металлический огрызок систем отопления оказывается у меня под аккомпанемент хруста сломанных костей.
Что это было?
Пальцы? Запястье?
Плевать.
У меня есть куда более важные дела, нежели возня с падалью, пусть и разумной отчасти.
Задумчиво подкидываю этот примитив на ладони - никакого баланса. Единственный плюс - так это немалый вес и длина больше метра.
Но то ли дело катана - изящное орудие смерти, ни с чем не сравнить ее стальное перо, окрашенное багряной краской, способное столь легко поставить точку в той или иной истории чьей-то жалкой жизни.
- Ничего личного, Киривар. Ты никогда мне не нравился, - насмешливо кривя губы и специально растягивая слова, проговариваю я, прежде чем замахнуться и, уходя от медвежьего броска, обрушить стальной обломок на спину нападавшего. Еще и еще, раз за разом, пока он не окажется неподвижным мешком костей на полу, а мое дыхание не собьется.
Неужели все?
Так быстро и, как оказалось, просто.
Труба падает рядом с неподвижным телом хозяина. Ее лязг еще несколько секунд стоит в моих ушах, не желая затихать.
Сейчас, когда адреналин все еще бушует в крови, повреждения кажутся незначительными, но нога уже ощутимо распухла, а ладони ноют, плюс пара хороших синяков на спине…
Отчего-то медлю, кругом обхожу тело, замираю у ног, после отворачиваюсь и, обходя его вдоль туловища, направляюсь к котельной.
Шорох и резкая боль в покалеченной лодыжке, чуть выше голенища высокого сапога, заставляют меня зашипеть от боли и пинком свободной ноги скинуть вцепившиеся намертво пальцы.
Мразь!
Опираясь на стремительно немеющую от противной тупой боли ногу, изо всех сил опускаю другую на поднимающуюся голову.
Раз за разом, пока противное чавканье не перешло в хруст, а кровь, из ранее нанесенной раны, грязной тягучей лужей не растеклась по почти белому, выщербленному мрамору пола.
Отвратительно. Морщась и подволакивая нежелающую сгибаться ногу, среди обломков мебели и кусков стекла нахожу свой нож, вытираю лезвие об куртку, и так порядком изгвазданную, и возвращаю его в ножны.
До котельной я добираюсь черепашьим темпом и с почти острой зубной болью думаю о том, сколько же мне придется ползти до квартиры.
Тяжелая дверь, которую я раздраженно отпихиваю рукой, гулко бьется об облезлую, крашеную стену. Слишком громко. Не могу не скривиться еще больше при мысли, что придется разбираться еще и со сбежавшейся на звук трупачиной.
Ну, может, мне повезет хоть немного, всего один раз за весь этот гребаный день.
Бетонные ступеньки, тусклый свет ламп дневного освещения, едва пробивающийся в этот закуток из основного помещения. Уже распахиваю еще одну дверь, последнюю на пути к бесконечным канализационным лабиринтам, как замираю и прислушиваюсь к быстрому топоту ног.
Твою… Не успел выругаться, как в мою грудь на всем ходу врезается светлая макушка.
- Я велел тебе убираться час назад! Так какого хера ты все еще тут, пиздюк мелкий?!
Сказать, что меня распирает от злости - ничего не сказать.
- Я ушел, а там… Там ЭТИ. Везде.
- Что, парочка тухляков - и ты уже наложил в свои распрекрасные клетчатые штанишки?
- Вот сам туда и иди, урод!
- Захлопнись, выродок.
Отпихиваю малявку в сторону и уже заношу ногу над железным проржавевшим порогом, как низкий гул голосов заставляет меня прислушаться. Десятки надрывных стонов, завываний… И длинные ломаные тени в тусклом свете, едва долетающем из котельной.
Что же вы друг друга-то не жрете, твари? Силуэты совсем близко - уже вижу, как они плотной пробкой своих гниющих тел закупоривают единственный выход из подвала котельной.
Матерясь, звучно захлопываю тяжелую дверь и этим звуком лишь призываю эту разлагающуюся массу двигаться с повышенным энтузиазмом.
Подпираю дверь здоровой ногой и оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы подпереть дверь. Взгляд натыкается на Рина - стоит у дальней стенки, сложив руки на груди.
- Что, парочка тухляков - и ты уже наложил в свои распрекрасные штанишки, братик? - В точности копирует мою интонацию и точно так же насмешливо кривит губы. Вот сученыш.
- Заткни пасть и лучше поищи что-нибудь подпереть дверь.
Кивает и скрывается в котельной, спустя пару минут до меня доносится его приглушенный крик:
- Лом подойдет?
- Тащи.
Вот черт. Я что, действительно разговариваю с ним? И что, даже диалогом?
Твое отсутствие слишком плохо влияет на меня, мышка - я так привык трепаться с тобой, что привычная ранее тишина начинает угнетать.
Дверь начинает ходить ходуном, и я покрепче стискиваю ручку. Мерные шлепающие удары тел, налегающих на дверь и утробно урчащих от запаха жертвы, снова заставляют меня кривиться. Но в их непомерной тупости есть один большой плюс: не знаю, сколько бы я продержался, если бы у них хватило мозгов подергать ручку.
Звон стекла. Этот недомерок все это время ходил вокруг пожарного щита и не знал, чем разбить стекло? Вот идиот.
Наконец-то возвращается и замирает на минуту. Наверное, думает: огреть меня этой херовиной или же все-таки сдержаться и запереть ей дверь.
После секундной заминки выбирает второй вариант и протягивает лом мне. Вклиниваю его, как распорку под ручку, блокируя дверь.
Отступаю на шаг назад.
- И что будем делать дальше?
- Даже не знаю. После того как ты привел сюда гору тухлого мяса и запер нас здесь…
- Шики! Хоть сейчас не будь тварью!
- Это мое перманентное состояние. Надо убираться отсюда как можно скорее, бодро перебирая ножками.
- Твои предложения?
- Что, даже не наговоришь мне гадостей в ответ?
- Шики, твою мать!
Дверь надсадно скрипит, а импровизированный засов ходит ходуном.
Не так уж много у нас времени.
Ощущение медленного погружения, отнюдь не в горячий шоколад, не оставляет меня с того момента, как я остался один в этом чертовом закоулке в канализации. Все ты виноват, мелкий сученыш! Не брось ты меня, я бы сейчас не застрял здесь!
Как только я найду тебя… А что я сделаю? Действительно, что?
- Эй! Прекрати спать стоя!
- Отъебись! - зло огрызаюсь я, автоматически перенося часть раздражения и на Рина. Хотя о чем это я? Он меня одним своим видом раздражает.
- Шики… - уже тише, зовет вполголоса.
Выдыхаю… Спокойно. Я все равно вынужден тащить этот балласт. И удобнее, если он будет резво бежать рядом на своих ножках, нежели придется волочить его бессознательную тушку на плече.
Так…
Отель размерами не обижен, а значит, и котельная должна быть не одна, или же… В этой трубы в относительно сносном состоянии, значит, новая, ну, по довоенным меркам, до того, как «Lovers» стал пристанищем всякой шушеры.
- Это же не единственная кочегарка? Еще есть? В старой части?
- Да, кажется. Все-таки собираешься лезть в канализацию?
- А ты хочешь выйти на солнышко и немного позагорать? Прямо до хрустящей корочки - уверен, им понравится.
- Да иди ты!
Лязг прогнивших петель бьет по ушам, расшатанная распорка вот-вот упадет. Поправляю ее, возвращая лом в первоначальное положение. Все равно долго не продержится.
Бросаю еще один красноречивый взгляд на мелкого.
- Покажешь мне старые подвалы с приведениями, братик?

***

Ну ебаный стыд…
Вот же дыра, а. Должно быть, этот закуток отеля так и остался девственно-нереставрированным с того самого момента, когда «Lоvers» был захудалым хостелом.
Склизкие, покрытые зеленым налетом стены, прогнившие деревянные полы и непроглядная, даже для моих глаз, тьма. А уж запах… Что, старые кошки ползли сюда дохнуть со всего города?
А еще под низким потолком тянутся толстые трубы, обтянутые вылезшей стекловатой, уходят прямо в нескончаемые вонючие лабиринты подземного монстра, даже мысль о схожести с кишками мелькает.
Но хуже всего – дверь.
Рыжая от ржавчины настолько, что только трупаки, дышащие своими отваливающимися ртами нам в затылок, могут заставить меня схватиться за засов.
Только со второго раза, дернув изо всех сил, мне удается сдвинуть приросший шпингалет. Раненые ладони тут же начинает разъедать. Ну да, обстановка - стерильнее некуда. Но все же я сдохну куда раньше, если мне откусят голову, нежели от заражения крови.
Наконец-то долбаная дверь поддается и медленно открывается.
М-да… Да эта каморка просто номер класса люкс по сравнению с тем, что творится в старом канализационном отсеке. Тут мне дерьма почти по бедро.
- Не захлебнись, братик.
- Не беспокойся, я и тебя с собой утащу, братик. - На удивление, спокоен. Или это лишь видимость? Пофиг. Лишь бы не истерил у меня под ухом. И меня совершенно не касается то, какой ценой ему дается это показное равнодушие.
Пропускаю его вперед и закрываю дверь. Опираться в пол приходится двумя ногами, и поврежденная лодыжка тут же вспыхивает болью. Как всегда, вовремя, а чего еще ожидать с моим-то везением?
Осторожно спускаюсь со скользких ступенек прямо в вонючую жижу. Ну да, ошибся: не по бедро, а чуть выше колена.
Вспыхивает яркое пятно маленького фонарика, свет которого, разумеется, направлен мне прямо в глаза.
- Прекрати, или я тебе его в затылок вобью.
- О, так то твоя работа была…
Память услужливо подкидывает картинку с распластавшимся на грязном полу жмуриком с ярким лучом света, бьющим в низкий потолок. И бледное, меловое лицо парня рядом. Именно его лицо я помню в мельчайших деталях. Чуть искривленный рот, распахнутые светлые глаза…
И снова это, уже выжравшее во мне дырку, «за что?!».
Стоит только на секунду, на единственное мгновение вспомнить это перекошенное мукой лицо… Нет. Не время. Не сейчас.
Я не хочу вспоминать его, я хочу видеть его перед собой.
И я увижу. Только для этого мне нужно выбраться отсюда.
- Шевели задницей.
- Ты там его и бросил, да?
- Шевелись, я сказал!
Не вижу лица мальчишки, прикрывается ярким светом фонаря. Наконец-то отворачивается и медленно, с трудом переставляя ноги в тягучей жиже, двигается вперед по пустынному тоннелю.
Подозрительно тихо вокруг. Даже далеких стонов, столь привычных уже для этих мест, не слышно.
Идем молча - я не хочу препираться, а Рин, кажется, полностью погружен в свои мысли.
Через пару сотен метров становится суше. Но явно не легче - чертова лодыжка дает о себе знать с каждым новым шагом, да и правая лопатка ноет так, словно мне под нее осколок стекла загнали. Может, так оно и есть - у меня не было времени проверить. Прощальный привет от стеклянного столика, как бы по-идиотски не звучало.
Постепенно тоннель расширяется: должно быть, как и все боковые ответвления, выходит на главную магистраль.
Верно, спустя еще десяток метров пятно света натыкается на два черных провала. И какой из них наш?
Рин тоже мешкает, останавливается.
Низкий гул за спиной заставляет его вздрогнуть. Судорожно оборачивается, крутится на месте, пытается определить источник звука. Скрежет далекий, но, благодаря услужливому эху, быстро долетает сюда и разносится дальше по канализации.
- Не напрягайся. Это дверь.
- Мне стало в разы легче, когда ты сказал это вслух!
- Тогда прекрати тормозить и топай вперед!
Шипит что-то себе под нос и ныряет в ближайшую арку, я следом. Эта, как оказалось, примыкает еще к трем таким же, а одна из них, в свою очередь, вливается в еще шесть. Идиотские лабиринты.
А трубы все так и тянутся по потолку, только теперь значительно ниже, настолько, что я вполне могу зацепиться за них, если протяну руку. Еще один переход, и луч фонаря выхватывает круглую крышку люка на потолке, а рядом с ней - старую проржавевшую лестницу.
Гул за спиной становится все громче. Даже завидую этим тварям - они-то знают, куда идут.
Рин бросается было в сторону дальнего ответвления, но останавливается и замирает на месте, как вкопанный. Закатываю глаза и пытаюсь обойти его, но он не позволяет, пальцами вцепившись в рукав куртки.
- Слушай.
Плеск воды. И мокрое отвратительное чавканье. С таким звуком свиней режут - именно с ним расходится их кожа, и внутренности просто выпадают наружу. И с ним же хищники обгладывают туши своих жертв.
Молча хватаю мальчишку за плечо и отталкиваю в сторону другой арки, он не сопротивляется, но в последний момент резко тормозит и пронзительно взвизгивает, уворачиваясь от тянущихся к нему из темноты рук. Пять пар - не меньше. Начинают истошно завывать, грудью налетая на сдерживающую их стальную решетку - должно быть, старый слив.
Отрезаны. Тупик.
Влажное шарканье совсем близко. Еще минута, и оно ускоряется. Совсем рядом, настолько, что я слышу противное причмокивание.
Отступаю на середину импровизированного капкана, еще раз оглядываюсь… Взгляд натыкается на все те же трубы на стальных тросах, приваренных к потолку.
Мышцы протестующе ноют, стоит только мне вскинуть руку и зацепиться за обшивку. Высоковато, но…
- Шики! - Истерический вопль тонет в загробном вое.
Оборачиваюсь, мелкий тут же отскакивает ко мне, уворачиваясь от тянущихся к нему рук.
Вот блядство.
Пара шагов, и я у полусгнившей лестницы. Первая же ступенька обламывается под моим весом, зато третья вроде выдержит.
Под треск сожранного ржавчиной металла цепляюсь за трос, и тут же раздается радостный лязг все-таки отвалившейся ступеньки. Не обращая внимания, перебираюсь на обитую стекловатой трубу.
Низковато. Но лучше ползать на четвереньках, чем ползать на откушенных культяпках. Кстати, о культяпках. Свешиваюсь вниз и за шкирку, как щенка, тащу наверх активно упирающегося братца.
- Да не дергайся ты!
- Меня покусают!
- Тогда я не удержу - и тебя вообще сожрут!
Затыкается и замирает, тяну наверх. Откатываюсь чуть дальше так, чтобы мальчишка смог зацепиться за трос и затянуть себя сам.
Довольно шустро подтягивается и, навалившись грудью, тянет свое тело вверх. И тут же вскрикивает - его тянут вниз за висящие ноги.
Ловит мой взгляд своими напуганными, с затаенной мольбой на дне, голубыми глазами.
Презрительно фыркаю и, схватив его за локоть, сильно дергаю на себя. Еще один визг, перешедший в негромкий скулеж.
Подтягивает поврежденную конечность к груди, осматривая следы зубов и четырех глубоких царапин, оставшихся от чужих ногтей.
- Почему ты помог мне?
Внизу орут так, что у меня уши закладывает. От запаха крови, должно быть, у них окончательно срывает крышу.
- Тебе не кажется, что обстановка не та для сопливых признаний?
Уже отворачиваюсь и собираюсь ползти дальше, как цепкие, неожиданно твердые пальцы цепляются за мою ногу. За мою лодыжку, и без того едва ли не вопящую от боли.
- Да отъебись ты от меня, сученыш. Как затащил, так и назад скину!
- Почему? - Ну надо же, как быстро маску истерички сменило лицо серьезного засранца.
- Не хочу слушать его вопли еще и по поводу твоей сожранной тушки, когда найду. А теперь убери от меня руки и ползи вперед.
- Боишься, что я буду пялиться на твою задницу? - Под иронией пытается скрыть горькое разочарование.
А на что ты рассчитывал, братец? На внезапно проснувшиеся чувства?
- Боюсь, что не удержусь и все-таки скину тебя вниз.
- Какая же ты все-таки тварь, Шики.
- Я стараюсь.

***

От труб, обтянутых блядской стекловатой, адски болят в кровь растравленные раны на ладонях. От бесконечного лазанья на карачках едва ли не отваливается поврежденная нога, шея затекла, и я вот-вот сверну голову что-то там радостно болтающему Рину, пришедшему в себя.
Наконец-то место кажется мне смутно знакомым - должно быть, одно из прямых ответвлений главной магистрали. Прислушиваюсь. Вроде ничего, кроме звука капающей воды. В любом случае, я устал от этого ползания и мелькающей впереди костлявой задницы настолько, что даже встреча с рыхлыми трупами предпочтительнее этой тягомотины.
Останавливаюсь и, свешиваясь вниз, спрыгиваю.
Едва сдерживаю поток ругательств. Долбаная лодыжка.
Разминаю затекшую спину и, не дожидаясь того, пока мелкий заметит мое отсутствие, двигаюсь вперед к бледному пятну света.
Через пару метров я узнаю этот промежуток. Лицо дергается и, как бы я ни пытался сдержать эмоции, кривится, словно от острой зубной боли.
Несколько жмуриков на полу, и один из них с уже неработающим фонарем в черепе.
«Шики?!»
Гребаное эхо, или это подсознание так зло шутит со мной?
Безжалостно комкаю возникшие образы и закидываю их в самый далекий уголок разума, задвигаю в самый нижний ящик.
Звонкий голос Рина дребезжит где-то рядом - судя по интонации, снова возмущается. Плевать. Не хочу сейчас ничего слышать.
В висках стучит, и кажется, что этот чертов стук нарастает с каждым шагом.
Не успел опомниться, как под ногами оказываются сухие бетонные ступеньки. Дверь подвала. И наконец-то темный, лишенный протухшей сырости, узкий коридор за деревянной дверью.
Почему-то только сейчас, словно поджидая, когда я вернусь, дает о себе знать усталость, а боль усиливается и расползается по нервным окончаниям.
Прохожу вперед. Оглядываю комнату. Автоматически скалюсь недоразумению, едва не подорвавшемуся с дивана, со свежим фиолетовым пятном на скуле. Так грозно вращал лампой, что сам себе ей и зарядил?
Неважно.
Его здесь нет.
Не вернулся.
Отталкиваю плечом замершего в коридорчике братца, щелкаю выключателем. В ванной загорается свет, протискиваюсь туда и, привалившись к эмалированному бортику, медленно стаскиваю одежду. Рука тянется к аптечке в старом шкафчике. Непроизвольно наклоняюсь вперед, и мой взгляд цепляется за остатки осколков на полу с редкими каплями запекшейся крови.
Пальцы стискивают пластиковую коробку с медикаментами. Треск. Красный полуистершийся крест пересекает длинная трещина.
В ванну осторожно заглядывает Рин, робко оглядывает меня, а после останавливается взглядом на аптечке.
- Может, тебе помочь?
Молча поднимаюсь на ноги и толчком в грудь выкидываю его из ванны, сразу же щелкая старой задвижкой.
Где ты, мышонок?

***

Длинные, почти бесконечные черные лабиринты заброшенного метро, запустелого, редким гостем которого является лишь затхлый воздух сквозняков.
Я же не гость, а лишь непрошеный посетитель этих платформ, сокрытых мраком, и бесконечных километров железнодорожного полотна.
Не знаю даже, каким ветром меня сюда занесло. Но может, и ты тоже здесь?
Признаю, ты вымотал меня настолько, что сил даже злиться уже нет. Осталось только мое горькое отчаянье, кислотное, пропитанное ядом сожалений чувство вины да паника тех двоих, твоих друзей.
Пятые сутки уже. Сам не знаю, когда стены квартиры сжались до размеров спичечного коробка. Пустынная платформа ночной, объятой ужасом Тошимы - не самое приятное место. Но все же здесь мне лучше, чем быть запертым в четырех стенах, то и дело ловя на себе полные ненависти взгляды. Но куда хуже, когда в голубых глазах моего брата проскакивает искра сочувствия. И за это мерзкое чувство мне хочется удавить его еще больше, чем обычно.
Мне не нужна его чертова жалость. Ни крупицы.
Поэтому я просто шатаюсь по мертвой части города, изредка натыкаясь на недотрупов, и ищу тебя.
Видишь, я уже даже готов признаться в этом. Себе. Не более.
Черт.
Бре-ед. Что за гребаный бред?
Почему я вообще о тебе думаю?!
И раз за разом эти мысли все больше и больше пропитаны чем-то затхлым… Виной. Пара дней - и того и гляди, что она переполнит меня и разорвет на части, вытекая вместе с кровью из порванных артерий и вен.
Движение и топот ног за спиной. Живых ног, обутых в легкие кроссовки.
Не может…
Без раздумий бросаюсь за своей намеченной жертвой, которая только что скрылась в темном тоннеле. Замираю, прислушиваюсь к тяжелому близкому дыханию. Осторожно, направляя свет фонаря исключительно себе под ноги, двигаюсь вперед, небрежно делая вид, что не замечаю замершего худого паренька, вжавшегося спиной в каменную стену. Подумать только, даже в кромешной тьме я вижу, как трясутся его руки, сжимающие толстую палку.
Неторопливо приближаюсь, все также пристально глядя себе под ноги. Совсем рядом. И в момент замаха легко вырываю импровизированное оружие из дрожащих пальцев.
Слишком легко.
Откидываю часть ножки стола в сторону, чтобы тут же сжать горло трясущегося мальчишки.
Изучаю его, направив яркий луч света прямо в лицо. Меня совершенно не заботит, что ему режет глаза, должно быть, отвыкшие от яркого света.
У него светлые пепельные волосы и оранжевая испачканная футболка.
А у судьбы явно есть чувство юмора. И не самое белое.
И даже глаза… серые. Не стальные, нет, без непокорного блеска, просто серые, испуганные и затравленные. Совершенно иные.
Абсолютно не похожие на те, дерзости чьего обладателя мне так не хватает.
Но если эта затравленная крыса смогла выжить, пусть прячась, а сейчас едва ли не умирая от страха в моих руках, то умный, смелый мышонок наверняка в порядке и отсиживается где-то. Будь ты проклят, Акира. Я даже извинюсь. Может быть.
В любом случае, разукрашу тебя парочкой фиолетовых пятнышек, своевольная дрянь.
Снова возвращаюсь взглядом к дрожащему пареньку. Ну надо же, у него даже губы посинели. Даже убивать такого не стоит. В его случае - это будет скорее актом милосердия, а я благотворительностью не занимаюсь.
Разжимаю пальцы, сжимающие худую цыплячью шею, и отступаю на шаг назад, как бы невзначай проводя ладонью по своей одежде. Пусть видит, как мне противно. Разворачиваюсь, направляясь к выходу, и уже у самого края платформы слышу судорожный всхлип и шорох, с которым одежда трется о каменные плиты - должно быть, перепуганный щенок сполз по стене вниз.
Ничтожество.

***

Поднимаясь по лестнице, слышу, как дождь барабанит по стеклам.
Неплохо. Давно пора было хоть немного отмыть этот город от крови.
Мне уже окончательно осточертели эти ступеньки, эта деревянная дверь, покрывшаяся царапинами и отпечатками моих же ботинок, и два придурка с одинаковым взглядом побитого щенка, который тут же становится тухло-разочарованным, стоит мне только появиться в дверях. Я и так прекрасно знаю, КОГО вы ожидаете увидеть. И также прекрасно осведомлен, что меня вы не желаете видеть вовсе, как, собственно, и я вас.
Мне будет абсолютно плевать, даже если вы, пока меня нет, кишки друг у друга повыжираете.
Но нет, стоит мне переступить ободранный порог, как снова…
- Братик, ты вернулся!
- Что, и сегодня твои надежды не оправдались?
Кивает и сокрушенно цокает языком.
Прохожу мимо, одергиваю импровизированную занавеску и пару минут просто наблюдаю за крупными каплями, стекающими по стеклу.
Шатающиеся фигуры внизу тоже привлекают мое внимание.
Их мало. Насчитал всего шесть. А остальные что? Не любят водные процедуры? Боятся, что последние куски кожи отгниют?
- Бра-ати-и-и-ик… - как навязчивый комар зудит под ухом.
- Отъебись.
- Фу, какой ты грубый. Может, мне нужна твоя помощь в подготовке домашнего задания?
Отрываюсь от окна и молча смотрю него, скептически вскинув бровь. Это еще что за новый бред?
- Ну, должен же я как-то привлечь твое внимание.
- Привлек? Теперь отъебись.
- А других слов ты не знаешь?
- Отъебись.
- Бедный, бедный глупый братик. Это с твоим-то образованием…
- Какие сложные предложения для маленького мальчика, бросившего школу. Мозги не перегрелись?
- Ах ты…!!!
И началось. Удовлетворенно киваю сам себе. Теперь монолог затянется надолго, ответа от меня никто требовать не будет. И без кровавых слез и линчевания обошлось.
Перевожу взгляд на запотевшее стекло. Небо потемнело, и вдалеке зловеще вспыхивает молния, пока еще без грома.
Мелкий, накрапывающий дождь перерастает в настоящий ливень.
Взгляд блуждает по соседним заброшенным домам, касается грязных закупоренных окон, скользит выше, по вылезшим между плитами швам из монтажной пены.
Выше, едва очерчивает контуры крыши.
И замирает. Замирает на прямой темной фигуре, застывшей на самом краю ограждения. Но она не одинока. Чуть позади есть еще один силуэт. Словно изломанный, погнутый, как фигурка из мягкой проволоки.
Сердце заходится в сумасшедшем ритме.
Вспышка молнии.
Я больше ничего не вижу.
Локтем отпихиваю Рина, краем сознания впитав в себя его возмущенный вопль, и бросаюсь к двери.
Ничто и никто меня так не интересует, как эти фигуры.
Я узнал их. Узнал обоих.
Не задумываясь, вылетаю на улицу и просто отпихиваю первое тело, вставшее на пути. Бежать. Так быстро, насколько позволяет это тело и поврежденная лодыжка. Плевать на боль. Плевать на гребаных ходячих мертвецов. На все плевать.
Есть только я и цель.
Тяжелые двери подъезда я буквально тараню грудью. Заставляю их распахнуться и как угорелый несусь наверх, взлетая по лестнице и перепрыгивая по пять-шесть ступенек.
Саднящая боль в ладонях не значит ровным счетом ничего.
Быстрее, быстрее.
Плевать на сбитое дыхание и черные круги перед глазами.
Еще примерно четыре лестничных пролета. Замираю на секунду, опираясь на перила, чтобы сделать судорожный вздох, наполнить таким обжигающим сейчас воздухом легкие.
И еще один бросок, последний.
Железная привинченная лестница. Последний десяток ступенек.
Незапертый люк, крышка которого вылетает с первого же удара, глухо ударяясь о бетонную крышу многоэтажки.
Ступенька, прыжок, после которого мне хочется собственными зубами откусить эту чертову ногу. Но боль тут же отходит на второй план, когда сквозь косые струи, падающие с неба, я вижу свою цель.
Нано. Чертов безумный ублюдок.
Взгляд скользит по его лицу совсем мельком, даже не задерживаясь, как обычно, на глазах. Сейчас он не интересует меня вовсе.
Моя мышка.
Моя маленькая, бледная, словно фарфоровая кукла, мышка.
Шагаю ближе.
И парень тут же повисает над пропастью высотою в четырнадцать этажей. Все, что удерживает его, неподвижного, словно тряпичную куклу, - это пальцы фантома, пережавшие тонкое запястье.
Даже не знаю, что сказать, не могу. Ни слова не могу произнести.
Только холодная, давней вражды ненависть постепенно закипает, превращаясь в раскаленную, как расплавленный свинец, ярость.
- Отпусти.
Пустые фиолетовые глаза останавливаются на моем лице, изучают его - физически ощущаю давление этого взгляда.
- Разве он еще нужен тебе?
- Разве это касается тебя?
- Это моя плоть и кровь, так почему нет? - Легко поднимает неподвижного, как мешок с костями, мальчишку и, неожиданно грубо заломив его руку, разворачивает спиной к себе, демонстрируя мне бледное, осунувшееся лицо.
А взгляд серых глаз абсолютно пустой, бессмысленный, как у того загнанного щенка в метро.
- Что… - Сглатываю, облизывая разом пересохшие губы. - Какого хрена ты с ним сделал?
- Завершил лишь то, что начал ты.
Сжимать кулаки и скрипеть зубами - вот и все, что мне остается.
А еще оглаживать взглядом воспалившиеся царапины на скулах и шее юноши. Как длинные, чужие, не мои пальцы стискивают его подбородок и поднимают лицо вверх, вынуждая смотреть прямо на меня.
- Такой красивый. Почти идеальный, почти белый.
Нет! Нет-нет-нет!
Только не снова!
- Прекрати нести эту ересь!
- Ересь? Что для тебя ересь? Жизнь этого мальчишки?
Еще одна порция бреда. Сколько еще таких мне придется проглотить?
- Его цвет поглощает мой. Как кристально-чистая, прозрачная вода вбирает в себя краску. Но со временем, чем больше ярких капель, тем мутнее становится жидкость. Еще несколько цветных брызг - и она не только потеряет свою прозрачность, а еще и сама окрасится, утратит свою сущность.
Позвоночник сковывает, словно в каждое нервное окончание мне впихнули по иголке.
Впервые я боюсь так сильно… и не за себя. За тебя. За тебя, маленький гребаный эгоист. За тебя, глупый мышонок.
Из-за того что ты буквально тонешь в дерьме, в которое я тебя и столкнул, даже не заметив.
- Акира, - негромко зову я, с трудом перекрывая голосом шум дождя. Кажется, я уже насквозь вымок, все мы.
Никакой реакции, даже взгляд не изменился.
- Акира… - Пробую еще раз. - Я же знаю, что ты слышишь меня, мелкий засранец!
Одна-единственная упрямая искра вспыхивает в глубине стальных озер, делая их взгляд почти осмысленным. Кажется, он даже дернулся, освобождаясь от хватки, повернулся в мою сторону.
- О, так он все еще в себе? Какой упорный. Что-то удерживает его, удерживает прямо на лезвии, хоть оно и окрасилось алым. Не дает провалиться за грань безумия.
- Верни его назад.
- Почему же?
- Он - мой. Моя вещь. Мой щенок. Моя собственность. - И с каждой короткой фразой, с каждым звуком Акира вздрагивает, как от пощечин. Я помню, как сильно ты не любишь, когда я называю тебя так. Знаю, что тебе больно от этого. И знаю, что смогу выдернуть тебя назад из этого коматозного оцепенения.
А когда ты очнешься, можешь набить мне морду и послать ко всем чертям.
Тонкие губы призрака едва трогает улыбка, от которой у меня кишки сами завязываются в узел.
- Что ты собираешься делать?
- Ты хорошо осведомлен о природе Райна?
- Прекрати отвечать вопросом на вопрос, - злобно, сквозь зубы, цежу я.
- Мышка у меня, а значит, и правила устанавливать мне, глупый мальчишка.
Ненавижу… Каждой клеточкой своего гребаного тела ненавижу.
- Анти-Николь, попав в среду, пропитанную Райном, просто сжигает его вместе с пораженными клетками. Но хочешь посмотреть, что будет, если не Анти-Николь окажется чужеродной субстанцией, а Райн попадет в среду Анти-Николь?
И, не дожидаясь моего ответа, еще выкручивает руку юноши так, что тот кривится от боли и падает на колени. Отпускает его, чтобы тут же схватить за волосы и запрокинуть голову.
Другую ладонь подносит к губам и с силой впивается в нее зубами, пока дорожки из алых капель не потекут.
Не понимаю. Еще не понимаю.
Не понимаю и тогда, когда он с силой разжимает челюсти парня и подносит сжатую ладонь к его рту так, чтобы тонкая струйка крови текла ему прямо в глотку.
После - болезненный стон, хриплый, словно он кричал до этого так громко и долго, что сорвал голос и теперь может только поскуливать. Совсем как Ину, послушная игрушка Арбитро.
От такого сравнения мне срочно хочется прополоскать рот, а после высверлить эти отвратительные мысли из своей головы.
Вены вздуваются на висках, все его тело сотрясает крупная дрожь. Все точно так же, как и у других наркоманов. Так о чем говорил Нано?
Так же легко, как поставил на колени, он поднимает Акиру на ноги и несильно толкает в мою сторону, отпуская.
Я уже шагнул было вперед, когда едва успел увернуться от его тяжелого кулака, направленного прямо в мою челюсть.
Краем взгляда успеваю зацепить его взгляд: совершенно безумный, потухший, алчущий крови, как и у тех, чье сердце уже перестало биться, а тело по-прежнему жаждет плоти.
Я не могу бить его сейчас.
Просто не могу. Не могу снова сделать ему больно, и поэтому все, что мне остается - это вальсировать по небольшой площадке плоской крыши, уворачиваясь от града быстрых, но весьма неточных ударов. Координация заметно нарушена, и поэтому не так трудно перехватить его руку, сжатую в кулак для очередного удара.
Вторая наотмашь бьет меня по лицу, царапает чем-то острым, оставляя кровавую полосу, которую тут же начинает щипать от дождя.
Дергается, изо всех сил пытается разорвать хватку и вырваться.
- Тише… Тише! - повышая голос, прикрикиваю на него, заставляя замереть и наконец-то поднять голову, посмотреть на меня.
Все еще отрешенный, но уже оттаявший взгляд скользит по моему лбу с мокрой, прилипшей челкой, избегает глаз, задерживается на скуле, на той, которую оцарапал чем-то.
Потрескавшиеся губы кривятся. Снова дергается и кричит, без звука. Одна из самых жутких вещей, которые мне приходилось видеть. Рот беззвучно открывается снова и снова, а по бледным скулам того и гляди потекут слезы.
Но нет. Ты же сильный, сильнее меня.
Ладонью касаюсь его плеча и, чуть помедлив, привлекаю к себе, позволяя спрятать лицо за лацканами куртки. Тут же утыкается носом в шею, а спустя пару мгновений касается кожи губами. Очередной немой возглас, и в горло отнюдь не нежно впиваются зубы.
Шея тут же немеет от боли, а я лишь прикрываю глаза, пальцами зарываясь в спутанные мокрые пряди на его затылке.
Его едва ощутимо дергает, а после начинает трясти, как в приступе эпилепсии.
С трудом удерживаю на месте, не позволяя упасть, а в горле словно ком встал - ни слова не сказать.
Затихает, а потом опять его ломает, буквально выкручивает кости из суставов. Пара минут ада, затем краткое мгновение, на которое мышка повисает тряпичной куклой в моих объятиях, и снова. Раз за разом. После четвертого мои собственные колени подгибаются, а все тело ломит так, как будто оно все - один сплошной кровоподтек. Но все это, все – ерунда. Мелочи по сравнению с тем, как воет и мечется моя душа. Еще немного - и она просто покинет тело, не мелочась, пробив себе дорогу прямо в грудной клетке.
Дергается еще раз, уже слабо - должно быть, измученный организм израсходовал последние резервы. Но перед тем как отключиться, с трудом размыкает веки, еще раз смотрит на меня, уже не пряча глаз от моих.
Короткое мгновение, когда смертельно-уставший, но осмысленный взгляд касается моего лица, а после он весь обмякает в моих руках, наконец-то проваливаясь в блаженное небытие. Подхватываю медленно сползающее на пол тело на руки и перевожу взгляд на Нано.
Точнее, на то место, где он только что был.
Вот дерьмо…
- Не там ищешь.
За спиной, значит. Но у меня уже нет ни сил, ни настроения играть в гляделки. Поэтому я просто молча подхожу к широкому низкому ограждению - должно быть, придуманному для того, чтобы случайно свалившихся с крыши было меньше.
Опускаюсь прямо на пол, все также прижимая к себе бесчувственное тело. Выдыхаю.
- Природа Нуль-Николь такова, что вирус в своем стремлении уничтожить инфицированные клетки атакует даже сам себя, заживо сжигая носителя.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
Ну конечно. Зачем отвечать мне, если можно просто исчезнуть, пафосно растворившись в воздухе.
Плевать. Слишком вымотан.
Перевожу взгляд на бледное лицо, осторожно убираю прилипшую ко лбу челку. Каким-то левым чутьем вспоминаю о свежей царапине на скуле - не ногтями же ты меня так поцарапал.
Взгляд падает на сжатый кулак мальчишки.
И что же ты от меня прячешь?
Разгибаю его пальцы, чтобы после, судорожно втянув в себя воздух, едва вспомнить, как сделать выдох: на грязной, исцарапанной ладошке лежит пара проржавевших, изломанных крестов.

Дата добавления: 2015-08-26