Глава 3: Совесть. В Чикаго мы отыграли три полностью проданных шоу подряд

В Чикаго мы отыграли три полностью проданных шоу подряд, поэтому мы временно остановились в отеле. В первый день у меня должно было быть интервью, и Пит вломился в мою комнату в половине девятого, вытащил меня из кровати и отправил домой одну из тех девчонок, которые прошлой ночью ждали нашего прибытия около отеля. Я сразу ушел в ванную, чтобы избежать прощания с ней. Я не чувствовал себя виноватым, не совсем, ну может быть я просто ожидал, что не поддамся соблазну хотя бы неделю.

Через час я уже был одет и сыт, и Пит вел меня вниз по лестнице отеля. Я сказал:

- Я не хочу.

- Ты должен, - возразил Пит. – Они хотят поместить вас на обложку.

- Знаешь, мы уже были на обложке The Rolling Stone, поэтому все это кажется просто разочаровывающим. Кроме того, я думаю, что Creem – это дерьмовый журнал для претенциозных придурков.

- Тогда это как раз для вас.

- Пошел ты.

Мы прошли по коридору к маленькой комнате переговоров или что-то в этом роде. Пит держал одну руку у меня на спине, подталкивая меня. Если бы вы спросили его, то он бы ответил, что он вел меня.

- Они дали новому альбому охренительные отзывы, поэтому тебе лучше пойти туда и говорить о своей музыке. В полдень у нас фотосъемка. За нами заедет машина. Ох, и я говорил тебе, что Boneless уже на первом месте в чарте LP и Альбомов Биллборда на третьей неделе с даты выхода?

- Вау, - пробормотал я без энтузиазма. Мне было не по себе знать, что теперь так много людей слушают мои самые темные секреты. Я просил этого, не так ли?

Журналистом был парень лет тридцати. Он носил солнечные очки в помещении. Идиот. У него на шее были деревянные бусы, несомненно, сувенир из его жизни хиппи. Что может бывший хиппи с бубном знать о роке?

Много, как оказалось.

- Как вы воспринимаете доступность вашей музыки? – спрашивал он через три минуты. На столе между нами лежал диктофон, и я мог видеть, как крутились две маленькие катушки под прозрачной крышкой. Он протянул мне маленький микрофон. Я уловил момент, налил себе стакан воды, отпил, проглотил. Журналист зажал кончик ручки губами, с любопытством глядя на меня.

- Я не думаю, что она не доступна, если посмотреть на количество проданных копий, - сказал я наконец. Он хмыкнул и посмотрел на меня, беззвучно давая мне знак продолжать. Я посмотрел на него.

Он начал снова:

- Первый трек нового альбома – десятиминутная песня, которая начинается громко и заканчивается тихо, что необычно для рок-песни. Что подвигло вас на такой подход? Или вы, может быть, хотели удивить слушателей?

- Нет. Просто мне понравилось, как она звучит.

Я сцепил пальцы. Я видел, что журналист расстраивался все сильнее с каждой секундой. Они всегда ненавидели меня, пытались выжать меня, как лимон, до последней капли, но я был сух, как пустыня. Я итак уже все сказал. Послушайте эту чертову музыку, хорошо?

- Тексты, которые вы пишете, часто бывают загадочными и непонятными. Например, песня Less Than Graceful…

- Эта песня о десятилетней девочке, которая видела, как застрелили ее отца, - сказал я легко, прежде чем осознал, что совершил ошибку, перебив журналиста. Они ненавидят это. Пит задушит меня, а я позволю ему, счастливый, что все это, наконец, закончилось. Я глубоко вдохнул и решил побаловать этого придурка. – Я не делаю доступную музыку, и я также не думаю, что мой выбор песен как-то должен зависеть от слушателей. Я никогда не был десятилетней девочкой, и моего отца никогда не убивали у меня на глазах. Но слушатели могут сочувствовать этим историям и аллегориям, которые, по крайней мере, мне, говорят кое-что о мире, в котором я живу. Эта музыка громкая, злая, печальная и иногда тихая тоже, такой она и должна быть: живой. И я верю, что наши поклонники могут почувствовать себя живыми, когда они включают запись Followers. Они чувствуют себя живыми. Вот что делает музыку доступной для всех, несмотря на возраст или пол.

Журналист смотрел на меня, не мигая, а потом выдохнул мечтательное:

- Именно так.

Я слышал звон колокольчика в своей голове. «И победителем становится….»

Журналист облизал губы:

- Сейчас вы в туре, не так ли? И тур называется Jackie, Me and This Lady. Это реальные люди? – Я кивнул. – Имя Джеки относится к сестре барабанщика Спенсера Смита?

- Нет.

- К вашей девушке, с которой вы уже долго вместе и которую, вроде, зовут Жак?

- Одиннадцать месяцев это долго? – устало спросил я, добавив потом:

- Не добавляйте это в интервью, моя личная жизнь под запретом для печати. Но ответ нет, к ней это не относится.

Он медленно кивнул, его глаза загорелись интересом:

- Тогда кто такая Джеки?

- Я не вправе говорить, - ответил я, теряя его благосклонность так же быстро, как и получил.

Фотосъемка проходила в центре Чикаго. Журналист поплелся с нами, задавая вопросы остальным членам группы, в основном обо мне. Если получится так, что вместо статьи о Followers получилась статья о Райане Россе, то в косых взглядах Джо будет столько же негодования, сколько его было во время Столетней Войны. На самом деле, эта война продолжалась сто шестнадцать лет, но я не знал, между кем она была и когда.

- Она была между англичанами и французами с четырнадцатого по пятнадцатый век, - сказал Брендон на всю машину. Прошлой ночью он проиграл игру в карты, поэтому сегодня он должен был быть нашим рабом во время фотосъемки. Может он и знал историю, но вот в карты он играть определенно не умел.

- Ты учился в колледже? – спросил я его.

- Неа, - засмеялся он, смущенно опустив взгляд на свои туфли. – Моя мама была… Я, эмм, - он остановился, прочистив горло. – Я просто знаю. – Он посмотрел в окно.

Опасно спрашивать кого-то об их семье, потому что они могут сказать тебе правду, поэтому я просто уставился в окно, в то время как журналист спрашивал Спенсера каково это – быть лучшим барабанщиком на свете. Обычно довольно безопасно спрашивать кого-то, но что если этот человек решит быть честным? Определенно, нет ничего опаснее правды.

Если бы я честно ответил о своей семье, то это звучало бы примерно так: придурочный алкоголик-отец, который потерял остаток здравого смысла во Вьетнаме. Тогда, в 64-ом, он пробыл там всего несколько месяцев, потом был ранен и возвращен обратно. Он избивал меня несколько раз. Однажды я ударил его в ответ, и с тех пор мы не трогали друг друга. Ни одного объятия, ни одного рукопожатия. Он до сих пор жил в Лас-Вегасе, он умрет в Лас-Вегасе. Моя мать ушла задолго до всего этого. Наверное, она видела, каким он был придурком. Не позаботилась о том, чтобы взять меня с собой. Я встретил ее во время нашего тура в поддержку второго альбома. Она сказала, что гордилась; я сказал, что она была все равно, что мертва для меня. У меня были сводные братья и сестры где-то. Их она не бросила.

Мне хватило ума не спрашивать Брендона о его родном доме, хотя почему-то мне хотелось это знать. Но нет, молчание лучше. Я знал Зака много лет, но в то же время не знал ни черта о нем. Иногда дружба построена на взаимном безразличии.

Съемка тянулась слишком медленно, хотя мы и так потратили очень много времени на подготовку стилистами нашего макияжа и причесок.

- Райан, можешь подвинуться чуть левее? – попросил фотограф, выдвигая меня вперед остальных. На мне была очередная шляпа из коллекции Жак, концы моих волос обрамляли лицо. Мне надо было постричься. За нами наблюдал Брендон. Он выполнял свою работу безупречно с самого первого дня. Хотя парни избегали его. Я старался забить на это. Никто не называл меня защитником слабых, совестью музыкантов-гомофобов. Я не стал влезать во все это, даже если я и не разделял их боязни Брендона. Он действительно выглядел достаточно безобидным.

- Райан, приподними немного голову. Брент, встань немного боком. Хорошо, хорошо. Джо, твои волосы… Вот так намного лучше, спасибо. – Щелк, щелк. – Хорошо, Райан, встань посередине. Ребят, если бы вы отошли на два шага назад… - Щелк, щелк. – Покажите рок-н-ролл! Покажите отношение! – Щелк. Вспышка. – Мы закончили! Спасибо! – Фотограф и его помощник захлопали в ладоши.

Брендон держал маленькое полотенце, пока я умывался. Макияж, скрывавший несовершенства моей кожи, смывался, обнаруживая перемену в тоне, неровную кожу. Некоторые поклонницы говорили, что я красивый. Я же не видел этого. Челка падала мне на лицо, как я и хотел – хоть какая-то защита.

- Спасибо, - пробормотал я, беря полотенце, которое протягивал Брендон.

Брендон прислонился к двери ванной, его облегающая футболка слегка задралась, обнажая левое бедро. Если бы он нам не сказал, что он гей, я бы уже точно понял это сам.

- Так и будет на протяжении всего тура? – спросил он, и я приподнял бровь. – СМИ. То радиошоу в Милуоки, теперь это, и я знаю, у вас должно быть что-то вроде выступления в магазине в Кливленде. Я думал, что в турах надо, ну, знаешь, выступать.

- Надо продвигать новый альбом, - сказал я и выпрямился. – Поверь, я бы отказался от всего этого. На мой взгляд, все это просто дерьмо. Это политика, продажи и выгода. Это, черт возьми, не музыка.

Брендон хихикнул:

- Хорошо, что все лэйблы отшили меня.

- Ты играешь? – спросил я удивленно. Конечно же, играет, но писать музыку – это совершенно другая вещь.

Он пожал плечами:

- Немного. Но я не хочу, чтобы это было моей профессией. Единственные музыканты в этом мире, у кого нет творческой свободы, это те, у которых есть контракты.

Я опустил полотенце от лица, чувствуя, как от его слов у меня внутри словно возник горячий камень.

- Ты пропустил вот здесь, - помог он, показывая на левую бровь. Я вытер лицо еще раз, изо всех сил надеясь, что на этот раз я был полностью чистым. У меня было ощущение, будто он ждал, что я буду говорить дальше, но я был не самым общительным человеком, кого я знал. Не то чтобы я был антисоциальным, просто я предпочитал тишину собственному голосу. Чаще всего я просто забивал на людей, потому что мои собственные мысли занимали меня больше, чем бессмысленная чепуха окружающих.

- Слушай, - все равно сказал я, противореча своим же суждениям. Я твердо намеревался не влезать во все это. – Прости, если парни избегают тебя. Уильям не в счет, - добавил я. – Просто у нас никогда в туре не было… ну, ты понимаешь. Раньше.

- Не было голубого? – подсказал он.

- Да. Голубого.

- Я ожидал этого. Надеялся на нечто другое, конечно, но я был готов к этому. Я знаю, многие музыканты думают только о девчонках. Кроме тебя, конечно же. Я думаю, ты думаешь и о многом другом тоже.

- Да, я думаю, но я уверен, девчонки – в первой пятерке.

Брендон засмеялся, обнажая белые зубы, когда его губы растянулись в улыбке. У меня вдруг возникло ощущение, будто это был разговор одного отшельника с другим.

- Я просто хотел сказать, что теперь так будет целых три месяца. Поэтому, ну, знаешь, если ты вдруг захочешь поговорить…, - ударение на «ты», потому что я не собирался разговаривать сам с собой все время. Я вернул ему полотенце. Он выглядел искренне тронутым:

- Gracias.

- В тебе есть южная кровь? – спросил я.

- Гавайская, - поправил он. Это объясняло намек на экзотичность его внешности. – Просто у меня есть это, эмм… Я никогда не хочу говорить gracias по-английски. Не то чтобы я не хочу, я просто… не хочу. Я знаю, как сказать это на нескольких языках, ага. Я всегда говорю это на одном из этих языков. Вот такая вот штука.

- Ты что, шутишь?

- Нет.

- Это стремно.

- Не так уж это и странно. Знаешь, например некоторые люди не наступают на щели? И, если быть честным, я один из них, но у меня также есть и нечто другое.

- Дважды стремно.

- Danke.

Я засмеялся, и в это время зашел Пит, переводя взгляд с Брендона на меня.

- Ого, Райан, ты улыбаешься. В первый раз за эту неделю, я прав? Давай, пора собираться. Саундчек через два часа, нам надо уже ехать в концертный зал.

- Хорошо, - пробормотал я, бросив еще один подозрительный взгляд на Брендона, который только широко улыбался мне.

Фанаты выстроились в ряд около Arie Crown Theater, когда машина проехала мимо главного входа. Охранники концертного зала показали нам на заднюю дверь, и я расслабился. Вот, теперь я знал, чего от меня ждут, если даже я до сих пор не мог смириться с толпой. Прошлой ночью меня чуть не охватила паника, Спенсер затолкал меня в закулисный туалет и сказал расслабиться. Но мне для счастья хватило бы и заурядного успеха. Контракт, небольшие туры, я держал себя в руках. Вот что я хотел, что у меня, скорее всего и было где-то между первым и вторым альбомом, но я упустил это. Я не заметил этого. А теперь мое лицо было на обложках журналов, фанаты, кричавшие и падавшие в обморок при виде меня. Я хотел врубить задний ход и вернуться в тот момент, который я упустил, в тот момент в клубе в Баффало, где я заметил, что из толпы в триста человек подпевали только несколько, и мое сердце остановилось от этого открытия. Но было уже слишком поздно, я уже исчез.

- Послушай их, - сказал Брент, когда мы вчетвером сидели в гримерке, готовясь к нашему первому выступлению в Чикаго за последние два года. Я поднял голову и устало кивнул. Толпа скандировала наше имя. Мы должны были выходить через час, поэтому мы убивали время, выпивая и пытаясь вести себя как профессионалы.

Джо снова не разговаривал со мной. Это все из-за фотосъемки, где всем ясно дали понять, что звезда – я. Мне жаль, но в этой группе не может быть двух лидеров. Сейчас мне нужны были друзья, а не враги, и если он не мог справиться с собой, тогда к черту и его тоже.

Кто-то постучал в дверь, прежде чем открыть ее, и в комнату зашел дружелюбного вида парень примерно моего возраста. У него был доброе, открытое лицо, и он выглядел так, будто только что проснулся, с сонной улыбкой на губах, короткая борода была того же цвета, что и волосы, обрамлявшие его лицо и завивавшиеся на концах. Я подумал, что он работник концертного зала.

- Привет, - сказал он просто, и парни подняли руки, будто знали его

- Ни пуха, ни пера, чувак, - сказал Джо.

- К черту. Мы выходим в десять.

- Ты из группы разогрева? – уточнил я.

- Ага, где был в предыдущие два дня и буду в последующие … пять выступлений, я думаю, - он пожал плечами. – Мы встречались вчера.

- Ох, - я вспомнил, как знакомился с этой группой, но не запомнил ни имен, ни лиц. Я даже не помнил, как они назывались, я только помнил, что не надо было докапываться до этого. Он только улыбнулся, будто его не заботило, что я забыл о его существовании. Он был ниже меня ростом, зато он был шире в груди и в плечах, с настоящими мускулами в тех местах, где у меня были только кости.

- Я искал Брендона, - объяснил он. Мы покачали головами. Я вообще не знал, кто где находился. Улыбка парня померкла. – Ну ладно, передайте ему, что его искал Джон, хорошо? И что мы с Томом остановились в номере 317.

- Хорошо, - пообещал Спенсер, и парень, предположительно Джон, ушел.

- Глядя на него, никогда бы не поверил, - фыркнул Брент.

- Во что не поверил бы? – спросил я рассеянно, прибавляя звук телевизора и отпивая водку прямо из бутылки. Я пока еще ни разу не был в состоянии выйти на сцену трезвым. По ТВ шли новости, Никсон выступал с речью.

- Что Джон предпочитает задний ход.

Я засмеялся вместе с Брентом. Спенсер встал и покачал головой, направляясь к столам и повязывая бандану, на этот раз голубую:

- Недавно я пил кофе с девушкой Джона, потому что они были на саундчеке, а нам обоим было нечего делать и хотелось пить. В хорошем местечке всего в двух кварталах отсюда. Не обязательно быть гомосеком, чтобы тусить с гомосеком.

- Джон трахает голубого техника в то время, как Спенсер кладет глаз на его девушку, - оскалился Джо. – Как здорово.

- Поверить не могу, что здесь по возрасту я самый младший, но умственно самый старший, - пробормотал Спенсер, когда садился обратно в кресло, взяв палочки и крутя их в пальцах. Я посмотрел на него, и Спенсер беспокойно заерзал, стесненно посмотрев на меня. Я ничего не сказал, хотя мог. Парни начали спорить о том, кто прав насчет ориентации Джона, и черт, не прошло и недели, а мы уже каким-то образом стали бессмысленно спорить. Я слышал, как начала играть группа разогрева, как заревела толпа от того, что, наконец, на сцене случилось хоть что-то.

Я встал и пошел искать Энди, так как хотел, чтобы мой Гибсон настроили заново перед выходом на сцену. Со мной здоровались люди, которых я не узнавал, незнакомцы похлопывали меня по плечу с «Как поживаешь, чувак?». Хорошо. У меня всегда все хорошо.

- Энди, привет, - сказал я, найдя, наконец, нашего гитарного спеца. Они с Брендоном были за кулисами, перекрикивали музыку и кивали в знак согласия. После моей просьбы, Энди тут же покорно ушел искать мой Гибсон, а Брендон отошел к краю сцены. Я пошел за ним и прокричал:

- Джон передал тебе привет!

- Правда? Круто! – Брендон улыбнулся, занимая место, откуда можно было наблюдать за группой на сцене. Джон оказался басистом. Он был на сцене примерно десять минут, но уже был мокрым от пота. Пот такой противный. Брендон поднял руку, и Джон как-то умудрился увидеть нас, расплывшись нам обоим в широченной улыбке. Перед ним было четыре тысячи восемьсот человек, большинство из которых пришли посмотреть на меня.

- Они с Роном…

- С Томом? Ты имеешь в виду с Томом?

- Черт, да.

Брендон показал на светловолосого гитариста на другом краю сцены.

Я попытался еще раз:

- Они с Томом остановились в, эмм… номере 317. Он просил передать тебе это.

- Круто, - улыбнулся Брендон, а я неуклюже стоял рядом с ним. Для нормального парня звук музыки был бы прекрасным поводом не разговаривать, но я почувствовал себя обязанным, а потом начал страдать от того, что не мог придумать, о чем еще поговорить.

- Ага, - сказал я, и покинул Брендона.

Оставалось десять минут до выхода. Мне пора было ломаться изнутри. Я закрылся в туалете в гримерке, выполнял упражнения для голоса, расслабил челюсти и пел: «До, ре, ми, до, ре, ми». Я отхлебнул еще водки и запел: «К черту все это дерьмо-о-о-о-о».

- Впусти меня, чувак, - раздался голос Спенсера после тихого стука в дверь. Я выдохнул и обдумал свои шансы. Толпа ревела громче, чем когда-либо, я мог слышать их. Fo-llow-ers, Fo-llow-ers…

Я закрыл лицо руками и приказал своему телу не дрожать. Это было слишком. Каждую ночь было чертовски «слишком», но как-то я все равно оказывался посередине сцены, Спенсер был сзади меня, Джо справа и Брент слева, мы так и оставались там в течение полутора часов, я пел, я пел и играл, и всегда уходил целым и невредимым, но был еще ближе к разрушению, чем раньше. В момент перед самым выходом мне было нужно, чтобы Спенсер уговорил меня. Он знал это.

Я впустил Спенсера, и он закрыл за собой дверь. Я сказал:

- Ты не говорил, что пил кофе с какой-то девушкой.

- Ревнуешь? – ухмыльнулся он, хотя на его лице промелькнуло что-то, что я замечал и раньше: вина.

- Безмерно ревную, - признался я и сделал паузу. – Ты переспал с ней? – Это был не беспричинный вопрос, и мы оба это знали. В моем тоне, возможно, было слишком много надежды. Он покачал головой, и я не был уверен, стало ли мне легче или я был разочарован. Если быть честным, мне было просто интересно. – А ты бы хотел? – Он пожал плечами. Я попытался еще раз. – Ладно, она тебе понравилась?

- Ага.

- Это хорошо, - постарался я сказать весело, но у меня не получилось, так как мой голос дрогнул из-за собственного нервного срыва. Спенсер обеспокоенно закусил нижнюю губу. – Ты можешь теперь спать с другими девчонками. Ты можешь. Ты больше не с этой девушкой, поэтому…

- У нее есть имя! Хэйли! Не называй ее «этой девушкой» все время! – зло выругался Спенсер.

- Я только…

- Черт, Райан! - перебил он, и я почти смог услышать, как поворачиваются колесики в его мозгу. - Как же мне двигаться дальше, если все ходят на цыпочках вокруг всего этого? Хэйли. Просто скажи это. Не делай из этого больше, чем оно есть на самом деле. Я стараюсь, видишь?

- Конечно, - согласился я. Любовь не любовь, если Пит может предложить твоей девушке достаточно денег для исчезновения. Это должно было быть неприятно. Этого не должно было быть достаточно для Спенсера, чтобы он подумал, что она сделала правильный выбор.

- Если что-то и разрушит эту группу, то это буду не я и не что-то касающееся меня, - твердо заявил Спенсер, глядя через мое плечо в грязное зеркало ванной, в котором мы отражались. Я повернулся, чтобы посмотреть на эту картину: Спенсер был в своем сценическом костюме, с барабанными палочками в руках, собранный, сдержанный, и рядом я, в плохо завязанном галстуке, в неправильно застегнутой рубашке, с бутылкой водки в руках, с глупой шляпой с перьями на голове. Это была не та зажигательная речь, которую обычно произносил Спенсер.

- И что это должно значить? – спросил я недоверчиво. У меня не было скелетов в шкафу – я вытащил их, приодел и поместил в свои песни.

Спенсер вздохнул:

- Ничего. Это просто…. Сегодня там такая толпа.

Теперь мы дошли до той части, когда Спенсер уговаривал меня выйти на сцену.

Я покачал головой.

- Мне не надо было соглашаться на этот тур. Это уже слишком, это…

- Нет, не слишком. Несколько тысяч, один миллион. Не имеет значения, сколько людей там собралось, потому что ты будешь великолепен, как и каждую чертову ночь.

Я усмехнулся этой лести, а Спенсер положил руку мне на плечо.

- Помнишь то лето 63-го, когда мы работали почтальонами?

- Ага, - подтвердил я, улыбаясь этому воспоминанию. У меня был красный велик. Это был хороший велик. – Это было стремно. Ничто больше не сможет вытащить меня из постели в пять утра снова. – Теперь я только спать ложусь в пять утра. Во время тура все было наоборот: спали днем, бодрствовали ночью.

- Это была самая дерьмовая работа на свете, так ведь?

Я согласно кивнул и начал вспоминать те сухие утра в Лас-Вегасе, собак, которые гонялись за мной, время, когда я кое-как вытаскивал свой велик, уезжая на свою смену перед тем, как вернется из бара отец.

- Но ты все равно ее делал. Ты хотел купить себе гитару, поэтому ты работал и работал хорошо. И я знаю, что это не то, что ты тогда представлял себе, но это то, что у тебя есть. Многие группы никогда не заключают контрактов, а если даже и заключат, то они никогда не заработают себе этим на жизнь. А у тебя это получилось. Теперь это твоя работа, и ты сейчас выйдешь туда и сыграешь так хорошо, как только сможешь. Не потому что ты должен, а потому что ты хочешь играть свою музыку для себя и для половины дюжины людей, тех, кто понимает тебя. И это все, что ты должен делать. Ничего другого. Ничего большего.

- Да? - спросил я. В моем тоне было столько надежды, что мне почти стало стыдно. Звучало выполнимо. Я мог сделать это.

В дверь постучали:

- Райан! – голос Пита. – Райан, тебе лучше выметаться оттуда на хрен и идти на сцену! Не заставляй своих обожающих фанатов ждать!

- ЕГО обожающих фанатов? – спросил голос Джо.

- Давай! А не то я заставлю Зака выломать дверь! Ты больше не в средней лиге, так что перестань вести себя так! Лэйбл…

- Да заткнись ты с этим лэйблом! – почти закричал я, и Спенсер положил руку мне на плечо и улыбнулся. Я не знал, кто говорил мне правду: Спенсер или Пит, и я не знал, кто даст мне сил выйти на сцену. Скандирование стало еще громче: Fo-llow-ers! Fo-llow-ers! Они топали ногами. Я закрыл лицо ладонями.

- Ты можешь сделать это, - прошептал Спенсер.

- Ты должен сделать это, чувак! - прокричал Пит.

Я открыл дверь, «дал пять» команде, не глядя никому из них в глаза, потому что они знали, что я прятался, они знали, поэтому я поторопился мимо них и вышел в ревущие овации тысячной толпы.

Мое время пришло.

* * *

Я не пошел в клуб, куда нас пригласили, поэтому мои согруппники пошли туда без меня. Я знал вечеринку наизусть: море алкоголя, невероятное количество наркотиков, сногсшибательные женщины. Джо сломал бы что-нибудь из мебели, в то время как Брент трахал бы все, что движется, Спенсер напился бы до чертиков и улыбался бы этой глупой улыбкой, думая о какой-нибудь другой жизни, в которой он не жил. Вечеринка была бы полна местными интересными людьми, может, я кого-то из них бы и знал, и все бы думали, что я такой смешной, такой умный, такой волнующий.

Был уже второй час ночи, когда я вышел из душа и растянул свои ноющие конечности на кровати. Еще две ночи в Чикаго. Я вытащил сигарету и прикурил, лежа голышом и позволяя своему телу высыхать, в то время как передо мной в воздухе клубился дым. Мне стало интересно, зазвонит ли телефон, позвонит ли Жак. Я знал, что не позвонит, но интересоваться же не вредно.

Кто-то постучал в дверь. Стук был осторожным и торопливым. Я приподнял голову, зажав сигарету губами. Скорее всего это была какая-то девчонка. Они всегда находили меня, подкупали кого-нибудь, пытая удачу, находили мой номер отеля. И приходили посреди ночи с блестящими глазами и сладкими губами.

Было два типа фанаток: те, что хотели переспать со мной, потому что я знаменит, и те, что хотели переспать со мной из-за моей музыки. Я предпочитал первый тип. Было неблагоразумно спать с теми, кто любил музыку – они принимали все слишком близко к сердцу. Ты и есть музыка. Это правда. Я и был музыкой. Девушки, гнавшиеся за славой, были более честными, когда дело доходило до постели.

Они постучали во второй раз. Мне было интересно, к какому типу относилась девушка за дверью, но я не пошел это выяснять. Наконец, я услышал, как кто-то ушел.

После пятнадцати минут отсутствия сна я уже начал жалеть о своем решении. Я оделся и решил заглянуть в бар отеля. Может, та девчонка решила держаться неподалеку.

Я пошел по коридору отеля, расчесывая пальцами слегка влажные волосы. Мой ремень был расстегнутым. Я направился к двери, которая вела к лестнице, но внезапно остановился около шумного номера. 317. Я уставился на золотую табличку, прибитую к двери. Изнутри доносился смех, кто-то играл на гитаре, кто-то пел. А коридор отеля был пустынным.

Наша команда подружилась с группой разогрева. Это было хорошо, правда. Просто меня удивляло, как легко могли люди подружиться, как я, опять же, пропускал это. Я думал, что обращаю внимание, но потом оказывалось, что я обращал внимание совсем не на те вещи. Я не ревновал. Я не завидовал. Хорошо, что они подружились. Действительно хорошо.

Я судорожно вздохнул и постарался отвести взгляд от этой двери. У меня было три пути: спать, фанатка или это. Я услышал смех и понял, что он принадлежал Брендону.

Я постучал в дверь.

И тут же пожалел об этом, засунув руки в карманы. Джон открыл дверь, и запах травки ударил меня, словно волна.

- Райан! Хей! Заходи, чувак, заходи! – он схватил меня за руку и втащил внутрь.

- Мне просто стало интересно, может…, - кто-то из моей группы здесь. Лажовая отговорка, определенно, но это было все, что я мог сейчас придумать. Джон не дождался, пока я закончу.

- Ребята, посмотрите, кто здесь!

Я прошелся взглядом по комнате, узнав Тома и барабанщика их группы, сидящих на полу. На кровати сидела русоволосая девушка, а Брендон сидел в кресле у окна, держа между пальцами косяк, в другой его руке были карты.

Казалось, никто не удивился моему появлению. Джон усадил меня на пол, присоединяя меня к игре, и я заметил, что они играли в покер. Гитара, которую я слышал, была брошена на другой кровати. Том передал мне косяк, и я затянулся. Джон предложил мне стакан виски. Я взял. Я во второй раз посмотрел на девушку. Она была красивая.

- Дай подумать! – настаивал Брендон, глядя на свои карты. – Что было выше: стрит или флэш?

- Флэш, - нетерпеливо сказал Том, его тон был полон поучения.

- Мы учим парня, - объяснил Джон с пьяной улыбкой. – Вообще не умеет играть в карты.

- Ну и не умею, - воскликнул Брендон и затрясся от смеха, будто это было бесконечно смешно.

- Но он умеет играть на гитаре, - сказала девушка мягким голосом, который заставил меня снова посмотреть на нее. Наши глаза встретились, но она отвела взгляд. Немного охоты, она этого хотела? Хорошо, я поохочусь на нее.

Брендону пришли две хорошие карты, и его лицо озарилось мальчишеским возбуждением.

- Брендон, чувак! – засмеялся Джон.

- Черт, правильно, - сказал Брендон и попытался выглядеть беспристрастно.

- Скидываю, - тут же сказал Том, и Брендон захныкал, выпятив губы. Выражение его лица было таким печальным, что я даже забыл о той красивой девушке, которая тоже скидывала. Хех. Когда я увидел Брендона, я знал, что он был красивым, но сейчас я каким-то образом понял это снова. Он был красив как-то по-другому.

- Не скидывайте! Ну, ребята! – настаивал Брендон.

Джон закрыл рукой лицо:

- Ты жуткий лох в покере, ты знаешь об этом?

Брендон заметил, что я пялюсь на него, и вскинул бровь. А я просто поднял бутылку в знак приветствия, при этом чувствуя себя глупо, и уставился на свои туфли. Травка и выпивка дали о себе знать, но это было неудивительно, когда я пил уже как минимум шесть часов.

Джон выиграл игру с флэшем, и Брендон выругался, бросив свои карты в воздух. Девушка поднялась, на ее оранжевом платье был зеленый ремень с большой бляхой. Она перегнулась через барабанщика и с любовью поцеловала Джона, а рука Джона скользнула по ее шее, его пальцы трогали несомненно мягкую кожу. Так вот почему она еще не сидела у меня на коленях. Она думала, что нашла любовь. И если это была девушка Джона, тогда это та девушка, о которой говорил Спенсер. Что ж, у Спенсера был вкус. Я скинул свою игру на эту ночь, но эта игра не имела никакого отношения к картам.

Я прислонился спиной к кровати и сделал еще одну затяжку, не совсем участвуя в разговоре. Джон пытался начать вторую игру, но ничего не получилось, когда Том взял гитару и начал петь California Dreamin’. Брендон начал петь припев, и я сел прямее. Его голос. Он был хорошо поставлен, и колебания его голоса были вовсе не из-за непрофессионализма. Он брал каждую ноту, которую хотел, и дрожь в его голосе была, должно быть, его манерой исполнения. Его голос был полным и темным. Мой же был неровным и тонким. У нас у обоих был поставлен голос, но мне нравилось, как он звучал. Голос Брендона был на октаву выше, демонстрируя диапазон, о котором я мог только мечтать. Его голос был даже выше, чем у девушки Джона.

- Как вы, ребята, называетесь? – спросил я Джона.

- Канадская история.

- Вы канадцы?

- Нет.

- Были там когда-нибудь?

- Пару раз.

- Знаете что-нибудь о ее истории?

- Нет, это просто название группы. Мы были пьяны, когда его придумали. С тех пор так и пошло.

Брендон взял гитару, тихо играя, пока Том пел. Барабанщик, которого звали Нейт, набрался смелости сказать как круто, что мы пьем вместе. Вроде они не возражали, что я вломился на их вечеринку. Да и с чего бы? У них никогда бы не было другого такого шанса провести время с кем-нибудь таким же талантливым и знаменитым, как я.

Брендон начал петь какую-то кантри-песню, рассмешив Тома.

- Ох уж этот чувак! – объяснил он и показал на Брендона. – Я люблю этого чувака!

Джон согласно кивнул, и пока никто не слышал, я спросил его:

- Ты не возражаешь, что Брендон…. Ну ты знаешь.

- А что с ним? – спросил сбитый с толку Джон.

- Нет, нет, нет, давай в миноре! – просил Том, и Брендон подчинился. Они оба подвывали от смеха над Нейтом, который бил по подушке двумя пустыми бутылками из-под пива.

- Он играет не за ту команду, что и ты, - продолжил я.

- Неа! – воскликнул Джон. – Ты же тоже здесь, так ведь? Мы очень рады, что мы в туре с вами, тысячи новых людей услышат теперь нашу музыку. Это здорово!

- Рай, сыграй что-нибудь, - сказал Брендон, передавая мне гитару. Я взял гитару от неожиданности, что Брендон назвал меня моим неофициальным прозвищем. С минуту я тупо смотрел на гитару, слишком пьяный и накуренный, чтобы вспомнить, как начинается Foxy Lady. Пока я играл, а остальные пели, мне стало интересно, так ли проводят время в туре, о чем я постоянно слышал, но сам никогда не видел? Парни тусят, напиваются, пот, слюна и музыка. Всегда музыка.

- У нас пиво кончилось! – расстроено воскликнула девушка Джона, и Нейт встал, слегка покачиваясь.

- В моей комнате есть немного. Пойдем, принесем. Давай! Кэс, вставай, я понесу тебя. Я понесу тебя, серьезно. Вот так вот…, - девушка взвизгнула, когда Нейт поднял ее и перекинул через плечо. Она болтала ногами и смеялась, и Джон шлепнул ее по заднице.

- Смотри не урони ее, - предупредил Джон перед тем как хлопнулся рядом со мной, и Нейт, вытащил девушку из комнаты. Я передал ему гитару, и он заиграл. Это было что-то незнакомое, но это было чертовски хорошо.

- Я просто импровизирую, - промямлил он и захихикал.

- Продолжай, - сказал я, внезапно очень заинтригованный.

У Джона был изумительный вкус. Мы начали разговаривать и не могли остановиться, передавая друг другу гитару и перекидываясь идеями. Он был чертовски талантливым парнем. Брендон, Нейт, Том и девушка стали дальше играть в карты, а мы продолжали игнорировать их.

- Если эта твоя группа распадется, - сказал я, а он засмеялся, - или если захочешь поиграть. Ну или какой-нибудь сторонний проект. Я думаю, нам стоит, ага, думаю, было бы весело. Как-нибудь может быть.

- Может быть, - согласился Джон с довольной улыбкой на лице. – Да, чувак. Это, ээ, это было бы здорово. Мы могли бы немного поиграть завтра.

- Да, конечно.

- Черт! Клево! – Он был очень польщен. Он широко улыбался мне.

Нейт отрубился прежде, чем я, наконец, ушел. Мы с Джоном говорили о собаках. Он очень много знал о них, мог назвать пятьдесят разных пород. Новые шотландские охотничьи ретриверы – преданные домашние животные. Я не знал, как они выглядели. Он сказал, что они рыжие и шустрые. Брендон, спотыкаясь, шел с нами по коридору и копался в карманах, пытаясь вспомнить номер своей комнаты. Пальцы Брендона скользнули по открытой полоске кожи над джинсами. Джон несколько раз помогал ему идти прямо, а я шел сразу за ними. Они напоминали мне птиц, которые подлетали к поверхности озера, чтобы попить воды.

Я обратил внимание на то, как Джон и Брендон обнялись на прощание. Это было короткое объятие одной рукой, как я обнимал Брента или Спенсера. Брендон помахал мне на прощание, а Джон был настолько добр, что проводил меня до моей двери. Оказалось, что он был до раздражения трезвым.

- Так это была твоя девушка там, - вдруг сказал я.

- Ага, Кэс. Кэсси. Любовь всей моей жизни. – Джон широко улыбнулся. – Два года, и только крепчает.

Я был почти уверен, что Спенсер мог бы переспать с ней, если бы захотел. Спенсер был известной рок-звездой, а этот парень Джон… Кто он такой вообще? Я тоже мог бы переспать с ней. Конечно, мог бы.

- Хех, - мы дошли до моей комнаты, Джон открыл для меня дверь. Я остановился. – Знаешь, он голубой.

- Прости?

- Брендон, - пояснил я, показывая туда, откуда мы только что пришли. Я видел лицо Брендона, когда закрывал глаза, красивое и смеющееся. – Он трахает парней. Некоторые парни делают это.

Джон казался удивленным. Я поймал, поймал тебя, ублюдок. Я сказал это только потому, что это было правдой. Ради чести. Ради благодетели. Джон казался мне хорошим, он заслуживал это знать.

- Да, некоторые парни делают это, - согласился Джон. – Тебя это беспокоит?

- Нет, - тут же ответил я. Это действительно не беспокоило меня. Просто я не мог перестать думать об этом. – А у тебя есть такие в группе? В команде? – спросил я с надеждой.

- У нас есть один чернокожий парень.

Я разочарованно покачал головой. Большинство людей, который я знал, не волновались из-за расовой принадлежности со времен Марвина Гэя. Я имел в виду, и это было важно, что у нас был техник-гомосексуалист, который вроде был хорошим, мог петь и играть на гитаре, считал себя привлекательным и слишком обаятельным, чтобы осесть, и который совершенно не хотел говорить о своей семье. Он был у нас, этот смешной, странный парень, с которым я не знал что делать. Я не прочитал инструкцию.

- Спокойной ночи, - сказал Джон, и я, спотыкаясь, зашел в свой номер, разделся, подкурил сигарету и уставился на дым, поднимавшийся все выше и выше к потолку.

Дата добавления: 2015-08-27