Темный пастырь 4 страница

Именно в состояниях хохха, следовавших одно за другим накануне его 70-летия на протяжении нескольких ночей, он уяс­нил себе в общих чертах очень неприятные для него события, происходившие тогда в Российской метакультуре и в смежных с ней областях. Он явился безмолвным и бессильным свидетелем одной из жесточайших потусторонних битв. Демиурги России, Китая, Махаяны, Индомалайской метакультуры и обеих метакультур Запада сражались со Жругром и с Лай-Чжоем, его новым союзником—странным детищем двух уицраоров, россий­ского и китайского. Уицраоры не были уничтожены, но их экс­пансия решительно приостановлена. Вокруг них был очерчен нерушимый круг.

Попытки уицраоров перейти, спустя некоторое время, опять в наступление, не привели в шрастрах ни к чему, а в Энрофе завершились трехлетней войной в Корее, после которой при­шлось вернуться к исходному положению.

Тогда был взят курс «ва-банк» — на быстрейшую подготовку и развязывание третьей мировой войны, ибо дальнейший ход процессов грозил привести к перемещению силы тяжести в Севе­ро-западный шрастр и к переносу санкции Гагтунгра со Жругра на Стэбинга.

Постоянными усилиями демонических сил вокруг Сталина было соткано нечто вроде непроницаемых тенет мрака. Никакое воздействие Провиденциальных начал до него не достигало, пока наконец после неимоверных усилий со стороны синклитов—и не только русского — однажды во время его пребывания в хоххе эти тенета были прорваны на короткий миг. В этот миг ему были показаны не панорамы светлых миров—это только усилило бы его ненависть — но отдаленные этапы его собственного грядуще­го пути, его возможное воплощение антихристом и конечная катастрофа: сбрасывание на Дно Галактики, то самое, где нет никаких времен,— страдалище, страшнее и безвыходнее которого не существует в мироздании. Это была ночь непередаваемого ужаса. Ужас был таким, что на несколько минут все его существо воспламенилось отчаянною молитвой — спасти его, предотвра­тить его дальнейшие шаги по этой дороге. Минуты прошли. Гордыня, упрямство и жажда беспредельной власти возобладали. Но эта ночь, случившаяся в 1952 году, возымела некоторое действие. Погружения в хохху после этого уже не вливали в него новых сил. Сказалась, может быть, и слишком тяжкая психоло­гическая нагрузка — это вечное хождение в маске материализма, марксизма, эта постоянная двойная жизнь. Он как бы надорвал­ся. Силы продолжали вливаться уже только от Жругра через постоянный канал инвольтации. За короткое время вождь поста­рел, а постоянные физические недомогания окончательно подры­вали его нервное равновесие.

Разрывал его и страх перед новыми соперниками. Первым, совершенно явным, был, конечно, Стэбинг. Однако такого чело­веко-орудия Гагтунгра, которое могло бы стать новым кандида­том в антихристы, в верхних кругах американского народа не замечалось. Но сознание, рассудок и некоторые неотчетливые сведения, получаемые от земных источников информации, вноси­ли теперь такую путаницу, что вождю начал мерещиться еще не открытый им в виде конкретного человеческого существа, но уже родившийся где-то в Энрофе страшный соперник, более пугаю­щий, чем Гитлер. И подобно тому, как сам он, владычествуя в России, по крови и духу был не русским, а грузином, так и потенциальный соперник мерещился ему не американцем по рождению. Ему представлялось, что этот кандидат должен выйти из недр мирового еврейства: о том, что в еврействе имеются некоторые узкие круги, носящиеся с затеей выпестовать всемир­ного владыку, он знал. И он решил, что неспроста Гитлер так беспощадно расправлялся именно с еврейским народом. Только не следовало действовать так топорно. Следовало постепенно выселить, по крайней мере, евреев Советского Союза в особые зоны, где и можно было бы как следует их прощупать—всех до единого. Сознание начинало давать перебои.

Тем опаснее представлялось дальнейшее пребывание у власти этого существа, утратившего последние представления о соот­ношении вещей и масштабов. Урпарп не мог уже вливать в него ни своей энергии, ни эманации своего разума через хохху, и толь­ко Жругр продолжал еще пользоваться некоторым подобием пуповины, эфирным каналом инвольтации, соединявшим его с человеко-орудием. Сам внушаемый великим демоническим ра­зумом Шаданакара, уицраор готовился к решительному вторже­нию вместе со всей воинственной силой Друккарга и китайского шрастра в шрастры других метакультур. Все активнее внушал он проводнику своей воли решимость развязать третью мировую войну. Предполагалось, что нападение должно произойти совер­шенно внезапно, мгновенно и что несколько десятков водород­ных бомб, сброшенных в течение немногих часов на жизненные центры западных государств, сразу определят исход войны в пользу Доктрины. В противном же случае санкция Урпарпа перенеслась бы на Стэбинга, а Сталин, погибнув в Энрофе, был бы возможно скорее взят в Гашшарву для окончательной подго­товки к последнему воплощению. Умостить историческую и со­циальную дорогу ко всемирной тирании в Энрофе тогда при­шлось бы не Доктрине, а той концепции, которая победила бы ее и на основе космополитизма создала бы новое, прельстительное универсальное учение. Демонический разум понимал, конечно, что разрушительная сила третьей мировой войны вызовет опу­стошение целых стран, и это само по себе было ему нежелатель­но, но новый огромный приток гавваха был желателен в высшей степени. Кроме того, предполагалось, что молниеносный харак­тер войны сузит масштабы возможных опустошений.

В первых числах марта 1953 года произошел решительный поединок между Яросветом и Жругром. Канал инвольтации, соединявший существо уицраора с его человеко-орудием, был перерезан во мгновение ока. Если бы это можно было сделать раньше, настолько же раньше оборвалась бы и жизнь человеко-орудия, так как никаких человеческих сил было недостаточно, чтобы выдерживать лежавшую на этой психике и на этом физиче­ском организме нагрузку. Это совершилось около двух часов ночи. Через полчаса его сознание угасло, но агония продол­жалась, как известно, несколько дней. Урпарп подхватил обо­рванный конец канала инвольтации и пытался сам влить в поги­бавшего силу и сознание. Это не удалось—отчасти потому, что несколько человек, сновавших у смертного ложа, постарались, чтобы он не вернулся к жизни. Мотивы, руководившие этими людьми, были различны. Некоторые боялись, что, если он оста­нется во главе государства, он развяжет войну, а война рисова­лась им как великое бедствие для всех и смертельная опасность для Доктрины. Но был среди приближенных и тот, кто столько лет стоял у руля механизма безопасности; он знал, что вождь уже наметил его как очередную жертву, очередную подачку глухо ропщущему народу: на него должна была быть возложена в гла­зах масс вся ответственность за миллионы невинно погибших. Кончина Сталина приоткрывала для него шанс к тому, чтобы самому занять его место. Линия его деятельности при жизни вождя диктовалась тремя мотивами: запугивать Сталина, раз­дувая и выдумывая физические опасности, якобы грозившие ему со всех сторон, держать страну в узде страха и немоты и этим самым утолять собственную жажду крови. Человек этот был носителем темной миссии, заключавшейся в умножении всена­родных страданий, но сознание его было плоским и амистичным, как стол, а объем его личности и дарований—ничтожным. Это был Малюта Скуратов XX века.

Наконец великая минута настала: Сталин испустил дух.

От этого удара дрогнула Гашшарва. Друккарг огласился воп­лями ужаса и гнева. Жругр взвыл от ярости и боли. Полчища демонов взмыли из глубин в верхние слои инфракосмоса, стара­ясь затормозить падение умершего в пучину магм.

Горестное беснование передалось в Энроф. Похороны вождя, вернее, перенос его тела в мавзолей превратились в идиотическое столпотворение. Морок его имени и его дел был так велик, что сотни тысяч людей восприняли его смерть как несчастие. Даже в тюремных камерах некоторые плакали о том, что же теперь будет. Толпы, никогда не удостаивавшиеся чести видеть вождя при его жизни, теперь жаждали улицезреть его хотя бы в гробу. Москва являла собой картину Бедлама, увеличенного до раз­меров мирового города. Толпы залили весь центр, пытаясь про­биться к Дому Союзов, где был выставлен для обозрения труп тирана и откуда должно было выступить траурное шествие. Прилегающие улицы превратились в Ходынку. Люди гибли, раздавливаемые о стены домов и столбы фонарей, растаптыва­емые под ногами, срывающиеся с крыш многоэтажных домов, по которым они пробовали миновать клокотавшее внизу человечес­кое месиво. Казалось, будто он, питавшийся всю жизнь испарени­ями страданий и крови, даже из-за гроба тянул к себе в инфракосмос горы жертв.

Ему, всегда отгонявшему от себя мысль о смерти, не озаботи­вшемуся даже о сооружении для себя достойной усыпальницы, теперь приходилось улечься в саркофаг рядом с саркофагом его предшественника и, с вынутым мозгом, с телом, пропитанным консервирующими составами, стать объектом поклонения толп и толп. Впрочем, раз уж пришлось умереть, он желал бы именно такой странной формы упокоения. Эманация благоговейно скло­няющихся людских множеств вливала бы в него силы даже и в загробном пути, пока спуск еще не увлек его слишком глубоко. Но мумификация и соответствующая перестройка мав­золея требовали времени, а время не ждало.

Странно, что никто в свое время, после смерти Ленина, не обратил серьезного внимания на магический, вернее, демониче­ский характер этого, никогда и нигде не применявшегося, способа создания квазимощей. Не задумывались над тем, как не вяжется это создание центра заупокойного культа ни с материалистиче­ской Доктриной, ни с личной скромностью первого вождя, ни со всей психологической атмосферой революционного движения. Инициатором создания мавзолея был второй вождь. Не знаю, руководила ли им тогда бессознательная интуиция или он уже тогда понимал, что в ту минуту, когда из тела Ленина был вынут мозг, этим самым актом была порвана связь внутри эфирного тела усопшего: это тело было лишено своего жизненного центра и распалось, а эфирный мозг усопшего—так называемый рахт — был подхвачен по воле Урпарпа великим игвой Друккарга и его помощниками. Там, в Друккарге, рахт был помещен и бережно предохраняем от разложения в конусе главного капи­ща, где игвы поддерживали в нем потенциальную жизнь. Если бы, пройдя свой искупительный искус в нижних слоях, первый вождь достиг бы когда-нибудь Друккарга, он принял бы свой рахт в себя как центр своего нового эфиротела. Среди античело­вечества это прогремело бы как величайшее чудо, герой и чудо­творец воцарился бы в Друккарге, и одно это значило бы для объединения всех шрастров в покорный Гагтунгру монолит боль­ше, чем все воинственные предприятия Жругров.

Но после мучений на Дне и в других слоях достигнув через много лет Друккарга, первый вождь отказался принять свой рахт. Умудренный страшным опытом преисподних, он понял, чем это грозит для него и для всего человечества. Тогда разъярив­шийся Жругр втянул его и сбросил на Дно опять. Но он уже был бессилен противостоять силам Синклита в дальнейшем влиянии на посмертье первого вождя, ибо шельт усопшего стал им от­крыт и доступен после совершенного им героического выбора. Сброшенный на Дно был почти сразу поднят стремительно вверх, в Олирну, чтобы после ряда лет в мирах Просветления включиться в творение блаженной Аримойи—грядущего всече­ловеческого затомиса.

Первый вождь отказался принять свой рахт; второй же теперь возлагал свои надежды именно на это. И он сам, и Урпарп, и демоны из Гашшарвы всеми силами тормозили его кармиче­ский спуск, дабы в серых туннелях Шим-бига, смежных с Друккаргом, дать возможность выкормышу Гагтунгра пробиться в российский шрастр и завладеть своим рахтом. Несколько меся­цев длился этот тормозящийся спуск. Полгода боролись силы тьмы против действия кармического груза, увлекавшего жуткого покойника вниз и вниз. Они вливали в него такую мощь, что голос его гремел по всем чистилищам, достигал шрастров, дока­тывался до самого Энрофа и там повергал в содрогание и трепет тех, кто расслышал его. Самое опасное произошло в Шим-биге в октябре 1953 года. Падавший вырвался из рук блюстителей кармы. Он был уже почти непохож на свой человеческий облик, но невообразимо страшен и силен. Его тело состояло из бурых клубов, а огромные глазницы, казавшиеся слепыми, были почти всезрящими. Несомый на крыльях ангелов мрака, он взмыл к воротам Друккарга. Жругр спешил к нему на помощь, игвы и раругги ликовали в экстатическом восторге.

Там, у стен российского шрастра, разыгралась одна из вели­чайших битв. Сил Синклита России и ее демиурга оказалось недостаточно. На помощь устремились ангелы, даймоны и мно­гие просветленные из других метакулътур. Некоторое время вры­вавшегося удерживал у самого входа в Друккарг великий человеко-дух того, кто был на земле Авраамом Линкольном. Наконец послышался топот белого всадника, устремлявшегося с высот Синклита Мира сюда, в шрастр. Узурпатор был окутан волевым оружием Александра Благословенного и передан блюстителям кармы. Вопль, сотрясавший столько дней чуть не половину Шаданакара, стал глохнуть и глохнуть, пока не умолк совсем. Это спускаемый вниз внедрился в сверхтяжелые магмы и стал погру­жаться дальше и дальше, на одномерное Дно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дата добавления: 2015-08-27