Критика холистического и метафизического взгляда на общество 60 страница

2. Бедность

Можно описать условия общества земледельцев, каждый член которого обрабатывает участок земли, достаточный, чтобы обеспечить его и его семью предметами первой необходимости. Можно включить в эту картину несколько специалистов: ремесленников допустим, кузнецов и интеллигентов скажем, врачей. Можно даже пойти дальше и предположить, что некоторые не являются собственниками ферм, а трудятся в качестве рабочих на чужих фермах. Работодатели вознаграждают их за помощь и заботятся о них, когда болезни и возраст лишают их трудоспособности.

Эта схема идеального общества лежала в основе многих утопических программ. В общих чертах на протяжении определенного времени она была реализована в некоторых коммунах. Возможно, ближайшим аналогом ее осуществления было сообщество, учрежденное иезуитскими священниками в стране, которая сегодня является Парагваем [82]. Однако нет нужды подробно исследовать достоинства этой системы социальной организации. Историческая эволюция не оставила от нее камня на камне. Ее рамки были слишком тесны для того количества людей, которое живет сегодня на Земле.

Внутренняя слабость такого общества в том, что рост населения должен привести к прогрессирующей нищете. Если имущество умершего фермера делится между его детьми, то в конце концов земельные участки становятся настолько малы, что они не могут обеспечивать достаточного пропитания семье. Все являются землевладельцами, но все при этом чрезвычайно бедны. Условия, существующие в обширных районах Китая, служат печальной иллюстрацией невзгод земледельцев с маленькими участками. Альтернативой этому является огромная масса безземельного пролетариата. В этом случае лишенных наследства пауперов от удачливых фермеров отделяет глубокая пропасть. Они представляют собой класс отверженных, само существование которого является для общества неразрешимой проблемой. Они тщетно ищут средства к существованию. Обществу они не нужны. Они нуждающиеся бедняки.

Когда в эпохи, предшествовавшие современному капитализму, политики, философы и юристы говорили о бедности и проблемах нищеты, они имели в виду именно этих лишних несчастных. Политика laissez faire и ее результат индустриализм превратили трудоспособных бедняков в наемных рабочих. В обществе свободного рынка есть люди с высокими доходами и люди с низкими доходами. Но больше нет людей, которые, несмотря на то, что готовы работать, не могут найти постоянную работу из-за того, что в общественной системе производства им нет места. Но даже в период своего расцвета либерализм и капитализм были ограничены сравнительно небольшими областями Западной и Центральной Европы, Северной Америки и Австралии. В остальном мире сотни миллионов людей до сих пор влачат существование на грани голодной смерти. Они являются бедняками, или пауперами в старом смысле этого термина, лишним и избыточным населением, тяжелым бременем для самих себя и скрытой угрозой для меньшинства своих более удачливых сограждан.

Не капитализм, а его отсутствие является причиной нужды этих несчастных людей, в массе своей цветных. Если бы не торжество laissez faire, жизнь множества людей в Западной Европе была бы гораздо хуже условий существования кули. Беда Азии в том, что объем капитала, инвестированного на душу населения, чрезвычайно низок по сравнению с капиталовооруженностью Запада. Доминирующая идеология и общественная система, являющаяся ее результатом, сдерживают развитие преследующего прибыль предпринимательства. Уровень внутренних капитальных накоплений очень низок; к иностранным инвесторам относятся крайне враждебно. Во многих из этих стран рост численности населения даже превышает увеличение имеющегося капитала.

Несправедливо обвинять европейские державы в нищете народных масс на просторах их бывших колониальных империй. Вкладывая капитал, иностранные правители делали для роста материального благосостояния все, что было в их силах. Нет никакой вины белых в том, что восточные народы с трудом отказывались от своих традиционных догматов и ненавидели капитализм как чуждую идеологию.

В той мере, в какой существует свободный капитализм, больше не существует проблемы нищеты в том смысле, в каком этот термин применялся для условий некапиталистического общества. Рост численности населения плодит не лишние рты, а дополнительные руки, использование которых создает дополнительное богатство. Трудоспособных пауперов больше не существует. С точки зрения экономически отсталых наций конфликт между трудом и капиталом в капиталистических странах представляется конфликтом внутри привилегированного высшего класса. На взгляд азиатов, рабочий американских автомобильных заводов является аристократом. Это человек, принадлежащий к 2% населения земли, имеющим самые высокие доходы. Не только цветные расы, но и славяне, арабы и некоторые другие народы смотрят на средний доход граждан капиталистических стран от 12 до 15% всего человечества как на изъятие части своего собственного материального благосостояния. Они не могут понять, что процветание этих якобы привилегированных групп, не считая последствий миграционных барьеров, не оплачено их собственной нищетой, и что основное препятствие на пути улучшения условий их жизни в их ненависти к капитализму. В рамках капитализма понятие бедности относится только к тем, кто не способен сам о себе позаботиться. Если оставить в стороне детей, то мы должны отдавать себе отчет в том, что нетрудоспособные люди будут существовать всегда. Капитализм, повышая уровень жизни масс, улучшая гигиенические условия и методы профилактики и терапии, не ликвидирует физической недееспособности. Следует признать, что многие люди, которые в прошлом были бы обречены на пожизненную инвалидность, сегодня возвращаются к полноценной жизни. Но, с другой стороны, в качестве постоянно нетрудоспособных выживают те, кто прежде вследствие врожденных дефектов, болезни или несчастного случая погиб бы намного раньше. Кроме того, увеличение средней продолжительности жизни ведет к росту числа престарелых, которые не могут сами зарабатывать себе на жизнь.

Проблема нетрудоспособных является специфической проблемой человеческой цивилизации и общества. Искалеченные животные должны погибать быстро. Они либо умирают от голода, либо становятся жертвами врагов своего вида. Дикари были безжалостны к тем, кто не соответствовал определенным стандартам. По отношению к ним многие племена практиковали такие же варварские методы безжалостного истребления, к которым нацисты прибегали в наши дни. Само существование сравнительно большого количества инвалидов, как это ни парадоксально, является отличительной чертой цивилизации и материального благополучия.

Обслуживание тех инвалидов, которые лишены средств к существованию и о которых не заботятся ближайшие родственники, долгое время считалось делом благотворительности. Иногда необходимые средства предоставлялись правительством, но гораздо чаще собирались путем добровольных пожертвований. Католические ордена и приходы, а также некоторые протестантские благотворительные общества иногда творили чудеса, собирая эти пожертвования и должным образом их используя. Сегодня существует много межконфессиональных учреждений, соперничающих с ними в благородной конкуренции.

Систему благотворительности критикуют за два недостатка. Во-первых, это нехватка средств, которыми она располагает. Однако, чем больше развивается капитализм, тем более крупными становятся благотворительные фонды. С одной стороны, люди склонны делать пожертвования пропорционально повышению собственного благополучия. С другой стороны, параллельно снижается число нуждающихся. Даже для тех, кто обладает умеренными доходами, предоставлена возможность с помощью сбережений и страхования подготовиться к несчастным случаям, болезням, старости, обучению своих детей, содержанию вдов и сирот. Вполне вероятно, что средств благотворительных фондов в капиталистических странах было бы достаточно, если бы интервенционисты не подрывали жизненно важные институты рыночной экономики. Кредитная экспансия и инфляционное увеличение количества денег сводят на нет все попытки простого человека сэкономить и накопить резервы на черный день. Но другие приемы интервенционизма вряд ли менее вредоносны для жизненных интересов наемных рабочих, служащих, лиц свободных профессий и владельцев мелких предприятий. Большая часть тех, кому помогают благотворительные институты, бедствуют только потому, что до этого их довели интервенционисты. В то же время инфляция и попытки понизить процентные ставки ниже потенциального рыночного уровня фактически экспроприируют пожертвования больниц, богаделен, сиротских приютов и других аналогичных учреждений. Когда пропагандисты благосостояния жалуются на недостаточность имеющихся средств для оказания помощи, они жалуются на один из результатов политики, которую сами же отстаивают.

Второй недостаток, в котором обвиняют систему благотворительности, заключается в том, что в ее основе лежат лишь милосердие и сочувствие. Нуждающийся не имеет никаких законных прав на доброту, проявляемую к нему. Он зависит от милосердия великодушных людей, от чувства совестливости, которое пробуждает его бедственное положение. Он получает лишь добровольный дар, за который должен быть благодарен. Это невыносимое состояние для человека, обладающего чувством собственного достоинства.

Эти сетования оправданы. Такие недостатки действительно присущи любому виду благотворительности. Эта система разлагает как дарителей, так и получателей. Первых она делает самодовольными, а вторых покорными и раболепными. Однако именно ментальность капиталистической среды заставляет людей чувствовать унижение, подавая и принимая милостыню. Вне области денежных связей и сделок, осуществляемых между покупателями и продавцами в чисто деловой манере, все межличностные отношения заражены этим недостатком. Именно об отсутствии личного элемента в рыночных сделках сожалеют все, кто обвиняет капитализм в жестокосердии и бездушии. По мнению этих критиков, сотрудничество по принципу do ut des дегуманизирует все социальные связи. Братскую любовь и готовность помочь друг другу он заменяет контрактами. Эти критики осуждают правовой порядок капитализма за пренебрежение человеческим аспектом. Они непоследовательны, когда обвиняют систему благотворительности за то, что она полагается на чувство милосердия.

Феодальное общество было построено на актах милости и на признательности облагодетельствованных. Могущественный сюзерен одаривал своего вассала привилегиями, а последний должен был расплачиваться с ним личной преданностью. Отношения были человеческими до такой степени, что подданные должны были целовать руки своих государей и демонстрировать им свою преданность. В феодальной среде элементы благоволения были присущи актам милости и никого не оскорбляли. Они соответствовали общепринятой идеологии и практике. И только на фоне общества, целиком основанного на договорных связях, возникла идея обеспечить нуждающимся законное право требования средств к существованию, дающее основания для предъявления судебных исков к обществу.

Метафизические аргументы в пользу такого права на средства к существованию основаны на доктрине естественного права. Перед Богом или природой все люди равны и наделены неотчуждаемым правом на жизнь. Однако ссылки на прирожденное равенство неуместны, когда речь идет о прирожденном неравенстве. Печально, что физическая неполноценность не позволяет многим людям играть активную роль в общественном сотрудничестве. Именно действие законов природы делает этих людей париями. Они являются пасынками Бога или природы. Мы можем полностью разделять религиозные и этические заповеди, провозглашающие, что долг человека помогать несчастным собратьям, обделенным природой. Но признание этой обязанности не дает ответа на вопрос относительно методов ее реализации. Она не заставляет избирать методы, которые ставят общество под угрозу и снижают продуктивность человеческих усилий. Ни здоровые, ни инвалиды не извлекут никакой пользы из падения количества наличных благ.

Имеющиеся здесь проблемы не носят праксиологического характера, и не дело экономической науки предлагать для них наилучшее решение. Они относятся к патологии и психологии. Они относятся к биологическому факту, что страх перед нуждой и унизительные последствия существования на милостыню являются важными факторами поддержания человеком физиологического равновесия. Они побуждают человека поддерживать себя в форме, избегать болезней и несчастных случаев и, поранившись, выздоравливать как можно быстрее. Опыт системы социального обеспечение, особенно самой старой и наиболее полной немецкой схемы, ясно продемонстрировал нежелательные последствия устранения этих стимулов[Cм.: Sulzbach. German Experience with Social Insurance. New York, 1947. P. 2232.]. Ни одно цивилизованное сообщество не позволяет нетрудоспособным погибнуть. Однако замена благотворительной помощи законодательным правом на пособие или средства существования, по-видимому, не соответствует человеческой природе такой, как она есть. Не метафизические предубеждения, а соображения практической целесообразности делают неразумным провозглашение законного права на средства к существованию.

Более того, верить в то, что принятие подобных законов может освободить нуждающихся от унизительных особенностей, присущих получению милостыни, означает предаваться иллюзиям. Чем более щедрыми будут эти законы, тем более пунктуальным должно быть их применение. Свобода действий людей, которых внутренний голос побуждает к милосердным деяниям, будет заменяется свободой действий бюрократов. Трудно сказать, легче или тяжелее сделает это удел нетрудоспособных членов общества.

3. Неравенство

Неравенство доходов и богатства свойственно рыночной экономике. Его устранение полностью разрушило бы рыночную экономику[Cм. с. 282283 и 755758.].

Люди, требующие равенства, всегда имеют в виду увеличение своей собственной покупательной способности. Поддерживая принцип равенства как политический постулат, никто не желает делиться собственным доходом с теми, кто имеет меньше них. Когда американский наемный рабочий говорит о равенстве, он подразумевает, что дивиденды акционеров следует отдать ему. Он не имеет в виду сокращение своего собственного дохода в пользу тех 95% населения Земли, чей доход ниже, чем у него.

Роль, которую неравенство доходов играет в рыночном обществе, не следует путать с ролью, которую оно играет в феодальном обществе или некапиталистических обществах других типов[Cм. с. 294.].

Давайте сравним историю Китая и Англии. В Китае существовала высокоразвитая цивилизация. Две тысячи лет назад он был далеко впереди Англии. Но в конце XIX в. Англия была богатой и высокоразвитой страной, в то время как Китай был нищим. Его цивилизация не отличалась от того состояния, которого она достигла за века до этого. Это была остановившаяся цивилизация.

Китай пытался осуществить принцип равенства доходов в большей степени, чем это делалось в Англии. Земельные участки были поделены и подразделены. Не было многочисленного класса безземельного пролетариата. А в Англии XVIII в. этот класс был очень многочисленным, так как ограничительная практика несельскохозяйственного производства, санкционировавшаяся традиционной идеологией, отсрочила появление современного предпринимательства. Но когда философия laissez faire открыла дорогу капитализму, полностью разрушив заблуждения рестрикционизма, индустриализм смог развиваться ускоренными темпами, потому что необходимая рабочая сила уже была в наличии.

Эпоху машин породила не специфическая ментальность стяжательства, которая в один прекрасный день непостижимым образом овладела разумом некоторых людей и превратила их в капиталистических людей, как это представлялось Зомбарту. Люди, готовые получить прибыль за счет того, чтобы приспособить производство к удовлетворению нужд публики, существовали всегда. Но они были парализованы идеологией, которая клеймила стяжательство как безнравственное проявление и возводила институциональные барьеры, чтобы ее обуздать. Замена традиционной системы ограничений на философию laissez faire устранила эти препятствия на пути повышения материального благосостояния и провозгласила новую эру.

Либеральная философия разрушила традиционную кастовую систему, потому что ее сохранение было несовместимо с функционированием рыночной экономики. Она пропагандировала отмену привилегий, потому что стремилась развязать руки тем, кто был достаточно изобретательным, чтобы наиболее дешевым образом производить больше всех продукции наилучшего качества. В этом негативном аспекте программа утилитаристов и экономистов совпадала с идеями тех, кто атаковал сословные привилегии с точки зрения так называемого права природы и доктрины равенства всех людей. Обе эти группы были едины в поддержке принципа равенства всех людей перед законом. Но такое единство не устранило фундаментального расхождения между этими двумя направлениями мысли.

С точки зрения школы естественного права все люди являются биологически равными и поэтому имеют неотчуждаемое право на равную долю во всем. Первая теорема очевидно противоречит фактам. Вторая теорема при последовательной интерпретации приводит к таким нелепостям, что ее сторонники вообще отказываются от всякой логической последовательности и в конечном итоге считают любой институт, каким бы дискриминационным и чудовищным он ни был, совместимым с неотчуждаемым равенством всех людей. Выдающиеся вирджинцы, чьи идеи вдохновляли американскую революцию, молчаливо соглашались с сохранением рабства негров. Самая деспотичная система правления, известная истории как большевизм, гордо выступает как само воплощение принципа равенства и свободы всех людей.

Либеральные поборники равенства перед законом полностью отдавали себе отчет в том, что люди рождаются неравными и что именно их неравенство порождает общественное сотрудничество и цивилизацию. Равенство перед законом, по их мнению, не предназначено для того, чтобы исправлять неумолимые явления Вселенной и заставить естественное неравенство исчезнуть. Наоборот, оно является способом обеспечить человечеству в целом максимум пользы, которую оно может из него извлечь. С этого момента ни один человеческий институт не должен мешать человеку достигать такого положения, в котором он может наилучшим способом служить своим согражданам. Либералы подошли к проблеме не с позиции якобы неотчуждаемых прав индивидов, а с общественной и утилитаристской точки зрения. На их взгляд, равенство перед законом это благо, потому что оно лучше всего служит интересам всех. За избирателями оно оставляет право решать, кто должен занимать государственные должности, а за потребителями кто должен руководить производственной деятельностью. Тем самым оно устраняет причины силовых конфликтов и обеспечивает стабильность движения к более удовлетворительному состоянию дел.

Триумф либеральной философии породил все те феномены, которые в своей совокупности называются современной западной цивилизацией. Однако новая философия могла одержать победу только в среде, где идеал равенства доходов был очень слаб. Если бы англичане XVIII в. были одержимы химерой равенства доходов, то философия laissez faire не взволновала бы их, точно так же, как сегодня она не интересует китайцев и мусульман. В этом смысле историки должны признать, что идеологическое наследие феодализма и манориальная система внесли свой вклад в возвышение нашей современной цивилизации, как бы сильно она от них ни отличалась.

Философы XVIII в., чуждые идеям новой утилитаристской теории, могли еще говорить о преимуществах положения в Китае и мусульманских странах. Надо признать, что им очень мало было известно о социальной структуре Востока. В тех смутных сообщениях, которые они получали, достойным похвалы они посчитали отсутствие наследственной аристократии и крупного землевладения. Они вообразили себе, что эти страны больше преуспели в установлении равенства, чем их собственные страны.

Позднее, в XIX в. эти притязания были возобновлены националистами вышеупомянутых стран. Во главе всех шел панславизм, поборники которого превозносили выдающиеся достоинства общинного сотрудничества, существовавшего в русском мире и артели, а также в задруге югославов. С развитием семантической путаницы, которая обратила значение политических терминов в их полную противоположность, эпитет демократический сейчас используется повсеместно. Мусульманские народы, которые никогда не знали никакой иной формы правления, кроме неограниченного абсолютизма, называются демократическими. Индийские националисты получают удовольствие, разглагольствуя о традиционной индусской демократии!

Экономисты и историки безразличны ко всем этим эмоциональным излияниям. Описывая цивилизации азиатских народов как низшие, они не выносят никаких ценностных оценок. Они просто устанавливают тот факт, что эти народы не создали идеологических и институциональных условий, породивших на Западе ту капиталистическую цивилизацию, превосходство которой они сегодня неявно признают, настойчиво пытаясь перенять по крайней мере ее технологические и терапевтические инструменты и атрибуты. Как раз именно тогда, когда признается тот факт, что в прошлом культура многих народов Азии далеко превосходила культуру их западных современников, возникает вопрос о причинах, которые остановили прогресс на Востоке. В случае индусской цивилизации ответ очевиден. Здесь железная хватка непоколебимой кастовой системы сдерживала индивидуальную инициативу и душила в зародыше любую попытку отклониться от традиционных стандартов. Однако Китай и мусульманские страны, не считая рабства сравнительно небольшого количества людей, были свободны от кастовой жесткости. Ими правили деспоты. Но отдельные подданные были равны перед деспотом. И даже для рабов и евнухов путь к высшим должностям не был закрыт. Именно на это равенство перед государем ссылаются сегодня, когда говорят о мнимых демократических традициях жителей Востока.

Представление об экономическом равенстве подданных, которого придерживались эти народы и их правители, не было четко определено, а, наоборот, было весьма смутным. Но в одном отношении оно было весьма определенным, а именно в чрезвычайном осуждении накопления большого состояния любым частным лицом. Правители рассматривали богатых подданных как угрозу своему политическому господству. Все как правители, так и те, кем правили, были убеждены, что ни один человек не может скопить крупное состояние, не лишая других того, что по праву принадлежит им, и что богатство немногих является причиной нищеты многих. Положение богатых купцов в странах Востока было крайне ненадежно. Они находились во власти чиновников. Даже щедрые взятки не могли защитить их от конфискации. Народ ликовал всякий раз, когда процветающий купец становился жертвой зависти и ненависти администраторов.

Дух неприятия стремления к богатству, корыстолюбия замедлил развитие цивилизации на Востоке и держал широкие народные массы на грани голодной смерти. Поскольку накопление капитала сдерживалось, не могло идти и речи о технологическом совершенствовании. Капитализм пришел на Восток как импортированная чуждая идеология, навязанная иностранными армиями и флотом в форме колониального господства или экстерриториальной юрисдикции. Безусловно, эти насильственные методы не были подходящими средствами изменения традиционалистской ментальности жителей Востока. Но признание этого факта не лишает обоснованности утверждение о том, что именно неприятие накопления капитала обрекло многие сотни миллионов жителей Азии на нищету и голод.

Понятие равенства, которое имеют в виду пропагандисты благосостояния, представляет собой копию азиатского представления о равенстве. Неопределенное во всех других отношениях, оно совершенно отчетливо в своем отвращении к крупным состояниям. Оно возражает против большого бизнеса и сверхбогатых людей и пропагандирует различные меры, предназначенные для того, чтобы сдержать рост отдельных предприятий и создать большее равенство с помощью конфискационного налогообложения доходов и имущества. Оно апеллирует к зависти неразумных масс.

Непосредственные экономические последствия конфискационной политики уже разбирались выше[Cм. с. 754759.]. Очевидно, что в долгосрочной перспективе такая политика должна привести не только к замедлению или полному прекращению дальнейшего накопления капитала, но и к проеданию ранее накопленного капитала. Она не только парализует дальнейшее продвижение к большему материальному процветанию, но и развернет тренд в противоположную сторону и сформирует тенденцию прогрессирующего обнищания. Идеалы Азии восторжествуют и в конечном итоге Восток и Запад встретятся на одинаковом уровне нищеты.

Школа благосостояния претендует не только на отстаивание интересов общества в целом перед лицом эгоистических интересов рыскающего в поисках прибыли бизнеса; более того, она утверждает, что ориентируется на устойчивые земные интересы страны в противовес краткосрочным устремлениям спекулянтов, промоутеров и капиталистов, занимающихся исключительно спекуляцией и не заботящихся о будущем общества в целом. Разумеется, второе заявление несовместимо с акцентом этой школы на краткосрочной политике по сравнению с долгосрочными интересами. Однако последовательность не является одним из достоинств доктринеров благосостояния. Давайте ради поддержания дискуссии пренебрежем этим противоречием в их утверждениях и исследуем их, невзирая на их непоследовательность.

Сбережения, накопление капитала и инвестиции отвлекают соответствующие суммы от текущего потребления и направляют их на улучшение условий существования в будущем. Человек, накапливающий сбережения, отказывается от увеличения настоящего удовлетворения, чтобы повысить благосостояние своей семьи в более отдаленном будущем. Его намерения, безусловно, являются эгоистическими в популярном смысле этого слова. Однако результаты этого эгоистического поведения выгодны устойчивым земным интересам как общества в целом, так и каждого его члена в отдельности. Его поведение порождает все те феномены, которым даже самые фанатические пропагандисты благосостояния присваивают эпитеты экономическое развитие и прогресс.

Политика, пропагандируемая школой благосостояния, разрушает у частных граждан стимулы к сбережению. С одной стороны, мероприятия, направленные на урезание больших доходов и состояний, серьезно подрывают или полностью уничтожают способность более состоятельных людей к накоплению сбережений. С другой стороны, суммы, которые люди с умеренными доходами прежде вкладывали в накопление капитала, теперь направляются на потребление. В прошлом, когда человек накапливал сбережения путем помещения денег в сберегательный банк или приобретения страхового полиса, банк или страховая компания инвестировали эквивалентную сумму. Даже если владелец сбережений впоследствии тратил свои сбережения на текущее потребление, изъятия и проедания инвестированного капитала не происходило. Совокупные инвестиции сберегательных банков и страховых компаний постоянно увеличивались, несмотря на эти изъятия.

Сегодня доминирует тенденция подталкивания банков и страховых компаний к все большему и большему увеличению доли вложений в государственные обязательства. Фонды учреждений социального обеспечения полностью состоят из титулов государственной задолженности. В той мере, в какой созданная государственная задолженность тратится на текущие расходы, сбережения индивидов не приводят к накоплению капитала. Если в свободной рыночной экономике сбережения, накопление капитала и инвестиции совпадают, то в интервенционистской экономике сбережения отдельных граждан могут быть промотаны государством. Отдельный гражданин ограничивает свое текущее потребление, чтобы обеспечить свое собственное будущее; делая это, он вносит свой вклад в дальнейшее экономическое развитие общества и в повышение уровня жизни окружающих его людей. Но тут на сцену выходит государство и уничтожает общественно полезный эффект поведения индивидов. Ничто лучше этого примера не разоблачает расхожее клише теории благосостояния, противопоставляющее эгоистичного и ограниченного индивида, приверженного исключительно получению немедленных удовольствий и не интересующегося благополучием окружающих и вечными тревогами общества, и дальновидного великодушного государства, целиком и полностью посвятившего себя обеспечению устойчивого благосостояния общества в целом.

Следует признать, что пропагандисты выдвигают два возражения. Во-первых, мотивом индивидов является эгоизм, в то время как государство полно благих намерений. Ради поддержания дискуссии предположим, что индивиды это дьяволы, а правители ангелы. Но в жизни и реальности имеют значение несмотря на то, что Кант утверждал обратное, не благие намерения, а реальные достижения. Существование и развитие общества делают возможным именно тот факт, что мирное сотрудничество, основанное на общественном разделении труда, в долгосрочной перспективе лучше служит интересам всех индивидов. Выдающаяся особенность рыночного общества заключается в том, что все его функционирование и действие являются реализацией этого принципа.

Второе возражение указывает на то, что в системе всеобщего благосостояния накопление капитала государством и государственные инвестиции придут на смену частному накоплению и инвестициям. Они ссылаются на то, что не все средства, позаимствованные государством в прошлом, были истрачены на текущие расходы. Значительная часть была вложена в строительство автомобильных и железных дорог, портов, аэропортов, электростанций и в другие общественные работы. Другая, не менее заметная часть, была потрачена на финансирование оборонительных войн, которые, по общему признанию, невозможно профинансировать другими методами. Это возражение, однако, бьет мимо цели. Значение имеет лишь то, что часть сбережений индивидов используется государством на текущее потребление, и ничто не мешает государству увеличить эту часть так, чтобы она фактически поглотила все.

Дата добавления: 2015-08-26