Читайте также:
|
Я на коне, толкани — я с коня…
В. Высоцкий
Крым. Конец марта 1920 года. Феодосия…Антон Иванович сидит в небольшом кабинете… Заходит недавно смещенный с должности начальника штаба ВСЮР генерал Романовский.
— Ваше превосходительство! Разрешите доложить…
— Простите, Иван Павлович, перебью. Прошу выслушать. Низкий поклон, что Вы правильно восприняли мое решение о смещении Вас с должности. 16 марта.
— Но я же сам просил Вас об этом! — воскликнул Романовский. — Думаю, что генерал Махров — достойная замена.
— Не об этом, дорогой Иван Павлович! Решение далось мне трудно, не за одну бессонную ночь. Вы знаете, сколько раз я не отпускал по Вашей личной просьбе, сколько раз отметал давление. Даже протопресвитера. Но политика, милый генерал, оказалась сильнее меня… Тем более, Вас ведь действительно могли убить эти скоты, носящие, к сожалению, погоны русского офицера. Злой рок, я остался один на один со всеми силами зла…
Деникин не лукавил. Он писал в письме Ксени Васильевне:
«Освободил от должности Ивана Павловича Романовского. Полное одиночество. Как тяжко. Злоба против него стала истеричной. Хотели его убить: как слепы и подлы люди. Душа моя скорбит. Вокруг идет борьба. Странные люди — борются за власть! За власть, которая тяжким, мучительным ярмом легла на мою голову, приковала, как раба к тачке — с непосильной кладью... Тяжко. Жду, когда все устроится на местах, чтобы сделать то, о чем говорил Тебе. Бедное мое, несчастное дитятко, сколько горя пришлось на Твою долю... Потерпи немножко, Бог даст устроится. Желанная моя...».
…Выслушав монолог своего бывшего непосредственного начальника, Романовский покраснел, и на одном дыхании выпалил:
— Антон Иванович, да о чем это Вы? Мы же все обсудили. Не было другого выхода…
— Это еще не все, дорогой Иван Павлович. Позвольте закончить, — как-то обреченно сказал Главком — Я понимаю. Не хочу сейчас говорить красивых слов о том, что вы значите для меня. Что я сейчас скажу, вы услышите первым. Логика поражений неумолима. Кто-то должен нести ответственность за случившееся. И эта беспощадная логика подвела меня, дорогой Иван Павлович, к единственно верной мысли: таким человеком может быть только главнокомандующий.
— Извините, что перебиваю, Ваше превосходительство, но существует ряд объективных причин…
— Иван Павлович, мы же офицеры! Только я должен ответить за эту трагедию…
— Понимаю, Антон Иванович, всю вашу боль. Это и моя боль. Это боль всех генералов. Но вы не должны уйти с поста Главкома! Армия верит Вам!
— К сожалению, не совсем так. У меня ночью 19 марта был генерал Кутепов. Вы знаете, как я уважаю его. Александр Павлович рассказал интересные вещи. Его вызвал генерал Слащев, известный интриган, из Севастополя в Джанкой и, сославшись на мнение, что армия и население недовольны генералом Деникиным, предполагает 23 марта созвать совещание, которое, вероятно, заставит меня сдать командование. Я, Иван Павлович, не был удивлен, так как уже знал о бурной деятельности Слащева, который связался с Врангелем, Боровским, Сидориным, Покровским, Юзефовичем, имея в виду свою кандидатуру на пост Главкома. Знаю и о давних интригах Врангеля, о том, что Сидорин обвиняет в предательстве Дона. Генерал Кутепов предложил принять меры против готовившегося совещания, вызвать старших начальников, потребовав доклада о настроении войск.
— Александр Павлович абсолютно прав!— вскричал Романовский.
— Других предложений от командира Добровольческого корпуса я и не ожидал… Но принял другое решение. Время настало. Довольно.
— Антон Иванович, этого делать нельзя!
— Иван Павлович, ради бога извините, но оставьте меня одного. Вызову Вас чуть позже.
Генерал Романовский, бледный как полотно, направился к выходу.
— Да, Иван Павлович, только не подумайте чего-нибудь плохого. Генерал Деникин не пустит пулю в лоб. Не дождутся! Бывало и хуже. Нам тяжело, противнику не легче. Я еще нужен Отечеству, Асе, Марине…
— Что бы там ни было, остаюсь со своим Главкомом!— Романовский быстрее захлопнул дверь кабинета, чтоб никто не увидел, как у него на глазах блеснули слезы…
Дальнейшие события развивались быстро.
Деникин составил секретную телеграмму-приказание о сборе начальников в Севастополь на Военный Совет под председательством генерала Драгомирова на 21 марта для избрания преемника главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. В число участников Антон Иванович включил и известных ему «претендентов на власть». В состав Совета должны были войти:
«Командиры Добровольческого (Кутепов) и Крымского (Слащов) корпусов и их начальники дивизий. Из числа командиров бригад и полков — полвина (от Крымского корпуса, в силу боевой обстановки, норма может быть меньше). Должны прибыть также: коменданты крепостей, командующий флотом, его начальник штаба, начальники морских управлений, четыре старших строевых начальников флота. От Донского корпуса — генералы Сидорин, Кельчевский и шесть лиц в составе генералов и командиров полков. От штаба главнокомандующего — начальник штаба, дежурный генерал, начальник военного управления и персонально генералы: Врангель, Богаевский, Улагай, Шиллинг, Покровский, Ефимов, Юзефович и Топорков».
Генерал Махров, сменивший на посту смещенного генерала Романовского, вспоминал:
«Он (Деникин — Г. И.) показался мне невыразимо усталым. Протянул приказ и сказал:
— Мое решение бесповоротно. Армия потеряла веру в вождя, я потерял веру в армию…
К председателю Военного Совета генерал Деникин обратился с письмом:
«Многоуважаемый Абрам Михайлович!
Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбой.
Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и ее историческое предназначение мною не потеряна, но внутренняя связь между Вождем и Армией порвана. И я не в силах более вести ее. Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственность власти и командование.
Уважающий Вас А. Деникин»
Военный совет собрался, и утром 22 марта Деникин получил телеграмму генерала Драгомирова:
«Военный Совет признал невозможным решить вопрос о преемнике Главкома, считая это прецедентом выборного начала, и постановил просить Вас единолично указать такового. При обсуждении Добровольческий корпус и кубанцы заявили, что только Вас желают иметь своим начальником и от указания о преемнике отказываются. Донцы отказались давать какие-либо указания о преемнике, считают свое представительство слишком малочисленным, не соответствующим боевому составу, который они определяют в 4 дивизии. Генерал Слащов отказался давать мнение за весь свой корпус, от которого могли прибыть только три представителя, и вечером просил разрешения отбыть на позиции, что ему и было разрешено. Только представители флота указали преемником генерала Врангеля. Несмотря на мои категорические заявления, что ваш уход решен бесповоротно, вся сухопутная армия ходатайствует о сохранении Вами Главного командования, ибо только на Вас полагаются и без Вас опасаются за распад Армии, все желали бы Вашего немедленного прибытия сюда для личного председательствования в Совете, но меньшего состава. В воскресенье, в полдень, назначил продолжение заседания, к каковому прошу Вашего ответа для доклада Военсовету.
Драгомиров»
Впоследствии в белой эмиграции генерал Богаевский вспоминал, что участники Совета, кроме моряков, единодушно заявили: выборов быть не может, войска подчиняются Главкому. В особенности решительно были настроены добровольцы, которые заявили, что признают только генерала Деникина, и «в порыве горячего чувства вскочили и закричали ему «Ура».
Антон Иванович, между тем, счел невозможным изменить свое решение. Генералу Драгомирову ответил коротко, но твердо:
«Разбитый нравственно, я ни одного дня не могу оставаться у власти. Считаю уклонение от подачи мне совета генералами Сидориным и Слащевым недопустимым. Число собравшихся безразлично. Требую от Военного Совета исполнения своего долга. Иначе Крым и Армия будут ввергнуты в анархию.
Повторяю, что число представителей совершенно безразлично. Но если Донцы считают нужным, допустите число членов сообразно их организации».
За этими словами скрывалась глубокая нравственная и духовная драма…
Заседания Военного Совет шли непросто. Первоначально члены Совета собрались на квартире у генерала Витковского и твердо высказались за оставление генерала Деникина на посту Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Однако генерал Кутепов сообщил, что Антон Иванович тверд в решении оставить пост. Все разошлись, не приняв никакого решения.
На самом Военном Совете долго решали вопрос о преемнике, не называя его. Наконец, начальник штаба Черноморского флота Рябинин назвал имя Врангеля. Многие генералы вообще высказались против выбора командующего, считая такой порядок недопустимым. Предложили связаться с Деникиным и просить его сохранить командование. Это является лучшим контраргументом на имеющиеся в советской и белоэмигрантской историографии утверждения о том, что после «Новороссийской катастрофы» авторитет Деникина был якобы подорван напрочь. Колебания членов Военного Совета говорят об обратном…
Однако принимать решение было необходимо!
На другой день из Константинополя прибыл Врангель. На Военном Совете старшие начальники начали заседать отдельно. Споры продолжались. Ни одна кандидатура не обходилась без возражений. Согласия не было. Наконец, генерал Богаевский призвал решить вопрос и предложил кандидатуру Врангеля. Снова обсуждали, спорили…
В конце концов, решение было принято. В Феодосию пошла телеграмма, подписанная генералом Драгомировым:
«Высшие начальники до командиров корпусов включительно единогласно остановились на кандидатуре генерала Врангеля. Во избежание трений в Общем Собрании означенные начальники просят Вас прислать ко времени открытия общего собрания, к 18 часам, Ваш приказ о назначении, без ссылки не избрание Военным Советом».
«Я, — вспоминает Деникин, — приказал справиться, был ли ген. Врангель на этом заседании и известно ли ему об этом постановлении, и получив утвердительный ответ, отдал свой последний приказ Вооруженным Силам Юга:
§1
Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России.
§2
Всем шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, — низкий поклон. Господи, дай победу Армии и спаси Россию.
Генерал Деникин».
Получив это подтверждение своего назначения, Врангель в свою очередь подписал приказ по армии:
«Я разделил с Армией честь ее побед, и я не могу отказаться выпить вместе с ей чашу унижений. Черпая свои силы в доверии моих старых
соратников, я соглашаюсь принять пост главнокомандующего»
Хотя Деникин передал Врангелю лишь свои военные полномочия, последний стал считать себя также и гражданский правителем. В своих мемуарах он напишет, что, став «правителем и главнокомандующим вооруженными силами юга России», он «соединил всю полноту военной и гражданской власти, не знающей никакого ограничения». Ему удалось восстановить в армии дисциплину, наладить отношения с Францией. Перейдя в контрнаступление, он на голову разбил красных в мае-июне и высадил десант в Кубани. В августе Мильеран, тогда председатель правительства, сообщил Врангелю, что Франция готова официально признать его...
Увы, Кубанская экспедиция потерпела фиаско. Красная армия получила значительное подкрепление с Западного фронта после войны с Польшей, одержавшей победу, и в октябре развернула масштабное наступление на Крым. В ноябре остатки Белой армии, погрузившись на корабли, покинули Россию.
Врангель, не дожидаясь трагической развязки, но уже предвидя ее, начал объяснять во множестве статей и интервью возможный разгром своей армии «тяжелым наследством, оставленным мне Деникиным». Наследство, конечно, не из легких. Но и Врангель должен был на себя взять большую долю ответственности за поражение в Крыму. Хотя оно и логично. Отвечать за поражения — святой долг полководца.
Поэтому позиция огульно обвинения во всех грехах Деникина, в белой эмиграции не всеми была встречена с восторгом. Марина Антоновна в своей книге приводит отрывок из неопубликованного письма, написанного 1 декабря 1920 года генералом Шапроном дю Ларре, последним адъютантом Деникина, и адресованного Врангелю. В нем представлен интересный взгляд очевидца, владевшего большой информацией из первых рук.
«Когда генерал Деникин вступил в должность Главнокомандующего по приказу генерала Алексеева, то наследием ему было около 2500 солдат армии, не выходившей ни на минуту в течение последних пяти суток из кровавого боя, без пищи и питья, совершенно раздетой, имеющей от 5 до 10 патронов, около 60 снарядов и обоз с ранеными в 12 верст длиной. [...] Армия уходила без тыла, без базы, без всякой надежды на чью-либо помощь, без всякой возможности каких-либо сношений с внешним миром, но с твердой верой в дело и своего любимого вождя, генерала Деникина. Он оправдал доверие к нему Армии, правда, тогда в ней не было разлагающих, пошлых честолюбцев.
Переданное Вам генералом Деникиным наследство, о котором вы жаловались всему миру через прессу, было: армия до 40 тысяч бойцов, хотя сравнительно и плохо, но одетая, вооруженная, снаряженная миллионным запасом патронов и громадным количеством снарядов, с аэропланами, танками, с флотом, [...] с миллионным запасом зерна. Повторяю, все это Вами было принято в Крыму, когда море было в вашем распоряжении, а не в руках противника».
Шапрон дю Ларре возвратился к более отдаленному прошлому.
«Когда, с первых же дней русской революции, началась трагедия русского офицерства, забрасываемого потоками грязи, [...] восстал всей силой своего мощного духа генерал Деникин, бросивший прямо, честно, публично, на заседании в Ставке обвинение в лицо всесильному тогда Керенскому. [...] Порыв, чуждый всякой мысли о себе. Это было в то время, когда Вы, оставаясь верным себе, послали телеграмму генералу Корнилову, бывшему тогда Главкомом 8-й армии, с просьбой о выдвижении Вас с поста командира бригады на пост начальника дивизии, после неудачных хлопот о том же в Ставке, как видно из телеграммы, которая в данный момент находится в папках с некоторыми бумагами генерала Корнилова.
[...] Вы, сознавая приближение конца, кричали, что Ваш величайший грех — это Ваше исключительное честолюбие, которому Вы всю свою жизнь приносили в жертву решительно все и вся. Вы клялись, что Вы каетесь с полной искренностью и что, если Вам Господь дарует жизнь, Вы отбросите от себя навсегда Ваше честолюбие... и что же после? Ваше письмо генералу Деникину...
Вы Бога обманули, генерал!»
…Вечером 22 марта (4 апреля) 1920 года после прощания с ближайшими сотрудниками в Ставке и офицерами конвоя бывший Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин и его бывший начальник штаба генерал-лейтенант Иван Павлович Романовский приехали в английскую миссию и в сопровождении генерала Хольмана — на пристань.
Очевидец оставил нам об этом воспоминания:
«Генерал Деникин был крайне молчалив и говорил тихо несколько раз только со своими соседями по столу. Генерал Романовский, наоборот, много шутил, смеялся…
В 2 часа ночи все разошлись. 22 марта (ст. стиль) в 7 часов вечера бывший Верховный Правитель и Главнокомандующий, вышел из своего номера. В конце коридора толпилась группа штабных офицеров. Тут же стоял дежурный офицер есаул М. и профессор Вернадский. Не замечая их, не замечая, как будто никого, генерал Деникин, сделав несколько шагов, подошел к «быховцу» полковнику А. и крепко обнял его.
Антон Иванович держался из последних сил. Слезы блестели на его глазах. А окружившие его ветераны, коих он знал еще по легендарному Ледяному, уже не могли сдержать эмоций. Они, отбросив ложный стыд, плакали. Один однорукий офицер обратился теперь уже к бывшему, но своему Главкому:
— Почему, Ваше высокопревосходительство? Ну, почему же?
Чувствуя комок в горле, Антон Иванович сделал над собой усилие и ответил:
— Сейчас мне очень трудно Вам это объяснить. Когда-нибудь Вы поймете…
Деникин не мог уже переносить эту человеческую боль, быстро направился к выходу, сел в авто и уехал.
Офицеры бросились в опустевший номер, каждый торопился захватить себе на память, что-либо из оставшихся на столе письменных принадлежностей. «Астория» поразительно напоминала в эту минуту дом, из которого только что вынесли покойника. В своем номере, уткнувшись в подушку, навзрыд рыдал полковник К., бывший адъютант Главнокомандующего, не пожелавший поехать с ним за границу…
Порт…Почетные караулы…Представители иностранных миссии… Английский миноносец снимается с якоря…
Французы пригласили Романовского подняться на их корабль. Представитель военном миссии Великобритании генерал Хольман задержал его и сказал:
— Не оставляйте вашего начальника одного!
Генерал для поручений Шапрон дю Ларе и три или четыре офицера, добившиеся разрешения сопровождать отставного Главкома ВСЮР, поднялись на французский миноносец. На корабле, где находился Деникин, Хольман, Романовский и который первым поднял якорь, развевался государственный флаг Соединенного королевства…
Тускло сверкают воды Черного моря, погружаясь в темную завесу. Деникин долго вглядывается в силуэт исчезающего берега…
«Когда мы вышли в море, была уже ночь. Только яркие огни, усеявшие густо тьму, обозначили еще берег покидаемой русской земли. Тускнеют и гаснут. Россия. Родина моя…».
Здесь нет восклицательных знаков. Но сколько скрытой душевной боли! Впрочем, вряд ли здесь уместны какие-либо комментарии…
Здесь обрывается Россия
Над морем Черным и глухим
Аминад Шполянский (Дон-Аминадо)
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Горидев узел | | | Н. Белоконева |