Читайте также:
|
Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов
Ф. Ницше
У шефа ОСВАГ, как всегда, важных дел невпроворот...
Когда на улице стало совсем темно, профессор Соколов наконец-то смог сесть за письмо эсеру Бурцеву в Париж. Тот, уже в который раз просил дать объяснения, что за режим единоличной военной диктатуры установил генерал Деникин на Юге России.
Соколов пишет, что, действительно, в руках Главкома ВСЮР сосредоточена вся государственная и правительственная власть.
«Это режим военной диктатуры. Мы не произносим официально этого «пугающего» слова, но мы не боимся его и знаем, что оно отвечает существу вещей. Все мы, работники госаппарата непоколебимо убеждены, что только в форме военной диктатуры мыслимо создание твердой власти»94…
Сомневаться не приходиться: режим, установленный Деникиным на подконтрольных территориях, имел налицо все признаки диктатуры, главным из которых, можно считать право «Veto», имевшееся у Главкома ВСЮР при решении любых вопросов. Подлинные протоколы Особого совещания, хранящиеся в ГАРФ, буквально испещрены пометками генерала Деникина, отменявшими или существенно корректировавшими те или иные проекты документов95. Генерал Деникин соединил в одном лице полноту военной и гражданской власти.
Посредством единоличной военной диктатуры он мечтал построить новую модель государственного устройства, альтернативную большевистскому режиму. «Царь Антон», так его иногда величали в прессе белого Юга России, видел в диктатуре созидательное начало. Весьма спорно…На белом Юге России систематически нарушалась законность, царил произвол, хотя и были созданы институты судебной власти. Главком ВСЮР имел право утверждения и отмены приговоров судов, в первую очередь, смертных.
Однако диктатура Деникина стремилась себя материализовать в мягких формах. Главком ВСЮР, судя по воспоминаниям профессора Соколова, понимая неподготовленность для роли диктатора, ввел обязательные политические совещания по средам. На них обсуждались важнейшие текущие вопросы политики, отношения с союзниками и новыми государственными образованиями на территории бывшей империи. Именно здесь был выработан тезис о твердости власти в сочетании с требованиями просвещенного русского либерализма.
На совещаниях по средам присутствовала и Ксения Васильевна. Нет, конечно же, не в роли политического функционера: Антон Иванович нежно любил свою супругу, оказывая ей всяческое внимание, но не допускал и мысли, что она может вмешиваться в его дела. Через несколько лет Ксения Васильевна стала верной помощницей мужа в историко-литературных трудах. А пока она, на правах приветливой хозяйки, потчевала участников совещаний чаем со скромным угощением.
По собственному признанию, участия в общем разговоре, обычно носившим политический характер, Ксения Васильевна тогда не принимала: большинство гостей были старше хозяйки, и их интересы не затрагивали молодую женщину, ушедшую с головой в заботы о дочери. Центром семейной жизни Деникиных стала маленькая Марина. Кроме ближайших помощников, бывали у Деникиных в Екатеринодаре лишь графиня С.В. Панина, Н.И. Астров, М.М. Федоров, активные деятели кадетской партии и еще, быть может, два-три человека.
Парадоксальным для режима единоличной военной диктатуры можно считать то, что на территории, подчиненной диктатору, сложилось довольно либеральное отношение к средствам массовой информации. Здесь издавалось более 100 газет и журналов. Многие из них позволяли довольно резкую критику политики диктатора, некоторые находились в открытой оппозиции к правительству — и не преследовались за это (за исключением запрещенных большевистских газет). Цензура не была довольно жесткой, что подтверждает документ, в котором помощник Главкома ВСЮР просит, но не требует, Донское правительство снять с экранов кинокартину «Стенька Разин», так как она «способствует по содержанию своему пропаганде большевистских тенденций и развитию низменных инстинктов толпы»96.
Правда, это не означает, что не было со стороны власть имущих давления на средства массовой информации. Белоэмигрантские мемуаристы рассказывают, что начальник литературной части ОСВАГ полковник Житков запретил к постановке «Ревизора» Гоголя, посчитав, что данная пьеса может вызвать опасную критику власти.
Трудно сказать, где здесь правда, а где ложь. В архивах, по крайней мере, я документальных подтверждений подобной «фамусовщины» не нашел. Но в то же время доподлинно известно, что на прессу, например, оказывали давление путем централизованного распределения типографской бумаги, а также и прямыми денежными дотациями. Режимом наибольшего благоприятствия пользовались «Велика Россия», «Свободная речь» (ее редактором являлся сам шеф ОСВАГа Соколов).
Единоличная военная диктатура генерала Деникина не носила характер абсолютной. Как метко выразился Соколов, она не была «в чистом виде». Антон Иванович постоянно лавировал в пестром составе социально-политических сил Юга России, что толкало его на непоследовательные решения, и наложило специфический отпечаток на политическую деятельность диктатора, у которого попросту отсутствовала четкая политической программа.
Одна из наиболее значимых специфических особенностей заключается в том, что примерно до конца лета 1919 г. белому движению, лично генералу Деникину в качестве диктатора на Юге России существовала значительная общественно-политическая поддержка в различных социальных группах населения. Это обобщение я сделал на базе анализа большого количества различных архивных документов и материалов, хранящихся в фондах Политической канцелярии Особого совещания97. Причем, и это необходимо подчеркнуть, многие из данных документов подготовлены в качестве секретных и совершенно секретных. Следовательно, в них не было необходимости лакировать действительность.
Именно данная общественно-политическая поддержка способствовала, в значительной степени, достижению ВСЮР больших военных успехов. Но вскоре кредит доверия общественности был исчерпан.
Я не согласен с политизированной оценкой единоличной военной диктатуры, доминировавшей в советской историографии, как диктатуры буржуазно-помещичьей, объединявшей вокруг себя и кадетов, и октябристов, и отъявленных черносотенцев. Она якобы имела целью «реставрацию старых порядков и создания сильной армии, выражала чаяния капиталистов и помещиков». По моему суждению, для Деникина диктатура не была самоцелью. Ведь он считал еевременной мерой.Но в политизированной советской историографии данный аспект умалчивался.
А в зарубежной историографии существует другая крайняя точка зрения. Д. Футмен, У. Розенберг пишут, что деникинская диктатура была средством «правопорядка и справедливости». Это, уж тем более, не выдерживает критики.
В условиях такой неординарной диктатуры «царь Антон» ускоренными темпами строил свое государство…
Его «столицу» он 26 июня перенес из Екатеринодара в Ростов. Устал от интриг кубанских «самостийников». А на Дону немного (пока что) спокойнее. Там правил атаман Богаевский, бывший, в основе своей, лояльным по отношению к Антону Ивановичу. В то время как члены особого совещания осваивались на новом месте, Главком перенес свою Ставку в Таганрог. 21 июля он писал жене, все еще находившейся в Кисловодске:
«Таганрог — город скучноватый, но прелестный и тихий. Отдыхаешь душой после Екатеринодара.
Ездил в Ростов, где публика пожелала меня чествовать. Прочтешь в газетах. Ох, Асенька, когда же «капусту сажать»?»…
«Сажать капусту» явно некогда…
Деникин усиленно занимался вопросами государственного строительства на подконтрольных территориях. Особое внимание он уделял укреплению структур законодательной и исполнительной власти. Главный метод, который диктатор широко использовал, — реорганизация органов законодательной и исполнительной власти. Приказом от 15 февраля 1919 года он утверждает «Положение об Особом Совещании при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России». В организационном отношении ОС принимает более стройный вид, 14 управлений охватили все сферы жизни на территории ВСЮР (см. прил.22.).
Генерал укрепляет положение тем, что делает исключительно своей прерогативой назначение Председателя Особого совещания, его заместителей, начальников управлений, отдела Законов и пропаганды. Все решения Особого Совещания утверждались Главкомом.
Совещание совмещало законосовещательные и правительственные функции. Деникин понимал слабость такой конструкции, соответствовавшей «духу чистой диктатуры». Главным из недостатков он считал переплетение закона и правительственного распоряжения. Диктатор испытывал трудности при укомплектовании Особого совещания. Он старался единолично подобрать людей по деловым, а не по политическим качествам. Это было трудно.
Тогда Главком пошел не по самому удачному пути. Все ключевые посты Деникин стал, за редким исключением, замещать генералитетом, который, не имея опыта гражданского управления, отличался консерватизмом взглядов, безапелляционностью суждений.
Генералы-политики явно не могли на равных конкурировать с большевистскими политическими деятелями, которые, как совершенно справедливо заметил американский историк П. Кенез, провели годы в тюрьмах и ссылках, где «обдумывали революцию» и были намного опытнее офицеров, «воспитанных в духе пренебрежения политикой».
О ближайшем сотруднике диктатора генерале Абраме Михайловиче Драгомирове (сын знаменитого русского генерала Михаила Ивановича Драгомирова) современники язвительно замечали: генерал занял свой пост «по более чем странным традициям прежних петербургских военных канцелярий, считавших, что каждый окончивший военную академию может с успехом занимать хотя бы должность акушера».
Деструктивность подобной системы была видна многим. Астров писал Деникину, что необходимо решительное разделение гражданской и военной власти:
«Военный генерал очень хорош на своем месте, но военные генералы, обращенные в чиновников и управителей, да еще в условиях гражданской войны, как показывает опыт с Глазенапом, Кутеповым, Лоховым и многими другими, решительно недопустим».
Позже Астров в письме генералу Деникину от 28 декабря 1924 года заметит — Особое совещание всемерно способствовало реставрации старых методов управления, что «было убийственным» для дела Антона Ивановича.
Ведь таким стилем деятельности Совещание придавало всей системе диктатуры «облик злой и мстительной силы». Не случайно, местные «правительства» по существу были в оппозиции к этому органу.
Интересно, что барон Будберг, не владевший полной информацией о государственном строительстве на Юге России сделал между тем, неординарное обобщение. Он записал в своем дневнике, что без опоры на прочное сочувствие населения ничего не сделать.
«Очень тревожен состав ближайших в Деникину кругов и административных верхов; слишком много фамилий, вызывающих воспоминания о непривлекательных сторонах недавнего прошлого; возникают опасения, что и там, как и у нас, ничего не забыли и ничему не научились»…
Чем сложнее становилось положение ВСЮР, тем менее эффективной становилась работа Особого совещания. Такое положение не могло удовлетворить генерала Деникина, и он подготовил «Наказ Особому Совещанию» (декабрь 1919 года), которым очертил политический курс Главкома ВСЮР.
«В связи с приказом моим сего года за № 175 приказываю Особому совещанию принять в основание своей деятельности следующие положения:
1. Единая, Великая, Неделимая России. Защита веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.
2. Борьба с большевизмом до конца
3.Военная диктатура... Всякое давление политических партий отметать,
всякие противодействия власти — и справа, и слева — карать.
Вопрос о форме правления — дело будущего. Русский народ создаст Верховную власть без давления и навязывания.
Единение с народом. Скорейшее соединение с казачеством путем создания Южно-Русской власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти.
4. Внутренняя политика — только национальная. Русская.
Невзирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников идти с ними. Ибо другая комбинация морально не допустима, и реально не осуществима.
Славянское единение. За помощь ни пяди русской земли.
5.Все силы, средства — для армии, борьбы и победы. Всемерное обеспечение семей бойцов. Органам снабжения вставать, наконец, на путь самостоятельной деятельности, использовав все еще богатые средства страны и, не рассчитывая исключительно на помощь извне, усилить собственное производство.
Извлечь из состоятельного населения обмундирование и снабжение войск.
Давать армии достаточное количество денежных знаков, преимущественно перед всеми.
Одновременно карать беспощадно бесплатные реквизиции и хищение “военной добычи”.
6.Внутренняя политика.
Проявление заботливости обо всем населении без различия.
Предпринять разработку аграрного и рабочего закона, в духе моей декларации, также и закона о Земстве*.
Общественным организациям, направленным к развитию народного хозяйства и улучшению экономических условий (кооперативы, профессиональные союзы и проч.) содействовать.
Противогосударственную деятельность некоторых из них пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами.
Прессе — сопутствующей помогать, несогласную — терпеть, разрушающую — уничтожать. Никаких классовых привилегий, никакой преимущественной поддержки — административной, финансовой или моральной.
Суровыми мерами за бунт, руководительство анархическими течениями, спекуляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие смертные грехи не пугать только, а осуществлять их при непосредственном вмешательстве Управления Юстиции, Главного военного прокурора, Управления внутренних дел и контроля. Смертная казнь — наиболее соответственное наказание.
Ускорить и упростить порядок реабилитации не вполне благополучных по большевизму, петлюровщине и т.д. Если была только ошибка, а к делу годны — снисхождение.
Назначение на службу — исключительно по признакам деловым, отметая изуверов и справа, и слева.
Местный служилый элемент за уклонение от политики центральной власти, за насилия, самоуправство, сведение счетов с населением, равно как и за бездеятельность, не только отрешать, но и карать.
Привлекать местное население к самообороне.
7. Оздоровить фронт и войсковой тыл — работой особо назначенных генералов с большими полномочиями, составом полевого суда и применением крайних репрессий.
Сильно почистить контрразведку и уголовный сыск, влив в них судебный (беженский) элемент.
8. Поднятие рубля, транспорта и производства преимущественно государственной обороны. Налоговый пресс, главным образом, для состоятельных, а также для не несущих воинской повинности.
Товарообмен исключительно за боевое снаряжение и предметы, необходимые для страны.
Временная милитаризация водного транспорта с целью использования его для войны, не разрушая, однако, товарно-промышленного аппарата.
Облегчить положение служилого элемента и семейств чинов, находящихся на фронте частным переводом на натуральное довольствие (усилиями управления Продовольствия и ведомства военного снабжения). Содержание не должно быть ниже прожиточного минимума.
9. Пропаганде служить исключительно прямому назначению — популяризации идей, проводимых властью, разоблачению сущность большевизма, поднятию народного самосознания и для борьбы с анархией.
Генерал-лейтенант Деникин».
В «Наказе» сохранена преемственность идей апрельской Декларации Добровольческой армии 1918 года. В документе налицо все ранее излагавшиеся взгляды Деникина. Но он не учел ситуацию военно-политического кризиса, в котором находились ВСЮР.
Главный парадокс заключается в том, что генерал Деникин вручил «Наказ» Особому совещанию за два дня до упразднения. Либерализм оказался негодной основой политического режима единоличной военной диктатуры. 16 декабря 1919 года Главком ВСЮР вместо Особого совещания утвердил Правительство под председательством генерала Лукомского. С учетом обстановки оно приобрело структуру, отличную от структуры Особого совещания (см. прил.23.).
Новое правительство просуществовало недолго. 16 марта 1920 года уже в Крыму Деникин отдал приказ об упразднении Совета Министров. Взамен Совмина Главком поручил М.В. Борецкому организовать «сокращенное деловое учреждение, ведающее общегосударственными делами и руководством местными органами». Но руководить им не пришлось: вскоре он ушел в отставку.
Многие начинания генерала Деникина в совершенствовании государственной власти и управления блокировались мощнейшей бюрократической машиной.
Видный царский дипломат, работавший и в дипломатических структурах деникинского режима, Г.Н. Михайловский вспоминал, что Главком был «замкнут в узком кругу своих». Правильно говорили, что «до Николая II можно было дойти проще, чем до Деникина».
Подтверждение подобного можно найти в воспоминаниях митрополита Вениамина. Генерал Петровский, командир «Дикой дивизии», ничего лучшего не додумался, как приказать (!) одному из местных священников отслужить «благодарный Господу Богу молебен» о даровании победы над «красной нечистью». И в ходе молебна учинил экзекуцию шомполами прихожан, которые, по данным генерала, якобы сочувствовали большевикам.
Все это митрополит Вениамин изложил генералу Деникину в официальном докладе, начав его приблизительно так:
«Церковь доселе знала молебны простые и молебны с акафистами. А теперь явился новый вид молебна — с шомполами».
Далее Вениамин писал:
«Описал все точно. Но ни малейшего ответа не получил, а я архиерей! Что же говорить о «маленьких людях»?!»…
Бюрократия заботилась, в первую очередь, о своих узкокорыстных интересах, забывая даже о здравом смысле: в условиях катастрофической нехватки финансов управление торговли и промышленности Особого совещания вступило в ходатайство перед Главкомом ВСЮР о назначении агента в Ост-Индию и выделении на это валютных средств(!).
Все правительства Деникина были заражены коррупцией, казнокрадством, взяточничеством. Не случайно, в письме адмиралу Колчаку Антон Иванович сетовал, что худшие враги правительства — «собственные его стены».
Позднее в эмиграции из под пера генерала Деникина выйдут поразительные по откровенности строки:
«Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явлениями обычными, целые корпорации страдали этим недугом. Ничтожность жалованья и задержек в его получении были одной из причин этих явлений. Так, железнодорожный транспорт стал буквально оброчной статьей персонала. Поехать и отправить груз нормальным путем зачастую стало невозможным…»
Но правительство никаких мер не принимало. Взяточник не хотел бороться с себе подобным… У Антона Ивановича были все основания для жесткой констатации в своих «Очерках Русской Смуты»:
«Традиция беззакония пронизывала народную жизнь, вызывая появление множества авантюристов, самозванцев — крупных и мелких…»
Деникин пытался реформировать систему местной власти. По замыслу Главкома, на местах должна была быть создана широкая сеть представительских демократических учреждений в качестве твердой опоры, чтобы в перспективе обрести всю полноту самоуправления. Система территориальной демократии должна была строиться на территориальном, а не этническом принципе. Однако все попытки государственного строительства остались в форме нереализованных законопроектов: Добровольческая армия не пользовалась ни авторитетом, ни уважением.
Выборы местного самоуправления в октябре – ноябре 1919 года прошли крайне пассивно, особенно со стороны рабочих. В Харькове, например, явилось к избирательным урнам лишь 10,8 % рабочих, имеющих право голоса.
Для охраны общественного порядка приказом Главкома ВСЮР и постановлением правительства от 25 марта (7 апреля) 1919 года была создана государственная стража. Образцом для нее стала не столько прежняя полиция, сколько жандармерия. Командующий стражей (на этот пост был назначен генерал-майор Б.И. Никольский) получил права командира отдельного корпуса, одновременно числясь помощником начальника управления внутренних дел, а офицеры и рядовые чины считались состоящими в вооруженных силах.
Органами управления государственной стражей являлись и гражданская часть. Штаб ведал комплектованием, дислокацией и прохождением службы, гражданская часть (в ее, составе была собственная контрразведка — особый отдел) занималась охраной порядка, предупреждением и пресечением преступлений.
Командиры губернских бригад государственной стражи имели ранг вице-губернатора. Города делились на части во главе с приставами и участки, за которые отвечали участковые надзиратели. В уездах учреждалась должность волостных надзирателей. Численный состав губернских бригад колебался от 2 до 4 тысяч человек. Всего же в штатах государственной стражи к осени 1919 года было 78 тысяч — немногим меньше, чем в действующей армии.
Несмотря на столь внушительные силы, власти были не в состоянии справиться с разгулом преступности. Это и немудрено, ибо в распоряжении налетчиков не было разве что танков. В свою очередь, блюстители порядка вели себя порой ничуть не лучше бандитов. В мае 1919 г. осваговская агентура сообщала:
«Из многих станиц и слобод поступают бесконечные заявления о недовольстве местной стражей. Местная стража грубо обращается с крестьянами и садит на спине у населения, изо рта которого вырывает чуть ли не последний кусок».
Все та же старая болезнь деникинской администрации…
Из законотворческой деятельности Деникина в сфере государственного строительства отметим восстановление института гражданского брака, мировых судей. Генерал не согласился с отменой смертной казни за «посягательство на изменение существующего строя». На проекте Закона он наложил резолюцию, которая вносит ясность в его позицию по данному вопросу:
«Можно изменить редакцию. Но изменить репрессию (смертную казнь) совершенно невозможно. Что же — мелкоте смертную казнь, а главарям — каторга?».
И хотя законы Временного правительства оставались в силе, генерал с отменой смертной казни не согласился:
«Законом Временного правительства упраздняется смертная казнь, а мы ее применяли и применять будем».
Постановлением Особого совещания, утвержденном Главкомом 30 июня 1919 года, регламентировалась деятельность следственной комиссии. Ей разрешалось на освобождаемых от красных территориях приговаривать к смертной казни за принадлежность к руководству советов, а рядовых их членов — осуждать до 20 лет каторги. Если содействие советам было несознательным, то предполагался срок тюремного заключения от 3 до 6 месяцев, или штраф от 300 до 20 000 рублей.
Правда, раздавались голоса против введения смертной казни лишь только за одну принадлежность к большевистской партии.
Князь Г. Н. Трубецкой высказывался публично, что в «Совдепии 300 тысяч коммунистов». И если ввести смертную казнь, то это станет актом «не столько правосудия, сколько массового террора». Однако князя не услышали ни Деникин, ни его законодатели…
Деникин создал «Особую комиссию по расследованию злодеяний большевиков» (конец 1918 г.) для «информирования союзников с целью доказать общественным и политическим кругам истинную сущность большевизма». Комиссия собрала много обличительных материалов, которые еще ждут исследования. Однако, бичуя большевиков, генерал всемерно пытается скрыть подобные действия в своем лагере. Он негодует по поводу того, что демонстрируется документальная хроника с вешанием и поркой.
«ОСВАГ посылает фильм за границу, может быть, они не осмотрены, и туда повешение послали…»98.
В попытках скрыть террор можно усмотреть элементы неискренности генерала-политика. Но это было скорее исключением, чем правилом. Данный факт еще раз подтверждает: на гражданской войне трудно не деформировать лучшие человеческие качества.
Итак, государство «царя Антона» страдало всеми пороками царского режима. А кое в чем, его и переплюнуло. Здесь можно верить Соколову, знавшему кухню деникинский власти изнутри. Он писал:
«Было ли у нас… управление вообще? Конечно, нет. Были судорожные, нескоординированные движения огромной неорганизованной массы более или менее бедствовавшего чиновного люда».
Не решив задач государственного строительства, Деникин приблизил свое политическое банкротство…
На белом Юге России было большое количество политических партий и организаций. По данным контрразведки ВСЮР, здесь одновременно действовали только 19 политических партий правой ориентации. Генерал Деникин пытался держаться вне партийных группировок:
«Будьте левыми, будьте правыми, но любите нашу истерзанную Родину, и помогите спасти ее», — призывал Антон Иванович.
Стремление диктатора встать над партиями — утопия: борьба не могла быть выиграна одной лишь армией даже при соответствующей поддержке союзников. Деникин был просто вынужден вступать во взаимоотношения с различными партиями и политическим организациями.
За принадлежность к большевистской партии диктатор вводит смертную казнь.
Жесткую линию проводил Главком и в отношении эсеров, меньшевиков, других сторонников «третьего пути». Он отказался от помощи эсеров в организации агитации за политику единоличной военной диктатуры. Не признал он и эсеровскую Уфимскую директорию. Деникин вообще негативно относился к социалистам всех направлений, революционные лозунги которых генерал назвал еще в 1917 году «словоблудием, шедшим из Петрограда». Антону Ивановича особенно задели слова Керенского:
«Деникина не могут переваривать даже самые ярые русские консерваторы».
Однако, в отличие от большевиков, социалисты не подвергались физическому уничтожению.
Не сложились у диктатора отношения и с крайне правыми монархистскими партиями и организациями, представлявшими большую силу. Для них Главком ВСЮР был слишком демократичен. Но крайне правые вынужденно терпели Деникина, пытаясь сотрудничать. Тем не менее, как явствует из докладов деникинских спецслужб, некоторые наиболее экстремистские правые элементы вынашивали планы покушения на Главкома. Побудительный мотив — недовольство деникинскими реформами. Несмотря на это, генерал Деникин не подвергал крайне правых репрессиям.
Наиболее сложно и противоречиво складывались отношения Главкома ВСЮР с партией кадетов. Кадетский Национальный центр на Юге России представлял собой организованную политическую силу. В его состав в Екатеринодаре входило 109 человек, в том числе 27 руководящих кадетских деятелей. Кадеты взяли курс на поддержку диктатора.
В опубликованных за рубежом документах Астрова есть выписка из журнала заседаний членов ЦК партии кадетов от 15 декабря 1919 года за №30:
«Одобрить попытку реформы Особого Совещания в направлении концентрации власти».
Лидеры Национального центра вошли в состав Особого Совещания, заняв ключевые посты.
Но не стоит преувеличивать влияние кадетов на Деникина, здесь прослеживается непоследовательность генерала. Реалии действительности заставляли его уходить от средней линии, так как, по его оценке, «вся постройка смещается вправо».
Деникин заявил:
— Правый курс дал бы большей твердости, но был бы гибельным для дела. Мой курс не проверен. В лице исполнительной власти он извращался и встречал саботаж, явный и богатый.
Это был справедливый упрек и партии кадетов. Генерал эволюционировал от достаточно тесного сотрудничества с кадетами к разочарованию в их политике.
Деникин не стал консолидирующей силой в партийно-политической борьбе. Здесь проявилась узость политического кругозора, боязнь тесного взаимодействия с гражданскими партийно-политическими деятелями, недоверие к ним…
— Иван Павлович! Прочитайте мою телеграмму адмиралу Колчаку и выскажите мнение, — предложил Главком начальнику штаба ВСЮР генералу Романовскому.
Тот углубился в чтение. Четким телеграфным стилем Деникин излагал основные направления своей политики, так хорошо известные Романовскому. Но вот лицо начальника штаба напряглось...
«Настоятельно предлагаю установить разграничительную линию в целях устранения двоевластия — Волга от Самары до устья, далее форт Александр, Аральское море, восточная граница Бухары».
— Антон Иванович! Извините, несколько удивлен. Ведь Вы признали высшую власть Верховного правителя России адмирала Колчака еще в январе 1919 года!
— Почему Вы считаете, что здесь отказ от признания власти адмирала Колчака? Вы же помните, что я писал еще в конце 1918 года в Сибирь о том, что необходимо объединение ради скорейшего избавления десятков миллионов несчастных детей одной матери России, ибо только своими русскими силами мы сможем, скорее всего, достичь этого освобождения. Верховный правитель России заявил, что будет работать со всеми рука о руку, считая себя единственным начальником для Запада и Юга России. Адмирала Колчака признала как Верховного правителя России Антанта. Но в интересах борьбы с совдепией я должен сохранять большую самостоятельность. Тем более, дела у адмирала на фронте идут не столь удачно, в тылу разгорается мощное партизанское движение…
— Вы рассеяли мои сомнения, Ваше Превосходительство!
— Иван Павлович! Генерал Деникин прекрасно понимает, что сила наша в единении. Если бы это понимали многие наши деятели из Особого совещания… Амбиции, каждый мнит себя великим, боится потерять свою власть: еще бы, доходное место…
— Вам трудно придется в борьбе с этими штатскими, Антон Иванович! Согласен с Вами, что они боятся объединения с адмиралом Колчаком из-за корыстных побуждений. Но я с Вами!
— Спасибо, дорогой мой Иван Павлович! Прошу сейчас оставить меня одного. Есть о чем подумать…
… Сложное дело — властью делиться… И такая проблема встала перед генералом Деникиным в 1919 году. Интересы движения настоятельно требовали объединения сил Деникина и Колчака.
Александру Васильевичу в 1919 году исполнилось 46 лет. Бритое лицо, лысый череп, темные глаза, сосредоточенный взгляд, волевой подбородок, невозмутимое выражение лица — все говорило об энергии и прямоте, которую ничто не могло поколебать. Колчак был самым блестящим офицером русского флота. Соединяя исключительные качества ученого и военного, он в 1916 году стал контр-адмиралом, а затем и вице-адмиралом. Керенский, не питая к нему доверия как к человеку слишком непреклонному и принципиальному, отослал Колчака в Соединенные Штаты под предлогом решения какого-то чисто технического вопроса.
Получив известие о приходе к власти большевиков, Александр Васильевич решает вернуться на родину, но в Токио меняет свое решение, узнав о переговорах, которые ведет ленинское правительство с целью заключения сепаратного мира. Он обращается к послу Великобритании в Японии:
— Я считаю долгом русского офицера выполнение обязательств по отношению к союзникам. Я хотел бы, если возможно, принять участие в сражениях на Западном фронте даже в качестве солдата сухопутных войск.
Лондон после проведенных с ним консультаций посчитал это расточительством и стал искать достойное применение способностям адмирала. Около года Колчак провел в бездействии, затем англичане, понимая, что во главе Сибири необходимо поставить компетентного и уважаемого военного руководителя, попросили его отправиться в Омск, где тогда находил Директория. Обрадованные столь достойным пополнением члены Директории поспешили сделать Колчака военным министром.
«В настоящее время, — писал Колчак Алексееву, которого он очень уважал и о смерти которого еще не знал, меня еще не сложилось личного мнения о Директории».
Чтобы его составить, ему понадобилось несколько дней. Мнение это было самым неблагоприятным. Все здесь тонет в интригах, соперничестве, коррупции, что отражалось на армии, лишенной оружия, патронов, обмундирования. По проведенной инспекции он принял решение: надо брать власть в свои руки. С Директорией все решилось 18 ноября. Офицеры арестовали двух министров-социалистов «независимого правительства», другие сами сложили свои полномочия, передав, всю власть адмиралу. В тот же день Колчак провозгласил:
1. Сегодня приказом Совета министров русского правительства я назначаюсь Правителем.
2. Сегодня я принимаю на себя командование всеми земными и морскими силами России.
Такая новость принесла Антону Ивановичу удовлетворение. Ведь его помыслы и дела подчинены благу России, а не чинам и наградам. Тем более, Колчака в качестве Верховного правителя России признала Антанта. Отсюда — финансирование. Колчак делится со всеми антибольшевистскими силами. Например, в феврале 1919 года он перевел генералу Н.Н. Юденичу, лидеру белого движения на Северо-Западе России, на первое время 1 млн рублей, а в апреле 1919 года — еще 900 тыс. рублей.
Антон Иванович как военный профессионал понимал значимость объединения антибольшевистских сил и был не против подчиниться Колчаку. Что Главком ВСЮР и сделал. Правда, чисто формально. Огромные расстояния, заполненные во многих местах войсками противника, отсутствие оперативной связи между Югом и Сибирью свели на нет благие намерения Антона Ивановича.
Но и после формального объединения генерал Деникин испытывал колебания. В его сообщении для печати отмечалось, что подчиненных отношений нет, но существует полное единомыслие между Югом и Востоком. Подчеркивалось, что в будущем объединении особенно будет учитываться «исключительная польза Русской Державы, независимо от личных интересов».
Однако и у Колчака были сомнения по поводу соединения двух антибольшевистских сил. Судя по воспоминаниям близкого к адмиралу Р. Гайды, тот не очень хотел соединиться с Деникиным, заявив на совещании:
— Кто первый войдет в Москву, тот будет хозяином положения.
11 мая 1919 года барон А. Будберг записал в дневнике:
адмирал, «по словам начальника штаба генерала Лебедева, не верит в силу и устойчивость армии Деникина, считает ее ненадежной»
Правда, сам барон усомнился в таких данных...
Кроме того, в военно-политическом бомонде «колчакии», по свидетельству все того же Будберга, боялись соединения с южными формированиями белых по причине потери власти.
«Злые же языки ставки шепотом, чтоб не услышала контрразведка, — язвил в дневнике барон, — шипят, что главным козырем северного направления была возможность избежать соединения с Деникиным, ибо младенцы, засевшие на всех верхах, очень боятся, что тогда они все полетят и будут заменены опытными специалистами».
Начинался вариант басни Крылова: «Когда в товарищах согласья нет…».
В телеграмме Главкома ВСЮР Верховному Правителю России от 14 февраля 1919 года высказывается сожаление, что главные силы Колчака, по-видимому, направлены на Север. Деникин убеждает адмирала в том, что соединенная операция на Саратов дала бы огромные преимущества: освобождение Уральской, Оренбургской областей, изоляцию Астрахани и Туркестана и, главное — «возможность прямой непрерывной связи Востока и Юга».
Но адмирал не реагирует на предложения Деникина и проводит свою стратегическую линию.
Среди политических и общественных кругов белого Юга России объединение Колчака и Деникина воспринималось неоднозначно. Последнего премьер-министра Омского правительства В. Пепеляев записал в своем дневнике 6 июня 1919 года:
Колчак получил сводку, где сообщалось, что на Юге России «есть два течения. Одно — за связь с Сибирью, другое — за самостоятельный поход на Москву».
Признанию Деникиным главенства Колчака резко противилось Особое совещание. Главные побудительные мотивы здесь довольно точно и самокритично вскрыл один из членов Особого совещания Астров — «страх потерять свое кресло».
Генерал Деникин, после всесторонней оценки обстановки, принял единолично, невзирая на сильное противодействие Особого совещания, решение: подчиниться Верховному Правителю России, издав в данной связи 30 мая 1919 года приказ Главнокомандующего ВСЮР №145. Очевидцы вспоминали, что он написал его на клочке бумаги во время банкета, организованного в честь главы британской миссии генерала Бригса и прочитал его вместо тоста:
«Безмерными подвигами Добровольческих армий, Кубанских, Донских и Терских казаков и Горских народов освобожден Юг России, и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России.
С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских армий, с верой, надеждой, любовью. Но наряду с боевыми успехами, в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой Единой России. Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной власти и нераздельном с нею единым Верховным Командованием.
Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине, и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских Армий.
Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России.
Генерал-лейтенант Деникин».
За банкетным столом воцарилось гробовое молчание. Публика была буквально ошеломлена.
«Какое-то мгновение все сидели неподвижно, — вспоминал один из присутствовавших на банкете, затем наши чувства, не в силах больше сдерживаться, выплеснулись наружу и выразились в шквале аплодисментов и произнесенных речах. Все тянулись к Деникину, кто-то поцеловал ему руку».
Воистину, рыцарский поступок Антона Ивановича, на который адмирал Колчак отреагировал радостной телеграммой:
«С чувством глубокого волнения приветствую Ваше патриотическое решение, продиктованное Вам истинной государственной мудростью. Вы в пору государственного распада и морального разложения великого народа — один из первых в ряду славных выступили под стягом Единой России. Ныне Вашим решением Вы подаете пример солдата и гражданина, превыше всего ставящего благо Родины и будущее ее исторических судеб. В великом подвиге служения Великой России да поможет Вам Бог.
Верховный Правитель адмирал Колчак».
«Объяснение в любви» двух крупных военно-политических фигур «Белого Дела» состоялось. Но до гармонии взаимоотношений и благодатных плодов любви, ой, как было далеко…
Мужественное решение Деникина вызвало положительный резонанс на Юге России и за рубежом. Характерно, что Особое совещание, которое буквально недавно столь рьяно сопротивлялось решению Главкома, уже 3 июня 1919 года признало акцию генерала Деникина «исключительно полезной для России». Полную поддержку Антону Ивановичу высказали на своих заседаниях многие политические партии и общественные организации, их лидеры, частные лица. В политической акции они увидели верность Деникина государственным интересам, его любовь к России, бескорыстность и честность, мужество, способность перешагнуть через личные амбиции. Но вот А.А. фон Лампе 30 августа 1919 года записал в дневнике:
«Сейчас все валится на голову Колчака».
Лампе увидел в жесте Деникина, слабоволие духа, боязнь ответственности. Однако оговорился при этом, что пока политика Главкома ВСЮР «оказывалась всегда правильной».
Между тем, адмирал Колчак неохотно делился с Главкомом ВСЮР своими прерогативами. В сентябре 1919 года он назначает его заместителем Верховного Главнокомандующего, но не заместителем Верховного Правителя. Колчак довольно неубедительно пытался мотивировать половинчатое решение тем, что назначение Деникина Заместителем Верховного Правителя России могло бы «вызвать кривотолки среди сибирских и оренбургских казаков».
Какие? Почему?
Скорее кривил душой сам Колчак. В декабре 1918 года довольно оригинальная военно-политическая фигура белого движения Гришин-Алмазов, выступая на совещании в Яссах, привел слова атамана Оренбургских казаков Дутова, который заявил:
— Пусть приезжает Добровольческая армия. Я в ее распоряжении. Почти все оренбургские казаки также высказывались положительно — приход Добровольческой армии будет встречен «со священниками и хоругвями». Гришин-Алмазов утверждал, что не только офицеры, но и рядовые казаки «окружали добровольцев ореолом святости».
Признание Главкомом ВСЮР юрисдикции Верховного Правителя России не сняло, в то же время, всевозможных разногласий между ними. Противоречия двух крупных военно-политических фигур лагеря белых наиболее рельефно проявились в сфере разделения властных полномочий.
Деникин, получив возможность действовать от имени Верховного Правителя, подчеркнул: такое обстоятельство не может ограничить его диктаторские полномочия никакими представительными учреждениями, так как нет на то надлежащих условий. Главком требовал от адмирала полной самостоятельности в области денежного обращения и земельной политики. Но тот особой телеграммой из Омска разрешил ему принимать соответствующие законы по любым вопросам, «не касающимся основных начал государственного устройства».
Только 19 ноября 1919 года, незадолго до своей гибели, адмирал Колчак предоставил Главкому ВСЮР своей последней телеграммой «всю полноту власти на занятой им территории».
Таким образом, подлинного объединения двух антисоветских сил так и не произошло…
Как видно, у единоличной военной диктатуры — сплошные проблемы. Причем, одна из них, не безе преувеличения сказать, — судьбоносная…
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Трагедия полководца | | | Земля и воля, вольный труд |