Читайте также:
|
Вспыльчивый человек, возбуждает раздор, а терпеливый утишает распрю
Притчи Соломоновы
Любое государство немыслимо без проведения внешней политики. Это аксиома. Точно также и то, что внутренняя и внешняя политика находятся в тесном диалектическом единстве. Не миновала чаша сия и Деникина, взвалившего на себя тяжкий крест построения новой российской государственности в условиях, когда с соотечественниками, разведенными по разные стороны баррикад, чаше беседовали не на языке дипломатических протоколов, а на языке пулеметов.
Для проведения внешней политики предстояло оценить внешнеполитическую обстановку.
Такая оценка представлена полно в письме Главнокомандующего Добровольческой армией генералу Н.А.Степанову, представителю белого движения в Сибири (написано в декабре 1918 г.)86.
Деникин полагал: настроение в Абхазии и Армении русофильское, правительства ищут сближения с Добровольческой армией; Грузия — «пока в руках сепаратистов с явно социалистической окраской», и ее правительство готово «метаться куда угодно, только бы не в сторону Добровольческой армии»; Азербайджан находится в сфере влияния англичан»; в Екатеринодаре начались переговоры с союзниками.
Антон Иванович дал довольно глубокий анализ внешнеполитической обстановки того периода, хотя и не обладал достаточной информацией. Сработало гибкое мышление и интуиция генерала. Но в своей внешнеполитической деятельности в то время он не всегда сопрягал практические усилия с результатами личной оценки внешнеполитической обстановки.
Во главу угла Главком Добровольческой армией поставил построение взаимоотношений с Антантой. Впоследствии, в период деникинской единоличной военной диктатуры на Юге России, это станет одним из ключевых направлений внешнеполитической деятельности вождя белых волонтеров. В конце 1918 года подобные взаимоотношения только зарождалось.
В западной историографии так модно было объяснять причины, например, высадки союзников в Мурманске тем, что это необходимо для ведения боевых действий против Германии. Вроде бы после завершения разгрома Германии, войска Антанты должны были бы убраться с нашей территории. Ан, нет! Началась открытая интервенция. Спрашивается, почему?
Антанта имела конкретную экономическую заинтересованность. Общая сумма вкладов иностранных держав в Россию накануне 1917 года составляли 2.242.974 тыс. рублей. Из них французский капитал — 731.745.600 рублей (22,6%), распространявшийся следующим образом: угольная промышленность — 4,3%; металлургия — 21,6%. Царская Россия задолжала в 1917 г. 16 млрд. рублей. Военные долги России составили: Англии — 5,4 млрд. золотых рублей (67%); Франции — 1,8 млрд. золотых рублей (22%). Повышенный интерес имела Антанта и к Донбассу. Из 28 акционерных обществ по добыче каменного угля, располагавшихся в Донбассе, 25, то есть 95,5% общей добычи угля, принадлежали Англии и Франции.
Отсюда вытекает и политическая детерминанта интервенции Антанты в Россию — уничтожение большевизма, политика которого, проводившаяся в 1918 года, отнюдь, не соответствовала экономическим интересам Англии, Франции, США.
Более того, каждая из стран блока имела свой антирусский интерес и территориальные притязания к истекающей кровью Родине нашей, и неутолимая жажда завладеть богатейшими ресурсами бывшей Российской империи. В таком смысле каждый рвал российское одеяло на себя. Но это-то их, в конечном итоге, и сгубило. Единства не было. Интервентов объединял только ярый антисоветизм. Но его, как показала история, оказалось мало для достижения своекорыстных интересов.
Вопрос о помощи Добровольческой армии был решен задолго до начала интервенции. Бывший в 1917 году на дипломатической работе в России Д.Бьюкенен вспоминал, что в сентябре 1917 года послы Англии, Франции, США, Италии вручили Временному правительству ноту, основной смысл которой — требование принять решительные меры против нарастающего революционного движения народных масс. В противном случае, послы угрожали прекращением всех поставок. Факт вручения такой ноты подтверждает и Керенский.
В декабре 1917 года консул США Пуль, посетив Новочеркасск, пришел к выводу: Добровольческая армия и казаки представляют подвижную силу, способную восстановить нужный порядок в тех областях Украины, которые не заняты германскими войсками. Пуль, вместе с тем, заметил, что данные формирования будут совершенно неэффективны против Германии. Руководство Антанты согласилось с основными положениями доклада.
Об изначальной ориентации Антанты на генерала Деникина говорит и то, что в преддверии оккупации Закавказья правительство Британии поставило задачу военному командованию «установить контакт с Деникиным, оказать ему всяческую помощь». Правда, было оговорено об установлении демаркационной линии Батум – Баку, которая оградила бы от сферы влияния Добровольческой армии зону оккупационных интересов Англии. Политическая линия на союз с Деникиным и оказание ему помощи была закреплена в специальном постановлении правительства Англии.
Но если вначале снабжение Добровольческой армии оружием шло через Краснова, то постепенно картина менялась. Антанта, кровно заинтересованная в расширении военных действий против Красной Армии на Южном фронте, не отказывала атаману в поставке оружия, но организовала дело так, что он получал его из рук Деникина.
Отношения с союзниками командованию Добровольческой армии приходилось выстраивать в до предела запутанной военно-политической обстановке, сложившейся после поражения Германии в Первой мировой войне.
Обещанная союзниками помощь внушала самые радужные надежды.
Еще в начале ноября 1918 года генерал Щербачев87 сообщал Деникину из Бухареста о намерении союзников перебросить в ближайшее время на юг России 12 французских и греческих дивизий. Исходя из этого, в добровольческом штабе разработали план, предполагавший, что оставляемая немцами территория Украины будет немедленно занята войсками союзников. В таком случае белые армии избавлялись бы от необходимости распылять свои силы и, имея за спиной прочный тыл, получали бы шанс успешного продвижения на север.
Генерал Деникин направил письмо на имя командующего союзными силами на востоке генерала Л. Франше д'Эспере с просьбой увеличить численность оккупационных войск до 18 пехотных и 4 кавалерийских дивизий с тем, чтобы часть данных сил как можно скорее была бы направлена в район Харькова и Екатеринослава. В ответ он получил сообщение о том, что уже в ближайшие дни в Одессе начнется высадка союзнического десанта.
Антанта хотела и Антона Ивановича держать на коротком поводке, но подобная затея не удалась. В отношениях с союзниками генерал с первых дней занял принципиальную позицию, не имеющего ничего общего с действиями «марионетки, услужливо пресмыкающегося перед оккупантами»*.
Он планировал: под прикрытием союзнических войск, провести мобилизацию в течение зимы и весны 1918 –1919 годов 140 000 бойцов «и совместно с Доном и другими силами, борющимися за идею Единой, Неделимой России, начать к концу 1919 года соединенное наступление на большевистские силы, имея конечной целью овладения Москвой, для освобождения ее, с нею и России от кошмарной власти безумцев, разрушителей всего светлого».
Деникин отводил оккупационным войскам исключительно вспомогательную роль. По его замыслу, освобождение России от большевизма должно было осуществиться русскими антисоветскими силами. К концу 1918 года внешней и внутренней контрреволюции удалось сконцентрировать на юге России внушительные группировки войск и повернуть положение противоборствующих сторон в свою пользу.
Но грандиозный замысел Главнокомандующего Добровольческой армией разбился о своекорыстие Антанты. Ей были чужды искренние порывы генерала по освобождению России от большевизма.
Вождь белых волонтеров, однако, довольно быстро осознал, что союзники не окажут ему той помощи, о которой он мечтал.
После того, как Деникин, не без помощи французского командования взял под контроль в конце 1918 года Одессу, он вступил в сложную полосу отношений с французским интервенционистским командованием, которые затем очень серьезно осложняли его деятельность в период единоличной военной диктатуры.
Не без помощи французов был установлен контроль Добровольческой армии над Крымом. Вот здесь-то впервые с особой силой проявился разгул белого террора, показавшего, что внутри белого движения есть мощные деструктивные силы. События в Крыму стали предтечей той вакханалии беззакония и насилия, что потопит в крови белый Юг России в период единоличной военной диктатуры Деникина.
Спецслужбы доложили Главкому: террор носит характер уже какой-то истеричности, и «подрывает веру в правоту нашего дела, но и в силу, так как сила всегда действует прямо».
Но Деникин решительных действий по наведению порядка не предпринял. «Чистые руки» погрузились в кровавое пекло, заранее обрекая белое движение на неуклонное сокращение своей социальной базы.
Добровольческий террор в Крыму вызвал возмущение французского интервенционистского командования. Хотя персонально протест был направлен лично против командира офицерского Добровольческого отряда генерал-майор Корвин-Круковского, он подразумевал справедливое возмущение действиями моего героя, потерявшего управление подчиненными войсками.
Вина здесь Антона Ивановича несомненна. В то же время, нельзя согласиться с позициями советской историографии о том, что Антанта изначально полностью руководила Добровольческой армией, потому что хотела говорить о старых долгах с теми, над знаменем которых вставала тень прежней России. Здесь налицо политизация.
Союзники видели лишь колониальное будущее России, целиком зависящей от метрополии — Запада, на что генерал пойти не мог. И попал в полосу интриг, нечистоплотных политических игрищ, в которых не был искушен, а его политическая недальновидность подливала масла в костер.
Еще в политических, военных и общественных кругах белого Юга России не прошла эйфория от высадки союзного десанта, породившая радужные мечты, как интервенты стали беспардонно вмешиваться в дела Добровольческой армии. Но Главком был вынужден это терпеть, видя, как союзники оказывают ему помощь в борьбе за власть с Красновым.
Отношения между французским командованием и военно-политическим руководством Добровольческой армии ухудшались день ото дня. Начался диалог слепого с глухим.
Деникин рассылал бесконечные телеграммы в Константинополь Л.Франше д'Эспере, в Бухарест генералу А. Бертело, в Париж маршалу Ф.Фошу, прося усилить военное присутствие на юге России. Однако союзники, заняв в начале января 1919 годы линию Херсон — Николаев — Березовка — Раздельная — Тирасполь, дальше не пошли. В своем обращении к маршалу Ф.Фошу Антон Иванович в эти дни писал:
«Пока над живым телом России идут споры и дебаты союзных дипломатов, рушатся наши надежды. В грозной опасности Дон, пал Оренбург и Урал, накануне анархии Малороссия, а центральная Россия умирает. Я обращаюсь к Вашему солдатскому сердцу. Скажите союзным правительствам, что время разговоров миновало, что мы истекаем кровью, что необходима немедленная реальная помощь, которой мы не видим. Мы не сложим оружия и ни на минуту не сомневаемся в конечной победе, но эта победа может прийти после гибели русской культуры и после того, как волна крови захлестнет не только побежденных, но и победителей».
В искренней горечи этих строк невозможно сомневаться. Но генерал Деникин не хотел понять, что даже его адресат, увенчанный лаврами победителя Германии, не может заставить французских солдат умирать в чужой для них войне.
Постоянные просьбы о помощи порождали у союзнического командования только раздражение в отношении русских, желающих, чтобы их проблемы за них решали другие. Сами же союзники вели себя на занятой ими территории как в стране дикарей, ни в малой мере не считаясь с ущемленным самолюбием хозяев. Результатом этого стали взаимные обиды и непрекращающиеся конфликты.
На намерение деникинской Ставки переехать в Севастополь Франше д'Эспере отреагировал грубой телеграммой, в которой говорилось, что генерал Деникин должен находиться при своей армии, а не там, где стоят французские войска, которыми он не командует.
Еще одним поводом для столкновения стала попытка союзнических властей Одессы начать формирование франко-русских бригад («бригадмикст») под началом французских офицеров. Предполагалось, что они будут независимы от добровольческого командования, и потому Деникин категорически выступил против подобной инициативы. В ответ французский комендант города запретил добровольцам покидать казармы и пригрозил полным разоружением добровольческих частей.
Отношение с французами сохраняли дружественный характер до тех пор, пока официальным представителем союзников в Одессе оставался консул Э.Энно. Хотя и передавали, что его жена получает взятки за оформление виз, но сам консул являлся искренним русофилом. Благодаря его вмешательству были спасены жизни сотен русских офицеров в Киеве, где после падения режима гетмана воцарился петлюровский террор.
Но в конце декабря 1918 года Энно заменили генералом д'Ансельмом. Он, поселившись в роскошном особняке барона Масса в Обсерваторном переулке, не слишком утруждал себя делами, предпочитая проводить время в обществе знаменитой певицы Изы Кремер. Фактическим хозяином города стал его начальник штаба полковник Фриденберг.
«Про него говорили, что он спекулирует вовсю, торгует казенным шоколадом и другими вещами и, как еврей по происхождению, особенно близок к одесситам-спекулянтам той же национальности».
Трудно сказать, насколько правдивы были эти обвинения, но политические спекуляции и интриги действительно расцвели при французах пышным цветом. Под защитой французских штыков «вольный город Одесса» жил так, как будто каждый день был для него последним. Бомонд и просто обыватели погрязли в кутежах в 110 (!) ресторанах, что каждый вечер гостеприимно для них открывали двери. Это притом, что в Одессе остро ощущалась продовольственная проблема.
Именно из-за проблем управления Одессой у Деникина стали еще чаще обостряться конфликты с французским командованием. Восторги по поводу прихода союзников сменились если не ненавистью, то плохо скрываемой неприязнью. Отношения с французами откровенно испортились.
Англичане еще воспринимались как партнеры и то потому, что на юге России английские войска не принимали прямого участия в интервенции. Но попытка Англии утвердить свое влияние в Закавказье тоже не могла вызвать теплых чувств у добровольческого командования. На одном из донесений о деятельности англичан в Батуме Антон Иванович наложил резолюцию:
«Это оккупация, а не помощь».
Одним словом, путь в никуда…
Увы, то ли еще будет…
Взаимоотношения Деникина с Германией, как я уже говорил, обусловливались тем, что он считал себя в состоянии войны с Четвертным союзом. По крайней мере, де-юре. Его упорство здесь удивляет. Чем сложнее было положение Добровольческой армии, тем жестче становилась позиция генерала по отношению к Германии. Он отвергал любые попытки германского командования установить контакт, даже под предлогом антибольшевистской борьбы.Решительное «Нет!» для генерала Деникина было вопросом чести. Антон Иванович писал в июле 1918 года генералу Алексееву:
«Что касается немцев, полагаю, что пропускают они к нам офицеров. Опасаясь организации восстания у себя в тылу. А не трогают пока Армию потому, что, надев личину доброжелательного отношения к России, им неловко выступать активно против единственных носителей государственности в России. Но отношение к себе отлично понимают. И потому всякий оппортунизм с нашей стороны бесполезен, и все усилия купленных или одураченных прихвостней… бессильны изменить ход событий. Будем сильны и искусны — невзирая ни на какие хитросплетения…на всероссийскую арену государственного строительства. Будем слабы — задохнемся».
Между тем, при всей бескомпромиссности, Деникин не стеснялся брать вооружение и боеприпасы у атамана Краснова, прекрасно зная, что источник их поступления — Германия. Не возражал генерал и против того, что кайзеровское оккупационное командование на Украине не препятствовало офицерам уходить на Дон. Подобное дало повод знаменитому немецкому военачальнику времен Первой мировой войны Э. Людендорфу заявить в 1921 году: русская Добровольческая армия получила значительную поддержку во время пребывания германской армии на Украине.
Германское командование понимало, что и Краснов, и Деникин представляют антибольшевистские силы. Однако в Крыму германское командование препятствовало тем офицерам, которые желали убыть в Добровольческую армию.
В целом же генерал Деникин вел последовательно антигерманскую линию, о чем красноречиво свидетельствует, например, следующий факт. Как только положение Добровольческой армии несколько улучшилось, ее Главком, явно в ущерб чисто военной целесообразности, в декабре 1918 года запретил включать в состав частей немцев-колонистов, но не препятствовал им в самостоятельной борьбе с большевиками и Петлюрой.
Строя отношения с Германией в соответствии со своими убеждениями, Антон Иванович испытывал давление и внутри лагеря российской контрреволюции. Милюков систематически оказывал психологический прессинг на Алексеева, желая склонить его к смене политической ориентации на прогерманскую. Экс-министр иностранных дел подразумевал, что Верховный руководитель Добровольческой армии убедит в том самом и Деникина. Но усилия Милюкова оказались тщетными.
Специфической же особенностью конфронтации вождя белых волонтеров с Германией являлось то, что Добровольческая армия не имела непосредственных боевых столкновений с кайзеровскими войсками. Такое положение было обусловлено, главным образом, тем, что у генерала Деникина просто не было для этого необходимых сил и средств. В случае начала боевых крупномасштабных действий с немцами, Добровольческую армию ждала бы неминуемая, хотя и героическая, но все же гибель. И Антон Иванович это прекрасно осознавал.
Кроме того, ему пришлось учитывать, что отношение к продолжению войны с Германией среди добровольчества было неоднозначно. Добровольческая армия стала притягательным ядром патриотов, желающих бороться с Германией и ее ставленниками — большевиками. В то же время, многие белые волонтеры расходились в оценках с командованием о желательности продолжения войны с Германией.
Такое диалектически противоречивое положение привело к тому, что отсутствие военных столкновений порождало политические действия, подчеркивающие бескомпромиссность позиции Деникина. Причем, архивные документы открывают уникальные аспекты. Алексеев, ярый противник большевизма, пытался использовать в борьбе против Германии сугубо большевистские методы. Он прилагал максимум усилий для того, чтобы склонить к забастовке персонал Киевской железной дороги, что способствовало бы срыву передвижения немецких войск88.
Вот как причудливо переплелись военная целесообразность с политической борьбой с применением нетипичных для белого движения методов. Но данную тенденцию нельзя считать доминирующей.
В целом, генерал Деникин во взаимоотношениях с Германией, с одной стороны, не смог преодолеть инерцию первой мировой войны в своей неприязни к агонизирующей кайзеровской империи. Но с другой стороны, здесь проявилась деникинская верность союзническому долгу.
И все же конфронтация вождя белых волонтеров с Германией носила формальный характер.
Украина в то время находилась под протекторатом Германии, рассматривающей данную житницу своей «сферой влияния». Немцы провозгласили:
«…главная цель нашей оккупации — обеспечение хлебного экспорта их Украины в страны Центральной Европы».
Политический режим гетмана Скоропадского находился в полной зависимости от оккупационных властей. Деникин отрицательно относился к гетманскому правительству из-за его ярко выраженного германофильства и фактически отказался от контактов с ним. У Антона Ивановича не было намерений вмешиваться во внутренние дела Украины. В Киев послали его личного представителя генерала Толмачева, особой дипломатической активности, однако, не проявлявшего.
Вместе с тем, с начала союзнической интервенции авторитет Деникина в общественных кругах Украины резко возрос. В киевском политическом бомонде стали усиленно распространяться слухи, что союзники назначают ДеникинаГлавнокомандующим всеми вооруженными силами на территории России.
О росте его авторитета на Украине свидетельствует такой факт. 13 ноября 1918 года в киевских газетах опубликовали приказ Главнокомандующего Добровольческой армией о мобилизации офицеров. А это не соответствовало действительности. Офицерские дружины стали выходить из подчинения гетману. Министр иностранных дел Украины Афанасьев направил запрос Деникину.
Тот ответил, что приказа, напечатанного в киевских газетах, не отдавал. Однако подчеркнул, что если Украина встала на путь русской государственности, то офицерам и «решать вопрос об образовании единого фронта для борьбы с большевизмом, единого представительства для международного конгресса».
После ухода немцев с Украины генерал Деникин все-таки издал приказ, приравнявший службу в украинских добровольческих офицерских дружинах к службе в Добровольческой армии.
Гетманское правительство всячески пыталось наладить с Деникиным деловое сотрудничество, хотя бы в вопросах координации борьбы с Петлюрой. Для этого Главкому Добровольческой армией выделили 1 000 0000 рублей. Но и такие шаги гетмана Деникин встречал без энтузиазма. Он не уставал утверждать: антирусская политика Скоропадского привела Украину к краху.
Крайне нигилистическим было отношение Деникина к движению Петлюры.
Генерал считал: с именем данного ярого украинского «самостийника» «началось появление большевизма, входящего в связь с совдепией, причем выявляется влияние в этом немецкого руководства и участие Петлюры».
Правительство Петлюры было вынуждено считаться с Деникиным, главным образом, из-за поддержки его союзниками. Французский консул Энно в письме подольскому губернатору отмечал, что отряды Добровольческой армии в Киеве сохраняют в отношении Директории нейтралитет, подчиняются только Главкому Добровольческой армией, которому Антанта оказывает всемерную поддержку. В последствии генерал вступит в вооруженное противоборство с Петлюрой, в силу ориентации последнего на «самостийность» Украины.
Итак, внешняя политика «государства в государстве», то есть Добровольческой армии родилась. Однако первые шаги младенца показали, что он будет, по мере взросления, довольно часто спотыкаться. Во многом из-за неуклюжести Антона Ивановича…
«Гром победы раздавайся!»
Пусть порежу я войско,
Пусть разобью я войско,
Пусть разгромлю я войско,
Что гонится за мной.
Авеста
Итак, 7 января 1919 года произошло объединение Добровольческой и Донской армии под командованием генерала Деникина, принявшего на себя должность Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР)89. ТВД, на котором теперь пришлось вести боевые действия, резко расширился. Явилась необходимость выделения Добровольческой армии и создание при Главкоме ВСЮР объединяющего штабного органа. В такой орган был реорганизован бывший штаб Добровольческой армии, а для Добровольческой армии стали формировать новый штаб.
Предстоял весьма важный вопрос о назначении командующего Добровольческой армией.
Антон Иванович не случайно так скрупулезно подходил к проблеме назначения преемника на должность командующего Добровольческой армией. Став Главнокомандующим ВСЮР, он располагал к 15 февраля 1919 года, по данным советских источников, 113 тысячами штыков и сабель. ВСЮР предстояло стать главным объектом боевых действий Красной армии. Троцкий отмечал, что на деникинском фронте «решается теперь судьба революции». Повышенное внимание уделял Югу России Ленин. С ноября 1918 г. по февраль 1919 года он направил Председателю РВС Республики 220 телеграмм о положении на советском Южном фронте.
Должность Главкома ВСЮР накладывала на генерала Деникина юридическую и нравственную ответственность за состояние Всевеликого войска Донского. А оно было в начале 1919 года тяжелым. Донская армия, потерпев ряд жестоких поражений от Южного фронта красных, понеся большие потери, насчитывала в своем составе лишь 15 тысяч человек.
Казачьи части разлагались: самостоятельно покидали позиции, расправлялись с офицерами, создавали выборные органы самоуправления и высылали парламентеров для переговоров с красным командованием.
У политотдела 10 Армии советского Южного фронта имелось достаточно весомые основания для доклада Казачьему отделу ВЦИК о том, что в «красновских войсках царит полное разложение».
Являлось сложным и морально-психологическое состояние и терских казаков. Имели место случаи, когда целые отряды переходили на сторону красных, предварительно расстреливая офицеров.
Добровольческая армия оставалась самой боеспособной и организованной военной силой, выдвигалась как боевая единица на решающем фронте борьбы.
Антон Иванович считал наиболее достойным кандидатом в вожди белых волонтеров — по широте кругозора и по личной доблести — участника добровольческого движения с первых же шагов его генерала Ивана Павловича Романовского, начальника штаба Добровольческой армии образца Кубанских походов. С другой стороны Деникин боялся, что не найдет достойной замены Романовскому и Антон Иванович останется в одиночестве.
Главком все это сказал своему начальнику штаба и дал ему время подумать. На другое утро Иван Павлович сказал, что останется с Антоном Ивановичем… Принес в жертву дружбе свое будущее…
«Непроницаемым покровом завешены от глаз наших пути Господни. Кто знает, как сложилась бы тогда судьба армии и Романовского… Вынесла ли бы его на гребень волны или похоронила в пучине… Мы знаем только одно: это решение стоило ему впоследствии жизни», — вспоминал А.И. Деникин.
Обсудив вместе с Романовским вопрос о командующем Добровольческой армией, Главком ВСЮР остановил свой выбор на кандидатуре генерала барона П.Н. Врангеля.
Петр Николаевич Врангель (1878 – 1928)… Личность яркая, трагическая, вокруг которой в советской историографии витала большая ложь: «авантюрист, пытавшийся пролезть к власти», «наемник Антанты», «тень печального прошлого» и.т.д. Для многих поколений советских людей боевой русский генерал слыл просто «черным бароном». В то же время Врангель стал любимым героем, своего рода суперзвездой белоэмигрантской и зарубежной историографии. Для русского зарубежья Врангель слыл «белым ангелом». Сплошные перемены знака плюс на минус…Только в 90-х годах XX века появилась литература, где колоритная фигура барона освещена с позиций объективности, историзма, компаративизма90.
Так кто же на самом деле принял из рук Главкома ВСЮР генерал-лейтенанта Деникина командование его любимым детищем — Добровольческой армией?
Сын потомственного дворянина Петроградской губернии, принадлежавший к старинному и знатному роду датского происхождения, известному от начала XII столетия. Более всего представители семейств выдвинулись на военном поприще: В Дании, Швеции, Германии, Австрии, Голландии, Испании и впоследствии в России они дали семь фельдмаршалов, более тридцати генералом и семь адмиралов. В 1709 году на поле Полтавской битвы остались лежать двадцать два представителя рода. Они воевали тогда еще, конечно, на стороне шведов, но уже к концу XIX века представители русской линии Врангелей занимали первое место (сорок человек), шведское — второе (тридцать семь человек), прусских — третье (одиннадцать человек). В 30-е годы XX века в Эстонии даже выходил особый журнал «Акта Врангелиана».
Получив образование горного инженера, Петр Николаевич Врангель отправился добровольцем на русско-японскую войну, вернувшись с которой окончил Николаевскую Академию Генерального штаба. Из стен академии вышел военный профессионал высокого класса. Подтверждение тому — боевой путь барона в годы Первой мировой войны. Уже 6 августа 1914 года он совершил подвиг: под деревней Каушен атаковал в конном строю германскую батарею и захватил ее, за что получил орден св. Георгия IV степени.
В июле 1917 года генерал Врангель года стал командующим сводным корпусом в чине генерал-майора. Затем командовал 3-м Конным корпусом, но, как скупо гласит составленный 29 декабря 1921 года уже в Константинополе «Послужной список» (так называемый «формуляр») «вследствие большевистского переворота от службы отказался и в командование корпусом не вступил».
Не только войны и связи способствовали головокружительному восхождению Врангеля по лестнице военной иерархии, но и расчетливое стремление получать отличия в чинах не в штабах, а в гвардейских, передовых частях.
А.А. фон Лампе, верный соратник барона, вспоминал: «…он (П.Н.Врангель — Г.И.) был славолюбив, но он был и честолюбив в самом лучшем значении этого понятия, потому что он любил не почести, а саму честь…» и далее автор приводит слова самого барона: «… Я не гожусь в офицеры генерального штаба, их задача советовать начальникам и мириться с тем, что совет не примут. Я же слишком люблю проводить в жизнь собственное мнение…».
А вот эскиз портрета Врангеля, набросанный Жаном Бурдье в книге «Белая армия»:
«Выходец из семьи военной аристократии, попавший в армию с помощью своих связей, барон Петр Николаевич Врангель, наделенный высокомерием и безграничной храбростью, с первого взгляда производил впечатление лихого кавалерийского офицера. Высокий, худой, он сохранял безукоризненную выправку офицера; внимание сразу же привлекало его худощавое, очень длинное лицо, с тонким носом, небольшими темными усами, пытливым, оценивающим взглядом под аркой надменно поднятых бровей. На его лице лежала печать усталого высокомерия, что сразу же выдавало и другие стороны его характера и темперамента. Врангель обладал характером и свойствами исключительной личности в хорошем и плохом смысле этого слова. Под холодной маской скрывался дух, пребывающий вечно в движении и устремленный к одной цели, которую ставило его самолюбие, разрастающееся при благоприятных обстоятельствах до непомерных размеров.
Помимо самолюбия его отличала необычайная вера в себя — это проявилось немного по-детски в его «Мемуарах». Он никогда не терял убежденности в своей исключительности, в том, что только он может приказывать и отдавать команды. Ко всему прочему он был наделен стремительным и острым умом, часто, однако, оказывающимся несколько изворотливым!»
Да, Бурдье явно избегал в эскизе портрета Петра Николаевича парадного лоска…
Неудивительно, что Врангель не принял прихода большевиков к власти. Он чуть не погиб в вакханалии красного террора в Крыму. У него оставался один путь — на Дон. Правда, в I Кубанском («Ледяном») походе» ему участвовать не пришлось…
Врангель сам рассказал о своей встрече с Деникиным, который принял его в начале сентября. Антон Иванович сразу же обратился к барону с вопросом:
— Как мы могли бы наилучшим образом использовать ваши знания и опыт. Какого назначения хотели бы Вы?
— Вашему превосходительству известно, что в 1917 году я командовал кавалерийским корпусом, но в 1914 году я командовал только эскадроном. Не думаю, что я очень состарился с того времени...
— Нет. Конечно, дело не может идти об эскадроне... Что вы скажете, если мы предложим вам командование бригадой?
— К вашим услугам, Ваше превосходительство!
Такая скромность, которую Деникин не ожидал встретить, понравилась ему. Он собрался послать генерала Эрдели с очень ответственной миссией на Балканы. Почему бы не заменить его этим новым офицером с безукоризненной репутацией и столь почтительным поведением? Известие о взятии Ставрополя только утвердило его в том, что он сделал хороший выбор.
Благодаря военно-профессиональным и морально-психологическим качествам, барон сделал в Добровольческой армии головокружительную карьеру. К моменту решения вопроса о назначении командующим Добровольческой армией, он уже командовал 1 конным корпусом. В последних боях Второго Кубанского похода барон Врангель проявил, по оценке Деникина, «большую энергию и искусство маневра».
Назначение Врангеля вызвало обиды участников Первого Кубанского (Ледяного) похода — «первопоходников». Один из достойных корпусных командиров «первопоходник» генерал Казанович ушел в отставку, другие поворчали, но подчинились. Начальником штаба Добровольческой армии стал генерал Я.Д.Юзефович.
Генерал-лейтенант барон Врангель сыграет роковую роль в судьбе генерала Деникина.
Но пока они единомышленники. Петр Николаевич, вспоминая о первой встрече с Антоном Ивановичем, не скупится на хвалебные оценки:
«Генерал Деникин принял меня в присутствии начальника своего штаба генерала Романовского. Среднего роста, плотный, несколько расположенный к полноте, с небольшой бородкой и длинными черными со значительной проседью усами, грубоватым низким голосом, генерал Деникин производил впечатление вдумчивого, твердого, кряжистого, чисто русского человека. Он имел репутацию честного солдата, храброго, способного и обладавшего большой военной эрудицией начальника. Его имя особенно стало популярным во время нашей смуты, когда сперва в должности начальника штаба Верховного главнокомандующего, а затем главнокомандующего Юго-Западного фронта он независимо, смело и твердо подымал голос свой на защиту чести и достоинства родной армии и русского офицерства».
Пройдет не так уж много времени, и Петр Николаевич изменит свои оценки с точностью до наоборот…
Антон Иванович с грустью прощался с родной Добровольческой армией. 14 января 1919 года он отдал приказ.
«Четырнадцать месяцев тяжкой борьбы. Четырнадцать месяцев высокого подвига Добровольческой армии. Начав борьбу одиноко — тогда, когда рушилась государственность и все кругом бессильное, безвольное спряталось и опустило руки, горсть смелых людей бросила вызов разрушителям родной земли.
С тех пор льется кровь, гибнут вожди и рядовые добровольцы, усеяв своими могилами поля Ставрополья, Дона и Кубани.
Но сквозь ужасы войны, сквозь злобу и неверие ничему не научившихся тайных врагов своих армия пронесла чистой и незапятнанной идею Единой Великодержавной России.
Подвиги армии безмерны.
И я, деливший с нею долгие, тяжкие дни и горе, и радость, горжусь тем, что стоял во главе ее.
Я не имею теперь возможности теперь непосредственно руководить Добровольческой армией, но до конца дней моих она останется мне родной и близкой сердцу.Сердечно благодарю всех моих дорогих соратников, чьими беспримерными подвигами живет и крепнет надежда на спасение России».
До спасения же России было далеко. Перед ВСЮР и их Главкомом встали серьезные проблемы.
Особенно волновало Деникина ухудшение морально-психологического состояния войск. Негативными процессами была поражена не только Донская, но и Добровольческая армия. Правда, пока что добровольцев вдохновляли победы Второго Кубанского похода. Но подспудные проссы разложения войск все чаще вырывались наружу.
Уменьшился приток добровольцев. ОСВАГ докладывал Главкому о нежелании многих офицеров влиться в состав ВСЮР. В Батуме 300 офицеров спокойно проживали на пособие, которое, как это ни парадоксально, им выплачивало турецкое правительство, а 325 офицеров, большей частью старших чинов, рассчитывали получить хорошие назначения «в так называемой Русской армии Шварца».
Но еще больше генерала обеспокоила информация неординарного порядка, представленная ОСВАГ:
Среди «отчаявшихся, окончательно удрученных офицеров раздаются голоса о необходимости ехать служить в совдепию91, где хорошо платят»92.
Кроме того, с проведением массовых мобилизаций все больше уменьшалась офицерская прослойка, хотя число офицеров по-прежнему было высоким — около 30 тысяч человек.
Росло дезертирство. Деникин хорошо понимал психологический механизм явления, когда мобилизованная масса в тылу «в мирной обстановке запасных батальонов» остается пассивной, а на фронте способна к дезертирству. Мобилизованные сражались в рядах добровольцев, имея против себя односельчан, отцов, братьев, мобилизованных Красной армией.
Но в начале 1919 года основные добровольческие части умели переплавлять весь однородный элемент в горниле боевых традиций, и, по общему отзыву своих начальников, мобилизованные солдаты вне своих губерний в большинстве воевали доблестно. Однако здесь крылись зачатки будущего обвального разложения белых.
Между тем, такие негативные явления смягчались, в определенной мере, тем, что морально-психологическое состояние красных в тот момент тоже было невысоким:
24 января 1919 года Орджоникидзе доложил Ленину о том, что XI Армии нет, так как она окончательно разложилась. Имеются случаи «открытого покидания позиций, невыполнения боевых приказов».
В разведсводке Южного фронта от 3 февраля 1919 года отмечается, что, несмотря на то, что войска Донского атамана Краснова «находятся в полном отступлении, разлагаются, а на фронте 8 и 9 армия отходят без сопротивления». Имеются случаи мародерства и грабежей, «особенно среди обозников», а также незаконные реквизиции, бесчинства по отношению к местному населению. Например, красноармейцы в одном из занятых хуторов «для своей потехи венчали священника с кобылой».
Озабоченность генерала Деникина вызывали изъяны в системе комплектования частей ВСЮР. Пехотные полки формировались прямо на фронте (в отличие от технических частей, формировавшихся в тылу), тыл не справлялся с обеспечением, из-за чего полки вводились в бой задолго до своей готовности. Некоторые начальники пытались формировать под лозунгом «возрождения исторических частей российской армии», то есть на средства, добытые приватным порядком. Деникин считал, что подобные войсковые единицы ослабляли фронт и превращали лозунг «под родные штандарты» в прикрытие шкурничества.
Отнюдь не повышала боеспособность склонность некоторых начальников к созданию «частей особого назначения». У Врангеля в Кавказской Добровольческой армии имелся летучий отряд особого назначения, имевший довольно темную задачу — борьбу с крамолой. «Волчьи сотни Шкуро» — его личная гвардия.
Антон Иванович расценил эти явления как «бытовые», имея в виду, что они сопутствуют боевым действиям и проявляются, главным образом, в тылу. Он боролся с ними, но самокритично признавал, что недостаточно сурово, так как, меняя внешние формы, те продолжали существовать.
По-прежнему сложным оставалось и финансовое положение войск.
Такие трудности не ускользнули от внимания союзников. В материалах Главного командования Антанты о перспективах использования против Советской России иностранных и русских сил отмечалось:
«Добровольческая армия — довольно сложный военно-политический механизм, укрепившийся на Кубани и являющийся как бы «гостем» Кубанской Рады. Армия не располагает собственными ресурсами, нет правительства, способного направлять её действия и предоставлять ей все необходимое. Она не популярна, не обладает боеспособностью. Реорганизация армии «была бы обременительной и заняла бы много времени». При проведении серьезных операций нельзя рассчитывать на Добровольческую армию. Ей присущи две характерные черты: «обращение к военному командованию Антанты всякий раз, когда намечаются военные действия; категорический отказ от подчинения военному командованию Антанты».
Донская армия воюет на своей территории, является здесь правительством. «Но ее солдаты устали от борьбы, пали духом. Наблюдается пассивное безразличие, расширяется дезорганизация».
Однако у глав союзников в подобных оценках не было единства.
Военный министр Великобритании У. Черчилль в послании маршалу Ф. Фошу 28 марта 1919 года писал, что ему очень обидно за негативные высказывания в адрес Добровольческой армии.
Главком ВСЮР, продуманно взвесив сложившуюся обстановку, решил сосредоточить основное внимание на помощи Донской армии, и перебросил дивизии Добровольческой армии из Новороссийска в Донбасс. В районе Приазовья и Донбасса Деникину удалось, по оценке советского командования, сосредоточить большую силу — 8-9 пехотных дивизий и две конные дивизии (31-32 тысячи штыков, 9-10 тысяч сабель), что составляло 50 % всех сил деникинских войск, противостоящих Южному фронту. Здесь-то генерал имел превосходство — в полтора-два, а по отдельным видам — в три раза. Оперативная группа генерала Май-Маевского, действующая в центральных районах Донбасса, оказала поддержку Донской армии, которая провела ряд атак на Царицын. Однако Донская армия так и не добилась успеха.
Небезынтересно, что натиск советских войск на Добровольческую армию в Донбассе удалось ослабить (разумеется, лишь в какой-то степени) благодаря усилиям деникинской разведки. В совершенно секретном отчете о деятельности Харьковского разведывательного центра его начальник полковник Двигубский сообщал:
«Ввиду крайне тяжелого положения Донецкого бассейна, я всеми силами старался отвлечь внимание большевиков от него, с каковою целью в советской прессе работниками Центра помещались статьи, в которых трубилось о необходимости спасения Советской власти в Венгрии, о походе против западных империалистов, о необходимости наступления на Румынию и Польшу, о выходе на мировую арену…
Кроме того, Центром печатались…прокламации против объявленной мобилизации и распространялись среди собирающихся у комендатуры и воинского начальника мобилизованных. Настроенные антисоветски, мобилизованные отказались идти по казармам, вследствие чего большевики были вынуждены выслать броневик, курсантов, кавалерию. После пулеметного расстрела мобилизованные разбежались, а вечером на вокзале комендантской ротой и отрядом железнодорожной ЧК были пойманы до 300 мобилизованных, стремившихся разъехаться по домам…
…Прибыв в Киев вместе с Антоновым (командующий советским Украинским фронтом — Г. И.), которому по дороге я высказал свое мнение о необходимости и легкости наступления на Румынию с целью соединения с Советской Венгрией, я получил приказание от Антонова разработать план наступления на Румынию, что и было мною исполнено…Это план наступления имел не столько оперативную ценность, сколько содержал в себе смелые удары по тылам румынских частей и красивые рассуждения о мировой революции и красном пожаре на Балканах. Эффектный с внешней стороны, он, естественно, был принят Антоновым, поручившим мне детальную подготовку и разработку операции»…
Да, такое возможно только в нашей Гражданской войне. Внедренный в штаб фронта деникинский разведчик смог стимулировать распри между большевистским руководством, готовившим авантюристическое по сути наступление красных на Румынию для поддержки советской власти в Венгрии и раздувания пожара мировой революции, коим так были ослеплены коммунистические доктринеры. Но радикально тяжелую ситуацию в Донбассе, разумеется, силами белогвардейского «Штирлица» — полковника Двигубского, переломить до конца, конечно же не представлялось возможным…
А тут еще союзники воткнули нож в спину генералу Деникину. В марте 1919 года советские украинские части, действующие на одесском и крымском направлении, подошли к Одессе. Верховный Совет Антанты в марте 1919 года, признав бесперспективным дальнейшее пребывание французских войск на Одессщине и Херсонщине, принял решение об их эвакуации морем, что и предопределило судьбу Одессы. В апреле 1919 года Одесса пала. Но Главком ВСЮР не был даже поставлен в известность об этом решении Верховного Совета Антанты.
Бригада Тимановского, оборонявшая город, прорвалась в Румынию, где была интернирована. ОСВАГ доложил Главкому о панике во время эвакуации Одессы, свидетельствовавшей о разложении войск. Осложнило положение главнокомандующего ВСЮР и падение Севастополя 6 апреля 1919 года. Но частям Крымско-Азовской Добровольческой армии удалось перекрыть перешеек Керченского полуострова и прочно закрепиться на нем.
Однако, несмотря на предательство Антанты существовали еще и факторы, повышавшие шансы генерала Деникина на успех в весенне-летних операциях 1919 года.
Хотя соотношение сил и средств к весне 1919 года сложилось не в пользу белых (по штыкам и саблям — 1:3,3, по орудиям — примерное равенство), морально-психологическое превосходство, по оценке разведки Деникина, было на стороне ВСЮР. Разведка обращала внимание своего Главкома на то, что в военно-политическом руководстве красных в южном регионе России отсутствует единство.
Такие оценки сходятся с оценками военно-политического руководства Советской России. Ленина беспокоило, что РВС Южного фронта втянулся в конфликты на почве борьбы за власть с Астраханским Губкомом РКП (б). А это оказывало разлагающее влияние на дисциплину. Войска Южного фронта в боях с регулярными офицерскими частями белых проявили неустойчивость.
Именно тогда Троцкий неоднократно обращался в ЦК РКП (б) с предложением о создании заградительных отрядов. Идея Председателя Реввоенсовета Республики была конституирована93.
Кроме заградительных отрядов практиковались расстрелы в целях предотвращения паники, повышения устойчивости войск в бою. Так, командир 5 полка, по сообщению штаба Донецкой группы войск командующему Южным фронтом от 8 февраля 1919 года, был расстрелян на месте за то, что в критический момент закричал солдатам: «Спасайся, кто может!».
Кроме расстрелов на месте, планово работали и вновь создаваемые военно-революционные трибуналы.
Думается, у разведки ВСЮР имелись весомые основания для доклада своему Главкому, что силу сопротивлению красных «придает страх террора». Восстания в их тылу крупного успеха не принесут, ибо они «подавляются беспощадно».
Главком ВСЮР при планировании операций учел и такое для него благоприятное обстоятельство, что 15 января 1919 г. украинское националистическое правительство (Директория) открыто объявило войну Советской России. Командование РККА для разгрома петлюровских гарнизонов и отдельных военизированных формирований было вынуждено решиться на продвижение в глубь Украины в полосе свыше 60 километров от Чернигова и Бахмача.
В мае на Юге Украины поднял мятеж начальник 6 Украинской советской дивизии Н. А. Григорьев (до 20 тыс. человек, до 50 орудий). Силы советских войск таяли на глазах, им пришлось заниматься ликвидацией григорьевской авантюры. К тому же с григорьевским мятежом начались дикие погромы, небывалый грабеж, истребление коммунистов, чекистов, работников местных советских органов, всех, кто им сочувствовал. И если бы только острие погромов было направлено на указанных выше лиц. Жертвами становились ни в чем неповинные обыватели.
Но главные надежды Главком ВСЮР связывал именно с Добровольческой армией.
Будущий Маршал Советского Союза А.И. Егоров, погибший в сталинских застенках, ссылаясь на архивы Красной армии, опубликовал небезынтересные итоговые характеристики армий белого Юга России.
«Наибольшей боеспособностью обладала Добровольческая армия. По нашим архивным данным, армия считалась белыми надежной на 98%, тогда как Донская армия оценивалась так: открытые возмущения — 16%, перешедшие на сторону красных — 28, 5% и расформированные вследствие своей неблагонадежности — 27%»...
И в такой кутерьме Антон Иванович с нетерпением ждал рождения сына. Он находился в сильном беспокойстве. Все гинекологи Екатеринодара давали пессимистический прогноз: ребенок слишком крупный и никак не проявляет себя. 4 марта, когда Деникин проводил совещание со своим штабом, позвонил хирург и задал вопрос:
— В случае крайней необходимости о чьей жизни я должен думать — о жизни вашей жены или вашего сына?
— Конечно, о жизни моей жены!
На рассвете 5 марта Романовский пришел разбудить своего начальника. Чувствуя, как будет разочарован Деникин, он не осмеливался сказать правду. Главнокомандующий спросил:
— Плохие новости?
— Не совсем, Антон Иванович, Ксения Васильевна чувствует себя хорошо.
— Маленький Ваня мертв?
— Нет, нет! Нет маленького Ивана... Крупная девочка, она весит больше десяти фунтов!
Нескрываемое разочарование. В госпитале Екатеринодара оно еще увеличилось. Роды оказались трудными, голова новорожденной сплющилась, на макушке была заметна некрасивая ямка. Ксения Васильевна, казалось, совершенно не обращала внимания на уродливость головки в форме тыквы. Она нежно вздохнула:
— Мы назовем ее Ариадной.
— Ни в коем случае. Столь претенциозное имя не подходит такому уродцу. Нужно простое имя... почему бы не Мария?
— Нет, Иваныч, только не Мария! У нас была в свое время кухарка Мария, такая необязательная вредная*…
Был заключен компромисс, и через несколько дней генерал Лукомский и жена генерала Романовского держали над купелью маленькую Марину, которая постепенно начала приобретать человеческих облик.
На двери палаты появилась дощечка с надписью: Марина Антоновна Деникина. Отныне в этой палате могли бесплатно лежать нуждающиеся женщины — будущие матери. Вспоминает Марина Антновна:
«Моя мать часто, смеясь, вспоминала о «сильном разочаровании отца». Любовь, которую проявлял ко мне отец, заставляла меня с недоверием относиться к ее словам. Картина прояснилась только тогда, когда я перед тем, как приступить к этой книге, просмотрела всю семейную корреспонденцию. В тридцати письмах, написанных в течение года после моего рождения Антоном к Асе, я нашла только одно-единственное упоминание о… «твоей дочери». Как мне кажется, я завоевала любовь моего отца только в возрасте шестнадцати – восемнадцати месяцев, в первые месяцы нашей жизни в эмиграции в Англии»…
…В мае же 1919 года белые части генерала Май-Маевского ворвались в Луганск. Началась кровавая расправа над рабочими и ранеными красноармейцами. А в это же время ставка Деникина не только на словах, но и на деле поддерживала мятежных казаков верхнедонских станиц. Им перебрасывались оружие, патроны, антисоветская литература, что наилучшим образом ложилось на политику красных репрессий и подогревала их ожесточенность.
На Дону бушевала политика «расказачивания», начало которой положило циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП (б) от 24 января 1919 года. Именно благодаря ей началось антисоветское восстание казаков станицы Вёшенская, разраставшееся каждый день подобно снежному кому, пущенному с горы. Казакам мятежной станицы оказал мощную поддержку Главком ВСЮР, и получил от повстанцев значительную помощь: около 30 тысяч человек, в основном конных, обладавших военной подготовкой и боевым опытом. Кроме того, вешенское восстание разлагающее влияло на некоторые советские полки. 10 апреля 1919 года на сторону повстанцев перешел 20 Сердятский стрелковый полк Красной армии (380 штыков, 2 орудия, 10 пулеметов).
Видно невооруженным глазом, что все это было на руку генералу Деникину в период проведения им весенне-летних операций против советского Южного фронта.
Красное командование пыталось неудачно подавить восстание. Отвлекались большие силы и средства (до 14 000 штыков и сабель), а наступление Южного фронта осложнялось, чем успешно и воспользовался Главком, установивший связь с повстанцами через традиционные средства, а также посредством авиации. Он организовал снабжение повстанцев деньгами и боеприпасами. Но в рядах вешенцев наблюдалось и недовольство вмешательством белогвардейцев в казачьи дела.
Подобное стало отголоском политики атамана Краснова на конфронтацию с Добровольческой армией. Видимо, казаки боялись, что Деникин станет покушаться на извечные казацкие свободы, образ жизни. Опасения небезосновательные. Генерал все время боролся с казацким сепаратизмом. Но в целом вешенские повстанцы, отмстили советской власти за «расказачивание».
С дистанции времени осознаешь весь ужас политики «расказачивания», демонами которой являлись Троцкий и Свердлов. Архивные документы сохранили сведения о той черной странице деяний советской власти во имя всепланетарного счастья трудящихся. Об этом в 90-х годах прошлого века появилось много статей, особенно публицистического характера. Впрочем, Михаил Шолохов изобразил ситуацию на Дону в 1919 году, пожалуй, лучше всех, не употребляя термина «геноцид». Факты свидетельствуют: порочная, с точки зрения общечеловеческих ценностей, линия руководства партии большевиков приводила на местах к массовому террору. Он действительно носил все признаки геноцида. Нет этому оправдания!
Вместе с тем, правда истории требует сказать вот о чем. Архивные документы позволяют утверждать: ужасы «расказачивания» беспокоили даже некоторых руководящих деятелей партии большевиков, увидевших воочию все последствия разнузданного террора непосредственно на Дону.
Г.Я. Сокольников, будучи членом Реввоенсовета Южного фронта, издал приказ, который вместе с ним подписал И.Г Раковский. Им отменялось принятое решение Оргбюро РКП (б) о «расказачивании». От всех ревкомов, командующих и политотделов армий требовалось «беспощадно казнить всех советских должностных лиц, виновных в злоупотреблениях». И совершенно правильно один из членов Донревкома писал впоследствии в ЦК РКП (б):
«Неудачи на Южном фронте — это не только стратегические неудачи, но это и неудачная политика по отношению к казачеству. Бесчисленные конфискации, реквизиции и выкачка, иногда расстрелы, принимавшие уродливую форму спорта, отнюдь не могли поднять в казачестве советских настроений».
Тенденция враждебности казаков к советской власти все больше доминировала. Она, по оценке разведки Южного фронта, усиливалась по «мере продвижения советских войск на юг». Укреплялся и моральный дух донцов. В середине марта разведка красных донесла, что главным образом противник несет потери от боев, «процент дезертирства уменьшился».
В такой сложной и противоречивой обстановке генерал Деникин развернул успешные весенне-летние операции ВСЮР против советского Южного фронта. Он давно готовился к такому успеху и шел к нему с присущей ему настойчивостью, тщательно продумывая не только выработанную стратегию главного удара, но и малейшие детали тактики и гибкого маневра. Война есть война, даже если она и гражданская, здесь оттачивается военное искусство, выявляется талант военного новатора. Весенне-летнее наступление стало еще одним звездным часом Антона Ивановича.
В январе 1919 года Деникин, оценив обстановку, решил нанести удар силами 1 Конного корпуса генерала Врангеля в центр построения советских войск. Корпус четко выполнил задачу. Фронт красных был прорван в полосе 30 км. на глубину до 40 км. Успех Врангеля, проводившего последнее сражение перед принятием под командование Добровольческой армии, был развит из оперативного в стратегический. Примером гибкого стратегического мышления Деникина можно считать и его решение при проведении операций в Донбассе вклиниться в стык 13 и 8 армий красных.
В июне 1919 года операции белых, носившие характер преследования отходящих красных армий, увенчались успехом. Деникин захватила Донбасс, Донскую область, часть Украины.
Итог деятельности Главкома — полный захват стратегической инициативы ВСЮР к июню 1919 года.
Успех генерала Деникина обусловливался еще двумя факторами: во-первых, генерал имел опыт армейских и фронтовых операций первой мировой войны, во-вторых, он тонко прочувствовал, что стратегия гражданской войны не вписывается в классические постулаты. Он размышляет об этом в «Очерках Русской Смуты», где определяет обстоятельства, характеризующие специфические особенности гражданской войны.
Вопреки законам стратегии, не допускающей разобщения сил и требующей соразмерной им величины фронта, ВСЮР практиковали расхождение на сотни километров, временами преднамеренно, временами вынужденно. Это приводило порою к неожиданным успехам (взятие генералом Шкуро Екатеринослава). Огромные пространства занимались потому, что только следуя на плечах противника, не давая ему опомниться и устроиться, белые имели шансы сломить сопротивление превосходящих сил красных. От Советской России отторгались плодородные области. Сила белых заключалась в подъеме, маневре и инерции наступательного движения.
Расширение фронта на сотни верст не ослабляло белых, а укрепляло. К 5 мая 1919 года Добровольческая армия в Донецком бассейне насчитывала в своих рядах 9 600 бойцов. Невзирая на потери, к 20 июня 1919 года состав армии был 26 тысяч чел, а к 20 июля — 40. Благодаря таким обстоятельствам, численность ВСЮР с мая по октябрь возросла с 64 до 150 тысяч человек. Широкое наступление позволило до минимума свести превосходство красных в силах и средствах.
И конечно в рядах добровольцев царило воодушевление, а Антон Иванович стремился всеми силами закрепить этот дух, отлично понимая роль морального фактора в войне. Он даже создал Особую часть при штабе Главнокомандующего ВСЮР, которая призвана «заведовать делами пропаганды в войсках и войсковых учреждениях». Однако деятельность этого органа не дала особого эффекта.
Главком углубил свой опыт информационно-психологических операций, проявившейся у него еще в годы Первой мировой войны. В Донбассе он решил направить фальшивые приказы об обороне, а не о наступлении на Луганск, и сорганизовал дело так, что приказ это попал в руки противника, потом подкрепил его демонстративными боевыми действиями.
Авиация ВСЮР распространила листовки в боевых порядках красных. Агентура Деникина поставляла листовки в тыловые гарнизоны и места расквартирования запасных частей красных. В агитматериалах содержались тексты «приказов-обращений» Председателя РВС республики, которые были изготовлены в ОСВАГ и содержали разнообразную дезинформацию. В одном из обращений говорилось, что Троцкий ввел обязательные отпуска красноармейцам. Тот был вынужден издать приказ №143, где показал: в листовке напечатан подложный документ, а отпуска будут даваться после победы.
В период восстания вешенских казаков по приказу Деникина в ОСВАГ были изготовлены листовки, распространенные среди повстанцев. В них сообщалось, что Совнарком подписал секретное письмо о поголовном истреблении казаков. Главком ВСЮР будто предугадал постановление Оргбюро ЦК РКП (б) о «расказачивании».
Правда, в ответ на деникинскую акцию с распространением сведений о поголовном уничтожении казаков политотдел Южного фронта подготовил Обращение. Документ был выполнен на низком уровне. Деникин непонятно, почему назван атаманом. Особого эффекта Обращение не принесло, так как слухи о зверствах «расказачивания» по Дону распространялись быстро.
Успешному проведению Деникиным таких мероприятий способствовало то, что Главком постоянно самым тщательным образом изучал военно-политическую обстановку в Советской России. По его требованию, разведотделение штаба ВСЮР представило ему краткий очерк «Советская Россия» (по состоянию на 15 апреля 1919 года). Деникинские разведчики дали довольно объективную характеристику положения в советском тылу и на фронтах. Освещено положение в экономике, проанализировано морально-психологическое состояние населения и армии, состояние контрреволюционного подполья. Выводы осторожные, нет легковесных прогнозов о скорой победе над Красной армией.
Характерно, что многие позиции данного очерка сходятся с оценками большевистской прессы того периода. Использование подобных документов позволяло Главкому принимать более целесообразные решения при планировании войсковых и психологических операций.
Итак, Деникин наступал, а красные, отступая, все больше разлагались.
В письме очевидца есть характерный эпизод, когда начальник обороны 8 армии красных Лацис со слезами сообщил, что он был за фронтом 15 верст, противник нигде не появляется, а армия бежит»…
Успех весенне-летних операций ВСЮР наконец-то делал реальным поход на Москву. Но только после взятия Царицына. Именно на царицынском направлении впервые с особой остротой проявились разногласия Деникина и Врангеля, командовавшего в то время Кавказской Добровольческой армией, штурмовавшей Царицын. Барон требовал от Главкома выделения пехоты, большого количества технических средств, ультимативно заявив, что не продвинется ни на один шаг, пока не получит все, что требует.
Врангель проявил местничество, что было не таким уж редким явлением в военном деле. Антон Иванович признавал, что и другие командиры считали свои направления главными и пытались это доказать. Но их действия он расценивал как «обмен оперативными взглядами» и не считал, что командиры выходили из пределов дисциплины и подчиненности. А Врангель дошел до ультиматумов. Главком оценил это как «интриганство, создавшее тягостную атмосферу в армии».
Под Царицыном Деникин пошел барону на уступки. Из Ростова была переброшена 7 дивизия Тимановского, единственный резерв Деникина, и танковый дивизион, снятый из-под Харькова, что позволило Врангелю начать штурм Царицына и 30 июня 1919 года взять его. Но Кавказская армия потеряла за две недели боев убитыми, раненными, пленными — до 10 тысяч человек. Более трех недель она не могла вести широкие наступательные действия.
Тем не менее, это был огромный успех, все больше поднимавший авторитет Петра Николавевича Врангеля. Именно после падения Царицына барон становится неимоверно популярным среди офицерства.
Вот свидетельства своременников. Упоминавшийся выше генерал-майор И.Т.Беляев в неопубликованной рукописи нарисовал портрет Врангеля яркими красками:
«… Чрезвычайно высокий и стройный, с Георгием в петлице и Владимиром на шее, генерал приветливо протянул мне руку. Его энергичное моложавое лицо с коротеньким усами, благодаря отсутствию одного из передних зубов имело какое-то характерное юношеское выражение решительности и в тоже время полной уверенности в себе…В глубине души я ставлю его выше всех прочих и не только как кавалериста, но и как человека высокого духа и глубокого, разностороннего образования, выказавшего свои таланты во всевозможных случаях жизни…».
Созревает черный носитель злого рока судьбы Антона Ивановича…
28 июня 1919 года в Версале был подписан мирный Договор, но еще в апреле стала вырисовывваться новая тактика Антанты — уходя, остаться, иметь силы, которые давили бы на Россию. После провокационной речи Ллойд Джоджа «о выросшей угрозе вооруженного большевистского вторжения в страны, прилегающие к Советской России от Балтики до Черного моря (это 16 апреля 1919 года, какая там угроза, большевистскому режиму пока что «не до жиру, быть бы живу», правда, есть на вооружении маниакальная идея мировой революции…), союзники были склонны оказать Деникину материальную помощь, подбивали наших соседей блокироваться с белой гвардией и организовывать вооруженные выступления против Советов.
Мешал, правда, лозунг «Великая, Единая и Неделимая Россия!». Колчак дрогнул и готов был пойти на уступки Антанте, что обострило отношения между Деникиным и Колчаком, подорвало позиции последнего.
Но воодушевилась Польша, взыграли ее националистические реваншистские аппетиты.
Антанта вела хитрую политику — готова оказать помощь, но в то же время заигрывала с украинскими националистами, чтоб они были противовесом распространением великодержавных замыслов Деникина в Юго-Западном регионе.
Но… Деникин их переиграл! Получив от Антанты (в основном Англии) крупные партии оружия, боеприпасов, техники и военного снаряжения, генерал развернул широкие наступательные операции на Левобережной Украине, громя части Красной армии и еще петлюровцев.
У него сложилась благоприятная обстановка, надо было ее закрепить, обозначив курс — на Москву!
4 июля 1919 года в городе Царицыне генерал Деникин отдал войскам знаменитую «Московскую директиву».
«... Имея конечной целью, захват сердца России — москвы, приказываю:
1.Генералу Врангелю выйти на, фронт Саратов — Ртищево — Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее — Нижний Новгород, Владимир, Москву. Теперь же направить отряды для связи с уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.
2.Генералу Сидорину правым крылом до выхода войск генерала Врангеля продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин — Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а) Воронеж — Козлов — Рязань, б) Новый Оскол — Елец — Кашира.
3.Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении Курск — Орел — Тула. Для обеспечения с Запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав — Брянск.
4.Генералу Добровольскому выйти на Днепр в Александровск до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева..................................................
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Лунь юнь | | | Трагедия полководца |