Читайте также: |
|
С мартом пришли дожди, настоящие ливни. Они заливали окна и превращали землю в грязь. В первый раз за этот год мы не могли сбежать на улицу. Но впервые в этом году нам это и не требовалось. Мы с Лукасом знакомились с «Вечной ночью» и становились ее частью.
— Посмотри-ка. — Лукас подтолкнул ко мне одну из тяжелых черных, в кожаном переплете книг миссис Бетани. Мы с ним сидели в укромном уголке библиотеки, и тишину ее нарушал только стук дождя по подоконнику. Страницы книги с годами сделались коричневатыми, и чернила выцвели, поэтому мне приходилось прищуриваться, чтобы разобрать написанное. Я читала, а Лукас объяснял: — Здесь постоянно пишут о каком-то Племени. Какой-то группе старших вампиров. Здесь есть кто-нибудь из Племени?
— Я ни о каком Племени никогда не слышала. — Мне раньше и в голову не приходило, насколько разрозненны сведения о вампирах. Родители ни о чем таком даже не упоминали. — Но что подразумевается под старшими? Моему папе почти тысяча лет. Уж наверняка старше просто некуда.
— Ну почему же, если речь идет о бессмертных? Должны существовать вампиры в два, три, десять раз старше, чем он. Древние римляне. Древние египтяне. Те, кто жил до них. Где они все сейчас? Не думаю, что в «Вечной ночи».
А ведь верно. Самым старым вампиром в «Вечной ночи» был, вероятно, Ранульф, умерший в седьмом веке. Конечно, некоторые вампиры умирали — в смысле навсегда умирали: если ты много месяцев подряд не можешь раздобыть крови или, к примеру, какое-то время не пил кровь, а потом оказался на солнце, это тебя убьет. Мои родители очень ясно объяснили мне все это, когда я еще была маленьким ребенком и не хотела допивать свой стакан козьей крови. Всеобщим кошмаром был огонь, убивавший вампиров быстрее, чем людей. Но, несмотря на все эти опасности, множество вампиров должны были прожить даже дольше, чем Ранульф.
— Мама с папой говорили, что некоторые могут заблудиться, — пробормотала я. — Утрачивают всякое представление о времени и о человечестве. Академию «Вечная ночь» для того и создали, чтобы вампиры не попадались в эту ловушку. Ты не думаешь, что мои родители это и имели в виду? Может быть, Племя — это и есть заблудившиеся вампиры. Они стали отшельниками и затворниками без каких-либо связей с человечеством. — От этой мысли меня пробрала дрожь.
— Что, жутко стало?
— Да, немного.
Лукас провел по моей щеке большим пальцем.
— Хочешь сделать перерыв?
Я поняла, что хочу.
— Мне нужно позаниматься историей. Довольно сложно получать пятерки, когда учишься рядом с людьми, бывшими свидетелями половины событий из учебника. Да еще мама придирается ко мне сильнее, чем раньше.
— Ну давай. — Лукас снова углубился в книгу. — Я буду тут.
В течение следующего часа он так и не поднял головы от книги, а когда я собрала свои вещи, чтобы идти вниз, он остался в библиотеке, сказав, что будет читать, пока она не закроется. (О том, чтобы взять книгу в комнату, и речи не шло: мы сразу договорились, что Вик, конечно, рассеянный, но вовсе не дурак, и оставлять подлинные сведения о вампирах там, где он может их увидеть, будет настоящим безумием.)
Время от времени я спрашивала себя, нет ли у Лукаса еще какой-то причины, чтобы так погружаться в книги миссис Бетани, но тут же прогоняла эту мысль. В основном я поощряла его, считая, что он приближается к решению стать вампиром — и навеки остаться со мной.
Конечно, эта мысль нравилась не всем. После того как я укусила Лукаса в первый раз, Кортни немного успокоилась, очевидно решив, что теперь я «в клубе». Однако она не хотела, чтобы и Лукас оказался с нами «в клубе», а это значило, что, после того как весть о втором укусе распространилась по школе, Кортни все время находилась в стервозном настроении.
— Ты можешь себе представить, что везде околачиваешься с этим парнем сотню лет подряд? — громко жаловалась она Женевьеве на уроке современных технологий, пока мистер Йи в уголке терпеливо объяснял что-то вечно растерянному Ранульфу. — В смысле — фу-у-у! Одного учебного года с Лукасом Россом — и то много. Если он думает, что я буду признавать его жалкое существование в течение ближайших двух десятилетий, пока он пытается подлизаться к людям, которых оскорблял здесь, то очень ошибается.
Балтазар, пытавшийся набрать программу в микроволновке (сегодняшнее задание), небрежно окликнул:
— Эй, Кортни, освежи-ка мне память! Я тут на днях решил, что мы с тобой встречались во Французском Индокитае, но потом сообразил, что ошибся. Ты превратилась когда? Пятьдесят лет назад?
— Гм. — Кортни внезапно очень заинтересовалась кончиком своего «конского хвоста». — Ну да, примерно так.
— Нет, погоди, не пятьдесят! — Балтазар наморщил лоб, как будто микроволновка поставила его в тупик, но я-то видела, что он уже разобрался в ней. — Это было... нет, и не в семидесятых... Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, так?
— Нет! — Ее щеки ярко порозовели. Женевьева уставилась на свою подругу. Она ничего об этом не знала и теперь пришла в смятение. Кортни буркнула: — Восемьдесят четвертый.
— А-а-а! Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. На три года раньше. И много позже того, как французы оставили Индокитай. Ошибся. — Балтазар пожал плечами. — Извини, Кортни. Для тех из нас, кто живет давно, десятилетия вроде как сливаются в один день.
Я сделала вид, что ничего не слышала, но не смогла удержаться от довольной улыбки, когда Балтазар торжественно нажал кнопку «старт» и в микроволновке закрутилась чашка с кровью. Возраст означал статус: любой, кто не пробыл вампиром хотя бы полсотни лет, считался новичком, поэтому лучше бы Кортни не выпендривалась; все поняли, что это обыкновенное хвастовство. Мы с Лукасом имеем точно такое же право находиться в этой школе, как и она сама, что казалось странным, но было правдой. Может быть, мы вернемся сюда через сорок лет — или через четыреста.
Может быть, мы вернемся, чтобы узнать, как изменилась человеческая жизнь, или чтобы снова посетить место, где познакомились. Мысль о бесконечности простирающегося перед нами времени до сих пор лишала меня спокойствия. И еще я немного боялась, когда думала о том, что мне придется приспосабливаться к миру, который изменится для меня так же, как изменился он для папы со времен норманнского завоевания. При этой мысли меня охватывало чувство, очень похожее на боязнь высоты, — очень долго придется падать.
Но когда я думала о том, что все эти годы пройдут рука об руку с Лукасом, страх покидал меня.
Самая сильная гроза разразилась в середине марта, субботним вечером, таким ветреным, что даже толстые старинные стекла в школьных окнах дрожали и дребезжали. Молния сверкала в небе так часто, что на минуту-другую казалось, будто на улице яркий день. Все до единого сидели в школе, и все гостиные были забиты битком. К счастью, несколько друзей, и я в их числе, имели возможность избежать этой толкотни.
— Ну как это так, у тебя столько Дюка Эллингтона и ни одного Диззи Гиллеспи? — спросил Балтазар у моего отца.
Он сидел на полу, скрестив ноги, и перебирал пластинки в поисках музыки, которая устроила бы всех. Я могла бы принести несколько дисков и плеер из своей комнаты, но тогда мне придется встать со своего места на диване рядом с Лукасом. Он обнял меня за плечи, и я решила не шевелиться.
— Был у меня и Диззи, — ответил папа, — но пропал во время пожара в шестьдесят пятом.
Патрис, чопорно сидевшая в кресле, вздохнула:
— Я пережила жуткий пожар в тысяча восемьсот девяносто втором. Просто ужасно!
— А мне кажется, ты бы не отказалась от такой замечательной возможности сменить разом весь гардероб, — поддразнил ее Лукас. Все остальные уставились на него. — Что я такого сказал?
— Огонь — это одна из тех вещей, что может нас убить, — объяснила мама, сложив на груди руки. Они с папой все еще настороженно относились к Лукасу, но старались изо всех сил. Как и миссис Бетани, они пришли к выводу, что чем больше Лукас знает, тем меньше вероятность того, что он совершит еще одну ужасную ошибку. — Поэтому пожары — это по-настоящему страшно.
Лицо Лукаса помрачнело, и на какой-то миг я не могла понять, что он чувствует или о чем думает. Зато мне очень понравилось, как мама сказала «нас», словно Лукас уже стал одним из нас. И тут он внезапно произнес:
— Собственно, на днях мы как раз об этом и думали. А есть ли другие способы? В смысле — ведь вампиры тоже могут погибнуть?
— Ну, давай посмотрим. — Папа свел ладони вместе, сделав вид, что спустя целое тысячелетие ему не так уж легко все это вспомнить. — Вообще-то, список очень короткий.
— Осиновый кол, — решительно сказал Лукас. — По крайней мере, так говорили в том шоу по телевизору.
— Идиотский ящик. — Патрис определенно считала телевидение новомодной штучкой, не стоящей ее внимания. Но зато ей хотелось поговорить с Лукасом о том, что такое быть вампиром. Я понадеялась, что она снова немного приоткроется, как тогда, когда рассказывала мне про свою жизнь в Нью-Орлеане, но на этот раз Патрис строго придерживалась фактов. — Осиновый кол «убивает» нас, но только временно. Стоит его вытащить, и с тобой тут же все будет в порядке.
Балтазар поставил на проигрыватель пластинку Билли Холидей и добавил:
— Просто нужно удостовериться, что у тебя есть друг, готовый выкопать тебя и вытащить кол.
— В общем-то, только огонь и обезглавливание. — Мама загнула два пальца.
— А святая вода? — спросил Лукас.
— Это вряд ли. — Папа не стал скрывать своего презрения. — Меня трижды окропляли святой водой. Если и есть какая-нибудь разница между ней и дождевой водой, я ее не заметил.
Лукас, несмотря на скептический вид, просто кивнул:
— Ясно. Извините, я понимаю, что вопросы-то дурацкие.
— Да, нужно очень многое постичь, — заметила Патрис.
С ее стороны это было исключительно доброжелательно, так что я улыбнулась ей, положив голову на плечо Лукаса. Дождь стеной заливал оконное стекло, и этот непрестанный шелест был слышен даже за хрипловатым пением Билли.
Мама, должно быть, заметила, как уютно я устроилась рядом с Лукасом, потому что постучала папу по плечу.
— Ну все, Адриан. Мы посидели тут вполне достаточно. Думаю, дети хотят поболтать без нас.
— Дети? Оставь это для классной комнаты. Мы с тобой почти одного возраста! — захохотал Балтазар. Он был прав, но сама мысль об этом представлялась мне невероятно чудной. — Посидите с нами.
— Я не против, — пожала плечами Патрис.
Мы с Лукасом переглянулись. Мы-то как раз были против. В идеальном мире мама с папой должны были уйти и увести с собой Балтазара и Патрис, чтобы мы могли расположиться на диване, но в нашем мире этого не дождешься.
В очередной раз продемонстрировав свои невероятные материнско-телепатические способности, мама сочувственно вздохнула:
— Полагаю, иногда, сколько бы родители ни старались, уединения все равно не хватает, да?
— «Вечная ночь» действительно не самое подходящее место для свиданий, — согласился Лукас.
Балтазар внезапно очень заинтересовался обложкой пластинки Билли Холидей. Вспомнив, как я отказала Балтазару, я попыталась придумать что-нибудь, чтобы развеселить его, и обратилась к забавной истории.
— Во всяком случае, для нас все складывается не так плохо, как для твоего прадедушки или кто он там был. Правда, Лукас? — Он посмотрел на меня невыразительным взглядом и побледнел, как будто я сказала что-нибудь страшное.
Наверняка подумал о чем-нибудь другом.
— Это что, семейный анекдот? — оживилась мама. — Обычно они интереснее всего.
Теперь меня слушали все.
— Один из предков Лукаса, прадедушка или что-то в этом роде, учился в «Вечной ночи» лет сто пятьдесят назад. Ну давай, ты расскажешь это лучше! — Я подтолкнула Лукаса локтем, но он словно окаменел. Да, он говорил, что это секрет, но ведь он тогда просто пошутил, так? История, случившаяся более ста лет назад, не может быть секретом. Наверное, Лукас засмущался, но я не понимала, почему он должен стыдиться того, что по сути не имеет к нему никакого отношения. — В общем, он приехал сюда учиться. И вызвал на дуэль другого ученика, может быть, из-за девушки, и они сражались прямо в большом зале. Поэтому там и разбито одно витражное стекло — вы об этом знали? Никто из них не погиб, но его исключили и...
Я замолчала, заметив, что мои родители и Балтазар словно оцепенели, уставившись на Лукаса. Его пальцы впились в мое плечо.
Единственным человеком в комнате, растерявшимся так же, как и я, была Патрис.
— Они что, допускали сюда людей и раньше?
— Нет, — резко ответил Балтазар. — Никогда.
— Так что, твой предок был вампиром? — Это меня поразило. — Лукас, и ты этого не знал? Разве такое возможно?
— Не думаю, что дело в этом. — Папа медленно встал. Он не был слишком высоким, но сейчас так навис над диваном, что это по-настоящему пугало. — Я вовсе так не думаю.
— Сто пятьдесят лет назад. — Мамин голос дрожал. — Как раз тогда... единственный раз, когда они...
Папа не отводил взгляда от Лукаса.
— Да.
И тут он схватил Лукаса за горло.
Я завизжала. Папа что, сошел с ума? Внезапно Лукас просунул ладони в кольцо папиных рук, разорвав его, и его кулак впечатался в папин нос. Хлынула кровь, влажные капли полетели мне на лицо.
— Прекратите! Что вы делаете?! Прекратите! — закричала я, не в силах сдержать слезы.
После этого события стали разворачиваться стремительно. Балтазар оттащил меня в сторону от дерущихся, причем так резко, что я споткнулась и полетела на пол. Балтазар замахнулся, но Лукас увернулся от удара. Патрис обняла меня, пронзительно крича, но не двигаясь с места. Мама с такой силой ударила об пол деревянным стулом, что он сломался. Сначала я подумала, что она таким образом пытается привлечь внимание дерущихся, чтобы выяснить, что за чертовщина происходит, но вместо этого она схватила ножку стула, как дубинку, и с размаху опустила ее на спину Лукаса.
Он вскрикнул от боли, круто повернулся, вывернул маме руку и отпустил. Она отшатнулась, сжимая больное место. Папа и Балтазар разом обрушились на Лукаса, но он двигался быстрее, чем они, и блокировал каждый удар. Я вспомнила пиццерию и драку в ней. Там Лукас показался мне устрашающим, но это было ничто. По-настоящему он дрался здесь, и ему хватало силы, чтобы отражать удары сразу двух вампиров.
Я была достаточно сильной, чтобы вступить в эту схватку, но не хотела драться с родителями против Лукаса или с Лукасом против родителей, пока не пойму, что все это значит.
— Что вы делаете?! — кричала я. — Прекратите это немедленно, прекратите!
Драка продолжалась. Папа замахнулся, чтобы ударить Лукаса в живот, тот уклонился и начал падать, но на самом деле он притворялся, чтобы пригнуться к полу и схватить ножку от стула, которую уронила мама. Папа и Балтазар сразу же отступили, и я сообразила, что теперь у Лукаса есть кол. Может, он и не сможет навсегда убить их, но зато выведет обоих из строя.
Патрис завизжала у меня над ухом, когда Лукас попытался пронзить колом грудь Балтазара. Балтазар отпрыгнул, чудом увернувшись от удара. Я разглядела кровоподтек в форме полумесяца у него на скуле — след от кулака Лукаса. И тут Лукас, к моему ужасу, нацелился на папу. Он буквально пытался пронзить его грудь колом.
— Лукас, не надо! — умоляла я. — Мама, скажи ему... А где мама? — Похоже, она исчезла, пока я следила за дракой.
— Она побежала вниз за помощью! — прорычал отец. — Миссис Бетани скоро будет здесь, и мы все уладим.
Лукас колебался не дольше секунды.
— Бьянка, прости. Пожалуйста, прости меня!
— Лукас?
Наши взгляды встретились.
— Я люблю тебя.
И он побежал — выскочил за дверь и помчался вниз по лестнице. В первый момент мы так растерялись, что не могли двинуться с места, но папа с Балтазаром тут же опомнились и кинулись следом за ним. Я обернулась к Патрис, все еще сидевшей рядом со мной на полу.
— Ты что-нибудь поняла?
— Нет. — Она провела руками по своим гладким, заплетенным в косы волосам, приводя себя в порядок.
Все остальное не имело для нее никакого значения.
Ноги мои дрожали, но я встала и побежала за ними, спотыкаясь на каждой ступеньке. Издалека слышался голос Балтазара, эхом отражавшийся от каменных стен:
— Держите его! Остановите его сейчас же!
Потом раздался ужасный треск, потом серебристый звон осколков стекла, падающих на пол и на стены, и громкий голос отца, сыпавшего проклятиями. Сердце мое так сильно колотилось, что мне казалось, будто я умру, если не остановлюсь; но если остановлюсь, то тоже умру, потому что Лукас в опасности, и я должна быть рядом с ним.
Я то ли сбежала, то ли скатилась с последнего пролета лестницы и увидела Балтазара, папу и нескольких учащихся. Они стояли полукругом и смотрели на единственное окно с простым стеклом в большом зале. Стекло было разбито, и я догадалась, что Лукас воспользовался ножкой от стула, чтобы разбить его и скрыться. У него не было даже той минуты, которой хватило бы, чтобы добежать через зал до двери. Мои родители, вероятно, прекратили погоню за ним только потому, что в зале собралось слишком много учеников-людей, перепуганных и готовых задавать сложные вопросы.
В большой зал вошла мама, сжимая запястье. Миссис Бетани отставала от нее лишь на несколько шагов, и ее темные глаза полыхали с трудом сдерживаемой яростью.
— Что за чертовщина происходит? — С лестницы спустилась Ракель и остановилась у меня за спиной. — Здесь что... здесь что, дрались?
Миссис Бетани выпрямилась во весь рост.
— Вас это не касается. Все возвращайтесь в свои комнаты.
Попятившись на наш этаж, Ракель метнула на меня многозначительный взгляд. Конечно, она хотела, чтобы я ей все объяснила, но как я могла это сделать? С каждым ударом сердца меня бросало то в жар, то в холод, и я толком не могла дышать. Каких-то пять минут назад я сидела рядом с Лукасом и мы с ним смеялись над шутками моих родителей.
Мама, папа и Балтазар не сдвинулись с места, когда остальные начали расходиться, так что я тоже никуда не пошла. Дождавшись, пока в зале никого, кроме нас, не осталось, я собралась спросить папу, что все это значит, но не успела. Меня опередила миссис Бетани:
— Что случилось?
— Лукас — это Черный Крест, — ответил отец. Глаза миссис Бетани широко распахнулись — не в испуге, а в изумлении. Я впервые увидела, что и у нее есть слабые места. — Мы обнаружили это только сейчас.
— Черный Крест. — Она сжала кулаки и уставилась в разбитое окно. Дождь хлестал в дыру, порывы ветра сотрясали зазубренные осколки, загремел гром. — И что все это значит?
— Мы должны немедленно догнать его. — Папа был готов бежать сию же секунду.
Мама ласково положила руку ему на плечо и очень спокойно произнесла:
— Охотники будут всегда. На самом деле ничего не изменилось.
Миссис Бетани повернулась к ней, склонив голову и сощурившись.
— Твоя жалость нам ничего не даст, Селия. Я понимаю, что ты хочешь уберечь дочь от боли, но будь ты и твой муж хоть немного бдительнее, она бы не оказалась в таком положении.
— Этот парень явился сюда с важной целью и причинил боль нашей дочери, чтобы этой цели достичь. — Папа всматривался в темноту. — Он не может передвигаться в грозу так же быстро, как мы. Нужно идти прямо сейчас.
— У нас есть время, чтобы собрать команду, — настаивала миссис Бетани. — Мистер Росс призовет помощь сразу же, как только сможет, а это значит, что нам не стоит рассчитывать на то, что мы обнаружим его одного. Мистер и миссис Оливьер, идемте со мной, мы позовем и вооружим остальных.
— Я тоже в команде. — Балтазар упрямо сжал челюсти.
Она провела по нему взглядом сверху вниз, словно снимала мерку.
— Очень хорошо, мистер Мор. Но пока я предлагаю вам позаботиться о мисс Оливьер. Объясните ей, в чем заключалась ее неосмотрительность, и успокойте.
Мама протянула ко мне руку:
— Я сама с ней поговорю.
— Учитывая вашу готовность не обращать внимания на суровые факты, я считаю, что с заданием лучше справится человек нейтральный. — Миссис Бетани указала на лестницу.
Я почти ждала, что сейчас мама скажет, куда миссис Бетани может засунуть свое мнение, но папа схватил ее за здоровую руку и потащил вверх по лестнице. Подобрав свои длинные юбки, миссис Бетани последовала за ними.
Как только мы остались одни, я повернулась к Балтазару:
— Так что здесь произошло?
— Ш-ш, Бьянка, успокойся. — Он обнял меня за плечи, но я не собиралась выслушивать весь этот вздор.
— Успокойся? Вы, ребята, только что напали на моего парня, а он начал с вами драться. Я ничего не понимаю! Пожалуйста, Балтазар, просто расскажи мне... расскажи мне... Господи, что рассказать-то?! Я даже не знаю, о чем спрашивать! — У меня возникло сразу столько вопросов, что они как будто застряли в горле, и я начала задыхаться.
— Тебе врали. Нам всем врали, — ровным голосом произнес Балтазар.
Один вопрос прорвался наружу, заглушив все остальные:
— Что такое Черный Крест?
— Охотники на вампиров.
— Что?!
— Черный Крест — это команда охотников на вампиров. Они преследуют нас со Средних веков. Они выслеживают нас. Отделяют от остальных наших. И убивают. — Балтазар вытер капли папиной крови с моего лица так нежно, словно это были слезы. — Они уже пытались однажды проникнуть в академию «Вечная ночь». Время от времени человек уговаривает или подкупает кого-нибудь, чтобы попасть сюда, и приходится с этим мириться, чтобы не привлекать внимания. Один из таких людей и оказался членом Черного Креста.
— Примерно сто пятьдесят лет назад... — История, которую я рассказала наверху, — та самая, которую Лукас поведал мне, когда мы с ним впервые встретились, — внезапно обрела смысл. — Схватка в этой истории — ведь это была не дуэль, нет?
Балтазар покачал головой:
— Нет. Агента Черного Креста разоблачили, и он сражался, чтобы выбраться отсюда. То же самое случилось и сегодня.
Черный Крест. Охотники на вампиров. Лукас не говорил, что натыкался на упоминания о них в книгах миссис Бетани; только сейчас я сообразила, что он никогда не давал мне этих книг.
Лукас пробрался сюда, чтобы выслеживать и убивать созданий вроде меня. Он даже уговорил меня укусить его еще раз — и дать ему силу и могущество, чтобы сражаться в полную мощь. Он использовал меня, чтобы стать еще более искусным убийцей, а потом попытался убить моих родителей. И он врал обо всем. Врал все это время!
В самом начале, до того как Лукас узнал, что я вампир, он пытался меня защитить. Я думала, он заботится обо мне, потому что я одинока, но дело вовсе не в этом. Он думал, что я человек, окруженный вампирами, поэтому и присматривал за мной.
Но обнаружив, кто я такая на самом деле, он воспользовался мной, чтобы еще глубже проникнуть в «Вечную ночь». Чтобы обрести наше могущество. Чтобы получить то, чего хотел. Он заставил меня испытывать чувство вины за мою ложь и при этом врал мне гораздо больше!
То, что казалось любовью, было предательством.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ | | | ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ |