Образ чиновника в художественной литературе второй половины ХХ - начала ХХI веков

В конце 30-х - 50-х годов в художественных произведениях, изображающих чиновников, о сатире не могло быть речи по известным причинам, к тому же во время Великой Отечественной войны перед писателями стояли иные задачи.

Колоритные портреты чиновников довоенных, послевоенных в художественной литературе встречаются не часто еще и потому, что большинство людей привыкло к бюрократическому языку, он уже не вызывал такого активного отторжения, как в 20-30-х гг. В обществе существовало четкое функциональное распределение языковых средств общения в официальной (в учреждениях, на деловых совещаниях, партсобраниях) и неофициальной сферах общения. Двуязычие стало нормой языкового существования советских людей. Кроме того, произошло изменение качественных параметров языковой личности чиновника: на госслужбе все чаще появлялись грамотные, хорошо образованные люди. В литературе второй половины ХХ в. также встречаются приметы описываемого времени. В речевом поведении новых литературных героев отражается новая эпоха.

Роман А.А.Бека «Новое назначение»[29], написанный в 1964 г., во времена хрущевской «оттепели», не был разрешен к публикации. Он увидел свет в 1971 г. за рубежом и только в 1988 г. вышел в России. В центре романа образ крупного руководителя советской промышленности 30-х гг. У Александра Леонтьевича Онисимова был реальный прототип, и роман не разрешалось публиковать долгие годы, потому что возражала вдова этого крупного чиновника. Бек подчеркивает, что название Комитета по делам металлургии и топлива Совета министров СССР, где работает главный герой, вымышлено, «как и названия некоторых других учреждений». Собирательными образами являются и действующие лица, за исключением тех, которые названы подлинными именами (Сталин, Берия). Перед нами артефакт (по крайней мере он декларирован как таковой), но имеющий непосредственное отношение к реальности, так как в основе романа лежит документальный материал.

Роман не был рекомендован к печати по ряду субъективных причин (бюрократический натиск «сверху» по причине, упомянутой выше), к роману предъявляли и другие претензии: писателя обвиняли в клевете на образ руководителей высшего звена сталинской эпохи. Может быть, такую цель действительно ставил перед собой автор, но образ главного героя, Онисимова, - безусловно, противоречивый, потому что правдивый, - вызывает сочувствие и уважение. Блестяще образованный, руководитель-интеллектуал, отличающийся редким трудолюбием, аналитическим умом и выдающимися организаторскими качествами, Онисимов – наглядное воплощение сталинского лозунга о «кадрах, которые решают все». Сам Онисимов называет своих сослуживцев «работягами », которые «тянут взваленную на них ношу » (с.64). Он называет этот тип людей, к которому принадлежит сам, «солдат партии». Автор считает, что «людей такого склада в истории еще не было. Эпоха дала им свой чекан, привила первую доблесть солдата: исполнять! Их девизом, их «верую» стало правило кадровика – воина: приказ, и никаких разговоров!» (с.64). Бек дает им свое определение - «кадры хозяйственного руководства», в газетах той поры их называли «бойцы за выполнение директив». Это «вышколенные государственные люди».(с.72).

В лексикон Онисимова входят слова, которые автор относит к «словарю времени», их можно также назвать единицами «профессионального словаря советского чиновника», а многие из них и сейчас являются составляющими языка государственного управления. Бек в тексте специально выделяет их шрифтом, снабжая ремарками: «прибегнем опять к словарю времени», «читателю придется простить нам и этот канцеляризм», «употребим характерное выражение времени». К ним относятся: аппарат (с.5, с.38, с. 172), оперативность (с.7), курировать (несколько комитетов) (с.7), указание (старшего товарища) (с. 8), обращаться наверх (т.е. в высшие инстанции) (с.19), пробить (нужное постановление) (с.37), готовить вопрос (с.40), спецбуфет (с. 53), в адрес (с. 71), деловые качества (с.96), согласовать (план работ) (с.99), состояться (решение состоялось, проект не состоялся) (с.3, с.105), оставить на хозяйстве (с.156), (временно поручить управление делами), номенклатура (с.174), программа по валу и ассортименту (с.176), привязывание (от глагола привязать в специальном значении: привести в соответствие с чем-л., соотнести с чем-л.), информировать (с.200), незамедлительно (с.202), готовить вопрос (с.202). Показательно, что профессиональные единицы административно-политического социолекта в первую очередь становятся компонентами «словаря времени», «словаря эпохи». С течением времени потеряв канцелярский привкус, практически все они стали активно употребляться в литературном языке, и большинство этих слов не воспринимается носителями языка как инородные элементы.

Кроме лексических единиц языка госуправления, в дискурсе Онисимова встречаются его собственные любимые выражения. Онисимов «…с неутомимой методичностью приводил дела к совершенной ясности, к ажуру – это бухгалтерское словцо, равно как и металлургическое «попадание в анализ», принадлежало к излюбленным его выражениям». (с.48). Ему свойственно чувство юмора («Разрешите представиться. Советский посол в Тишландии » (с.9); «Скоро поеду отдыхать в одно царство-государство»)(с.13); некоторая церемонность. Так, врачу, приехавшему к нему домой, Онисимов говорит: «С вашего разрешения я прилягу здесь» (с.19). В речевом поведении героя проявляется не только деловитость, но и «военное мышление». В строго официальной обстановке говорит короткими «рублеными» фразами: «Решение получил. И подбил итоги. Позвольте откозырять» (с.7). «Отлично! Подвели черту».Сталина называет Хозяином. На приказ Сталина отвечает по-военному: «Есть!».В полуофициальном служебном общении может употребить просторечные, даже грубовато-просторечные слова («Пришлось его вздуть. За самовольство. Нарушал инструкцию»; «Как я обмишурился » - переживая за свою оплошность). Любимые выражения Онисимова: «Фу ты ну-ты», «приговорочка» «Опять двадцать пять». Неоднократно повторяет свое жизненное правило: «Доверился – погиб».

Подробно описывается служебная деятельность высокопоставленного чиновника Онисимова, Председателя одного из комитетов Совмина СССР. Он изучает «правительственные директивы» (законы, постановления), деловые бумаги, знакомится со сводками, проводит совещания, разговаривает по телефону – с министрами, начальниками главков, директорами заводов, начальниками цехов и даже заводскими мастерами. Онисимов знает дело до последней мелочи. Изучает графики поставки оборудования, графики монтажа, пуска, освоения. Он вызывает помощников, дает им поручения, знакомится со специальной литературой, готовит наметки перспективного (семилетнего) плана, досконально проверяя обоснование каждой цифры. Между прочим, автор подчеркивает, что ни единой помарки в документах «наверх» Онисимов не допускал. Возвращал подчиненным, машинисткам, пока все не было «в ажуре». (с.41).

Его служебный стиль отшлифован десятилетиями управленческой деятельности. Ему свойственна пунктуальность, «стиль беззаветного, неукоснительного исполнения директив, стиль, что, казалось, был у Онисимова в крови» (с.22). Он постоянно демонстрирует «свойственный ему особый блеск деловитости» (с.40). «Культура работы. Технологическая грамотность, четкость в каждой мелочи. Именно этак он, близко знавший иностранные заводы, «немец», как в шутку окрестил его Серго, именно этак Онисимов годами неуклонно школил, воспитывал металлургов» (с.211). Вместе с тем Онисимов требователен, иногда резок («за ним водится этот грозный, повелительный крик» (с.18)), руководит «с напором », докапывается до мельчайших подробностей. Онисимов «не терпел возражений. Думается, это была его слабость. Впрочем, быть может, тут лишь выразилась черточка времени: он и сам никогда не прекословил тем, кого был обязан слушаться, но зато вспыхивал, обрывал, если какой-либо подчиненный отваживался ему перечить...» (с.67). На производственном совещании во время командировки отчитал молодого директора завода, проявившего инициативу: «Кем же ты тут себя воображаешь? Удельным князьком, что ли? Доверили тебе завод, а ты, не угодно ли, воспользовался: дай-ка займусь за государственный счет своими выдумками. Завод для тебя собственная вотчина? Так тебя прикажешь понимать? (с.169)

А.Бек подчеркивает, что Онисимов – профессионал высочайшего класса, отмечает его мощный, незаурядный интеллект. Это хорошо информированный, эрудированный и постоянно работающий над собой человек. На его рабочем столе пачка газет, не только центральных, но и местная пресса промышленных районов, в книжном шкафу тома энциклопедии, справочники по специальности. Он регулярно читает реферативные журналы Академии наук, получает книжные новинки по специальности; присланные Институтом информации переводы статей из иностранных технических журналов. Причем Бек пишет, что сам Онисимов «владеет лишь английским » (с.6). Он свободно читал и говорил по-английски, прошел двухгодичную практику на заводах Великобритании. Когда в свое время его перебросили в танковую промышленность – новую для него отрасль – он «вот так же мобилизовал свой неутомимый мозг, умевший легко выжать квинтэссенцию и вместе с тем запечатлевавший, словно на волшебной фотопленке, неисчислимое множество подробностей». (с. 23). Позднее так же ответственно он отнесся к новому назначению: обложился книгами по новому направлению своей деятельности, затребованными из архива делами по истории дипломатических связей, за три-четыре недели пропустил через себя и освоил бездну материала. За короткий срок за границей он выучит еще один иностранный язык, по крайней мере, мог общаться и читать на нем прессу.

У Онисимова развито чувство долга: он не хочет, но едет в Тишландию (вымышленное название североевропейской страны), хотя для него это личная трагедия, душевная боль. На своей прежней, любимой работе он «пребывал в своей стихии» (с.36). Онисимов способен к гражданским поступкам, например, он обратился с письмом к Сталину, написав, что «несет полную ответственность за каждое распоряжение своих подчиненных, ручается головой и партбилетом, что вредительства в Главпрокате не было» (с.26). Это человек чести, которому свойственно даже обостренное честолюбие. «Девизом его жизни была безупречность. Всегда поступать так, чтобы он сам себя не мог бы ни в чем упрекнуть. А уж замечание, высказанное сверху, даже малейшее, мягкое, причиняло ему жестокую боль» (с. 39).

Писатель отмечает и человеческие качества героя романа. Если Онисимову звонили старых друзья, то ради них (особенно репрессированных), он отрывался от любого дела, приглашал домой, помогал получить работу, жилье, пенсию. Он плачет, узнав о смерти товарища и коллеги – С.Орджоникидзе. В его тоне, поведении ни малейшей нотки сановности, намека на барские замашки: « замашки барина ненавистны Онисимову » (с.14), ему «претила барственность» (с.46). Он категорически выступал против «надбавок» к жалованию, например против положенной «надбавки» за знание иностранного языка. Онисимов просто отказался от денег, а «уговоры желчно отстранил » (с.38). Во время войны даже для своего ребенка не брал из спецбуфета сливочное масло. Появлявшиеся так иногда деликатесы и фрукты приказывал отправить в детские дома. Для Онисимова характерны личная скромность и порядочность. В армии он получил прозвище «ортодокс скромности» (с.49). Он равнодушие к житейским удобствам. Не любит дачу: «его и по воскресеньям притягивала служба» (с.132).

Герой романа – человек, ведущий интенсивную духовную жизнь, насыщенную эмоциональными переживаниями, логическими рассуждениями. Поэтому языковая личность Онисимова реализуется не только в речевом поведении, но и во внутренней речи персонажа, и в авторских комментариях, касающихся его служебной деятельности, языка.

Часто Онисимов рассуждает о причинах своего отстранения от должности. «Да, с нынешнего дня он уже не занимается промышленностью. Он не нужен – не нужен тяжелой индустрии, любимому делу. Завтра с утра он перейдет работать в Министерство иностранных дел, будет готовиться к отъезду, к новой своей миссии. А нынче он свободен, непривычно свободен. Почему же? Как могло это случиться?

Да, он высказал мнение, что необходимо соблюсти осторожность, постепенность в реорганизации управления промышленностью, не прибегать к ломке. Да, он защищал целесообразность существования своего Комитета и подведомственных министерств, привел ряд доводов на заседании комиссии ЦК. Его выступление, в котором по своей манере он ограничился лишь сугубо деловыми соображениями, было встречено молчанием. Но ведь там происходило лишь самое предварительное обсуждение. Любое решение – кто в этом может усомниться? – он принял бы как дисциплинированный, верный член партии. Почему же, почему же его убрали из промышленности?»(с.14). После смерти Сталина уходит его эпоха. Новое руководство освобождается от людей, служивших при прежнем режиме, независимо от уровня их профессионализма. А Онисимов, думая о деле, все волнуется о том, что в результате предстоящих изменений «расшатается технологическая дисциплина…, растеряем кадры» (с. 126).

Онисимов - сдержанный человек, не любит жаловаться. Его лечащий врач считает, что он «трудный пациент». Каждую жалобу у него приходится «вытягивать, что называется, клещами». А ведь Онисимов тяжело болен. Для понимания авторского замысла, концепции романа интересна одна медицинская подробность. Врач рекомендовал Онисимову изменить режим, а главное – «избегать сшибок ». «Сшибка»[30] - это термин, введенный физиологом И.П.Павловым, означает столкновение «двух противоположных импульсов – приказов, идущих из коры головного мозга. «Внутреннее побуждение, - говорит врач, - приказывает вам поступить так - вы, однако, заставляете себя делать нечто противоположное…. И возникает болезнь». (с.15) Метафора выражает противоречие между собственным внутренним убеждением героя и необходимость выполнять приказы начальства. Это «сшибка» служебного долга и внутреннего убеждения, «вынужденное двоедушие » (с.111), обусловленная сущностью государственной службы, ее принципом - иерархией служебных отношений, обязанностью неукоснительно выполнять приказы начальства.

В романе поставлены вопросы ротации кадров госслужбы, управления служебной карьерой. Карьера Онисимова - это скорее устойчивый тип карьерной стратегии[31]: он был вынужден работать в разных сферах: в металлургии, оборонной промышленности, на дипломатическом поприще, но благодаря личностным качествам Онисимову была обеспечена профессиональная востребованность, он всегда находился на руководящей работе, добивался профессиональных высот во всех сферах деятельности. На примере личной драмы героя А.Бек показывает драму общественную: судьба Онисимова – это судьба тысяч работников государственного управления в эпоху Сталина. Несовершенство системы управления кадрами, недостатки кадровой политики, страх репрессий, работа в постоянном психологическом напряжении – все это они испытали на себе. Несмотря на то что автора романа упрекали в очернительстве, образ главного героя получился едва ли не идеализированным. Неудивительно, что Советский Союз добился высокого уровня развития промышленности, если государством руководили такие квалифицированные руководители, как Онисимов. Постоянные «сшибки» в жизни таких преданных работе, совестливых, не склонных к социальной мимикрии людей сделали их судьбы трагическими.

Известный российский писатель Ю.М. Поляков в повести «ЧП районного масштаба» со знанием дела описывает работу профессионалов – аппаратчиков, в том числе и речевое поведение комсомольских функционеров брежневской эпохи.

Главный герой повести – первый секретарь райкома ВЛКСМ Николай Шумилин. В его лице автор описывает языковую личность госслужащего нового типа. Это выпускник пединститута, думающая, рефлексирующая личность. Поэтому объем интериоризованной речи в дискурсе Шумилина значителен.

«Маяковский когда-то придумал смешное слово «главначпупс» - главный начальник по управлению согласованием. Пролетарский поэт бичевал (этот глагол очень любят авторы учебников) прозаседавшихся победоносиковых, но он нисколько не сомневался, что управлять и согласовывать – тяжелый и ответственный труд. Важно не путать, согласовывая там, где нужно управлять, и управляя там, где нужно согласовывать. Шумилин не путал!»[32]

В качестве прецедентных текстов в этом фрагменте дискурса выступает фамилия советского поэта, имя и название должности главного персонажа его пьесы. Внутренние монологи Шумилина связаны с его размышлениями о работе, карьере функционеров:

«Если человечество в целом волнуют проблемы: кто мы? откуда мы? куда мы? – то основной вопрос, беспокоящий аппаратчиков: кто, куда, почему и как уходит? Причем, существует строго разработанная, очень гибкая и, конечно, неофициальная система оценок, квалифицирующая перемещения сотрудников. Так, уйти из инструкторов райкома в инструкторы горкома – неплохо; из заведующих отделом райкома в инструкторы горкома – хуже; вернуться затем из горкома секретарем райкома – хорошо: самостоятельная должность; а вот перейти с рядовой должности из аппарата райкома или горкома на некомсомольскую работу. Скажем, в профсоюзы – плохо, преждевременно (еще не набраны инерция и авторитет)» [33].

Шумилин по долгу службы присутствует на отчетно-выборном собрании заводской комсомольской организации, где слушает длинные, заранее подготовленные выступления.

«Да-а, научились мы готовить собрания, - грустно подумал Шумилин, - ни одного живого места не осталось». Он в деталях мог рассказать о том, что произойдет дальше: выступления в прениях, принятие проекта решения сначала за основу, потом – в целом, выборы комитета комсомола. «Так бы оно и случилось, если бы Шумилина не начала раздражать, как говорят в комсомоле, «незадействованность» зала»[34].

Как мыслящий человек, скованный рамками установленного регламента, Шумилин испытывает дискомфорт, переживает из-за формализма, пронизывающего атмосферу собрания. Используя в авторской речи слово незадействованность, Ю.Поляков берет его в кавычки и определяет сферу его употребления. Как отмечалось в Главе I, это одно из любимых слов в жаргоне комсомольских функционеров, включая героя повести.

Автор подробно описывает деловую атмосферу, царящую в райкоме комсомола. Это та среда, которая формирует личность. Шумилин приходит в орготдел райкома и видит, как «… профессионально прижав телефонную трубку к уху плечом, одной рукой роясь в документах, другой держа дымящуюся сигарету и по памяти набирая номер, инструкторы бранили первичные организации из-за срыва запланированного приема в ВЛКСМ, переноса отчетно-выборных собраний, задержки взносов, ведомостей, сверок, отчетов, неправильного оформления характеристик и дел на бюро, из-за плохой явки комсомольцев на овощную базу, недостачи дружинников в оперативный отряд, посещаемости совещаний, многочисленных выбывших без снятия с учета и еще по поводу десятка важнейших вопросов. Обрывки фраз, как слои табачного дыма, наползали друг на друга и таяли под высоким лепным потолком:

- Это не отговорки…

- Для таких случаев есть телефон…

- А для чего у тебя актив…

- Заставляй работать комитет…

- Тогда я звоню к вам в партком…

- Объясни это Шумилину…

- Последний срок был вчера…

- Это ваши трудности…

-Ведомости привезли, а где квитанция сберкассы?...» [35]

Короткие фразы их телефонных разговоров характеризуют стиль работы аппаратчиков, образ мышления. Автор повести изображает и самих райкомовских функционеров, подмечая особенности их внешнего вида, манеры поведения. Перед принятием важного кадрового решения, назначением второго секретаря райкома, Шумилин рассуждает об одном из сотрудников, который «…не хуже, а может быть, и лучше тех, что, облачившись в аппаратную униформу, - хорошо сидящий костюм и строго подобранный галстук, - деловитой аппаратной трусцой (мол, ради дела готов побежать, но не положено!) с озабоченными лицами и совершенно равнодушными сердцами снуют по коридорам».

«Итак, взять вторым Олега – дать, говоря грубо, ход честному карьеристу. Не брать – неизвестно еще, кого пришлют. Упаси бог, внешнеторгового мечтателя, вроде Мухина! А если все-таки поговорить с Бутениным? Но пока он освоится, с ним намучишься, аппаратной работе, как музыке, нужно учиться, а то некоторые считают, будто можно усесться за начальственный стол и с ходу сбацать фортепьянный концерт…»[36].

В отличие от чиновников 20-30-х гг., описанных в беллетристике односторонне, герой повести Ю.Полякова вызывает сочувствие, интерес. Это живой человек, неординарная личность.

Действие романа Д.Гранина «Картина»[37] (первое издание вышло в 1980 году) происходит в небольшом среднерусском городке Лыкове в конце 70-х годов. Главный герой романа, председатель горисполкома Сергей Степанович Лосев, попадает в трудную ситуацию: областное начальство приказывает ему снести старый красивый дом, находящийся в живописном месте, так как там планируется строительство современного завода. Приехавший на совещание в Москву Лосев случайно увидел на выставке картину - пейзаж, изображающий этот дом на фоне среднерусской природы. Встретившись с вдовой художника Астахова, автора пейзажа и уроженца города Лыкова, Лосев уговаривает ее подарить городу картину. Город получает подарок, жители города настаивают на сохранении дома и размещении в нем краеведческого музея. Лосев должен выполнять приказ начальства, но ему тоже жаль Жмуркиной заводи, прекрасного дома, который могла бы украшать картина. Д.Гранин описывает душевные переживания чиновника, разрывающегося между служебным долгом и совестью. В романе поставлены важные общественные проблемы. Назовем некоторые из них.

1. Проблема взаимоотношений власти и общества, авторитета государственной службы в общественном сознании.

Внук земляка Лосева, к которому он зашел в гости в Москве, интересуется отношением Лосева к картине. Воспитанный, по его же собственным словам, «на плакатах», чиновник не может объяснить, почему интуиция подсказывает ему, что картина замечательная. Подросток с иронией замечает: «Раз вы начальник, вы должны понимать во всех искусствах…Какой же вы мэр, если о живописи стесняетесь судить?» (с.14). Показателен и диалог вдовы художника и Лосева, который предлагает повесить картину в своем служебном кабинете:

- Дожили… Мы кабинеты начальников сподобились украшать. Знал бы Астахов. Честь-то какая»

- Почему ж вы так… Чего ж тут зазорного. Горисполком – это самый центр. Все приходят. Власть у нас народная. У нас к председателю попасть запросто.

- Народ-то к вам, гражданин начальник, в кабинет идет не на картину смотреть. Наверняка жилье просят, на дураков жалуются, в очереди томятся. Я, милый мой, по этим приемным насиделась. Не до картин было … (с.26)

Один из старейших жителей города упрекает Лосева в том, что на словах он «защитник старины», а на деле зависит от мнения руководящих инстанций, в том что на госслужбе много «временщиков», не задумывающихся о том, что о них скажут потомки: «…Да ты и сам порой лишь о том думаешь, как бы от выговора уберечься» (с. 68). Напоминает ему, что в ответ на обращение перенести стройку в другое место, получил от Лосева письмо: «По всей форме. Этому вы научились. Не глядя подмахивать. «Примем во внимание. Будет рассмотрено при рассмотрении».

Часто претензии горожан к Лосеву несправедливы: он действительно не может делать все, что хочет. Нередко он сталкивается с неблагодарностью и непониманием лыковцев. Даже любимая женщина не понимает Лосева, плохо отзывается о его сослуживцах. В раздражении он думает:

«Что она понимала в деловых людях, в руководителях? Что она, они, обыватели, потребители, знали об их жизни, где так мало возможностей и так много обязанностей? Знала ли она, как приходится им ловчить, химичить, нарушать, в любую минуту его могут спросить, каким образом у него израсходовано в полтора раза больше цемента, чем отпущено по фондам? Привлечь могут. Все эти интеллигенты, особенно от искусства, относились к ним, деловым людям, с тайным предубеждением. В лучшем случае терпели и никогда не чтили. Никогда. И в прежние времена деловых людей в России изображали обязательно несимпатичными; не то чтобы реакционеры, пошехонцы какие-нибудь старались, господа литераторы высмеивали, выводили на манер обломовского Штольца. И Лесков сюда добавлял, и Чехов, и Тургенев – каждый деловых людей, предпринимателей, бездушными делал, человеческое отнимал, видели в них представителей наступающего капитализма, а откладывалось это в сознании русского человека неприязнью к хозяйственным людям. Недавно как раз Лосев обсуждал с Аркадием Матвеевичем несправедливость эту…»

В этом внутреннем монологе интересно то, что для Лосева деловые люди и хозяйственники – синонимичные понятия. Хозяйственники для него - это, конечно, только часть госслужащих – не кабинетных, высокопоставленных, а рядовых, каждый день занимающихся живой, реальной работой. Интересно, что прецедентные имена (фамилии писателей и литературных персонажей) во внутреннем монологе героя используются автором для того, чтобы показать роль русской классической литературы в формировании языкового сознания языковой личности госслужащего Лосева. Герой романа говорит о своей обиде на писателей, которые создали, по его мнению, в своих произведениях отрицательный образ чиновника.

2. Проблема качественного состава кадров органов государственного управления.

Стремясь к объективности, автор старается представить разнообразные типы работников органов госуправления и дать обобщенный портрет областного руководства.

Особенно детально описан главный герой романа, Лосев: его внешний облик, профессиональная деятельность, личная жизнь. Характер героя, его нравственный облик проявляется не только в его поведении, словах, но и в оценке окружающих, в отношении автора к герою. Это не схематично обрисованный персонаж, а живой человек, со своими убеждениями, сомнениями, проблемами.

Писатель перечисляет круг его многочисленных дел и служебных обязанностей. Лосев занимается городским строительством, решает по мере сил острую жилищную проблему, из-за которой «во сне его иногда мучили кошмары» (113). Как каждый руководящий работник, Лосев «ежедневно просматривает четыре газеты, бюллетень, сводки; звонит, отвечает на звонки, надписывает резолюции, принимает посетителей, проводит совещания, встречает делегацию, плюс депутаты, вызовы, аварии, составление бумаг…» (с.122). Гранину, несомненно, симпатичен Лосев сосвоей«открытой физиономией, огромной улыбкой, детской нескладностью» (127). «Слава привлекала его больше денег. Это было не тщеславие, скорее честолюбие… Чем больше он делал, тем больше дел наваливалось на него. И ему это нравилось. Ему все было мало. Новая должность давала власть, а власть открывала возможность действовать: не обсуждать, не критиковать других, не сетовать – самому работать…»(127).

Языковая личность госслужащего Лосева представлена довольно однообразно[38]. При ее описании, подчеркивая особый случай речевой характеристики этой языковой личности, Ю.Н.Караулов предлагает учитывать не только активный лексикон личности, но и его невербализованную часть. Несмотря на то что в лексиконе самого Лосева нет таких слов, как, например, справедливость, любовь, выгода и.т.д., поведение героя романа, его профессиональная деятельность свидетельствуют о том, что соответствующие этим словам понятия включены в его тезаурус[39].

В профессиональном общении Лосев использует преимущественно разговорную речь, с элементами просторечия, профессионального жаргона. Человек не из робкого десятка, он не стесняется сделать замечание высокопоставленному хаму: «Почему вы себе позволяете тыкать человека, который старше вас? И пальчиком подзываете! Встать не удосужились!». «А что, не прав я? – с дерзостью сказал он. – Из нашего города можно сделать отличный туристический центр. Это тоже наша индустрия. Население занять в сфере обслуживания, восстановим Петровскую крепость, поставим пушки, рядом будет мотель. Затраты окупят себя быстро, знаете когда? (с.195) Втелефонном разговоре с областным начальником Лосев теряет самообладание:

«Па - а –прашу не лезть не в свое дело! С каких это пор вы хозяйничаете над городом. Вы кто такой? Все отменяется. Ясно?...»[40].

Обращаясь к подчиненному, он тоже не сдерживает себя: «Слыхал? Ты в курсе? Ты почему позволил хозяйничать? – накинулся Лосев на Журавлева и, не дожидаясь ответа, притопнул ногой. – Отменить! Все отменить! Саперов ваших, инженеров, всех к чертовой матери!... Ясно?...».

Однако часто внутренние монологи, размышления Лосева лиричны:

«Сколько таких городков раскинуто по России, малый город и есть главный город страны, почему же Лыков милее ему любых других городов? Со всей своей неказистостью, бедностью. Сердце его томилось желанием сделать его краше, лучше, томилось любовью к людям, которые жили в нем… »(с.275).

Московский чиновник Фигуровский – человек «щепетильно порядочный, бесстрашный» (когда-то спорил со Сталиным), у него «властный и ироничный ум». Желая привлечь к работе молодого, энергичного человека, приглашает Лосева в Москву, на работу в министерство, и в ответ на отказ переехать в столицу замечает: «…Вы полагаете, в аппарате нужны опытные и заслуженные. Они есть. Но им надо добавлять щепотку безрассудства» (с.80). Он учит Лосева бороться, действовать умно, в сложных ситуациях идти на компромиссы, поддерживает его в сложных ситуациях (131).

Председатель облисполкома Уваров - умный человек, современный руководитель, с «неслыханной работоспособностью». «Он ввел копировальные аппараты, на которых между прочим, иногда приказывал размножать для всеобщего сведения безграмотные докладные некоторых работников, собственноручно подчеркивал ошибки и нелепости. Первым в области он стал пользоваться карманным компьютером, который купил, будучи в Штатах» (с.183). «Ум делал Уварова высокомерным, одиноким и в тоже время, как умный человек, он скрывал свой ум, пользуясь административными штампами»(с.176). «Это была хорошо налаженная машина, оргмашина. Он вел дело без крика, без ругани, без накачек, все записывал в длинно узеньком блокноте, назначал срок и точно день в день спрашивал. Ничего так не боялись, как его занудно-презрительного выяснения причин невыполнения, опоздания, перерасхода. У него всегда выходило, что таких причин не было, а была глупость, была лень, было неумение руководить (с.52).

«Говорил он короткими фразами, без междометий, кряканий, без туманных или общих слов, которые понимай как хочешь» (с.183).

Особое внимание уделяется стилю руководства Уварова. «Стиль его работы был прост и в то же время практически недостижим. Были случаи, когда Уваров ошибался, но и тогда он успевал увидеть свою ошибку раньше других и первым анализировал ее, если, конечно, в этом была необходимость. От него передавалось ощущение хозяина, то есть здравого смысла, с понятной для всех заботой о выгоде для области, для людей, с подсчетом каждой копеечки, с присмотром, с размахом… Все это носило отпечаток личности Уварова, деловой, суховатой, нещадной к пустым обещаниям, к лести, к лжи» (с.191).

Однако не все чиновники в романе Гранина так преданы работе и думают о людях. Например, предисполкома Конюхов, впоследствии осужденный за аферы, пьяница, больной человек, сообщает Лосеву свое жизненное кредо, « золотое правило, проверенное всей его номенклатурной жизнью: «Чем меньше ты делаешь, тем меньше тебе надо делать» (с.127 ).

Заведующий коммунальным отделом Морщихин тип чиновника-карьериста. Он пользовался среди коллег всеобщим расположением за свою заботливость. «Хлопотлив, энергичен, безотказен к любым поручениям, не гнушался с рабочими мусор выносить, лез сам в канализационный люк исправлять, лишь бы Лосев не тревожился…» (с.277). Впоследствии сС-ип карьериста. и цветы пионерав аэропорту с представителем иностранной державы вдоль строя идти, и цветы пионераы будут вручатменивший на посту Лосева, который отказался от повышения, не выдержав раздвоения личности, и в конце концов уехал из города, Морщихин на первый взгляд, кажется деловитым и обходительным, любезным и предупредительным. Хитрый, услужливый Морщихин объясняет приехавшим в город искусствоведам, что Лосев уехал, потому что «не сумел наладить отношения с инстанциями…В нашем положении нужна скромность, приходится все согласовывать, а не характер свой показывать» (с.358), по-молчалински выражает он свое мнение. Д. Гранин показывает карьериста Морщихина во всей красе. Он делится своими планами с коллегой: «...Во что бы то ни стало выйду на орбиту и не просто в начальники, а, запомни мои слова, интервью буду давать, ленточки разрезать на выставках. Увидишь меня по телевизору! Буду в аэропорту с представителем иностранной державы вдоль строя идти, и цветы пионеры будут вручать…»(с. 283).

У юриста облисплкома Аркадий Матвеевич, которому поручали готовить деликатные бумаги объяснительные записки для высших инстанций и советовались по щекотливым делам, требующим щекотливого расчета, была своя теория. «Каждый деятель, - считал он, - должен иметь свой образ. Образ должен быть броским, симпатичным, удобным для владельца. Тебе, Сереженька, надо найти свой образ. Допустим – надежный мужик, упорный, скупой на слова. Или увлеченный энтузиаст, генератор идей. А может, тебе подойдет – простак, доверчивый работяга, честный и прямой? Великая вещь – найти себе образ..» ( с.167).

В те годы, когда Гранин писал роман, еще не был в речевом обиходе иноязычного заимствования «имидж», о политтехноогиях в те времена тоже не говорили в открытую, однако в словах юриста речь идет именно об этом:

В советской беллетристике второй половины ХХ в. применяется новый подход к созданию образа госслужащего, в них, как было показано выше, изображена языковая личность нового типа.

В художественных произведениях, написанных в к. ХХ – н. ХХI в., тоже можно найти речевые характеристики чиновников. В пьесе «Транспортировка» М.Веллера главный герой – благополучный школьный учитель литературы, хороший семьянин и законопослушный гражданин, довольный правительством, обеспечившим ему стабильное существование, приглашен контрразведчиком из Департамента лояльности на беседу с Чиновником. Дело в том, что учитель создал тесты для проверки гуманитарных способностей учащихся, эти тесты заинтересовали Департамент, и учителю предлагается проводить исследования, цель которых – «разработка, проверка и внедрение тестовых систем для социальной и профессиональной дифференциации»[41].

Чиновник в пьесе М.Веллера - настоящий монстр, аморальный, циничный, но в то же время умный, хитрый, хорошо образованный человек. Он уговаривает учителя перейти на работу в Департамент, сначала делая комплименты, называя тестовые материалы учителя «сливками мировых достижений», а потом угрожая расправой с семьей учителя. Чиновник убеждает учителя в том, что именно такие люди, как он – «вкладывающие душу в свое дело, не просто добросовестные и способные, нет, талантливые и преданные своему делу, жизненно необходимому стране и народу, я говорю – не государству, заметьте, государство – аппарат, пшик, каркас для скульпторы, корабль для команды, - такие люди служат тем же целям, которым служит или, во всяком случае, обязано служить государство – оставим высокие слова нашим ораторам – служить тому, чтобы люди были людьми и жили по-человечески» (с.123).

Используя антитезу как риторический прием, Чиновник противопоставляет «государство» и «страну», «государство» и «народ». Прекрасные и правильные слова, пафосный стиль речи выдают опытного демагога.

В словах Чиновника звучит показное самоуничижение, но одновременно он подчеркивает свою причастность к успехам государственной политики: «Да –государство сделало (колоссальное дело – М.П.). Мы сделали. Я вот, скромный, как говорится, винтик машины, вылечу завтра с инфарктом – через час заменят, но я говорю – мы!» (с.124).

Уговаривая учителя, Чиновник использует и материальные аргументы - житейские блага, достойный, как сейчас принято говорить, «социальный пакет», и духовные, возвышенные. С одной стороны, «транспорт и коттедж государственный, все льготы сотрудника нашего департамента, пенсионный возраст на пять лет ниже общего. Оклад – двадцать пять тысяч двести в год; четверть президентского и вдвое выше среднего» (с. 125). С другой стороны Чиновник апеллирует к творческим запросам и амбициям учителя: «…вероятно, в будущем вам предстоит работать над интереснейшей и благороднейшей задачей, которая должна прийтись вашей филологической душе вполне по вкусу…» (с.133). Речь Чиновника обнажает его фарисейство, лицемерие.

Откровенно цинично звучат слова Чиновника: «Еще Цезарь поучал – води дело с людьми семейными, они покладисты» (с.132).

Названия министерств в пьесе М.Веллера – явные текстовые реминисценции, вызывающие в памяти читателя аналогичные наименования в романе Дж. Оруэлла «1984». Кроме того, очевидна идейно-тематическая связь произведения М. Веллера с одной из антиутопий Э.Берджесса. Известный английский писатель Э.Берджесс в романе–фантасмагории «Сумасшедшее семя» (в другом переводе «Жаждущее семя»: Anthony Burgess. The Waiting Seed) тоже исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности Земли. В романе прослеживается влияние известной теории Мальтуса о главной проблеме общества будущего. Государство в лице людей, состоящих у него на службе, тоже рассматривается в этом романе как враждебная личности структура. Квинтэссенция государственной идеологии в романе заключается в тезисе «человек – «фосфорный ангидрид», потенциальное удобрение». Министерство бесплодия пропагандирует ограничение рождаемости, «чтоб Земля не перенаселялась», «чтоб всем хватало еды». Государственная машина проводит свою политику под прикрытием слов: «Мы заботимся о человеческой жизни. Мы заботимся о стабильности»[42].

В романе Ю.Дубова «Большая пайка» описывается период первоначального накопления капитала в России конца ХХ в., когда происходило срастание бизнеса, мафии и некоторых властных структур. На примере коммерческой структуры «Инфокар», образованной сотрудниками одного НИИ, автор романа описывает, как их постепенно вытесняют новые деловые люди:

«Приведенные Платоном из Института безработные научные кадры…неожиданно сталкивались с непонятными препятствиями, с неизвестно почему возникавшими проблемами, путались в непростой системе взаимоотношений…и через какое-то время исчезали или же оседали на далекой периферии инфокаровского бизнеса. А их места оказывались занятыми совсем другими людьми, которые появлялись неведомо откуда, отдавали водителям и прислуге категорические распоряжения и общались друг с другом на понятном только им языке. Они часами пропадали в мэрии и городской думе, в правительстве и аппарате президента, перезванивались по телефону с советниками и управляющими…рассаживались по креслам, перебрасываясь фразами, предназначенными только для посвященных». [43]

В романе Л.Улицкой «Искренне ваш Шурик» отец героини Лены Стобовой, обкомовский секретарь, «как все большие начальники, не знал языка равенства: одними он командовал, понукая и унижая, перед другими сам готов был унизиться – добровольно и почти восторженно». Автор отмечает, между прочим, что «…обкомовский секретарь, отлично знающий по своей начальствующей повадке все слова от А до Я, которыми можно было прибить козявку», мастерски владеет ненормативной лексикой.[44]

Б.Акунин (Г.Чхартишвили) в серии детективов о чиновнике Эрасте Фандорине, представляющей основные жанры классического криминального романа, описывает главного героя в разных ситуациях, связанных с его служебной деятельностью. Мастерски используя художественный прием стилизации, он дает читателю почувствовать атмосферу жизни в Росси конце ХIХ в., создает иллюзию подлинности. Это не только историческая стилизация как подражание стилю речи, типичному для данной исторической эпохи, для чего писатель использует последовательное вкрапление лексико-фразеологических и грамматических историзмов и архаизмов, документальных источников описываемой эпохи. Дискурс Фандорина и язык этого литературного цикла Б.Акунина в целом – своеобразная текстовая реминисценция, ссылка на русскую классическую литературу о чиновниках, причем с явной ностальгической окраской. Язык произведений Акунина имитирует стиль, манеру повествования русских классиков. Не случайно данный литературный проект писатель посвящает «памяти ХIХ столетия, когда литература была великой…». Кроме того, в серии произведений о Фандорине мы видим намеренное воспроизведение особенностей, присущих речевому обиходу конкретной социально-профессиональной среды. Языковые текстовые личности чиновников, представленные на страницах произведений Акунина, дают представление о речевом поведении госслужащих той поры. Для создания такого эффекта Акунин использует языковые средства, типичные для характеристики особенностей речи изображаемой в произведении профессиональной сферы и людей с определенным социальным статусом. Языковая личность Фандорина – значимая часть его художественный образа. В дискурсе героя отражается его отношение к служебным обязанностям, жизненная позиция, идеалы честного, ответственного, преданного интересам государства российского чиновника.

Б.Акунин со знанием дела описывает особенности служебного речевого этикета, порядок проведения служебных совещаний:

«Хмурым утром страстной пятницы у князя Владимира Андреевича Долгорукого происходило чрезвычайное совещание в присутствии только что прибывшего из столицы министра внутренних дел графа Толстова и чинов его свиты.

Прославленный борец с революционной бесовщиной был желт и отечен лицом…, но голос был будто выкован из стали – непреклонный, властный.

-…Властью, принадлежащей мне по министерству, отрешаю генерал-майора Юровского от должности московского обер-полицмейстера, - отчеканил граф, и среди городского полицейского начальства прокатился полувздох-полустон.

- Господина окружного прокурора, служащего по ведомству юстиции, я отрешить не могу, однако же настоятельно рекомендую его превосходительству немедленно подать прошение об отставке, не дожидаясь принудительного увольнения…»[45].

В лице Фандорина автор создает романтический, почти идеальный образ российского чиновника, который служит Отечеству.

Например, на том же совещании бесстрашный, принципиальный Фандорин, чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе, осмелился нарушить служебную субординацию и возразить министру:

«Что?! – вспыхнул министр. –Да как вы смеете! Вы, кажется, забыли, с кем имеете дело!

Золотые эполеты петербуржцев заколыхались от негодования. Золотые плечи москвичей пугливо поникли.

-Никак нет. – Тут уж Фандорин взглянул и на столичного сановника. – Вы, ваше сиятельство, генерал-адъютант свиты его величества, министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов. А я служу по канцелярии московского генерал-губернатора и вашим подчиненным ни по одной из вышеперечисленных линий не являюсь….».(с.279).

Б. Акунин хорошо знает и ритуалы, существовавшие на государственной службе в то время, например порядок представления чиновников великому князю, новому генерал-губернатору Москвы, при котором сначала принимают «службы поплоше»: уездные управы, землеустроительный комитет, сиротское попечительство и разные малозначительные департаменты, а истинно важные службы оставляют напоследок». Так, статскому советнику Фандорину, приглашенному в половине шестого пополудни, была предложена важная должность московского обер-полицмейстера, соответствующая четвертому классу в Табели о рангах, но он отказался от нее, поскольку, в отличие от нового генерал-губернатора, не считал, что «престиж власти важнее всего, в том числе и истины»[46].

Подробнее остановимся на анализе повести А.Потемкина «Стол».[47] Ее автор – доктор экономических наук, предприниматель, жил и учился за границей. После окончания Гамбургского университета, в начале 90-х гг., вернулся в Россию. Автор повести – специалист по фондовому рынку, в свое время руководил департаментом крупных налогоплательщиков в Федеральной службе по налогам и сборам, поэтому знает проблемы госслужбы «изнутри» и считает, что главная проблема бизнеса в России – «…чиновники со своими бумагами…, главный тормоз – это бюрократическое засилье около российского рынка»[48].

Повесть А.Потемкина «Стол» написана в жанре социальной сатиры с элементами гротеска. В ней создан образ столоначальника–бюрократа. В повести описывается рабочий день столичного чиновника Аркадия Львовича Дульчикова, возглавляющего один из отделов «очень важного российского министерства». Высокопоставленный чиновник, принимающий посетителей, рассматривает их просьбы, прикидывая, сколько он может потребовать с каждого из них за свои услуги. Взяточник Дульчиков, разумеется, имеет и счета в зарубежных банках.

Профессия становится для него образом жизни, а стол в служебном кабинете – символом власти, завидного материального положения и уверенности в завтрашнем дне. Одно из десяти значений слова «стол», приведенных в БТС, следующее: «в России до 1917 г. – отдел в учреждении, само учреждение, занимавшееся узким кругом канцелярских дел». Однако в романе стол - многозначное понятие. Используя возможности метонимии как художественного приема, автор употребляет его в разных значениях.

В прямом значении стол - это часть интерьера служебного кабинета Дульчикова. Но как много значений вкладывает в это слово Дульчиков! Вот он «взялся за свой дубовый стол, словно проверяя, насколько прочно стоит его стержень жизни…» (с.8), стол – это «жизненная опора» (с. 26), «основа успеха» (с.31) и поэтому надо держать в руках «честь стола» (с.8). Кроме того, «стол» – это и начальник отдела: «Составлю текст письма на имя нашего первого стола. Оно должно быть подписано вашим первым столом». (с.27).

Стол – это ответственная должность в сфере государственной службы. Посетители в приемной Д. дожидаются доступа к столу (с.9). Стол – это и сфера служебной компетенции чиновника. «Столы фискальных чиновников - соблазнительное инвестиционное поле. Тут многое можно сотворить!». (с.29) – думает пройдоха Махахорин, один из посетителей. Поэтому бывают «замечательные, прибыльные столы» (с.31), «доходные», «дорого стоят» (с.33). «Стол даст любому приличный капитал» (с.152). Стол – это «полезные люди», чисто деловые связи» (с.144). Стол «оберегает» (с.53), свой стол надо «охранять» (с.53), «беречь» (с.69) чтобы никто не «замахнулся на стол» (с.70). Стол – символ власти. Дульчикову все время кажется, что стол «отнимут…отберут» (с.82), «отторгнут» (с.85), «уведут» (с.92). Стол надо «защищать» (с.83), «укреплять его опции» (с.97), «обеспечить стол прикрытием» (с.150). Языковая личность героя во многих эпизодах повести представлена его внутренней речью. «Мой стол – вот ключевые слова! – размышляет Дульчиков. – Защищая стол, я оберегаю собственную жизнь! Именно за стол я буду платить всем российским вельможам крутые суммы. Вокруг него создавать круговую оборону». (с. 151). Стол в повести – аллегория бюрократизма.

Дульчиков, по мнению автора, типичный начальник. Весь набор стереотипных характеристик бюрократа характеризует главного героя повести: приказной, повелительный тон, нахмуренные брови (с.8), он «кисло кривит рот» (с.12), у него невыразительные глаза (с.17).

Размышления Дульчикова о карьере выдают опытного аппаратчика: «надо, чтобы о генерале Дульчикове говорили как об инициативном чиновнике. Но не захваливали бы! Чтобы не нарекли реформатором. А то предложат более высокий стол. А там никакой выгоды не окажется». (с.170). Он знает, но не принимает близко к сердцу информацию о долгах рядовым государственным служащим, которым «четыре месяца зарплату не платят» в регионах, где проблемы с электричеством и нужно должность факельщика вводить, «чтобы здания государственной власти освещать» (с.163).

Во время приема Дульчикову предлагали взятки за безакцизную переработку на заводе драгметаллов, княжеский титул за «правильный» аудит в Дворянском собрании, поддержку на министерском уровне за отмену ревизии на деревообрабатывающем комбинате и т.д. В повести описаны отношения предпринимателей и чиновников, типы чиновников: от мелкого муниципального чиновника Кузякина до начальника канцелярии министерства Сапеги. Последний, мечтая выглядеть аристократом, берет уроки у известного стилиста, одевается в самых дорогих бутиках, «его речь ставилась академиками телевидения» (с.143). Кроме того, он предпочитает устрицы только из Северной Атлантики, в обеденный перерыв пьет баснословно дорогое вино.

Размышляя в перерывах между беседами с посетителями, Дульчиков так определяет разницу между чиновником и бюрократом: «Разница между нами огромная: он чиновник, я бюрократ. У нас совершенно разный бизнес. Ему надо сказать «да!» - и он заработал. Мне требуется настойчиво заявлять «нет», и я получу доход! Казалось бы, всего одно слово. Но какая огромная разница в оплате труда! В нажитом капитале. Он сам ничего не визирует, а лишь носит по важным кабинетам на подписи. Я сам документы подписываю. Поэтому у меня кухня значительно больше. Масштабы другие, а? Клиентура богаче…» (с.154).

Взяточник большого масштаба, он назначает себе полугодовой план – получить за свои услуги «пятьдесят миллионов долларов» (с.183). А потом – «езжай в Шереметьево и лети.. Лети! Лети, голубчик! Весь мир твой…».(с.28).

Автор демонизирует образ чиновника. Его герой - средоточие зла, подлости, подхалимства. Навязчивая идея чиновника - пожар, во время которого он с помощью веревки сможет «стол на Маросейку спустить», чтобы за ним «служебные функции выполнять», а прием посетителей вести в оленьих валенках и в норковой ушанке. (с.108). Если сгорит все ведомство, он останется единственным чиновником «со своим столом, печатями, деловыми бумагами»: «Не будет ни министра, ни пятнадцати его заместителей, ни двадцати семи начальников департаментов». (с.109). Автор повести использует гиперболу как важный способ построения сюжета, образной системы повести. Дульчиков время от времени целует, гладит и обнимает стол. В фантазиях Дульчикова стол даже превращается в столешницу Дусю, с которой он под руку ходит по дорогим магазинам.(с. 131).

В каком-то смысле Дульчиков – хороший психолог и знает, с кем и как надо разговаривать в служебном кабинете, подтверждением тому может служить его речевое поведение. Это и казенные штампы, и высокий пафосный стиль. В лексиконе Дульчикова жаргонизмы - «наезды», «крыша» (с.52), «обслужить по понятиям» (с.55). С посетителями он разговаривает по-разному: угодничает, фамильярничает, приказывает. «Так-с, чем могу служить? Говорите, пожалуйста, предметнее. У чиновников моего уровня постоянно не хватает времени. Прошу изложить суть проблемы или предъявить заявление». (с.38). «Я до мозга костей государственный служащий. Все, что вредно стране, тяжелой болью отзывается в моем сердце». (с.24). «А вы что, без мигалки? Без спецталона? Без сопровождения? Как это, позвольте? Как это можно: такому человеку - и без атрибутов чести и достоинства?». (с.30). «У вас имеется заявление в адрес нашего ведомства или на мое имя? Оставляйте его…Старт для деятельности нашего брата чиновника – всегда письменное обращение». (с.18). «…проблемы религии меня не мотивируют… Вы хотите призвать меня к нарушению закона во имя религиозных приоритетов.» (с.22). «На службе моя Библия – Закон». (с.21). «Они денег зарабатывают ворох. А как дурят государство, как унижают матушку Россию!» (с.11). «Geld, Geld, Geld, ruft die ganze Welt»[49], - задумчиво и как-то мечтательно произнес столоначальник». (с.23). Впадает в экзальтацию: «Приказывайте! Все, что угодно. Самое сумасшедшее поручение выполню! Только дайте в заступники правительственного чиновника….Дайте возможность отличиться! Показать свой талант аудиторских манипуляций, доказать, что два плюс два будет равно семи…Я научился читать законы через кальку, менять и редактировать их в соответствии со своими нуждами…» (с.55 - 56).

Его взгляды на роль женщин на госслужбе тоже отражены во внутренних монологах. «Женщин в чиновники пускать нельзя» (с.139), потому что они, по мнению Дульчикова, или наивны («не вычислят» и не обезвредят опасных для бюрократов правдолюбцев-предпринимателей), или глупы («Их мысли ломаного гроша не стоят. У них все одно в голове!» (с.12), или, наоборот, слишком умны и хитры: «Может, поэтому в России такая анархия везде и разгуливает, что женщин среди бюрократов и властителей ничтожно мало?». (с.195).

Потемкин использует аллюзии – прототипы персонажей – политиков, чиновников узнаваемы (Мавленский, Хакимедова, Ланцов), так же как и фамилия олигарха, находящегося в тюрьме, - Х-кий.

Позиция автора повести, его отношение к бюрократии выражены в авторской речи («В наших министерствах редко встретишь чиновника, который не воодушевился бы идеей нового заработка» (с.100-101), в словах бизнесмена –одного из посетителей Дульчикова («Пока в России на чиновников в суд нельзя будет подавать, никаких положительных реформ не следует ждать». (с.138).

Итак, в художественных произведениях, созданных в России во второй половине ХХ – начале ХХI вв., изображены различные типы чиновников. В их речевом поведении отражается время, авторы романов и повестей в большинстве случаев наделяют языковые личности только им присущими индивидуальными чертами, стараясь сделать художественные образы достоверными. Проанализированные произведения различаются по форме и жанру: это реалистические повести и романы (А.Бек, Д.Гранин, Ю.Поляков), пьеса - фантасмагория (М. Веллер), различные жанры криминального романа, в которых используется прием стилизации (Б. Акунин), повесть в жанре социальной сатиры (А. Потемкин). Отношение авторов произведений к своим героям различно: от сочувствия до презрения. В целом такое разнообразие подходов, методов, жанров и точек зрения создает многоплановый художественный образ представителей одной из социально-профессиональных страт социума.

Анализ языковой личности государственного служащего в художественном дискурсе показал следующее:

В русской художественной литературе о чиновниках отражается язык соответствующего исторического периода. Художественный текст «прочитывает» историю. Поэтому чтение художественных произведений предполагает учет внетекстовых пресуппозиций: времени создания, общественно-политической ситуации в стране. Корпус художественных тестов о чиновниках России – это фотография работников государственного аппарата целой эпохи. Анализируя многообразие языковых личностей, изображенных в этих произведениях, и рассматривая их в историческом контексте, мы можем реставрировать систему ценностей того или иного периода истории: политических, культурно-речевых, нравственных. При этом возникает ряд вопросов: как соотносятся историческая правда и пропагандистский вымысел? как рождается непредумышленная фальсификация? Еще Х.-Г. Гадамер утверждал, что смысловые потенции текста далеко выходят за пределы того, что имел в виду его создатель.

Речевые характеристики персонажей, на базе которых формируется языковая личность, используются писателями в качестве эффективного приема создания художественного образа государственного служащего. Каждая историческая эпоха представлена в художественной литературе своими типичными образами госслужащих. Образ чиновника в художественной литературе несет на себе печать эпохи. «Маленький человек» – чиновник четырнадцатого разряда, советский бюрократ послеоктябрьского периода, крупный руководитель сталинского времени, комсомольский функционер эпохи застоя, важный столоначальник столичного министерства в постсоветской России – это лишь некоторые портреты в галерее художественных образов, созданных в русской художественной литературе.

Создавая художественный образ чиновника, писатели использовали все многообразие литературных жанров и направлений: от реализма натуральной школы в русской классической литературе до социальной сатиры и фантасмагории в советской и постсоветской.

Языковая текстовая личность государственного служащего представлена в беллетристике речевым поведением, отражающим его образ мыслей, целевые установки, специфику профессиональной деятельности.

Языковая личность чиновника характеризует его как носителя административно – политического языка, свойственного этой профессиональной группе. Читая художественную литературу о государственных служащих, мы наблюдаем жизнь профессионального языка на протяжении двух столетий: особенности чиновничьего языка позапрошлого века, зарождение современного административно-политического языка в 20-30-х гг. ХIХ в., современное существование этого языка, преемственность в использовании языковых средств.

Языковую текстовую личность чиновника в первую очередь, разумеется, характеризует ее активное поведение, то есть говорение. Однако при описании личности чиновника писатели отмечают и его отношение к орфографической грамотности (градоначальник из «Истории одного города» М.Е.Салтыкова – Щедрина, Онисимов из «Нового назначения» А.Бека, чиновники из «Доходного места» А.Н.Островского); и особенности голоса, построения высказываний в спонтанной речи (гоголевский Башмачкин, его незаконченные фразы), и умение пользоваться нормами речевого этикета. Писатели часто подчеркивают, как персонажи их произведений слушают собеседника, воспринимают чужое мнение. Языковую личность, конечно, характеризует использование в речи прецедентных текстов и ее интеллектуальные рефлексии по этому поводу (упоминание имен классиков, персонажей их произведений, языковые штампы текущей периодики, любимые речевые выражения, канцелярские штампы служебных документов и т.д.).

Языковая личность чиновника демонстрирует не только преемственность языка, но и преемственность идей. Такой социальный институт, как госслужба, имеющий многовековую историю и традиции, отражен в художественной литературе со всеми своими проблемами. Многие из них относятся к разряду вечных, то есть волнующих чиновников и актуальных для государственной службы в целом во все времена: это власть и личность, личность и государство, госслужба и общество, отношения в сфере госуправления, нравственные основы и принципы госслужбы, качественный состав госслужащих, служебная карьера, негативные явления на госслужбе – коррупция, протекционизм, формализм, бюрократизм и т.д. Каждая эпоха ставит перед госслужащими эти проблемы, и он должен принять решение. Например, принцип субординации, который определяется иерархической структурой государственной службы, всегда был и будет одним из основных принципов взаимоотношений в системе госуправления. Поэтому дилемма: выполнить приказ или поступить, как подсказывает совесть и здравый смысл, – вечная тема произведений о госслужбе.

Художественные тексты, «сотканные из старых цитат» (Р.Барт), обладают «памятью» (Ю.М. Лотман)[50]. Являясь «конденсаторами культурной памяти», они обеспечивают духовную интеграцию поколений госслужащих. Интертекстуальность может проявляться в цитатах, аллюзиях, переработке тем и сюжетов, подражании другим текстам, пародировании других текстов, в жанровой связи текстов, в экранизации литературных произведений[51]. В книге категория «интертекстуальность» в связи с художественной литературой о чиновниках рассматривается, во-первых, как идейно-тематическая связь произведений о госслужащих, созданных за два столетия, изображающих их профессиональную деятельность и менталитет сквозь призму важных общественных и нравственных проблем. Во-вторых, в языке художественных произведений о госслужащих интертекстуальность проявляется в использовании прецедентных текстов - аллюзий, реминисценций (в частности, произведений русской классической литературы, известных со школьных времен и ставших элементами «памяти культуры»), в использовании дореволюционной графики (А.Аверченко), лексико-фразеологических включений разного рода, например, словоерсов в речи советских чиновников (А.Зорич и др.), языковых штампов публицистики и т.д.

Вопрос о том, какого госслужащего нужно изображать в литературе, актуален и в наши дни. Полемика о чести мундира, начатая Гоголем, продолжается. Образ «коллег по цеху», созданный в художественной литературе, оказывает воздействие на адресата – госслужащего, который, читая о своих предшественниках и современниках, дает эмоциональную и этическую оценку их поступкам и нравственным качествам. Он интерпретирует этот образ в своем сознании и включает в свой личный тезаурус. Текстовой универсум российского чиновника, включающий корпус текстов русской классической литературы, советской и постсоветской литературы ХХ – ХХI вв., оказывает влияние на формирование его профессиональной картины мира.

[1] Карасик В.И. Речевое поведение и типы языковых личностей \\ Массовая культура на рубеже ХХ - ХХI веков: Человек и его дискурс. – М., 2003, С. 29.

[2] Булгаков М.А. Дьяволиада. / Ранняя проза. – М., 1990. С. 178

[3] Булгаков М.А. Собачье сердце. / Ранняя проза. – М., 1990. С.335.

[4] Аверченко А. Двенадцать портретов. – М., 1990 (репринтное издание 1923 г.). – СС. 75-79.

[5] Селищев А.М. Язык революционной эпохи. См. указ соч., С. 44-47, а также С. 158-169.

[6] Оруэлл Д. «1984» и эссе разных лет. – М., 1989. С. 200-201.

[7] Оруэлл Д. Цит. соч.,С.205

[8] Оруэлл Д. Цит. соч., С. 206.

[9] Маяковский В.В. Собр. соч. в восьми томах. Т.5 – М., 1968, С. 41. Далее в тексте стр. даны по указ соч.

[10] Маяковский В.В.Собр. соч. Т.8 – М.,1968,С.

[11] Маяковский В.В.Указ. соч., Т.5, С. 109.

[12] Обнорский С.П. Глагол «использовать»- «использовывать» в современном русском языке. \\ Избранные работы по русскому языку. М, 1960, С. 210-212.

[13] Рахманова Л.И., Суздальцева В.Н. Современный русский язык, М., 2003, С. З91.

[14] Зощенко М.М. Собрание сочинений в 5 томах. Т.1, М., 1993, С. 104-106.

[15] А.М.Селищев в указ.соч. отмечает выражение «обратить самое сугубое (или особо сугубое) внимание как характерное для языка революционной эпохи (С.134).

[16] Ардов В.Е. Суконный язык. / Современный юмористический рассказ 20-30-х годов. – М., 1987. С. 67-70.

[17] Ср. с активно использовавшимся в Советском Союзе обращением администратора ЗАГСа к молодоженам - «граждане брачующиеся».

[18] Зорич А. О чем рассказал бухгалтер. / Советский юмористический рассказ 20-30-х годов. – М.,1987. С. 169-171.

[19] Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 2. – М., 1991. С. 261.

[20] Успенский Л.В. Слово о словах. – М., 1997. С. 184.

[21] Толковый словарь русского языка \ под ред. Д.Н.Ушакова. – М., 1940.

[22] Кольцов М.Е. Все, как принято. / Советский юмористический рассказ 20-30-х годов. – М., 1987. С. 413-417.

[23] Кольцов М.Е. Куриная слепота./ Советский юмористический рассказ 20-30-х годов. – М.,1987. С. 424- 427.

[24] Кольцов М.Е. К вопросу о тупоумии./ Советский юмористический рассказ 20-30-х годов. – М., 1987. С. 437-441.

[25] Кольцов М.Е. Иван Вадимович – человек на уровне. См указ.соч. С. 441-443

[26] Романов П. С. Верующие./ Советский юмористический рассказ 20-30х годов. – М., 1987. С. 521.

[27] Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. – М., 1976. Ср. в тексте уках. по дан соч.

[28] Цит. по: Селищев А.М. См. указ соч. С. 56.

[29] Бек А.А. Новое назначение: Роман.- М., 1998.-224 с.

[30] А.А.Бек первоначально хотел назвать свой роман этим словом – «сшибка». Но позднее согласился с мнением редактора, что оно неблагозвучно. Первоначальное намерение автора свидетельствует о главной идее романа – показать драматизм положения госслужащего, который разрывается между служебным долгом и личными предпочтениями. Это противоречие, обусловленное спецификой служебных отношений, особенно ярко проявляется в условиях авторитарного государства.

[31] Турчинов А.И. Профессионализация и кадровая политика.- М., 1998. С. 119.

[32] Поляков Ю.М. «ЧП районного масштаба»:Повесть. – М.,1986, С. 81.

[33] Там же, С. 86.

[34] Там же, С. 99-100.

[35] Там же. С. 70-71.

[36] Там же. С. 87.

[37] Гранин Д.А. Картина. – Ленинград, 1987. – 368 с. Далее ука

Дата добавления: 2015-08-18