Аки но юугурэ скрывающиеся в осенней дымке.

В японской поэзии до двенадцатого века было общим местом писать о быстро облетающих вишневых цветках весной, или про эфемерную красоту кленов осенью. Это столь тесно ассоциировалось с буддийским учением мудзё, что образы стали служить легко распознаваемой синекдохой для всего прочего и непостоянства, представляющего необходимую часть любого индивидуального существования; такие стихи неизбежно вызывали чувство грусти. По сравнению, стихотворения конца XII века, в которых стали выражать качества югэн, являются значительно утонченнее. Воплощение мудзё у Тэйка совсем не ординарное, хотя отчасти грандиозность этого стиха состоит в том, что он содержит в себе традиционное, но обычное упоминание преходящести, сопровождаемое непременной грустной эмоцией. Вторая и третья строки стихотворения могут быть независимо прочитаны, как Хана мо момидзи мо накарикэрэ ("цветы вишни и кленовые листья исчезли"). Но с конца XII века они превратились в избитых кляч, в банальные эмоции; когда Тэйка инкор­порирует их в сложное и динамическое поэтическое действо, они превраща­ются во что–то иное, приобретая дополнительную полноту. Он ставит перед ними глагол миватасу, имея в виду акт озирания, или выглядывания, взирания на, через и за те вещи, что лежат совсем близко, на то, что расположено вдали. Этот акт восприятия выпускает из рук, отбрасывает и, в известном смысле, отрицает цветы вишни и кленовые листья; Брауэр и Майнер верно отмечают, что Тэйка "пользуется старыми символами красоты весны, осени, цветков вишни и разноцветной листвы в качестве негативного сравнения при восхвалении чего–то другого"[70].

Однако, Тэйка не просто выражает нешаблонное предпочтение видения красоты в вещах, обычно воспринимаемых, как бесцветные. Голос, звучащий в стихотворении, принадлежит лицу, вовлеченному в процесс восприятия гораздо более амбициозный, чем обычно; это попытка бросить взгляд за те вещи, что обычно обозначают эфемерное и преходящее, то есть то, что выражается избитым словосочетанием "исчезли цветы вишни и кленовые листья". Возможно, автор желает заглянуть не только за общепринятые понятия красоты и преходящести, но также — за все преходящие вещи. Если так — иронично выглядит сцена, когда он фокусирует взгляд на том, что расположено далеко–далеко: крестьянские хижины у залива (ура–но томая), а те уже начинают исчезать в осенних сумерках (аки–но юугурэ). Чудесная улыбка возникает от того факта, что видимое вдалеке быстро и немедленно исчезает. Хотя хижины и не являются общепринятыми образами мудзё, они, тем не менее, несут в себе особенность крайнего непостоянства всего сущего.

Возможно, самый значительный аспект данного стихотворения — это утонченный способ выражения отношений воспринимающего и восприни­маемого. В тот самый момент, когда говорящий/воспринимающий пытается осуществить свою почти прометеевскую попытку превзойти непостоянство, сумерки отрезают его от объекта наблюдения. Это означает, что его наблюда­тельская деятельность прекратилась; в качестве наблюдателя он лишается объекта своего наблюдения. Это — конкретный пример того, что Кониси провозглашает главным для югэн, а именно: отрицание "существования, воспринимаемого, как конфронтационное (таирицутэки) отношение между воспринимающим и воспринимаемым". В стихотворении это отрицание выражено весьма искусно. Процесс наблюдения прекращается в тот самый момент, когда он начинается — в промежуток времени, который буддисты называли кшана (сэцуна) [71]; таким образом, наблюдающий не более посто­янен, чем то, что он наблюдает. В процессе восприятия, выраженном в стихо­творении, заложена точная параллель: так же, как то конкретное, что расположено вдалеке (хижины у залива) в основе своей не отличается от лежащего вблизи (цветы вишни и кленовые листья), общий класс вещей, всегда представляющийся отдаленным (объекты восприятия и наблюдения) ничем по сути не отличается от того, что, как предполагается, располагается под рукой (субъект, или "я", занятый восприятием и наблюдением). Это представ­ляет собой коллапс объекта и субъекта. Ониси Ёсинори в своем классическом труде Югэн то аварэ так описывает процесс в этом контексте:

Когда человеческое "я" полностью трансформируется в природные характеристики, когда личность полностью войдет в сферу сикан, то есть будет поглощена чистой неподвижностью, тогда природа и сознание, или объект и субъект станут едиными. Тогда мы сможем сказать, что все аспекты существования (нем. Sein) представляются непосредственно и одновременно присутствующими в единое мгновение времени, а индивидуальное существование — то же, что существование множества, а микрокосм расширяется в макрокосм. Таков уникальный аспект эстетического опыта[72].

Ониси также предполагает, что югэн, как эстетический опыт суммируется и принимает участие в структурировании мысли и сосредоточения сикан.

Следует учитывать, что стихотворения такого рода являются в интеллек­туальном плане гораздо более утонченными, чем предыдущие произведения японской поэзии. Эта утонченность позволила современникам Тэйка очернять подобные стихи, называя их дарума–ута, что означало такую же затрудненность в их понимании, как и дзэнского учения Бодхидхармы — монаха, по преданию принесшего Дзэн из Индии в Китай[73]. Позже другие японские критики также находили их довольно невнятными либо из–за отличия от чистых, прямых чувств, выраженных в стихах ранних антологий, подобных Манъёсю, или по причине их излишней надуманности, как представлялось критику Сайто Мокити (1882–1953), для которого единственным и важнейшим критерием был современный "реализм"[74].

Такого рода стихи, вероятно, будут возникать и далее, какие бы ругатель­ные ярлыки ни прилагались к словам "интеллектуальный" и "буддийский". Кониси и другие современные ученые признают такое положение вещей и продолжают исследования именно этих аспектов среды в рамках которых появились такие стихотворения и югэн — их эстетическая категория. Одновре­менно, они настаивают на литературной, или поэтической ценности таких стихотворений, что, вероятно, не имеет аналогов в средневековой Японии.

Значение такой поэзии можно усилить, коротко рассмотрев цитированное ранее заслуженно известное стихотворение Сайгё:

Дата добавления: 2015-08-17